"Потерянный ангел" - читать интересную книгу автора (Робардс Карен)

Глава 10

У Сузанны было такое ощущение, что всю жизнь она только тем и занималась, что пекла хлеб. Смешивала, взбивала и пекла. Пекла дважды в день. Ни одной ночи не проходило, чтобы в бадье не поднималось тесто. Прошло всего полчаса, как петух своим криком приветствовал зарю, а она уже стояла на кухне и пекла к ужину хлеб. Утренняя порция уже стояла в маленькой духовке сбоку от огромной печки, занимавшей одну стену кухни почти целиком. Скоро хлеб нужно будет вынимать. Кругом приятно пахло свежей выпечкой.

Остальные члены семьи выйдут к завтраку через час. С этого начинался их день. Так будет продолжаться бесконечно, пока есть Сузанна, которая обо всем позаботится. Только по непонятным причинам ей больше не нравился этот раз и навсегда заведенный порядок. Ее жизнь была добродетельной, заполненной делами, но… но… но что? Она должна быть благодарной, а не роптать. Что с ней такое, почему ей втайне хочется чего-то большего, чем то, что она имеет?

На плите кипела каша. Если полить ее патокой и есть со свежим хлебом и маслом – получится отличная утренняя трапеза. Вместе с сестрами она быстро перемоет посуду и отправится в огород. Сузанне нравилось полоть.

– Мне что-нибудь еще сделать, мисс Сузанна? – Бен вошел через заднюю дверь с охапкой дров, которые потребуются ей для плиты. Он сегодня старался вовсю, и она от души поблагодарила его.

– Ты можешь покормить кур.

– Да, мэм. – Он сложил дрова в корзину и вышел.

Крэддок уже тоже должен был подняться и подоить корову, но Сузанна знала, что этот пьяница не проснется, пока Бен его не разбудит. Крэддок любил поспать почти так же, как и хорошенько выпить, и именно по этой причине ему никогда не удавалось долго удерживаться на одном месте.

От Крэддока мало толку. Бен ненадежен. Они только добавляли забот, взваленных на плечи Сузанны. В последние месяцы она просто падала с ног под грузом проблем. И что же она сделала? Купила работника, чтобы облегчить себе жизнь. Эгоизм чистейшей воды! “А на эгоизме бирка с большой ценой”, как любит говорить отец. Теперь ей придется платить эту цену.

Коннелли. Как только Сузанна вспоминала о нем, ей хотелось провалиться сквозь землю. Вообразить невозможно, что она, не обменявшаяся даже мимолетным кокетливым взглядом ни с одним мужчиной, оказалась полуголой в постели с незнакомым человеком, купленным накануне. Как только Сузанна представляла его руки на своей груди, его колени между ее ног, не говоря уже о его жадных поцелуях, ей становилось плохо.

Когда же она вспоминала, как отозвалось на его ласки ее тело, Сузанне становилось плохо морально.

Ей было страшно посмотреть на себя в зеркало. Она боялась встретиться взглядом с опозоренной, униженной и рассерженной Сузанной. Происшествие с Коннелли вывело ее из себя. Как могли у нее, дочери своего отца, считающейся образцом праведности, вызывающей всеобщее восхищение, появиться такие темные желания? Отец, узнай он об этом (Господи, сделай так, чтобы он никогда не узнал!), сказал бы, что ее искушал дьявол. Но Сузанна знала лучше: она виновата сама.

Однако еще больше ее пугала необходимость общаться с Коннелли, когда тот проснется. При одной только мысли о предстоящей встрече с ним она дрожала от стыда и дикой, бессильной ярости.

Но и продать его нельзя. Сузанна не могла допустить, чтобы он проболтался хотя бы одной живой душе о том, что произошло между ними.

Как она могла попасть в такой переплет? Да потому что упряма как мул, вот как. Грир пытался убедить ее, что она совершает ошибку, покупая этого человека, но разве она слушала?

Если бы дело не касалось ее лично, Сузанна бы рассудила, что все так и должно было случиться. Признаваясь себе в этом, она с такой силой мяла и взбивала тесто, достающее ей до локтей, как будто это было ухмыляющееся лицо Коннелли.

Из зала донесся какой-то звук, и Сузанна оцепенела. Вернее, это был не звук, а внезапная тишина.

Оказывается, она уже привыкла к хрипловатому дыханию Коннелли. Он так рано проснулся? Эта догадка заставила Сузанну сосредоточиться.

Еще раз перевернув тесто, Сузанна закрыла его тряпкой и оставила подниматься. Размеренным шагом, не торопясь, она направилась через холл к двери в зал. На пороге остановилась и, вытирая руки о передник, сделала то, чего ей меньше всего хотелось – взглянула в сторону постели.

Коннелли, приподнявшись на локте, лежа смотрел на нее. Через единственное окно пробивались первые солнечные лучи, неяркий утренний свет наполнял комнату. В этом свете вид у Коннелли был еще более зверский, чем накануне. Ему место на борту пиратского судна или в пивнушке. Он вполне бы мог распевать в пьяном угаре неприличные песенки.

Конечно, она сошла с ума – она не могла реагировать на прикосновения такого человека!

– Воды, – с трудом прохрипел он. Сузанна усилием воли выбросила из головы воспоминания о прошедшей ночи, коротко кивнула, вернулась на кухню и набрала ковшик воды из ведра, стоящего у двери. Затем вошла в зал, осторожно неся ковшик. Не решаясь приблизиться к Коннелли, Сузанна секунду постояла на пороге, но потом все же заставила себя шагнуть вперед.

Если она хочет забыть о прошлой ночи, ей надо вести себя так, как будто ничего не случилось. Пусть внутри у нее все холодеет и замирает, никто не должен знать об этом, кроме нее. Она девушка смелая и хорошо знает, что собака кусает лишь тогда, когда чувствует, что жертва ее боится. Она направится к Коннелли с той же уверенностью, с какой приблизилась бы к злющей собаке.

Чтобы отдать ему ковшик, ей нужно было подойти к кровати. А вдруг он схватит ее? Ерунда! Она задрала подбородок и подошла прямо к Коннелли. Если он останется жить в их доме, а благодаря ее капризу так и будет, она не сможет избегать его вечно. Пусть думает, что она абсолютно спокойна.

– Спасибо. – Он взял ковшик и, закрыв глаза, с жадностью выпил воду.

Машинально она отступила в сторону. Выпив воду, Коннелли открыл глаза и осмотрел ее с головы до ног – от стянутых в пучок волос до закрытого фартуком платья.

– Тебе больше идет с распущенными волосами, – сообщил он.

Сузанна чуть не задохнулась.

– Моя внешность – не твоего ума дело!

– Разумеется. – Коннелли пристально взглянул на нее и протянул ковшик.

Сузанна забрала ковшик, стараясь не касаться мужской руки. Ей не понравилась искорка в серой глубине его глаз. Алчная, жадная. Что-то должно было произойти. Она насторожилась.

– Поесть что-нибудь дашь?

Сузанна не сразу поняла.

– Ну ты и нахал, скажу я тебе, – процедила она сквозь зубы. – Ведешь себя хамски, а потом спокойно просишь поесть! Скажи-ка, а что ты будешь делать, если я предпочту не кормить тебя?

Не отводя взгляда, Коннелли пожал одним плечом. Искорка немного угасла.

– Я и раньше голодал.

Ну что она могла на это сказать? Нельзя же оставить голодным даже такое невозможное существо. Сузанна молча вышла из комнаты. Вернулась она с подносом, на котором были миска с дымящейся кашей, политой патокой, два больших куска хлеба с маслом и кружка со сладким чаем.

– Вот, – сказала она грубовато, ставя поднос рядом с Коннелли на матрас.

Немного чая из кружки выплеснулось на поднос.

– Ты ко мне не присоединишься?

Он поднял на нее глаза, и впервые Сузанне показалось, что он улыбнулся по-человечески. Дразнил он ее, что ли? Если так, то он ошибается, она не находит абсолютно ничего смешного в том, что произошло между ними этой ночью.

– Нет, – резко бросила Сузанна, развернулась и ушла на кухню, где занялась домашними делами, ожидавшими ее. Все надо было переделать за утро, чтобы середину дня провести в церкви, помогая организовать похороны миссис Купер, назначенные на четыре часа, когда спадет самая страшная жара.

– Сузанна!

Она замерла. Не может быть, чтобы у Коннелли хватило нахальства называть ее только по имени,

– Сузанна!

Хватило. Она глубоко вздохнула, чтобы взять себя в руки, и вернулась в зал.

– Я бы съел еще.

– Ты должен обращаться ко мне мисс Сузанна, ты ведь знаешь, – холодно заметила она.

– После всех наших поцелуев? – Коннелли сверкнул зубами. Он снова подшучивал над ней, негодяй!

Сузанна залилась краской. Половник, который она держала в руке, полетел в голову шутника. Она метнула его, как топор, желая расколоть голову Коннелли, как полено. Он увернулся, откинулся назад и взвыл, упав на спину. Половник, не причинив ему никакого вреда, ударился о стену всего дюймах в шести от цели и с грохотом упал на пол. Увертываясь, Коннелли свалил поднос, который с таким же грохотом свалился рядом с половником.

– Давай мы с тобой сразу договоримся, – заявила Сузанна, не обращая внимания ни на перевернутый поднос, ни на стонущего Коннелли, который уже перевернулся на бок. – Если ты зайдешь слишком далеко, я тебя продам, а там ври что хочешь.

Сурово отчеканив каждое слово, она повернулась и вышла из комнаты. Наливая воду в чайник, Сузанна заметила, что руки ее дрожат. Каша давно сварилась, хлеб вынут из духовки и порезан. Завтрак стоит на столе. Пора будить остальных, но сначала следует успокоиться. Не надо показывать сестрам и отцу, что она расстроена. Они немедленно начнут задавать вопросы. Повернувшись, Сузанна едва не выронила чайник. В дверях, прислонившись к притолоке, стоял Коннелли. В руках он держал поднос с миской, кружкой и половником. Он наблюдал за ней с непонятным вниманием. Его волосы стояли дыбом. Борода свисала уродливыми клочками. Коннелли был высок, строен и выглядел сейчас почти так же грозно, как накануне на помосте. Исключением была одна маленькая деталь, а именно – его одеяние. Тесная ночная рубашка отца не доставала Коннелли до колен, и Сузанна могла различить под ней очертания бинтов, которыми она обмотала его грудь. В секунду оценив всю ситуацию, она с ужасом уставилась ему в лицо.

– Ты не можешь разгуливать в таком виде!

– Я принес тебе поднос, – его тон был вполне миролюбивым.

– Тебе не следовало вставать с постели.

Сузанна поставила чайник на место и взяла поднос. Кладя посуду в таз для мытья, она заметила, что миска выглядит так, будто ее вылизали. В другой раз это растрогало бы Сузанну, но сейчас чувство сострадания оставило ее.

Когда она обернулась, Коннелли все еще торчал в дверях и следил за ней.

– Ты что, не наелся? – нехотя спросила Сузанна и сама не поверила, что произнесла эти слова.

Ей безразлично, сыт Коннелли или нет! Более того, пусть поголодает, ей даже понравилась эта мысль.

Нет, неправда. Худшая приземленная часть ее существа еще могла превратить голод в способ расплаты за унижение, но другая ее часть, истинная (все же она дочь своего отца) заставила предложить пищу голодному.

– Я бы поел.

Сузанна молча наполнила миску, полила кашу патокой и плюхнула на стол.

– Тогда садись и ешь, – коротко сказала она, наливая в кружку чай и также ставя на стол.

– Вы добрая женщина, Суз… мисс Сузанна, – отозвался он, и она побелела от ярости, разглядев усмешку, прикрытую бородой.

– Нет, – четко выговорила она, останавливаясь перед ним и складывая руки на груди. – Вовсе нет. Ты должен знать, что в эту минуту я борюсь со страстным желанием треснуть тебя по голове чугунной сковородкой.

Он на мгновение перестал есть и с интересом воззрился на нее.

– В самом деле?

– Да.

– Вот как, – спокойно заметил он, – значит, дама с характером. Мне даже нравится. – И продолжил есть.

Сузанна вся кипела. Но тут в кухню вошел Бен и не дал ей взорваться.

– Я покормил кур, – сообщил он и замер, заметив Коннелли. – Значит, вы встали, – обратился к нему парень.

– Как видишь.

– Я помогал вас вносить.

– А… – произнес Коннелли, снова глядя на Сузанну, – а то я все думал, как вам это удалось.

– Коннелли, это Бен Траверс. Он будет помогать тебе на ферме, – сухо представила их Сузанна и сразу же принялась снимать с плиты котелок с кашей.

– Всем доброе утро. – Голос вошедшего в кухню отца заставил Сузанну вздрогнуть, и каша выплеснулась ей на руку. Поморщившись, она поставила котелок и вытерла руку полотенцем.

Ожог оказался не сильным, рука лишь немного покраснела, но этого бы не случилось, если бы она не вздрогнула. А вздрогнула она потому, что чувствовала себя виноватой за вчерашнюю ночь и еще за то, что сейчас находится в обществе Коннелли. Оставалось надеяться, что отец не заметит покрасневших щек и смущенного взгляда.

– Доброе утро, па, – сказала она угрюмо.

Он опустился на свое привычное место во главе стола. Преподобный отец Редмон был полностью в черном, как и полагалось ему по сану. Он улыбнулся Коннелли своей ласковой улыбкой, совершенно не обратив внимания на его бандитский вид.

– Вы, верно, гм… – Священник замолчал, пытаясь вспомнить имя.

– Айан Коннелли.

– Добро пожаловать, мистер Коннелли. Я – отец Джон Редмон. Надеюсь, вы скоро почувствуете себя здесь как дома.

Коннелли на мгновение прищурился, как будто заподозрил, что отец Сузанны издевается над ним. Но что-то, скорее всего сияющие карие глаза старика, убедили его, что преподобный отец Редмон говорит совершенно серьезно.

– Благодарю вас, сэр.

Сузанна и не подозревала, что Коннелли способен говорить так вежливо. От удивления она чуть было не открыла рот. Но отцу явно понравился ответ, и тут Сузанна сообразила, что этот бандит куда умнее, чем она думала. Он меняет манеры в соответствии с ситуацией.

– Девочки встали? – натянуто спросила она отца.

– Они там шевелились, когда я спускался.

– Тогда я их потороплю, – сообщила она и выскочила из кухни. Когда Сузанна вернулась, заручившись обещанием сестер появиться через две минуты, то с облегчением увидела, что отец завтракает один.

Он, видно, сообразил, о чем она думала, когда быстро оглядывала кухню, и ответил на невысказанный вопрос:

– Бен пошел за Крэддоком, а я отправил нашего нового работника назад в постель, хотя он и уверял меня, что уже может работать. Но я сказал, что пусть он лучше отдохнет несколько дней и наберется сил. Он мне понравился, Сузанна. Ты, как всегда, приняла правильное решение.

– Приятно, что ты так думаешь, – ответила Сузанна, не зная, радоваться ей или огорчаться, что отец настолько обманулся.

Но тут пришли Бен с Крэддоком, спустились со второго этажа Сара Джейн, Эмили (Эмили сообщила, что Мэнди заканчивает причесываться и придет через несколько минут), и опять привычные хлопоты закружили Сузанну. Поэтому у нее не осталось времени беспокоиться насчет нового работника.