Рясной ИльяНаше дело - табак

Илья Рясной

Наше дело - табак

Часть I

УБИЙЦУ ЗАКАЗЫВАЛИ?

Глава 1 СКАЛЬП ВРАГА

Ветер колол лицо холодными тонкими иголками дождя. Николай Иванович Сорока поежился. Этот мелкий, противный дождь и упругий, настырный, продирающийся сквозь тонкий французский плащ от Кардена ветер привели его в чувство.

- Спокойно, - произнес он. Слово это относилось вовсе не к дождю, а к нему самому, генеральному директору товарищества с ограниченной ответственностью "Квадро".

Сорока прислонился к только что со стуком закрывшейся за ним металлической двери подъезда. Он вытащил пачку, выщелкнул одну сигарету, щелкнул зажигалкой "Ронсон".

Огонек сигареты подрагивал в такт дрожащим пальцам. Эта противная мелкая дрожь в руках раз в несколько лет атаковывала директора, и справиться с ней не могли ни медикаменты, ни народные средства. Так пробивалось наружу огромное нервное напряжение, от которого все каменело и холодело внутри. Первый раз расшалились нервы пятнадцать лет назад. Тогда в цеху, которым руководил идущий резко вверх, делающий стремительную карьеру Сорока, рванул паровой котел и пострадало пять человек. По настрою комиссии получалось, что кругом виноват не кто иной, как начальник цеха, в связи с чем перспективы для него открывались безрадостные. Однако тогда он отделался легко - строгачом по партийной линии с занесением в личное дело...

Сорока усмехнулся. Строгач по партийной линии. Действительно смешно. Но такие были времена, когда руки дрожали от одной мысли о партийном взыскании. А сейчас от чего они дрожат? От сознания, что ты влез в такую аферу, запустил в оборот такие деньги, что при неудаче взыскание будет похуже...

Он поежился от нового порыва ветра. На миг стало до боли жаль себя. Ему позавчера стукнул полтинник, но он не ощущал этих лет. Ведь, как и в молодости, казалось, что впереди вечность. Только сейчас в отличие от тех небогатых времен у него были деньги, послушные женщины, дорогие автомобили, дом - полная чаша. Он достиг многого. И не собирался отступать, отдавать что-либо. Еще не так давно ему было плевать и на годы, и на все вокруг, он был в целом доволен собой и шел легко вперед... Пока однажды не возникло ощущение, что настала пора, когда расхожая житейская истина, что за все в жизни надо платить, вдруг грозит обернуться черной реальностью.

Его уже неделю болезненно глодали дурные предчувствия. Правда, душевное беспокойство у него возникло, еще когда только было заключено то чертово соглашение. Подписавшись на это дело, он вдруг ощутил, что увязает в болоте. И постепенно начал осознавать, что из этого болота ему не выбраться, подобно барону Мюнхгаузену, потянув себя за косичку. Обычно эти мысли одолевали его ночами, в часы бессонницы, однако рассвет гнал их прочь... Но теперь и яркое полуденное солнце не могло разогнать сгущающуюся в его душе темень, потому что самые худшие опасения начинали оправдываться. Пришло время что-то решать. И ценой этого решения может стать все, чего он достиг.

Сорока снова глубоко затянулся. Провел ладонью по щеке, размазывая капельки дождя. Огонек сигареты все дрожал. Директор "Квадро" с досадой отбросил сигарету прочь.

Хватит ныть! Даже наедине с собой нельзя пускать нюни! Надо действовать. Да, пора принимать меры. В конце концов, он же не жалкий лох, не мальчишка, которого можно вот так просто взять и продинамить.

Распрямившись, Сорока посмотрел на платиновые часы за пять тысяч долларов, выглядевшие на запястье ничуть не лучше часиков за двести рублей и время показывающие ничуть не точнее. Одиннадцать пятнадцать. Ночь уже скоро. Он обещал быть сегодня у Насти - хоть днем, хоть ночью. И она ждет. Все правильно, любовница, которая стоит таких денег, обязана ждать.

Сорока тряхнул головой и энергичным шагом направился к стоянке перед домом, где оставил свой новенький пятидверный, с пяти ступенчатой автоматической коробкой передач "Мицубиси-Паджеро-3". Он купил эту машину три месяца назад за шестьдесят тысяч долларов и радовался приобретению как ребенок. Сейчас его не радовало ничего.

Двор крепкого немецкого дома из красного кирпича зарос еще довоенными деревьями со следами осколков и пуль. За стоянкой шли кусты и забор, огораживающий стройку - азербайджанская диаспора возводила фешенебельный магазин мебели. Ни одного человека сейчас во дворе не было. Последний собачник торопливо, скрываясь от непогоды, завел своего буль-мастино в первый подъезд.

Сорока вытащил тяжелую связку. Чего в ней только не было - ключи и от офиса, и от двух квартир, и от машины. Каждый из этих ключей означал какое-то достижение в жизни, веху, приобретение. Нажатием на кнопку брелока он отключил противоугонку. Щелкнули замки, машина оживала, готовая, негромко взревев сильным двигателем, устремиться сквозь непогоду к нужной хозяину цели, как верный конь. Директор "Квадро" коснулся ладонью холодной влажной хромированной ручки. И тут ощутил затылком холод.

Он резко обернулся, сжав в руке связку ключей. И увидел высокую, атлетическую фигуру, тесно затянутую в черную куртку. На голове незнакомца была вязаная шапочка.

- Ты уже приехал, папаша, - услышал Сорока насмешливый голос.

Атлет держал руку за пазухой, и нетрудно было догадаться, что там пистолет, скорее всего с глушителем. Оружие он сбросит тут же, использовав по назначению. Киллеры в последнее время без малейшего сожаления скидывают стволы - их стоимость входит в стоимость заказа.

Внутри у Сороки все подвело, в животе образовалась пустота, и по ногам будто ударило током. А потом пустоту заполнила волна ярости. Директор неожиданно резко швырнул тяжелую связку ключей в лицо киллера. Связка нашла свою цель - со стуком врезалась в лоб, острый край массивного ребристого ключа от сейфа расцарапал бровь. От неожиданности киллер отступил на шаг, зацепился за вросший в землю кусок арматуры, взмахнул руками и упал.

Вот он, шанс! И Сорока собирался его использовать. Он ринулся прочь. От подъезда его отделяло метров двадцать, и он был уверен, что успеет преодолеть их, пока киллер придет в себя от неожиданности и начнет палить.

И тут загрохотал гром. Прокатился по всему телу Сороки. Что-то резко, безболезненно вдавило в спину. И директор "Квадро" вдруг понял, что не властен над своим телом. Он бежал, но не мог удержаться на ногах, ставших чужими. Мокрый асфальт с отблесками в луже бледного фонаря приближался...

Стрелял в него второй убийца - невысокий, кряжистый плотный, весь какой-то квадратный, похожий на крепкого, энергичного кабанчика, до того скрывавшийся в кустах у забора. Он пользовался обычным, без глушителя "ТТ" "желтой" сборки таким же одноразовым орудием, как пластиковый шприц.

Кабан подскочил к упавшему Сороке и, довольно оскалившись, сделал два контрольных выстрела. Все, теперь жертву не оживит ни один реаниматор на свете. Работа сделана.

Через несколько минут убийцы уже сдирали шапочки и переодевали куртки в машине.

- То, что ты урод, тебе в детстве не говорили? - грубо бросил Кабан.

- Ну ты чего? - обиделся атлет.

- Ты бы с ним еще о погоде поговорил.

- Ну как-то так получилось, - оправдывался атлет.

- Не можешь в человека шмальнуть без того, чтобы с ним лясы поточить?

-Да как-то...

- Чмо ты позорное!.. Наше дело маленькое - пришел, увидел, завалил... А тебе бы базар наводить. - Кабан сдернул машину с места. - Наказать бы тебя... Да ладно, живи.

- Слышь, это... - Худощавый сглотнул комок в горле. - Ну, не повторится больше.

- Знаю... - Лицо Кабана вдруг перекосила нервная судорога, которую очень отдаленно можно было принять за улыбку. - А все-таки загасили мы его, гниду! Загасили!

В этом возгласе было ликование победы. С таким же ликованием в древние времена сдирали с врагов скальпы или отрезали головы, чтобы привязать к седлу. Да, для Кабана это была не первая голова врага... И не последняя...

Глава 2 МАРИМАНЫ

Одно дело слышать о каких-то стихийных бедствиях, даже смотреть их по телевизору, и совсем другое - ощутить на собственной шкуре. А для российских моряков пострашнее штормов, ураганов и тайфунов была сплоченная боевая команда Александра Ана по кличке Кореец.

Из двадцати возвращающихся в родные края членов команды тунцеловного судна "Север" еще ни один не попадал в крепкие дружеские объятия подручных Корейца, а потому морские волки воспринимали россказни об этом процветающем бизнесе как вещь хоть и вполне вероятную, но к ним лично не относящуюся. Да, доходили слухи, что комитет по встрече ждет нередко мариманов прямо у трапа самолета. Но когда "А-300", следовавший из испанского Санта-Круса, застыл на бетоне варшавского аэропорта, выяснилось, что там все тихо. В здании аэропорта из встречающих был только представитель Полесской базы тралового флота. Он в темпе порешал с экипажем вопросы, проводил людей в автобус и как-то поспешно распрощался.

- До дома, до хаты, - воскликнул довольный старший механик, забрасывая свои пожитки в багажник "Икаруса", который должен был доставить мариманов из Варшавы в Полесск. Оттуда, получив деньги, уладив дела, связанные с множеством разных выплат и льгот, команда "Севера" разлетится по всей России, и члены ее будут ждать очередного рейса, скорее всего на другом судне и неизвестно под каким флагом.

- Еще не доехали, - буркнул вечно ворчащий здоровяк боцман.

- Доедем, - заверил старший механик. И оказался не совсем прав... Тормознули их в полусотне километров от Варшавы. Белый облупившийся фургончик и зеленый "Москвич" просто перекрыли дорогу, а когда "Икарус" остановился, в салон тяжело, так что автобус качнуло, протопали двое "гиппопотамов" явно кавказской наружности.

- Гамарджоба, генацвале, - радушно улыбнулся один. - С приездом.

- Давно ждем. - Второй поглаживал толстыми пальцами ствол чешского пистолета-пулемета "скорпион" - одной из излюбленных машинок киллеров на постсоветском пространстве и в странах бывшего социалистического лагеря.

- Мужики, вы нас с кем-то спутали, - завопил старший механик, прикидывающий, холодея внутри, найдут эти бандюги или нет доллары, пришитые к брючине. - Мы не челночники.

- Кто такой челночник? Зачем нам какой-то барыга? - обиделся главный "гиппопотам". - Я моряк люблю. Посидеть, разговор про море говорить. Вина выпить. - Улыбка на его жирном, с крупными чертами лице (самой крупной чертой был истинно кавказский шнобель) становилась все шире. - В гости приглашаю... Трогай, братишка, вон за той машиной, - велел он перепуганному водителю, кивая на начавший движение фургон.

- Да вы чего, охренели?! - возмутился молодой и горячий матросик.

- Зачем кричишь? - удивился "гиппопотам". - Будешь кричать - стрелять буду. Убивать буду. Ты мой гость. Не хочу гостя убивать, - изложил просто и доходчиво он свои намерения, передергивая затвор "скорпиона" и целясь в лоб вдруг сразу как-то обмякшему и растерявшему боевой задор матросику. - Ничего плохого не будет. Стол накрыт. Ужин готов.

..."Гиппопотам" не обманул. Действительно, стол был накрыт в ресторанчике на первом этаже двухэтажной гостиницы, затерявшейся на таком отшибе, что вокруг в пределах видимости ни одного дома не было - одни поля, полоска леса да уходящие вдаль, напоминающие динозавров опоры высоковольтной линии элекгропередач - части некогда единой энергетической системы СЭВ. Длинный банкетный стол украшала обильная закуска, водки - залейся, Хлебосольство тут царило не польское, а русское, ближе к грузинскому. Впрочем, и самих поляков здесь не было. Одни русские, кавказские и прибалтийские морды, лучащиеся доброжелательностью, совсем как бультерьеры, которым пока сказали не кушать дядю, а немного подождать. Мариманов провели к столу.

- Да не хочу я жрать! - бузил все тот же горячий матросик.

- Тогда просто так посидишь, - сказал "гиппопотам". - Послушаешь, что люди умные скажут... И не испытывай мой нерв. Он тонкий...

Два светловолосых битюга, похожие на прибалтов, с набитыми по-каратистски кулаками заняли позиции в креслах у входа, демонстративно держа оружие на коленях, еще парочка дежурила в машине. За стол присел один из "гиппопотамов". После этого в ресторанчик зашел седовласый, приятной наружности, с загадочной тонкогубой улыбкой человек в добротном костюме. Его внешность слегка портили обильные татуировки на руках, говорившие о том, что прошлое у него было бурным и с уголовным кодексом седой имел серьезные разногласия.

- Рад приветствовать героев, - насмешливо произнес он и поднял поднесенную "гиппопотамом" рюмку с кристально чистой московской водкой. - За ваше возвращение.

- Э, - кто-то попробовал начать базар.

- У нас хозяев не обижают, - укоризненно покачал головой седой. Опрокинув стопку, он крякнул с удовольствием, оглядел, прищурившись, присутствующих.

- Гадом буду, отравленная, - вздохнул боцман, но стопку без задержек отправил по назначению.

- Итак, господа, уже по культурному обращению вы можете судить, что попали не в лапы к каким-то отмороженным, чура не знающим бандюгам. А попали вы в гости к людям приличным... Мы не бандиты, а бизнесмены. И я без эмоций, по-деловому хочу обсудить с вами условия вашего спокойного возвращения на родину.

- Какие такие условия? - возмутился старший механик, про себя покрывая матюгами капитана судна и старшего помощника, которые, видимо, не понаслышке зная, чем дело закончится, дунули домой через Барселону и Москву.

- Условия справедливые и необременительные. - Речь у седого текла гладко. Заметно было, что говорил он такое не в первый раз и роль ему эта по душе. - На ваши трудовые заработки никто не покушается. Но есть мудрое и верное по жизни слово - делись. Делиться придется... По полторы тысячи долларов с каждого - это по-божески.

- Что?! - завопил раненым зверем боцман, который расписал в уме заработанные деньги до копейки - сколько на поправку деревенского дома, сколько на возведение новой баньки, сколько детишкам на молочишко. И в этом списке расходов жадный седой мерзавец никак не фигурировал.

- Много? - деланно удивился седой. - Это меньше вашей месячной зарплаты. А в море вы год, так что для вас это безделица. А сколько хороших людей в России, можно сказать, с голоду пухнут. Кризис, понимаете.

- Ага, а вы группа малоимущих? - крикнул неугомонный матросик.

- Мы что, будем спорить и портить отношения? - Тонкогубая улыбка седого стала змеиной.

- А если будем?

Седой пожал плечами и кивнул "гиппопотаму". Тот был ближе к матросику и резко рванулся вперед, сорвал несговорчивого паренька со стула, опрокинул на лол, придавил к паркету, упер в лоб ствол "скорпиона" и злобно прорычал, обдавая жертву бактериологическим дыханием изо рта:

- Затрахал! Убью, проститутка!

Кто-то из мариманов, привыкший к кабацким заварухам, попробовал вскочить, и здоровяк в кресле у выхода взмахнул автоматом. Прогрохотал выстрел. Пуля чиркнула в потолок, пошла рикошетом и впилась в деревянную панель на стене.

- Сидеть, фраера дешевые! Тут не шутки шутят! - гаркнул седой хозяин застолья. - На куски искромсаем!

Когда все успокоились, он в том же вежливом русле продолжил:

- Братки, вы поймите одно - платить придется. Так уж заведено. Оно вам дешевле встанет... Не захотите... Мы же вас даже мордовать и убивать не будем. Просто все документы отнимем, и посчитайте, в какую копеечку вам тогда ваше возвращение влетит. Так что будем договариваться.

- А у кого нет таких денег? - спросил боцман, успевший подальше спрятать доллары.

- Это плохо, - озабоченно побарабанил пальцами по столу седой.

- Нет бабок, - завелся боцман. - Мы пустые. Все на счетах. Только по прибытии и можем получить.

- Это затрудняет дело... Но не особенно... Вы про машины не забыли?

- Про какие машины? - завопили матросики.

- Про льготные, братишки. Про льготные...

Глава 3 МЕСТО ПРОИСШЕСТВИЯ

- Машину выслали? - спросил устало Ушаков.

- Да. Уже вышла.

- Хорошо, - кивнул Ушаков, хотя ничего для себя хорошего в этой повторяющейся из месяца в месяц, из года в год ситуации не видел.

Дежурная машина вышла. Сейчас она несется по засыпающему городу, распугивая мигалкой скучающих на панели шлюх. Через десять минут она остановится во дворе, а Ушаков, поприветствовав водителя и поежившись от забирающегося под воротник дождя, сядет на переднее сиденье. И будет гонка по ночному городу. Будет перемигивание проблесковых сигналов милицейских машин на месте происшествия. Будет неподвижное скрючившееся тело в фарах патрульного "уазика". Сколько раз все это видано? Когда тебе сорок пять лет и из них двадцать ты на оперработе, подсчитать сложно. Очень много. Из недели в неделю, из года в год. Расстрелянные, удушенные, отравленные, нашедшие свою смерть в подвалах, на блатхатах, улицах, чердаках люди. И необходимость искать тех, кто с ножом, пистолетом, ядом, из корысти, мести, в пьяном угаре или вообще непонятно из-за чего забрал чужую жизнь. И никакого дела нет никому, что ты устал, что после отпуска, а это уже полгода, у тебя не было ни одного выходного, что тебе хочется послать всех к чертовой матери и просто завалиться дома на диван и не вставать неделю. Нет, не выйдет! Ты обязан подавать пример, быть самым энергичным, напористым, моментально схватывать самую суть и давать только действительно ценные указания, принимать исключительно правильные решения. Потому что ты начальник уголовного розыска Полесской области. Но не просто начальник уголовного розыска, а полковник Ушаков, человек, которого знает и боится каждая позорная псина в этой части русской земли. И ты просто не имеешь права уронить лицо.

Ушаков натянул на себя синий старомодный плащ, поправил его перед зеркалом. Пригладил усы. Усмехнулся. В принципе, он еще выглядит ничего, хоть и жизнью замотанный, и под глазами тени пролегли. Рост метр восемьдесят пять, сухощавый, лицо немножко вытянутое по-лошадиному, но женщинам нравится. И усы сколько он их уже таскает- кажется, двадцать пять лет. Прекрасные пышные черные усы, которые требуют ежедневного ухода.

На месте происшествия, во дворе старого, с островерхой крышей и давно ставшими ненужными трубами печного отопления немецкого дома уже работала опергруппа. Следователя прокуратуры и судмедэксперта уже успели вытащить из теплых квартир. Заместитель начальника областного розыска, обладатель фигуры слегка заплывшего жиром штангиста-тяжеловеса полковник Гринев тоже был здесь. Он умудрялся всегда успевать первым на места происшествий, движимый каким-то спортивным интересом, а еще стремлением потом изводить подчиненных упреками, что те всюду вечно опаздывают.

- Что, правда Сорока? - Ушаков подошел к своему заместителю.

- Он, валет табачный. Еще один, - громко хохотнул Гринев, глядя на труп, возле которого судмедэксперт, присев на колено, говорил что-то в диктофон.

- Табачная война, - сказал Ушаков.

- Ну да, - кивнул Гринев. - Еще одного зазевавшегося мимоходом волки сжевали.

- Второй за этот год.

- Но не последний, - еще беззаботнее хохотнул Гринев.

- Накликаешь, - поморщился Ушаков.

- Ты думаешь, мне сколько-нибудь их, сволочей, жалко?

- Вряд ли.

- Чем их меньше, тем нам лучше. Знаешь, если бы не моя правопослушность, я бы их сам валил.

- Верю, - вздохнул начальник уголовного розыска. Ему стало грустно. Ушаков знал Николая Ивановича Сороку, еще когда тот был начальником передового цеха завода металлоконструкций и про него писали хвалебные статьи в рубрике "Правофланговые" в "Правде Полесска". Неплохой был мужик...

- Будем раскрывать, - сказал Ушаков.

- А что, и раскроем, - бодро, с некоторым излишним энтузиазмом заверил Гринев, отвечавший за борьбу с умышленными убийствами и лучше, чем кто другой, знавший, сколько убийств табачных дельцов зависло в последние два года. - Куда мы денемся.

- Пора уже раскрывать, - сказал Ушаков. - Надо браться за них всерьез.

Кто хорошо знал Адмирала - так кликали в области полковника Ушакова, тот прекрасно представлял, что если этот человек определил для себя цель, то достигнет ее обязательно.

- Наша возьмет, - произнес Ушаков негромко, и в его словах звучал вызов.

Глава 4 БОЛЬШОЙ КИДОК

Арнольд Колпашин нежился в ванне с гидромассажем и множеством электронных выкрутасов типа компьютера с голосовой индикацией на русском языке. Это чудо бытовой техники он оборудовал на первом этаже своего недавно отремонтированного в лучших новорусских евроремонтных традициях старого немецкого особняка. Один из его знакомых умудрился поставить такую ванну на втором этаже, и кончилось тем, что она рухнула вместе с потолком - хорошо, что никого не зашибла.

Арнольд знал толк в водных процедурах. В жизни, конечно, предостаточно удовольствий, но что может сравниться с хорошей гидромассажной ванной? Или с доброй русской банькой? Раки покрупнее или, на худой конец, креветки, пивко холодное, только не немецкое или голландское, а наше отечественное, лучше разливное, хотя хорошего разливного в последнее время днем с огнем не сыщешь, и русская баня - вот он, предел мечтаний.

Под тугими теплыми струями он расслабился и впал в состояние, сравнимое с нирваной. Сознание плыло по волнам, и ему было хорошо. И страшно не хотелось возвращаться к заботам, к тысячам вопросов, которые нужно решать в офисе, к переговорам с мелкими поставщиками и к тяжелой беседе, которую предстоит провести с наглеющим таможенником. Таможня хочет иметь все больше, делая все меньше, но Арнольд на нее не обижался - это желание всех паразитов на земле. А такая вещь, как окно в границе, да еще надежное и прочное, считай, стеклопакет, стоит очень дорого.

Наконец, решив, что с него достаточно, Арнольд начал постепенно возвращаться к действительности. Напоследок ополоснулся холодной водой, пофыркал, растер докрасна свою мускулистую, хотя и начинающую, как у всех бывших спортсменов, заплывать жирком фигуру, и отправился на кухню. Там колдовала Лена, как какой-нибудь оператор системы управления на главном пульте электростанции, переключаясь от миксера к тостеру, от тостера к микроволновке с дистанционным управлением. Для нее этот процесс мог сравниться разве только с удовольствием от постельных ласк. Арнольд однажды предложил ей нанять прислугу, чтобы готовила и за домом следила, но это предложение было с негодованием отвергнуто.

- Готово, - пропела она, и Арнольд, проходя, впился ей в плечо зубами.

- У-р-р, - утробно заурчал он при этом.

- Откусишь! - воскликнула она.

- Муж я или не муж? - с напускной суровостью произнес он.

- Муж, муж.

- Во, и паспорт могу показать. - Он сграбастал ее в объятия и укусил еще крепче, так что она взвизгнула. - Уйди, дурак! Я тут ему готовлю, а он...

- Кусается... Все правильно. В нашем деле зубы остфые нужны.

- И ты на мне их тренируешь.

- Это чтобы далеко не ходить...

Он сел за стол. На красивом фарфоровом итальянском блюде уже были разложены бутербродики с черной икрой, карбонатом. Готовился еще омлет и тосты с сыром. Арнольд знал, что если с утра хорошо не подкрепиться, то весь день будешь чувствовать себя в чем-то обделенным. Чтобы быть в форме, он должен быть прежде всего сытым и довольным жизнью. Голодный человек - человек злой. А злым деньги не идут.

Он плюхнулся на мягкое кожаное синее сиденье уголка, прижмурился - в окно светило яркое солнце. Погода -как по волшебству изменилась. Еще ночью хлестал мелкий, противный дождь, ветер раскачивал деревья и было зябко, мерзко, даром что весна. А теперь светит солнце и, в общем-то, все отлично.

- Как ты сегодня? - спросила Лена.

- День сумасшедший. С утра надо к Дону Педро.

Лена скривила губы, демонстрируя свое отношение к Петру Смагину, директору ТОО "Локс", приятелю и компаньону мужа. Кличку Дон Педро он получил благодаря тому, что своим статным видом и смуглым лицом, а также черными усами походил на героя-любовника из латиноамериканских сериалов. Был он скользок, хитер, и у Лены вызывал чувство брезгливости.

- Ты ему как накаркала, - сказал Арнольд. - У него неприятности с таможней. Приличную партию цигарок арестовали.

- И не жалко.

- Да. Только он наш компаньон. - Арнольд запихнул в рот бутербродик с паюсной икоркой.

- Такие компаньоны до добра не доведут...

- Отлично, - оценил Арнольд бутербродик, потом протянул руку, сграбастал пульт и включил небольшой телевизор "Филипс", подвешенный на подставке под потолком в углу. И сразу же, как подгадал, нарвался на убойную новость.

- Сегодня ночью застрелен пятидесятилетний генеральный директор ТОО "Квадро" Николай Сорока, - вещал унылый, как закоренелый грешник на исповеди у ксендза, диктор местной телепрограммы "Берег". - Наши источники в УВД полагают, что это очередное заказное убийство из серии убийств по табачным делам.

- Ой! - вскрикнула Лена, и поднос с поджаренными хлебцами едва не выпал из ее рук. - Николай Иванович!

- Мать твою! - Арнольд прищелкнул языком. - Картина Репина "Приплыли"...

На экране замелькали кадры - дом, где проживал Сорока, его новый, гладкий, благородный и черный, как рояль, "Мицубиси-Паджеро".

- Ой, что сейчас с Катькой! - всплеснула Лена руками, обессиленно присаживаясь на табуретку. В ее глазах застыл ужас. Тот ужас после злосчастного взрыва самодельного устройства в последнее время немножко отступил, но возвращения его Арнольд боялся. Это значило, что опять будут транквилизаторы, бессонница, упреки.

- С Катькой, - горько усмехнулся он. - Что сейчас с мужиками!

- С кем?

- Ох, лучше не напоминай...

Тут послышался телефонный звонок. Недолго ждали. Можно представить, как в эти минуты обрывают провода телефонов, настукивают номера на мобильниках. Весь сигаретный бомонд сейчас гудит встревоженным ульем.

- Здравствуй, - послышался в трубке голос старого приятеля и компаньона Казимира Сапковского по кличке Плут. Кличку эту он заработал честно.

-О, давно не видались, - хмыкнул Арнольд. - Чего голос грустный? Телевизора насмотрелся?

- Насмотрелся.

- Хорошо мы погорели.

- На семьдесят тысяч зелени с общака нашей родной фирмы, - взволнованно воскликнул Плут.

- А ты сам? - спросил Арнольд. - Только не говори мне, что свои деньги в проект не вливал.

- Вливал.

- Сколько?

- Под семьдесят.

- Ну, это ты переживешь.

-А ты?

- Мой тридцатник, - сказал Арнольд, и в его голосе ощущалась не свойственная моменту легкость: действительно, чего горевать, если погорел на тридцать тысяч долларов, тогда как лучший кореш погорел на семьдесят, а на сколько погорели другие кореша, вообще приятно представить. - Я человек осторожный.

- Осторожный. Ты же еврей натуральный! - воскликнул Плут. - Всегда в выигрыше.

- Все сказал?

- Ладно, Арнольд, не обращай внимания...

- Вообще-то, кто из нас еврей, можно поспорить, Казимирчик.

- Ну, завелся, как двигатель моего "Ягуара" - с полоборота, - с досадой произнес Плут. - Пропустим. Что-то с соображалкой туго у меня... Блин, семьдесят. И еще общак на сто.

- Последние деньги?

- Это почти сто зеленью! Ты понимаешь...

- Понимаю...

- Арнольд, вот что... Надо встретиться. Втроем. Ты, я и Глушак. Он тоже пострадавший. И влетел, думаю, больше всех нас.

- Ox, от него только шум, - поморщился Арнольд.

- Пора мириться нам всем. И вместе бороться. Или я не прав?

- Поглядим, - без особого воодушевления произнес Арнольд, отлично помнивший, как рассыпалась фирма "Восток", как разошлись они с Глушаком. Разве забудешь, если до сих пор справа ноют сломанные ребра.

- Надо людям прощать, - сказал Плут. - Тем более действительно, влезли мы в эту историю все втроем. И разгребать надо попытаться тоже сообща...

- Хорошо. Забиваем стрелочку. Ты организуй, Плут. Я с Глушаком сам говорить не хочу. Неправильно поймет.

- Да все он поймет правильно. Он хоть и с придурью, но когда надо - все понимает.

- Решили, - кивнул Арнольд.

Он отключил радиотелефон и протянул черную трубку Лене.

Глава 5 ДОНОС

- Нет, ты посмотри, что гамадрилы творят! - Полковник Гринев хлопнул волосатой ручищей по газете с такой силой, что если бы этот удар достался субтильному редактору газеты "Трезвый взор", то отправил бы его в реанимацию.

- Опять тебя поминают? - с усмешкой поинтересовался Ушаков.

- Ничего, - потряс пальцем Гринев, и очки его яростно сверкнули, поймав из окна солнечный зайчик. - Завтра же будет еще один иск в суд. Я этот голубой бордель прикрою! Я ему устрою!

Война эта шла уже не первый год. Но в последние месяцы обе стороны растеряли остатки приличий. Эдуард Зарецкий, тридцатипятилетний неопрятный очкарик - главный редактор "Трезвого взора", газеты желтее желтухи и ведущий примерно такой же направленности и качества телепередачи "Горизонт" на областном телевидении а заодно депутат областного собрания и самый известный голубой в городе, сцепился не на жизнь, а на смерть с Гриневым. Конфликт давно перерос рамки обычного выяснения отношений между журналистами и представителями власти. Сыщик и редактор ненавидели друг друга отчаянно. А чему удивляться? Один втихаря подкрашивал перед зеркалом губы, строчил развязные статьи по заказу криминалитета и сделал свою газету рупором местной братвы, при этом был страшно жаден до денег и стыд свой растерял в таком далеком детстве, что ныне не мог и вспомнить, что это слово означает, а кроме -того, любил себя прямо космической любовью, с болезненной мнительностью следил за своим здоровьем. Другой был кобелем в лучшем смысле этого слова, в прошлом девушки падали ему в объятия одна за другой, но форму не растерял и до сих пор. И всю свою жизнь "давил сволочь", как сам выражался, жил впроголодь, на нищенскую милицейскую зарплату и не жалел ни себя, ни других. Так что понятно, почему их трясло при виде друг Друга.

Эта война давно стала забавой для всей области. В интервью по телевизору Гринев рычал, что голубые в городе жить спокойно не будут, даже если они и депутаты. А Зарецкий в каждом номере перечислял замученных Гриневым невинных людей.

- "Убийца в серой шинели", - процитировал Гринев, снова хлопнув ладонью по газете.

- Это про тебя? - спросил начальник уголовного розыска.

- А про кого еще?

На этот раз Гриневу припомнили, как пять лет назад он застрелил при задержании рэкетира Мишаню Косого, державшего в ежовых рукавицах весь Ленинский район и. пытавшего бизнесменов в сырых подвалах.

- Оказывается, тот гад был ангелом небесным, а я ему пистолет в руку сунул после того, как по пьяни застрелил!. У, педрила очкастая! - прорычал Гринев.

- Ладно, береги нервы.

-Я ему устрою...Я...

- Четыре часа уже. Пошли кофе выпьем, - предложил Ушаков.

У Ушакова было пониженное давление, и он по привычке поднимал его чашкой-другой крепкого кофе. Армен, хозяин небольшого кафе-павильончика "Береза" напротив "серого дома" - семиэтажного, давно не крашенного здания областного УВД - готовил на углях прекрасный кофе по одному ему известному рецепту.

В павильончике было малолюдно. Парочка студентов цедила кока-колу, трое кавказцев как-то уныло давили бутылку с коньяком, закусывая его шоколадом. За стойкой скучала миловидная барменша. Она лучезарно улыбнулась посетителям, и тут же из кухни вынырнул Армен.

- Здравствуйте. Давно вас не было! - воскликнул он.

- Ты скажешь. Всего-то три дня, - возразил начальник уголовного розыска.

- Три дня, да, - цокнул Армен. - Я и говорю - давно. Наше фирменное?

- Как всегда.

Как всегда означало чашку крепкого кофе Ушакову и кофе со ста граммами водки (безумное сочетание) для Гринева.

Из динамиков магнитофона мягко лилась мелодичная армянская народная песня, под которую Армен, подобно алхимику, колдовал над медной, видавшей виды своей фирменной, наверное, доставшейся по наследству от прадедушки, туркой - в ней он варил кофе только для дорогих гостей. Вскоре кофе был готов. Ушаков отхлебнул и прижмурился от удовольствия. Да, три дня отказывать себе в таком удовольствии это долго. Но так получилось, что три дня было не до этого. Активно, порой как простой опер, расследовал он убийство сигаретчика. Для проведения первоначальных оперативно-розыскных мероприятий он задействовал всех, кого мог - даже курсантов Полесского юридического института МВД. Опросили жильца каждой квартиры в окрестностях, восстановили по минутам последний день Сороки. Составили скудный фоторобот подозреваемых - их видел один свидетель, когда они бежали с места убийства. А дальше все застопорилось. Дело начало привычно вязнуть.

Главный вопрос, который сейчас стоял перед следственно-оперативной группой, - кому выгодна смерть Сороки? Должен быть мотив - без мотива киллера не наймут. Ушаков напряг нескольких уважаемых в блатном и коммерческом мире людей, и пошла некоторая информация. Постепенно стали вырисовываться версии. Одна из них - дельца застрелили, потому что он ввязался в какую-то крупную аферу, связанную с поставкой из Германии в область сигарет. Вторая версия - это очередная кровавая головомойка в рамках войны за квоты. Прошлогодние аукционные торги, на которые выставлялось право беспошлинно ввезти в Россию миллиард девятьсот девяносто миллионов сигарет, вылились в отстрел в общей сложности четверых сигаретчиков. Тогда Ушаков, грешным делом, посчитал, что стрельба не затихнет, пока не лягут в могилу основные фигуры воюющих сторон, - такая вероятность была очень реальная, поскольку слишком дорогостоящие интересы были затронуты. Однако неожиданно разборки затихли, определенно не без помощи извне, из дорогой столицы - золотой Москвы. Но далеко не по всем счетам было тогда уплачено. А Сорока являлся одним из тех, кто тоже хотел поживиться за счет квот на беспошлинный ввоз сигарет.

- Мне все-таки кажется, что Шамиля это дело. - Гринев хлопнул стопку водки, крякнул и потянулся к кофе-запить.

Шамиль Зайнутдинов - главный бандит Полесской области, табачный воротила, владелец развлекательного центра "Золотой шельф" и совладелец фешенебельной валютной гостиницы "Континенталь" - как нельзя лучше подходил на роль заказчика всех заказных убийств, происходящих в городе, потому что везде, где только можно, он протоптался своими грязными сапогами. Во всяком случае, он был одной из сторон в войне за квоты, вот только, как всегда, доказывать это нечем. Чтобы привлечь к ответственности за заказное убийство, нужно вытащить на свет и представить перед судьями всю цепочку - заказчик-посредник-исполнитель, а это удается редко. Поэтому Шамиль на свободе. И поэтому Ушаков только матерится про себя, заслышав это имя.

- Не к ночи черта поминаешь, - невесело улыбнулся Гринев, глядя на кого-то за спиной Ушакова.

Начальник уголовного розыска повернул голову. И увидел, как в двери чинно, рука в кармане выглаженных полосатых брюк, заходит Дрюня - один из помощников Шамиля. Еще недавно он носил кожаную куртку, цепь в руку толщиной, брил затылок. Сегодня же приоделся в шитый дорогой костюм, прикупил золотые запонки, дорогущий галстук и ботиночки не из дешевых, сунул в нагрудный карман мобильный телефон и обзавелся новым, цвета "коррида" "Пежо-806", в общем, теперь он считал, что выглядит не как бывший бармен из "Якоря", отсидевший в свое время за групповой разбой, а как солидный бизнесмен. Вот только нос поломан в драке и глаза бегают, да и морда все равно свинячья. Нет, никуда ты, Дрюня, от своего прошлого не денешься, подумал Ушаков.

Дрюня был в ленивой расслабухе, но, увидев сыщиков, подобрался, подтянул живот.

- Здравствуйте, - кивнул он головой. Гринев искоса посмотрел на него, кивнул в ответ, приглашая садиться, и осведомился:

-Чего приперся? Никак явку с повинной притаранил?

- Вы все шутите, Валентин Михайлович. Все шутите , - кисло сморщился тот. - В мэрии был.

- Взятки носил? - поинтересовался Ушаков.

- Обижаете.

- Ну да, - сказал начальник уголовного розыска. - Все по-честному. По закону.

- Лучше бы ты явку с повинной принес, - мечтательно протянул Гринев, недобро разглядывая бандита.

- За что, интересно? - возмутился Дрюня. - Я свое отсидел. Все по молодости было, по глупости. Сейчас я приличный человек, господа сыщики.

- С Шамилем работаешь, - добавил Гринев.

- Ну и что? - пожал плечами Дрюня. - Шамиль тоже теперь вне криминала. Какой, к чертям, криминал, когда столько всего вокруг и без него.

- А какие, к чертям, деньги без криминала? - спросил Ушаков.

- И вообще, - тут Гринев с расстановкой выдал свою коронную фразу: - То, что вы с Шамилем пока не за решеткой, - это не ваша заслуга, а наша недоработка.

- Ну, это вы зря, - решил все-таки обидеться Дрюня.

- Ты еще заплачь, красна девица, - грубо хохотнул Гринев. - Кто Сороку убил?

- Откуда мне знать?

- А ты у Шамиля не спрашивал? - удивился Гринев. - Он уж наверняка в курсе.

- Чего вы нас не любите, Валентин Михайлович?

- Я? Не люблю? - всплеснул руками Гринев. - Да я вас ненавижу. Но это делу не мешает.

- Я чего, конкретно, не въезжаю - зачем на нас, спокойных людей, напирать? Вон беспределыцики на уши всю губернию поставили.

- Это кто? - полюбопытствовал Ушаков;

- Кореец, мать его... - Дрюня кивнул хозяину кафе. - Браток, принеси коньячку. И что-нибудь конкретное сообрази пожевать.

- Сделаем, - кивнул Армен.

- Дрюня, - внимательно посмотрел на него Ушаков, видя, как старая кличка неприятно резанула собеседника. - Ты чего сюда, жрать пришел?

- Мимо проходил.

- Нет, - надавил Ушаков. - Ты сюда пришел прикопать Корейца. Я не прав?

- Не правы, Лев Васильевич. Хотя Кореец действительно беспредельщик.

- Давай выкладывай.

- У меня приятель в рейс ходил на тунцелове. Возвращались из Варшавы. Тут их "торпеды" Корейца за хобот взяли.

- Как взяли?

- Засунули в какую-то вонючую гостиницу. Не дают продохнуть, позвонить родным. Вымогалово. Внаглую так, беспредельно. Хотят лавы. Или растаможку, типа, на машины.

- Как же ты обо всем узнал, если они позвонить не могут? - спросил Гринев.

- Люди добрые нашептали.

- Да, мир не без добрых людей. - У Ушакова внутри екнуло радостно. Наконец-то! - Давай адрес гостиницы.

- Лев Васильевич, только все между нами, - заерзал на стуле Дрюня. - Вы же понимаете... Слово даете?

- Да, - сказал Ушаков.

Дрюня удовлетворенно кивнул. Он знал еще по отсидке на зоне, когда Ушаков служил заместителем начальника по оперативной работе областного Управления исправительно-трудовых учреждений, что Адмирал словами не бросается. Слово дал-будет держать.

- Вот адрес, - бизнесменствующий бандит протянул смятую бумажку. - Они сейчас там. Как раз документы на машины оформляют. Матросики вряд ли довольны. Показания дадут.

- От темы отклонились. Все-таки, за что Сороку могли грохнуть? - вернулся к своим баранам Гринев.

- Слухи ходили, что он большие деньги с братков в Полесске и за его пределами собрал, - произнес Дрюня. - Очень большие.

- Подо что?

- Под дешевые сигареты.

- А дальше?

- А дальше, как пишут в газете объявлений, возможны варианты, - развел руками Дрюня. - Так как насчет коньячка? - кивнул он на хороший коньяк, принесенный Арменом.

- Сам выпей. За здоровье своего пахана. - Гринев поднялся. И Ушаков последовал за ним.

Дрюня посмотрел им вслед со злой усмешкой.

Глава 6. ВСТРЕЧА СТАРЫХ ДРУЗЕЙ

Опять они, Арнольд Колпашин, Казимир Сапковский и Валера Глушко, устроились втроем в баньке в ближнем пригороде Полесска. Это имение досталось Глушко от дела одиннадцать лет назад. С тех пор деревня умерла, а родился коттеджный поселок, но наследник не стал возводить виллу, оставил бревенчатую избу и добрую баньку.

Грелась, калилась банька, полз вверх столбик термометра. Пивко, которое все любили, морозилось в холодильнике, а частью в запотевших бутылках стояло на столе. Все было как в те времена, когда в будущее, казалось, ведут только прямые пути, когда звали заманчивые перспективы и не было в мире преград, которых не взять троим друзьям. Вот только прошли как сон, пролетели, как разогнавшийся экспресс, просвистели пулями десять лет. И каких лет! Тогда, в том далеком прошлом им, наивным, казалось, что их дружба будет длиться вечно. Но все меняется. И постепенно по этой самой незыблемой, железобетонной дружбе змеями поползли трещины. Все было за эти десять лет - и обиды, и обман, и недоразумения. Но сейчас им вдруг показалось, что время можно повернуть вспять.

По молчаливой договоренности они сначала просто парились, пили пиво и не говорили про дела. Понимали, что нужно просто немножко расслабиться, очухаться от последних вестей и тяжелый разговор оставить на попозже, чтобы не напороть горячки, не сцепиться опять, как было не раз.

Глушко посмотрел на лампу через янтарную кружку. Он уже поднабрался, осоловел, перед ним выстроились полные бутылки, еще более длинный ряд опустевших бутылок стоял у стены, как гильзы от снарядов.

- Эх, братцы, - вздохнул он, пиво располагало его к совершенно несвойственной ему в обычном состоянии сентиментальности. - Все, устал. Остохренело. Эти офисы. Эти болваны-партнеры. Эти договора. Морды, морды, морды. Бабки, бабки, бабки. Все обрыдло, братки. Все... Пустота.

- Про то, что человечности не хватает, начнешь заливать? - хмыкнул Сапковский. - Да?

- Ну и начну...

- Ну давай. А мы послушаем.

- Да ну вас на хрен, - зло кинул Глушко. - Кто скажет - Глушак кого продал? Меня продавали. А Глушак никого не продавал... Глушак...

- Так, все. Стоп. Для выяснения отношений еще рано. По последней, - поднял Сапковский кружку с пивом. - Окунемся в пруд. И задела.

- Так уж и по последней, - обиделся Арнольд. - У нас еще есть.

- Не, пока башка трезвая, надо дела наши грешные обсудить, - сказал Сапковский.

- Эх, Плут прав, - почесав увесистую челюсть, произнес Глушко, и взор его потяжелел.

Наконец заседание открыл Сапковский словами:

- Ну, братцы-кролики-алкоголики, опустили нас на солидную сумму.

- На сколько? - поинтересовался Арнольд. - Давай, считай, бухгалтер.

- Итак, общак в нашем родном ТОО "Восток" усох на семьдесят тысяч зелени. Да еще каждый индивидуально опустился. Так?

- Ну.

- И откуда уши растут у этого поганого животного? - поглядел на своих приятелей Сапковский. - Откуда, братцы?

- Много врагов здоровью своему, - с угрозой произнес Глушак.

- Не своему, а нашему, - поправил Сапковский.

- Ох, если узнаю, кто... - покачал головой Глушко.

- Пока пострадал только Сорока.

- Сорока - лох обычный, - сказал Арнольд. - Дешевка. Подставная фигура. Его обвели вокруг пальца и как свидетеля грохнули.

- Это мы лохи, что купились, - вздохнул Сапковский. - Развел кто-то полгорода на такой дешевой мульке. И теперь ищи, кто за этим стоит.

- А я докопаюсь. - Глушко ударил кулачищем по столу, так что бутылка с пивом подпрыгнула и покатилась. Он начал приходить в такое состояние, когда ему лучше не перечить.

- Что успокаивает - кинули не нас одних, а многих, - сказал Сапковский. Интересно, на сколько?

- Лимонов на пять-шесть зеленых, не меньше, - прикинул Арнольд. - И "ВТВ", и "Молния-К" лоханулись. Много кто. Взрослые же все мужики. И повелись на такую дешевку.

- А кто мог подумать, что Сороку втемную разыграют? - досадливо воскликнул Сапковский.

Действительно, Сороку все знали как удачливого сигаретного оптовика. Он имел хорошие связи в Германии и гнал оттуда сигареты по сверхнизким ценам. Год назад он собрал с сигаретчиков Полесска деньги под товар. Товар ввез, расплатился. Навар все получили хороший. Следующая партия была больше. И снова все с прибылью. И вот в очередной раз он собирает несколько миллионов долларов по Полесску на очень выгодных условиях. Люди уже знают, что Сорока слово держит, и дают ему эти деньги. После этого он погибает.

- Что начнется! - покачал головой Сапковский. - Ох, какие наезды пойдут!

- У фирмы "Квадро" сто копеек на счету да несколько компьютеров с факсом, - хмыкнул Арнольд. - Квартира его ничего не стоит по сравнению с ушедшими бабками. Машина, имущество - все копейки. Да и вряд ли братва будет семью прессовать. Парни все-таки у нас с понятиями.

- Это еще вопрос, - возразил Сапковский.

- Двести тысяч, - прошипел Глушак. Действительно, он в общей сложности влетел на двести тысяч, и сейчас каждый из этих долларов проходил перед его мысленным взором, вызывая у него холодную ярость. - Ничего, найдем, кто это затеял.

- Как? - спросил Сапковский.

- Откуда-то деньги ушли, - произнес Глушко, сжимая кулак. - Куда-то пришли. Найдем...

- Без толку, - сказал Сапковский.

- Я найду! - Глушко вновь хлопнул кулаком по столу. - Найду и убью! Завалю к... матери!

Глава 7 БРАТЬЯ ПОЛЯКИ

Ушаков развалился на переднем сиденье, благо салон его служебной машины "Рено-Меган классик" цвета "белая ночь" был просторный, и лениво смотрел на пробегающую мимо польскую землю. Гринев дремал на заднем сиденье, посапывая под нос. Водитель жал все глубже на газ.

- Тише, Сашок, сейчас машина взлетит! - прикрикнул начальник уголовного розыска.

- Детская скорость. Для начинающих, - буркнул молоденький сержант-водитель, слегка сдерживая бег своего резвого "мустанга". - А дорога более-менее. Лучше, чем у нас.

- Полятчина, - произнес Ушаков, в очередной раз думая о том, что интереснее всего путешествовать по Европе на машине. Тогда ощущаешь течение чужой жизни. И еще настраиваешься на философский лад. И в голову лезут грустные мысли.

После развала СССР Полесская область оказалась в сухопутной изоляции от России, отрезанная недружественными, если не сказать более. Прибалтийскими государствами; визовый режим для жителей области был предельно упрощен, так что на машине теперь легче добраться до Берлина, чем до Смоленска. Ушаков пару раз со знакомыми гонял на машине в Германию с целью прикупить дешевый железный хлам на колесах, поскольку на приличную машину денег у него не было и быть не могло. И сразу бросалось в глаза постепенное окультуривание. окружающей среды с продвижением на Запад. Раздолбанные дороги, унылые бензозаправки, покосившиеся заборы и некрашеные, похоже, еще со времен немецкого владычества, дома - это наша, Полесская область. Заборы становятся чуть попрямее, дорога чуть менее колдобистая, дома чуть посвежее - это пошла Польша. Но пока различия не кардинальные. Здесь, как и в России, царит нездоровая мода на безвкусные кирпичные домища, порой размерами и украшениями попирающие все приличия.

Действительно, человек в добром здравии и в своем уме вряд ли возведет вон такой, приютившийся около дороги трехэтажный, космически безвкусный, украшенный гипсовой лепниной в самых непригодных для этого местах архитектурный "шедевр" в форме средневекового замка. Его хозяин полировал тряпкой стерегущего ворота безобразного гипсового льва. Он оторвался от своего занятия и проводил глазами "Рено" с русскими номерами и двумя антеннами на крыше.

- Поляки - вроде нас, - будто в такт мыслям Ушакова произнес водитель. Месяц назад в Варшаве был, машину перегонял. На заправке на три секунды сумку в туалете оставил. И нет ее. Шаромыжники!.. Это разве Европа?!

- Братья славяне, - кивнул Ушаков.

- А девочек на трассе здесь побольше, чем в Полесске, - причмокнул водитель, глядя на оставшуюся за кормой трассовую шлюху. - Ну чего ты руку тянешь? - хмыкнул он. - Руссиш полицай. Ноу бабок... Во, еще одна...

Шлюх здесь вдоль дороги на запад выстроилось куда больше, чем на такой же трассе в Полесской губернии. Их будто расставил какой-то эстет, ровненько, на расстоянии примерно пятьсот метров друг от друга вдоль всей трассы и одел в униформу - белые блузки, короткие юбочки. И все в одной позе - нога вперед, рука поднята - голосуют.

- Вот у немцев - там порядок, - с уважением произнес водитель. - Орднунг. Серьезные люди.

И тут он был прав. Граница с Германией - это переход в другой мир. Как в фантастическом романе - шагаешь в черную дыру и оказываешься на другой планете. Это царство орднунга - благословенного немецкого порядка. Здесь у тебя не сопрут зонт, который ты оставил в автобусе, а будут бежать за тобой через весь город и кричать, что ты его забыл. Тут нет некрашеных домов и кривых, ухабистых шоссе, на которых отваливаются колеса. Тут аккуратные немцы каждое утро моют асфальт перед своим "хаузом", часто шампунем, притом не из-за того, что, как гласит анекдот, они настолько страну загадили, а чисто по причине приверженности на генном уровне к орднунгу. И на оградах палисадничков с розами там висят таблички "частная собственность", что означает - эти розы никакой пьяный дурак не сгребет в охапку, чтобы преподнести своей тоже уже изрядно поддатой даме сердца. Орднунг - суть недостижимой в какой-то своей машинной размеренности, правильной и жутко скучной цивилизации.

Но на сей раз Ушакову не надо было в Германию. Ему нужна была Польша. Ему нужен был маленький двухэтажный отель, где банда Корейца выбивала деньги из морских волков, пробороздивших все моря и ставших жертвами пиратов сухопутных.

"Рено" остановился у подъезда нового здания управления полиции. Начальник криминальной полиции воеводства, седой, разменявший недавно полтинник Анджей Полонский, уже ждал их - по рации ему сообщили, что русская машина въехала в город.

Добрая половина криминала в приграничье связана именно с российско-польскими контактами, отсюда и отношения у коллег-полицейских тесные и взаимовыгодные, часто перерастающие в приятельские.

- Здравствуй, дружище. - Анджей с искренней радостью похлопал по плечам Ушакова, крепко пожал руку Гриневу. - Пошли, - он дал гостям знак следовать за собой.

По-русски Полонский говорил прекрасно, почти без акцента. Он в свое время учился в Академии МВД СССР, где, кстати, впервые и встретился с Ушаковым, пережил все чистки после падения социализма и прирос к своему креслу намертво.

Они прошли в просторный кабинет начальника криминальной полиции, в котором на видном месте под стеклом были знаки различия русской милиции и немецкой полиции, а также письмо за подписью начальника Полесского УВД с благодарностью за сотрудничество.

- Вот, - ткнул Полонский в точку на карте своего воеводства. - Здесь этот притон.

- Гостиница? - спросил Ушаков.

- Ну да, отель, - кивнул Полонский. - Кто там только не обитает. Ваши бандиты. Чеченские. Интернационал. Хозяин там такой. Отсидел одиннадцать лет еще до "Солидарности", старый мерзавец. Но ничего. Сейчас ему, как у вас говорят, мало не покажется.

Полонский был взведен, как обычно бывает перед операцией. Сколько Ушаков общался с полицейскими разных стран, польские коллеги все-таки ближе всех к русском ментам. Они не похожи на немецких биороботов, работающих точно по расписанию. У поляков есть азарт и профессиональная гордость, своих уголовников они прессуют и мордуют похлеще, чем в русских отделах милиции, вместе с тем есть и расхлябанность, почти русский "авось". Польский и русский коллега друг друга всегда поймут.

- Не бойся. Придавим гадов, - кивнул Гринев, разделявший в душе энтузиазм начальника криминальной полиции.

- Ваши бандиты нас замучили, - посетовал Полонский.

- Ваши нас тоже, - не остался в долгу Ушаков. Хотя, положа руку на сердце, он готов был признать, что русские бандиты замордовали Польшу куда больше, чем одиночные польские бандиты Россию. Поляк в душе спекулянт, а не бандит. Еще во времена социалистического лагеря их и воспринимали как главных спекулянтов СЭВ. Наш же бандит проникся убеждением, что весь мир, вне зависимости от границ, это его охотничьи просторы. И шмаляют братки друг друга, берут заложников, вымогают деньги с равным успехом и на родине, и в Польше, и в Германии. Потому что нет в мире ни одной демократической страны, полиция которой способна эффективно бороться с нашим бандитом - хитрым, как лис, хищным, как тигр, ядовитым, как кобра, и напрочь отмороженным, как будто раньше работавшим в Арктике белым медведем.

- Так, - Полонский уселся в свое широкое вертящееся кресло с массивными подлокотниками. - Времени терять не будем. А то они успеют решить свои проблемы, и мы опять останемся ни с чем.

Он нажал на кнопку селектора, и кабинет стал наполняться народом - в форме и в штатском.

Совещание проходило шумно, эмоционально, так что Ушаков, знающий из польского языка несколько слов и с трудом понимавший, о чем идет речь, не раз вспомнил былую славу польского сейма как самого шумного парламента за всю историю. Полонский время от времени осаживал разошедшегося подчиненного, гневно хлопал увесистой ладонью по столу, отчего чернильный прибор перед ним подскакивал.

На утрясание вопросов, разработку плана и распределение сил ушло с полчаса. Еще через двадцать минут от здания полицейского управления стали отчаливать, подвывая сиренами и рассекая плотный поток автомобилей, полицейские машины. Ушаков и Гринев устроились в белом просторном "Форде" полицейской модификации с мигалкой на крыше, за рулем которого сидел сам Полонский.

- Сейчас возьмем сволочей, - потер руки Гринев. - Ну, Кореец, все тебе припомним.

- Не говори гоп, - произнес Ушаков. Неожиданно азарт у него схлынул и тараканами поползли сомнения. И постепенно стала возникать непонятная уверенность - ничего у них сейчас не получится.

- Возьмем, - заверил Полонский, выжимая газ и устремляя свою мощную машину вперед, так что перегрузка в кресло вжала, как в истребителе.

Ушаков смолчал. На душе у него становилось все тоскливее.

- Мы, славяне, странные люди. - Полонский имел слабость порассуждать за рулем на отвлеченные темы. - Мы, как никто другой, умеем создавать сами себе проблемы.

- И героически их преодолевать, - добавил Ушаков.

- Но сначала все-таки создавать. - Полонский вдавил педаль газа еще глубже. - Немец, прежде чем вводить какое послабление, на калькуляторе подсчитает, чем оно обернется и во сколько обойдется. Поляк же и русский в желании осчастливить обездоленных вводит какую-нибудь щедрую экономическую льготу, а потом удивляется, почему в казне пусто.

- Зато кое у кого в кармане густо. И обездоленные здесь ни при чем, сказал Ушаков. - На этих льготных растаможках сигарет и машин, на всех этих чертовых свободных экономических зонах у нас делаются такие деньги, что всю вашу Польшу да еще Чехию в придачу кормить можно. Прикинь, Анджей, иначе с каких таких заслуг "новый русский" - символ шальных денег от Японии до Штатов?

-Да уж. Дешевле было каждому моряку из бюджета тысячу баксов отслюнявить, чем эти хреновы льготы давать, - встрял в разговор Гринев. - Глядишь, и Кореец сейчас бы пацанву таэквандо учил в своей спортшколе в По-лесске, а не держал отмороженную бандитскую команду.

- Отмороженную, - Полонский поцокал языком, будто пробуя слово на вкус.

- Значит, без тормозов, - пояснил Ушаков. - Ненормальных.

- Отмороженных, - повторил начальник криминальной полиции. - Хорошо сказано.

"Морской" бизнес Корейца процветал на одном пункте постановления Правительства, по которому моряк, проходивший в море определенное время, получал льготы на растаможивание ввозимой с Запада одной машины. Если машина дорогая, то навар мог составить до десятка тысяч долларов. Понятно, что "Ягуар" за сто тысяч долларов моряк не купит... Но ведь есть люди, которые купят. Поэтому моряка, возвращающегося с рейса, с нетерпением ждут чуть ли не у трапа, только совсем не родные, которых он жаждет видеть, а ребята из бандитской бригады. Дальше разговор короткий - матросик получает пятьсот или тысячу баксов наличными отступных - это в зависимости от настроения бандитов, подписывает документы и едет домой. Что, сам мечтал машину беспошлинно ввезти? Нет, парень, тут такие номера не проходят. Границу и автобизнес держит бригада Корейца, а у нее свои таможенные правила. Впрочем, если очень хочешь сам заняться растаможкой, плати тысячу-полторы зелени налог - и в расчете. Такова жизнь.

Ушаков, глядя на дорогу, по которой несся "Форд", прикинул: если моряки еще в отеле, сейчас в самом разгаре оформление документов. Кореец чаще не сам ввозит машины, а сводит с матросиками представителей оптовиков, которые будут ввозить в Россию партии новеньких авто, и те сами оформляют бумажки.

Начальник уголовного розыска аж причмокнул от удовольствия, представив, как вытянутся морды у всей этой шпаны, когда на их головы свалится польская полиция... Если будет на кого сваливаться...

- Ну, начинаем, друзья, - сказал Полонский, когда в поле видимости на горизонте возникла одинокая двухэтажная с островерхой крышей гостиница.

Выслушав рапорта о выдвижении на позиции, начальник криминальной полиции отдал приказ о начале захвата.

...Получилось все совсем не так, как мечталось, а наоборот - как опасались. Залетев в отель, полицейские со смаком вдавили мордой в пол хозяина, прошлись по его ребрам башмаками в стиле русских коллег. Кроме хозяина, колошматить оказалось некого - там были только в основной своей массе крепко поддавшие и со всем смирившиеся морячки.

- Где бандиты? - заорал Гринев, за плечи встряхивая в дугу пьяного боцмана, развалившегося в майке и в тренировочных штанах в фойе отеля на диванчике в обнимку с пустой бутылкой "Абсолюта".

- Ик, - икнул тот. - Волной смыло.

- Чего?

- Смылись... Чего, менты, что ли?

- Менты.

- Здорово, родимые. - Боцман поднялся, распахнул объятия, но промахнулся.

- Давно смылись? - не отставал Гринев.

- С полчаса назад. - Боцман снова икнул, мутно глядя по сторонам. - Вдруг снялись и уехали.

- Прекрасно, - кивнул Полонский, и лицо у него было при этом, будто он хины объелся.

Узнав, на чем отбыли бандиты, он кинулся к рации в своем "Форде", связался с дежуркой и начал раздавать указания. Ушакову нетрудно было представить, как сейчас вводятся в действие планы по перехвату, перекрываются дороги, ориентируются пограничники.

Переведя дыхание, начальник криминальной полиции с унылым видом устроился на стуле в баре, кивнул хозяину:

- Пива.

Хозяин, изрядно помятый, заискивающе улыбаясь, из бочки налил гостям в объемные глиняные кружки немецкого пива.

- Действительно, братья славяне, много у нас общего,- язвительно произнес Ушаков..

- Лучше, когда общие достоинства, - поморщился Полонский.

- Не скажи. Недостатки роднят еще крепче... Ситуация была предельно ясна и до слез знакома. Каждый морячок приносит Корейцу в среднем по полторы тысячи долларов, а если учесть, что экипажи возвращаются в Полесск постоянно, некоторые насчитывают по семьдесят человек, доходы получаются более чем солидные. И наверняка немалая их часть идет на подкуп различных должностных лиц, в том числе и польских. А продажность в польской полиции - явление хотя и не поголовное, но достаточно широко распространенное. Так что подручных Корейца о рейде полиции предупредили с завидной оперативностью. Полицейские еще усаживались в машины, а бандиты уже делали ноги... Через час пришло сообщение:

- Задержана автомашина "Москвич" с двумя гражданами Латвии и одним гражданином России. В салоне обнаружено два пистолета "ТТ".

...В участке отдыхали двое латышей, обладавших внешностью типичных представителей этой нации. Там же горевал и грузин Ваха - мастер спорта по борьбе, из ближнего круга Корейца. В бригаде Ана был полный интернационал.

- Ваха, - развел руками Ушаков, заходя в комнату, где на привинченном, по всемирным стандартам для таких помещений, к полу табурете сидел грузин. Приятно встретить земляка на чужбине. Какими судьбами?

- Не знаю, за что взяли, - пожал могучими плечами Ваха. - В Варшаву ездил, да. Задержали поляки, да. Что такое, да?

- Влип ты. - Гринев присел напротив него. - По уши в дерьме. И не выбраться тебе, Ваха, без нашей помощи.

- Какой помощи? - насторожился грузин.

- Ты рассказываешь, как тебя Кореец на работу на польскую землю посылал, проинформировал Гринев. - Глядишь, не червонец за бандитизм, а трешник условно за хулиганство получишь.

- Не, - покачал головой Ваха, даже из вежливости не тратя времени на обдумывание предложения. - Что говоришь такое, да? Не сегодня на свет родился. Я скоро выйду. Гадом буду, выйду. Адвокат, да. Деньги, да. Поляк деньги любит. Кореец длинный бакс не жалеет на своих.

Ушаков кивнул. Что же, скорее всего так и будет. В лучшем случае поляки продержат Ваху с полгода в тюрьме, будут проводить вялые следственные действия. Потом увидят, что с доказательствами туговато, поскольку их никто и не стремился добыть, арестованного отпустят, а дело направят в Прокуратуру России, чтобы русские привлекали своих граждан к уголовной ответственности сами. Из Прокуратуры дело отправится в Следственный комитет МВД. Там оно проваляется еще полгода, пока будут искать переводчика, чтобы сделать письменный перевод. Потом дело направят по месту жительства обвиняемых. Там следователь, чертыхаясь, примет его к производству и увидит, что потерпевших ему собирать по всей России, поскольку мариманы обычно из разных ее концов, и что работы там непочатый край, и что это всего лишь одно дело из сорока в его сейфе. А потому, поразмыслив, просто сунет папку в сейф, написав справку, что обвиняемый скрылся от следствия, в то время как обвиняемый живет спокойно на съемной хате и занимается тем, чему учили, - бандитизмом. Но если даже случится невероятное и поляки доведут дело до суда, то сроки у них гуманные. Притом обидели не русские граждане польских, а русские русских, а это их личное дело. Так что срок будет символичный, скорее всего условный. Вот и выходило, что Вахе колоться незачем. И он сам прекрасно понимает это.

Вновь Ушаков подумал о том, что с русским бандитом никто в мире не может бороться. С ними способен бороться только наш голодный мент, которому хоть немножко развязали руки. Да вот только руки в последние годы менту не развязывают, а вяжут все крепче и крепче.

- Вот свинство, - воскликнул Гринев, когда вечером их машина двигалась в сторону России. - Считай, сорвался Ваха с крючка.

- Игрушки это все. Надо брать Корейца на своей территории, - сказал Ушаков. - Крепко брать, чтобы не выскользнул змеей.

- Крепко, - хмыкнул Гринев. - Он у Управления по оргпреступности в разработке уже который год? Чего эти балбесы его крепко не берут?

- Вопрос риторический. Они не берут, мы возьмем, - произнес Ушаков многообещающе.

Глава 8. КУРЯТНИК

Из женских клубов Полесска "Афродита" считалась самым престижным. Точнее, это был курятник, куда "новые русские" и чиновная братия отправляли одуревших от безделья в четырех евроремонтных стенах своих жен. Чтобы те на других куриц посмотрели, себя показали, покудахтали всласть да почистили бы крылышки маникюр, прическа, солярий, бассейн. Ну а главное, похвастались бы всласть друг перед другом, без этого никакие деньги не в радость, кто там детеныша в детсад в Англию отправил, кому муж "мере" цвета "мокрый асфальт" подарил, у кого новое бриллиантовое кольцо, кто только что вернулся из кругосветного путешествия на дорогом суперлайнере, а кто отстегнул тридцать тысяч долларов за вступление в московский гольф-клуб.

Лена Колпашина потянула через соломинку коктейль "Афродита" - фирменное местное угощение, поставила бокал на подставку, руки у нее слегка тряслись.

- Еще закажем? - спросила Вика Сапковская, поболтав ногой в воде. Бассейн был отделан голубой плиткой, так что вода в нем тоже казалась ярко-голубой. Ее бокал уже дано опустел.

- Не хочу, - произнесла вяло Лена.

В бассейне было еще трое молоденьких, будто с одной распродажи, "новорусских" жен. Вика и Лена были куда старше их - им перевалило недавно за тридцать, ветер уже в голове не гулял, как раньше, да и пришли они немножко из другого времени, так что, глядя на этих девчонок, Лена ощущала, что между ними пропасть.

- Ты какая-то не такая сегодня, - покачала головой Вика. - Ну, расслабься, подруга. Чего тоскуешь?

- Да все то же.

- Я тебе так скажу, подруга... - Пухленькая Вика строчила словами со скоростью пулемета и в отличие от немного флегматичной и часто задумчивой худосочной Лены являла собой типичный образец машины, которая поглощает и перерабатывает слухи и способна завести своей энергией кого угодно. - Ты на них меньше внимания обращай. Это их работа - делать деньги и сходить с ума от этого.

- А наша работа?

- А наша работа - эти деньги тратить и не лезть к нашим мужикам, когда не просят. Вон мой после тех дел вообще какой-то чумной стал, глаза стеклянные. И пусть. Его проблемы...

-Да ну тебя...

- Станешь чумным. Такие деньги проворонили.

- Деньги, деньги, деньги, тугрики, - протянула Лена.

- С другой стороны - что, последние деньги? Не последние. Зато дуракам наука... Кстати, твой-то как?

- Я вижу, что ему тяжело. Такой удар.

- Ничего. Еще заработают. А не заработают - других найдем. А, подруга?

- Ну чего ты говоришь, - поморщилась Лена.

- А чего. Вон Инессу возьми. Ей вообще на все наплевать. Ей плевать, что Глушак злобой изошел. Для нее мужик - существо сугубо утилитарное. Как вол. Свое отслужил, перестал поле пахать - под нож.

- Ты скажешь...

- Сколько она уже мужей пережила? И один другого круче. И ей плевать, что у Глушака чердак сносит, что он как идиот по всему городу бегает и клянется найти того, кто его деньги стырил. Учись у этой шалавы.

- Я его вчера видела в китайском ресторане. Действительно, какой-то немного...

- Дурной. - Вика нагнулась и зачерпнула в ладонь воду. - Так это у него всегда было. Он же козел. Козел натуральный... Мой Казимирчик - тоже козел хороший. Но по сравнению с Глушаком - просто ангел. Вот тот козел. Всем козлам козел... Нет, все-таки по коктейлю.

Она жестом подозвала официанта и кинула ему:

- Толик, две "Афродиты". И соленый огурчик... Ну, чего вылупился? Шучу. Два коктейля...

Официант мягко и уважительно испарился, как умеют испаряться официанты в шикарных заведениях, чтобы потом так же уважительно возникнуть.

- Нет, ну ты скажи, Глушак не козел?

- Козел, - с чистым сердцем согласилась Лена.

- Грубая такая сволочь. Я вообще не знаю, как он деньги зарабатывает. И по виду, и по повадкам - чистейший снежный человек. Дикий, да. Питекантроп. Предок человека цивилизованного. Ты слышала, чтобы он с кем-нибудь по-человечески обошелся, слово доброе сказал? У него же все, как он говорит, "гниды", "уроды" и "падлы". Во, - она постучала по кафелю рядом со своим лежаком. - Откройте, стучат... Из-за чего они с благоверным твоим разлаялись?

- Глушак решил, что Арнольд две фуры с "Мальборо" мимо него провел.

-А он провел?

- Знаешь, это их дела. Я в них не лезу, - раздраженно воскликнула Лена.

- Может, проводил, может, и не проводил, - не обращая внимания на нервный тон подруги, произнесла Вика. - Но Глушак - он же психованный. И Арнольд твой тоже хорош, но он хоть человек интеллигентный, с высшим образованием. А этот питекантроп вместо разговора по душам ему сразу в лоб. Не так?

- Так.

Лена вспомнила, как Арнольд появился дома после конфликта с Глушко в черных очках. Под глазом мужа светился фингал, и ребро было сломано. Пришел и сказал тогда:

- Я больше в офис ни ногой. Пусть этот гад один работает. У него две извилины в башке, так что быстро по миру пойдет.

Но за те месяцы, что они поделили пополам бизнес и до сих пор пытались безуспешно поделить фирму "Восток", по миру Глушак не пошел. А в первый раз по-настоящему он влетел с деньгами, которые передал Сороке. Жадность подвела хотел получить сразу и много, поэтому вложился в это дело куда щедрее, чем требовала элементарная осторожность.

- Он же с людьми обращаться не умеет, - продолжала поливать Вика нелюбимого ей Глушко. - Сразу рычит. Так что во всей этой истории с кидком Арнольда и моего дурака еще жалко. А этого питекантропа... Так ему и надо.

- Глушак подлец, - согласилась Лена. - Муж мой с ним сколько лет были друзья - не разлей вода. Арнольд его от тюрьмы пять лет назад спас. Если бы не он, Глушак бы до сих пор сидел. А этот подлец его избил. Ну почему так, Вик? Ведь друзья же... А сейчас один на другого волком смотрят...

- Деньги, подруга, деньги. Друзья друзьями, а табачок врозь.

- Нет, я этого не понимаю.

- А мы много чего не понимаем.

- Ох, Вика, - вдруг с грустью произнесла Лена. - Как же мне все осточертело! Ну почему так? В последнее время все с цепи сорвались. Одни разговоры - кинули, как деньги возвращать, как фуру растаможить... А я жру таблетки горстями.

- Тебе-то чего, подруга?

- Я боюсь. Понимаешь. Просыпаюсь, и мне страшно. Я не знаю, чем закончится этот день.

- А ты меньше напрягайся.

- Я не могу меньше напрягаться... Я выглядываю в окно, где Арнольд оставил джип, и не знаю, на месте ли он или его опять угнали. Две машины угнали за полтора года, почему бы не угнать третью. Я провожаю его на работу и не знаю, придет ли он обратно. Сороку убили, а я его неплохо знала еще до сигаретных дел. И жену его знаю... И самое страшное, постоянно примеряю все на себя - а как, если бы не его, а моего Арнольда...

- Нет, я тебя, конечно, понимаю...

- Я по ночам просыпаюсь... И мне кажется, что сейчас снова грохот этот услышу. Когда нам в гараж мину заложили полтора года назад. И мне опять страшно... Эти деньги. Опять будет что-то. Я чувствую.

- Когда будет, тогда и будешь голосить, - отмахнулась Вика. Ее оптимизму и жизнерадостному фатализму можно было только позавидовать. И издергавшаяся за последние два года больше, чем за всю предыдущую жизнь, Лена ей завидовала, поскольку сама так легко жить не умела. После взрыва ее гаража, когда Арнольд чудом остался жив, у нее начала дергаться щека. Чуть разволнуется - дергается.

Вика выбросила соломинку и одним махом проглотила коктейль. Потом оглянулась.

- Во, королева, - хохотнула она. - Собственной персоной.

Инесса Глушко неторопливо вошла в помещение. На ней был вызывающе открытый купальник. Миниатюрная, с черными пышными волосами, красивая, смуглая, лицо с правильными, чуточку восточными чертами, она выглядела очень эффектно. Оглянулась лениво, завидев двух подруг, помахала им снисходительно и торпедой вошла в воду бассейна. Ее движения были сильные и отточенные.

- Чего она сюда ходит? - усмехнулась Вика. - Тут мужиков нет. Не с кем рога Глушаку наставлять.

- Наставляет, думаешь? - озабоченно спросила Лена.

- А ты на нее посмотри. Она что, может не вырастить своему благоверному такие красивые, тяжелые, разветвленные рога? Как, по-твоему?

Лена пожала плечами и сказала:

- Моя знакомая ее вчера видела у ювелирного на Энгельса с каким-то мужиком.

- Да? - ударила в ладоши Вика. - Трахалыцик новый.

- Может, и нет ничего, - с сомнением произнесла Лена.

- Да есть. Точно есть.

- Ха, - повеселела Лена. - Представляешь, что будет, если Глушак узнает?

- Ну и чего?

- Прибьет ее. А, Вика?

- Еще неизвестно, кто кого. Такая скорпионка. Двух мужей к тридцати годам пережила. Думаешь, третьего не переживет?

- Чего-то мы не о том заговорили.

- О том, о том. Посмотри, шалава выплыла, - кивнула Вика на Инессу, будто досадуя на то, что та не потонула.

Инесса вылезла из воды, отряхнула роскошные волосы и, высокомерно улыбаясь, приблизилась к подругам.

- Скучаете? - спросила она.

- Да. Не жизнь, а сплошная скука, - кивнула Вика. - Может, развлечешь чем?

- Пожалуйста, - Инесса вытянула руку. - Смотрите. Валера привез из Амстердама. Прямо из офиса де Бирса. Шестнадцать тысяч долларов.

На ее пальце сияло кольцо с крупным чистейшим бриллиантом.

- Это дешево, - решила добить своих знакомых Инесса. - Тут такое минимум тридцать семь стоит.

- Я бриллианты не люблю. - Вика невольно поморщилась. Инесса добилась своего - опустила настроение своих знакомых, и в глазах ее было ликование.

- Дело вкуса, - сказала Инесса. - Мне нравится...

Глава 9. КОГДА БОЛЯТ СТАРЫЕ РАНЫ

Ушаков встал из-за стола, сделал несколько резких jt движений, помассировал шею и лоб, но это не помогло. Он подошел к окну и мрачно поглядел на хлещущий за окном по черепице двухэтажных особняков, по плоским крышам пятиэтажных хрущоб, по асфальту, зонтам и машинам противный долгий дождь.

В Полесске менялась погода. Пришел влажный циклон, давление резко упало. И у Ушакова из дальних закоулков тела поползли затаившиеся боли. Ныла сломанная лет тридцать назад рука. И шею сковало. Но все это мелочи. Хуже, что гудела чугунным котелком голова. Как-то так получается, что боль старых ран в такие вечера связывает разошедшиеся кончики времен. И кажется, что не семнадцать лет кануло в Лету с того момента, как обдолбавшийся наркотиками зэк убивал опера, а было это вчера...

А ведь действительно прошло семнадцать лет. Ушаков в такие вечера ненавидел несущееся вперед время. Ибо неслось оно в одну сторону. От прошлого остались боли. А от будущего сейчас только ощущение неизвестности и четкое знание того, что жизнь движется к финалу.

Как же мучает мигрень! Той металлической трубой озверевший, расставшийся сознательно и окончательно с человеческим обликом зэк едва не вышиб из Ушакова жизнь. Но едва не считается.

Была Сибирь. Был поселок Олянино в лесу, представлявший собою одну колонию-поселение, где жили несколько сот заключенных. Был уже ставший тогда давно привычным сибирский лесоповал. Ушаков получил оперативную информацию от своего источника, что в колонию-поселение пошли наркотики и закрутились большие деньги. Нужно было срочно что-то предпринимать. И они двинули туда - Ушаков со своим коллегой и соседом по кабинету - оперативники областного Управления исправительно-трудовых учреждений и еще один инспектор. По дороге прихватили местного опера угрозыска, Они еще не знали, что заснеженный тракт - это для них дорога в ад.

С наркотиками разобрались быстро. Общими усилиями за пару дней вычислили пять человек, кто завалил зельем колонию. Примерно прикинули, куда уходили деньги. Оставалось расколоть зэков и повязать под ельников, возивших наркотики. Те пятеро знали, что их беззаботная жизнь кончилась. И, вечерочком вбахавшись наркотой, обсуждая, что делать, вдруг посмотрели друг на друга и все поняли без слов.

- Им же, псам, хуже, - сказал главарь.

Что сказал тот зэк, очутившийся на пороге штабной избы, где вели приезжие опера военный совет? Ушаков помнил эти слова дословно:

- Гражданин начальник. Прибыл полковник Рогов. Зовет всех в администрацию.

Трое ребят двинули из избы, а Ушаков замешкался. Спасла его привычка ничего не принимать на веру. И когда снаружи вдруг весенним громом загрохотали оглушительные ружейные выстрелы, Ушаков - безоружный (тогда итушники не имели привычки таскать с собой оружие), выбивая телом раму, кинулся в окно. А потом увидел ту самую трубу, в вечереющем солнце ржавчина на ней выглядела кровью. Но вскоре она окрасилась кровью настоящей. От удара он отключился и, что происходило в колонии, узнал позже, на больничной койке.

Узнал, как те зэки, поняв, что пришел конец вольнице и снова светят сроки длинные и дорога дальняя, хотя намного дальше Сибири не пошлют, решили пуститься во все тяжкие. Что такое колония-поселение? Ни вооруженной охраны, ничего. Там живут те, кого посчитали исправляющимися, досиживающие последние годки и трудящиеся на заготовке древесины. Это нечто вроде обычной деревни. Только там еще живет администрация колонии. С нее и начали. Первым наркоманы убили молоденького лейтенантика, его жену и ребенка - зарезали заточками, забрали ружья, сгребли патроны. И пошли "мочить приезжих ментов". Убивали всех, кто встречался на пути. Объединенные единой черной волей, они щедро сеяли смерть. Красноватый в лучах заката снег окрасился кровью, и еще на нем зачернели трупы. А зэки, счастливые в своем освобождении от всех оков, сковывавших их раньше, шли по поселку вестниками погибели. И гремели ружейные выстрелы.

Двое зэков-активистов сумели снять с трупа опера уголовного розыска пистолет, пока озверевшие наркоши не погнали их прочь. Тогда активисты кинулись к замполиту, тот сидел в доме, разложив в бойницах окон охотничьи ружья и боекомплект.

- Они там у дома собрались. Если мы двинем туда, то их взять можем, взволнованно воскликнул один из активистов.

- Обязательно. Дай пистолет, - кивнул замполит. Активист отдал пистолет. Замполит упер вороненый ствол ему в живот и тонким визжащим голосом крикнул:

- Вон отсюда.

И стал держать оборону, плюнув на все, решив для себя в этот переломный миг раз и навсегда, что своя шкура куда дороже, чем тысяча чужих шкур.

А те двое активистов вдруг поняли другое - перед ними в лице обколовшихся озверевших зэков воплощенное зло. С этим злом не договоришься, его не задобришь. Его нужно только уничтожить. И, найдя в разгромленном доме одного из сотрудников колонии старенькое ружье с тремя патронами, они двинули на тех, кто недавно мог считаться корешами, во всяком случае, своими, а теперь стали непримиримыми врагами.

Первым выстрелом активисты ранили наркомана и тем самым спасли многих, поскольку убийцы вошли в раж и их страсть к крови еще не была утолена. А тут они ударились в панику, до которой от кровавого куража один шаг, и, стреляя во все стороны, не зная, кто и откуда их возьмет на мушку, рванули прочь из поселка. На дороге они захватили грузовик, ехавший забирать оперов, и устремились на нем в направлении города. На свое счастье, водитель машины сумел по дороге выпрыгнуть из кабины, добрался до железнодорожной станции и обо всем сообщил в милицию.

Район перекрыли военные и силы УВД. Беглые метались, как затравленные волки, ощущая, что круг сужается и загонщики все ближе. Когда их задерживали, один успел застрелиться. Остальных расстреляли позже, по приговору суда, притом их главарь визжал, как свинья, когда объявили приговор, и все пытался бухнуться на колени. Замполита-труса поперли в три шеи из органов, зэков-активистов освободили и дали по ордену - случай в истории исправительно-трудовых учреждений уникальный. А Ушаков, единственный из той четверки, выжил. И теперь всякий раз, когда менялась погода, головная боль напоминала ему о том страшном вечере.

Те трое оперов, которые легли тогда в Олянино, были хорошими людьми. И Ушаков считал, что живет на этом свете и за них, поскольку должен был погибнуть с ними в том чертовом поселке. После той бойни что-то изменилось в нем. Очнувшись через два дня в больнице, узнав все, он вдруг ясно осознал, что теперь ничто не примирит его с этой темной силой. И еще - он перестал бояться за себя. И много раз, когда уголовники обещали посчитаться, порезать его на куски, расстрелять, намекали, что все под богом ходим, он только смеялся. Действительно, все ходим под богом. Как будет, так и будет. Появилась в нем после того дня какая-то мощная целеустремленность.

Она пугала самых отпетых уголовников и вместе с тем даже у них вызывала уважение. Каждый в области знал, что если Ушаков вышел на цель, то его не остановит никто и ничто - ни начальство, ни угрозы, ни пули.

Начальник уголовного розыска вернулся за свой стол и продолжил листать распухшее оперативное дело "Сигаретчики". Недавно завели уже шестой том материалов накапливалось все больше. Информация, которая ложилась в корки сводками, агентурными сообщениями, рапортами, становилась все более убойной, опасной.

Он вытащил из конверта и разложил на столе фотографии. Основные подозреваемые - с левой стороны, жертвы - с правой. Живые и мертвые - по две стороны стола. Интересно, что с каждым месяцем фотографии с одной стороны перекочевывали в другую: из мира живых - в мир мертвых. Эдакое равновесие в природе. Ты убил - тебя убили. И государственное правосудие как бы и не требуется - все утрясается само собой. Каждый из тех, кто находился на левой стороне, надеялся выжить и пользоваться тем, ради чего и было все затеяно, большими деньгами. Каждый хотел, но получалось это далеко не у каждого, и тогда очередная фотокарточка ложилась в этом пасьянсе на другую сторону.

Тут были мелкие хищники, мечтавшие урвать свой кусок и затаиться, как Сорока. Были крупные хищники - тот же Шамиль Зайнутдинов, король зверей, черная фигура, от которого исходит энергия смерти. Пока он на вершине силы и власти, но смерть однажды заявится и к нему. И тогда не помогут черный бронированный лимузин и две машины прикрытия. Ничто не поможет. Поскольку у смерти все расписано - и день, и час. Люди на картах никак не хотят верить, что пасьянс продолжает раскидываться и карты ложатся на новые места - это предусмотрено самой природой обращения зла.

- Жмуриками любуешься? - спросил Гринев, заходя в кабинет.

-Любуюсь.

- Звонил из УБОПа Гурин, - проинформировал Гринев. - Спрашивал материалы по Польше.

- По Корейцу?

- Да. Разорялся обиженно, что Кореец у них в разработке. И что мы ему чего-то там должны.

- Гурин, как начальник отдела по борьбе с бандитизмом УБОПа, Ана уже три года разрабатывает, - недовольно заметил Ушаков. - И что?

- А ни шиша! У меня ощущение, что они ни черта не делают. Они просто развлекаются. Кореец - это их линия. И Шамиль - их линия. И сто других. И смотри - ноль эффекта... Спецслужба хренова!

Гринев убоповцев терпеть не мог. И для этого были основания. Розыск утонул в повседневной текучке - свинью сперли, ларек обчистили. В УБОПе народу почти столько же, сколько в розыске, а материальное обеспечение на голову выше. "Оргпреступники" накапливают у себя всю информацию и по Корейцу, и по Шамилю, вот только реального выхода в виде уголовных дел, сроков наказания пока за ними никакого замечено не было. У Ушакова уже с полгода крепло ощущение, что Управление по оргпреступности просто водит всех за нос.

- Смотри, - сказал начальник уголовного розыска. - С нашей помощью Шамиль, - он ткнул пальцем в фотоизображение табачного короля, - послал в нокдаун Корейца. Задержание "торпед" в Польше Ану еще долго икаться будет. И теперь Шамиль начнет подминать его бизнес. Правильно?

- Правильно, - кивнул Гринев, присаживаясь напротив Ушакова.

-А почему ему понадобилось быстренько наводить разборы с Корейцем и прибирать его бизнес, несмотря на то, что это игра с огнем?

- Новые аукционы на носу, - предположил Гринев. - Избавившись своими методами от конкурентов на торгах, Шамиль приберет лоты к рукам, и тогда ему понадобятся большие деньги на приобретение сигарет. Вспомни, они выиграли конкурс на ввоз двадцати фур, но так и не смогли все ввезти, хотя под этот проект со всей братвы деньги собирали.

- Теперь-то у него денег побольше.

- Да. Но все равно недостаточно. Ему нужно больше свободных денег. И тут пастбище Корейца никак не лишнее.

- Верно, - кивнул Гринев. - А Шамилю не помешали бы деньги, которые насобирал Сорока.

- Тоже версия.

- Мог Шамиль за спиной Сороки стоять? Мог, сволочь такая, - зло произнес Гринев.

- Получается, Шамиль добывает денежные ресурсы. Следующий ход - он начнет расчищать место для проведения торгов на аукционе за квоты.

- Как в прошлый раз.

- Значит, впереди новые табачные убийства, - заключил Ушаков. - Кто следующий?

- Поглядим. Ждать недолго осталось.

- Поглядим...

Глава 10. ЛЮБОВНИКИ

Инесса вышла из клуба "Афродита" в прекрасном расположении духа. Душа пела. Ах, как вытянулось лицо этой клушки Вики при виде бриллиантового кольца. В ее глазах была зависть. А эта зависть окрыляла Инессу. Нет никакой радости владеть вещами, когда ими владеют все.

Хорошо иметь то, чего нет ни у кого, и ловить на себе такие завистливые взгляды. Это почти так же хорошо, как секс.

Секс... Инесса томно потянулась. Нет, все-таки секс на первом месте...

Она открыла дверцу новой "Тойоты-Авенсис", красной, как сигнал светофора. Сама выбрала такой вызывающий цвет, поскольку читала, что красные машины меньше всего попадают в дорожно-транспортные происшествия. Изящно расположилась на месте водителя, наслаждаясь кидаемыми на нее взорами - молодая, хорошо одетая, явно богатая женщина садится за руль дорогой машины. Это ли не предмет для зависти и вожделения!

Инесса поглядела на часики. Через полчаса они встречаются, и тогда... У нее внутри все затрепетало в ожидании. Она побарабанила пальцами с синим лаком на ногтях по рулевому колесу. Ей так хотелось, чтобы побыстрее прошли эти полчаса. Но она одернула себя. Приличные люди живут, не торопя время. Время торопят только активные дураки.

Она улыбнулась и погладила пальцами рулевое колесо, представляя, как его длинные, жесткие пальцы вскоре будут ласкать ее. Она любила длинные тонкие пальцы у мужчин, а не такие корявые сардельки, как у ее мужа... Она вообще не особенно любила своего мужа. Он ей смертельно надоел в последнее время.

Мотор заурчал по-домашнему, как ласковый кот. Инесса плавно, умело тронула машину с места.

Он снял квартирку - уютную двухкомнатную, как раз для встреч с нею. Обстановка, правда, там была не особенно изысканная, но зато имелась кровать просторная, как аэродромное поле, точнее, как взлетная полоса. С нее Инесса взмывала в заоблачные выси наслаждения.

Инесса знала, как сейчас все будет. Она поднимется на третий этаж старого, еще довоенного дома, сколоченного крепко из толстого, чугунной прочности кирпича, который не взяли ни пули, ни осколки во время штурма Полесска в сорок четвертом. Нажмет на истертую десятками тысяч нажатий пластмассовую бусинку звонка. Конечно, можно воспользоваться своими ключами, но она этого не сделает. Просто будет стоять, прислонившись к стене на лестничной площадке, сжав тонкими пальцами ремень сумки из крокодиловой кожи, и ждать, когда распахнется резко дверь.

Она знает, что он, маясь, курит, мечется по комнате, причесывается перед зеркалом, смотрит напряженно на часы, торопя минуты. А она обязательно опоздает на четверть часа, хотя тоже торопит минуты. Ей нравится, когда -он мается. Ей нравится мучить мужчин, которые теряют от нее голову. Поэтому сухо, почти по-сестрински чмокнув его в лоб, она снимет туфли, пройдет в прихожую, отстранится от его объятий, делая вид, что вообще не понимает, что с ним творится. Или скажет что-то вроде:

"Подожди, я так устала", намекая, что все может и не состояться. Мол, неизвестно, захочет ли она с ним еще раз взлететь с их постельного "аэродрома" или пришла окончательно сказать ему "прощай, мальчик". Мужчина не должен обольщаться, что обладает женщиной полностью. Власть женщины в том, что мужчина ощущает, как она может однажды ему сказать: "Ты мне больше неинтересен. Я вообще жалею, что потратила на тебя время. Не люблю таких мужиков". Едва мужчина перестает верить, что ему могут сказать такое, он теряет к женщине интерес, а она теряет над ним свою власть. Так что сегодня ему опять придется постараться, прежде чем он достигнет своего. Он будет упрашивать ее принять очередной дорогой подарок и наконец уговорит. И потом останется с мыслью, что не он овладел ею, а она соблаговолила снизойти до него.

Но в постели она воздаст ему за все. Она покажет ему, какой наградой является. Она прекрасно знает, как доставить удовольствие мужчине, и еще лучше знает, как получить удовольствие самой.

Надо только опоздать не меньше чем на пятнадцать минут. В прошлый раз она опоздала всего на пять. В позапрошлый - на полчаса. Главное - не повторяться. Предсказуемая женщина тоже становится неинтересной.

...Он встретил ее на пороге, уже изрядно изнервничавшийся.

- Где же ты ходишь? - воскликнул он. - Я думал, что умру, пока дождусь.

- Не умрешь, котяра, - бросила она, пройдя в прихожую.

А потом как по нотам разыграла все. И в очередной раз получилось, как она и рассчитывала...

Потом они лежали на кровати-аэродроме. Инесса была переполнена жизненной энергией. Он же, наоборот, измотан. Ей не раз говорили, что она вампирит энергию у мужчин. Очень может быть. Во всяком случае, большинство становились после ее ласк вот такими измотанными, еле ворочающими языком. Она же неизменно чувствовала себя прекрасно, полной сил и готовой на новые подвиги.

- Чума, - прошептал он.

- Ты был неплох, котяра, - она снисходительно почесала его подбородок, как чешут греющегося на коленях пушистого кота.

Он прикрыл глаза блаженно. Потом повернулся к ней и спросил:

- Как твой?

- Все сходит с ума.

- Из-за денег?

- А из-за чего он еще может сходить с ума? Не из-за меня же.

- Он дурак. Я бы сходил с ума только из-за тебя.

- Я знаю, - кивнула она. - Он дурак, что не ценит меня. Он дурак, потому что не знает, какой подарок судьбы ему достался.

- Все правильно, - согласился он.

- А ты знаешь, что мой муженек намылился в Германию?

- Как же, слышал. Он мне сам говорил вчера. Вот только чего он там забыл?

- Говорит - искать того гада, который нагрел его на деньги.

- А почему он едет его искать в Германию?

- Там вроде возникли какие-то следы денег.

- Ничего себе. - Он поцеловал ее.

- Сейчас ты скажешь, что ни за какие деньги не бросил бы меня, насмешливо протянула Инесса.

- Ну да.

- Все вы предсказуемы. - Она нанесла ему легкий булавочный укол. Пусть теперь помается в свободное время в терзаниях - кто такие "все"?

Он задумался. Потом грустно произнес:

- Иногда мне хочется тебя убить.

- Не смеши.

- Я тебя, наверное, убью, если ты решишь уйти от меня.

- Нет. Не получится, я тебя уверяю.

- Почему?

- Потому что слишком многие говорили это. - Она засмеялась. - Убьют меня. Убьют себя... Один дурак даже вскрыл вены, но больше, чтобы вызвать у меня жалость.

- Вызвал?

- Нет. Я не люблю малодушных дураков.

- Интересно, что сделает Глушак, если узнает, что я сплю с его женой?

- Не знаю, - пожала она обнаженными плечами. - Может, пристукнет тебя.

- А тебя?

- Меня - нет.

- Почему?

- Я знаю. - Она потянулась.

- Я люблю тебя.

- Спасибо. - Она равнодушно зевнула. Для нее слово "люблю" было внутри пустым, как барабан. Она знала, что в нее влюблялись. Без нее не могли жить. Она же относилась ко всему куда проще. Она просто ловила кайф.

- Вообще, мне кажется, что помимо меня ты любишь и ощущение опасности. И запретный плод - каково это - трахать жену своего приятеля, который столько для тебя сделал. Это же здорово,

- Приятеля, - усмехнулся он.

- И еще ты адреналин гоняешь, когда представляешь, что будет, если он узнает обо всем. Убьет или не убьет, а?

- Или я убью его, - вдруг зло произнес он.

- О, это уже что-то новое, - насмешка в ее голосе стала еще звучнее, откровеннее.

- Ты меня просто плохо знаешь.

- Хорошо я вас всех знаю. - Она зевнула. - Все вы одинаковые.

Он почти с ненавистью посмотрел на нее, а она прикрыла глаза и натянула на себя простыню...

Глава 11. ОХРАННАЯ ФИРМА "ЯНЫЧАР"

Старший помощник капитана, глядя в иллюминатор на возникший внизу аэропорт Полесска, примерно представлял, как все будет. Прямо около аэропорта к ним подкатят ребята в кожанках или в пиджаках - за год, что его здесь не было, многое могло измениться. Но он знал, что во главе их будет Баха - правая рука Корейца. Самого Ана морякам видеть не доводилось - главарь предпочитал не светиться. Все вопросы улаживали его шестерки, которыми руководил здоровенный, природой созданный для того, чтобы подавлять саму мысль о сопротивлении, Ваха.

Шасси самолета, следовавшего рейсом Марсель-Полесск, со стуком коснулись бетона посадочной полосы. Стюардесса улыбнулась на прощание. Один из мариманов, клеившийся к ней всю дорогу, попытался назначить ей свидание, но из-за избытка поглощенного им джина без тоника так и не сумел сформулировать, где ждет даму, его увлекли прочь, в теплый полесский вечер более стойкие товарищи.

Мариманы чувствовали себя немного неуютно. Каждый раз, возвращаясь из плаваний, которые длились порой по полтора года, они оказывались в другой стране, становившейся все более чужой, и шока от этого момента узнавания и неузнавания хватало надолго.

Мысли старпомом владели невеселые. От них ему часто вообще не хотелось жить. Все, чему он посвятил свою жизнь, в последние годы шло прахом.

То, что еще недавно было гордостью страны, - прекрасный торговый, рыболовецкий флот, белоснежные пассажирские суперлайнеры - от этого, увы, сегодня мало что осталось. Если уж искать исторические аналогии, последствия экономических реформ для российского флота можно сравнить разве что с потоплением испанской Великой армады. Большая часть его в последние годы утеряна безвозвратно - суда растащили втихаря, как раньше тащили с работы мешок цемента, продали и перепродали, приватизировали, сдали на лом, потопили. Все получилось, как всегда в России, - ушлые ребята заработали рубль, а изгадили все на тысячу.

Войны за приватизацию пароходств были одними из самых кровавых во всей истории постперестроечных мафиозных войн. Людей косили десятками - уж очень жирный кусок выдирали друг у друга из рук и из зубов. В результате для тех, кто крепкой якорной цепью был повязан с морем, настали тяжелые времена.

Раньше моряк знал, что в срок он обязательно выйдет в море, пробудет там с полгода, а то и поболе, подзаработает деньжат, пусть и не слишком большие, ну а что ему не доплатит государство, возьмет сам, прикупив технику, шмотки - все то, что обходилось на Западе так дешево и стоило дома так дорого. Но флот пошел на дно, и сегодня моряку ох как трудно найти свой корабль.

Но вот запестрели полосы газет объявлениями: "Требуются мотористы, судомеханики, целые экипажи. Ждем вас с распростертыми объятиями в Полесске". И потянулись матросики, боцмана, дизелисты и коки со всей страны. Полесск стал перевалочной базой, где солидные или жульнические фирмы собирали экипажи для флотов самых разных стран. Неожиданно выяснилось, что на наших моряков в мире большой спрос, поскольку русские экипажи по праву считаются одними из лучших. Во-первых, наш моряк - дешевый моряк, он получает в несколько раз меньше своих западных коллег да еще считает, что его осчастливили. Во-вторых, русский моряк - моряк высокопрофессиональный. Все знают, что ему нет равных по действиям в нештатных ситуациях. Наш человек привык драться и побеждать там, где западный обыватель мирно и правопослушно ложится и умирает - этого у нас не отнять. Ну и, наконец, русскому моряку легче всего взгромоздиться на шею, попить его кровушки, впившись в загривок вампирьими клыками, а потом, при окончательном расчете, изящно и просто обвести вокруг пальца. Потому что русский человек прекрасно борется со стихией и с врагами, но туго представляет, как биться за свои права с прохиндеями.

Некоторые из тех, кто уходил в море под китайским, французским, либерийским флагами (кстати, Либерия -самая мощная морская держава мира, из-за диких льгот там регистрируется большинство судов в мире), зарабатывали по тысяче-полторы долларов в месяц, да еще льготная растаможка машин и задешево приобретенные вещи. Так что люди считали, что им везло. Другим везло меньше. Конторы, которые нанимали экипажи, иногда вместе с судами имели привычку внезапно исчезать или просто обжуливали матросиков, бросая их на произвол судьбы на другом конце земного шара. И целые экипажи куковали по нескольку месяцев где-нибудь на Берегу Слоновой Кости, не имея возможности вернуться на свою горячо любимую, хоть и прилично опустившуюся родину.

Возвращаясь после всех переделок из дальних странствий, моряки теперь не знали, когда подвернется оказия со следующим рейсом и сколько им придется жить на заработанные непосильным трудом деньги. Поэтому расставались с деньгами они без всякой охоты. Но бандитам надо платить.

На этот раз их ждали у трапа. Молодой, высокий, приторно вежливый молодой человек в безупречно сидящем синем костюме, с коробочкой коротковолновой рации в руке безошибочно вычленил старпома из толпы, подошел к нему и представился:

- Я представитель охранного агентства "Янычар". Автобус вас ждет. Мы облегчим прохождение таможенных формальностей и паспортного контроля.

Он кивнул на просторный "мерседесовский" автобус, стоящий неподалеку от площадки, куда причалил подуставший от полета "Ту-134".

- А мы вас вызывали? - усмехнулся старпом.

- Обычно мы приходим сами. Чтобы облегчить жизнь нашим согражданам, возвращающимся после тяжелой работы на родину.

Красиво и гладко излагает, отметил про себя старпом. И высшее образование на лице написано. Да, приподнимается мафия... Старпом не знал, что за хорошие манеры и действительно высшее образование за плечами братаны прозвали этого подающего надежды парня Интеллигентом.

- Растаможка, - более утвердительно, чем вопросительно произнес старпом.

Молодой человек обворожительно улыбнулся.

- Наша фирма предлагает выгодную сделку. Избавит вас от лишней головной боли к взаимной выгоде.

- И за сколько покупаете?

- Девятьсот за машину. Такая новая такса.

- По-божески.

- Хорошо, если бы вы объяснили все своим людям. Не хотелось бы недопонимания... Сами понимаете. Бизнес у нас жесткий.

- А круто вы поднялись, - усмехнулся старпом. - Уже у трапа встречаете. Раньше, чем таможня и пограничники.

- Растем.

- А где Ваха?

- Он здесь больше не работает. Как бы лучше объяснить... сейчас здесь работает другая фирма.

- Все понятно, - кивнул старпом.

Ему было совершенно все равно, с кем иметь дело. Он хотел одного - чтобы это побыстрее кончилось. Он всегда после этого ощущал, будто совершил какую-то непристойность, что его унизили, плюнули в лицо. Ему было стыдно, что он в очередной раз сыграл так, как угодно этим агрессивным, не упускающим своего парням, которые просто излучают уверенность в том, что они имеют право поступать так с людьми и что на них в этом подлунном мире нет и не предвидится в ближайшее время никакой управы.

Уже ближе к ночи этот молодой хорошо одетый человек по фамилии Гутман и по кличке Интеллигент настукал на мобильнике так хорошо знакомый ему номер телефона.

- Шамиль Идрисович, все в порядке. Мы закончили.

- Тихо прошло?

- Ребята оказались благоразумные. Мы быстро нашли общий язык.

- Хорошо. Завтра можешь подъехать к одиннадцати на работу.

- Спасибо.

Шамиль Зайнутдинов в этот поздний час находился в своем развлекательном комплексе "Золотой шельф". Внизу в ресторане звучала музыка, в казино раскручивалась рулетка и больные игрой люди готовились подпитывать ее долларами.

Шамиль удовлетворенно прижмурил глаза. Нет, это еще не полная победа. Но удар, который нанесли Корейцу, позволил его сильно потеснить в этом прибыльном бизнесе. Ничего, рано или поздно ан вообще вылетит из этого бизнеса. Шамиль знал, что так и будет. Будет обязательно. Так уж получалось, что все, что он загадывал, пока сбывалось.

- Аэропорт наш, - прошептал он под нос. - Наш... Не хотелось вспоминать, чего это стоило, но сделки с моряками в аэропорту Полесска они, можно считать, поставили под свой контроль. А это хорошие деньги наличкой. И деньги пригодятся. Скоро ожидаются новые аукционы на льготную сигаретную растаможку...

Глава 12. ЛОМОНОСОВ И ЕГО КОМАНДА

Встречу с человеком Ушаков назначил на городских прудах рядом с Домом Советов.

- Здравствуйте, Лев Васильевич, - озираясь, произнес татуированный, уже в годах бугай по кличке Фофа.

- Не трясись так.

- Да я не трясусь...

В этот час на прудах было пусто, да и сами пруды в последнее время становились все более заброшенными, зарастали тиной. Шестьдесят пять лет назад немцы покрыли их дно плиткой, так что те вообще не зарастали ничем и вода была нормальная, почти чистая, пока лет десять назад городские власти не решили их почистить и окультурить. Работали "окультуриватели" так, как привыкли работать, - бездумно, шаляй-валяй. Они проехались бульдозером по дну, плитку покололи, после чего пруды начали зарастать с такой скоростью,; что их не успевали чистить, а заново покрывать плиткой - это никому и в голову не придет. Лучше пускай все зарастет.

- Присаживайся, - предложил Ушаков и устроился на лавочке.

- Курите? - спросил Фофа, вытаскивая "Мальборо".

- Если угостишь.

- Кума да не угостить.

Фофу Ушаков знал по седьмой колонии, там этот рецидивист досиживал третий срок.

Дул порывистый ветер, выглядывало солнце и снова пряталось за облаками.

- Сейчас дождь будет, - сказал Фофа. - К дождю у меня ребра болят... Вертухаи на шестерке переломали.

- А у меня голова. Это ваши постарались, - усмехнулся Ушаков.

Солнце раз в пять минут выглядывало из-за туч, и тогда серый город оживал. Вспыхивали знаменитые ярко-красные полесские черепичные крыши - эта черепица осталась еще от немцев. В туманном, дождливом климате они радовали глаз.

До войны Полесск был процветающей провинцией Германии. Здесь жили великие немецкие философы, государственные деятели и зодчие. А позже отсюда поднимались самолеты "Люфтваффе" бомбить Европу и Россию, отсюда выдвигались танковые армии, чтобы победным маршем пройтись по всему континенту и установить господство Третьего рейха. И за это немцы заплатили жестокой, но справедливой ценой - здесь теперь не их земля.

В начале восьмидесятых первого секретаря Полесского обкома захватила маниакальная идея выжечь в области всю память о былой немецкой гегемонии. Задача была невыполнима в принципе - для этого нужно снести каждое здание, ободрать крыши новых домов, куда пошла та самая немецкая черепица, уничтожить мосты, водопровод и канализацию, сделанную с немецким качеством, и проложить наши трубы, которые все время лопаются. Но кое-что неистовый секретарь достиг. Сровнял с землей несколько исторических зданий. Взорвал королевский замок дело оказалось нелегкое - настолько толстыми были стены, настолько крепким был кирпич. Замок будто цеплялся из всех своих недюжинных сил за землю, на которой поднялся. Целый год понадобился, чтобы расчистить площадку... Руки партийного секретаря не дотянулись до гигантского, выдержанного в строгих пропорциях, краснокирпичного, с острым шпилем кафедрального собора. Тот сам собой гнил и разваливался - и в таком состоянии пребывал бы еще тысячу лет, да подоспели новые времена, решено было памятник реставрировать. Тут же нашлись те, кто взвалил на себя этот тяжелый груз. Как всегда, благие побуждения обернулись длинной чередой афер, краж, махинаций, помпезным открытием липовых фондов с их тихой ликвидацией, выделением льгот. До сих пор на реставрацию улетают в темноту деньги из областного бюджета, один за другим меняются подрядчики кого-то подстрелят, у кого-то спалят офис, кто-то подастся в бега, преследуемый правоохранительными органами. Схожая ситуация складывалась и с попытками достроить двадцатиэтажный, серый, как вся наша жизнь, Дом Советов - там вообще строители заигрались так, что год назад был расстрелян в подъезде главный подрядчик вместе с заместителем. Правда, дело быстро подняли, но к лучшему ничего не изменилось.

Вот он, Дом Советов, прямо напротив прудов - наверное, этот провинциальный гигант задумывался стать символом победившего на немецкой земле социализма, или образцом достижений народного хозяйства, или чего-то там еще. А стал самым знаменитым долгостроем, который своей уродливой серой массой разбивает на части, ломает весь городской ландшафт. Достроить его пытались уже двадцатый год. Еще при коммунистах ходил анекдот, как иностранный гость Полесска едет по городу, видит чудовище архитектуры и спрашивает таксиста:

- Это что?

- Да такая фигня, - машет рукой таксист. - Сколько себя помню, столько ее строят.

На следующий день таксиста тащат в госбезопасность и начинают накручивать:

- Ты что позоришь наш город перед иностранными гостями, намекаешь, что мы не способны быстро строить? Так недолго и доиграться.

Таксист все понял. В тот же день другой иностранец спрашивает:

- Это что такое?

Таксист ошарашенно смотрит на Дом Советов и восклицает:

- Ух ты! Еще вчера не было...

После войны долго решали, как быть с Полесской областью. Гуляли идеи передать ее ГДР - для братьев ничего не жалко, но, слава богу, до дела не дошло. Но область оставалась в подвешенном состоянии не одно десятилетие, поэтому как свою территорию ее не особенно воспринимали, застраивали ее шаляй-валяй, инфраструктуру не развивали. И все тут приходило в упадок. Понятное дело, с приходом новых времен расцвета не последовало. Наоборот, теперь все рушилось в черную дыру, и находились уже чудаки, которые всерьез говорили, что пора бы отдавать землицу обратно, Германии.

- Ну, чем порадуешь, Фофа? - спросил Ушаков, возвращаясь на грешную землю от грустных дум.

- Пограничный пункт в Суворовском районе держит под контролем бригада Ломоносова.

- Это каждый ребенок знает.

Ломоносов - чемпион России по карате с фигурой биндюжника, заместитель Корейца по пограничным вопросам - получил кличку вовсе не по причине своей глубокой мудрости и учености. Просто он отлично ломал носы, а также челюсти и ребра. Его бригада держала еще два пограничных пункта, беря процент с промышлявших там контрабандистов, "гонщиков" и разного люда, зарабатывающего всеми правдами и неправдами там свой кусок хлеба.

- Они сменами работают, - продолжил Фофа. - Обычно одна-две машины. Клиентуру свою хорошо знают, так что даже напрягаться не надо, чтобы деньги собрать. Но бывает и кулаками поработать приходится.

- Фофа, это все известно. Конкретнее.

- Я знаю командира одной группы. Он погоняло, такое имеет - Пробитый.

- Пробитый... Что-то знакомое.

- Бывший прапорщик-мариман. На каких-то учениях болванкой ему по чайнику звездануло. Он, видать, и до этого головой не особенно силен был, а тут вообще крышу снесло. С ним из братанов никто не связывается. Поговаривают, он Лома завалил.

- Это в Приморском районе?

-Да.

- А за что?

- Вроде Лом ему что-то поперек сказал, оскорбил. А Пробитый стерпит, сразу в драку не кинется. Просто пообещает завалить. И завалит. Лома после этого разговора никто не видел.

- Даже так.

- Ну да. Пробитый в Сибири промышлял, здесь где-то пару лет. Чокнутый на оружии. Стреляет с двух рук по-македонски. Корейцу он какие-то услуги оказывал.

- Завалил кого из конкурентов?

- Я не знаю. Возможно, и так. Кореец его уважает.

- А чего тогда на трассу посадил?

- Не знаю. Это их дела.

- Когда они выставляются? - Ушаков вынул записную книжку и сделал в ней отметки. Блокнот в кармане - главное оружие опера.

- Вот, - Фофа вынул мятую бумажку и старательно разгладил ее. - Тут все. Номера их машин. Люди, кого они обувают. Если взять эту бригаду, ниточка к Ломоносову потянется.

Ушаков прочитал ее и сунул в карман.

- Вообще, братва Корейца распустилась, - покачал головой Фофа. - Житья от них нет. Чего хотят, то и делают. Распустили вы их.

- Не мы, - раздраженно бросил Ушаков.

- Правильно, коллеги ваши. УБОП... Вон у Гурина с Корейцем какая-то любовь непонятная.

- Какая?

У Гурина, как начальника отдела по бандитизму УБОПа, в сейфе лежало наблюдательное дело на группу Корейца.

- А черт знает, - пожал плечами Фофа. - Вообще, ваши коллеги... - Он только покачал головой.

- Не любишь УБОП? - усмехнулся Ушаков.

- А кто его любит? С розыском все понятно - и задержит опер, и морду в сердцах набьет, но как-то понятно: вот мы, вот вы. И взаимоуважение присутствует. А они...

-Что?

- Ваш УБОП - как братва отмороженная работает. Считай, еще одна бригада объявилась. У них свой интерес.

- Какой такой интерес?

- Вам лучше знать...

Ушаков усмехнулся. Как бы это узнать?

Глава 13. УКРОЩЕНИЕ ГОРИЛЛЫ

Глушко вернулся ночью. Самолет из Мюнхена опоздал на два часа из-за погодных условий - Полесск прикрыл одеялом плотный туман, который только что начал развеиваться, но так и не развеялся до конца.

- Здравствуй, дорогой, - проворковала Инесса, целуя мужа и видя, что тот злой, как черт.

Он буркнул что-то неопределенное, кивнул ей и прошел в комнату. За ним борцовского вида шофер занес два больших чемодана - бывший гоп-стопник Глушак теперь не выезжал даже на два дня, не прихватив с собой три костюма, груду рубашек, бабочек и галстуков.

- Свободен, - кивнул он шоферу.

Тот попрощался и вышел, предварительно жадным взором окинув Инессу, которая с пониманием усмехнулась - она давно уже привыкла, что кобели кидают на нее именно такие взгляды.

- Как слетал? - спросила она, присаживаясь напротив мужа.

Он сорвал с шеи опостылевший галстук. Посмотрел на нее, как на незнакомого человека. От него пахло виски, но он не был пьян. Потом взор его прояснился.

- Отлично. Прекрасно, - саркастически произнес он. - Мы в дерьме. И знаешь, почему?

- Почему?

- Потому что кое-кто нам очень хорошо подгадил.

- Ты насчет тех краденых денег?

- Да. Я видел Марка. Он обещал кое-что узнать...

- Откуда Марк там, в Мюнхене, может что-то узнать о том, кто вас обманул здесь?

- Может.

-Как?

- Не твое дело, - вдруг рявкнул он.

- А где мое дело? - не обращая внимания на его тон, невозмутимо спросила Инесса.

- Я знаю, где твое место...

-И где?

- В маникюрном салоне... И в "Афродите".

- Как ты можешь?

- Что, я не знаю, о чем ты мечтаешь? - Он яростно посмотрел на нее. - Ты мечтаешь влезть в бизнес и чуток порулить. Ты думаешь, у тебя, овцы, получится.

"Да не хуже, чем у тебя", - подумала она, но вслух ничего не сказала.

- Пока я жив - этого не будет, - резко бросил он, встал, подошел к чемодану, открыл и начал рыться в нем. - И заткнись...

- Я вообще молчу. Говоришь только ты, - все так же спокойно произнесла она, с ненавистью глядя ему в спину. Потом взяла себя в руки, подошла к нему, провела пальцами по его шее, что-то заворковала. Обычно после этого он размякал, но тут просто оттолкнул ее.

- Отстань. Я устал.

Он вытащил папку с ксерокопиями бумаг, распечатками, ярким увесистым проспектом какой-то фирмы, прошел в кабинет и положил ее в сейф.

На следующее утро он проснулся в семь часов - бодрый и полный энергии, будто проспал не четыре часа, а все десять. Чисто выбрился и, возбужденный, на что-то нацелившийся, отправился вершить свои дела в город. А дел за пять дней отсутствия накопилось немало. Таможня тормознула фуру с сигаретами, и надо было разбираться. Да еще оптовики задерживали оплату за поставленный товар. Тут надо было давить нещадно, используя богатый силовой инструментарий, которым он обладал, благо немало подкармливал братанов, готовых биться за его благосостояние. Были и еще кое-какие дела. Одно из них весьма деликатное.

Приехал он домой к одиннадцати вечера. И был почти такой же злой, как вчера, и на Инессу смотрел, как чекист на капиталиста. Она почуяла что-то неладное.

- Ну, что у нас плохого? - фразой из мультфильма встретила она его.

- Ты, - он схватил ее за руку и сжал так, что, казалось, раздавит тонкую кость. - Ты - подзаборная шлюха!

- Отпусти, мне больно! - воскликнула она. Он смотрел на нее, будто хотел тут же и придавить. Глаза его наливались тяжелой яростью гориллы, завидевшей врага. Она видела, что ему хочется с размаху влепить горильей лапой ей по лицу, снести к чертям челюсть.

- Мне больно, дурак! - С неожиданной силой она вырвала свою руку из его лапы, подумав, что от его корявых жестких пальцев наверняка останутся приличные синяки.

Он прошел в комнату, с размаху плюхнулся в глубокое, обволакивающее кресло, бросил на ковер "дипломат", вытянул устало ноги. И произнес утвердительно:

- Ты просто шлюха!

- Почему ты меня оскорбляешь? - решила она сыграть обиженную невинность, лихорадочно размышляя, какие из ее похождений выплыли на свет божий в этот раз.

-Я надрываюсь в Германии, подставляю свою шкуру, чтобы ты могла таскать брюлики, ездить на "Тойоте" и греть жопу в соляриях, а ты мне наставляешь рога.

- Ты что говоришь? Какие рога?!

- И рога наставляешь с моим же корешем, - не слушая ее возражений, продолжил он. - Что же за проститутки вокруг все! Никому нельзя верить. Только себе... Только себе...

- Ты говоришь чушь!

- Да? - удивленно посмотрел он на нее, и она увидела, что на него вновь накатывает схлынувшая было волна ярости. - Ты что думаешь, Глушак - лох? Я лох, да?

- Никто этого не думает. Только тебе наговорили что-то на меня.

- А это что? - Он потянулся к "дипломату", открыл его и извлек из его чрева пачку фотографий. - Это что - фотомонтаж, чудо техники? Или правда?

- Ты... - теперь пришло время ей задыхаться от негодования. - Ты... Ты следил за мной.

- Попросил ребят присмотреть.

- Ах ты... - Она взорвалась. - Ах ты, сволочь!

-Что?

- Ни секунды больше... - Она схватила сумку и бросилась в прихожую, натягивая туфли. - Ноги не будет... Чтобы я еще...

Он несколько озадаченно посмотрел на нее и поинтересовался:

- Ты куда?

- Куда угодно. Хоть на вокзал жить.

- Во, тебе там самое место. За сто рублей отдаваться будешь хачикам.

- Ты... - Она потянулась к замку. Но он схватил ее за плечи, оттащил в комнату, резко толкнул на диван.

- Сидеть здесь!

- Ну давай. Избей меня. А лучше убей, да! Я же с тобой не могу тягаться, с боксером хреновым! Убей! - заорала она, швырнув в него сумку.

- Хватит орать, как мартовская кошка, - устало произнес Глушко. - Нет, ну какая шлюха...

- Во-первых, у нас ничего не было. Просто встретились. Пригласил посидеть. Но ничего не было.

- Конечно, пионерская организация, - хмыкнул Глушко, вдруг ощущая, что ярость окончательно ушла. - Кстати, там пара фоток - хоть сейчас в "Русский порнограф".

- А ты про своих шлюх забыл? Каждую неделю новую заводишь. Какую-нибудь мисску поганую с конкурса областного в лифте отодрать - тут ты герой!

- В лифте? - Он озадаченно почесал тяжелый подбородок.

- А меня запер в клетке! Ты давно со мной в постели кувыркался, котик? Вспомни! Все твои дела поганые. Мы же нигде вместе не бываем, кроме фуршетов! Ты хочешь, чтобы я была монахиней, да!

- Ну да, - кивнул Глушко. - Каждый мужчина мечтает, чтобы женщина в постели была проституткой, а с другими-монахиней.

- Вот именно. - Она почувствовала, что инициатива переходит в ее руки. Ты же...

- Все, заткнись, - устало произнес он.

- Но...

- Заткнись, или хуже будет. - Он подошел к бару, открыл его. Внутри зажегся свет, призывно манили яркими этикетками полтора десятка бутылок. Он достал бутылку виски и прямо из горла отхлебнул приличный глоток, запил все это баночным пивом из холодильника под баром.-Иди, спи. Утро вечера мудренее.

Она фыркнула, но отправилась в свою спальню. Он просидел с полчаса, рассматривая мелеющую бутылку виски. Им овладела странная прострация. Жена шлюха и спит с его приятелем. Деньги уперли, притом так получается, что упер кто-то из хорошо знакомых людей. Что делать? Навести такой разбор по понятиям со всеми, чтобы все вздрогнуло, как от землетрясения? А что, он может. Глушак может все. Весь Полесск знает, что такое Глушак в ярости. А много ее осталось, этой хваленой ярости?.. Осталось. Куда она денется!

Инесса ворочалась в постели, тоже не в силах заснуть. Она отлично знала, насколько неуправляемым может быть ее муж. У него в голове часто замыкало на безумных мыслях, не так редко он совершал безумные поступки... Вместе с тем она надеялась обуздать его. У нее всегда это получалось. Мужчины по сути своей дураки. Женщина, которая умеет играть на их слабостях и где-то потакать их дури, управляет ими, как хорошей скаковой лошадью. Нет, ей он ничего не сделает.

Как-то она не подумала, что будет с любовником. Что муж сделает ему? Убьет?.. Что же, очень может быть. Или любовник убьет мужа. Сейчас нет дуэлей, и такие вопросы решаются проще и эффективнее - выстрел из-за угла или спьяну, с горя - ножом в пузо. Он ведь ничего не знает. Надо завтра позвонить ему, предупредить.

С другой стороны - зачем? Пусть все будет как будет. Она свой шторм пережила, муженек уже свыкся с мыслью, что она наставила ему рога, тем более это был не первый случай. Он приноровился таскать рога и смирился с тем, что она не может не менять мужиков. Это как кошку заставить не воровать рыбу со стола. Так что он предполагал, что она выкинет что-то подобное. Но что выкинет с его приятелем - не ждал.

А все же интересно, чем дело кончится? Инесса усмехнулась. Самцы дерутся из-за самки. Это естественно. Испокон веков так было, и самка от этого только возбуждается. А вот звонить любовнику или нет завтра? Пожалуй, не стоит. Для нее эта история закончилась. А он с ее муженьком пусть разбирается сам. Помогать она ему не намерена.

Так, успокоенная, она наконец смогла уснуть с мыслями, что все нормально, найдет себе еще денежного хахаля. Это был не последний.

Ночью Глушко подошел к ее кровати, посветил на нее фонарем, пьяно покачиваясь. Сжал кулачище, потом, пожав плечами, хмыкнул, отправился спать. Завтра тяжелый день. Будет выяснение отношений.

Глава 14. РАЗБОРКУ НЕ ЖДАЛИ?

- Вы хотя бы нас предупредили, что проводите мероприятия по Корейцу, - не слишком дружелюбно произнес начальник областного Управления по борьбе с организованной преступностью полковник Еременко - плечистый сорокалетний вальяжный мужчина, с которым Ушаков столкнулся в коридоре перед актовым залом. За начальником УБОПа, как хвост, прилепился начальник отдела по борьбе с бандитизмом Гурин.

- Зачем? - спросил Ушаков.

- Организовали бы совместные мероприятия. Совместные мероприятия - это любимый конек УБОПа. Суть в том, что борцы с оргпреступностью подключаются на последней стадии, когда нужно просто съездить на адрес и выхватить из него злоумышленника. А когда дело доходит до "призов и подарков", выясняется, что они все и раскрыли - во всяком случае, везде заявляется именно так.

- Кроме того. Кореец у нас в разработке, - встрял деловой, озабоченный важными государственными, никак не меньше, проблемами подполковник Гурин.

- Сколько лет? - поинтересовался Ушаков.

- Что - лет?

- Сколько лет вы его разрабатываете?

- ФБР своих мафиози по двадцать лет разрабатывает. - Гурин это произнес тоном, каким разговаривают учителя с тупыми учениками.

- Пока мафиози не умирают от старости... Вы его столько разрабатывали, что Кореец до высших слоев атмосферы поднялся, - зло произнес Ушаков.

- Ты на что намекаешь? - сдвинул брови начальник УБОПа.

- Я намекаю, что пора нам полесское болото начать осушать. И давить бандитов изо дня в день, а не из года в год.

- Желания у нас одни и те же, - кивнул вдруг сразу поскучневший начальник УБОПа.

В этом Ушаков в последнее время сомневался все больше.

- Только это нелегко, - произнес с картинной усталостью начальник УБОПа. Времена несколько другие, чем при коммунистах. И бандиты другие.

- Бандиты все те же, - возразил Ушаков. - Только обнаглели от безнадзорности.

- Ладно, этот спор у нас старый. - Начальник УБОПа посмотрел на часы. Пора. У меня третье выступление.

В актовом зале проходило квартальное подведение итогов. На него собрались руководители служб областного Управления, начальники райотделов и их заместители. Все будет как всегда. Долгие нудные отчеты о динамике преступности - а динамика неважная, особенно по тяжким преступлениям. Опять невзначай начальник УВД обронит, что средств выделяет федеральный бюджет все меньше, а значит, нужно сократить еще несколько штатных единиц - не так чтобы много, но все-таки. Пару человек отберут и у угрозыска, а тут каждая сокращенная единица означает то, что останется неприкрытой какая-то линия деятельности и несколько жуликов не ответят за свои преступления.

Начальник штаба объявил подведение итогов открытым. На трибуну вышел сорокачетырехлетний подтянутый начальник УВД генерал Шаповаленко. Его назначил на эту должность бывший министр внутренних дел Куликов, который с дурным упорством расставлял на все руководящие посты офицеров внутренних войск. Обычно это заканчивалось плачевно - такого количества некомпетентных самодуров МВД не видело давно, и очень быстро эти назначенцы после ухода в отставку министра-благодетеля повылетали вон. Но начальник Полесского УВД неожиданно вписался в систему, проявил себя человеком, который способен учиться и на своих, и на чужих ошибках, а главное, стремится к этому, а кроме того, продемонстрировал хорошие качества руководителя. И не стал марионеткой при губернаторе, чего последний добивался всеми силами. Ушакова вполне устраивал начальник УВД, который один из немногих открыто заявил, что главная служба в милиции - уголовный розыск, о чем в МВД позабыли давным-давно.

Шаповаленко отчитал по бумажке свой доклад. Сразу после него на трибуну взошел Ушаков. Слово ему на подобных заседаниях давали не особенно охотно, поскольку знали, что начальник розыска непременно брякнет что-то крайне недипломатичное. Год назад на областном совещании представителей правоохранительных органов он толканул речь, которая сводилась к тому, что уже давно, по большому счету, борьба с преступностью волнует только уголовный розыск. Все остальные мало того, что самоустранились от нее, но и не упускают возможности вставить палку в колесо, да еще так, чтобы все спицы вырвало. Прокуратура отпускает убийц под залог. Суды дают условно закоренелым негодяям... Ох, он готов был наговорить еще много, потому что наболело в душе. За два дня перед тем совещанием из специальной психиатрической больницы вышел главарь банды, которая убивала людей за квартиры - только доказанных на них висело четыре трупа. Отсидел бандит аж год. Мать его, главный психиатр Полесска, постаралась, чтобы сынулю признали невменяемым, он полежал в спецбольнице и получил заключение, что произошло чудо - душевная болезнь отступила. Как только вышел, начал слоняться по городу и предлагаться денежным людям в качестве человека, готового убить за деньги кого угодно, хоть родную маму-психиатра.

Выступая, Ушаков видел, что у прокурора области округляются глаза. Строптивого полковника решили проработать принародно и устроить моральное избиение за политически близорукое выступление, а он взял и брякнул с той же трибуны:

- А ведь знаете, я еще и не то могу сказать.

А что он может сказать много - об этом знали все. Сразу после этого он дал интервью журналистам, где пересказал все выступление. Прокурор области через неделю после этого неописуемого скандала встретился с ним и вздохнул:

- Во многом ты прав, Лев Васильевич. Хотя где-то и нас понять можно... Если районные прокуроры санкции не дают или проблемы - выходи сразу на меня.

- Я могу выйти на вас. Но ведь по каждому случаю, когда ваши члены тайного ордена гуманистов в прокурорских мундирах бандитов на волю отпускают, не выйдешь.

- Ну а что я могу сделать, - развел руками прокурор. - Времена нынче вон какие. Либеральные. И изоляторы переполнены. И тюрьмы. Поэтому выпускаем мерзавцев.

- А они убивают людей. Так что их становится больше, а нас, нормальных, меньше.

- А что мы можем изменить?

- Хоть немного, но можем, - вздохнул Ушаков.

- Ладно. - Прокурор пожал ему руку. Все-таки с ним можно иметь дела...

С того времени Ушакова стали опасаться выпускать на трибуны.

Но на этот раз он держался почти в рамках приличия. Под конец не выдержал, покусал немножко следствие и пнул со смаком УБОП:

- Практически от Управления по борьбе с организованной преступностью не было получено ни одной значимой информации по оргпреступным группам, которая позволила бы сколько-нибудь продвинуться вперед в раскрытии резонансных преступлений. Особенно нас беспокоят табачные дела.

- Вот и послушаем начальника Управления по организованной преступности, сказал начальник УВД тоном, каким в известной юмореске говорят: "А где наш начальник транспортного цеха?"

Начальник УБОПа, порывистый в движениях, сосредоточенный, деловой, вышел на трибуну, разложил листки и принялся докладывать, читая хорошо поставленным голосом. Голос его журчал, как ручеек, речь была гладкая - и все мимо.

- За текущий год нами изъято... - начал перечислять Еременко достижения своей конторы в изъятии оружия и наркотических веществ. - По оперативной информации, было изъято у преступников более двух тонн тротила, - с нажимом произнес он.

По залу прошел смешок, но начальник УБОПа его не заметил и продолжал бубнить.

Этот тротил - анекдот областного значения. Полгода назад лесник случайно обнаружил в лесу склад, спрятанный еще немцами до лучших времен. Добропорядочный гражданин, вместо того чтобы кидать тротил в сумку и идти на ближайший рынок торговать им, вернулся в Полесск и начал названивать в милицию, по "ноль-два" ему дали телефон УБОПа. Опера быстро въехали в суть проблемы, взяли саперов из ОМОНа и войсковой части и действительно нашли склад с тротилом - более двух тонн. Теперь уже по всем газетам, по телевидению прошло, что УБОП изъял у преступников две тонны тротила, и у обывателя могло возникнуть ощущение, что взрывчатку чуть ли не с руками вырвали у террористов, которые рассчитывали не меньше, чем взорвать Полесский морской порт или недостроенный Дом Советов.

Ушаков хмыкнул, стараясь демонстративно не рассмеяться. Тем временем Еременко начал тем же лекторским тоном рисовать мрачную картину царящего в Полесской области бандитизма. Ничего не забыл - и сколько под боком хорошо организованных, отлично вооруженных преступных групп, и кто их лидеры, и кто из них на чем множит свои преступные капиталы. Старый прокурор области на одном из совещаний, выслушав от Еременко такое же примерно перечисление, вдруг сказал:

- Товарищ полковник, начните все сначала и сделаем вид, что я вас не слышал. Иначе мне придется возбуждать на вас дело.

- За что? - опешил начальник УБОПа.

- За то, что вы все знаете и не принимаете никаких мер. А это преступное бездействие.

Но урок прошел даром, поскольку полковник Еременко сейчас тоном, каким раньше расписывали достижения народного хозяйства и рост удоев, излагал достижения полесского бандитизма. Когда он дошел до успехов в борьбе с ним, он запнулся - тут обстояло немножко хуже.

- Все понятно, - прервал его начальник УВД. - Обращаю внимание всего блока криминальной милиции и службы по борьбе с организованной преступностью. Одним из главных рассадников криминальной заразы является табачный бизнес. Это контрабанда. Это коррумпированные связи. Это уклонение от налогов. Это наемные убийства. Поэтому все силы должны быть направлены на наведение элементарного порядка в этой сфере. Иначе наемные убийства будут продолжаться.

"Пока будут квоты на сигареты - будут убийства", - подумал Ушаков, сдержавшись, чтобы не брякнуть это вслух.

Тут к нему подсел Гринев, он был чем-то сильно озабочен.

- Василич, пошли отсюда, - прошептал он. - Отсовещались на сегодня.

- Что случилось?

- В Суворовске война.

- Что за война?

- С применением всех видов стрелкового оружия. Поехали.

- Поехали. - Ушаков прикинул, как бы лучше отпроситься у генерала. Подведение итогов затянется еще надолго. А война - это серьезно...

Глава 15. "ТОРПЕДЫ" ВЫХОДЯТ НА ЦЕЛЬ

Перед суворовским таможенным переходом выстроилась длинная очередь из стареньких "Мерседесов", новых "СААБов", "Вольво", антикварных "Трабантов" и "Запорожцев". Машины были с польскими, русскими номерами. Граница кормила всех - и русских, и литовцев, и поляков. Таково ее свойство - деньги тут появляются как по волшебству, сами собой.

Погода в пятницу выдалась неважная, хлестал косой дождь, было душновато. Погранцы и таможенники привычно проверяли документы у владельцев машин, челночников, выезжающих за добычей на автобусах, пешеходов - бывают и такие, кто тащится с сумками и котомками на польскую землю.

Пробитый сидел за рулем темно-зеленого "Форда-Мондео", притулившегося на забетонированной площадке около дороги, и критически озирал выстроившуюся очередь, которая отсюда просматривалась отлично. Рядом с ним лежала рация, по которой можно было соединиться со своими как на той стороны границы, так и на этой, если понадобится подмога. Пока она ни разу не понадобилась, но всякое бывает.

- Очередь здоровая, а толку никакого, - нервно ерзал на сиденье Сова - он был новенький в бригаде, пришел туда, решив, что двадцать лет - это тот возраст, когда пора зарабатывать деньги и начинать заботиться о себе самому. Глаза у него были глубоко утопленные, круглые, и он действительно походил на сову, смотря на мир вечно удивленными очами. - Чего-то не прет сегодня клиент. Улова никакого.

- Да не ной хоть ты, - гаркнул на него Пробитый.

- Сегодня хрен норму выберем, - поддакнул Богомол, получивший прозвище из-за того, что кичился своим даном по ушу в стиле Богомола. Впрочем, восточными единоборствами он действительно владел неплохо, зарекомендовал себя в деле, иначе кто бы его взял в бригаду. Ломоносов - правая рука Корейца, ответственный за сбор денег на границе - набирал себе только спортсменов, ввел в бригаде жесткую дисциплину. За наркотики гнали в шею сразу да еще машину отбирали, если выделили. Условия договора - ничего не поделаешь. И излишества в алкоголе не приветствовались. А приветствовалось послушание, уважение к сэнсею, поскольку вышли все из секции восточных единоборств, в основном таэквандо, и впитали в себя дисциплину. Не все, конечно. Были люди и совершенно иного склада. Вон Пробитый - чеканутый авантюрист, бывший контуженный прапорщик морской пехоты. Говорят, погнавшись за деньгами, он ездил воевать в Чечню, естественно, не на стороне федералов, потом прибился к Корейцу, которому оказал какую-то услугу по мокрому делу, и тот определил его командиром пятерки.

В организации своей многочисленной команды Кореец не выдумал велосипед. В практике подполья и спецслужб с незапамятных времен принято разбивать агентурные сети на пятерки, при этом с вышестоящим руководителем должен иметь контакты только командир, так что при провале боец может сдать только четверых. Поэтому "торпеды" - так называют рядовых бойцов - воспринимали Корейца, как простой партиец воспринимал в былые времена секретаря обкома - как очень большое начальство, не допрыгнешь.

- Шушера, одна шушера. И эти калоши все туда же лезут, - раздраженно произнес Богомол, с ненавистью глядя на старушенций с авоськами, которые тащились к погранзоне.

- Жить, старые, тоже хотят, - сказал Пробитый.

- Только небо коптят. - На Богомола накатило раздражение из-за пустого, не принесшего почти никаких доходов дня.

- Граница любую тварь кормит, - усмехнулся Пробитый.

Есть старый анекдот, как один ушлый человек предложил любые деньги за то, чтобы ему дали в аренду один метр государственной границы. Сегодня эта шутка уже не вызывает в Полесской области особого смеха. Граница на самом деле кормит всех - и "новых русских", и голодранцев. Потому что где граница - там льготы, бизнес. И где граница - там контрабанда, которая появилась вместе с границей и вместе с границей отомрет.

Контрабанда бывает разная. Иногда она имеет вид солидный, когда через волшебную линию, разделяющую разные государства, идет машина за машиной с сигаретами, водкой и прочими заморскими "дарами", при этом бизнесмены обложились липовыми или полулиповыми документами, заверенными печатями, подписями, и в карманах таможенников как бы сами собой оседают пачки с долларами или марками, и все довольны, кроме государства, терпящего колоссальные убытки. Контрабанда может быть другая, мелкая, стихийная - это когда тащат по мелочам: несколько ящиков водки в легковушке, пару сумок с сигаретами или русской водкой в руках. Тут доходик небольшой, но позволяет простому человеку жить относительно безбедно. Ведь бутылка водки в России стоит один-два доллара, в Польше - в четыре-пять раз дороже. Та же картина наблюдается и с сигаретами.

И с той и с другой стороны границы образовалась своя экологическая ниша, в которой уютно сосуществует самая разношерстная публика, живущая контрабандой. Здесь и непосредственно контрабандисты, или легальные несуны, перекупщики, которым можно по дешевке без проблем сбросить товар, если лень ехать до ближайшего польского (или российского) города. Здесь и рэкет - как же без него.

В среднем, если установить добрые, взаимовыгодные отношения с таможней, с одной ездки польский пан или полесский гражданин на своей машине зарабатывает две-три сотни долларов чистой прибыли. Но больше одного или двух раз в неделю, чтобы не дразнить гусей, обычно не катаются. Естественно, с таких денег надо отстегивать подручным Корейца, которые давно обосновались здесь 1и считаются второй таможней.

Простые люди с контрабандой не связываются. Они просто каждый день покупают блок сигарет и литр водки и легально тащат через границу - столько разрешено провезти, тут же сдают перекупщикам и зарабатывают на этом доллара три-четыре - приработок при всеобщей нищете не такой плохой, если каждый день. Естественно, рэкет на них не наезжает. Рэкет наезжает на профессиональных контрабандистов.

- Ох, если норму не сделаем, - нервно произнес Сова.

- Слышь, молокосос, ты достал, - прикрикнул Пробитый, и Сова тут же заткнулся.

День выбрался на редкость не рыбный. Профессиональные "контрики" куда-то затерялись. Лишь с утра удалось ободрать парочку в общей сложности на восемьдесят долларов, но это курам на смех. В сутки с экипажа в общак команды минимум приносится триста долларов. Это правило строгое, за невыполнение плана предусмотрены наказания - в основном бьют по карману, но особенно нерадивых бьют и по морде. Самое худшее - отречение от команды. Оно означает - то, к чему ты привык, - деньги, девки, кабаки, золотая цепь до пупа, восхищенные взгляды соседской пацанвы, - все вдруг улетучится как сон. И ты снова окажешься неприкаянным, бедным и бесполезным, и придется в одиночку или с такими же неудачниками идти грабить прохожих или подламывать магазины, а это самый быстрый путь в тюрьму.

- Твою мать, твою мать, - нашептывал Богомол.

- И ты заглохни. - Пробитый прикрыл глаза и откинулся на спинке. С Богомолом у него были особые отношения, которые походили скорее не на отношения приятелей, а на связку хозяин-слуга. У них были какие-то общие темные делишки, которые они ото всех скрывали.

- Заглохнул, - буркнул Богомол, зыркнув зло на командира пятерки.

Со стороны казалось, что Пробитому вообще на все плевать, что он витает где-то в таких высотах, до которых никому никогда не подняться. На лице его была раз и навсегда приобретенная мина брезгливого высокомерия к окружающему миру. В бригаде у него положение было особое, а деньги он не очень-то и любил. У него были вообще какие-то странные интересы. Приятели дорого дали бы, чтобы узнать, какие тараканы водятся в его голове. Но этого не знал никто. Пробитый был скрытен и непредсказуем.

Несколько минут в салоне царило безмолвие. Богомол вытащил завернутый в фольгу бутерброд и с чавканьем съел его, запив минералкой из пластиковой бутылки.

- Смотри, крутая тачка! - неожиданно аж подпрыгнул на сиденье Сова.

- "Белая ночь", - кивнул Богомол. - Пробитый, вставай, клиент косяком пошел. Пробитый приоткрыл глаз.

-Где?

- Вон. - От таможенного терминала неторопливо отчалил глазастый "Мерседес".

- Добыча, - потер руки Сова.

- Поглядим. - Пробитый взял бинокль, рассматривая водителя и пассажира. Кто такие? Почему не знаю?

- Может, новенькие? - предположил Богомол.

- Скорее всего транзитники, - покачал головой Пробитый. - С той стороны не прозвонили.

На той стороне границы свои люди прозванивают по рации, когда идет клиент в сети. Система настолько отлажена; что с этой стороны остается только подъезжать и собирать деньги. Недопонимания с "овечками", которых стригут, обычно не случается. Ни один идиот, занимающийся профессионально контрабандой, не откажется платить "на воровской общак", как оправдывали поборы рэкетиры.

Больше всего, конечно, бригада имела с профессионального цеха перегонщиков, которые постоянно работали на трассе, гоняя тачки из Польши и Германии. Тут были такие битвы в те времена, когда их ставили на положенное им место, - зубы выбитые, порой и стрельба. Со временем перегонщики поумнели и стали отстегивать или за каждую тачку, или отчислять сумму в целом за месяц, чтобы потом не возиться. Сложнее приходилось с неокультуренными гонщиками машин. Подручные Корейца с ними предпочитали обычно не связываться - публика непуганая, полагающая, что у нее есть какие-то права, бьющаяся за каждую копейку, она может спокойно и в милицию заяву отнести, и тогда дороже станет от следствия или суда откупаться. Поэтому обычно их пропускали без проблем.

- Транзитники, - покачал головой Пробитый. - Точно - дикие транзитники.

- А чего? - возбужденно воскликнул Сова. - Теперь платить не надо? За такую тачку минимум три сотни положено.

- Ну что ж, давай пробьем. Двигай, - кивнул Пробвк тый Богомолу.

- Сейчас мы их, гадов! - Воодушевленный Богомол вылез из салона "Форда" и бодрым шагом направился к своей машине - белому "Москвичу".

Они устремились за "Мерсом", выехавшим на трассу. Пробитый не был слишком уверен в том, правильно ли они поступают. Двое, которые сидели в "Мерседесе", ему сразу не понравились. Шкафы с грубыми, неотесанными мордами, плечи широкие, загривки толстые. То есть ребята не простые, а жизнью ученые и крученые. С такими хлопот не оберешься.

Взяли преследователи "Мерседес" в коробку четко. "Форд-Мондео" подрезал ему нос перед поворотом, где обычно транспорт замедлял скорость. Когда преследуемая машина затормозила, сзади ее подпер "Москвич" - все, теперь не сдвинешься. Место глуховатое, милиции здесь нет.

- Братва, поговорить надо, - крикнул Пробитый, выходя из машины. Рядом маячили Сова и Богомол. Последний выразительно держал руку под курткой, всем своим видом намекая, что он вооружен и крут.

Двое из "Мерседеса" вблизи выглядели еще внушительнее, чем в бинокль, и чувствовали себя уверенно. Один из них, в кожаной длинной куртке, небрежно сжимая в руке монтировку, вылез из машины, вопросительно посмотрел на Пробитого и сообщил:

- Кажется, братки, вы не по адресу.

- По адресу, - кивнул Пробитый. - Тачка хорошая. Платить надо.

- И сколько?

- Три сотни американских. По-божески..

- Еще одна таможня, - хмыкнул тот. - Мы из Череповца. Разбор большой хотите, шпана туземная?

Может, поговорили бы по понятиям, так бы и разошлись, но этот небрежный тон людей, которые отказываются воспринимать противника всерьез, начал пробуждать в Пробитом зверя.

- Будет разбор, - произнес он. - А пока бабки платите. За трассой Кореец присматривает, если не слышали до сих пор.

- А шел бы ты, - махнул рукой череповчанин. Пробитый вытащил пистолет Макарова.

- А вот это ты зря, - отреагировал череповчанин.

- Не боись, - улыбнулся Пробитый. - Не в тебя стрелять буду. В стекло. Дороже обойдется. Поедете без фар и стекол. Сколько они на "мере" стоят?

- Это тебе дороже обойдется, урод, - прошипел череповчанин.

Тут Пробитый с размаху ударил ногой по фаре. Череповчанин выругался и шагнул ему навстречу. Пистолет вообще не производил на него никакого впечатления, А Пробитый вдруг с какой-то радостью, поднявшейся наверх из глубин существа, посмотрел на противника и с силой рванул пальцем спусковой крючок.

Грохнуло оглушительно. Череповчанин дернулся, отброшенный назад пулей, качнулся и упал на колени, держась за живот. На его лице было написано изумление.

А Сова вдруг ощутил, как все закачалось. Мир в миг изменился. Шутки кончились. То, что недавно было легким приключением, вроде робингудовских подвигов, вдруг стало смертельно опасным предприятием. Он перешагнул черту принял участие в перестрелке, а может быть, и в убийстве.

- Блин-н, - как обжегшись, прошипел он. Второй бугай не стал вылезать из "Мерседеса", а вцепился в рулевое колесо.

- Пацаны, берите бабки! - крикнул он.

Пробитый часто дышал, в глазах его были безумие и радость, он навел пистолет на второго. И Сова вдруг понял то, чего до сих пор не мог выразить словами и что с первой встречи пугало его в командире пятерки - тот же полный маньяк! Полный! И сейчас он счастлив тем, что расстрелял человека!

Водитель дрожащими руками достал портмоне с пачкой долларов.

- На! Только не стреляй!

Пробитый не ответил, молча приблизился и взял портмоне.

А потом начался вообще кавардак. На всех парах выскочили два "жигуля". Они тормозили со скрипом, один занесло, и он перегородил правую сторону дороги. На ходу из них выпрыгивали люди. Притом вооруженные.

- Стоять! Уголовный розыск!

Пробитый, как в любимых им боевиках, обхватил рукоятку пистолета двумя руками и стал методично опустошать магазин. Оперативник в синих джинсах и безобразного фиолетового цвета куртке споткнулся и упал, схватившись за бок.

Сова пригнулся. Грохот стоял такой, что уши заложило. Палили с двух сторон, и казалось, что спасения вообще нет, вокруг одна смерть!

Сова заметил, как Богомол, чудила грешный, тоже решил сыграть в крутого, рванул из-за пазухи "ТТ" и послал две пули. Ответа ждать ему долго не пришлось - упал, покатился по асфальту и завыл от боли и ужаса.

Что творилось дальше - Сова не видел. Он сбросил оцепенение, рухнул на землю у обочины рядом с "фордовским" грязным колесом, в углубления протектора вдавилась жухлая трава. Он с силой закрыл руками голову, будто это могло спасти. От каждого выстрела он вздрагивал так, как если бы пули били в его тело, и с облегчением понимал, что еще жив. Он был парализован ужасом, и в черепе стучалась запертой в клетку птицей одна мысль - только не меня! Только не меня! Он ощутил себя семилетним пацаном, которого застала гроза в лесу, такая же беспомощность и обреченность. И он был уверен, что сейчас молния ударит именно в него. Она создана, чтобы ударить в него. Теперь эта главная мысль давила все, но где-то на периферии сознания жило раскаяние - он в этот момент страдал от того, что был таким идиотом и связался с бригадой, с Пробитым, и сейчас чего бы только он не отдал, чтобы все вернуть назад. Как же сейчас хотелось спрятаться подальше и жить простой, незаметной тварью, которую никто не трогает, в которую никто не додумается палить из пистолета.

А потом все кончилось. Выстрелы перестали грохотать. Сову пнули башмаком по ребрам, завели руки за спину, поставили на ноги.

- Дрожишь, тварь! - Седой, лет сорока мужчина резко врезал ему в солнечное сплетение. Сова только жалобно всхлипнул.

Богомол все выл, лежа на асфальте, держась за бок, стонал, жаловался:

- Больно же, мужики. Я умираю... Да помогите же!

- Не сдохнешь. Кто третий с вами был? -тряхнул высокий Сову.

- Не знаю, - выдавил он.

- Тогда сдохнешь. - Седой ткнул пропахшим порохом стволом Сове в губы. При попытке к бегству.

- Пробитый, - прошептал Сова и облизнул раздавленную до крови стволом верхнюю губу.

- Фамилия, адрес? - не отставал седой.

- Карышев Анатолий.

Сове было все равно. Сейчас он готов был заложить всех.

Как понял Сова, Пробитый ушел, ранив одного из оперативников. И теперь его будет искать вся милиция.

Глава 16. БИЗНЕС ДУРАКОВ НЕ ТЕРПИТ

Кофеварка выдавила из себя по капле отличный крепкий кофе. Лена не могла нарадоваться на свою новую кухонную игрушку. Реклама не обманывала - эта штука действительно готовила хороший кофе. Да, это не какая-то растворимая бурда, которой гробишь печень, а прекрасный напиток, бодрящий, ласковый, полный очарования и навевающий туманные, неопределенные мечты.

Лена понюхала кофе и блаженно прижмурилась. Вика отхлебнула и похвалила в своей привычной манере:

- Сойдет для сельской местности.

- Наслаждаешься свободой? - спросила Лена.

- Еще бы, - кивнула Вика. - Муженек в Парижах. Ребенок - у бабушки. Я свободная женщина.

- И как собираешься пользоваться свободой?

- А никак. Ем и сплю сколько хочу. И плюю на все. Вот к тебе вырвалась.

- Это ты молодец, Викусь.

- Ну да, это я молодец, - хмыкнула Вика и вылила в чашку с кофе рюмку коньяку.

- Не много?

- В самый раз. - Вика опрокинула кофе, как стопку водки, закушала лимончиком.

- А чего ты в Париж не махнула? - поинтересовалась Лена.

- А чего я там не видела? Черножопых? У нас их достаточно. Там арабы, тут азеры - один хрен. Нет, я тут отдохну от всех. И от мужика своего тоже. Замечаешь, с нашими мужиками в последнее время невозможно стало. Твой как, оклемался после тех денег?

- Да не особенно. Дергается. Строит хорошую мину при плохой игре, но я вижу, что ему плохо.

- А мой тоже как бесится. Нажрался перед отъездом коньяка. "Наполеона" целую бутылку уговорил. И начал ныть - как я, его законная жена, буду жить, если без него останусь, и как детей стану поднимать. Ты представляешь - загиб.

- Во-во. Мой вчера зудил, что все вокруг продажные шкуры.

- Ну да. Как у Высоцкого - "говорил, будто все меня продали"... Это у них тоже общее... Знаешь, они от этих бабок двигаются умом. Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша... Шиза косит "новых русских" - это факт. Тема для диссертации. Ей-богу, защитилась бы, если бы не обленилась. Вон клинического материала сколько.

В прошлой своей жизни, обычной, а не "новорусской", Вика работала врачом на "Скорой помощи" и там приобрела большую часть своих разухабистых замашек, в том числе научилась глушить неразведенный спирт и ругаться матом так, что менты, с которыми "Скорая" постоянно работала бок о бок, краснели.

- Держись, подруга. Не обращай внимания.

- А, - Лена махнула рукой, вздохнула. -Держусь.

- Инессу вчера видела. В маркете на Менделеевской. Знаешь, эта зараза сделала вид, что меня не заметила.

- В смысле? - удивилась Лена.

- Чуть не нос к носу столкнулись. Она какая-то пришибленная. В одну точку смотрит и тележку перед собой толкает, полную выпивки. Это что, а, подруга?

- Может, и не заметила.

- А чего она такая чумная?

- Да откуда я знаю.

- С хахалями разобраться не может. Точно... Ох, Глушак с ней еще налопается дерьма полной ложкой. Я ему говорила - на фиг тебе эта шалава, спрашивается? Чего жениться-то? Она же хищная, хитрая. Ему без штампа в паспорте не дала, а тот, дурак, взбесился. Как так, ему, Самому Глушаку, да не дали. И окольцевался во второй раз.

- А он тебе что ответил? - полюбопытствовала Лена.

- Он? Мне? - удивилась Вика. - Как, по-твоему, что он мог ответить?

- Что-нибудь хамское.

- Конечно. Пошла на три буквы. Коротко и ясно.

-Да.

- Жизнь нас рассудит... Инесса шалава. Я же вижу, она мечтает Глушака со света сжить, бабки в Лондон перегнать и свинтить туда. И быть там леди-бледи.

- Да брось ты.

- Хоть брось, хоть подними. Я мысли таких шлюх на расстоянии читаю. Не веришь?

Лена пожала плечами и откусила кусочек воздушного, легкого, как облачко, пирожного бизе.

- Ну-ка. - Вика налила себе коньяка, на этот раз без кофе, и залпом, как когда-то медицинский спирт, проглотила его. Потянулась томно. - Слышь, подруга, а давай как раньше, сто лет назад, дернем на дискотеку. Снимем себе пятнадцатилетних мальчиков...

- Ты что, с ума сошла?

- А чего, помечтать нельзя?.. Действительно, кому нужны две тридцатилетние калоши на дискотеке? Я понимаю... Тогда пошли в кабак. А мужики наши и их проблемы - да хрен бы с ними.

Она опять потянулась к бутылке, налила коньяку и стала рассматривать его на свет. Потом налила Лене. Чокнулись "за нас, женщин", выпили. Вика на этот раз медленно, глоточками цедила его, продляя удовольствие.

- Чего твой в Париж полетел?

- Дела. Какие-то деньги гоняет. С какими-то партнерами встречается. Я не Инесса. Мне в его дела лезть - без удовольствия. Мне бы килограмм пять согнать. - Вика выразительно потрогала себя за бок. - А то раскоровлюсь скоро.

В голове у Лены зашумело, стало легко, хорошо. Тревоги и проблемы начали отступать на задний план. И стала немного отпускать тяжелая, давящая тоска, предчувствие чего-то страшного, что ждет впереди. Это ощущение часто посещало ее в последнее время. И приходила дурацкая мысль: все, что их сейчас окружает, - деньги, машины, удовольствия, - просто временное недоразумение судьбы. Не может такое длиться вечно.

Идиллию нарушил телефонный звонок. Лена сначала подходить не хотела, но телефон все надрывался. Потом замолк, но вскоре зазвонил снова.

- Кто это такой настырный? - раздраженно произнесла Вика. - Только Глушак.

Лена взяла трубку и кивнула Вике. Подружка попала в яблочко действительно звонил Глушко. Не здороваясь, он спросил:

- Где Арнольд?

- В офисе был.

- Нет его там. И мобильник не отвечает. Где он?

- А я что, его охрана? Не знаю.

- А чего ты вообще знаешь? -- Он был взведен больше обычного.

- Все, что нужно, - огрызнулась она.

- Ага, ума палата. - Глушко помолчал. Потом опять взорвался: - Где его черти носят?! Срочно нужен. Понимаешь, срочно! У нас проблемы нарисовались, а его черти по закоулкам носят!

- Чего ты на меня орешь? На жену свою ори! - сорвалась Лена.

- Что? - несколько озадаченно спросил он. - Ты чего проквакала?

- Ничего.

- Ты в следующий раз думай, как и с кем базаришь, кошка помойная, - с угрозой произнес он. - А Арнольду скажи, чтобы срочно меня нашел.

Послышались короткие гудки.

- Свинья! - в сердцах кинула Лена. К манере обращения Глушко она привыкла. У него было излюбленное занятие - хамить женам приятелей и видеть, что его никто не хочет окоротить. Да и самих этих жен он считал никчемными клушками, как и женское племя в целом. Единственно, кому удавалось держать его в узде, Инессе, и за одно это ей можно было присвоить звание заслуженной укротительницы России.

- Еще какая, подруга. Еще какая. А не хлопнуть ли нам еще по рюмашечке?..

Вика ушла через час, а еще через полчаса появился Арнольд - взмыленный, озабоченный. Окинул рассеянным взором жену, прошел в спальню, откуда вернулся в свободном спортивном костюме, выгодно подчеркивающем стать его мускулистой фигуры. Налил себе коньяка, выпил.

- Ужинать будешь? - закрутилась вокруг него Лена, с детства ученая, что вокруг мужа надо крутиться, его надо обхаживать - в этом она находила удовольствие.

- Нет. Устал незнамо как, - вздохнул он. - Какие-то щеглы на наших торговцев наехали. Шпана из Старобалтийска. Только вылупились на божий свет, а уже крутизна, пальцы веером: бабки им подавай... Пришлось поучить. Показать, кто хозяин.

Он устало провел рукой по лбу и засмеялся, вспомнив о чем-то приятном:

- Нет, ну надо было видеть их хари...

- Тут тебе Глушак звонил. - Лена засунула тарелку в микроволновку. - Меня кошкой помойной обозвал.

- А, не обращай на идиота внимания, - отмахнулся Арнольд.

- Просил срочно позвонить.

- Ладно. - Арнольд взял мобильный телефон, набрал номер.

По мере того как он говорил с бывшим корешем, а теперь полудругом, полуврагом, полукомпаньоном, полуконкурентом, лицо его становилось все суровее.

- Понятно, - сказал он. - С утра не могу. Во второй половине дня... В кафе. Лучше в "конюшне". Посидим, обсудим. Тема-то не телефонная.

- Что случилось? - обеспокоилась Лена, когда муж со стуком положил на столик телефон.

- Бизнес, - задумчиво произнес Арнольд. - Всего лишь бизнес... Который не терпит дураков. И слабых... Я похож на слабого дурака?

- Нет. - Она обняла его.

- Хотелось бы верить... Посмотрим завтра...

Глава 17. НЕЛЕГОК БАНДИТСКИЙ ПРОМЫСЕЛ

Сову била дрожь. Он никак не мог отделаться от дурацкой навязчивой мысли. Стоило прикрыть глаза, и начинало мерещиться, что он уже погиб, а все, что происходит, - это просто галлюцинации умирающего человека. Он напрягался, чтобы доказать, что еще жив, прикусывал губу и возвращал себе ощущение реальности. Но хватало его ненадолго. Потом мысли опять начинали путаться. Когда он наконец пришел в себя и ему стало по-обычному страшно, дверь камеры открылась.

- На выход, пацанчик, - произнес сонный конвоир. В другие времена он бы ответил старшине на "пацанчика" достойно, а в другой обстановке просто бы дал в лоб так, что мало не показалось бы, но сейчас это пренебрежительное обращение не вызвало даже самого слабого протеста. Сове было плохо как никогда в жизни.

Его препроводили в расположенный на втором этаже Суворовского отдела милиции кабинет, где он уже побывал и с ним разговаривал напористый, косноязычный мент. Теперь встретил его высокий человек с пышными, киношными усами и изрезанным морщинами лбом, показавшийся смутно знакомым.

- Ушаков, - представился мужчина. - Наслышан?

- Ушаков?

- Начальник областного уголовного розыска... Должен знать, если выбрал эту нелегкую стезю.

- Какую стезю? - не понял Сова.

- Бандитскую.

- Я... - Сова вздохнул. - Ничего я не выбирал.

- Ну, она тебя выбрала. Не об этом разговор, а о том, что ты влип по самые свои оттопыренные уши. Соучастие в покушении на умышленное убийство. Разбой, а то и бандитизм. Думаешь, это мало?

- Не знаю.

- Двенадцать лет лишения свободы, - пояснил Ушаков. - От звонка до звонка. Думай.

- Я уже все рассказал.

- Не все. Далеко не все. Где Пробитый?

- Больше адресов не знаю.

Оперативники уже проехались по указанным Совой с перепугу адресам да еще по тем, которые накопали, готовя мероприятия по Пробитому и его подручным. Сейчас там засады. Но Пробитый туда не спешил. Он вообще будто растворился. Ничего, с подводной лодки не убежишь. Ведь эта область - анклав. Правда, он может попытаться незаконно выбраться с территории Российской Федерации. Вон с той же Прибалтикой граница - одно недоразумение.

- Давай, рассказывай о своем разбойничьем житье-бытье, - предложил Ушаков.

- Я ничего больше не знаю, - произнес Сова, потупившись.

- Знаешь. Будем вспоминать... Очень быстро Ушаков заболтал, заморочил, закрутил и без того деморализованного Сову так, что тот размяк . окончательно и выложил все, что знал о бригаде. О взаимоотношениях на вершине организации он был проинформирован мало, общался в основном с командиром пятерки Пробитым и несколько раз его удостоил вниманием Ломоносов.

- Ты одно пойми. Вы, "торпеды", - расходный материал. Мясо, которое не жалко подставить под пулю или статью, - вещал Ушаков вкрадчиво. - Что ты имеешь? Триста долларов - план, а много с них получаешь? Ничего ты не имеешь. Зато Ломоносов за день может три тысячи баксов влегкую спустить в кабаке.

На самом деле у "заместителя Корейца по приграничным делам" была слабость - после третьего стакана он становился сентиментальным и из него перло человеколюбие, в котором в трезвом виде он замечен не был. Ему вдруг почему-то хотелось сделать всем приятно. Кончалось тем, что он поил весь кабак и, к чести его, наутро не убивался из-за своего благородного порыва, потому как к деньгам относился без излишнего пиетета и швырял их, Шальные и легкие, по настроению и без жалости.

- Ломоносов - он достиг этого. Заработал по жизни право по три тысячи в кабаке спускать, - озвучил Сова явно не собственную, но глубоко вколоченную в его голову мысль. - И я заработаю, если постараюсь.

- Уже заработал, - кивнул Ушаков.

Для ареста Ломоносова показаний Совы было явно недостаточно, но все равно имело смысл рискнуть и задержать ближайшего помощника Корейца. Сейчас за ним отправятся оперативники по адресам - домой, в спортзал, в любимый кабак в центре Суворовска.

- А Богомол? - вдруг встрепенулся Сова. - Что он говорит?

- Ничего, - ответил Ушаков. - И вряд ли что-то скажет.

- Почему?

-Он мертв...

Сова вдруг снова начал утрачивать прочную связь с реальностью. Вдруг обожгла мысль - а если бы не Богомол, а он сам валялся простреленным на дороге и сейчас бы дожидался вскрытия в морге? Он обхватил что есть силы голову руками, будто не давая ей лопнуть. И вдруг в голос взвыл.

Глава 18. ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ РАСЧЕТ

Наконец настали теплые весенние деньки. Весна в этом мае и так выдалась слишком дождливая. Посетители кафе "Ипподром", в народе именуемого "конюшней", предпочитали сидеть на белых стульях за круглыми столиками на улице. Часы только что отметили четыре дня. Народу было немного. Заездов сегодня не шло, и обычная ипподромная шушера сейчас не толкалась здесь.

Глушко и Арнольд тоже устроились за столиком на улице. Первый тянул пиво прямо из банки, второй посасывал апельсиновый сок, впрочем, без всякого удовольствия. Разговор был тяжелый и неприятный, о чем не составляло труда догадаться по их лицам.

Ипподром. Сколько связано с этим местом. Когда эти двое людей были друзьями не разлей вода, они наведывались сюда постоянно. Был грешок - любили подергать удачу за хвост. Они никогда не выигрывали и не проигрывали много хватало ума не слетать с катушек от азарта. Но волна общего ипподромного помешательства сладостно захлестывала их. Тут была своя микросреда, свои "жучки", свои авторитеты. Здесь крутились немалые деньги. Сапковского друзья тоже несколько раз брали с собой, но тому было здесь скучно. У Плута с детства был слишком трезвый и расчетливый ум для того, чтобы увлечься какой-то "жеребячьей рулеткой".

- Когда мы делали ставки последний раз, а, Валер? - с грустью произнес Арнольд.

- Четыре года назад, - не задумываясь, сказал Глушко.

- Четыре года...

- Еще соплями облейся по нашему счастливому прошлому, - хмыкнул зло Глушко.

- А что, не было его?

- Мало ли что было. Кончилось...

Действительно кончилось. Последний удар по былым добрым чувствам нанесли те две фуры, которые Арнольд толкнул без ведома партнера. Глушак никому ничего не прощает. Не простил и этого.

Глушко, Колпашин и Сапковский выросли в одном районе. Сошлись, когда молотили груши в юношеской спортшколе "Буревестник". Лучше всего, понятное дело, получалось у Глушака - тот где брал не силой, так злостью - ее всегда имел переизбыток. Он тогда быстро стал кандидатом в мастера спорта. Глядишь, со временем и в сборную России попал бы, если бы вовремя не остановили. Плут и Арнольд застопорились на первых разрядах, но их хватало, чтобы в случае чего расквасить кому угодно морду.

Да, прошлое, как ни крути, роднит. Вместе они, трое, били боксерские груши. Вместе ходили на дискотеки. Вместе дрались со шпаной из соседнего района. Потом их пути временно разошлись. Каждый отправился по своей тропинке. Плут - на экономический факультет Полесского университета, Арнольд - в высшее военное училище, а потом на Дальний Восток в отдельный батальон связи, Глушко в тюрьму.

Собрались снова восемь лет назад. Арнольд уволился из армии и стал очередным, незнамо каким по счету, безработным офицером с молодой женой и только что родившейся дочкой на руках - злой, безденежный, но полный решимости взять все от жизни, в которой его так жестоко кинули. Не слишком приятно ощущать себя никому не нужным и вышвырнутым за борт. Плут, поработав в торговле, осваивал кооперативный бизнес и уже начинал в этом преуспевать, но мешали конкуренты, рэкет и много чего другого. Глушко находился на перепутье, не в силах определиться окончательно - то ли пойти угонять машины, то ли пристроиться в рэкетирскую бригаду в Кумарино.

- Один не воин, - сказал Плут, когда они собрались в баньке, той самой, в которой собираются и до сих пор. - А втроем мы много сделаем...

И стали делать дела, с самого начала определив для себя: чтобы завоевать место под солнцем, хороши все средства. Или почти все.

Чем только не пришлось заниматься. Сначала просто челночили, ввозя из Польши ширпотреб. Используя свои обширные тюремные связи, Глушак отбился от наглого рэкета. И дела пошли в рост.

Хочешь жить - вертись. Пару раз ушлые ребята кинули друзей, пару раз приходилось кидать им - так, набивая шишки и затачивая зубы, они учились делать деньги.

Когда в страну железным потоком хлынули иномарки, радуя истосковавшихся по красивым игрушкам россиян, к этому бизнесу в Полесской области приложились все кому не лень. Прибыли в нем были немалые при минимуме материальных и максимуме нервных затрат. В Германии "мере" пятнадцатилетней давности в отличном состоянии, на ходу можно купить за две-три сотни марок, в России его цена может возрасти до трех-четырех тысяч долларов. Трое неразлучных друзей, скованных теперь, как цепями, общим делом, начали гнать с Запада автомашины.

Бизнес этот тогда еще не был окультурен, еще не определились четкие правила, и нелегкое дело наведения порядка еще не взвалил на свои плечи Кореец с товарищами, поэтому биться за место под солнцем приходилось день за днем, и биться порой жестоко.

Всякое случалось в ту дикую пору. Не раз они ездили на стрелки, отстаивали свои права перед одними бандитами, привлекали для этого других бандитов. Стиснув кулаки, смотрели на свои пылающие машины, а потом посылали ответные приветы. И дрались они вместе, плечом к плечу во время автомобильных войн с разномастной шушерой - нож на нож, ствол на ствол, упрямство на упрямство. Окунали мордой в грязь должников и стреляли им из пистолетов над ухом. Все трое грязной работы не чурались, только Плут корчил морду, когда его звали на разбор, заявляя, что в душе он бухгалтер, а не мастер разборок. Доводилось Арнольду выкупать Глушака после неудачного наезда на конкурентов у ментов, отдавая последнее, влезая в долги. Он делал это без тени сомнения, потому что был уверен - они все равно поднимутся. Ведь вместе они сила, а поодиночке никто.

Постепенно от торговли машинами пришлось отходить - были для этого причины. Они начали торговать, водкой. Тогда бизнес был в самом расцвете, селевым потоком ворвался в страну так хорошо знакомый, даже, можно сказать, родной, оставивший зарубки на печени половины ее граждан польский спирт "Рояль". Пошла дешевая польская водка, без акцизов, пошлины, налогов на добавленную стоимость, часть ее потом скупали сами поляки и возвращали себе на родину, зарабатывая на этом двести-триста процентов прибыли. Водочные завязки были даже покруче, чем автомобильные, а разборы пожестче.

На водке друзья едва не вылетели в трубу. Они сдуру вошли в долю с фирмой "Лама", которая к Новому году решила ввезти в Полесск крупную партию винно-водочных изделий из Польши по бросовой цене и привлекала для этого большие средства со стороны, потому что сама не могла потянуть все. Умники из "Ламы" решили убить двух зайцев - заколотить хорошие деньги и опустить конкурентов, в основном будущего короля теневого Полесска Шамиля Зайнутдинова. Шамиль завис над пропастью. Проблему ему надо было решать очень быстро, И решил он ее с российской незатейливостью. Сколько он отстегнул таможенникам загадка, но, видать, немало. Во всяком случае, весь груз "Ламы" вдруг был задержан на неопределенное время для проверки, а частично вообще изъят из-за несоответствия документов и реально ввозимой продукции. "Лама" пролетела с шумом и свистом мимо прибылей и грохнулась в страшные убытки, и трое друзей вместе с ней стали считать потери.

Впрочем, друзья пережили эту неудачу. Пока люди держатся друг за друга всегда найдутся силы подняться. И они поднялись. Вспомнили старое и провернули пару хороших операций с ввозом иномарок, провернулись с водкой. А когда дела наладились, вовремя поняли, что нужно искать новую сферу деятельности. К тому времени страна уже залилась дешевой российской водкой, финансовый кризис послал доллар на недосягаемую высоту, и контрабанда спирта стала невыгодной. Но самые ушлые бизнесмены в Полесске уже давно знали, за чем будущее. Сигареты! Дешевые, контрабандные или легальные, на любой вкус, отличные фирменные сигареты заполонили область.

В один прекрасный день, тихо, без фуршетов и рекламной кампании открылась фирма "Восток", соучредителями которой были трое друзей. Практика незаконного ввоза в Россию водки и машин давала им возможность без труда проложить каналы контрабанды сигарет. Специализировались на "МБ" и "Вест".

Впрочем, ТОО "Восток" большей частью использовалось для отмыва денег и относительно законных акций. Для явно противозаконных операций и контрабанды создавались фирмы-однодневки, где друзья числились простыми менеджерами, а чтобы было кому держать ответ перед законом, если закон заинтересуется, в директора и бухгалтеры нанимали никчемных людишек, которых не жалко и которые при всем желании из-за отсутствия мозгов никого заложить не смогут.

Как только не ввозили контрабанду. Просто внаглую, раздавая взятки таможне направо и налево, перли через границы фуры. Провозили коробки с сигаретами, завалив их сверху металлом, гнали в вагонах под всяким мусором. Обороты уже были на десятки и сотни тысяч долларов. Дело пахло миллионами, и игры пошли более жестокие, чем даже при торговле водкой. Где миллионы, там надо с новой силой и яростью биться, защищая свои интересы, грызть глотки. И они защищались и нападали, им было легче, их было трое.

Это было хорошее время. Время побед, когда, казалось, все по плечу. Когда деньги шли к деньгам. Когда враги уходили с дороги по доброй воле, по стечению обстоятельств или им помогали уйти. Когда ощущалась радость от вещей, которые раньше были не по карману, - первая не просто классная, а очень дорогая машина, первый настоящий "новорусский" особняк, первый крупный счет за рубежом и золотая кредитная карточка, греющая карман и сердце. Когда казалось, что дальше путь лежит только в гору и что за все это не придется расплачиваться.

Но надеяться на долгую безоблачную жизнь могут только неисправимые оптимисты, то есть идиоты. Реалисты знают, что на синее небо непременно наползут облака. А то и грозовые тучи.

Тревожным сигналом явился очередной капитальный залет Глушко. Влетел он по причине прогрессирующей злокачественной наглости, непоколебимой уверенности, что ему любое море по колено, а еще из-за привычки не доверять никому и все концы завязывать на себе. Вот и дозавязывался. Он пытался чуть ли не в открытую - пальцы веером - протолкнуть на паромной переправе груз сигарет и нарвался на плановые мероприятия ФСБ по борьбе с контрабандой и коррупцией. Повязали чекисты и груз, и двух таможенников-взяточников, и самого Глушко. Бизнесмен отпарился на нарах три месяца. Все это время его друзья пытались найти выходы на следователя и прокурора и вкачивали деньги в дело освобождения томящегося в оковах товарища. Наконец добились своего - Глушко выпустили, изменив меру пресечения с заключения под стражу на залог, что обошлось очень недешево. Но дело не было прекращено. ФСБ продолжала копать. Глушко, узнав вкус хорошей жизни, меньше всего мечтал снова о нарах. Перспектива направления дела в суд приводила его в ступор. И откупиться раз и навсегда никак не удавалось - вроде деньги на подкуп исправно вливал, дело притормаживалось, но потом опять фениксом восставало из пепла. И как топор над головой висела возможность, что следствие накопает что-то более серьезное и на Глушко, и на двоих его друзей, и на фирму "Восток", да и много еще на что. Хвост за парнями тянулся длинный, и на него вполне мог наступить кованый чекистский сапог.

И так совпало, что в это же время по старой дружбе пошли все более широкие трещины. Правда, первые из них поползли еще давно. Главным образом виноват в том был Глушко, его несносный характер. Для общения с ним требовалась немалая выдержка. Его фокусы постепенно достали и Плута, и Арнольда. Но ощущение, что "один не воин", все еще цементировало их. Все еще жило доверие между ними. Но доверие не вечно. И начала трещать старая дружба по швам. Не к месту брошенное слово, смешок. Злые слухи. В общем, отношения охладевали.

Первым из общего дела решил выйти Плут, самый хитрый и лучше других чувствующий свою выгоду. Он стал разрабатывать в сигаретной торговле новые жилы, и прежние друзья ему были в тягость. У него появилась другая поддержка.

- Сука, - откомментировал его поведение Глушко. - Я думал, он брат, а он сука.

- Рыба ищет где глубже, - тогда примирительно сказал Арнольд. - А человек - где лучше.

- Сученыш, - отрезал Глушко.

Но до полного развода не дошло. У Плута слишком многие интересы остались в общем деле. И разрывать не хотелось окончательно никому. Так что деньги Плута продолжали вращаться в "Востоке", к взаимной выгоде. Однако Глушко и Арнольд уже решили для себя, что не будут, как в прошлом, сломя голову бросаться на защиту Плута, как только тот пошлет сигнал "SOS". Уже не те времена. Не те отношения. Пора оставить юношеские сантименты.

Следующим начал смотреть налево Арнольд. Подвернулась возможность быстро скинуть две фуры с сигаретами "МБ". Что он и сделал через свою подставную фирму, оставив в стороне своих компаньонов. Глушко, прознав про это, пришел в ярость.

- Ты - крысятник! - орал он, стукнув сотовым телефоном о свой стол так, что в стороны полетели осколки.

Крысятник - одно из самых сильных оскорблений на зоне. Так величают воров, которые крадут у своих.

- Базар-то надо фильтровать, - посоветовал тогда Арнольд. Ему была неприятна эта сцена, и он брезгливо смотрел на Глушака. Тот, почувствовав эту брезгливость, взъярился еще больше.

- Сука! - Кулак его воткнулся в грудь со стуком, так, что Арнольд не успел среагировать. Да если бы и среагировал - он отлично знал, что в драке против Глушака не сдюжит. Так было на ринге. И так будет сейчас.

Арнольд отлетел, упал на мягкий ковер. Глушко наскочил на него, с размаху засветил ногой по ребрам, так что внутри что-то хрустнуло. -- Хва! - заорал Арнольд.

- Крысятник! - Глушко, переведя дыхание, отошел от него, упал на диван, сжимая пальцы в кулаки и разжимая их.

После этого Арнольд в сердцах бросил, что в офис больше ни ногой. Но их крепко связывали совместные интересы, общак, рассеянный по счетам "Востока", по складам в виде сигарет. Хочешь не хочешь - приходится общаться. Особенно когда так прижало после убийства Сороки.

Сейчас, сидя на пластмассовом стуле у кафе "Ипподром", Арнольд, слушая рассказ Глушака, старого злыдня, когда-то бывшего лучшим другом, подумал: а хотел бы он вернуть те романтические времена, когда они, как три мушкетера, плечом к плечу отбивали атаки врагов?.. И вдруг понял, что ни за что не согласился бы. Слишком много он узнал о жизни с той поры, слишком поумнел, чтобы мечтать о возвращении наивного неведения. За жизненный опыт и изжитые иллюзии слишком дорого заплачено. Нет, он никогда ничего не хотел вернуть назад.

Глушко тоже вряд ли мечтал что-то отыграть назад, вернуть то, что когда-то было ему дорого. "К чертям друзей - я сам себе товарищ" - похоже, впредь он решил исповедовать этот принцип. И научился забывать хорошее, что ему когда-то делали, отлично помня плохое. Разошедшись с Плутом и с Арнольдом, он вдруг почувствовал легкость - он свободен и ни от кого ни в чем в этой жизни не зависит...

- Вот такая поганая история получается, - закончил Глушко повествование о своем путешествии в Германию в поисках исчезнувших денег, смял опустевшую банку из-под пива и бросил ее точным ударом в стоявшую у стены урну.

- Ну да, - кивнул Арнольд угрюмо. - И что теперь? Как мост будем строить вдоль или поперек реки?

Он втянул через соломинку сок. А потом недовольно произнес, глядя куда-то за спину Глушко:

- Во, явление Дона Педро народу.

Со стороны автостоянки к ним бодрым прогулочным шагом направлялся Петр Смагин, директор ТОО "Локс", похожий на героя-любовника из латиноамериканского сериала - эдакий злодей-искуситель, подвижный, широкоплечий, с тонкой полоской усиков. Тот самый, от упоминания о котором трясло жену Арнольда.

Глушко обернулся и сквозь зубы процедил:

- На хрен он нужен?

Дон Педро, размахивая в приветствии руками, подрулил к ним и воскликнул:

- Привет, капиталисты!

Он протянул Глушко руку, но тот ее не пожал, а злым взглядом измерил его от пят до головы, будто прикидывая, каких размеров гроб понадобится этому человеку.

Дон Педро, давно привыкший к манерам Глушака, хмыкнул, пожал руку Арнольду и приземлился на стул, бросив на стол свою неизменную коричневую, с золотыми защелками, старомодную кожаную папку для документов.

- Ты откуда узнал, что мы здесь? - недружелюбно осведомился Глушко.

- Наташа-секретарша сказала, что ты на ипподроме, - ответил Дон Педро.

- Дура языкастая, - кинул Глушко.

- Дело неотложное. По поставкам через "Лого инвест" нужно, чтобы ты бумаги подмахнул. Без этого они деньги перечислить не могут.

Дон Педро, деляга средней руки по сигаретам и продовольственным товарам, у друзей был на подхвате уже года три, через его фирму прокачивались деньги и решались скользкие вопросы ко взаимной выгоде. О таких деньгах, какие делали трое приятелей, он не мечтал, но на булку с паюсной икрой ему хватало.

Глушко задумался. Заметно было, что на душе у него неспокойно, его подмывает что-то брякнуть, но, сдерживаясь, он только вытащил паркеровскую ручку.

- Такие документы надо подписывать на столе красного дерева, - засмеялся Дон Педро. - Эх, Россия лапотная...

- Все сказал? - пробуравил его взором Глушко. А теперь вали. У нас потом разговор будет.

- А что? - вдруг заерзал на стуле Дон Педро.

- Не здесь...

Дон Педро пожал плечами.

Но этому разговору, отложенному на потом, состояться было не суждено.

Невысокий, плотного телосложения человек, шедший быстрым шагом к "конюшне", вытащил из кармана плотной, застегнутой под подбородком коричневой куртки вязаную шапочку - вещь явно не по сезону. Но он и не думал ее использовать по назначению, а, надев на голову, натянул на лицо - получилась отличная маска с прорезью для глаз. Он бросился вперед, на ходу срывая бумагу со свертка, который до этого держал под мышкой. В руке у него возник короткоствольный пистолет-пулемет.

Глушко увидел киллера, когда тот уже вышел на цель и поднимал свое оружие. Реакция у боксера все еще была отменная. Он моментально оценил ситуацию и понял, что его прижали. Бежать некуда! Вскочить и броситься прочь - это быть срезанным пулями в спину. До павильончика кафе "Ипподром" он не успевал добежать. Он не успевал ничего. И когда ствол поднялся и готов был уже выплюнуть свинцовую смертельную посылку, Глушко кинулся на землю, опрокидывая стол, прикрываясь им, жалея, что прошли времена, когда он ходил с пистолетом.

Пули пробили стол, как картонку, и вошли в тело бизнесмена. Грохот стоял оглушительный. Киллер бил короткими очередями.

Глушко дернулся и судорожно заколотил ногой об асфальт.

Дон Педро свалился на землю и пополз в сторону стоявших поодаль автомашин, попискивая крысой и боясь поднять голову.

Арнольд вскочил на ноги. От киллера, спокойно двигавшегося вперед, их отделяло метра три.

- Твою мать, - только и успел прошептать Арнольд, прежде чем ему досталась походя пуля из контрольной очереди, предназначавшейся поверженному Глушко.

Арнольд всхрапнул и рухнул, сметая ярко-зеленую урну, обложенную изнутри черным траурным целлофаном.

Киллер подскочил к Глушко, сделал еще один контрольный выстрел. Действовал он необычно четко и хладнокровно. Кинул мимолетный взгляд на ползущего змеей Дона Педро, который надеялся уползти от своей смерти. Потом посмотрел на Арнольда, разлегшегося на пыльном асфальте лицом в мусорник, перевернул его на спину, легонько пнул носком. Отбросил автомат и ринулся прочь.

Глушко после убийства Сороки нанял себе личную охрану и старался не появляться нигде без накачанных, с зарегистрированным пистолетом под мышкой здоровяков из частного охранного агентства "Питон". Но несколько дней назад отказался от нее: его стали раздражать провожатые, получающие деньги за безделье. Хотел, наверное, расслабиться. Вот и расслабился с восемью пулями в теле...

Часть II

ВОЗВРАЩЕНИЕ С ТОГО СВЕТА

Глава 1 ЗАКАЗУХА

- Смотри, что я нашел. - Гринев бросил на стол перед Ушаковым тонкую самиздатовскую, в серой обложке и на плохой желтой бумаге книжку. Называлась она "На ниве страсти". Автором ее значился некто Одуванчик.

- Это что за хренотень? - не понял Ушаков.

- Это мне агент принес, - победно заявил Гринев. - Раритет.

- Ничего не понимаю.

- Самиздат девяносто первого года. Записки гомосексуалиста. - Гринев пролистал книжку и зачитал отрывок, в котором автор, явно по собственному опыту, расписывал, какой кайф получал, когда братья-гомики брали его за ноги и как Буратино трясли с балкона на высоте четырнадцатого этажа.

- "Ощутил, как по моему телу расплывается блаженство. Это был экстаз!" процитировал Гринев.

- Стиль не ахти, - оценил Ушаков.

- А откуда ему взяться? Зарецкий пишет хреново.

- Это что, он написал?

- А кто же еще?

- Одуванчик, значит. - С некоторым интересом Ушаков пролистнул книжку с бесстыдными иллюстрациями. Брошюра вполне тянула на методическое пособие для молодежи, решившей посвятить свою жизнь светлому влечению к лицам одного с ними пола.

- Он еще тогда был не гомиком-депутатом, редактором, а обычным гомиком. Книга тогда разошлась среди голубых быстро и была популярна. Сегодня Эдик, конечно, не соглашается, что это его пера творение. Там, кстати, и про Резину есть. Одна шайка-лейка. Они тусовались тогда у областного драмтеатра.

- Где Резина мальчиков цеплял?

- Вот именно... Я на суде эту штуковину покажу, - потряс Гринев книжкой.

Судебное заседание по иску Гринева в очередной раз откладывалось из-за того, что редактор "Трезвого взора" напрочь его игнорировал.

- Резина, - хмыкнул Ушаков. - Ох, и дело было... Эта нашумевшая история двухгодовалой давности. Тогда Гринев повязал банду Кошелька - известного на весь воровской мир гомика, который сколотил шайку из своих партнеров, насадив там жесточайшую дисциплину. Там были и бывшие уголовники, и матросик, дезертировавший из части морской пехоты в Старобалтийске. Жертвами они намечали чаще своих, голубых, благо среди них полно людей денежных и авторитетных. Один арестованный из этой шайки-лейки в порыве откровенности выложил Гриневу все и про редактора "Трезвого взора", с которым познакомился по голубым делам, и про Резину, который чуть ли не каждый день ошивался в сквере у драмтеатра и снимал себе мальчиков тринадцати-четырнадцати лет.

Впрочем, Резиной он был только в скверике. Для всех остальных он был Рафаэлем Михайловичем, помощником губернатора области, светочем демократии, который толкался на всех демократических тусовках начиная с восемьдесят седьмого года и не слезал с экранов телевизоров, где проповедовал общечеловеческие ценности...

Мальчишек, которых он снимал в скверике, он тащил в областную администрацию и предавался содомскому греху с ними прямо в кабинете, под портретом первого, всенародно избранного Президента России.

- Конец педриле, - потер руки тогда Гринев, записав тщательно показания.

После этого быстренько собрал доказательства, нашел тех малолеток, с которыми любился помощник областного главаря, и с материалами отправился к губернатору.

Тот хоть вор и взяточник по жизни, но все-таки мужик, и довольно крутой, поглядел показания, покрылся сначала красными, а потом какими-то синюшными пятнами, потер грудь, там, где закололо сердце, поднял трубку и гаркнул:

- Рафаэль! Тебе десять минут на сборы. И чтобы больше тебя на пороге не видел... Почему? Ты спрашиваешь?.. А ты подумай, - и, уже не сдержавшись, добавил: - Резина...

Резина за развратные действия получил условный срок, не пропал, понятное дело, пристроился в какую-то фирму и активно пописывал статейки про все те же опостылевшие голодному народу общечеловеческие ценности и вселенскую отсталость России, давно сошедшей со столбовой дороги прогресса человечества. А Гринев после этого случая стал тут же в глазах прогрессивной общественности давителем прогресса и врагом человечества, и газета "Трезвый взор" кусала его в каждом номере.

- Думаешь, судье эта книга интересна? - спросил Ушаков. - Да ты и не докажешь авторство...

- Педрилы. Везде педрилы... Историей доказано, несколько тысяч пидоров, которым дали волю, могут развалить любое государство... Ох, где сто двадцать первая статья! - с ностальгической тоской произнес Гринев.

Сто двадцать первая статья старого уголовного кодекса, карающая за мужеложство, была первой отмененной реформаторами как нарушающая неотъемлемые права личности. Оно неудивительно. Слишком многих радетелей демократии, дорвавшихся до рулей государственного российского корабля, средств массовой информации и денежных потоков, в свое время вербовал КГБ, используя именно эту статью.

- Ладно, черт с ними, с гомиками, - махнул рукой Ушаков. - Что у нас с Пробитым?

- Всех людей на ноги подняли, - проинформировал Гринев. - Негласный аппарат ориентирован... Нет его. Как сквозь землю провалился... Я так мыслю: или он через границу отвалил, или где-то лежка у него настолько надежная, что о ней никто не знает.

- Где Ломоносов?

- Тоже исчез, академик-недоучка.

- Будем прессовать бригаду Корейца так, что они нам скальп Пробитого принесут, - сказал Ушаков. - Чтобы мысли ни у кого больше не возникало на мента ствол поднять.

- Правильно, - согласился Гринев. - Всякая сволочь бояться нас должна... А тут какие-то пидоры на всю область в газетах изгаляются над нами как хотят.

Тут раздался звонок внутреннего телефона. Звонил дежурный по области. Выслушав его, Ушаков осведомился:

- Дежурная группа выехала?.. Ясно. Мы с Гриневым сейчас туда.

- Кого упокоили? - деловито осведомился Гринев, когда начальник уголовного розыска положил трубку.

- Только что у ипподрома произошло убийство. Застрелили двоих у кафе. Личности пока не установлены.

...Трупов оказалось не два, а один. Когда начальник розыска с заместителем добрались до места, "Скорая" уже забрала раненого, в котором теплилась жизнь. В другой машине с красным крестом откачивали человека, пострадавшего больше морально, чем физически, - в нем Ушаков без труда узнал сигаретного делягу Дона Педро. Его укололи транквилизатором, и он сидел в машине, глубоко дышал, время от времени с силой зажмуривал глаза и ударялся лбом о стекло. Личности погибших установили по водительским удостоверениям без труда - это были старые знакомцы - Колпашин и Глушко.

- Обоих не жалко, - в своей манере неприкрытого цинизма откомментировал Гринев.

"Я знал двух Фердинандов. И ни одного из них нисколько не жалко", - пришла в голову Ушакову цитата из Швейка.

- Давай, Толя, колись, - взялся за Дона Педро Гринев, присев рядом с ним на сиденье в "Скорой помощи" и, казалось, заполнив все оставшееся в салоне свободное пространство. - За что твоих братков в капусту покрошили? И кто?

- Я не знаю, - глубоко вздохнув, произнес Дон Педро. - Я ничего не знаю.

- Врешь, - констатировал, как врачи констатируют неприятный, хотя и не смертельный диагноз, Гринев. - Кстати, почему тебя-то не тронули?

-Я не знаю.

- В камере будешь вспоминать, - напирал Гринев.

- Я ничего не знаю! - завопил Дон Педро таким диким голосом, что Гринева тронул за локоть просунувшийся в машину врач и укоризненно покачал головой мол, человек и так еле живой.

- Ладно, лечись, болезный. Еще переговорим, - кинул Гринев, выбираясь из машины.

Отойдя от " Скорой", Гринев сказал Ушакову:

- Сволочь. Как и все они. Бизнесмены, мать их! Опять перестрелялись. Сколько можно?

- Бизнес - дело суровое, - рассудительно заявил начальник уголовного розыска.

- Когда они все друг друга поубивают?

- Новые появятся, - заверил Ушаков.

Механизм закрутился. Сотрудники милиции и прокуратуры осматривали место происшествия, изымали гильзы, опрашивали окрестных жителей. Заградительные мероприятия ничего не дали - киллер исчез. И единственный способ его найти танцевать от мотива. А мотивы бывают разные.

Глава 2. "ОТДАЙ БАБКИ"

Удар был глухим и безболезненным. Арнольд удержался на ногах. Мелькнула быстрая мысль, что не произошло ничего особенного. Он не понял, кто ударил. Звук выстрела и этот удар почему-то с трудом связывались в одно целое. Ведь выстрел - это обязательно острая боль, это хлещущая кровь. Вот только почему после этого удара мысли стали нечеткими и он никак не мог ухватить суть происходящего? И держаться на ногах было все тяжелее. Точнее - просто невозможно. Он видел, как приближается покрытый черным целлофаном мусорный бак. Видел смятую банку из-под пива, которую Глушак недавно швырнул сюда. Почему этот бак двигается навстречу и бьет, тоже безболезненно, в лицо?

А затем все уплыло окончательно в зыбкость и темноту... И вдруг он с удивлением увидел себя со стороны. Видел он и суетящихся, перепуганных людей. И был тоннель с матово-черными стенами, будто покрытыми пластмассой. Это никак не являлось галлюцинацией - он был уверен в этом. Тоннель затягивал в себя, и Арнольд мчался по нему. Мимо, как в метро, проносились стены, а впереди маячил свет будто следующей на перегоне станции. Свет был такой яркий, что, по идее, должен был бы выжечь сетчатку, но от него даже не было больно. Наоборот, он был приятен.

Картина эта виделась ему куда четче, чем тот покрытый черным целлофаном мусорный бак. Здесь однозначно была реальность. Была жизнь, пусть чужая и непонятная. И он подумал, что умирать не страшно.

А потом его дернули обратно, болезненно, как собаку, натянувшую крепкий поводок с железным, утыканным шипами ошейником. И от ощущения освобождения от оков не осталось ничего. Как же не хотелось возвращаться в только что оставленный мир боли и неподъемных проблем!

Очнулся он в машине "Скорой помощи", над ним колдовал врач, растирал, вгонял что-то острое в вену, впрочем, тоже совершенно безболезненно. Арнольд попытался что-то прошептать, но не смог и снова отключился.

Второй раз он пришел в себя на операционном столе. Над ним маячили лица, каким-то краем сознания он понял, что это врачи, но не мог понять, зачем они здесь и какое отношение имеют к нему. Он вообще не мог выстроить картину происходящего. На сей раз он провалился глубоко, в черноту.

Снова проснулся он, ощутив, что контакт с действительностью стал куда прочнее. И окружающий мир начал наполняться болью. Сначала тупой и глухой, ноющей, в ее колышащемся море он плыл куда-то. Постепенно боль локализовывалась в груди, правом боку и, толчками опоясывая все тело, отдавалась в голове и ноге. Вместе с болью возвращалось сознание.

- Арнольд, дорогой, - слышался ему знакомый, родной голос, и наконец он вспомнил, кому он принадлежит. - Он очнулся, да? Да?

- Очнулся. - Второй голос был мужским, грубым и незнакомым.

Арнольд снова погрузился в темноту. Но, как поплавок, всплыл снова.

- Смотри, приходит в себя. Доктор, будет жить? - Третий голос был мужской, хорошо знакомый, он звенел, наполняя все вокруг, и был неприятен.

- Этого никто не знает, - отвечал грубый голос, который Арнольд услышал впервые, когда сознание выплывало на поверхность в прошлый раз.

- Нам нужно, чтобы он жил.

- Я не знаю. Это не скажет сейчас никто... Вам, вообще, пора.

- Он очнулся... Арнольд, ты меня слышишь? - напирал, звенел противно, отдавался болью чужой голос.

- Да, - сделал неимоверное усилие и прошептал Арнольд.

- Вспомни счет в "Дойч банке"... Номер. Вспомни, это было отделение в Мюнхене.

- Нет...

- Что нет?

- Не знаю.

- Вот черт!

Второй голос волновался:

- Вам нужно уйти. Это нарушение - посторонний в реанимационной палате.

- Вы бы знали, какие это бабки... Он должен жить, понимаете!

- Я все понимаю. Операцию мы сделали нормально... Ему бы немецкое послеоперационное обслуживание.

- Самая малость для этого нужна - снять самолет.

- Черт!

Потом снова Арнольд погрузился в какую-то муть. Он. снова очухивался. С ним что-то делали, куда-то тянули, но он воспринимал все это смутно. Изредка он что-то пытался сказать, казалось, важное, но не мог. Опять слышал голоса женский, знакомый. И тот мужской, звонкий, который опять что-то требовал.

Гул, тряска... Очнувшись в очередной раз, Арнольд гораздо яснее стал соображать, понял, что лежит, опутанный проводами. Стоял ровный, такой хорошо знакомый, много раз слышанный им глухой гул. Что это?.. Ясно, это авиационные двигатели. Самолет набирал высоту.

И снова зазвучал над ним недавно звонкий, а сейчас приглушенный, сдавленный, хорошо знакомый мужской голос:

- Арнольд, послушай меня... Номер счета в "Дойч банке". "Дойч банк". Скажи. Арнольд застонал.

- Я знаю, ты меня слышишь, - давил на голову голос, отзывался болью. Умрешь же ненароком. О семье подумай... Счета? Где деньги "Востока" схоронил? Бабки же общие.

Арнольд молчал.

- Слушай, имей же совесть!.

Арнольд судорожно вздохнул, открыл рот и почувствовал, как человек в порыве подался ближе к нему. Почти физически ощущалось это дуновение надежды, охватившее его.

Арнольд набрал побольше воздуха и произнес:

- Пошел ты на хер. Плут...

Глава 3. ПОХОРОН-ШОУ!

- Вон тех сними, - капитан милиции, старший группы, указал на троих парней вызывающего вида, одетых во все темное, двое из них были еще и в солнцезащитных очках. - Давай снимай, пленка все равно казенная.

Молоденький лейтенант, его помощник, через окно фургончика с тонированными стеклами нацелился видеокамерой туда, куда ему указывали.

Эту светскую тусовку, именуемую по старинке похоронами, оперативники службы наружного наблюдения УВД Полесской области снимали с трех точек. И нельзя было поручиться, что смежники из красного дома (так в народе издавна называли областное ВЧК-ОГПУ-КГБ-ФСБ за кирпичные красные стены) не заняты тем же. Гости, номера автомашин - все пригодится, все ляжет в картотеки и информационные банки и, может быть, когда-то будет востребовано.

В жизни "новых русских" и бандитов похороны стали многогранным, порой весьма странным, а иногда просто безумным ритуалом. Такая гремучая смесь! Она состоит из массовых гуляний, когда милиция предупредительно перекрывает дороги, освобождая их для толп народа и медленно, как лафеты, движущихся джипов, "Мерседесов" с затемненными стеклами; из клуба по интересам, где собираются обсудить последние сплетни и поболтать о делах насущных; из шумного шоу с оркестрами, звуками надрывающихся клаксонов, интеллигентными, грамотными банкирскими и глубоко народными блатными речами над гробом; конечно же, из попоек, которые по старой традиции называются поминками, к их финишу настроение всеми овладевает совсем не поминальное.

Да, похороны новых хозяев жизни - это такой бандитско-бизнесменско-политический бомонд. Там царит сложная гамма чувств. В ней есть место искреннему горю - то ли по усопшему, то ли по его бабкам, частично почившим вместе с ним на западных счетах. Присутствует и тайное ликование, которое не могут порой скрыть нарочито постные, согласно случаю, рожи. Имеется доля редкого человеческого сочувствия. Но самая большая часть страха, поскольку обычно жизнь и конец покойного - это напоминание пока еще живым товарищам и недругам; что в погоне за деньгами, кредитами, материальными благами ты не знаешь, где пролегает черта, за которой банковские накопления тебя уже не будут интересовать, а имеет значение лишь то, о чем ты успел давно забыть в безумном беге за деньгами, - бессмертная человеческая душа...

Похороны были у Глушко, в миру криминального авторитета и удачливого сигаретного бизнесмена Глушака, соответствующие приличиям - с размахом.

Народу собралось тоже немало. Гроб из дорогих пород дерева стоил несколько тысяч долларов. Цветов и венков было море.

Оперативники из наружки в толпе уже свободно различали так хорошо знакомые им ненавистные морды. Вон Гога - главарь грузинской группировки в окружении своих мальчиков. С ним у покойного были кое-какие дела, поэтому Гога пришел на похороны. Вон Коля Мамонт - старый рэкетмен, из первой волны, который еще на заре перестройки разъезжал со своей шайкой на мотоциклах "Ява" и наводил ужас на ларечников и частных извозчиков, выбивая из них трудовую, не облагаемую больше никаким налогом копейку. Он сиживал на зоне вместе с Глушаком и уважал его, как уважают друг друга два злобных пса, которые готовы вцепиться друг другу в глотку, если что. А вон Самуил Яковлевич Завадский - глава Полесского филиала Коммерческого банка, деловой партнер покойного.

Много кто здесь был еще. Глава Дзержинской районной администрации. Пара человек из областной Думы. Цвет братвы, которая держит область. Одни получали свою долю от тех легких сигаретных и водочных денег, которые текли в карман Глушака. Другие пришли, поскольку по статусу умерший был достоин, чтобы посетить его похороны.

- Смотри, кто пожаловал, - потер руки старший группы наружного наблюдения, увидев высокого, в белом плаще, широкополой шляпе, крокодиловых ботинках фактурного мужчину с грубым, но привлекательным волевым лицом. Это был сам Шамиль Зайнутдинов - табачный король Полесска. Особенно теплых отношений у него с покойным не было, в чем-то они даже были конкурентами, особенно по прошлогодним торгам за квоты, хотя конкурировать с Шамилем становилось все более опасно. Шамиль пришел все из-за тех же приличий. Его плотно обступали громилы-телохранители с бегающими настороженными глазами, грубо оттирающие от охраняемого тела посторонних. В последнее время он боялся покушений, для чего имел веские причины.

- Почтил, скотина, своим присутствием, - процедил лейтенант.

- Не злись, лейтенант, - махнул рукой старший группы. - На всех подонков злости не хватит.

Родственники погибшего разбились на две группки, которые старались держаться друг от друга подальше. Инесса Глушко, вся в черном, шла, сгорбившись и вытирая глаза платком, но все равно было заметно, что ее больше заботит то, как на ней выглядит черное фирменное платье от Кардена, чем повод, по которому пришлось его надеть.

Похоронная процессия углубилась на территорию престижного кладбища. Место отвели из дорогих. Хорошее место, близко от ворот кладбища, все просматривается. Скоро там вознесется дорогой мраморный памятник с лживыми словами о том, что лежащий здесь оставил близких в безутешном горе.

- На похоронах Лехи Кругляша народу раза в четыре поболе было, - сказал лейтенант.

- Величины разные. Леха - бандит номер один был. Всю область в руках держал. Все ему отстегивали. Сам Шамиль на посылках был...

- Он его и грохнул, - запальчиво воскликнул лейтенант.

- Может, грохнул. А может, и не грохнул, - лениво произнес капитан. Науке это неизвестно...

Кругляша похоронили восемь месяцев назад. Работа у наружки тогда была горячая - те же самые съемки похорон. По дороге их фургон, замаскированный под "Скорую", попытались прижать к обочине две машины с "быками", так что капитан уже передернул затвор пистолета-пулемета "клин", готовясь к бою. Обошлось, слава те господи.

- Похороны без фокусов дурных, - усмехнулся лейтенант, глядя на экран монитора, куда передавалось изображение с одной из видеокамер наружного наблюдения. На экране достаточно четко в цветном изображении просматривалась процессия и из динамиков был слышен шелест звуков.

- Публика серьезная.

- Не то что суворовская братва. Помнишь, как полтора года назад хоронили своего кореша?

- Да, кино было, - улыбнулся капитан.

Суворовская братва своего павшего товарища закопала вместе с сотовым телефоном, после чего пошла новая мода. Следующего закопали уже не только с "трубой", но и с любимым стволом. Третьего - с магнитофоном, притом включенным, так что, пока не сели батарейки, из-под земли доносилась залихватская музыка что-то из любимого покойным, понятное дело, не Бетховен.

Постепенно похороны мафиозных вождей и воинов приобретали все больше мистические, какие-то первобытные формы. Правда, до того, чтобы, как было принято на заре цивилизации у язычников, хоронить вместе с погибшим вождем жен и любовниц, пока не доходило, но любимые вещи уже зарывали вовсю. Это была отличная иллюстрация того, что нравы и психология определенной части богатеев с каждым годом все больше тяготеют к пещерам. И налет цивилизованности осыпается старой штукатуркой, а наружу выступает морда дикаря - злобного, невежественного и суеверного.

Тем временем процессия достигла свежевырытой могилы - шли прямо по живым цветам. Настало время речей, большей частью пространных и бестолковых. Они лились патокой - какой кристальной души человеком был Глушко, как любил жену, друзей, каким надежным был и, вообще, сколько с его гибелью потеряли русский бизнес и вся страна. Слова, слова - искусственные, как пластмассовые цветы на венках. И очень хорошо было заметно, что несчастная судьба самого Глушко, по большому счету, всем до фонаря.

Вперед выступил отец погибшего. Проведя дрожащей рукой по седым волосам, он зло прокричал, глядя куда-то себе под ноги:

- В смерти моего сына виноваты не только подлые убийцы, но и те, кто его предал.

И сжал кулаки в бессильной злобе, понимая, что руки у него коротки посчитаться и с предателями, и с убийцами. Он всего лишь пожилой человек, вышвырнутый теперь на обочину жизни, потерявший единственного сына. Его время давно прошло. И от осознания этого ему хотелось так и остаться здесь, на этом кладбище...

Глава 4. ОБОЛЬСТИТЕЛЬНИЦА

- Это все, конечно, занятно, но не более, - хлопнул Ушаков по пространной петиции с грифом "Сов. секретно", пришедшей из УБОПа. Сейчас перед ним сидел один из авторов этого труда, подполковник Гурин, тот самый начальник отдела по борьбе с бандитизмом - самоуверенный, одетый в дорогой костюм с жилеткой.

- Почему? - поинтересовался Гурин, подбавив в свой голос щепотку сарказма.

- У меня ощущение, что вы агентурные сообщения списываете с желтой прессы, - произнес Ушаков. - Ведь всем понятно, что разгорается новая война группировок вокруг табачного бизнеса. Главное, кто и за что глушит табачных королей, а?

- Если бы мы знали кто - они бы сидели в камере, - небрежно бросил Гурин. - Тем более Глушак на роль короля никак не тянул.

В кабинете начальника уголовного розыска совещались его хозяин, Гринев, начальник УБОПа и начальник отдела по борьбе с бандитизмом. Они пытались прийти к согласию - кому и что делать при раскрытии громких заказных убийств. У Ушакова была цель выцарапать побольше информации, которую собирал УБОП на лидеров преступной среды и которой делился крайне неохотно, памятуя, что в современном мире информация - это большая ценность и ее обладатель владеет всем.

- Если уж перешли на карточные термины, то на валета тянет, - сказал Ушаков. - Не шестерка какая-то. Собирается УБОП хоть чуток поучаствовать в раскрытии?

- Мы во всем участвуем, - с барственной изнеженностью повел рукой Гурин. Вообще, если на то пошло, подразделения по оргпреступности создавались не для раскрытия конкретных преступлений.

- А для их совершения, - продолжил мысль Гринев, меряя собеседника тяжелым взором.

- Вы что-то перепутали, - усмехнулся пренебрежительно Гурин. - Наши подразделения созданы для контроля за организованной преступностью. Чтобы она держалась в определенных рамках.

- А рамки не широковаты?- не унимался Гринев. - УВД когда взорвут - это как, в рамках или за ними?

- Не стоит горячиться, - примирительно произнес начальник УБОПа полковник Еременко, видя, что Гринев начинает заводиться и рваться в бой, а тогда остановить этот локомотив практически невозможно. - Одно дело делаем.

- Это еще вопрос, - буркнул Гринев, немножко успокаиваясь.

Руководство УБОПа не забывало напоминать всем о том, что несет нелегкую ношу борьбы с лидерами преступной среды, легализацией преступных доходов и бандитскими сообществами, при этом наотрез отказываясь работать как положено денно и нощно, засучив рукава, - по "мелким" оргпреступным группам - бригадам автотранспортных воров, налетчикам на офисы и магазины. Для них тут масштабы не те. Ушаков, в общем-то, был не против такой постановки вопроса, поскольку у уголовного розыска для выполнения подобных задач просто возможностей не было каждый человек на счету, у опера на руках десятки материалов, нераскрытых преступлений, тут не до битв с легализацией преступных доходов. Но когда опера розыска начинали раскрывать наемные убийства и как воздух не хватало именно информации о профессиональной преступной среде, из УБОПа приходили отписки справки, похоже, содранные с газеты "Трезвый взор". И тогда розыску приходилось крепить собственные оперативные позиции в среде организованной преступности.

- Положение хреновое, - резюмировал Ушаков, оглядывая хмуро своих коллег. - Опять пойдут взрывы. Город умоется кровью... Нам нужно ознакомиться с вашими оперативными материалами на сигаретчиков.

Он увидел, как убоповцы напряженно переглянулись. - Мы предоставили справки по всем материалам, - сказал начальник "бандитского" отдела.

- Мне нужно все. Сводки технических мероприятий. Агентурная информация. Связи фигурантов. А не бессвязные выжимки.

- Лев Васильевич, ты прекрасно понимаешь, что я не имею права этого делать, - развел руками начальник УБОПа. - Режим секретности... Люди в активной разработке.

- И мы поломаем разработку, да? - взвился Гринев. - Продадим бандюкам информацию, сдадим вашу агентуру, так?

- Вопрос не в этом...

В общем, представители смежных служб так и не договорились ни до чего. Убоповцы, считавшие себя больше сотрудниками спецслужбы, а не обычными ментами, очень быстро переняли все дурные привычки КГБ, прежде всего - тотальное недоверие ко всем, и своим, и чужим, стремление законспирироваться так, чтобы никто не разобрался, чем ты конкретно занимаешься и за что отвечаешь.

Как обычно, совещание закончилось тем, что Еременко выделил трех оперов в следственно-оперативную группу по табачному делу, но, как показывала практика, они послоняются пару дней в МУРе, попытаются высосать информацию, имеющуюся в розыске, естественно, ничего не получат, поскольку к коллегам сыщики с каждым месяцем относятся все с меньшим доверием. И потом "оргпреступники" исчезнут с концами, и их не сыщешь днем с огнем.

- Разработчики, мать их! - выругался Гринев вслед ушедшим. -Ты слышал, чего он выдал сгоряча? Их задача - контролировать оргпреступность. Их мечта Гарика нам на область усадить. Они совсем заигрались, сволочи!

Действительно, УБОП в последнее время заигрался. Пользуясь поддержкой заместителя начальника УВД по криминальной милиции, тоже выходца из этой организаций, руководство Управления мечтало посадить на область смотрящего вора в законе Гарика, на которого оно имело возможность каким-то образом влиять. Отлично - заправлять всем в Полесске при помощи вора в законе! Прознав про этот план, Ушаков, отработавший не один год в ИТУ и ни в одной тюрьме не допустивший воровской власти, отлично представлявший, что такое дать возможность вору в законе верховодить на зоне или в городе, встал на дыбы. Когда все было на мази и местная братва уже присматривала Гарику коттедж в заповедной зоне на косе и четырехкомнатную квартиру в центре Полесска, Ушаков умудрился провести красивую, классическую оперкомбинацию, сбросил кое-какую информацию в блатной мир, стравил Гарика с полесскими авторитетами, так что вопрос был снят сам собой.

- Враги натуральные, - не унимался Гринев.

- Не шуми, - произнес Ушаков. - Надо работать.

Несколько дней прошло после расстрела Глушко. И наблюдалось явление "глухаря". То есть на глазах дело становилось все более глухим. Розыск по горячим следам ничего не дал. Киллер испарился, и никто не мог даже приблизительно описать его внешность, только была уверенность, что он потрудился над ее изменением. Ясно было, что работал человек, умеющий стрелять, достаточно хладнокровный и просчитавший все.

Вырисовывался ряд версий о мотивах и заказчиках, но отработка их - дело долгое и хлопотное, не на один день.

- Раскрываемость убийств в области - девяносто два процента. Лев, какие мы с тобой дела поднимали, - сказал Гринев.

- Неподъемные, - кивнул Ушаков.

- Буряка завалили - мы подняли. Убийство брянских бандитов подняли. Янтарщиков расстрел - и тот подняли. А эти табачные дела виснут и виснут, тянут вниз, как ярмо на шее!

- Большие деньги, - сказал Ушаков. - Мы слабо умеем работать против больших денег.

- Нам не дают работать против больших денег, - уточнил Гринев.

Действительно, все так и было. Раскрыли и разборочные убийства, когда казахская и брянская группировки делили рынок в Полесске. Раскрутили убийство Буряка - авторитетнейшего в области человека. Героя соцтруда, директора крупнейшего комбината. Тогда шум стоял до небес, говорили о выгоде оргпреступности государству. А выяснилось, заказала директора собственная дочь, которая имела свои претензии на семейное имущество. И убийство пятерых человек, которых забили как свиней за тридцать килограмм янтаря, тоже раскрыли. А табачные дела зависали. И дело не в том, что не было подозреваемых, не с кем работать. Наоборот. Слишком много желающих пустить друг другу кровь. Такой бизнес - бесконечная война. Каждый желает смерти каждого. У серьезного табачного деляги найдется не один мотив для того, чтобы грохнуть любого другого такого же делягу.

В кабинет постучали. Зашел седой оперативник из "убойного" отдела.

- Привезли, - сообщил он.

- Не возмущалась? - спросил Ушаков.

- Попыталась. Но быстро успокоилась.

- Ладно. Веди сюда... Оперативник вышел.

- Слушай, Гринев, - обратился начальник уголовного розыска к своему заместителю. - Мне с дамой, пожалуй, с глазу на глаз стоит перетолковать.

- Ну да. Как с придурками из УБОПа - тут без меня труба. А как с дамами тут рылом не вышел, - усмехнулся Гринев.

-Да уж, поручик Ржевский, манеры надо оттачивать, - кивнул Ушаков.

- Хорошо. Пойду оттачивать... Если ее за шкирку нужно тряхнуть - зови.

- Всенепременно.

Ушаков надеялся, что трясти эту женщину за шкирку не придется... Хотя наверняка захочется.

Она вошла в кабинет, сдержанно поздоровалась и скромно примостилась на краешке стула.

Начальник уголовного розыска был большим любителем, одно время даже знатоком женского пола, поэтому сразу оценил ее грацию, незаурядные внешние данные и тот легкий налет шлюшничества, который не позволяет зачислить женщину в это племя, но достаточен, чтобы в душе мужчины что-то томно заныло.

- Приношу вам соболезнования, - сказал он.

- Спасибо, - кивнула, стараясь придать себе скорбное достоинство, Инесса Глушко и коснулась пальцем лица, будто смахивая так и не навернувшуюся слезу. Ваш сотрудник очень настойчиво меня приглашал к вам... Я прямо подумала, что он наденет на меня наручники.

- Это недоразумение, - произнес Ушаков. - Я просто попросил вас приехать, переговорить, поскольку все мы заинтересованы в одном - чтобы убийцы вашего мужа были изобличены.

Она кивнула.

В ее скромности и покорности, в строгом черном платье было что-то насквозь фальшивое. Она походила сейчас на монашку, которую сослали в монастырь по приговору суда за разгульный образ жизни.

- Убийство. Похороны. Допросы... Я устала... Я не представляла раньше, что можно так устать... За что мне все это? - Она нервно сжала сумочку.

Ушаков готов, был согласиться, что даме действительно досталось.

- Я устала, - с нажимом повторила она.

- Я не задержу вас надолго. Всего несколько вопросов.

- Если несколько - это немного...

- Совсем немного, - заверил Ушаков. - Главный из них: кому выгодна смерть вашего мужа?..

Как он и ожидал, ничего особенно ценного Инесса ему не поведала. Дежурные ответы, в основном: не знаю, не видела, не слышала и, вообще, не представляю, кто мог желать вреда мужу, который всегда всем помогал и был таким добрым. Насколько тот был добр, Ушаков знал еще по работе в ИТУ, где на заключенного Глушко было объемное досье как на лицо, склонное к нарушению режима и пытающегося занять командные позиции в преступной среде. Также там значилось, что для достижения этих целей он больше полагается на физическую силу и агрессивность, чем на дипломатические способности и интеллект.

- У него были ощутимые денежные потери за последние месяцы? - спросил Ушаков.

- Какие потери? - напряглась Инесса.

- Он погорел с кредитом "Квадро". Знаете, о чем речь?

- Слышала, что директор "Квадро" Сорока собрал какие-то деньги и будто из-за этого его убили. Но что муж мой участвовал в этом... - Она посмотрела на начальника уголовного розыска наивными глазами, и тот с удовлетворением отметил, что она врет. Притом маскировала это дешевыми трюками, от чего вранье сразу бросалось в глаза. Да, врать она любила, но не умела - это было видно сразу.

Ушаков попытался пробить ее оборону еще несколькими простенькими вопросами. А потом огорошил "прямым ударом" в лоб:

- А у вас с ним как в последнее время складывалось?

- Что вы имеете в виду? - напряглась Инесса.

- Разное в семьях бывает.

- Так и спросите прямо - не было ли у меня любовников?.. Нет. Не было, произнесла она с неожиданным напором. - И не потому, что воспитание не позволяло... Просто нужно знать моего мужа... покойного мужа, чтобы отпало всякое желание шутить с ним...

Она вытащила сигареты.

- Можно закурить?

- Можно. - Ушаков щелкнул зажигалкой, на которую она посмотрела с некоторой брезгливостью - зажигалка была одноразовая, желтая, из тех, которые продают в ларьке за пять рублей. Инесса презирала людей, которые признают в вещах только утилитарное назначение. Она считала, что вещь должна быть красивой и дорогой, пусть это и обычная зажигалка.

Прикуривая, она приблизилась к начальнику уголовного розыска, посмотрела ему глаза в глаза, немножко с запозданием затянулась, повела плечами, и он почувствовал, что внутри у него все подвело, а голова пошла кругом. И понял как дикарь Глушак попал в сети этой женщины. Одно ее присутствие навевало туманные мечты. И в ее глазах было обещание и еще что-то, чему и слов нет. Ох, хорошо бы... Но тут Ушаков взял себя в руки и скинул наваждение.

- Спасибо, - прошептала Инесса.

Она прекрасно представляла, какой убойной силы оружием, именуемым женскими чарами, обладает, и не стеснялась применять его.

- Ладно, - несколько резко кинул Ушаков. - Чем вы дальше собираетесь заниматься?

- В смысле?

- От мужа осталась фирма "Восток". Остались дорогая недвижимость, увесистые банковские счета. Вместе с тем остались и договора, и обязательства. Что вы со всем этим будете делать?

- У меня хватит ума распорядиться семейным имуществом, - тоже немного резче, чем надо, произнесла она, и Ушаков понял, что надавил на ее больное место. Да, дама получила то, о чем мечтала, - это видно невооруженным глазом и это не скроет маска скорби и траурное платье от Кардена. Чего она сейчас боится больше всего на свете? Потерять все это. И на эту болевую точку надо давить.

- Теперь слушай меня, Инесса, внимательно. - Ушаков вышел из за стола, присел на стуле напротив гостьи. Он перешел на отечески заботливый тон и на "ты". - То, что ты с нами не желаешь откровенничать, - я понимаю. Ты считаешь, что разберешься с делами "Востока" сама. Только ты еще не въезжаешь, в каком кипящем котле оказалась. И какие черти водятся в нашем табачном омуте. Те, кто убил твоего мужа, могут однажды прийти и к тебе.

Брови ее сдвинулись. Она немного растерянно протянула:

- Я же не знаю...

- Ты теперь наследница. И у тебя будут проблемы. Тебе нужна опора. Нужны люди, которые тебе помогут.

Она улыбнулась и едва заметно подалась к нему навстречу - не так чтобы нарочито, но читался в ее движениях намек на то, что затворницей после смерти мужа она быть не стремится.

- Я понимаю, - произнесла она, потупив глазки.

- Ничего ты не понимаешь, - резко бросил Ушаков. - Тебе нужно выложить все, что знаешь, и не пытаться вести свои игры, Инесса. Иначе кончишь, как муж. А ты за час беседы не сказала ничего... Думай, наследница состояния. Думай...

Она зло посмотрела на него, опять сжав сумку.

- Еще вопросы ко мне?

- Нет больше вопросов. И подумай о нашем разговоре. И вспоминай, вспоминай, Инесса. Чтобы потом не жалеть.

Она посмотрела на него с яростью...

Когда она ушла, начальник уголовного розыска несколько минут просидел неподвижно в кресле и задумчиво разглядывал обитую деревянными панелями стену напротив него. Интересные пироги получаются. Инесса ненавязчиво, но упорно мечтала его притянуть на свою сторону. А так как другими науками не владеет, то решить эту проблему собралась одним, так хорошо известным и безотказным способом. Отсюда вопрос - на черта он ей сдался? Уж не из-за его мужских достоинств - тут он лишними иллюзиями себя не тешил, зная, что таким женщинам нужны богатые, удачливые мужчины, а не тощие безденежные кобели, как он. Тогда что? Поддержка? Власть? Какая такая особенная власть у начальника розыска? Вывод напрашивался сам - ей нужно быть в курсе хода расследования. Зачем? Значит, ей есть что скрывать.

- Поговорили? - спросил Гринев, появляясь в кабинете.

- Она знает больше, чем говорит.

- Обычное дело. Все эти сволочи знают больше, чем говорят. И никогда не поделятся с нами, пока им пальцы в тиски не зажмешь.

- Пальцы в тиски, - усмехнулся Ушаков. - Неинтеллигентно.

- Зато эффективно, - сказал Гринев, шутки эти были в его репертуаре. Знаешь, с кем она от нас уехала?

-Скем?

- Села в "триста восемнадцатый" "БМВ", а, за рулем - Дон Педро.

- Ха, недострелянный, - хлопнул в ладоши Ушаков.

- Он самый.

- Обхаживает, значит, вдову.

- Получается так.

- Интересно получается-то, Михалыч. Интересно...

Глава 5. КЛИНИКА ГУМБОЛЬДТА

Через несколько дней Арнольд начал более-менее ясно соображать, кто он такой и где находится. Он лежал весь в проводах в отдельной больничной палате, рядом пиликала, как в рубке межзвездного корабля, какая-то сложная аппаратура, раскладывая состояние пациента на кривые и графики. Медперсонал над ним толковал по-немецки.

Лена тоже была здесь. Она осунулась, под глазами залегли синие круги.

- Я жив, котенок... Жив, - прошептал он.

- А что с тобой случится? - через силу улыбнулась она и осторожно, едва касаясь, провела тонкими пальцами по его груди. - Ничего.

- Где мы?

- В Германии. В клинике имени Гумбольдта.

- Как я попал сюда?

- Казимир нанял самолет. На нем тебя доставили сюда.

- Доставили, - причмокнул Арнольд, будто пробуя слово на вкус. А оно означало, что из молодого, полного сил и энергии мужчины, ходящего, где захочет, и занимающегося тем, чем заблагорассудится, в миг он превратился в какую-то вещь, в безвольный предмет, как чемодан, - теперь не он идет, куда захочет, а его доставляют, везут, пакуют. - Мне больно... Я не хочу...

Он всхлипнул. Его затрясло.

Лена резко подалась к нему, затравленно заозиралась, глядя, как взвились линии на экранах, и слыша, как тревожно запиликала аппаратура. В палату вбежала медсестра...

Для Арнольда потекли монотонные больничные дни. Постепенно он приходил в себя. Рядом была Лена, он видел, что ей тяжело, она находится на грани нервного срыва, круги залегают под ее глазами все более глубокие, но его почему-то это совершенно не волновало. Были вещи похуже.

Физически ему становилось лучше. После ранения он потерял много крови, едва не расстался с жизнью, но в конечном счете отделался легко и потихоньку шел на поправку. Но этого не скажешь о его душе. Ее стервятниками терзали страхи. Он возвратился с того света, постоял на краю пропасти, и одно воспоминание об этом наполняло его холодным, стискивающим все внутри ужасом. При этом его терзало не столько само сознание того, что человек смертей, и не ощущение того, что он был уже практически за гранью смерти и чудом вернулся обратно. Его терзали острыми осколками от разбитого стекла засевшие в душе мельчайшие детали.

Детали, детали. Когда медсестра принесла ему на завтрак апельсиновый сок, он застонал и сбросил с подноса бокал.

- Нет!

Ему постоянно вспоминался вкус дрянного апельсинового сока на губах. Тогда будто наяву вновь бил по ушам грохот выстрелов, по телу проходила ледяная волна и все вокруг покрывалось налетом отвращения. Тисками сдавливала память о безболезненном ударе пули в грудь. И мысли устремлялись к тому Моменту. Он переживал его вновь. И во сне его тоже безболезненно, и от того еще страшнее, барабанили пули. Он кричал, просыпался, чтобы в очередной раз убедиться - ни пробуждение, ни сон не помогут. Во сне давят кошмары. В яви живут воспоминания и тот проклятый вкус апельсинового сока на губах. Когда его сознание прояснилось, он спросил:

- Лена, что дома? Что с Глушаком?

-Он...

- Говори.

- Он погиб. Умер прямо на месте.

- А герой-любовник?

- Дон Педро? Такие подонки коптят небо долго! - зло воскликнула она. - Я их ненавижу, Арнольд! Это не люди... Это... - Она замолчала, увидев, что муж прикрыл глаза.

Больше они о делах не говорили. Вопросы он не задавал. Ему не хотелось возвращаться в мир, ставший для него источником кошмара. Но он понимал, что рано или поздно возвращаться придется.

Он уже начал вставать и без посторонней помощи передвигаться по своей отдельной люксовой палате. И однажды он решился задать вопрос, который до этого при их разговорах был табу:

- Что сейчас в Полесске?

- Тихо пока, - отведя глаза, произнесла она.

- Что было после стрельбы?

- Что было? - Она закусила губу, чтобы не расплакаться. - Ты не представляешь, что было... Я-на таблетках. Не знаю, что делать. Казимир мечется, как потерявшаяся собака, талдычит про какие-то бумаги и банковские счета. А я вижу: лично ты его совершенно не интересуешь. Свинья! Ты лежишь одной ногой в могиле, а он бабки врачам отстегнул, в палату проник и у тебя номера счетов выспрашивает... Скотина, ненавижу!

- Тише, Ленок. Тише. Плут, он и есть Плут.

- Думаешь, он твою особу настолько обожает, что для тебя самолет нанял? Из-за того, что ты его друг? Да если бы ему было выгодно, он бы тебя своими руками дострелил бы... Ему номера счетов нужны были, чтобы ты их в могилу не унес...

- Счета всем нужны, - криво усмехнулся Арнольд, ощущая, как снова начинает бить дрожь и все теряет четкость, а в голове гудит электрически.

- Ты не представляешь, что это было. Дон Педро очухался, его врачи накололи успокоительными. Он мне звонит и советует из дома не выходить и никому не открывать... Представляешь... Себе охрану нанял - жлобов из охранного агентства, ночью семью вывез в неизвестном направлении, забаррикадировался в офисе - оборону держать. А мне хоть бы одного человека выделил. Я к Нонне дочку сама отвозила, тряслась, боялась, что остановят по дороге, затолкают в машину. - Ее передернуло. - И никому дела нет.

- Педро ничем не помог?

- Помощник. Я слышала, когда все утряслось, больше никого убивать не стали, он через неделю компашку в своем офисе собрал, пьянку закатили, и неделю не просыхал. А потом встретился с Плутом обсудить, как делить твое имущество, если ты умрешь... Представляешь?

- Рано, суки, обрадовались.

- Ничтожества! Я их ненавижу всех, - всхлипнула она. - Ненавижу все ваши дела... Я хочу жить спокойно...

- И сидеть на пятьсот рублей зарплаты в библиотеке! - крикнул он так, что внутри что-то чуть не оборвалось. Он закашлялся. - Хочешь, как людишки все быть? Деньги до зарплаты считать, да? Мечтаешь ездить в общем вагоне? И чтобы дети наши ездили в общих вагонах? Нужно в жизни все брать, пусть силой, потому что никто просто так ничего не дает.

Он закашлялся, но не мог замолчать:

- Ты пойми, мы и те, другие, которые обычное быдло, росли вместе, в одних институтах учились. А сейчас вдруг стало ясно, кто чего стоит. Кто создан для того, чтобы прозябать, не в силах сделать свою жизнь. А кто умеет жить и делать деньги... Это водораздел. Такое бывает в истории редко. Все получили столько, сколько стоят. Все встало на свои места... Но просто так ничего не дается. За место под солнцем дерутся.

- Я устала...

- Все это нытье. Если бы я стал ныть и сетовать на то, что вокруг мерзавцы, то давно сошел бы с дистанции. И ездил бы в общем вагоне, как все идиоты. Как быдло, которое небо коптит только для массовки... Понимаешь, мы заслужили жить лучше их. Потому что мы лучше... Сильнее. Каждый получил свое. Свое... Свое...

- Свое. Кому деньги, кому пуля, - чуть не плача, произнесла Лена.

- Пуля, - это слово всколыхнуло в нем воспоминания... И он снова впал в прострацию.

На следующий день с утра, когда в окно светило летнее веселое солнце и гнало из души хмарь, он потребовал у Лены более подробный отчет о том, что происходит в Полесске.

- Похоронили Глушко с помпой. Весь город был, - рассказала она. - Инесса вся в черном, успела выписать черное платье из Парижа! Тварь такая, вроде скорбит, а прямо на кладбище по сторонам глазами стреляет, к мужикам приценивается!

- Что ты от нее хочешь...

- Стерва такая! Глушак - третий муж, которого она схоронила. Представляешь, у нее сотовый телефон, так в нем номер с тремя шестерками посредине. Черти ее водят по жизни - это точно...

- Что еще?

- Инесса спелась с Доном Педро и шурует вовсю, прибирает к рукам наследство муженька.

- Вот тварь...

- По-моему, они "Восток" решили подмять... А я... Я же в этом ничего не понимаю.

- Оставь. Это не твое дело. Что еще там?

- В милицию всех таскают. Милиция в коммерческие дела лезет. Меня допрашивали.

- Что сказала?

- Что ничего не знаю, - произнесла Лена со вздохом. - Я же правда ничегошеньки не знаю о ваших делах.

- Правильно. - Он вновь почувствовал вкус апельсинового сока на губах и ощутил, как по телу разливается холод и в висках начинает стучать кровь. Иди...

Через пару дней он почувствовал, что произошел окончательный перелом в болезни - но только физический. Психологически же становилось только хуже. Страхи и воспоминания вгрызались все глубже под кожу, как насекомые-паразиты.

Он поднялся с кровати, шатаясь подошел к зеркалу, увидел в нем осунувшееся, почти неузнаваемое лицо. Еще недавно привлекательное, теперь оно было лицом человека не от мира сего. Зачерпнув воду в раковине в горсть, он плеснул в зеркало, сел на стул, обхватил голову руками.

- Черт, черт... Глушак мертв... Он всхлипнул.

- Мертв. Царствие ему небесное...

С этого момента он зациклился на этой фразе, не забывая ее повторять, впадая в черные думы. С каждым днем он все больше погружался в тяжкую депрессию, порой переставая адекватно воспринимать окружающее. Он все сильнее ощущал вкус этого проклятого апельсинового сока на губах, хотя с того дня, когда он резким взмахом опрокинул стакан с ним, сок ему больше в палату не приносили. Лену его состояние пугало все больше.

- Арнольд, ты доведешь себя, - всхлипывая, говорила она, сидя у его постели и с болью глядя на него.

- Я выкарабкаюсь, Ленок... Я сам должен. Один попытаться ... Ты лети.

- Ты что?

- Езжай домой...

- Я не могу тебя оставить!

- Ничего... Я сам... Мне нужно вернуться... Я должен вернуться... - как сумасшедший бормотал он.

- Арнольд!

- Езжай, сказал! - закричал он, лицо перекосила судорога, и Лена отпрянула. Она никогда не видела его таким.

- Хорошо.

-Я вернусь...

Глава 6. УСЛУГИ ОТМОРОЗКА

- Тебе делать ничего не надо. Только посидишь и щеки понадуваешь... Ты одним видом давишь. - Иосик нервно теребил за край кожаную папку, которая и так уже была порядком истрепана, став жертвой вечно шалящих нервов своего хозяина.

- Сколько положишь, бизнесмен? - скучающе осведомился развалившийся на заднем сиденье машины Пробитый.

После стычки на дороге в Суворовском районе, когда он стрелялся с уголовным розыском, Пробитый внешне сильно изменился - побрился наголо, начал отращивать усы и на себя, в общем, стал похож намного меньше.

- Пятьсот баксов, - сказал Иосик.

- Долг сколько?

- Четырнадцать тысяч.

-Я что-то не догоняю; Если четырнадцать тысяч долг, то откуда пятьсот? так же лениво удивился Пробитый.

- Я же тебя не долги выбивать приглашаю. А посидеть в кабаке один вечер.

- А где старобалтийские пацаны, крыша твоя?

- Им сюда лезть не обязательно. Это мои дела.

- Чего зажилили?

- Партию молока.

Иосик гонял из Прибалтики молочные продукты, на этом в последние годы хорошо поднялся. С Пробитым он учился в одной школе, но, всякий раз встречаясь с ним, даром что знал его давно, вел себя с опаской - так надлежит обращаться с ядовитыми змеями. Он предпочитал со школьным приятелем в делах не связываться, но так уж приперло, что ему нужен был для разговора с недобросовестными партнерами именно такой человек.

- Ладно, тысяча, - сообщил свое решение Пробитый. - И то потому, что я сегодня добрый. И в бегах.

- Хорошо, - кивнул Иосик.

- И выступаю как одиночка, а не от имени Корейца.

- Годится, - с меньшей радостью кивнул Иосик, впрочем, отлично понимавший, что от имени Корейца такие услуги стоят куда дороже.

- Когда переговоры?

- Через два часа. У Артурчика.

- Это кабак за зерносовхозом?

- Ну да. "Ручеек".

- На твоей тачке двинем. Мне светиться не резон.

Пробитый знал, что его ищет вся милиция. Но так же знал несколько фокусов, как избегать встреч с ней. А поддельные документы он выправил по случаю еще давно - был у него приятель, который паспорта штамповал - лучше, чем в Гознаке, выходили. Правда, плохо кончил, нашли бедолагу с перерезанным горлом - то ли кому-то не тому что-то продал, то ли стал чему-то свидетелем, но скорее всего просто деньги зажал - до денег очень уж жаден был.

- На моей так на моей, - обрадованно кивнул Иосик, царапая ногтем свою многострадальную папку.

...Два года назад беженец из Баку Артур на идущей на Запад трассе в Суворовском районе за зерносовхозом поставил шашлычницу. Дела вдруг пошли в гору - а чего им не идти, когда налогов не платишь. Еще родственники помогли, и вот уже вознесся ресторанчик из нескольких бунгало, который назывался "Ручеек". Кормили здесь терпимо. Место было тихое, хорошо просматривалось со всех сторон, так что сюда для задушевных разговоров нередко наведывалась полесская братва средней руки. После одной такой беседы в бунгало осталось два истекающих кровью раненых с огнестрельными, Артура сильно трясли местные компетентные органы, но потом отвязались, и заведение продолжало работать в прежнем режиме.

В двадцать ноль-ноль Иосик со своим сопровождающим сидел за столом в отдельном деревянном домике. Пробитый посасывал пиво с высокомерно-снисходительным видом, как умел делать это только он. Он даже шнурки умел завязывать так, словно демонстрировал, что люди вокруг него просто вши недодавленные. Это талант, и хитрый, ушлый Иосик всегда ему завидовал - сам-то он больше мельтешил и проклинал себя за несолидность.

- Десять минут девятого время, между прочим, - отметил Пробитый, поглядев на часы. - На восемь договаривались?

- На восемь.

- На стрелки опаздывают только фраера, - сказал Пробитый. - Опоздавший платит. Но это у людей. Как у вас принято - не знаю,

- Слушай, ты и тут давишь, - обиженно произнес Иосик.

- Чего? - удивленно и угрожающе осведомился Пробитый.

- Ничего...

Появились они в двадцать минут девятого. Приехали на двух машинах - сером мятом "Фольксвагене-Пассате" и будто только сошедшем с конвейера темно-вишневом "Вольво-340". Их было четверо. С мощной шеей, лысоватый, высокий, в белой рубашке и светло-бежевых брюках тип, говоривший явно с прибалтийским акцентом, был у них главным. Его охраняли трое "торпед" - Пробитый оглядел их критически. Кореец таких не держал. Жидковаты. Повадки не те - слишком задиристые, как у дворняг. Пробитый сам любил вести себя вызывающе. Но он имел на это право. А эти? Вопрос.

- Только разговариваю я, договорились? А ты создавай фон, - взмолился Иосик.

- Создам...

"Торпеды" уселись за соседний столик, а прибалт приземлился к ожидавшим его.

- Опаздываешь, Альгис, - сказал Иосик раздраженно, но в его напускном раздражении слишком явственно проглядывала растерянность.

Альгис исподлобья посмотрел на него и только ухмыльнулся. Держался он нахально и самоуверенно, как держатся люди, ощущающие за собой безоговорочное превосходство.

- Опаздываю, - развел он волосатыми руками с широкими корявыми ладонями. На его пальце чернел камень, вправленный в золотое кольцо, расстегнутая на три верхние пуговицы рубаха открывала грудь, в волосах которой утопала золотая цепь с массивным медальоном. - Дурная привычка.

- Ладно, ладно... Ты есть будешь?

- Сыт по горло. - Альгис потянулся,: так что. хрустнули суставы. - Ну так что, Иосик? Чего звал? Что ты, солнце мое, мне сказать хочешь?

- Альгис, уже месяц как за молоко деньги не идут. И деньги не маленькие.

- Действительно, - кивнул Альгис, - невезуха получается, Иосик... Молоко дрянное, шло плохо, сплошные убытки. Так что извини.

- Я влетел на четырнадцать штук, понимаешь, - голос у Иосика звучал тонко. - Я заплатил. И деньги были мои. Личные деньги!

- Значит, тебе не повезло, - снова развел руками Альгис, ухмыляясь все более нагло. - Извини, Иосик... Я ведь тоже влетел. Так что могу, скажем, две тысячи отдать.

- Сколько?! - возмутился Иосик.

- Две. Тоже деньги немаленькие. - Альгис наслаждался беспомощностью партнера.

- Слушай, Альгис, так дела в Полесске не делаются.

- Ты мне будешь рассказывать, как делаются в Полесске дела?

- Если бы я не знал тебя давно, я бы решил, что ты меня кинул. Но я тебя знаю давно. И мне кажется, ты просто ошибаешься.

- Иосик, ну что ты говоришь, - укоризненно произнес Альгис, взяв ножик и начав тихонько постукивать по пепельнице. - Я же тебе объяснил ситуацию. Две тысячи - это много. Но из дружбы к тебе...

- Я, кстати, в этом бизнесе не последний человек! - Иосик начинал заводиться, голос его звучал все более тонко. Альгиса это веселило, глаза его сверкнули озорно.

- Ну да. Тогда две тысячи много. Тысяча.- На Прр битого Альгис принципиально не обращал внимания.

- Я не последний человек в этом бизнесе, - повторил Иосик. - Репутация, знаешь, немалого стоит. С тобой просто не будут иметь дела.

- Да? Ты мне угрожаешь? Нехорошо, Иосик. Это тебе не идет.

- Деньги там не только мои, но и братвы. - Иосик говорил, видя, что его нервная речь разбивается о спокойствие Альгиса, как вода о мол. - Знаешь, там люди нервные, по тюрьмам сидели. - Он выразительно покосился на Пробитого, который, слегка улыбаясь, с интересом наблюдал за концертом, не считая нужным встревать в разговор.

Иосик елозил на стуле все сильнее, на него было жалко смотреть.

- Пойми, Иосик, жизнь такая, - теперь уже неприкрыто издевался Альгис. Тяжелая жизнь. А кому ныне легко...

- Вот слушаю я все это, - наконец подал голос Пробитый, - и блевать от вашего гнилого базара хочется... Прямо на ваши белые костюмы.

- Что? - приподнял бровь Альгис.

- Чего, кинул безобидного еврея и доволен... А ведь бабки отдавать придется.

- Не понял? - хмурясь, уставился на него Альгис.

- Все ты понял. А если не понял, то у тебя будет время понять. Это тебе я говорю.

- Что, из авторитетов? - усмехнулся Альгис.

- Все, Иосик, допивай пиво. Поехали, - не обращая больше на собеседника никакого внимания, велел Пробитый. - У них через два дня счетчик включается.

- Так ты тоже не на лохов наехал, парень, - кинул Пробитому Альгис, задетый за живое. Он чувствовал, что моментально поменялся ролями - теперь он что-то вынужден объяснять, а этот тип с мордой закоренелого убийцы обращал на него внимания не больше, чем на мебель.

Пробитый только махнул рукой и допил пиво.

- Пошли.

- Ты сначала послушай, - ударил по столу кулаком Альгис, так что тарелки подпрыгнули, а глаза его налились кровью. - От свиньи хвост ты со своим лохом получишь! Потому что мы не дешевки какие!

- Правда? - деланно удивился Пробитый.

- Правда. Ты кто? Ты хрен с бугра! Хоть и харя у тебя страшная. Мы воров на хер посылали. Не то что отморозков дешевых. Понятно?

Пробитый видел, как "торпеды" напряглись.

- Ты знаешь, кого обидел? - осведомился Пробитый, тяжелым взглядом будто пригибая Альгиса к столу. - Ты Пробитого обидел. А это приговор.

-Да пошел ты...

Пробитый пожал плечами. Взял с тарелки перед собой ломоть брынзы, откусил от него кусочек. И неожиданно резко швырнул тарелку в одного из "торпед", тот отпрянул, а Пробитый легко вскочил.

Зеркало - столько раз перед ним тренировался Пробитый, учась выхватывать пистолет из кобуры, из-за пояса. Он имел видеотеку из пары сотен боевиков. Смотрел их не столько из-за увлекательного сюжета. Да, он учился. Высматривал подходящие приемы - не все боевики как корейские, где бесполезно лупят друг друга по морде. Кое-что можно применить на практике. Тяжело сделать первое движение. А потом все идет как по накатанной колее - автоматически. Главное в этот момент - не тратить время на размышления, правильно ли действуешь, а довериться рефлексам. Рукоятка пистолета скользнула в ла-Донь, палец тут же опустил вниз предохранитель. Грохнул выстрел. Пуля вошла в грудь Альгису. Тот всхрапнул, как лошадь, и повалился на пол вместе со стулом. Следующий выстрел настиг вскочившего "торпеду" - пуля попала ему в живот. Пробитый засмеялся.

- Давай. Кто быстрее, - предложил Пробитый, глядя на последнего противника, которому засветил перед этим в лоб тарелкой. - Успеешь?

- Я ничего, - забормотал тот.

- Я вижу. - Пробитый выстрелил ему в ногу, и "торпеда" скорчился, взвыв, на полу рядом со своим стонущим подельником. Последний сидел, прислонившись спиной к перевернутому столу, с силой прижмурив глаза, тряся головой и сжав живот рукой, будто боясь, что простреленные внутренности вывалятся на пол.

Иосик остолбенел. Он только пискнул жалобно, как крыса, которой наступили на хвост.

- Давай. - Пробитый схватил Иосика и поволок его в сторону автостоянки. Ключи.

Он вырвал у приятеля ключи. Завел машину, руки немножко подрагивали, в голове билась кровь, ноздри жадно расширялись. Пробитому было хорошо. Он сорвал "Мерседес" Иосика резко с места.

Иосика, сидевшего на переднем сиденье, било, будто в пляске святого Витта.

- Ты... - Он всхлипнул. - Ты что сделал?.. Четырнадцать тысяч... Какие-то четырнадцать тысяч. Ух... Меня убьют. Убьют... Ты убил их... Тебе что. А меня убьют... Убьют.

- Если не заткнешься, убью тебя я, - прикрикнул Пробитый, сбрасывая немножко скорость.

- Убьют, убьют, - раскачивался из стороны в стороны Иосик. Вдруг он, округлив глаза, тонко и истерично завизжал: - Ты виноват! Зачем я связался с таким психом! Ты псих, псих, псих!

- Ясно. - Пробитый остановил "Мерседес", распахнул дверцу, неторопливо вылез из салона, потом вытащил упиравшегося Иосика, взяв его за шкирман.

Тот побледнел и воскликнул:

- Ты что делаешь?

- Я тебя предупреждал!

- Извини... Слышь, правда! Я не хотел!

Пробитый подсечкой сшиб Иосика с ног, вытащил из-за пояса пахнувший порохом пистолет Макарова, в котором оставалось еще больше половины магазина.

- Не-ет! - заорал Иосик.

Пробитый пожал плечами, взял Иосика за отворот пиджака, поставил на ноги. И укоризненно произнес:

- Ты меня обидел.

- Извини!

- Сука ты, Иосик.

Пробитый снова нажал на спусковой крючок, Иосик упал, держась за ногу. Пробитый внимательно посмотрел на него сверху вниз, раздумывая. Потом обернулся и пошел к "Мерседесу"...

Глава 7. ПСИХИАТР ДЛЯ ЖЕРТВ РАЗБОРОК

- Ну что, уважаемый Арнольд Валентинович, всякие увещевания подумать о ценности жизни, взглянуть на все с другой стороны в вашем случае вряд ли помогут, - сказал психиатр. - Пичкать вас таблетками - этого я не порекомендую... Хотите честно?

Арнольд ничего не ответил.

- Или вы выберетесь из этого состояния сами, или никакие лекарства вам не помогут. Только подумайте, что, если вы не выберетесь, все созданное вами растащат ваши же бывшие друзья. И будут вспоминать вас, смеясь. Притом смеясь с чувством превосходства... Нет, Арнольд Валентинович, вам нужно возвращаться к жизни. И как Можно быстрее.

Пожилой психиатр был из эмигрантов последней воланы и носил немецкую фамилию Браун. Он один из немногих, кому удалось пристроиться в Германии по врачебной специальности. В России он был большим специалистом по реактивным состояниям, то есть по психическим расстройствам, возникающим как реакция на травмирующие факторы. И теперь его использовали в паре клиник именно для работы с "новыми русскими", многие из которых пострадали в различных разборках и нуждались в ласковом слове психиатра.

- К чертям, - твердил Арнольд.

- Вам нужно просто коснуться ногами самого дна, а потом вы поймете, что попали не туда и заслуживаете лучшей участи. Всему свое время...

Говорил психиатр с пациентами просто, как с равными, будто обсуждая досадные проблемы, сознательно избегал всяких мудрых многосложных психиатрических терминов и не напускал на себя таинственную многозначительность, которая нога в ногу идет с крупными гонорарами. Вид у него был домашний, и, в принципе, в другой ситуации он бы Арнольду понравился. Но сейчас ему вообще ничего не нравилось. С каждым днем ему становилось все хуже. Теперь все вокруг было будто покрыто ватой. Снаружи, из окружающего мира, чужие слова и эмоции долетали до него с трудом. А внутри все было будто отравлено ядохимикатами.

- А немножко выпивки не помешает, Арнольд Валентинович, - потер руками психиатр. - Совсем не помешает... Если вы только не решите посвятить ей всего себя... Пора, пора брать себя в руки, уважаемый.

- К чертям, - повторял Арнольд.

Физически он приходил в себя достаточно быстро. Но это ничего не значило. Были вещи, терзавшие похлеще боли в простреленном боку. Это все те же воспоминания. Те же кошмары. Иногда он орал во сне, и тогда прибегали быстрые и заботливые в пределах своей более чем приличной зарплаты медсестры.

Однажды он понял, что один с кошмарами не совладает, и тогда налил прямо в стаканчик для чистки зубов виски, залпом, прижмуриваясь, как противное лекарство, проглотил его. С непривычки со стакана шарахнуло в голову достаточно сильно. Но зато огненный вкус виски на время отшиб так и не желающий оставлять его вкус апельсинового сока на губах, и перестало на время казаться, что сейчас загремят выстрелы и ударит тупо в грудь пуля.

Лена улетела в Полесск, названивала постоянно. Он заставлял ее докладывать, что творится в фирме.

- Они же подонки, Арнольд! - кричала она. - Ты не представляешь, что они творят! Что мне делать?

Он выслушивал ее без интереса.

- Ничего не делай, - повторял он механически. - Ничего... Я сам. Сам...

- Как же тебя не хватает! Я приеду...

- Нет! - кричал он, бросал трубку, отключал телефон и тянулся к уже дожидавшейся его бутылке.

Поскольку угроза жизни миновала и в целом Арнольд чувствовал себя более-менее, врачи сквозь пальцы смотрели на то, как русский клиент народными средствами снимает стресс.

Несколько раз к нему рвались приятели и сотрудники фирмы "Восток", которых занесло в Германию по делам, но он приказал посылать всех к чертям.

Между тем в Полесске шел пир на весь мир. Глушко лежал в могиле, его любимая жена наконец сняла траур с некоторым сожалением - она не раз слышала, что черное ей к лицу, - и занялась тем, о чем мечтала давно, - делами фирмы и имуществом мужа.

В делах покойного мужа она разбиралась туго, но отлично знала, как такая женщина, как она, должна решать свои проблемы. И все чаще вдову видели в ресторанах в провождении Дона Педро. Тот после покушения, жертвой которого едва не стал вместе с Глушаком, успел очухаться и окончательно вернуть себе доброе расположение духа. Роль утешителя, водителя, телохранителя и финансового консультанта Инессы он исполнял добросовестно.

Очень похоже, что именно он насоветовал ей начать атаку по всему фронту на фирму "Восток", соучредителями которой были Глушко, Арнольд и Плут. Плут еще до трагических событий увел свои основные капиталы, так что на фирму ему было вообще-то наплевать. И Инесса с Доном Педро взялись за дело.

Перво-наперво она захватила особняк, который покупали для офиса Глушко с Арнольдом. Потом начала подгребать всеми правдами и неправдами в наследство движимое и недвижимое имущество - два особняка в Полесске, еще один на море в Старобалтийском районе и дом на Кипре. Со счетов "Востока" сняла больше миллиона долларов и вбухала их в ремонт особняка, бриллиантовые серьги немыслимой красоты и цены, а часть умудрилась переправить в Англию.

Затем вдова подделала подписи учредителей фирмы - в основном среди них были люди, которые являлись учредителями еще десятков подобных контор и долю с дела имели формальную, являлись подставными фигурами, и изменила учредительный договор. По уставу в случае смерти учредителя доля его не наследуется, а распределяется, первоначальный копеечный взнос возвращается наследникам, то есть последние в итоге получают шиш с маслом. По новому уставу Инесса наследовала процент акций на веки вечные и вообще становилась в фирме чуть ли не единоличной хозяйкой.

- Что ты творишь? - воскликнула Лена, столкнувшись однажды с Инессой в престижном супермаркете, где затоваривались экологически чистыми и фирменными, без подделок, продуктами большинство денежных людей Полесска. Вдова задумчиво рассматривала наклейку на бутылке французского вина. Инесса давно обзавелась прислугой, но вина обычно выбирала сама.

- А что я творю, Ленок? - недоуменно спросила она, ставя на место красивую фигуристую бутылку с темно-красным содержимым.

- Ты же просто выносишь вещи из дома покойного!

- Ты что-то перепутала. Просто я беру в руки дела мужа... Тебе этого никогда не понять.

- Ах ты... Ты тварь алчная... Ты думаешь так все захапать, да... Арнольд вернется...

- Охолонись, Ленок...

-Ты...

- Ну я... Я. Тридцать лет уже я... Что еще хочешь сказать?

- Девочки, спокойно, - замахал руками появившийся сзади Дон Педро.

- Какие же вы все мерзавцы! Как я вас ненавижу! - бросила Лена и, повернувшись на каблуках, пошла к выходу.

- Посмотри на нее, - хмыкнула Инесса. - Трудно, наверное, быть такой дурой.

- Нелегко, - поддакнул Дон Педро, галантно беря Инессу под локоть.

Глава 8. РОЗЫСК СКРЫВШЕГОСЯ ПРЕСТУПНИКА

- Вы мне объясните, как все это получается? - раздраженно воскликнул Ушаков, недобро разглядывая собравшихся на утреннее совещание двух своих заместителей и пятерых начальников отделов и отделений. - Вокруг что, тайга? Закрытая область! И мы не можем найти человека.

Каждое утро начиналось с такого совещания, где подбивались итоги и намечались задачи на день, заслушивались отчеты по раскрытию наиболее опасных преступлений, совершенных в области. И раздавалось нерадивым на орехи. Начальник уголовного розыска был достаточно требователен, не выносил разгильдяйства и безынициативности, спуску подчиненным не давал. Сегодня он был явно не в духе, и в такое время ему лучше не попадаться под горячую руку.

- Был бы человек, давно бы нашли. - Гринев вытер пот - в кабинете было душно и жарко, как и на улице, вентилятор гонял воздух, но не слишком помогал.

- Что? - спросил Ушаков.

- Он не человек, а волчара.

- Он бешеный пес, сорвавшийся с цепи, - сказал Ушаков, который немало видел таких сорвавшихся с цепи, которым любое море по колено.

- У него выбило предохранители, - произнес Гринев. - Результат налицо еще один труп и два раненых. Даже приятеля своего не пожалел.

- Выбило. - На миг у Ушакова резко заломило виски, и он стиснул их кончиками пальцев. Он понимал, что теперь Пробитый не остановится ни перед чем. Убийца почувствовал в себе радость избавления от всего человеческого. Зэки, которые убивали Ушакова в той заснеженной колонии-поселении в Олянино, тоже были такими. Им нравилось идти и сеять погибель.

- И чутье у Пробитого, как у волка, - сказал Гринев. - Получаем информацию, что он к своей девке вчера должен был заглянуть. Выставляемся у дома. И где он?

- Вот что. Каждый опер в области, каждый постовой должен знать физиономию Пробитого лучше, чем свою собственную, - сказал Ушаков. - И каждый опер, проснувшись утром, перво-наперво должен задаваться вопросом: где Пробитый и как его искать?

- Может, он вообще уже в Германии, - предположил начальник отделения по розыску скрывшихся преступников.

- Да здесь он, - отмахнулся Гринев. - Как-то корешам обмолвился, что еще мало денег нагреб, чтобы за бугор линять.

- Кореец должен нам его сдать, - напирал Ушаков. - Надо давить на него и его команду. Пробитый - их кадр. Они за него и в ответе.

- Давить-то их полезно. Но сам Кореец точно сейчас в Германии, - сказал Гринев. - И Ломоносов исчез. А в их команде никто не в курсе, где Пробитый. Они и сами его за полнейшего отморозка держат. И не особенно рады за его достижения отвечать. Они от него открещиваются.

- Хорошо он в землю зарылся, - заметил Ушаков. - Ищут пожарные, ищет милиция. И где?

- У нас в области семьдесят процентов территории - леса, - напомнил Гринев. - Заброшенных домов еще с войны тысячи. Можно так закопаться... Кореец. Шамиль. Пробитый, - покачал головой Ушаков. - Товарищи сыщики, мы где живем, спрашивается? Это Чикаго, да?

- В Чикаго сейчас порядок, - резонно возразил начальник транспортного отдела, но начальник уголовного розыска посмотрел на него так, что у того тут же желание вылезать пропало.

- Мы теряем контроль, - продолжил Ушаков. - Присутствующие это понимают?..

Присутствующие понимали. Не понимали они только одного - как можно удержать контроль в свободной экономической зоне, где крутятся бешеные деньги. Бешеные деньги - это бешеные нравы. И жизнь копейка.

- Всю агентуру активизировать. Все наши службы. Пробитого надо брать, закончил обсуждение вопроса Ушаков. Он знал, что Пробитого возьмет. Только когда?..

Через пару дней Гринев получил весточку от своего информатора - тот видел Пробитого в Лебежске, прямо у городского рынка. Убийца сильно изменил внешность, но все равно узнать его можно было. Прогуливался спокойно, не дергался, будто на него не был объявлен гон.

- Там он хоронится, - потер руки Гринев, преподнеся информацию Ушакову. Там.

- Вокруг Лебежска одиннадцать поселков. И дач немерено. Где именно? Ушаков встал из-за стола, подошел к карте области и провел ладонью по Лебежскому району, изрезанному озерами и болотами.

- Надо искать там, - сказал Гринев. - Сейчас всех на ноги поднимем.

- Подожди. Давай сначала туда съездим. Присмотримся. - Ушаков отошел от карты и посмотрел в окно на залитый жарким солнцем двор УВД. Лето уже катило к середине. Дни летели за днями со свистом, как курьерский поезд, разогнавшийся до предельной скорости. Еще немного - и лето потянется к закату. А потом осенние дожди, холода... - Вызывай машину. Проветримся.

- Проветримся, - кивнул Гринев, поправляя на поясе кобуру и потягиваясь. Несмотря на свой возраст, случая выбраться куда-то самому и немного повоевать он не упускал. Имел такую привычку - гонять адреналин. - Возьмем, Лев, мы эту сволочь. Чувствую, возьмем.

- Не говори гоп.

- Ох, жара сегодня! - Гринев вытер вспотевший лоб. - Не могу. Грудь как давит.

- Старый стал, - усмехнулся Ушаков. - Немощный.

- Кто, я? - неожиданно обиделся Гринев, который вообще болезненно воспринимал напоминания о возрасте, считая, что еще тысячу лет будет носиться с пистолетом, жить на полную катушку и не жалеть себя. - Ты меня с кем-то спутал. Я еще весь день пахать могу, весь вечер пьянствовать, а всю ночь с подругой забавляться... И, заметь, не с одной...

- Старая школа. - Ушаков обмахнулся газетой. - Жара действительно.

Лебежск располагался в семидесяти километрах от Полесска. Город был исторический - сюда заглядывали и Наполеон, и русские цари да еще много кто всех не упомнишь. До войны здесь жило гораздо больше населения, чем сейчас. При немцах даже ходил трамвай. Большинство зданий, крепких и красивых, с лепниной, осталось от старых хозяев. Город был будто безобразными заплатками залатан серыми многоэтажками. Ушаков не раз размышлял по поводу того, что хрущобы и современные новостройки являются воплощением модных в двадцатом веке идей, что человек - это некий механизм, который, когда не работает, может храниться и в невзрачной коробке, лишь бы в ней были горячая вода, отопление да квадратные метры. На Ушакова эти коробки навевали всегда тоску.

- Хозяйственники, мать их! - воскликнул Гринев, у него лязгнули зубы, когда на въезде в Лебежск машина влетела в особенно глубокую яму.

Последний секретарь Лебежского райкома вспомнил, что его город исторический, и начал активную его реставрацию, разбил везде клумбы, привел в порядок дороги, городской парк. При нем Лебежск начал приобретать былой гордый вид. Но это продлилось недолго. Сейчас все было запущено, как и вся область, фонари раздолбаны, дома не крашены, дороги такие, что Ушакову с каждым новым ухабом все больше становилось жалко импортной машины.

- В отдел? - спросил водитель.

- Какой отдел? - хмыкнул Ушаков. - На рынок. Городской рынок в любом районном городишке - это центр местной цивилизации, где можно встретить кого угодно, начиная от прокурора, главы администрации и кончая последним карманным воришкой. Рынок в Лебежске не отличался ничем от любого другого. Здесь гадали местные, живущие на окраине городка цыгане, одаряя золотозубой улыбкой очередного лоха, а при виде начальника областного уголовного розыска, неторопливо бредущего вдоль рядов и приценивающегося к яблокам и апельсинам, они с подозрительной поспешностью исчезли. Азербайджанцы сновали меж рядов, что-то строго выговаривая русским девкам, которых выставили торговать на точку, дабы не получить по своей кавказской физиономии - в прошлом году тут прокатились кавказские погромы, но "кепкари" никуда не делись, просто перестали выставляться сами. Терся тут и темный люд - куда рынку без него. Вон на корточках сидят, курят трое заблудших овец - это братва мелкая, проспиртованная, озабоченная одним - что-то втихаря стырить и тут же пропить. А вон те два бугая следят за порядком - такая устойчивая помесь рэкетира и охранника. Один из них направился к цыганкам - гнать к чертовой матери, ведь лишние проблемы никому не нужны. Чинно прошествовали два сонных милиционера место это выгодное, хлебное, в целом спокойное, поэтому и вид у них сытый и сонный.

- Здравствуйте, гражданин начальник, - в среднем с такими словами обращались к Ушакову раз в минуту. Слова эти привычно ласкали слух.

Ушакова знала почти вся братва области. А как может быть иначе, если он служил кумом на самой серьезной зоне в регионе, а потом был замом по оперработе областного УИТУ. Кум, то есть главный опер на зоне, - это совершенно особое положение. Каким бы озлобленным, не признающим ничего на свете уголовник ни был по жизни, но при взгляде на своего бывшего кума, притом такого серьезного, каким считался Ушаков, что-то внутри у него перевернется, подведет, напрягутся жилы и задрожат поджилки и захочется ему вытянуться по стойке "смирно" и выдать не одну тысячу раз произнесенные им в свое время слова обращения: "гражданин начальник". Это в печень въелось. И кем бы Ушаков ни стал, он все равно будет для бывших зэков кумом - самым жестким, умным и справедливым, какой был в Полесске за последние годы.

- Тяпа, - развел руками Ушаков, увидев еще одного густо татуированного, изборожденного морщинами уголовника, трущегося около ряда с различным металлическим барахлом - старыми замками, напильниками, кастрюлями. - Какие люди - и на свободе!

На свободе Тяпа долго не задерживался, поскольку с детства посвятил свою жизнь тому, что шарил по чужим квартирам. В Полесске пять лет назад он залепил серию в шестьдесят квартирных краж.

- Здравствуйте, гражданин начальник, - виновато улыбнулся Тяпа, скосив взгляд, будто раздумывая, куда бы дернуть побыстрее.

- Промышляешь здесь?

- Я где живу - там не работаю, - обиделся Тяпа. - И вообще, я в завязке.

- Зарекалась лиса кур не душить.

- Гражданин начальник, я же честно...

- Ладно. Ты мне скажи, где Бульбаш.

- Так я ж не в курсах.

- Ну как, не знаешь, где пахан главный?

- Какой пахан? Ну вы скажете, гражданин начальник... Ну, Бульбаш авторитетный человек. А то получается, что...

- Что получается - ты мне не гони... В общем, я его через час в отделе жду.

-Так он же...

- Тяпа, я все сказал. - Ушаков повернулся и направился к выходу с рынка.

Тяпа пожал плечами, вздохнул, кивнул "синяку", стоявшему за прилавком:

- Я тут отлучусь на полчасика. И двинул прочь.

...В РОВД Ушаков и Гринев прилежно глушили чай в кабинете начальника райотдела, когда позвонил дежурный и сказал, что начальника областного розыска спрашивают.

- Кто? - поинтересовался Ушаков.

- Местный наш вор, товарищ полковник, - доложил дежурный. - Тяпа.

- Пусть ждет на улице.

Тяпа стоял, прислонившись к дереву, и чувствовал себя рядом с райотделом неуютно. Порядочному вору лучше не бывать вблизи таких заведений. Мало ли что братва подумает.

- Ну? - Ушаков подошел к нему.

- Эта... Ему западло сюда идти.

-Где он?

- Тут недалеко. В парке... Я провожу... Только с глазу на глаз.

- Пошли, Тяпа. Что с тобой поделаешь.

Лебежский пахан ждал начальника уголовного розыска на скамейке около огороженного высоким забором летнего театра - за воротами были видны ряды скамеек, спускавшиеся амфитеатром вниз, и желтая деревянная раковина, накрывавшая сцену, - она осталась еще с немецких времен, как и сам парк, но сегодня тут уже год никто не выступал.

- Здравствуйте, Лев Васильевич, - сказал Бульбаш - тучный, татуированный мужчина лет сорока с землистым лицом, цепкими, злыми, всевидящими глазами такие бывают у ушлых зэков, которые привыкли всю жизнь отовсюду ждать подвоха и делать подвохи другим.

- Запустили городишко-то. - Ушаков присел на скамейку, с которой Тяпа предупредительно смахнул мусор.

- Я, что ли, запустил? - пожал плечами Бульбаш. - Я вам, Лев Васильевич, что скажу... Вот на этой зоне, - он обвел рукой окрест себя, - бардак невиданный. Все тащат и тащат, гады. Всю страну растащили, а все мало...

- Красиво выступаешь. В тебе политик пропал.

- А что? И пропал, - кивнул Бульбаш, любивший и умевший поразглагольствовать на отвлеченные темы. - Скоро все развалится. Все в труху обратится. Хозяина-то нет.

Раньше городской парк, а не рынок, был центром цивилизации, где собирался весь Лебежск. Весело крутилась карусель, работали аттракционы, цвели клумбы. В пруду плавали утки. Пруд сначала зарос, а потом высох. Утки улетели. Весь парк теперь засыпан мусором. На памятнике Тургеневу чья-то рука прилежно вывела несколько матерных слов. На месте бывшей карусели, радовавшей детей, зияло черное обугленное пятно, как после приземления летающей тарелки. А у изящных чугунных фонарей, сохранившихся еще с довоенного времени, сначала вывернули лампочки, а потом кто-то стянул и сами столбы.

Воровской авторитет был прав - хозяина в городе не было. Мэром Лебежска избрали редактора "прогрессивной" молодежной газеты, прославившейся в свое время бойкими антикоммунистическими репортажами и обвинениями тогдашних отцов города. Обещаний редактор надавал много, вот только вопреки народным ожиданиям с его приходом к власти города-сада не получилось. Новый мэр оказался человеком, в принципе, не способным на какую-либо общественно полезную деятельность да еще болезненно вороватым, так что город приобрел вид населенного пункта, который только что взяли с боем войска противника и успели уже немножко пограбить по праву победителей. Впрочем, Лебежск исключением не был. Вся область приобретала запущенный, нежилой вид. Народ пер все, что плохо лежит, обезображивая свою среду обитания, сея разруху - глохли телефоны, потому что. умельцы спиливали кабели и продавали их в пункты приема металла, по той же причине все время вырубалось электричество. А тут еще бескорыстно старались воспрявшие духом вандалы, которые ломали и гадили не выгоды ради, а из каких-то своих глубоко личных потребностей. И, что самое интересное, этот бардак люди в последнее время уже стали принимать за должное. Привыкли!

- Страшен русский человек, которому дали волю переть все, - усмехнулся Ушаков, оглядываясь на вмятину, где недавно еще был чугунный столб фонаря.

- Ох, бардак вокруг.

- Беспредел, Бульбаш. Что на воле, что на зоне. Везде. Тебе нравится беспредел?

-Мне-не особо.

- Тогда давай прикручивать беспредельщиков.

- Вместе? - хмыкнул Бульбаш.

- Иногда и вместе. Греха в этом нет.

- Лев Васильевич, ну зачем вы так? Вы же меня знаете. Я с ментовкой никогда в паре не работал. И поздно уже начинать. А беспредел мы и сами прикрутим.

- Он тебя сам прикрутит... В общем, к делу. Пробитого ты знаешь, он из твоих краев.

- Знаю.

- Сейчас он где-то здесь. Понимаешь, он с катушек сорвался. И людей кладет, что мишени в тире. Где он хоронится, Бульбаш? Где?

Бульбаш в миг осунулся лицом, отвел глаза и только пожал плечами.

- Бульбаш, - продолжал жать Ушаков, - он же конченый отморозок. И он в разносе. Его надо брать. Ну...

- Я не знаю.

- Зато я тебя знаю... Бульбаш, тебе что-то известно, - брякнул Ушаков наугад. И почувствовал, что попал в точку. Хотя Бульбаш ничем не показал это, но начальник уголовного розыска ощутил, как в душе уголовника что-то всколыхнулось...

- Да не знаю. Лев Васильевич!

- Бульбаш, ты со мной ссориться решил? Давай. Ты же меня знаешь... Я тебя тогда прессовать начну. Мне про тебя все известно. И что живешь ты с Лизкой. И что барыжничает она втихаря...

- Откуда знаете? - насторожился Бульбаш.

- Я все знаю. И обоих вас давить начну... Не выгораживай ты уродов всяких. Пробитый, если что не по нему, и тебя грохнет и на заслуги твои перед воровским миром не посмотрит... Кроме того, с тебя еще по зоне должок. Помнишь, тогда, когда с хачиками разбор на пятерке был, я к тебе как человек отнесся? Или забыл?

- Ничего я не забыл... Эх, Лев Васильевич, были бы вы обычный мент, язык бы отрезал, а ничего бы не сказал. А так вроде свой. Вместе одну зону топтали.

- Правильно...

- У Натахи Вороны он. Девка козырная, ноги из подмышек растут. В манекенщицы хочет. Пробитый только с такими и водится. Он у нее два дня хоронился после той стрельбы в Суворовском. Тихо затаился, обещал ее, дуру, пристрелить, если что. Но она моей проболталась... Так что здесь он.

Так и бывает, что вытаскиваешь счастливый билет. Слишком много в жизни зависит от везения. Сегодня Ушакову повезло...

- Адрес, - потребовал он.

- Поселок Заречный, сразу за Лебежском.

- Знаю.

- На улице Жукова, за водокачкой, халупа вся покосившаяся. И номер счастливый - тринадцатый... Рядом еще хачики дом отстроили двухэтажный. И от бензозаправки эта халупа как на лад они...

- Спасибо, Бульбаш. - Ушаков поднялся со скамейки.

- Не за что... Если только Пробитый еще там. А то он двигать собирался прочь. Так что торопитесь, Лев Васильевич...

- Поторопимся. - Ушаков вынул из нагрудного кармана просторной белой рубашки, подходящей для такой погоды, плоскую рацию "Моторола" и произнес позывные Гринева: - Ноль-три, подъезжай на машине к парку.

- Принято, - донесся голос Гринева.

Глава 9. ВЕРНУЛСЯ ВСЕРЬЕЗ И НАДОЛГО...

Старый психиатр оказался прав. Получилось именно так, как он говорил.

Арнольд проснулся ночью. В окно светил серп луны, выкарабкавшийся из-за шпиля дома напротив клиники. Вдалеке шумел мотор куда-то в этот неурочный час стремящейся машины. Над миром царили тишина и умиротворение.

Он встал, покачнулся. Подошел к окну, повернул раму, вдохнул полной грудью воздух. Голова шумела от выпитого вчера джина.

Ветерок овевал разгоряченное лицо. Наполнившее все вокруг умиротворение стало растекаться и внутри Арнольда. Он вновь почувствовал, что живет в этом мире, а не валяется, придавленный им, как клоп домашней тапочкой.

- Бляха муха, - произнес он.

Он возвращался на грешную землю. Туда, где у него вагон и маленькая тележка проблем. Где не любят слабых. Где нужно намертво цепляться за место под солнцем, если хочешь жить хорошо, а не прозябать. И он вдруг поймал привычную злую волну, ощутил стремление двигаться вперед.

- Нет, гады, не взяли вы меня, - прошептал он, опуская крепкий кулак на подоконник. - Жив я... Жив!

На следующий день началось возвращение к полноценной жизни. Немецкие врачи вытащили его из могилы, поставили на ноги, теперь самочувствие у него было относительно приличное. И он готов был двигать в большой мир, о чем наутро объявил своим врачам.

- Не мешало бы еще неделю подлечиться, - посоветовал лечащий врач.

Арнольд, сносно говоривший по-немецки - освоил язык за время работы в табачном бизнесе, - поинтересовался:

- Что, умру, если не долечусь?

- Не умрете. Но для надежности.

- Надежность - слово немецкое. Наше слово - авось, - засмеялся Арнольд.

- Что такое "авось"?

- О, это целая русская философия. Как у нас говорят - без стакана не разберешься.

- Стакан - это тоже русская философия? - улыбнулся врач.

- Еще какая!

..."Ту-134" прорвал плотный покров облаков и устремился к посадочной полосе.

Когда самолет выпустил шасси и ухнул вниз, у Арнольда внутри стало пусто и холодно. В такие моменты ему всегда казалось, что крылатая машина так и будет падать до земли и ничто ее не остановит - она сомнется, ломаясь о верхушки деревьев, распадется на части, и горючее взорвется, пожирая то, что осталось от человеческих тел. Не то чтобы он боялся самолетов, но такие моменты не любил. Тем более, побывав на том свете, пережив и выстрелы в упор, и операции, рухнуть на подлете к собственному дому было бы обидно.

Но, конечно же, самолет не рухнул. Его шасси со стуком коснулось полосы, и пассажиры, как обычно, зааплодировали мастерству летчика, и стало очевидно, что боялся не один Арнольд, а большинство его спутников, поставивших в этот день свою жизнь в зависимость от крепости крылатой машины, мастерства пилотов и диспетчеров. Вся беда обычного человека, что он не может понять, как самолет летает.

В приземистом, сером - бетон со стеклом - аэропорту Полесска его встречали Лена, горилла-охранник из "Легионера", парившийся в пиджаке, скрывавшем подмышечную кобуру, и старший менеджер "Востока" - молодой, да из ранних, служивший в фирме на побегушках.

- Я вернулся, - сказал Арнольд, обнявшись с Леной и пожав руку остальным. - Как тут у вас дела, братцы?

- Вдова совсем очумела, - поведал менеджер. - Со счета деньги гоняет. Под себя, считай, всю фирму подмяла. Особняк на Чайковского захватила. Это вообще трандец, Арнольд Валентинович. И Дон Педро за ней, как пес привязанный ходит. Полный трандец.

- Не трещи так. - Арнольд кивнул охраннику на чемодан, тот подхватил его. - Сейчас подробно расскажешь.

На стоянке их ждала "Тойота-Лендкрюйзер" защитного цвета с тонированными стеклами, через которые никого не рассмотришь, - из тех модных машин, которые своей мощью и статью напоминают армейский бронетранспортер. Они продерутся через какие угодно дороги, промесят широкими ребристыми шинами любую грязь да еще вид имеют агрессивно угрожающий - именно то, что нужно сегодня на Руси. В просторном, отделанном деревом и кожей салоне менеджер с избытком чувств минут десять описывал сложившуюся ситуацию. Время от времени его не менее горячо перебивала Лена:

- Инесса, эта стерва алчная, дорвалась просто... В них же ничего человеческого нету...

- Почему? - удивился Арнольд. - Как раз в них много человеческого. Жадные, вечно голодные и подлые. Нормальные люди, - засмеялся он.

Лена несколько удивленно посмотрела на него. Но тут , менеджер воскликнул:

-Арнольд Валентинович, надо их в темпе на место вставить. Пока они всю фирму не разгромили.

- Надо, так поставим.

- Домой? - спросил водитель на въезде в город.

- Нет. В "Легионер".

В Полесске стояла духота, собирался дождь, но никак не мог хлынуть, а от этого у Арнольда жало в груди - после ранения он стал реагировать на погоду.

Машина свернула в направлении проспекта Калинина, где располагался офис частного охранного предприятия "Легионер".

Утром, еще из Германии, Арнольд созвонился с хозяином "Легионера". И они успели в общих чертах обговорить план действий.

...Арнольд, улыбнувшись миловидной секретарше и услышав: "Вас ждут", перешагнул порог просторного кабинета, обставленного новенькой офисной мебелью, с двумя работающими компьютерами. На пороге его встретил хозяин ЧОПа "Легионер" - щуплый, в сильных очках-хамелеон, хитрый, как папаша Мюллер и Шеленберг, вместе взятые, бывший полковник КГБ.

- Здорово, Михалыч, - жизнерадостно сообщил Арнольд. - Я вернулся.

- Вижу, - кивнул бывший полковник, изучающе разглядывая своего делового партнера по многим совместным акциям. - Мне казалось, ты из штопора не выйдешь.

- Вышел... Настала пора на место кой-кого ставить.

- Если всерьез вернулся.

- Всерьез и надолго, как говорил Ильич.

- Если всерьез, то поставим...

Глава 10. ПОЕДИНОК

- Ну, что будем делать? - спросил Ушаков, расположившийся на переднем сиденье своего служебного белого "Рено".

- Значит, он в Заречном. - Гринев почесал прилично облысевший в последние годы затылок - имел он такую дурацкую привычку, заявляя, что это хорошо стимулирует мыслительную деятельность.

- Бульбаш так говорит.

- Надо СОБР звать. И чин-чином его паковать, - сказал Гринев.

- Если он еще там. Бульбаш полагает, что он отваливать оттуда собирается.

- Можно с местными его упаковать, - предложил Гринев.

- До Заречного три километра. Давай туда. Хотя бы к месту присмотримся. Я примерно представляю, где эта водокачка.

- За бывшим танковым полком.

- Ну да.

- Давай присмотримся, - согласился Гринев. - Bpeда не будет.

- Двигай, Сашок, - кивнул Ушаков водителю. Вон, выруливай туда. И прямо.

Водитель кивнул и завел мотор.

Ушаков взял микрофон автомобильной рации, вышел на начальника Лебежского райотдела, объяснил ситуацию и дал необходимые указания. - Мы сориентируемся на месте, - сказал он. - Группа захвата пусть в боевой готовности ждет.

- А вам стоит туда соваться? - забеспокоился начальник райотдела.

- Не бойся. Все нормально, - сказал Ушаков. И немного времени прошло, когда он понял, насколько ошибся. Но и на старуху бывает проруха...

Водокачка была достопримечательностью Заречного - как и покинутые три года назад казармы танкового полка, она радовала старомодными очертаниями, будто пришедшими из старых времен неприступных замков и тевтонских рыцарей.

Непрезентабельный, покосившийся дом они нашли без труда. Бульбаш описал все правильно - от бензозаправки дом Натахи Вороны просматривался как на ладони - до него было метров триста.

- Что-то никакого движения там, - присмотрелся Гринев, выйдя из машины.

Собака в будке перед домом Вороны дрыхла без задних ног, не реагируя ни на что. Форточки и окна были наглухо закрыты.

- При такой жаре и духоте долго в помещении с закрытыми окнами высидишь? спросил Ушаков.

- Да. Свинтил Пробитый, - согласился Гринев. - Или прогуливается где.

- Где он прогуливается?

- Ну, за грибочками в лесочек собрался, - хмыкнул Гринев. - За ягодами. Или в магазин.

- Он что, идиот, что ли?

-А что, умный?.. Может, по соседям пройтись, поспрашивать?

- Нет, светиться не стоит. Спугнем. - Ушаков прикинул варианты и подвел черту: - Поехали в райотдел. Пусть ребята установку нормальную организуют.

- Поехали. - Гринев перевел дух. Он уже настроился на работу, и вид зашторенных окон и закрытых форточек его не воодушевил.

"Рено" тронулся с места и пополз неторопливо по дороге, ведущей к Лебежску. Водонапорная башня скрылась за деревьями. Начались новостройки строительство коттеджей было в самом разгаре, ухал отбойный молоток, стояла столбом пыль, украинские строители клали кирпич и месили бетон.

Дальше дорога вела через дачный поселок, отведенный пятнадцать лет назад для офицеров Балтийского флота. Офицерские владения походили на бомжатский поселок - на пяти сотках в землю врастали сбитые и сваренные из каких-то отработавших свое топливных баков, сколоченные из фанеры жалкие домишки. На фоне кирпичных коттеджей, отстроенных торгашами, спекулянтами и барыгами, выглядело это жалко и навевало Ушакову грустные мысли о судьбах страны, где офицеры флота строят домишки из пришедших в негодность труб и топливных баков.

- Саша, тормози у стекляшки, - приказал Гринев шоферу, показывая на стеклянный одноэтажный придорожный ресторанчик с магазином перед автостоянкой.

- Зачем? - спросил Ушаков.

- За холодным пивом. "Балтика", третий номер. Что, против?

Ушаков облизнул губы и кивнул:

- Кто же против...

Стекляшка стояла на оживленном месте и недостатка в клиентах не испытывала. Здесь всегда водителю-дальнобойщику или перегонщику легковушек из Польши можно было выпить чашечку крепкого кофе, а дачникам купить продукты. Рядом с автостоянкой суетился у мангала кавказец лет восемнадцати от роду. Трудно было представить, кому нужны шашлыки при такой жаркой погоде. Но, видать, нужны.

На стоянке, огороженной бетонными кубиками, стояли два грузовика с фурами, на их радиаторах красовались начищенные круглые "мерседесовские" значки, номера говорили об их прибалтийской принадлежности. Один из водителей - здоровая туша с татуировкой на плече в виде русалки - размякал на сиденье, открыв дверцу, и посасывал лениво пиво в ожидании своего напарника. За фурой стояли голубой белорусский "Форд-Эскорт" и старенький "сто восьмидесятый" "Мерседес", которому по возрасту и заезженности надлежало бы уже найти прикол на свалке старого автомобильного хлама, но он, трудяга, ездил. Смуглая мамаша, присев на колено, умывала свою малышку дочку водой, льющейся из крана на углу стоянки, а девчонка отфыркивалась и ныла "не хочу-у", в это время отец семейства о чем-то беседовал у входа в магазин с пузатым кавказцем - хозяином заведения. Мальчонка лет пяти-семи из игрушечного космического бластера, высунувшись из окна "Форда-Эскорта", расстреливал всех, невзирая на родственные связи и положение.

- Бах, падай, - крикнул мальчонка, целясь в вышедшего из "Рено" Ушакова.

- Сдаюсь. - Ушаков поднял руки.

- Я Бэтмен, - представился мальчонка.

- А я - Илья Муромец, - сообщил в ответ Ушаков, и мальчонка задумался.

- Жара. - Гринев взял с сиденья газету, вытер ею лоб, кинул в корзину. Пошли.

Они направились к стекляшке...

И вдруг все потекло по-другому. Вдруг в этой точке пространства-времени все стало очень важным - кто где находился, кто как двигался. Потому что счет пошел на секунды.

Пробитый понял все мигом. Уяснил две главные вещи - кто перед ним и что его узнали. Он выходил из магазина, сжимая объемистый пакет с продуктами, и, судя по всему, собирался держать путь к тому антикварному "Мерседесу". Но так получалось, что путь туда ему стал заказан. Так уж встали фишки на поле, которому сейчас предстояло стать полем боя.

Ушаков тоже все понял. Он знал, чего ждать от Пробитого. Знал, что тот не поднимет руки и не скажет: я сдаюсь. Знал, насколько сейчас здесь будет жарко. И теперь вопрос стоял так - кто быстрее.

Гринев как раз пялился в другую сторону, завидев что-то на шоссе. Ему еще предстояло обернуться, понять, что творится, и только после этого начать действовать.

Действовать. Для Ушакова это значило, что рука должна скользнуть к поясу, где висит, прикрытый длинной рубашкой навыпуск, пистолет Макарова, расстегнуть защелку, которую постоянно заедает, вытянуть пистолет, который обязательно за что-нибудь зацепится и не захочет вылезать наружу, потом надо будет еще снять "игрушку" с предохранителя, передернуть затвор и нажать на спусковой крючок. А нажимать надо будет обязательно и бить на поражение, поскольку Пробитый станет тоже бить на поражение... И, хуже всего, Ушаков знал, что сам он далеко не Рэмбо. И ковбойскими упражнениями не баловался, в отличие от бывшего морского пехотинца Пробитого, который знает эту науку куда лучше и стреляет куда более метко...

Но думать было некогда. Пробитый потерял немножко времени, когда въезжал в ситуацию, и Ушаков успел расстегнуть кобуру - застежка отскочила нормально. И пистолет лег в руку отлично, ни за что не зацепившись.

Пробитый тоже начал действовать. Ему мешал пакет в руках. Бандит отшвырнул его в сторону, потратив на это драгоценное мгновение. Ну а потом он уже работал слишком быстро. На нем была легонькая, невесомая ветровка, и не было видно, что за поясом у него пистолет. Его рука скользнула за спину.

У Ушакова мелькнуло в голове, что у Пробитого патрон наверняка в патроннике и пистолет не в кобуре, а заткнут сзади, чтобы выдернуть быстрее. И начальник уголовного розыска понял, что сейчас растеряет все свое преимущество.

Тут очухался Гринев и заорал так, что стекляшка, казалось, вздрогнула:

- Стоять, сука!

Смуглая женщина, стоявшая на колене перед ребенком, стала оборачиваться, рот ее от изумления раскрывался, а глаза наполнялись ужасом.

Рука Ушакова потянулась, передергивая затвор. Но Пробитый успел раньше...

Только выдернул он из-за пояса не свой побывавший в деле "ПМ". В его руке возникла граната. Кольцо ее было, видимо, как-то закреплено на поясе, а сама граната покоилась в кармашке. Не нужно было тратить время на выдергивание кольца - оно само слетало, когда граната оказывалась в руке. И оставалось только швырнуть ее.

Странно, как человек воспринимает все в критических ситуациях. Ушаков будто отделил себя от всего окружающего. Не было ни эмоций, ни страха - ничего постороннего. Осталось какое-то механическое, отстраненное восприятие. Глаз фиксировал, как Пробитый швыряет гранату, и Ушаков прекрасно понимал, что хочет противник. Граната летит на площадку автостоянки и взрывается. . Сам Пробитый скрывается за стекляшкой, а потом кладет мента, если тот остался после взрыва в живых, из пистолета и уходит. И граната была - теперь уже начальник уголовного розыска мог рассмотреть ее, когда та покатилась по асфальту - не какая-то жалкая наступательная "РГД-5", радиус разлета осколков у которой всего ничего, можно и не обращать на нее внимания, а "Ф-1". Знаменитая "эфка", оборонительная граната, ее швыряют в наступающего врага из окопа, поскольку осколки разлетаются на двести пятьдесят метров, сметая все живое.

И нетрудно было догадаться, кого в первую очередь снесет осколками. Снесет женщину, обернувшуюся к ним. Снесет ее дочку, которую она в порыве ужаса крепко прижала к себе. Снесет водителя, который застыл, сидя в кабине с открытой дверцей и ошарашенно взирая на русский разбор. Сам начальник уголовного розыска успевал уйти от осколков, упав за колесо грузовика. На это как раз хватало тех секунд, что действует взрыватель гранаты.

Как в замедленном кино видел Ушаков смертельным черный предмет, катившийся в его сторону. И действовать начал на автомате. Единственно возможным образом.

Рванулся он не вправо, в спасительное пространство, закрытое от осколков и взрывной волны. А кинулся вперед, прямо на гранату.

Упал больно. Подумал, что зашиб колено и окорябал ладонь, которую нужно будет мазать йодом. Следом пришло четкое осознание, что уж йод ему больше не понадобится. И он напрягся в отчаянии и ожидании, зная, что сейчас полыхнет пламя и последует удар...

Так Ушаков и лежал, съежившись, чувствуя, как ребристая поверхность гранаты вдавливается в живот.

А потом он услышал жуткий крик.

Кричала женщина, прижимая к себе дочку... А граната все не взрывалась...

178

Он поднялся на колено. Как в тумане видел мелькание фигур. Грохнул выстрел - это Гринев палил в воздух. "Форд-Эскорт" сорвался с места так, что шины задымились, и, пьяно виляя по дороге, устремился вперед, едва не протаранив мчащуюся по шоссе торпеду "Ауди".

- Сандрик! - заорала женщина, хватаясь за голову. - Сандрик!!!

"Форд-Эскорт" бешеным мустангом уносился прочь. В нем уносился от своей судьбы Пробитый, прикрываясь сжавшим свой игрушечный бластер пятилетним мальчонкой.

- Сандрик! - безумно кричала женщина. Ушаков посмотрел на невзорвавшуюся гранату и крикнул:

-В машину!..

Хотя он понимал, что не успеют. Пробитый ушел...

Глава 11. "ВАС ЗДЕСЬ НЕ СТОЯЛО!"

- Стой здесь как штык. Никого без моего разрешения не пускай. Если что ты человек вооруженный. Все понятно? - спросил Арнольд у здоровущего охранника "Легионера" в черном комбинезоне, в руке которого была резиновая дубинка, пояс оттягивал пистолет "ИЖ" - аналог пистолета Макарова, созданный специально для частных охранных структур.

- Понятно, - кивнул тот с тупым неодушевленным видом.

- Уж это им понятно. - Хозяин ЧОПа "Легионер" с гордостью посмотрел на своих бойцов. На должности охранников бывший полковник КГБ отбирал не особенно блещущих умом бульдогов, которые в своем деле отлично усвоили главное: "цеплять" и "не пущать". С такими парнями можно: было быть уверенным, что склад фирмы "Восток" под надежной защитой.

- Если что, немедленно звоните, - приказал охранникам Арнольд. - Тут одна фурия на метле может прилететь. Будет истерики закатывать, головой о стену биться, угрожать - знайте: прав у нее на этот склад не больше, чем у эскимосов на Кремль.

- Они все поняли. - Взяв Арнольда под локоть, хозяин "Легионера" повлек его прочь.

Они уселись в "Тойоту-Лендкрюйзер", и тяжелый внедорожник двинул вперед, за ним следовали еще две машины частного охранного предприятия. Революцию в "Востоке" давили окончательно и бесповоротно.

Большевики в свое время брали почту и телеграф. В бизнесе принято перво-наперво брать склады и банковские счета. С легального банковского счета "Востока" почти все, что могла, Инесса уже увела, хотя мечтала увести последнее. Но тут ей Арнольд крылья подрезал быстро и четко. Склады опечатали. Теперь настала пора навести порядок в офисе "Востока".

В привычной манере Арнольд последовал туда с бугаями-охранниками и приказал никого без его разрешения в помещение не пускать.

- Новые пропуска все, кому положено, получат через меня, - сказал он на ходу, устремляясь в свой кабинет.

До своего ранения он сделал в кабинете металлическую дверь, как в сейфе, ключи никому не отдавал, так что на его территорию никто не покушался. И застал он его в первозданном виде. И сейф с наиболее важной документацией (естественно, не с черной бухгалтерией - для ее хранения есть и другие места) был на месте. Два месяца отсутствия легли слоем пыли на стол, но его это сейчас не волновало.

Он нажал на кнопку селектора, вызвал тут же признавшую хозяина секретаршу и потребовал:

-Через пять минуту меня в кабинете. Все. Как ни странно, при безумном, беспорядочном, больше походившем на грабеж под лозунгом "грабь награбленное" правлении Инессы распорядок дня, заведенный Арнольдом и свято соблюдавшийся при г6 правлении, остался неизменным.

- Ну что, коллеги, - обвел он взглядом своих сотрудников. - Вольница кончилась. Всю документацию за мое отсутствие по всем линиям - мне на стол. Будем разбираться с вами, дорогие мои. И раздавать пряники.

- Часть документов у Инессы Николаевны, - раздался голос бухгалтерши.

- Кто это? - удивился Арнольд.

- Глушко.

- Я знаю, что Глушко... Кто она такая?.. А я сейчас объясню для непонятливых. Она, друзья мои, никто...

Инесса с Доном Педро прилетели во второй половине дня. От Инессы разило вином и дорогими французскими духами. Под глазами у нее залегли мешки от неуемных оргий и пьянок, зато глаза амазонки яростно сверкали, меча молнии.

- Что это такое? - закричала она. - Я не могу попасть в офис. Что это за гоблины у входа?

- Это новая охрана фирмы, - произнес, посмотрев на нее снисходительно, Арнольд.

- Новая охрана?!

- Вообще, приличные люди здороваются сначала. Тем более с выбравшимися с того света.

Она ничего не ответила, плюхнулась на мягкий кожаный диван, закинув ногу на ногу. Вытащила золотую зажигалку, сунула в зубы сигарету. Зажигалка не хотела давать огня, поскольку пальцы у Инессы дрожали. Дон Педро предупредительно щелкнул своей. Инесса затянулась глубоко.

- А у тебя хорошо холопствовать получается, - похвалил Арнольд, насмешливо глядя на Дона Педро.

- Ребята, давайте поговорим спокойно, - примирительно произнес Дон Педро. - Действительно, давно не виделись. Есть о чем побазарить за чашкой чая.

- Побазарить? Педро, ты вообще каким боком сюда влез? - Арнольд впился в него пронзительным взором. - Что, нашли друг друга? Как два скорпиона в пустыне?

- Ну вот, начались оскорбления, - укоризненно произнес Дон Педро.

- Да какие там оскорбления?.. Вы что, думали, по-вашему получится, да? Арнольд засмеялся. - Я смотрю, как резво взялись... Инесса, ты зачем особняк на Чайковского захватила? Это не твое...

- Валера покупал!

- Вдвоем мы его покупали. А вас, как принято говорить в Одессе, там не стояло... Не по-человечески это. И не по понятиям... Решила, что с "Востоком" можешь управиться, достаточно тебе вселиться в офис. А главное - вот здесь, Арнольд согнутым пальцем постучал себя по лбу со звуком, как от постукивания по деревяшке. - Все здесь, господа-товарищи... А вы решили меня как лоха сделать.

- Ты мужа моего все время обирал! Достаточно! - завопила Инесса.

- Это вопрос спорный, - покачал головой Арнольд, сидя в кресле, закинув ногу на ногу и барабаня ладонью по колену. - Глушак хоть и тяжелый был человек, но с понятиями. Он бы никогда такого не позволил. А ты просто не понимаешь, что творишь, Инесса. С Доном Педро связалась, - он презрительно усмехнулся, - а не знаешь, что в бизнесе - он дуб. Без нас у него ни одного дела не выгорело. Посмотри на него... Ты думаешь, какое у него главное чувство ко мне, к Глушаку, к Плуту было?

Педро покачал головой, подняв глаза к потолку с видом - мол, мели Емеля...

- Зависть, - произнес Арнольд. - Он нам завидовал всю жизнь. Болезненно. Мне даже жутковато становилось, когда он мне затылок глазами буравил. И смешно... Он неудачник. Погорел, как швед под Полтавой, в последнее время везде, где только мог, и решил за счет тебя, красавица, свои дела поправить. А ты ему в объятия упала. Педро, признавайся, на какие бабки ты ее уже замутил?

- Арнольд, не надо такие вещи говорить, - вздохнул Дон Педро. - Ну это же гнилой базар. Не надо.

- А ты, Инесса, - продолжил, не обращая на него внимания, Арнольд. - У тебя и раньше мозги ни на что, кроме как мужиков охмурять, больше не годились. И ты решила в одиночку фирму потянуть. Куда тебе!

- Пошел ты на хер, урод! - завопила Инесса, отшвыривая сигарету на пол, так что та упала на кожаную обивку и прожгла ее. Арнольд подскочил к креслу и плеснул из бокала.

- Имущество портишь, - сказал он, возвращаясь в кресло.

- Пошел ты! - завизжала Инесса. - Тут все мое! Все муж мой создал! А ты присосался, как клоп, твою мать! И я не отдам тебе ничего!

- Ладно, поговорили. - Арнольд зевнул откровенно. - На склад не ходи, там арестовано все. Будем ревизию проводить. И вообще, Инесса, я бы на твоем месте не стал подделывать так грубо учредительные документы. Оно чревато. Можешь с законом поссориться.

Она ничего не ответила.

- Подробно с вами позже разберемся. А сейчас пошли вон. - Арнольд нажал на кнопку вызова охранника- - Надоели.

Дон Педро сжал кулак, бешено взглянув на Арнольда. Тот с интересом посмотрел на него и посоветовал:

- Педро, а ты ударь меня... И посмотрим, что дальше будет.

На пороге возник охранник, демонстративно поигрывая резиновой дубинкой.

- Ты крутовато забираешь, - негромко произнес Дон Педро. - Глушак тоже крутой был...

- Что? А вот это интересно. - Арнольд легко поднялся с кресла, на миг ощутив, как кольнуло в раненой груди и сперло дыхание. Приблизился к Дону Педро. - А ведь это идея...

- Какая идея? - напряженно спросил Дон Педро.

- Почему это ты один не получил пулю в тот день, а, Дон Педро?.. Есть над чем подумать на досуге.

- Ты совсем в Германии с ума съехал! - нервно воскликнул Дон Педро, повернулся и почти выбежал из кабинета. Следом за ним, гордо выпрямившись, проследовала Инесса.

Арнольд потер щеку и произнес:

- Ох, Дон Педро...

Глава 12. ПОД КРЫШЕЙ ДОМА СВОЕГО

Ушаков поднял голову и разглядел появившийся в окне седьмого этажа женский силуэт.

Он поднялся на лифте, хотя после сорока лет приняла за должное не пользоваться им - укреплял все чаще шалящее сердце. Но сейчас было не до физических упражнений.

Света уже открыла дверь и ждала его в проходе.

- Ты чего не спишь? - спросил он.

- Бессонница. - В прихожей она прижалась к нему, потерлась щекой о его щеку.

Он тоже обнял ее и ощутил, как волна нежности захватывает его.

Годы - они особенно не щадят женщин, бороздят лицо морщинами, портят фигуру. Но почему-то с годами ценишь их, своих родных и желанных женщин, все больше понимаешь, что годы вовсе не отдаляют тебя от них, а сводят все крепче. Светлана в свои сорок пять выглядела еще очень даже ничего.

- Эх, Светка, Светка, - произнес он, стягивая ботинки. - Спала бы ты спокойно и смотрела бы десятый сон. Три часа ночи. Ничего со мной не случится. Я заговоренный.

- Я знаю, - улыбнулась она. - Пошли, чаем хоть надою.

- Пошли, - согласился он.

Ему почему-то стало неудобно. Так уж получалось, гона почти всегда ждала его, когда он задерживался, даже когда он звонил и просил не ждать. Он знал, что она сходит с ума от беспокойства, но никак не мог перебороть эту ее привычку. А возвращался под утро частенько, по традиции не вдаваясь ни в какие подробные объяснения, где был и что делал. Коротко отвечал - на работе. Она прекрасно знала, что это за работа... Правда, случалось, что приходил он не с работы, а хорошенько загуляв, порой с представительницами слабого пола - куда же без этого сыщику? И тогда ему было стыдно врать. Жутко стыдно. Потому что знал - Светка, как бы ни сложилось, есть и останется самым дорогим человеком...

- Давай я тебе поесть разогрею. Гриль есть. Как ты любишь. - Она засуетилась у плиты.

Он сел за стол на кухне, устало вытянув ноги.

- Нет, спасибо, я ел.

- Что у тебя с рукой? - заволновалась она, взяв его за покарябанную ладонь, всю покрытую противными желтыми пятнами йода.

- Неудачно упал, - улыбнулся Ушаков. - Коленом еще жахнулся... Да не смотри ты так. Жить буду. На живодерню мне еще рановато, а, Светка?

- Где ты так упал?

- Дороги запустили. Споткнулся...

- Может, поешь все-таки?

-Нет.

Кусок в горло ему не лез по понятным причинам. Кожа на животе, в том месте, которым приземлился он на гранату, саднила. Эх, заранее бы знать, что граната не взорвется, - тогда бы и не прыгал. Да вот только должна она была взорваться. Что-то не сработало - пусть эксперты разбираются. Их туда налетела целая толпа.

Да, повезло ему по-крупному. В очередной раз пронесся мимо локомотив смерти, только волосы ветер взъерошил. Хотя, вообще-то, везет - не везет - это вопрос спорный. Жив остался - повезло. Пробитый опять ушел - не повезло. Зато в том, что через восемь километров у лесного массива убийца бросил машину и в ней ребенка - живого и невредимого - вот тут уж повезло так повезло! Полосатая жизнь.

- Везет - не везет, - прошептал он.

- Что? - спросила Света.

- Да так. Ничего.

- Надька звонила. Говорит, что только через месяц приехать сможет, начала рассказывать новости Света. - Бабушка с ней не справляется уже. Характер у девчонки упрямый. В кого бы?

- В меня, - улыбнулся Ушаков.

- Вот именно, в тебя... Кстати, у нас кран в ванной потек. Надо все менять. Квартира не ремонтирована уже сколько?

- Давно.

- Мы займемся когда-нибудь ею займемся, - вновь улыбнулся он, вдруг остро осознавая, насколько хорошо жить. Он вновь начинал ощущать прекрасный вкус этой жизни, которую подарил ему не пожелавший сработать взрыватель гранаты "Ф-1".

Ушаков огляделся, критически посмотрел на давно не крашенный потолок кухни. Действительно, квартира давным-давно нуждалась в ремонте. Да, летит время, обращая все во прах. То, что считалось важным, вдруг оказывается неважным. То, что было прочным, обращается в труху. Десять лет прошло с того момента, как Светка, перешагнув порог, радостно воскликнула:

- А что, мне здесь нравится!

Это крутая квартира была, когда он ее получал. Номенклатурный обкомовский дом, почти в центре города.

Начальник управления ИТУ Полесской области тогда вручил ключи от квартиры - езжай, посмотри. И он согласился. Понравилось новое жилье. Для беженца самое оно.

Да, Ушаков ее обменял тогда на согласие идти работать в колонию. На семерку - колонию строгого режима, замом по оперработе, кумом, которому подчинялись одиннадцать оперов. Место считалось гиблое, до его прихода все стонали, что народу не хватает, настолько обстановка тяжелая. А он за год навел порядок, так что ему уже и трех оперов за глаза бы хватило. Уж наводить порядок он умел, потому что отлично знал механизм, который нужно запустить, чтобы дальше все работало само собой. Так что квартиру ему начальник ИТУ дал не зря. Новый сотрудник отработал ее на двести процентов.

Старую квартиру, прямо в центре областного сибирского города, он сдал государству. Сдал, когда бежал из города, перебаламутив предварительно всю область. Там он работал начальником городского розыска. И угораздило его разворошить ту муравьиную кучу. Но так уж получалось у него всю сознательную жизнь -он всегда ворошил кучи с самыми ядовитыми муравьями.

Банда Шлыкова. Сколько на них было трупов? Позже следствие доказало восемнадцать. Убивали бандиты цеховиков, состоятельных людей, деньги крутились по тем временам бешеные, связями сам Шлыков обладал огромными. И давить стали на Ушакова, когда он эту цепочку потащил, так, что он думал - не выдюжить. Его приговорили все,- партийное начальство за то, что в результате расследования пулей вылетел из кресла второй секретарь обкома, боком подвязанный к бандитским деньгам. Приговорили и прокурорские - они не собирались забывать, что слетел с должности зампрокурора области и застрелился прокурор района, изобличенный в коррумпированных связях. Приговорили и блатные. КГБ перехватывал переговоры Шлыкова, который орал:

- Этот мент, гнида эта еще жива?!

А Ушаков был молодой, полный сил и тянул цепь дальше, спрятав от греха подальше у знакомых в Полесске всю семью. Тогда один его знакомый, редактор областной газеты, сказал:

- Тебе больше в городе не жить. Ты думаешь, они тебе это простят? Никогда.

- Мы их выведем на чистую воду! - запальчиво восклицал Ушаков.

- Эх, - только и махнул рукой редактор. А Ушаков пер и пер тяжелым бульдозером вперед. И обложил Шлыкова, его связи, преследовал по всей России, сажал шестерок и рядовых исполнителей, добирался до взяточников. И постепенно ощущал, что чем дальше, тем больше упирается в глухую стену...

Первое покушение на него было прямо около УВД. Тогда повезло. Но с того часа он всегда держал взведенный пистолет за поясом и гранату, которую заныкал по случаю. Он входил в дом, сжимая оружие, хотя знал, что если убийцы возьмутся за него серьезно - ему не жить. Он привыкал и никак не мог привыкнуть к постоянному напряжению, к осознанию, что смерть ходит за ним по пятам. Это напряжение на сбрасывалось, а накапливалось день за днем. Однажды он понял, что не может вообще смотреть на еду. Перестал практически есть. Потерял килограммов десять.

Его вызвал начальник областного УВД и сообщил, отводя глаза:

- Я тебя больше не могу прикрывать. Ты слишком многим перешел дорогу.

- И что вы предлагаете? - спросил Ушаков.

- Уезжай. Переводись куда-нибудь.

Ушаков был согласен. Он и так многого достиг. Ему удалось пощипать "спрута", охватившего щупальцами область. И пора уходить. Он понимал, что его не убили еще только по той причине, что тогда были последние годы перестройки, но по старым традициям убийство начальника уголовного розыска привело бы к тому, что навалились бы на город все, приехала бы такая бригада из МВД и Генеральной прокуратуры, что всем бы пришлось туго.

А еще ему просто везло. Как повезло тогда, когда нажравшиеся наркотиков уголовники шли в колонии-поселении в Олянино мочить ментов. Да, везет - не везет. Категория мистическая.

Так Ушаков оказался в Полесске, в городе, где жили когда-то его родители. Шлыкова потом арестовали, приговорили к расстрелу. Он получил, что заслужил.

Интересно, в следующий раз, если ему придется бежать уже из Полесска, ему где-нибудь дадут квартиру? Вряд ли. Не те времена. Да и убежать сейчас далеко не дадут. У полесских табачников в общей сложности теневых Доходов - десятки миллионов долларов в год. А шлепнуть начальника угрозыска можно тысяч за десять зеленых да еще потом не слишком дергаться, поскольку уже не те времена, когда убийство милицейского полковников было таким ЧП, что надлежало ставить всю область уши. Сегодня похоронят быстренько, а потом еще в газетах бандитские прихвостни подленькие статейки накропают - мол, просто так никого не убивают, может, и нечист на руку сам убиенный был? Просалютует почетный караул над могилой, закопают и забудут...

От этих мыслей он передернул плечами. Господи, как тяжело всю жизнь ломиться напролом, понимая, что по-другому не умеешь. А сейчас что, на старости лет успокоиться?

Вспомнилась ребристая, черная граната, вдавившаяся в живот. И вспомнилось ожидание того, когда она взорвется... Не взорвалась. Пронесла нелегкая. Не взяли они его... И не возьмут. Пока он жив, будет эту шушеру гнуть, пусть они хоть миллиарды воруют, полки убийц нанимают. Потому что по-другому никак не получится. Поздно менять себя. Поздно... И табачников они додавят. И всю остальную мразь. Только бы немножко развязали руки наверху. Только бы помогли чуток. И все в порядке будет.

- Хороший чай, - сказал он, прихлебывая из чашки,

- Сегодня купила на рынке, - улыбнулась Света. - Английский... Но дорогой безумно... Ох, до зарплаты бы дотянуть.

- Прекрасный чай. - Он поцеловал ее. - Светка, я тебя люблю.

- Ну вот, дождалась. Два года жду.

- Можешь не ждать. Я тебя всегда любил. И всегда буду любить.

Он ощутил, что глаза начинают слипаться. Сказывался стресс - сон наваливался так, что Ушаков был не в силах сдерживать его напор. И он уронил голову на стол.

- Ну вот. - Света погладила его по плечу и чмокнула в затылок...

Глава 13 ТАБАЧНЫЕ ДЕЛА

Арнольд возвращался в свой бизнес, вновь входил в дела, остатки депрессии развеивались, как утренний туман от дуновения ветра. Он ощущал легкость и радость от того, что снова в деле, снова делает деньги.

Странно все-таки получается. Думал ли он, оканчивая военное училище и получая распределение в тмутаракань, что судьба его будет связана с сигаретами? Конечно, не думал. О сигаретах он знал одно - пачка "Явы" стоила сорок, а "Космоса" - семьдесят копеек, и больше знать ничего не желал... А сегодня? Сегодня этот бизнес - его жизнь. Он чувствует себя в нем волшебником, от взмаха руки которого перемещаются фуры, груженные под завязку коробками сигарет, а потом чудом, из ниоткуда растут "зеленые насаждения" - долларовые счета. И от самого этого процесса он ощущал такой кайф, который, наверное, ощущает наркоман, засадивший в вену шприц с чистой наркотой.

Вообще, в те времена, когда Арнольд был лейтенантом, трудно было вообразить, что будет со страной. А страна вдруг развалилась в миг и погребла под своими руинами в том числе и отлично налаженные внешнеторговые связи. Монополия на внешнюю торговлю приказала долго жить. "Союзконтракт", "Союзтабак", "Росторгтабак", "Внешторгтабак" - эти организации меняли вывески и собственников. Табачная торговля еще недавно кормила государство. Теперь она стала кормить прожорливых птенцов гнезда Чубайсова.

Хаос первых "революционных" рыночных лет дал хорошо поживиться на сигаретах всем нуждающимся в длинном добром баксе. Контрабандисты без труда получали трехсотпроцентный навар, гоня сигареты из Германии, Голландии через Россию в Литву и Польшу, где цена на табачные изделия просто запредельная. Ударно работали подпольные заводы на Украине, в Узбекистане, в российской глубинке, производя левые "Мальборо", "Кэмел", "ЛМ" - отвратные на вкус, вредные для здоровья, но упакованные вполне прилично, как настоящие. Правда, подделки владели рынком недолго. Этот товар по бросовым ценам хлынул на лотки, сбивая цену на фирменные сигареты известных табачных компаний, в результате чего пошла длинная череда разборок с московскими табачными магнатами, жившими на экспорте настоящих сигарет. А так как братва занялась сигаретами крутая, то и выяснения отношений проходили с использованием самодельных и штатных взрывных устройств, а также стрелкового оружия самых разных модификаций. Худо-бедно, некоторый консенсус был достигнут. Постепенно почти по всему российскому пространству подделки были вытеснены вполне качественным товаром, которого во всем цивилизованном мире, объявившем войну табаку, в последнее время просто завал.

Сегодня на международном рынке коробка "Мальборо" с пятью блоками сигарет стоит двадцать шесть долларов, то есть чуть больше пятидесяти центов пачка, а если ты покупаешь ее для вывоза из страны, то в некоторых странах тебе делают очень приличные скидки. Пачка "Мальборо" в России стоит почти доллар, в Польше, Литве может стоить и два с половиной доллара. Разница налицо. Зачем делать левую продукцию, напрягаться, если можно покупать на Западе зелье по бросовым ценам? Предложение там опережает спрос, табачные компании готовы сбывать товар на чрезвычайно льготных условиях, ибо в родных странах их хозяев величают не иначе как убийцами и гоняют, как зайцев. Вопрос в том - как бы вывезти все это, чтобы сияющая многократная прибыль не потускнела из-за таможенных поборов? Честно табачным бизнесом может заниматься только тот, кто не хочет хорошо жить. А таких в нем не держат даже в роли огородных пугал. Изворотливый ум российского дельца придумал уникальные способы борьбы с таможенными сборами. И Арнольд, к своей чести, тоже мог похвастаться авторскими правами на парочку таких фокусов.

Тот, кто хорошо знает таможню, знает и то, сколько там дыр, в том числе в правилах ввоза. Проще всего, конечно, прикупить окно на таможне и внаглую тянуть через него фуру за фурой сигареты и раскидывать их по розничным торговцам, многие из которых выстроили свои палатки в приграничном районе, чтобы поляки и литовцы, занимающиеся скупкой по дешевке и обратной контрабандой сигарет, далеко не ходили. Но это достаточно примитивно. Более высокий уровень профессионального мастерства - ввезти в Полесскую область из Германии пустые фуры, якобы полные сигаретами, хотя сами сигареты ушлые ребята давно загнали прямо в Германии - Там разница в цене между сигаретами, которые продаются для вывоза из страны, и теми, которые сбываются в немецких ларьках, чтобы травить легкие правопослушных бюргеров, очень велика. А прохиндеев, мечтающих о легких деньгах, в Германии ненамного меньше, чем в России, тем более их армия постоянно пополняется эмигрантами.

Но пытливая мысль табачных дельцов простерлась еще дальше. Некоторые партии сигарет пошли в Россию специально с нарушениями, для того чтобы сразу по пересечении границы их конфисковывали российские таможенники. Для чего? Уж не для того, чтобы поднимать таможенникам показатели оперативной деятельности. Просто конфискованные сигареты передаются для реализации уполномоченной на это дело фирме, а она в Полесской области одна-одинешенька, и у нее с контрабандистами, чей товар конфискован, отношения, как бы это сказать, близкопартнерские, а если еще точнее, то они в банальном преступном сговоре. Так что уполномоченная фирма берет у таможни на реализацию конфискованные сигареты по бросовой цене - чуть выше, чем оптовая на Западе, а продает уже по рыночной. Но главный фокус не в этом. Оказывается, если напрячься и змеей проползти через устрашающие параграфы законов и инструкций, конфискованный товар можно гнать без положенных лепиться на каждую импортную пачку акцизных голографических марок. И под одну конфискованную фуру можно спокойно продать еще десять фур, ввезенных контрабандой. А так как сигаретчики денег на отстежку многочисленным чиновникам не жалели никогда, то такая ситуация устраивает всех.

Операции с конфискантами Арнольд с приятелями провернули несколько раз, используя, правда, под это не родное товарищество с ограниченной ответственностью "Восток", а подставные фирмы, из тех, которых за тысячу баксов можно зарегистрировать десяток, а после краха забыть о них.

Больше ста миллионов долларов - так специалисты ориентировочно оценивали в Полесске оборот табачных изделий. И Арнольд был счастлив, что из этой сотни на его долю приходится не так мало.

В офисе у Сапковского в тот день появился Арнольд в первый раз после прибытия в Полесск. Погода сменилась, и в бок давило, так что приходили на память слова о ноющих старых ранах, но в целом он был в норме.

- По коньячку? - спросил Плут, устраиваясь поудобнее в затейливой формы кресле. Свой кабинет он обставил итальянской мебелью в модном в этом году стиле "Ягуар". Плут вообще имел слабость к этому слову. Ездил он тоже на роскошном "Ягуаре".

- Нет, не пью, - отмахнулся Арнольд.

- Давно? С полчаса или больше?

- В завязке полной.

- Понятно, - кивнул Сапковский.

- Ничего тебе. Плут, не понятно, - раздраженно произнес Арнольд. Все-таки грудь и бок болели сегодня сильно.

- Да все я понимаю. Можно сказать, по ту сторону побывал, - вздохнул Плут, откинулся в своем глубоком офисном кресле, погладил пальцами лежащую на столе ручку с золотым пером.

- Побывал.

- Наслышан, как ты в "Востоке" порезвился...

- Начало положено, - довольно произнес Арнольд. - Давить змею подколодную буду, пока не запищит.

- Инесса уже пищит. Знаешь, что она вчера закатила?

-Что?

- В "змеевнике" надралась вусмерть - ребята говорят, что никогда ее такой не видели.

"Змеевником" в народе прозвали китайский ресторан "Шанхай" за то, что там подавали для особых гурманов жареных змей.

- Одна была? - с интересом спросил Арнольд.

- С Доном Педро. - Сапковский засмеялся. - В общем, закатила истерику, грохнула о пол графин с вином. Педро попытался ее урезонить. Она в него швырнула тарелкой с китайской лапшой...

- И что?

- Попала в официанта.

- В милицию не сдали?

- Нет. Когда вытаскивали из ресторана, лягалась, как необъезженная кобыла...

- Хороша.

- А ты думал, какая у Глушака, царствие ему небесное, жена должна была быть? - хмыкнул Сапковский. - Как раз под его характер.

- Глушак, - протянул Арнольд с некоторой грустью. - Кажется, давным-давно его потеряли. А времени немного прошло. Время вообще странная вещь, Плут. Странная. События, которые были в детстве, стоят перед глазами. А лица людей, которые ушли только что, блекнут.

- Сократ ты наш, - произнес Плут ехидно. - Спиноза Полесский.

- Зря смеешься... Побывав там, становишься немного другим...

- Слышь, Арнольд, хватит нерв тянуть... Пить ты не пьешь, так хоть с девками гуляешь?

- Вроде того...

- Так давай. Московский музыкальный театр нашу дыру осчастливил гастролями. Я уже клинья подбил к танцевальной группе. Там девочки, я тебе скажу... Наши туземки уже осточертели. Деревня все-таки, даже если на конкурсе красоты победили. А там - шарм. Актрисы. Представь, Арнольд...

- Девочки, говоришь? - задумчиво произнес Арнольд.

- А ты что, после ранения на мальчиков перешел?

- Кончай лыбиться, морда, - хмыкнул Арнольд и хлопнул ладонью по подлокотнику дивана, на котором сидел.

Повод для праздника был. Только что Арнольд провел собрание учредителей "Востока", при этом на него вызвал людей, которые вообще успели забыть, что учреждали эту фирму. После некоторой закулисной обработки голосующих единогласно был изменен устав, в результате чего Инесса вообще лишилась всего, а Арнольд стал фактически хозяином фирмы. И если раньше доля учредителя не наследовалась, то сейчас значилось, что она наследуется, так что даже если вдруг кто-то решится на крайность - убрать владельца акций, чтобы загрести его пакет, тот перейдет наследникам. Инесса собрание проигнорировала, отлично понимая, что все равно кончится оно не в ее пользу. Поэтому она просто заранее напилась.

- А ведь убедил, черт польский. - Арнольд снял с пояса сотовый телефон, нащелкал номер. - Алло, Лена... Все хорошо прошло. Как я и рассчитывал... Только тут кое-какие проблемы. Надо фуры на таможне встретить, там непонятки могут возникнуть... Завтра подъеду. Не жди меня... Целую, дорогая...

Он ногтем щелкнул по телефону.

- И даже не покраснел, - восхитился Сапковский. - Красиво врешь.

- Практика...

Сапковский тоже в темпе обзвонил жену и любовницу, соврав, что намечаются неотложные дела. Потом прозвонил насчет отдельного кабинета в "Бригантину" престижный ресторан на берегу Балтийского моря, откуда открывается удивительный вид на косу и вдали мигает, маня, далекий маяк... После этого он дозвонился до актрис - те уже были в боевой готовности. Вызвав шофера, проинструктировал его, чтобы тот забрал девушек из отеля и вез их быстрее в "Бригантину". Таким образом организовав все, он кивнул Арнольду:

- Поехали...

...Сапковский вел свой плавный, незаметно пожирающий расстояния "Ягуар" одной рукой, небрежно, наслаждаясь властью над отлично дрессированным, слушающимся каждого движения механическим зверем. Машина очертаниями, мягкими повадками и силой действительно напоминала совершенное животное, в честь которого названа.

Он включил магнитофон, из динамиков полилась современная музыка каких-то неотличимых одна от другой групп-близнецов - они блеяли про любовь, про то, что кто-то у кого-то одна.

Плут вдруг стал задумчив. Он помрачнел, и видно было, ему что-то хочется спросить, но он не решается. Наконец он произнес:

- Арнольд... Ну а как там?

-Где?

- На том свете. Как? Ты все-таки одной ногой в могиле стоял.

- Скоро узнаешь, -хмыкнул невесело Арнольд.

- Все там будем, - нервно произнес Сапковский, обгоняя зазевавшийся у поворота "жигуль". - Глушак уже там... Грехов-то у Глушака немало. Туго ему там.

- Кто знает.

- Туго, - настойчиво повторил Сапковский. - Кто же его так, не пойму.

- Я чуть башку не сломал, пока думал.

- Мои безопасники покопались, ментам хрусты я исправно отслюнявливал. Никто ничего не поймет. Глушака, конечно, было за что валить. Врагов он немало нажил... Но кто - ума не приложу.

- Может, когда-нибудь узнаем...

- Что он тебе тогда говорил, перед смертью?

- Почти ничего не успел... Озабоченный был какой-то. У него все мысли были о тех бабках, на которые нас нагрели.

- Бабки, бабки...

- Злой был, как пес цепной, - припоминал Арнольд. - Он по телефону еще когда мне звонил, в "конюшню" приглашал, тогда еще обещал, что кой-кому хреново придется, потому что он в гневе.

- В гневе Глушак был страшен, - усмехнулся невесело Сапковский. - Да чего ворошить прошлое.

- Недалекое прошлое. И неизвестно, закончилась ли история, - сказал Арнольд.

- Накликаешь... Слушай, а чего Дон Педро тогда к "Ипподрому" притащился?

- Не знаю.

- Странно все это.

- Что странно?

- Да когда Инесса в "змеевнике" в Дона Педро китайской лапшой бросала, так взвизгнула что-то вроде того, что "мужа погубил, а со мной не выйдет".

- Ничего себе, - присвистнул Арнольд. - Кстати, когда я сцепился с ним в офисе, он тоже намекнул, что кто круто забирает, тот долго не живет.

- Вот это да. Тихий Дон Педро. Шестерка вчерашняя.. . Ха. Чего делать будем с ним?

- Не знаю. - Арнольд задумчиво посмотрел на пролетающие мимо один за другим с нарисованными белыми кольцами деревья. - Пока ничего. Пускай милиция с ним разбирается.

- Пускай...

Часть III

А ЛЮДИ ГИБНУТ ЗА ТАБАК

Глава 1 БИТВА С "ТИТАНОМ"

Ушакову не дали спокойно отойти, успокоить нервишки после того, как он бросился грудью на гранату. События сыпались, как из рога изобилия.

Перво-наперво Гринев снова сцепился с "этими педрилами ротаторных машин", так он величал редактора "Грезвого взора" и его подчиненных. Один за другим выходили номера, где Гринева как только не полоскали - в результате получился законченный образ держиморды и гонителя всего святого, так что замначальника розыска утомился таскать иски в суд, куда ходил, как на работу. Судебные заседания привычно срывались, потому как журналисты на них принципиально не ходили, прикрываясь справками о своих многочисленных заболеваниях.

- Прямой кишки у него заболевание! - брякнул на суде Гринев.

История докатилась до центрального телевидения, где в "Человеке и законе" пятнадцатиминутный репортаж был посвящен тому, как в Полесске менты губят свободу слова. Гак уж повелось на Руси, что любые попытки призвать пишущую братию пусть не к порядочности, а хоть к какому-то порядку сразу записывались в злостные покушения на свободу слова. Притом корпоративность журналистской братии напоминала железобетонную несокрушимую стену. И никого из этой публики не интересовало - прав их машущий пером, как окровавленным топором, коллега или нет.

В принципе, к этим вечно откладывающимся судам в Полесске уже привыкли, как и к скандалам вокруг них, подробно комментируемым всеми областными средствами массовой информации. Да вот только после очередной статьи о зверствах милиции, появившейся в "Грезвом взоре", главного редактора слегка приголубили в подъезде ржавой железной трубой по голове. И тут началось!

Тут уж шили политику по всем правилам. Происшедшее было однозначно расценено пишущей и говорящей в микрофон братией, во-первых, как уже физическое покушение на свободу слова. Во-вторых, как покушение на демократию вообще, поскольку голубой, как июльские небеса, Эдик Зарецкий был депутатом областной Думы именно от Демократической партии России.

Едва очухавшись от коварного удара ржавой трубой, Зарецкий возник на телеэкране в местной передаче, главным ведущим которой он по совместительству являлся. При виде этого бедолаги вспоминались слова из старой песни про героя гражданской войны Щорса: "Голова обвязана, кровь на рукаве, след кровавый стелется по сырой траве". Из его пространной речи было ясно, кого винить в покушении - самые реакционные силы, оставшиеся новой России в наследство от проклятых историей большевиков в силовых структурах Полесской области. Намек понятен - виноват во всем недобитый коммуняка Гринев! Бей гада! Получалось, что заместитель начальника уголовного розыска науськал своих агентов и те врезали трубой по голове столпу демократии.

- Да если б я это затеял! - возмущался оплеванный Гринев, сидя в просторном, обшитом деревянными панелями, обставленном старой мебелью - еще сталинских времен - кабинете начальника УВД на совещании, посвященном как раз этому вопросу. - Я бы велел его кувалдой бить. Чтобы не поднялся, сволочь!

- Ну, меньше эмоций, - укоризненно произнес генерал Шаповаленко.

- Это наверняка разборы в среде голубых, - выдвинул сразу напрашивающуюся версию Ушаков. - Или приревновал Эдика кто-то. Или он какого-нибудь мальчика-одуванчика у приятеля отбил.

Начальник УВД, которому телефон оборвали по поводу этого "теракта", устало кивнул.

- У голубых такие страсти кипят, - со знанием дела поведал Гринев, который немало этой публики отправил на нары. - Похлеще, чем у натуралов.

Действительно, когда в среде голубых начинались выяснения отношений в привычном русле - "любишь - не любишь, изменяешь - не изменяешь", когда там вскипала ревность, то тушите свечи! До кровопускания рукой подать!

- Так-то так, - кивнул генерал. - Но только нужно это устанавливать.

- Сам Эдик молчит и молчать будет, - сказал Ушаков. - И будет упорно твердить о политике. И о теракте. Он теперь жертва, а это звание у нас дорогого стоит.

-- А вонь будет стоять, как на помойке, - кивнул Гринев. - Ну что за времена? Раньше бы такой гнилой педик или стучал, или перестукивался бы. А сегодня он на коне, в депутатах, и жить по телевизору всех учит. И нас обвиняет. Противно.

- Спокойнее, товарищи, - постучал шариковой ручкой по столу Шаповаленко. Все это эмоции. Но это дело надо раскрывать. Раскроем - тогда получим право на такие разговоры.

- А! - махнул рукой Гринев...

На раскрытие "теракта" пришлось оттягивать сотрудников, которых так не хватало по другим делам. Естественно, из смежников помогать никто не помогал. Чекисты делали умные лица, твердили привычно, что ими ведется соответствующая работа по отработке экстремистских политических организаций на причастность к данному преступлению. Это была полная околесица, и никого они не отрабатывали, поскольку ребенку было понятно, что ни одна экстремистская организация мараться об Эдика не станет и что вообще политикой тут не пахнет. Управление по борьбе с организованной преступностью тоже что-то многозначительно вещало о глубоких разработках и о том, что у них имеется кое-какая информация, но она требует уточнения. Тоже полный бред - никакой информации у них не имелось. Короче, получилось как обычно - все скинули на замученного, озлобленного, заезженного опера уголовного розыска.

А потом подоспели новые дела. Да еще какие! Табачники после недолгой передышки опять вцепились в глотки друг другу.

За пять дней неизвестные преступники успели подпалить склад с табачными изделиями - одного товара погорело тысяч на сто долларов. Товар принадлежал шамилевским конкурентам - фирме "Овал-плюс". Вслед за этим взлетела на воздух машина хозяина этой фирмы. Через день после этого, будто выпущенные с корриды, разъяренные "быки" разнесли офис фирмы "Лагус" - компаньона "Овала-плюс". Кстати, потерпевшие особого желания общаться с милицией не испытывали.

Прямо рядом с догорающим "Мерседесом" хозяина "Овала-плюс" Гринев, явившийся на место происшествия, взялся за потерпевшего - отъевшегося делягу, взиравшего на окружающих людей, как подобает смотреть принцу крови на грязных первобытных дикарей. Он был по призванию и роду деятельности мошенником и не раз в этом качестве возникал в поле зрения уголовного розыска и отдела по экономическим преступлениям, но как-то в свое время не получилось его посадить, а сейчас он витал в высоких сферах, где делались сигаретные деньги, и считал, что сам черт ему не брат.

- Давай, Леша, рассказывай, за что тебя так, - предложил Гринев.

- Кому рассказывать? - насмешливо осведомился деляга.

- Нам, Леша. Уголовному розыску.

- А кто вы такие?

- А ты не знаешь?

- Я знаю, что вы никто... Слушайте, тут такие деньги и интересы, рядом с которыми вы никто... Идите, карманников ловите в троллейбусе.

- А, понятно, - кивнул Гринев. - Ну жди, пока к тебе из Совета Безопасности ООН приедут твои проблемы решать.

- Я сам свои проблемы решу.

- Это уже второе покушение на тебя, Леша. В третий раз тебе просто отстригут твою дурную голову. А мы их можем взять сейчас, пока до крайностей не дошло. И посадить на нары.

- Да идите вы все, - презрительно процедил деляга, повернулся и пошел прочь.

- Сволочь, - кратко охарактеризовал его Гринев. Для него потерпевший давно вошел в разряд сволочей, и замначальника уголовного розыска знал, что не расстроился бы особенно, если бы при взрыве в синем "пятисотом" "мерее" сидел и его хозяин.

На следующий день взлетел на воздух табачный магазин. СВУ - самодельное взрывное устройство эквивалентом двести грамм тротила - сработало ночью. Нетрудно было догадаться, что имел место обычный акт устрашения. В таких случаях значительный ущерб, тем более человеческие жертвы никому не нужны.

- Поздравляю с началом сезонных табачных разборок, - сказал Ушаков на утреннем совещании, положив ладонь на сводку происшествий.

- Чем больше поубивают друг друга - тем меньше их останется, - буркнул Гринев. - Санитарная очистка.

- Близятся осенние торги за квоты. И снова встает вопрос - кто в городе главнее. Главнее всех хочет, понятно, выглядеть Шамиль Зайнутдинов. Но многие с этим не согласны. А непонятливым опять будут разъяснять... Шамиль уже у всех поперек горла. И у нас. И у бизнеса. И у бандитов... Вообще, коллеги, надо этот бардак кончать. - Ушаков обвел взором свое немногочисленное воинство. Выходные отменяются. Будем работать. Отрабатывать всю недоработанную информацию по табачникам.

- УБОП все грозился табачникам варфоломеевскую ночь устроить, - сказал второй заместитель Ушакова.

- И сколько лет обещанного ждем?.. В общем, задача iясна?

Всем все было ясно. Ушаков вообще подобрал людей понимающих. Когда пришел сюда работать, тут было сонное царство. По шкафам перекатывались пустые бутылки, прошлый начальник розыска сутки напролет резался с компьютером в шахматы, пасьянсы и марьяж, потихоньку утекала информация в криминальные структуры. Пришлось устроить большую чистку, кого-то гнать в три шеи, кому-то мылить холку, кого-то задвинуть, кого-то продвинуть. В результате теперь коллектив вполне рабочий и не продажный. Можно было обсуждать служебные вопросы без опасения, что отчет тут же в клювике потащат тому же Шамилю.

Интересная информация возникла к концу сумасшедшей недели. Касалась она частного охранного предприятия "Титан" - одной из контор, работающих в тесном контакте со службой безопасности Шамиля. Еще раньше имелись основания полагать, что бойцов "Титана" привлекают для выполнения особенно деликатных дел при табачных разборах. И тут Гринев положил на стол Ушакову агентурную записку, где указывалось, что в своем гараже заместитель генерального директора "Титана" хранит тротил, из которого клепают самодельные взрывные устройства. В том числе, возможно, и те, которые прогремели в магазине "Овала-плюс" и разнесли синий "Мерседес" бизнесмена.

- Так, интересно. - Ушаков отложил исполненное корявым, трудноразборчивым почерком Гринева агентурное сообщение. - Информация реальная?

- Вчера тротил там был. Сколько пробудет - неизвестно, - сказал Гринев. Килограммов пять-шесть.

- Хватит на десяток-другой джипов и несколько магазинов, - оценил Ушаков.

- Надо срочно реализовывать эту информашку, - отметил Гринев. - Иначе взрывчатка может уплыть. Все время он ее у себя держать не будет.

- Хорошо. Берем у следака постановление об обыске и хлопаем, - решил Ушаков. - И хорошо бы еще офис "Титана" обыскать под эту марку.

- Значит, берем постановление и на офис. Если тротил найдем, все спишется.

- Только туда ломиться... - с сомнением произнес Ушаков. - Там настоящая крепость. Надо собров брать.

- Чтобы УБОП опять в газетах писал, как после тяжелой работы вышли на преступную группу и задержали ее? - возразил Гринев.

- Пусть пишут, - бросил Ушаков. - Нравится им это. А нам надо без сучка без задоринки офис "Титана" взять, и чтобы они ничего не успели сбросить. Тут без "тяжелых" не обойтись.

"Тяжелыми" прозвали собровцев за их доспехи. Со своими бронежилетами, бронещитами они весьма походили на старинных рыцарей.

- Согласен, - без воодушевления произнес Гринев.

И вот начался привычный ажиотаж, как всегда при подготовке подобных акций. Следователь должен вынести постановление. Потом его украсит печать прокурора этот вопрос пришлось утрясать лично Ушакову. Районный прокурор был скользким и нечистым на руку чинушей и, вполне возможно, с радостью продал бы оптом, по дешевке всю информацию противнику - сейчас это в прокурорских кругах уже и за проступок не считается. Поэтому Ушаков поехал к зампрокурора области, прокурорскому работнику еще той, старой школы, когда учили, что преступник должен сидеть в тюрьме, а не летать по заграницам, жрать шампанское ведрами и поливать в интервью правоохранительные органы и все государство в целом. Так что тот санкцию дал без звука.

Оставалось разбиться по группам - определить, кто едет "бомбить" гараж генерального директора, кто двигает в офис. О цели операции знали только старшие. Чем меньше людей в курсе деталей операции, тем больше шансов, что информация не уйдет на сторону и преступники не успеют спрятать концы в воду. А с каждым годом информация уходила все быстрее.

Когда распределили оперов, настало время улаживать дело с СОБРом. Ушаков отправился туда.

Начальник УБОПа полковник Еременко, почувствовавший, что может "срубить палку" (записать себе в актив раскрытое дело), загорелся.

- Человек десять в тяжелом вооружении, - сказал Ушаков. - Думаю, хватит... Только о цели операции пока не говорить. Сами проинструктируем.

- Ладно. Не первый день замужем, - пробурчал Еременко.

Через полчаса желтый, мятый, с занавешенными плотными шторами окнами собровский автобус "ПАЗ" остановился у серого здания с колоннами - Полесского УВД. Несколько минут ушло на окончательную доработку деталей, на то, чтобы оперативники розыска и бойцы СОБРа просто запомнили друг друга и не получилось так, как бывает нередко - опера примут за бандита и отоварят спецназовскими ботинками так, что мало не покажется. - Все, удачи, - сказал Ушаков. - Двигаем.

...Ушаков ждал любых сюрпризов, по опыту зная, что редко операция проходит так, как планировалась, - обязательно возникают случайности, которые ломают первоначальный план и заставляют оперативно принимать решения. В принципе, он мог предположить и такое... Но все равно - это был сюрприз.

Защитного цвета "Шевроле-Блейзер" он увидел в двух кварталах от офиса ЧОП "Титан" у кинотеатра "Дубрава".

- Знакомая машина, - сказал начальник розыска. - Ба, да это же Шестаков.

Действительно, "Шевроле-Блейзер" принадлежал заместителю генерального директора "Титана" Пантелею Шестакову, тому самому, у которого собирались делать обыск. И он определенно направлялся прочь от родного частного охранного предприятия.

- Ноль-семь и Ноль-пять - Ноль-первому, - вызвал Ушаков ближайшие экипажи.

- Ноль-семь на связи.

- Ноль-пятый слушает.

- Зеленый "Блейзер" с клиентом, - сообщил Ушаков. - Сейчас у "Дубравы". Следует в сторону проспекта Рокоссовского.

- Да, видим. Мимо пролетел.

- Тормозите... И поосторожнее. Он буйный. Штурм "Титана" прошел без сучка без задоринки. "Маски-шоу" в привычном исполнении - здоровенные, в зеленых бронежилетах собрята с автоматами наперевес, крики, как рев разъяренного гиппопотама:

- Лежать! Милиция!

Как всегда, нашлись туго соображающие, их собровцы опрокидывали мордой в пол и проходились по ним тяжелыми башмаками. Спецы переломали пару стульев, разбили один монитор, ущипнули за аппетитную задницу секретаршу. После чего воцарились спокойствие и порядок и вперед выступил скромно потупившийся следователь с постановлением в папочке и объявил:

- У вас будет произведен обыск.

После чего действо вошло в русло уголовно-процессуального законодательства и настала пора клиентов качать права, угрожать адвокатами и исками в суд.

- Ноль-первый - Пятому, - донеслось из рации.

- Слушаю, - сказал Ушаков, стоящий в углу офиса и молча глядящий на происходящее.

- Контейнер упаковали, - сообщил старший машины, которую начальник угрозыска послал на перехват зеленого "Шевроле-Блейзера". - Клиент там.

- И что?

- Контейнер полон, - эта фраза означала, что в "Шевроле-блейзере" есть что-то интересное.

-Чем?

- Сейчас подкатим. Там много чего...

Пока следователь и опера начинали обыск, собровцы лениво прохаживались мимо сидящих на полу, с руками за спиной охранников. Ушаков отправился во двор. Вскоре около желтого "пазика" тормознули двое "Жигулей" и зеленый "Шевроле-Блейзер". В "Жигулях" сидел широкоплечий, с благородной сединой, солидный мужчина лет сорока. Вид у него был испуганный и вместе с тем злобный. Это был заместитель генерального директора "Титана" Шестаков - тот самый, гараж которого сейчас обшаривала вторая опергруппа.

- Какие люди! - развел руками Ушаков, подходя к "Жигулям". - Пантелей Викторович!

- И как все это называется? - попер на него Шестаков.

- Это называется следственное действие. Обыск.

- У него в "Блейзере" несколько ящиков с документами, - доложил оперативник, сопровождавший заместителя генерального директора "Титана".

- Понятых сюда, - приказал Ушаков.

"Шевроле-Блейзер" был под завязку загружен картонными ящиками. Их вытащили из машины, занесли в офис и поставили на пол в центре кабинета замдиректора "Титана". Хозяина кабинета усадили на диван.

- И что в коробах? - полюбопытствовал Ушаков.

- Документы, - произнес зло Шестаков. - Вас они не заинтересуют.

- А чего их из офиса повез?

- Это мое дело... Вообще, я буду разговаривать только в присутствии адвоката.

- Да-а, - протянул Ушаков, извлекая из ящика первую папку, просматривая ее вскользь и ощущая, как возносится на крыльях вверх - это же надо сразу угодить в точку! - Адвокат тебе, Пантелей, скоро понадобится хороший. От убийства придется отмазывать.

- Что?! - крикнул Шестаков.

- Действительно, что это?

Начальник уголовного розыска открыл альбом. Там были классические, оформленные в лучших традициях КГБ фототаблицы к сводкам наружного наблюдения. А на снимках - покойный ныне Глушко и его жена.

Глава 2 РАБОЧИЙ ДЕНЬ ПАХАНА

С утра голова у Шамиля Зайнутдинова, табачного короля в настоящем и, как он надеялся, теневого короля всего Полесска в недалеком будущему раскалывалась.

В последнее время его замучили головные боли. В недавнем прошлом слишком много приходилось получать по этой голове - и на ринге, и на улице, и на зоне. Одно утешало - другие получали от него по тому же месту куда больше и больнее. Потому что с детства он взял привычку - бить противника до упора, пока не вышибешь из него дух. Потом можно поиграть в благородство, может быть, кого-то и простить, но это позже. Перво-наперво из противника надо вышибить дух. И в бою на ринге, и в драке на улице, и в разборке, и в бизнесе. Пока Шамиля эта жизненная установка не подводила.

В целом Шамиль был доволен собой. Не каждому дано _ начать в жизни с официанта третьеразрядной забегаловки, а через пятнадцать лет ворочать миллионами долларов, стать совладельцем фешенебельного отеля, хозяином роскошного казино и ресторана, проталкивать нужных тебе депутатов в областную Думу, покупать особняки в России, Германии и машины за триста тысяч долларов. Ну а еще - породниться в буквальном смысле с самой властью, пускай и не так близко, как хотелось, но все-таки - вторая жена Шамиля, с которой он сочетался законным браком в позапрошлом году, была племянницей самого всемогущего Ломова, губернатора Полесской области. Нельзя сказать, что все проблемы Шамиля после этого династического брака решились сами собой, но путь во властные коридоры для него заметно облегчился. А Шамиль, как любой человек, поднявшийся с самого низу, испытывал рабский трепет перед высокими властными коридорами и, следовательно, мечтал о том, что когда-нибудь будет открывать там двери в кабинеты заляпанным грязью башмаком и харкать смачно на ковры. Деньги деньгами - это штука немаловажная. Но ничто не может сравниться с ощущением, когда властвуешь над окружающими. Когда вот так держишь их в стальном кулаке. Когда дергаешь за ниточки и играешь людьми. Это настоящий кайф.

Он прижмурился блаженно от этих мыслей, но тут в затылке опять отдалась боль.

- Вот черт, - Шамиль зашипел и полез в стол за лекарствами. Вытряхнул из круглой коробочки на ладонь желтую капсулу безумно дорогого немецкого лекарства, проглотил, не запивая водой. Боль отступила минут через пять.

Он потянулся к еженедельнику, где были расписаны дела на сегодня. Это одна из расплат за высокое положение - чем выше забираешься, тем более плотно становится расписанным твой день. Потому что дела расширяются, и, если не хочешь прослыть лохом, чтобы подданные тебя надували, утаивали деньги и делали за твоей спиной, пользуясь твоим именем, левые делишки, нужно быть в курсе всего. Самые верные помощники втайне мечтают об одном - залезть тебе в карман, в этом Шамиль убедился давно и карал в таких случаях строго.

Нажав на кнопку селектора, Шамиль вызвал к себе Леву Гутмана, того самого, который провернул дельце с морячками в аэропорту, утерев нос Корейцу. В последнее время табачный король стал приближать к себе больше вот таких цепких мальчиков в тщательно выглаженных костюмах, дорогих галстуках, с дипломом о высшем университетском образовании, лишенных каких-либо глупых иллюзий и жаждущих, как и положено жаждать нормальному человеку, одного - денег. Вопросы с ними Шамилю решать было куда проще, чем с бывшими корешами, с которыми сиживал на нарах, - у кого-то из них голова была забита всяким мусором, глупыми идеями, дурацкими принципами, излишними предубеждениями, кто-то был переполнен злобой на весь мир, что тоже мешало делу. Братва потихоньку начинала роптать, что сопляки в организации забираются все выше и выше. Но Шамиль, освоив, искусство разделять и властвовать, хитро -сеял, а потом гасил раздоры. Умение управлять - это умение разделять людей, стравливать, затем мирить, но всегда выступать кем-то, кто над ними. Быть разводящим по всем проблемам. Пускай братва живет в напряжении, чтобы ни одной падле не приходили в голову всякие дурные мысли типа подсидеть любимого пахана и самому стать разводящим. К сожалению, практика показывает, что такие мысли возникают очень часто даже между лучшими корешами, когда выясняется, что есть что делить, а тем более если речь идет об очень больших деньгах.

- Ну что, доктор Гутман, - поглядел испытующе Шамиль на университетского выпускника. - Излагай дела наши многотрудные...

- В клинику эту сладкую парочку отвезли, - начал деловито докладывать Гутман. - Врач сказал, что на ноги их быстро поставит. А дальше только от них будет зависеть - продолжать в том же духе или нет.

- Продолжать? - усмехнулся Шамиль. - Не, доктор Гутман, у нас не забалуешь... В гробу они будут продолжать.

Пара "торпед"-боевиков подсела на наркоту. С одной стороны, после такого падения надлежало сразу гнать их в три шеи. С другой - кадры ценные. А новых набирать - это риск. Каждый новый человек в организации - это опасность, что тебе внедряют его конкуренты или менты. Поэтому Шамиль для подобных случаев, которые, к сожалению, возникали в связи с тотальным падением нравов все чаще, договорился с частной наркологической клиникой, и парней потихоньку ставили на ноги. Если после этого они на ногах стоять не хотели, им эти ноги просто ломали и братков выкидывали прочь.

- Блатные узнают, скажут: "Там какой-то вытрезвитель, а не серьезная организация", - усмехнулся Гутман.

- О людях надо заботиться, Левчик. Когда люди знают, что к ним относятся по-человечески, они за тебя глотку выгрызут. Из-под палки работают рабы.

Гутман кивнул. Спорить он, естественно, не собирался, хотя в душе ненавидел этих больных коровьим бешенством "быков", которые составляли пехоту организации, непосредственно вышибали деньги, осуществляли грубую работу и без которых, понятное дело, не обойдешься.

Тут раздался звонок. Шамиль поднял трубку.

- Слушаю вас, - произнес он густым голосом, который в прошлом году ему небезуспешно ставил старейший диктор областного радио.

- Шамиль, брат, - в трубке послышалось какое-то хрюканье. - Это я.

- Я уже понял, что это ты, Шар.

- Тут пидоры наехали, да... Наехали, представляешь, на меня. Пидорня такая...

Шар успел надраться с утра и еле вязал лыко. Да, под'износился парень на бандитской работе. Он верховодил шайкой по торговле крадеными автомобилями и прикрывался в многочисленных разборах авторитетом Шамиля, отстегивая ему кое-какие деньги.

- Тут ко мне азербайджанцы приходили, интересовались, кто такой Шар, спокойно произнес Шамиль. - Так кто ты?

- Азербайджанцы, да?.. Они что, меня пришить хотят, да? - жалобно простонал Шар.

- Хотят...

- Суки... Суки черные... А ты что, Шамиль?

- Я им сказал, что ты из наших близких.

- А они что?

- Отвалили.

- Отвалили, да...

- Зарвался ты, Шар. Со всеми на ножах. Лечить тебя пора.

- Да не на ножах я ни с кем. Суки, все на меня прут. - Дар всхрюкнул еще жалобнее. - Шамиль, ты же меня знаешь...

- Знаю...

- Не отдавай меня никому... Пожалуйста.

- Ты еще зарыдай...

- Шамиль... Я же за тебя, - Шар всхлипнул, - кого хочешь...В дугу!..

-Не отдам.

- Спасибо, Шамиль. Ты мне друг. Друг, да...

- Все, пока. - Шамиль положил трубку и кивнул на телефон Гутману. - Еще один клоун.

Да, это была еще одна забота. Чем выше забираешься, тем больше вокруг тебя вьется мошкарой людей, за которых надо отвечать. И сдавать этих людей никому нельзя, поскольку если начнешь их сдавать, то люди побегут к твоим врагам. Шар - козел натуральный. Пора его укорачивать чуток. По-свойски.

- Ладно, что по Кумаринскому району?..

-Деньги перевели. Продукты закупаются, - начал перечислять Гутман, наизусть выдавая цифры, будто в голове его щелкал калькулятор.

- Ты меня цифирью не загружай, - оборвал Шамиль. - Культурная программа?

- Казачий ансамбль будет. С шашками. С дикарскими плясками. Людям нравится. Навевает мысли о патриотизме, - ухмыльнулся Гутман.

- А чего? Во время выборов сработало.

Выборы в Кумаринском районе - это была песня души. Это был триумф. Именно тогда Шамиль ощутил, что весь мир у него в кармане. Что он может все. Тогда ему Удалось протолкнуть одного из своих корешей, сидевшего вместе с ним за хозяйственные преступления, в главы районной администрации. Менты что-то пытались возражать, все уши народу прожужжали: вы голосуете за уголовника, который мало того, что сидел, так еще и сейчас занимается преступным промыслом, кореш Шамиля, его марионетка. Мол, за бандита Шамиля голосуете. Но куда им тягаться с большими деньгами?

Ух, сколько шамилевцы тогда баксов полновесных в средства массовой информации уронили, творя из пустоты образ народного защитника, пострадавшего от большевиков за предприимчивость и теперь мечтающего создать отдельно процветающий оазис в масштабе района на территории нищей России! И перспективы кандидат в главы администрации ошалевшему от счастья лицезреть его морду народу расписывал - Остап Бендер мог бы отдыхать. Все стены, каждый столб и трансформаторную будку ребятишки, щедро оплачиваемые предвыборным штабом, обклеили плакатами и листовками, с которых мужественно и строго взирал невинно пострадавший от большевиков кандидат. Пенсионерам к пенсии денежек подкинули и еще пообещали. Работягам несколько цистерн пива и водки выкатили - залейся, трудовой люд. В результате кандидат от партии Шамилевой собрал восемьдесят процентов голосов, и теневой табачный воротила получил свой подконтрольный приграничный район. Времени ему много не понадобилась, чтобы развернуться там во всю ширь, начать подминать под себя и торговлю, и таможню. С милицией, правда, загвоздка вышла - назначили туда цербера упертого и деньги не берущего. Но рано или поздно, табачный король был в этом искренне уверен, и с райотделом внутренних дел все вопросы будут решены. Потому что он, Шамиль, уже власть, а не просто намывший в мутной воде баксов бывший официант.

Через неделю должны были состояться торжества, посвященные годовщине избрания главы кумаринской администрации. И на этот праздник шамилевцы денег решили не жалеть. Благо все расходы, вложенные и в избирательную кампанию, и в предвыборные и последующие массовые народные пьянки, окупились с лихвой.

- Теперь главное, Шамиль Идрисович, - доложил Гутман. - Звонили из администрации губернатора... Определена дата торгов за квоты. Двадцатого числа.

- Так... - Шамиль что-то прикинул мысленно и удовлетворенно улыбнулся. До этого времени надо многое успеть. Крылышки кое-кому подрезать, а, Интеллигент?

- Успеем. Если не будет неожиданностей. Зазвонил сотовый телефон.

- Слушаю, Зайнутдинов, - произнес Шамиль.

- Шамиль, - послышался голос одного из ближайших помощников табачного короля. - Тут наш человек звонил... Ну, ты понимаешь, кто, да... На "Титан" налет намечается.

- Какой налет?

- УБОП с розыском.

- Неймется тварям... Там что-то нас может коснуться?

- Не знаю.

- И кто это в ментовке удумал - "Титан" бомбить? - прошипел Шамиль.

- Наверное, Ушаков со своими шакалами.

- Нет, ну долго они еще будут кровь нам портить, а?

- Пока живы.

- Надо начинать их придавливать, а? - задумчиво спросил Шамиль.

- Давно пора.

- Ладно. - Шамиль выключил сотовый, бросил его с размаху на стол, так что тот проехался по полированной крышке и остановился в сантиметре от края. Головная боль вернулась снова.

- Сявки, - в сердцах бросил он. - Ох, не вовремя. Как же не вовремя...

Глава 3 ДОСЬЕ НА ЖЕН

Налет на "Титан" имел несколько последствий. Перво-наперво информация подтвердилась - в гараже заместителя директора частного охранного предприятия оперативников терпеливо дожидался ящик с семью килограммами двумястами граммами тротила - восемнадцать четырехсотграммовых тротиловых шашек. Шестаков, естественно, от богатого запаса взрывчатых веществ упорно открещивался, упирая на подлую провокацию со стороны милиции, а адвокаты уже обивали пороги судов, подмазывая долларами честных независимых судей, дабы изменить меру пресечения, но пока атаки эти Ушакову удавалось отбивать.

Самое любопытное в этой ситуации было - почему прямо перед шмоном заместитель директора "Титана" успел умотать с работы, прихватив наиболее конфиденциальные документы, которые могли свидетельствовать о не всегда законной деятельности ЧОПа. На этот вопрос сам Шестаков объяснения давал путаные - вроде того, что захотелось покататься на новенькой машине по городу. Но у деловых людей подобные желания сами по себе не возникают. А возникают они, как правило, когда добрый дядя в погонах пришлет добрую весточку. Добрых дядь последние годы в милиции становится все больше.

Загадка разрешилась быстро и самым неожиданным образом. Техническим службам УВД удалось проконтролировать звонок на сотовый телефон Шестакова. Открытым текстом осведомитель заявил, что оперативная группа уже в дороге и пора делать ноги.

Выяснить, кто звонил, удалось без труда.

- Как он нам говорил? ФБР своих мафиози по тридцать лет разрабатывает, взъярился Гринев.

- По тридцать, - кивнул Ушаков.

- Разработчик хренов. Сволочь. Я бы ему своими руками пасть его поганую порвал. Не, ну свой, но хуже голубого какого-то запущенного. Сволочь! - Гринев не мог успокоиться.

- Конечно, сволочь.

- И что с ним теперь делать? Расстрелять во дворе УВД?

- Не дадут.

- Я бы расстрелял.

- Я знаю.

Давно доходили смутные слухи, что у начальника отдела по борьбе с бандитизмом УБОПа Гурина, можно сказать, правой руки начальника Управления, какие-то внеслужебные отношения с предводителями полесской братвы. Но они списывались на то, что оперу приходится общаться все больше не с учеными и артистами, а именно с братвой. Ушаков, несмотря ни на что, все-таки думал, что отдел по бандитизму действительно собирается бороться с бандитизмом. Но этот телефонный звонок окончательно поставил все на свои места.

На совещании у начальника УВД, куда Гурина позвали для разбирательства, тот держался нагло, с подчеркнутым цинизмом, как прожженный урка, все его ответы сводились к одному - докажите. Ему оставалось для полноты картины заявить, что отказывается говорить без адвоката.

- У меня два ордена за борьбу с преступностью, - заявил мздоимец.

- Ну да, - кивнул Ушаков. У него до сих пор саднило живот в том месте, куда впечаталась брошенная Пробитым граната "Ф-1". За свою жизнь он так и не удостоился ни одного ордена и прекрасно знал, как эти ордена порой получают.

- Вот что, - ударил ладонью по столу начальник УВД. - Вы тут обиженного из себя не стройте. Если будет расследование по всем правилам, объяснить, чем для вас оно кончится?.. Я жду рапорта об увольнении.

- Прям сейчас? - саркастически осведомился Гурин.

- Прямо сейчас... Больше такого предлагать не буду. Или все пойдет как положено - через прокуратуру.

Гурин немножко опал лицом после этих слов. И вскоре рапорт лег на стол. Одним врагом стало в системе МВД меньше.

Самым важным для Ушакова было содержимое одного из досье, находившегося в коробке заместителя директора "Титана". По большей части в папках были материалы наружного наблюдения, которым сотрудники "Титана" баловались без всякого зазрения совести, тем самым попирая закон. Некоторые материалы касались табачных деятелей. Начальника уголовного розыска заинтересовал примечательный факт - умельцы из "Титана" следили за Инессой Глушко.

- И как ты объяснишь это? - спросил начальник уголовного розыска у Шестакова.

- Вы что, думаете, я Глушака завалил? - усмехнулся тот, но лицо у него было довольно кислое. - На кой хрен он мне сдался, скажите на милость?

- У тебя хочу узнать. Наблюдение проводилось как раз перед тем, как Глушко завалили. Не так?

- Так.

- Шестаков, не тяни резину. Рассказывай.

- А чего рассказывать. Глушак нам дал задание, чтобы мы поводили несколько дней по городу его жену, пока его не будет дома. Что мы и сделали.

- Что его интересовало?

- Гуляет ли она... Мог бы нам и не платить. И так понятно, что гуляет. Чтобы такая сука и без своры кобелей была? Ха...

- И вы зафиксировали ее встречи.

- Ну да. Классически сработали. - Шестаков ткнул пальцем в откровенную фотографию в альбоме. - Так точку выбрали, что самую порнуху сняли. Спецы у меня классные. Из наружки гэбэшной.

- Только дерьмом занимаются.

- А только за дерьмо деньги и платят. Момент такой исторический. Деньги обращаются в дерьмо. А дерьмо в деньги.

- А досье?

- Копию у себя оставили. Только между нами, Василич. Мы всегда копии оставляем. Вдруг пригодится? А остальное-клиенту.

- То есть, когда Глушак прилетает из Германии, ему сюрприз от "Титана". Так?

- Да. На блюдечке. Нате, любуйтесь.

-А он?

- А вы его что, не знали? Прорычал что-то вроде "убью" и унесся.

- Значит, ты ему объявляешь, что жена гуляет с хахалем. Он обещает их убить... И через день убивают его. Какой вывод напрашивается, сыщик ты наш частный?

- Что любовник жены, которого обещали загасить, узнав про такое дело, решил загасить его раньше, - кивнул Шестаков. - Так что берите браслеты и езжайте за заказчиком.

- Спасибо за совет, - сказал с усмешкой Ушаков. - Непременно последую ему.

Откладывать в долгий ящик это дело Ушаков не стал. В тот же вечер оперативная группа с гиканьем и с окунанием мордой в салат - приказано было брать жестко - прихватила Дона Педро, уже начавшего со вкусом ужинать в "Шанхае". Посетители этого престижного китайского ресторана для богатых с грустью смотрели, как с завернутыми руками клиента уводят в машину.

- Не убивал я никого! - орал Дон Педро в машине.

- Ты бы заткнулся, - посоветовал ему опер.

Глава 4. БИТВА ЗА ЛЬГОТЫ

Торги за квоты были представлены широкой общественности как великое достижение рыночных отношений. С последних торгов прошло больше года. По сути, это было очередное большое жульничество. Неведомо какое по счету перетягивание денег, минуя бюджет, прямо в карманы вечно голодных бизнесменов и постоянно бедствующих чиновников. Удумано все было еще в 1998 году на федеральном уровне - в то время власти сильно заботились о том, чтобы в России было больше богатых. И специально для роста их поголовья, чтобы беззаботно паслись и жирели их тучные стада на плодородных нивах свободных экономических зон, было в числе прочих подобных документов издано знаменитое постановление Правительства Российской Федерации "О проведении аукционов по продаже квот".

Понятно, признаваться открыто в жульнической подоплеке всей этой карусели никто не собирался, и официальные комментарии со стороны властей предержащих сводились к тому, что в результате торгов бюджет области пополнится именно теми деньгами, которых так не хватает для выплаты зарплат учителям и медработникам. Впрочем, при этом никто не удосужился пояснить, что, если бы в бюджет области не повадились шастать все кому не лень с мешками и сумками, то учителя и медработники, наверное, не бедствовали бы. Деньги имели свойство испаряться из областного бюджета. Так испарились восемьдесят миллионов дойчмарок, предоставленные в кредит Полесской области немецким национальным банком, и когда разговор заходил об этих деньгах, губернатор только опускал взор, а потом метал громы и молнии, требуя не заниматься провокациями.

В общем, то, о чем твердили так давно, свершилось.

Сначала в прессе появилась информация о порядке и правилах проведения аукциона. А потом начали нагнетать напряжение. С утра до вечера газеты и местное телевидение бубнили об интригах вокруг аукциона, поминали тех, кто не дожил до него, - убитых табачных дельцов. Наконец под звуки фанфар и славословия вторые торги за квоты открылись.

Проводился аукцион примерно так же, как и первый, и у участников появилось ощущение, как и в прошлый раз, что грядет наглое надувательство. Правила проведения аукциона рождались где-то в глубинах администрации области, разрабатывались людьми, которые или вообще не понимали, что сочиняли, или понимали это слишком хорошо. В результате опять не была назначена залоговая цена - то есть деньги, которые вносят участники конкурса перед началом торгов. Обычно фирма, выигравшая лот, обязуется уплатить в казну деньги, которые сама предложила, а если сумма вовремя не уплачивается, то залог остается у государства - эти предосторожности принимаются для того, чтобы липовые шарашкины конторы, на счету которых три рубля мелочью, не выкупали лоты за миллионы долларов, а потом, не уплатив, не уходили бы в тину, довольные жизнью и безнаказанные. И если и на этот раз залога при торгах не предусматривалось, значит, опять кто-то рассчитывал, что воду будут мутить именно такие фирмочки.

Прошлогодний аукцион обильно полил улицы Полесска кровью. В эти торги разыгрывали право на ввоз миллиарда штук сигарет - это полсотни миллионов стандартных пачек. Их разбили на три лота по триста тридцать миллионов штук. Проводил тогда торги в просторном зале в здании бывшего обкома партии, а ныне администрации области, бодренький вице-губернатор с воровато бегающими глазками. Перед ним на подобие трибуны выкладывались конверты с предложениями от фирм.

Первоначальная цена составляла полторы сотни тысяч долларов за лот. "Альтаир" - самая крупная табачная фирма области - предложила невиданную сумму - миллион долларов. В принципе, все присутствующие были уверены, что квоты достанутся ей. Генеральный директор "Альтаира" довольно потирал руки - он радовался до того мига, как на трибуну лег конверт с предложением от Управления военторга - вояки готовы были заплатить на сто тысяч больше. Остальные две квоты за полтора миллиона каждая скупила вообще малоизвестная фирма "Гуна", которая торговала всем, чем только можно, и исключительно небольшими партиями. Естественно, деньги она не перечислила, поскольку о таких суммах в "Гуне" только слышали, но никогда не видели наяву. Обладминистрация обещала разобраться с нечестивцами, подло сорвавшими торги, но ни Управление по борьбе с экономическими преступлениями УВД, ни налоговая полиция так и не удосужились побывать в офисе "Гуны". Возникало ощущение, что администрация играла в эту игру вместе с победителями торгов и игра была грязная.

В конечном итоге тогда право на беспошлинный ввоз трехсот миллионов сигарет получил военторг. Все знали, что директор военторга полковник Ложкин, один из самых известных ворюг области еще с доперестроечных времен, хорошо пограбивший в свое время группу советских войск в Германии, является настоящим, без дураков, авторитетом в преступной среде, носит подпольную кличку Полковник в законе и в настоящее время - правая рука Шамиля Зайнутдинова. И никто не сомневался, что вся эта афера с "Гуной" тоже была разработана ими. Таким образом они получили право на ввоз через военторг семнадцати миллионов пачек сигарет.

Квоты действовали до 31 июня, но коммерсанты успели ввезти только десять трейлеров. Слишком велики были объемы, слишком большие проворачивались деньги дошло до того, что Шамиль на закупки собирал деньги и у полесской братвы, и у московских бандитов, то есть пошел с шапкой по кругу - кто подаст под хороший процент. В результате залез в долги. И десять трейлеров - чуть меньше трети застыли на границе. Тогда наверху приняли решение поддержать предприимчивых земляков, и в нарушение всех законов вице-губернатор продлил действие квот. Пять трейлеров еще проскочили, оставшиеся пять таможня, вдруг вспомнившая при помощи оперативников ФСБ нормы российского законодательства, тормознула. Зависли огромные деньги. У Шамиля начинались очень серьезные неприятности. Нужно было что-то решать... И вот тогда стало ясно, что может табачная мафия. Вице-губернатор области отправился на поклон в Москву.

Он умудрился пробиться на прием к первому вице-премьеру. О чем они там говорили - тайна за семью, если не больше, печатями, но в итоге переговоров на свет появилось постановление Правительства "О продлении срока реализации". В результате всего этого Шамилевы фирмы и военторг оказались обладателями огромного количества сигарет по бросовым ценам, да еще неизвестно, сколько под эти лоты было ввезено контрабанды - тут вообще не сосчитаешь. Устоявшийся баланс интересов между различными группировками табачного рынка летел к чертям. И началась в городе свара. Конкуренты решили, что пришла пора окончательно выяснить, кто круче.

Пока гендиректор "Альтаира" мучительно раздумывал, что делать с Шамилем Зайнутдиновым, тот в резкой боксерской манере быстро сориентировался, как, кого и куда бить. И "альтаировца" расстреляли у подъезда его собственного дома. После чего по городу покатилась большая разборка.

Московские братаны, тесно завязанные с "Альтаиром", вынесли Шамилю приговор.

- Будем эту шпану на место ставить, - сказали они. А были они ребята серьезные. И на место решили ставить крепко.

Для начала вечерочком почти в центре Полесска уложили одного и тяжело ранили второго из ближайших подручных табачного короля. Киллеры подошли к ним у продовольственного магазина, попросили закурить, услышав, что те не курят, открыли беспорядочную стрельбу. Это был анекдот сезона: у некурящего сигаретного бизнесмена попросили закурить и расстреляли за сигаретные разборки.

По самому Шамилю врезали из автомата на подъезде к его дому, но водитель сумел вывести изрешеченный "Гранд-Чероки" из-под обстрела.

Несмотря ни на что, Шамиль Зайнутдинов продолжал упрямо переть вперед, но это давалось ему недешево. Он осунулся, начиная понимать, что перегнул палку. И вздрагивал, когда на улице раздавался хлопок глушителя проезжающего автомобиля, - ему казалось, что пуля ищет его.

- Охрану нормальную нанимаем. - Бывший спец из Федеральной службы охраны, теперь руководивший у табачного короля службой безопасности, развернул перед Шамилем план охраны драгоценного тела. - Если боец получает ранение, то платим пять тысяч долларов. Будет по три-четыре человека в двух машинах сопровождения. И еще нужна лишняя машина-обманка. Больше машин - больше шансов. Ведь киллер не знает, в какой машине находится объект. Если у нас три машины, взвод нужен для того, чтобы напасть. Второй вариант - взрывное устройство. Направленный взрыв. Его надо тоже учитывать. Методы борьбы отработаны... Снайпер. Он может с высоты на расстоянии до километра бить. Так же надо учитывать, прикрывать бронещитами и телохранителями при выходе на открытые места и не задерживаться на свежем воздухе...

Шамиль, не собиравшийся расставаться с жизнью во цвете лет, кивал и отстегивал деньги на охрану. Чуть позже он прикупил по случаю бронированный "Мерседес" за триста тысяч долларов - ему сказали, что это дешево. Правда, при этом бывшие соотечественники, всучившие ему это чудо автомобильной промышленности, бессовестно его надули, продав не заводской бронированный лимузин, а обычный, усиленный, покрытый броней "Мерседес" представительского класса. Тот быстро пошел трещинами, но от выстрелов действительно защищал. Теперь передвигался Шамиль по городу в сопровождении не менее двух машин с боевиками из подконтрольного ЧОПа. Выскакивал он из машины, прикрытый по науке с двух сторон бронещитами и телами охранников в бронежилетах, быстро просачивался в офис или домой, перед этим телохранители вытряхивали все урны в поисках взрывных устройств. Шамиль издергался и все больше терял вкус к жизни. Ситуация все больше казалась патовой.

Это все происходило в Полесске, но разборки по поводу злосчастного аукциона по квотам шли и в Москве, где мерялись силами крыши "Альтаира" и Шамиля. За "Альтаир" подписывался один из действующих генералов ФСБ. За Шамиля выступал кое-кто из кабинета министров. Правда, на том уровне машины не взрывали и снайперы со взрывниками могли не рассчитывать на заказы. Там все решалось тихо, покойно и интеллигентно. "Мочили" там в тиши кабинетов, и не физически, а административно, но тоже очень болезненно. Так или иначе, постепенно страсти улеглись. Все вернулось на круги своя. Горячая война закончилась, начиналась холодная, с позиционным противостоянием. И вот назначены новые торги за квоты. И Шамиль опять решил свое не упускать.

В мире бизнеса, в областной администрации последние дни только и разговоров было, что о торгах. Все были уверены, что Шамиль решил новый аукцион выиграть любой ценой и опять держать остальные фирмы на голодном пайке, потихоньку приближаясь к своей, в принципе, недостижимой мечте - монополии на распределение сигарет. Но и "Альтаир", у которого был теперь новый генеральный директор, тоже хотел торговать сигаретами. А вот фирма "Восток", которая еще несколько месяцев назад вполне могла бы побороться за квоты, после расстрела Глушко и правления Инессы реально ничего им противопоставить не могла...

И вот настал день торгов. Это был четверг, на город снова обрушилась жара и духота, и лучше всего было бы в такое время сидеть в охлажденных мощными кондиционерами офисах. Но какие там офисы?! Ведь начинались торги!

В самом начале вышел сияющий, как начищенная медная бляха, все тот же получивший печальную известность на прошлых торгах вице-губернатор, промямлил речь о благородных и гуманных целях аукциона, о денной и нощной заботе о простых гражданах, призвал, в порядке начальственной шутки, денег не жалеть. В общем, привычная словесная лабуда - как говаривал Остап Бендер в "Двенадцати стульях": "Деньги пойдут сиротам".

То, что началось после этого, вызвало в зале нервные смешки. Когда стали вскрывать конверты, то выяснилось, что лоты берет очередная малоизвестная фирма "Сахалин". Те, кто был знаком с расстановкой сил, знали, что верховодит в ней жена начальника военторга. И стало ясно - Шамиль не угомонился и опять решил обвести всех вокруг пальца.

Деньги представитель "Сахалина" предлагал за лот такие, что дешевле было бы просто ввозить сигареты и честно платить все таможенные сборы.

- Лот три - фирма "Сахалин" - два миллиона долларов, - сообщил вице-губернатор.

По залу пошел глухой гул, потом послышались возбужденные выкрики:

- Опять прокинули? Класс!

- Надули, в натуре!

- Тише, господа, тише, - пытался восстановить порядок вице-губернатор.

- Жулье в законе, - бросил в сердцах новый генеральный директор "Альтаира" и вышел из зала. Спорить с ним никто не стал...

- Интересно, что все это значит? - произнес Ушаков, который по радио слушал взволнованный репортаж корреспондента местного радио с сигаретных торгов.

- Очередная шамилевская афера, - отмахнулся Гринев. - Он снова поставил всех в позу...

- Мы думали, что он возьмет лоты. А он не стал даже бороться за них, заметил Ушаков. - Просто сорвал аукцион.

- Выходит, ему вообще не нужно, чтобы в область ввозились льготные сигареты, - сделал напрашивающийся вывод Гринев. - Значит, он наладил такой канал контрабанды, который перекроет все.

- Или дернул где-то большие деньги, - добавил Ушаков.

- Когда же его грохнут, гада?

- Наверное, уже скоро...

Гринев почесал в затылке и кинул:

- Сволочи.

Глава 5 ГЕРОЙ-ЛЮБОВНИК

Дон Педро, любитель и любимец красивых женщин и казино, беззаботный прожигатель жизни, привыкший зарабатывать много денег и легко, изящно тратить их, сказочно преобразился за несколько дней пребывания в камере. Он стал каким-то мятым, неухоженным, взор потух, и только время от времени в нем вспыхивало отчаяние. Несмотря на то, что последние пять лет, начав с браконьерского копания янтаря, пройдя через бурные шторма мелкооптовой торговли и прибившись в прибыльную сигаретную заводь, он редкий день не нарушал российские законы и прочно сдружился с криминалом. Пока ему везло, и он на своей шкуре еще не попробовал, что такое тюремная камера. А компанию ему в камеру подобрали самую дрянную, чтобы он почувствовал, что его ждет в ближайшие годы. На него перемена места обитания подействовала убийственно.

Ушаков знал, что часть крутых - бандитов или бизнесменов, заброшенных волею злой судьбы на нары, - довольно быстро адаптируется и находит себе более или менее достойное место в тюремной иерархии. Других враждебная обстановка приплющивает так, что люди становятся готовы на все, лишь бы хотя бы на месяц, да что там на месяц - на день сократить пребывание в этом заведении. Тяжелее всех приходится тем, кто привык жить роскошно и считал, что эта роскошь неотъемлемое свойство его существования на земле, награда за какие-ю непонятные его достоинства. Таким хлебать баланду особенно противно. И они часто вообще готовы наложить на себя руки.

- А почему мы беседуем без адвоката? - в первый разговор попробовал Дон Педро качать права.

- А зачем адвокат людям, которые скоро станут друзьями? - удивленно спросил Ушаков.

- Я не понял, - недоумевающе посмотрел Дон Педро на начальника уголовного розыска и его заместителя.

- Потому что ты влип, - разъяснил Ушаков. - Ты нуждаешься в помощи. А мы те люди, которые могут помочь тебе. Кстати, в отличие от адвоката, не на словах, а на деле. Притом совершенно безвозмездно.

- Я не нуждаюсь ни в чьей помощи, - решил запереться, как моллюск, в раковину враждебности и недоверия Дон Педро.

- Это почему? - осведомился Гринев, подходя к Дону Педро и нависая над ним всей своей массой.

- Потому что я не виноват ни в чем. Я не сделал ничего плохого.

- Заявление спорное, - произнес Ушаков. - Конечно, Глушак был не подарочек, и в том, чтобы его завалить, может, ничего плохого и не было. Вот только по этой статье вышка положена.

- Я стрелял в Глушака? - взвился Дон Педро. - Вы в своем уме?

- Заказчикам дают больше, чем исполнителям, - скучающе проинформировал Ушаков.

- Меня самого чуть не убили!

- Ну да, - поддакнул Гринев. - У Колпашина - пуля в груди. Глушак изрешечен весь. А ты жив. И тут же включаешься в дележ имущества покойного.

- В какой дележ?!

- У тебя какие отношения были с Инессой? - принял подачу Ушаков.

- Никаких.

- Отлично. - Начальник уголовного розыска положил перед коммерсантом фотографию, на которой сплелись в экстазе Инесса и Дон Педро.

- Это что? - сдавленно произнес Дон Педро.

- Это значит, что ты был под нашим контролем, - давил Ушаков. - Мы просто не знали, что вы решили с Инессой ее муженька завалить... Глушак - потеря для человечества небольшая, Дон Педро. И много за него не дадут. Но с каждым днем твоего молчания срок ты себе нагружаешь все больше...

- Получишь по минимуму, - в унисон подогревал допрашиваемого Гринев. - Да еще кореша твои судей подмажут, как положено. Отсидишь в пятой колонии. В нормальных условиях. Выйдешь досрочно. Красота.

- Я не убивал!

- Не бросайся такими словами, - сказал Гринев с угрозой. - Пойми, мы все равно тебя додавим. Просто это будет стоить тебе сил и здоровья. Экспертизами додавим. Очными ставками. А исполнителя мы, считай, установили.

- Где он?! Покажите! - воскликнул Дон Педро.

- Покажем, - заверил Ушаков. - Будешь ссориться с нами - получишь по максимуму. Да еще гарантирую тебе самый строгий режим из всех возможных. Представляешь, получишь лет двадцать. Выйдешь старым, с потерянным здоровьем, без денег. Никому не нужным. Ни одна баба, кроме шлюх дешевых вокзальных, на тебя не клюнет. Будешь питаться в общественных столовках, а на казино смотреть только с расстояния пушечного выстрела - ближе тебя охрана не подпустит... Красиво расписываете.

- Ты в камере поспрашивай. Там тебе скажут, что Ушаков слов на ветер не бросает...

- Я не убивал! Вы можете меня хоть расстрелять, но я не убивал...

- А что? - хохотнул радостно Гринев. - И расстреляют. Времена меняются. И гуманизму к бандитам в нашей стране долгожданный каюк приходит..,

- Подумай, что дальше будет, - сказал Ушаков. - Вскоре мы арестуем и Инессу как соучастницу.

- Да арестовывайте! - воскликнул Дон Педро. - У нее и спрашивайте. Может, она мужа и заказала!

Да, Дон Педро явно не был джентльменом. И с удовольствием опустил бы в камеру и Инессу, поскольку в одиночку отвечать за все ему скучно...

Первый допрос ничего не дал. После него Дона Педро стали таскать на задушевный разговор ежедневно, как на работу. Потихоньку он начал выдавать кое-какую, пусть не особенно важную, но любопытную информацию о табачных разборках, пролил свет на подоплеку некоторых разборов. Говорил он охотно на любые темы, кроме одной - убийство Глушко. Тут он сразу наглухо запирался и упрямо долдонил:

- Я не убивал.

Гринев с Ушаковым не первый год работали на пару и научились без матютов, спокойным тоном доводить людей до полного исступления. Отмороженных мерзавцев, не боящихся ничего и никого, они ввергали в черную депрессию и выдавливали из них явки с повинной. Работать они умели и практически не знали поражений. Кололи таких подонков, которые, казалось, колоться не должны были в принципе. Но Дон Педро не желал признаваться.

- Не убивал.

На пятый день он всхлипнул и заявил:

- Вы меня приперли так, что я не знаю, что делать.

- Признаваться, - посоветовал Ушаков.

- Признаваться, - усмехнулся Дон Педро. - Признаваться, да?

- А что, хуже уже не будет, - сказал Гринев.

- А лучше некуда, - кивнул Дон Педро.

- Точно.

- Хорошо, я подтвержу, что убил его. Пусть.

- Вот и отлично, - похлопал его Гринев по плечу. - Умнеешь не по дням, а по ночам. Начнем с исполнителя...

- Я не знаю никакого исполнителя. Потому что я никого не заказывал. Но я готов признаться... Давайте напишу все, что просите.

- Э нет, - покачал головой Ушаков. - Так не пойдет. Что, начинать разъяснительную работу сначала?..

И все шло по накатанным рельсам... Ушаков всеми правдами и неправдами сумел вывернуть следователю руки, в результате Дону Педро прокурорские работники избрали меру пресечения в виде заключения под стражу, хотя сделали это скрепя сердце - оснований было маловато.

- Упрямая сволочь, - в сердцах бросил Гринев, когда вечерочком подбивали итоги. - Надо бы Инессу арестовать. Чую, она тоже при делах.

- Ну да, - усмехнулся Ушаков. - Представляешь, какой хай поднимется: арестовали вдову убитого. Палачи в серых мундирах. И прочее.

- Журналюги. - Гринев сжал кулак,

- А уперся Педро крепко. Не сдвинешь.

...Другие дела шли ни шатко ни валко. Директора, "Титана" судья выпустил под залог, привязать его к взрывам машины и магазина не удалось. Пробитый напрочь исчез с горизонта, и могло статься, что он уже успел перебежать в Литву или Польшу. Коллеги там были ориентированы, Интерпол в известность поставлен. Кореец, по оперативным данным, находился все-таки в области, а не за рубежом, но затаился в каком-то укромном месте. Доходили слухи, что он готовит большой разбор с Шамилем, так нагло влезшим в его бизнес. Так что со дня на день ожидалась новая стрельба. Впрочем, Ушаков ничего не имел против того, чтобы Кореец хлопнул Шамиля.

Между тем приходили новости, которые проливали свет на многие события последних лет. Одну такую принес утречком Гринев. Он влетел ураганом в кабинет к Ушакову и крикнул:

- Вот сволочуга!

- Кто? - спросил Ушаков, не удивляясь поведению заместителя.

- Гурин! - Гринев хлопнул кулаком по столу. - Он документы получил об увольнении. И вчера на работку устроился. Знаешь, где теперь трудится?

- Где?

- Начальником службы безопасности в компании "АТК"!

- Даже месяцок для приличия не выждал. - Ушаков криво улыбнулся.

- Вот именно. - Гринев кипел, как перегретый котел. - Перешел официально работать к своему старому шефу - Шамилю. Теперь понимаешь, какие глубокие разработки "бандитский" отдел вел?

- Чего тут не понять.

- То есть он фактически признался.

И впрямь все окончательно встало на свои места. Просто так на следующий день опер не устроится работать к бандиту. Этот означало, что Гурин давно продался с потрохами. И материалы, которые подчиненный ему "бандитский" отдел УБОПа собирал на Шамиля и его банду, прямой дорогой на рецензию попадали к самому Шамилю. Это лучший способ брать с бандитов деньги - завести на них оперативное дело. И когда на твоего подопечного начинает копать кто-то другой, ты истребуешь материалы, поскольку у тебя давняя глубокая разработка, и продолжаешь в ус не дуть. Для галочек прикрываемый бандит сдаст кого-нибудь из своих шестерок - мелочь, которую не жалко, и ты доложишь, что в результате оперативной разработки нанес по группировке сокрушительный удар. И все себя чувствуют отлично, сыто, в безопасности - и опер, и бандит.

- Все, чаша терпения переполнена, - сказал Ушаков. - Будем ставить перед начальником УВД вопрос - с нашим УБОПом надо что-то решать. Выходить на Москву. Пускай она их в рамки вводит.

- Давно пора. Это же телестудия, а не оперативное подразделение, произнес Гринев.

Действительно, сотрудники УБОПа работали больше как киностудия. Они заваливались в масках, с автоматами в какой-нибудь притон, охаживали собравшихся там криминальных типов ногами и прикладами, все это снималось на видеокамеру и показывалось по телевизору с комментарием: УБОП провел очередную операцию, нанесшую сокрушительный урон организованной преступности... УБОП задержал тех. УБОП задержал этих. Народ, глядя в ящик, проникался мыслью, что единственная сила, противостоящая разгулу криминала в стране, - это УБОП. Вон лица закрыты, в руке - "АКМ", бандиту с размаху башмаком по ребрам! Красота! Вот только мало кто задавался простым вопросом: а что потом? А потом почти всех, кого задерживали с гиканьем и свистом, тихо отпускали.

- Уголовники поэтому УБОП и ФСБ любят - знают: налетят соколы стаей, поклюют, попугают и отпустят, - говорил Гринев. - А сотрудник уголовного розыска незатейливо попросит прийти к нему на прием, и после этого жулик возвращается из мест не столь отдаленных, сколь малонаселенных годков эдак через пять-шесть.

Ушаков давно ставил вопрос перед начальником УВД, что отдача от Полесского УБОПа минимальная. Пятнадцать преступлений, раскрытых в год, - это просто издевательство над здравым смыслом. Однако впрямую воздействовать на них возможности не было, поскольку подразделения по оргпреступности подчиняются непосредственно по вертикали Москве и начальник УВД на них влияния не имеет. Кроме того, какие-то малопонятные политические движения в верхах не позволяли полковника Еременко и его шустрых подчиненных призвать к порядку.

Собрав бумаги, Ушаков пришел к начальнику УВД.

- Что получается?! - воскликнул он, изложив свои соображения в свете последних событий. - Они фактически на содержании у бандитов. Какие еще нужны подтверждения?

Начальник управления угрюмо кивнул.

- Надо перед Москвой ставить вопрос, чтобы решать проблему кардинально. Еременко надо гнать поганой метлой вслед за Гуриным. Пора уже... Полторы сотни оперов занимаются тем, что заколачивают деньги и крышуют. А у нас двух человек нет, чтобы посадить исключительно на табачные дела. Это правильно?

- Да все я понимаю, - поморщился генерал.

- Пора решать.

- Не любишь ты своих коллег.

- Ничего подобного. Просто то, что они творят, ни в какие ворота не лезет.

Действительно, Ушаков относился к управлениям по оргпреступности в целом нормально, в отличие от того же Гринева, которого трясло при упоминании об УБОПах. Начальник уголовного розыска встречал многих прекрасных специалистов и честных людей в этой организации. Но с Полесским УБОПом головная боль была чем дальше, тем больше.

- Эх, - вздохнул устало генерал. Воодушевления на его лице не было.

Ушаков его прекрасно понимал. Он знал, насколько тяжело летать в высших слоях политической атмосферы, как нужно учитывать различные воздушные потоки и как важно не совершить промашку - шлепнешься и костей не соберешь. Поэтому Ушаков никогда не хотел быть начальником УВД.

- Надо решать, - настоятельно повторил Ушаков.

- Если надо, то будем решать. - Шаповаленко пододвинул к себе папку с документами, намекая, что разговор закончен...

Ох, если бы они оба знали, какую свинью собираются подложить им коллеги.

Глава 6 "ТАКОГО ВЫ ЕЩЕ НЕ ВИДЕЛИ!"

Лева Гутман по кличке Интеллигент, правая рука Шамиля Зайнутдинова, ждал очередного рейса. Сегодня русская команда, которую нанимала южнокорейская судоходная компания, после года плавания возвращалась на родину, где ее уже ждали заботливые бандиты.

Шамилю Зайнутдинову удалось окончательно закрепиться в аэропорту Полесска и перекрыть один из питавших Корейца финансовых источников. В отличие от большинства братвы, состоящей в услужении у Шамиля, Гутмана сам факт того, что у Корейца что-то отняли и окунули "косоглазую морду" в грязь, нисколько не радовал. Ему было плевать и на Корейца, и на братву. Его интересовало одно: сколько стоит. А стоила эта позиция, отвоеванная у Корейца, дорого.

Борьба за контроль над границами, перегоном транспорта, контрабандой, матросиками была в самом разгаре. В Кумаринском районе Шамиль, выиграв выборы и протолкнув свою марионетку в главы администрации, укрепился достаточно плотно. Но в Польше вместе с тамошней братвой Кореец держал позиции крепко. И из других погранпунктов выбить его людей никак не удавалось. Цеплялись они за свою территорию намертво и готовы были биться до последнего. Иначе и быть не могло. Деньги там крутятся немалые, почти такие же, как в табачном бизнесе.

У Шамиля была одна очень опасная черта - ему всегда хотелось всего. Он никогда не останавливался, захапав только часть. И, начав воевать за сферы влияния с Корейцем, он решил давить его до конца. Понятно, Кореец тоже не собирался оставаться в долгу. Неделю назад дошло до стрельбы у погранпункта в Суворовском районе, где столкнулись противоборствующие бригады. Двоих воинов Шамиля продырявили из пистолета, хорошо, не до смерти. Их залатали в закрытой частной клинике, врачи которой не имеют обыкновения о подобных происшествиях незамедлительно, как того требуют инструкции сообщать в милицию.

Война шла с переменным успехом. Но аэропорт Полесска был шамилевцами отвоеван, и Кореец теперь даже не выдвигал на него претензии, понимая, что тут все потеряно.

- Совершил посадку самолет, следующий рейсом 22467, - наполнил приятный женский голос, истекающий из динамикбв, просторное стеклянное здание аэропорта и его закутки - кафешки, служебные помещения и, конечно, зал для особо важных персон, где коротали время в ожидании этого рейса Гутман со своим помощником.

Гутман потянулся, отхлебнул глоток вишневого сока "Сантал". Молодой человек был трезвенником, берег свое здоровье, в меру занимаясь спортом пробежка, обязательно вечерняя, поскольку утренняя вредна, тренажеры. Гутман слишком любил себя и намеревался далеко пойти, так что разменивать здоровье на выпивку и курево не желал. Он презрительно поглядывал на развалившегося на низком кожаном диване и хрумкающего яблоко накачанного, с борцовской шеей и рассеянным взором помощника - старшего смены частного охранного предприятия "Янычар". Оно обеспечивало охрану прилетающих матросиков, а если точнее - то качественную и быструю их обираловку.

В зале для особо важных персон кондиционеры гоняли прохладный воздух, на столе стоял поднос с фруктами, минеральной водой. Кроме двух шамилевских приближенных, сейчас здесь никого не было.

"Борец" слишком легко для своей комплекции встал с дивана и подошел к большому, от пола до потолка, стеклянному окну. Он с удовольствием посмотрел на заруливающий к зданию, с гулом рассекающий винтами воздух "Ан-24".

- Вот. Денежки едут, - потер руками "борец". - Баксы, баксики.

- Едут, - кивнул Гутман. Напарник раздражал его - дальше некуда, но Интеллигент знал, что не имеет права даже жестом показать свое раздражение. Чувства мешают делам. Ссорятся с людьми по мелочам только дураки.

- Ща мы их сделаем. - "Борец" взял рацию и произнес: - "Сосна-два" говорит. Приготовились?

- Уже готовы, - послышался из динамика доклад - рация работала отлично, и голос казался близким.

- Баксы приехали, мужики.

Гутман чертыхнулся про себя. По рации такие вещи не говорят. Не хватало еще неприятностей из-за длинного языка этого кретина!

- Аккуратнее в эфире, - произнес Гутман.

- Не бойся, все под колпаком у дядюшки Мюллера, - засмеялся "борец". Ситуацию контролируем.

Действительно, все было под колпаком и под контролем.

Только вот у кого под колпаком - Гутману стало совершенно очевидно чуть позже. Когда через пару минут он, совершенно ошарашенный, не веря своим глазам, взирал, как только что приземлившийся "Ан-24" неожиданно развернулся и покатил к взлетной полосе. Будто собака, которую спускают с цепи, самолет подрожал на старте и резко устремился вперед. Короткий разбег - винтокрылая, с серебряным брюхом машина взмыла в воздух и вскоре исчезла, как галлюцинация. Улетела - и все...

- Это как? - только и выдавил обалдевший "борец".

- Это баксы улетели, - зло кинул Гутман. Тут дикторша сообщила, что по техническим причинам самолет, следовавший рейсом 22476, отбыл обратно в Варшаву.

Какие технические причины могли вынудить приземлившуюся машину снова взмыть в воздух с экипажем и пассажирам"?!

- Кореец их там вытрясет - и все будет нормально, - добавил Гутман.

- Ух, ешкина мать! - "Борец" нервно усмехнулся. - Косоглазый, блин, дает.

Тут зазвонил на столе лежавший рядом с подносом с фруктами сотовый телефон Гутмана. Отдаленно знакомый бодрый, уверенный голос произнес:

- Здорово, Интеллигент. Ты, сынок, передай Шамилю, что я его в зад имел.

- Передам, - пообещал Гутман, стараясь, чтобы голос его наполнился зловещим обещанием. - Обязательно передам.

- Для справки - это Кореец.

- Я уже понял.

- Ну, бывай, Интеллигент. Совет - меняй хозяина. Твой долго не протянет.

Гутман выключил сотовый телефон, задумчиво глядя на взлетную полосу. В чем-то Кореец прав. Шамиль долго не протянет. Такие вообще долго не тянут.

Действительно, Зайнутдинов уже перебрал количество годков, отпущенных среднестатистическому бандиту, забравшемуся на такие высоты. Его предшественник - Леха Кругляш, державший всю область в ежовых рукавицах, убитый в позапрошлом году, - наслаждался жизнью куда меньше. Смерть ходит по пятам за бандюгами. И не слишком мешкает, чтобы взмахнуть косой. Вот только сам Кореец, похоже, протянет еще меньше...

Гутман опять подумал о том, что надо в этой жизни оглядываться почаще, чтобы вовремя соскочить со сходящего с путей вагона. А еще лучше соскочить с него, прихватив часть кассы...

Интеллигент не любил бандитов. И был бы рад не иметь с ними никаких дел. Да вот только постоянно приходили на ум слова из "Золотого теленка": "Все крупные состояния нажиты нечестным путем". Это закон общемировой. Хочешь быстро и просто заработать много денег имей дела с бандитами, а лучше сам стань им...

Глава 7 ТЕЛЕДЕСАНТ

В субботу и воскресенье Ушаков решил во что бы то ни стало отдохнуть. У него с женой была годовщина свадьбы. Они решили отметить ее скромненько никаких гостей домой не приглашать, в рестораны не ходить. Это был их праздник, настоящую цену которому знали только они двое. По-разному получалось в их жизни. Было и трудно. И разводиться, бывало, хотели. И, что греха таить, иногда загуливали оба на сторону. А потом все равно прощали друг друга, потому что с годами пришло понимание - они будут вместе до гроба, что бы ни случилось.

В тот день он ушел с работы пораньше. Он вывел из гаража свой видавший виды, едва шевелящийся, пенсионного возраста "жигуль" шестой модели, сменить который на новую машину стало просто невозможным послед знаменитого дефолта, когда зарплата начальника розыска рухнула к ста долларам в месяц, а побочных доходов не предвиделось. Но машина пока вроде бы пыхтела и вертела колесами довольно бодро.

- Рацию выключи, - потребовала Светлана, когда ой уселся за руль, привычно положив под руку свою "Моторолу".

- Зачем?

- Тебя опять вызовут.

- А мы не вызовемся.

- Вот поэтому и выключи.

- Нет, не могу!

- Ох, Ушаков, -покачала она головой. Она знала, что, если что-то стрясется серьезное, его не удержать. Он сядет в машину и двинет на происшествие, будет руководить раскрытием, намечать версии, опускать подозреваемых в камеры, не спать ночами, не глядя на часы и не обращая внимание на то, что сердце покалывает и голову сдавливает обручем. Это вбито в него так глубоко, что возражать бессмысленно.

Дорога на косу - узкую песчаную стрелу, на несколько десятков километров вонзившуюся в Балтийское море, - была перекрыта шлагбаумом. За въезд на машине драли приличные деньги, но к милиции, понятно, это не относилось. А начальника уголовного розыска охранникам в таком месте положено знать в лицо, так что шлагбаум немедленно поднялся и охранник козырнул.

Коса давно была объявлена заповедной зоной, всякое строительство здесь было запрещено. Естественно, "новорусские" коттеджи как поганки вырастали и здесь, но не так густо, так что большая часть пространства все-таки оставалась нетронутой. В основном новые хозяева жизни строили свои поселки на территории бывших домов отдыха. Ну и в пионерлагерях - они пали первыми, поскольку областное начальство рассудило, что пионеров теперь нет, значит, и лагеря ни к чему, а деньги, которые предлагали за участок под коттедж на косе, перевешивали все доводы разума и новокаином обезболивали уколы совести.

Коса сильно пострадала три года назад, когда по ней прошел небывалый ураган. Ураган выворачивал вековые сосны, которые не могли надежно зацепиться корнями за песчаную почву. По лесу будто прошлось какое-то чудовище. И уже три года лесхоз собирался вывезти распиленные деревья. Но никак не мог собраться.

"Жигули" свернули с главной дороги и вскоре остановились перед металлической оградой, за которой высились островерхие черепичные крыши отеля. Охранник присмотрелся к гостю, узнал его, кивнул, здороваясь, и побежал открывать ворота.

Отель назывался незатейливо - "Хауз", что по-немецки означает дом, и принадлежал старому приятелю Ушакова. Раньше на этой территории располагался профилакторий стеклозавода имени Двадцать второго партсъезда. Завод почти что загнулся, профилакторий приватизировали, и новый хозяин решил построить здесь приют для немцев, которых тянуло на косу как магнитом. На месте старых деревянных домишек вознеслись чистенькие дома в немецком стиле, с красной черепицей, дымчатыми окнами, зацвели цветы на клумбах, дорожки вымостили плиткой, все сияло чистотой, давило порядком. Надписи были на немецком языке, персонал тоже без напряжения лопотал по-немецки, номера стоили до двухсот марок в сутки. Немцы, приезжавшие сюда, глядя на окрестные сосновые леса и белые песчаные дюны, прислушиваясь к ласковому шепоту волн, могли помечтать о том, что они в Германии, что произошло чудо и коса опять немецкая.

Ушакова здесь всегда ждали свободная комната для гостей и добрый ужин. Два года назад он вытащил Палыча - хозяина - из такой передряги, что тот был благодарен до конца жизни. Денег начальник розыска за всю свою службу не брал ни с кого ни копейки, а вот воспользоваться гостеприимством владельца "Хауза" иногда не отказывался.

- Давно не был, - улыбнулся приветливо Палыч, встречая Ушакова у машины.

- Дела, дела, - развел руками начальник уголовного розыска.

Палыч обнял Ушакова,

- Совсем забыл нас, Василич.

- Не совсем, - возразил тот. - Видишь, приехал.

- Молодец...

- Мы со Светкой обнаружили, что двадцать пять лет назад пили шампанское на своей свадьбе. Так что не просто так приехали.

- Серебряная свадьба, - кивнул хозяин "Хауза".

- Старые стали, Палыч, - вздохнул Ушаков грустно. - Совсем старые.

- Кто старые? Мы старые? - усмехнулся Пальл. - Не преувеличивай, Василич. Вся жизнь впереди.

Ушаков кивнул. Он ощущал с болью, как уходят годы, Уходят незаметно, день за днем...

Хозяин указал своему помощнику, облаченному в красную фирменную одежду отеля:

- Вещи в третий номер.

Тот кивнул, подхватил сумки и потащил их к коттеджу.

- А мы идем в ресторан... Стопка водки, как?

- Стопку можно, - согласился Ушаков. Народу в "Хаузе" было немного несколько немцев и один затесавшийся в их компанию швед.

Ушаков хлопнул с Палычем по стопке в баре на втором этаже главного корпуса. Потом еще по одной, стало легко.

- Хватит, - прикрыл он ладонью стопку.

- Пока хватит, - уточнил Палыч.

- Точно... Пошли, прогуляемся, - кивнул Ушаков жене.

Они спустились вниз, по мощеной дорожке прошли к выходу с территории. Вокруг отеля раскинулся лес, волны лизали белый песок, вдали из травы и деревьев поднимались оголенные дюны - с годами они сдвигались, меняли форму. Воздух был упоителен. Жара отступила, клонившееся к горизонту солнце ласкало, а не палило кожу.

- Гутен таг, - поклонился немец - старик-одуванчик, на его руку опиралась седая старушка, тоже улыбнувшаяся.

- Здравствуйте, - улыбнулся в ответ Ушаков, и его кольнуло грустью.

Палыч рассказал, что эти двое стариков-немцев жили в этих местах еще до войны, детьми. То, что для большинства людей на планете было далекой историей Вторая мировая война, бомбежки, проводы частей вермахта на фронт, авианалеты, встреча фюрера, когда воодушевленные толпы мечтали об одном - увидеть его, поймать на себе хотя бы мимолетный его взгляд, а потом огненный вихрь и русские танки на улицах Полесска, - для них это было их личным прошлым. И оно с годами становилось гораздо четче, яснее, понятнее настоящего, которому они принадлежали чисто формально, доживая в нем последние годы.

Ушаковы присели на берегу, на перевернутой лодке, рядом с доской от серфинга, и смотрели на чистую воду.

- Смотри! - с детским восторгом воскликнула Света.

- Ух ты! - присвистнул он.

На отмель в двадцати метрах от них неторопливо выбирался кто-то небольшой, но солидный, черный, влажный.

- Бобер! - ударила слабо, чтобы не спугнуть, в ладоши Света.

- А вон еще один! - ткнул Ушаков в другую тень.

Живности на косе было полно. Зал ресторанчика "Хауза" украшали чучела птиц и животных, которые водятся здесь.

Они сидели, взявшись за руки и глядя вдаль, где уже вспыхивала на вечереющем небе крохотная яркая искра маяка. Все было наполнено чистой грустью. Здесь была другая планета. Куда лучше той, с которой они прилетели. И очень не хотелось возвращаться на грешную землю с грешными делами.

Ужин был отменный - в ресторане при свечах. Света, раскрасневшаяся от вина, смеялась и была счастлива. ., Они раздавили бутылочку, потом другую, налили немцам. Ушаков сразился с двумя фрицами - молодым и пожилым в бильярд и разбил их начисто. Это талант - не убавить, не прибавить. Он вполне мог бы зарабатывать себе на жизнь, гоняя кием шары в бильярдных, так что победить немцев для него никакого труда не составило.

- Капут, Сталинград, - засмеявшись, поднял руки вверх пожилой немец.

Ушаков видел, что немец расстроился. Немцы страшно не любят проигрывать и всегда мечтают взять реванш. Но тут им реванш явно не светил, поэтому просто Ушаков пошел и хряпнул с ними по стакану водки.

Вечер удался. И так бы он и закончился в тишине и дфотворенности, если бы не подлый ящик, работаю-ий в углу. Передавали "Итоги".

- Наш специальный репортаж - из Полесской области, - шевеля усами, многозначительно произнес известный телеведущий, интригуя обещанием очередного разоблачения. - Хочу только заметить, что наша съемочная группа в процессе подготовки этого материала подвергалась невиданному давлению. И у нас были основания опасаться за жизнь журналистов. Нашлись люди, которые помогли им выполнить свой долг. Но об этом в самом репортаже.

- Сделайте погромче, - попросил Ушаков барменшу.

- Я сам. - Палыч взял пульт, сделал погромче и включил видеомагнитофон на запись. И с экрана полезло такое!

В первых кадрах возникла панорама Полесска, порт с ржавыми, вставшими на вечный прикол кораблями. Потом один за другим менялись картинки. Вот логово Шамиля, развлекательный комплекс с казино и стриптиз-шоу "Золотой шельф". Вот его же вотчина - валютный отель "Континенталь". Вот янтарный разрез. Вот погранпункт в Кумаринском районе с вереницей машин перед ним. Все это сопровождалось комментариями о невиданном разгуле преступности в Полесской области. Вспомнил комментатор добрым словом и контрабандистов-сигаретчиков, и потопленный, распроданный рыбный флот, и дикие махинации в торговом порту. И янтарь вспомнил. Ничего не забыл. Со многим Ушаков готов был согласиться. Он хоть сейчас бы подписался под словами о коррупции в окружении губернатора. И о разворованном бюджете. Факты, конечно, были слегка перевраны, слегка подтасованы, но в целом соответствовали действительности. Если бы на этом репортаж и закончился...

- Кто же им информацию дал? - задумчиво произнес Ушаков, глядя на экран.

- А что, трудно эту информацию найти? - недоуменно спросил Палыч.

- Не так легко. Все систематизировано. Как в толково составленной справке.

После фактов начались умозаключения и домыслы. Тут журналисты порезвились вовсю, направо и налево нашлепывая ярлыки. Выяснилось, что мафию можно было бы победить давно, если бы не покровительство самых высоких чиновников. Например, вконец заворовавшегося губернатора области - тут Ушаков был согласен. И начальника УВД, который на корню зарубил все попытки расследовать факты коррупции. Да и вообще, генерал Шаповаленко является лучшим другом губернатора, который вытащил его непонятно откуда.

- Эка вашего начальника приложили, - покачал головой Палыч.

- Все ведь с ног на голову поставили, - возмутился Ушаков. - И не краснеют.

Дела обстояли как раз наоборот. Действительно, губернатор в свое время согласился на назначение начальника УВД, решив, что тот человек из армии, не совсем понимает, где очутился, а на практике проверено, что с задубевшими от скитаний по военным городкам и полигонам армейскими договориться куда легче, чем с хитрыми ментами. Вот тут губернатора и ждал сюрприз. Шаповаленко оказался из почти вымершего племени честных чиновников. Мзду не брал. Никакие шкурные дела не обтяпывал. В бизнес своих родственников не пропихивал. В общем, был человеком неуправляемым. И постепенно начал прижучивать всех, включая областную администрацию. Именно при новом начальнике УВД пошли дела по янтарному комбинату, рыбфлоту. И по сигаретам. Были привлечены к ответственности несколько шишек из властного олимпа и парочка наиболее доверенных бизнесменов. В результате губернатор каждые три месяца слал "телеги" в МВД России, призывая снять распоясавшегося держиморду с должности, но в МВД на эти призывы внимания не обращали, поскольку знали, что из себя представляет областной руководитель и какова ему цена...

Дальше законспирированным голосом, будто пытаясь проглотить микрофон, на фоне морского порта корреспондент НТВ с придыханием вещал, что за ними была слежка, их пасли с момента схода с трапа самолета милиция и криминальные структуры, и члены телегруппы рисковали своей жизнью на каждом шагу. И так бы и сложили они буйные головушки на негостеприимной полесской земле, если бы не помощь истинных слуг народных, отважных оперативников областного УБОПа.

- Приехали, - всплеснул руками Ушаков, уже начавший подозревать, к чему все идет.

В общем, суть репортажа сводилось к одному - УБОП знает наперечет всех бандитов (а кто их не знает), готов их хоть завтра всех взять и упечь на Колыму, но губернатор и начальник УВД не дают им вздохнуть.

- Мать твою! Вот наглецы, - покачал головой Ушаков.

- Приложили вас, - усмехнулся хозяин "Хауза".

- Ох, что сейчас начнется...

Он потянулся к рации, лежащей по привычке под рукой, и выключил ее, решив, что в воскресенье он отдыхает. Перед понедельником надо хорошо отдохнуть. В понедельник в УВД откроется сумасшедший дом. Да, доблестная спецслужба пустилась во все тяжкие.

- Вот идиот, - прошептал он.

Слово это относилось к начальнику УБОПа...

Глава 8 СПЛЕТНИЦЫ

- Как тебе причесон? - спросила Вика, возникая на пороге.

- Вызывающе слегка, - сказала Лена.

Вика подстриглась чуть ли не "под ноль".

- Почему? Что, спрашивается, такая калоша, как я, не может тряхнуть стариной?

- Может.

- В Голливуде одно время мода была - налысо брились и прически краской рисовали. - Вика скинула туфли, обулась в мягкие, пушистые тапочки и прошествовала на кухню, на которой не одному человеку перемывались косточки, смаковалась не одна сплетня.

- Знаешь, я у Рудика больше стричься не буду. Макс - у того рука легче. Вика уселась на мягкое сиденье уголка и вытянула ноги, проведя пальцем по стежку на чулке - только что где-то зацепилась.

- Макс берет больше, - возразила Лена.

- Господи, десять долларов туда, десять сюда - какие проблемы...

- Ты слышала. Дона Педро арестовали. - Лена начала колдовать над туркой. Фирменную кофеварку она отставила в сторону, придя к выводу, что кофе, приготовленный в турке, все-таки лучше. Нужно, конечно, готовить на углях, но на кухне места углям не было.

- Говорят, это он Глушака заказал... Я, кстати, так и думала. Помнишь, перед всеми этими кровавыми делами я тебе еще говорила, что у Инессы с Педро шуры-муры. Я еще тогда прикинула - его подлая рука здесь.

- Слушай, что это за люди такие? - воскликнула Лена зло. - Сегодня обнимаются, друг другу в дружбе клянутся. А завтра киллеров посылают.

- Знаешь, мой муженек как говорит?

- И как он говорит?

- В нашем бизнесе, говорит, друзей нет. - Вика потянулась так, что косточки хрустнули.

- Не он один так говорит, - поморщилась досадливо Лена. - Это их любимая присказка.

- Я единственно чего не понимаю - почему милиция Инессу не берет? Наверняка с ее ведома муженька прихлопнули.

- Наверняка. - Лена вздохнула. - Мне рассказывали, она просто взбесилась, когда ее из "Востока" попросили.

- Поживилась-то она там не хило. У нее сейчас мечта - как можно больше денег из всех вытрясти и умотать в Англию.

- Чего она в Англии делать будет? - усмехнулась Лена. - Она кроме русского языка никакого не знает. И не выучит.

- Выучит. А потом окрутит какого-нибудь лоха английского побогаче. И будет ему наставлять рога.

- Вот стерва.

- Еще какая.

- Господи, как же я ненавижу их! - с чувством воскликнула Лена.

- Это ты зря. Ненависть, подруга, иссушает. Смотри на вещи философски, порекомендовала Вика.

- Я боюсь, - негромко произнесла Лена. - И с каждыми днем боюсь все больше... Инесса. Она же тут орала, что Арнольду все это так не пройдет. На что она способна?

- На все... Но сейчас ее прижали. Так что Арнольд выживет... Пока выживет.

- Что значит пока?

- А потом как получится.

- Вика, ты чего такое говоришь!

- Я шучу... Повторяю, подруга: не дергайся. Все вокруг какие-то дерганые. Мой вон тоже какой-то ошалевший стал. После торгов за квоты вообще лицо перекривило, будто бутылку рыбьего жира выпил. Все твердит, что новые разборы грядут. Без телохранителя из дома не выходит.

- А тебе?

- А мое тело он не настолько ценит, чтобы его хранить... Козлы они, я тебе скажу. Говорю же, их надо принимать такими, как они есть. То есть обычными козлами.

- Попробуй, как лучше - из кофеварки или из турки? - Лена разлила кофе по маленьким чашечкам. Вика сделала небольшой глоток, причмокнула.

- Так лучше. Чего-то добавляешь?

- Кое-что.

- Дашь рецепт? Или секрет?

- Конечно, дам.

- Хотя у меня все равно так не получится. - Вика еще раз глотнула кофе, блаженно прижмурилась. - На кофе рука легкая должна быть. Это или умеешь, или не умеешь. Как и на деньги. Они или липнут к рукам, или не липнут. Будь ты хоть академик, хоть дебил - не влияет. Вон Глушак, дурак дураком был, но деньги к нему рекой текли. А доктора наук на помойках бутылки собирают. Потому что у него рука на деньги легкая была. Понимаешь, подруга?

- Как не понять.

Вика пригладила волосы:

- Знаешь, а мне нравится. Причесываться не надо. Просто и практично... Давай тебя так же обкорнаем... Я Макса попрошу. Он тебя воткнет вне очереди... Смотри, кажется, просто так взять и обкорнать. А каждая волосинка на своем месте. Где больше снять, где меньше - мастер, одним словом... Да еще голову помассировать... У него такие пальцы, подруга. Аж дрожь пробирает.

- Сильно пробирает? - усмехнулась Лена.

- Да как бы не пробирала - что толку? Все равно он голубой. Женскими модельерами и парикмахерами могут быть только голубые. Ты что, не знала?

- Наверное, преувеличение.

- Ни фига не преувеличение... Ну как, спросить?

- Ну, спроси, - кивнула Лена рассеянно.

- И будет нас две лысые старые калоши, - довольная, засмеялась Вика... Коньяк в кружку, - велела она, ткнув в кофейную чашку пальцем.

Лена вытащила бутылку "Наполеона". Ритуал был отлажен. Было ясно, что полбутылки они уговорят.

Вика захмелела быстро.

- Кстати, у моего тоже дурная идея, - сообщила та. - Какой-нибудь домишко в Англии прикупить.

- Чего им эта Англия сдалась?

- Нравится. В общем, в Лондон свинтить. Навсегда. В больше сюда ни ногой... Казик надерется и как заведенный повторяет: "Пора делать ноги". Уже год я это слышу... У него идея глубоко засела - сорвать где-то большие деньги. Не сотню-другую тысяч долларов, а действительно большие. И рвануть отсюда подальше.

-Почему?

- Боится, подруга. Они все боятся. Потому что страшно. Будем, - она подняла стопку коньяку.

- Страшно,-кивнула Лена.

- На войне как на войне. То одного пулей снесет. То от другого воронка останется. У них крыша и едет... Знаешь, когда он узнал, что Глушака и Арнольда подстрелили, что он делал?

- Что?

- Захохотал, как идиот... Подруга, все вокруг чокнутые, но надо и к этому относиться философски... А сейчас муженек говорит, что домик за бугром крошечный, комнат на тридцать, присматривает.

- Что, сорвал большие деньги? - заинтересовалась Лена.

-А он мне говорит? Он же козел... Они все козлы, подруга... Это что, последняя бутылка коньяка?

- Есть еще.

Глава 9 ЖЕНЩИНА-ВАМП

Как Ушаков и ожидал, в понедельник начался сумасшедший дом. Начальнику УВД звонили из аппарата министра, требовали отчеты по каждой из служб. На среду генерала вызвали в столицу на ковер. И чем это все кончится - никто не знал.

- Здорово они нам врезали, - кипел Гринев. - Прямо под дыхало. Хуже бандюганов. Уроды поганые.

- Да, выдали стране угля, - нерадостно улыбнулся Ушаков и поглядел в окно своего кабинета, за которым собирался дождь. К дождю грудь как-то сдавливало.

- Ты мне объясни, непонимающему, какая такая наружка топала за этими телевизионщиками от самого самолета? - завопил Гринев. - Кто?

- Дед Пихто, - произнес Ушаков. - Мы вообще не знали, что телегруппа НТВ здесь!

- Брешут и брешут... Телевизионщикам еще по ордену за мужество дадут после этого репортажа.

На самом деле в УВД никого до сей поры не волновало, кого из представителей центральных СМИ приглашает в область УБОП. У "оргпреступников" имелась своя мощная пресс-служба, ребята там работали ушлые, усвоившие все законы рекламы, в том числе главный - сто раз повторенный по телевизору тезис становится для зрителя личным убеждением. Поэтому с утра до вечера они трудились, чтобы не менее трех раз в сутки горожане слышали: единственная служба, которая защищает их покой, - это УБОП. К этим играм Ушаков относился спокойно, по старинке считая, что работает не за славу, а за совесть, и оперу лишняя реклама ни к чему. Ну кто, спрашивается, мог ожидать, что руководство УБОПа пустится во все тяжкие?

- Вообще, чего это московских телевизионщиков заинтересовали судьбы нашей области и подвиги УБОПа? - спросил Гринев.

- Это какие-то интриги в высших эшелонах власти, - сказал Ушаков, потирая затылок. - Подкоп идет под губернатора. Кое у кого свои взгляды на будущее области и на доходы со свободной экономической зоны. И тут как раз подвернулись наши коллеги со своими обидами. Их и использовали как дурачков. В результате те, кто в Москве это все затеял, достигнут своей цели...

- А наших затейников выкинут, как конфетные обертки, в урну, - кивнул Гринев. - Да, если ума нет, то и не будет. Я начальника нашего УБОПа знал, когда он еще лейтенантом был. Я ему говорил, что старшим лейтенантом ему не стать... А ты глянь, уже полковник. И такой же дурак, каким в лейтенантах был...

- Ладно, чего шуметь. Теперь жди комиссию из министерства.

- Пускай едут, - с угрозой произнес Гринев. - Я им все выскажу. И кто кому не дает с бандитами бороться. И кто крышу Шамилю и Корейцу все годы держал. За мной не заржавеет.

- Не спеши, - сказал Ушаков. - Это политика. Посмотрим, чем кончится.

- Хреново кончится.

- Может, и не совсем. Сейчас пришлют из Москвы оперативную группу. И поставят область на уши. Нам от этого только выгода. Глядишь, помогут поднять сигаретные дела.

- Василич, я считаю, ты лучший начальник розыска из тех, с кем я работал. Но твоя вера в лучшее меня порой изумляет... Кто нам когда поможет? На кого мы можем рассчитывать?! Только на себя! На тебя. На меня. Да на пяток-другой наших сотрудников. И все. Об остальном можно забыть. Группа из Москвы, ха! Приедет толпа бездельников, поймет, что без цистерны спирта в наших делах не разобраться. И укатит обратно.

- Время покажет, - сказал Ушаков, признавая, что его заместитель во многом прав. - Недолго ждать.

- Да шли бы они все, - махнул рукой Гринев. - У нас своих забот полон рот. Что с Доном Педро делать? Прокурор уже ерзает в кресле, все грозится меру пресечения изменить. Держим человека на аховых основаниях.

- Надо колоть его.

- По-моему, не расколется... Василич, надо дергать эту стерву.

- Инессу?

- Да. Ее, змею подколодную. Все-таки если Глушака они заказали, тогда на пару работали. Решили втихаря избавиться от ревнивого мужа. И прибрать имущество.

- А почему Арнольда не добили? Тогда бы вообще с "Востоком" проблем не было.

- Решили, что он готов. А он, сволочь, живучий оказался.

- Если мы Педро выпустим...

- То разбор будет продолжаться. Его прихлопнут.

- Или он прихлопнет, - сказал Ушаков.

- Пауки ядовитые. У них судьба такая - друг друга жрать.

- Ладно. Отряжаем добрых молодцев, пускай везут Инессу сюда. Она сейчас в массажном салоне. Здоровье поправляет.

За Инессой пристально наблюдали несколько дней, и распорядок дня, которому она педантично следовала, был известен уголовному розыску до мельчайших деталей. Заодно оперативники изучили немало кабаков, парикмахерских, массажных салонов и клиник для "новых русских". Жизнь у Инессы была напряженная. Все расписано, ни минуты покоя - врачи, массажисты, маникюрщицы, посещение женского клуба. И вечером - обязательный кабак. Раньше она посещала кабаки с Доном Педро. После его убытая в следственный изолятор скучала она недолго. Уже через день объявилась в "змеевнике" с Валей Гринбергом, владельцем сети продовольственных магазинов. Когда он появлялся с ней на людях, вид имел какой-то затуманенный и очень походил на очередного идиота, заболевшего этой женщиной-вамп. Смотрел на нее юношескими влюбленными глазами.

- Так, в два она выходит из массажного салона. Берите даму под белы ручки - и ко мне, - проинструктировал оперативников Ушаков.

- Права будет качать, - сказал старший опер из "убойного" отдела, который уже имел некоторый опыт общения с Инессой

- Пусть качает. Берите жестко. Не как вдову, а как лицо, которое .подозревается в соучастии в убийстве. И пусть она это почувствует.

Через полчаса старший опер зашел в кабинет:

- Доставили, товарищ полковник.

- Как она? - спросил Ушаков.

- Взбесилась сразу. Потребовала, чтобы ей вручили повестку. Потом заявила, что отказывается ехать. Пришлось чуть надавить - в рамках приличий, конечно... В общем, по дороге она нас всех успела поувольнять с работы. Меня обещала раздавить, как клопа. Раньше она такой не была.

- Веди. - Гринев потер руки. - Сейчас шалаву раскрутим по-быстрому.

Ушакову вспомнилось, как томно смотрели на него ее слегка раскосые, обладающие какой-то гипнотической силой глаза. Да, она ему фактически предлагалась. Если она замешана в убийстве, то причины такого поведения становятся понятными.

- Ну что, Инесса, вот и вновь свиделись. Как я и говорил, - произнес Ушаков.

- Что за хамство? - Она с размаху уселась на стул и закинула ногу на ногу. Мини-юбка выгодно открывала ее шикарные ноги, которые магнитом притягивали взгляд мужчины.

Время, когда она управлялась с фирмой "Восток", верша там революцию, не прошло для нее даром. Она и раньше не испытывала особого недостатка в наглости и напористости, а теперь могла давать их взаймы под проценты.

- Вы бы на меня еще наручники нацепили! - зло воскликнула она.

- А что, не нацепили? - удивился Гринев, присевший на подоконник и рассматривавший с интересом Инессу.

- Вы что? - уставилась она на него.

- Обычно при задержании преступников мы используем наручники. Мало ли что...

- Каких преступников?!

- Инесса, - вкрадчиво произнес Гринев, - вы смотрели старые шпионские фильмы? Там есть хорошие штампованные фразы: "Игра закончена. Ваша карта бита. Пора признаваться". Мне хочется сказать то же самое. Пора, Инесса, признаваться.

- В чем?! - крикнула она.

- Все вы знаете, - сказал Ушаков. - Думаете, зря у нас ваш любовник столько времени томится? Он что, молчать будет?

- О чем вы говорите? Бред какой!

- Сейчас начнет требовать адвоката. - Гринев хохотнул.

- Начну!

- Будет тебе и адвокат, - заверил Гринев. - И прокурор. И судья. Но сначала просто переговорим. Красивая женщина. Обидно отдавать в руки палачей.

- Что?! - выпучила она на Гринева глаза.

- Это он так шутит, - поспешил успокоить ее Ушаков. - Шутки у него такие... Близкие к правде, Инесса. Рассказывайте все. Начните с того, как стали встречаться с Петром Севастьяновичем Смагиным.

- У меня ничего с ним не было!

- Это правда?

- Чистейшая. Докажите иное!

- Это нетрудно, - пожал Ушаков плечами и протянул ей фотографию - ту самую, которой в свое время огорошил Дона Педро.

На Инессу снимок особого действия не оказал.

- Вот черт, - только и произнесла она.

- Как прокомментируете? - спросил Ушаков.

- А никак. Этот ревнивый идиот нанял сыскное агентство "Титан", чтобы там выяснили, есть ли у меня хахаль. Вы скажите, если он всех манекенщиц в городе переимел, почему мне хахаля не иметь, а?

- Дальше, - потребовал Ушаков.

- Муж приехал из Германии. И мне в морду вот эту самую фотографию. Такой шедевр фотоискусства. Паскудники, чтоб они все сдохли!

-Кто?

-Да все!.. - Инесса вытащила сигарету, щелкнула золотой зажигалкой, жадно затянулась.

- А вы что? - полюбопытствовал Ушаков.

- Сцепились. Он орал. Что-то о том, что нас придавит обоих. Только это все треп был.

- Почему?

- Потому что ему, по большому счету, на меня наплевать было! - раздраженно воскликнула она, сжимая в пальцах сигарету так, что сплющила ее. - Я для него была как красивая игрушка. Как джип новый. Но когда он джип помял, то с полчаса попереживал, а потом отремонтировал, загнал и новый купил. Вы понимаете, да? Ему на все и на всех наплевать, кроме одного.

- Кроме чего?

- Денег. И еще возможности выместить на ком-нибудь свою злобу. Это для него как наркотик.

- И что дальше?

- А ничего. Наутро встал, обматерил меня и поехал по делам.

- По каким?

- Каким? Он бабки искал.

- Какие такие бабки? - подал голос Гринев.

- Которые вместе с Сорокой в могилу ушли.

- И нашел?

- А черт его знает. Говорил, что-то нашел.

- И чего ты делала после того скандала с фотографией? - поинтересовался Гринев. - Ты говорила Дону Педрр о том, что муж вас застукал?

- А нафига?

-Как?

- Это их проблемы. Пусть сами и разбираются.

- Глушко с Доном Педро не встречался? - спросил Ушаков.

- Я думаю, нет. У него какие-то другие заботы были. Я же говорю: его вообще перестало что-либо интересовать. У него после убийства Сороки возникли финансовые заботы. Он на них заклинился.

Отпустили Инессу под вечер, когда она уже совсем расклеилась, лицо ее потекло разводами туши, и вообще она походила на ощипанную курицу. Больше ничего ценного вытянуть из нее не удалось.

- Как думаешь, врет? - спросил Ушаков.

- Я мысли не читаю, - сказал Гринев.

- Что чутье говорит?

- Чутье мне говорит, что она не врет...

Глава 10 БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ

Шамиль был взбешен. Когда он услышал сообщение Гутмана по телефону о том, что произошло в аэропорту, то не поверил своим ушам:

- Ты прикалываешься, Интеллигент, да?

- Шамиль Идрисович, так и было все...

-Давай сюда...

- Гутман появился через полчаса в просторном кабинете своего босса в "Золотом шельфе". К тому времени Шамиль внешне успокоился, но на сердце осталась лежать тяжелая злоба.

Одной из любимых фраз по отношению к своим врагам у Шамиля была такая: "Я его все равно достану. Не рез день, так через месяц. Не через месяц, так через год". И он прекрасно отдавал себе отчет в том, что, если что-то пообещал, должен расшибиться в лепешку, а сделать. Злоба, которая однажды рождалась в нем, могла дремать и год, и пять лет. Но потом однажды она поднималась наверх лавой разбуженного вулкана.

Когда он начинал заниматься рэкетом, то схлестнулся с такой же командой, пытавшейся держать палатки в районе порта. Гога, предводитель той команды, классически подставил Шамиля и его людей, фактически сдал милиции.

- Гога, ты пожалеешь, - пообещал Шамиль.

Выйдя из тюрьмы, он ждал два года. А потом улучил момент. И Гога пропал. Шамиль застрелил его лично. Он не мог передоверить этого никому.

Шамиль никогда не боялся замарать рук. Да, он убивал людей. Двоих убил собственноручно. Он жил в таком окружении, где восхождение наверх возможно только по головам. Он не испытывал от этого никакого удовольствия. Только на миг охватывало его какое-то темное торжество, когда он раздавливал врага, но следом возникало гадливое чувство. Он не жалел своих жертв, зная, что большинство из них с удовольствием убили бы его. А кто был не способен убить, те вообще не имели права становиться на его пути - таким вообще заказано лезть в серьезное дело.

Тогда, в девяносто седьмом году, шамилевские подельники привязали застреленному Гоге металлическую плитку к ногам и сбросили с длинного бетонного мола в холодное, переваливающееся тяжелыми черными волнами Балтийское море. Дул пронизывающий ветер, стремившийся сбить людей с ног. И мигал маяк вдалеке. На губах оседала морская соль. А в ушах звенело от выстрела. Шамиль отлично, до мельчайшей подробности помнил тот вечер.

Гогу так никто и не нашел. Шамиль расплатился. Oн всегда расплачивался. И все знали это. Поэтому его уважали. Поэтому боялись. Страх нужно постоянно подогревать. Если его не подогревать, страх затирается, люди начинают ощущать, что ты уже не тот, постарел, подобрел и для этого бизнеса уже не годен. Страх, как древние кровожадные боги, требует новых жертвоприношений.

- Как можно самолет отослать обратно? - спросил Шамиль у Гутмана.

- Наши сейчас разбираются.

- Как это может быть?

- Все может быть. Были бы деньги, - рассудительно произнес Гутман.

- Что тебе сказал Кореец по телефону?

- Все передать?

- Все.

- Вообще-то у меня язык не поворачивается, - смутился Гутман.

- Хватит корчить из себя девицу, Интеллигент! Ты еще покрасней!

В более-менее дипломатических выражениях Гутман изложил, что ему сказал Кореец.

- Ты хоть понимаешь, что он сказал? - спросил Шамиль.

- Объявил войну. Такие слова не прощают.

- Вот именно. Кореец объявил нам войну.

- Она и так шла.

- Только сейчас стало понятно - или он, или я. Ты на кого ставишь в этом забеге, Интеллигент? - Шамиль недобро посмотрел на своего помощника.

- Я ставки не меняю, - твердо произнес Гутман. - Я не враг своему здоровью, Шамиль Идрисович, чтобы засматриваться налево.

- Соображаешь, ученый. - Шамиль встал, прошелся по кабинету. Соображаешь.

...Несколько дней Шамиль не трогал Гутмана. После показа всколыхнувшего всю область материала по НТВ пахан был мрачен. С одной стороны, ему льстило, что его принародно зачислили в теневые короли всего Полесска, хотя это пока было не так. С другой стороны, если ты занимаешься такими делами и при этом жаждешь публичной рекламы - значит, ты идиот. А идиотом Шамиль не был. Он понимал, что после передачи пойдет волна и она качнет его корабль. А тут еще эта ситуация неопределенности с Корейцем. Пока Кореец не напоминал о себе. И от этого становилось еще неуютнее. Значит, противник преподнесет сразу большую пакость.

- Ну, и как оцениваешь с Корейцем ситуацию? - спросил Шамиль Гутмана, которого пригласил в свой кабинет в "Золотом шельфе".

- Ситуация неважная. К Корейцу у милиции масса вопросов, на которые он отвечать не спешит. Сейчас он неизвестно где. Может, в области. Может, в Варшаве или Берне. И его ближайшие помощники тоже где-то хоронятся. Никто по своим домам не живет. Родственников вывезли. Видно, что они давно готовились к обострению ситуации. В строй они за час могут поставить под сотню штыков. Недавно прикупили пять стволов Калашникова. Дисциплина военная.

- То есть, зря мы на них поперли, так, что ли? - уставился на помощника Шамиль.

- Это не мне судить. Плохо, что мы все на виду. На ладони... Мы можем дотянуться только до шестерок Корейца. А он может дотянуться до первых лиц.

- Кореец где-то здесь, - сказал Шамиль. - В области. Затаился под корягой.

- Только где?

-А мы его найдем.

- Нужно тогда искать его через окружение. Брать их. Опускать в форт и по душам разговаривать.

"Опустить в форт" означало захватить заложника и держать его в рыцарском форте крестоносцев, владевших Полесском в давние времена. Это было мощное сооружение с сотнями метров подземных переходов - исторический памятник, который Шамиль получил в аренду на пятьдесят лет и теперь использовал его под тюрьму, бетонировал ниши, устраивал тайники да еще пару раз нашел старинную посуду. Однажды к нему нагрянул угрозыск, опера побродили по подземельям, пообещали поставить вопрос о том, чтобы отнять у бандитов памятник культуры, но если бы они знали, сколько он раздал взяток за это убежище, то поняли бы тщетность подобных попыток.

- Сложно все это, доктор Гутман, - произнес Шамиль с сомнением. - Сложно.

- Согласен.

- Есть более простые решения.

- Хочется надеяться.

- Есть, - заверил Шамиль. - У хорошего игрока всегда туз в рукаве. А я ведь игрок неплохой, - улыбнулся Шамиль.

Он прошелся по кабинету - тяжеловат стал, пополнел, заматерел, но в нем по-прежнему ощущалась дремлющая яростная сила, готовая выплеснуться в любой момент.

На столе зазвонил телефон. Шамиль взял трубку:

- Слушаю вас.

- Это прачечная?

-Что?!

- Извините.

- Идиоты! - Шамиль бросил трубку. Потом на миг задумался, пытаясь поймать убегающую мысль.

- И понял все, когда уже было поздно, - по ушам резко и больно ударило...

Стекла разлетелись, как осколки гранаты...

Глава 11 МЫ ТЕПЕРЬ ДРУЗЬЯ!

Скандал в области разрастался. Вслед за первой прошла вдогонку вторая передача про Полесск, нисколько не грешащая таким недостатком, как объективность. Руководство УВД области открыто упрекали в связях с криминальным миром. Генерал слетал в Москву, вернулся оттуда злой, в сердцах устроил всем разнос. Потом уединился с Ушаковым.

- Будем ждать гонцов, - сообщил Шаповаленко. - Из Главного управления по борьбе с организованной преступностью на следующей неделе прилетает начальник одного из отделов. А с ним инспектор из Главного организационно-инспекторского управления. Будут решать, казнить нас или миловать.

- И что решат? - спросил Ушаков.

- Будем отбиваться, - помрачнел генерал.

- Какая вероятность, что Москва встанет на сторону нашего УБОПа?

- Неизвестно. Там ничего не поймешь - все мутно и странно.

- Игры, игры... Угробят область, - покачал головой Ушаков. - С такими областными правителями тут лет через пять немцы править будут.

Лет пятнадцать назад предположить подобное можно было только в бреду - и то наедине с собой. С девяностого года вопрос о передаче области ФРГ благодаря российским политикам определенного толка, бормочущим о необходимости вхождения в цивилизованный мир и в связи с этим о неизбежной раздаче Россией своих территорий, перешел в практическую плоскость. Курилы, Полесск - много еще чего им хотелось отдать, чтобы заработать сдержанную похвалу мирового сообщества. Гигантские деньги, жизненные интересы сверхдержав - все было перемешано в этой игре. "Общемировым" мышлением Россия, к счастью, вовремя переболела, и теперь пришла пора считать потери и вспомнить о своих давно забытых интересах. И тогда стало ясно, что Полесская область, самая западная, оказавшаяся в изоляции от остальной территории страны, имеющая важнейшее стратегическое значение, медленно дрейфует от России.

Экономика области опутана кредитами, немецкий капитал рвется в промышленность, захватывая системообразующие отрасли, что не так сложно в условиях невиданного ранее казнокрадства и мздоимства. Идет постепенное нарастание германского влияния, точно так же, как наращивает влияние Турция в Крыму, Япония на Курилах. При трезвой оценке становится очевидно, что все направлено в конечном итоге на одно, и однажды прозвучит волшебная фраза: "Было ваше, стало наше!" Потому что в мировом сообществе, как и в беспредельной зоне, слабого, не вписывающегося в их малину, под завывания о правах личности тут же поставят в позу и опустят со всем цинизмом, предварительно вывернув карманы и выдернув с кровью золотые коронки. Так было всегда и так будет. Только замороченные либеральными тележурналистами обыватели не верят, что такое может быть, а верят, что весь мир обожает Россию и русских, что на земле идет не борьба за собственные интересы, не дележ территорий, сфер влияния, рынков сбыта, как в обычных мафиозных разборах, а широкое международное сотрудничество, где человек человеку брат и готов снять для ближнего последнюю рубашку. Люди обычно не верят в плохое, пока не происходит страшное.

После бомбежек Югославии, после того, как страны НАТО поставили суверенное государство на колени "томагавками", дав возможность албанцам устроить в Косово кровавую резню сербов, а потом вдоволь торговать наркотиками и оружием в самом центре Европы, "цивилизованным" государствам страшно нравится строить далеко идущие планы. Всем хочется прокатать безотказную косовскую схему: этническое меньшинство заявляет о своих правах и притеснениях со стороны центра, идут волной теракты, перерастающие в вооруженные выступления, с целью подавления беспорядков вводятся войска, естественно, при борьбе с террористами в ход идет тяжелое вооружение, страдают мирные люди - логика войны в том, что она, подлая, не щадит никого. И поднимается дикий вой о нарушении прав человека. После этого ввод миротворцев, если надо, с предварительными точечными, а то и ковровыми бомбардировками страны, уничтожением жизненно важных объектов. Результат фактическое расчленение суверенного государства.

В Югославии данная схема сработала. В России пока нет, благодаря тому, что бороздят еще подо льдом Северного Ледовитого океана русские ядерные подлодки, стоят на боевом дежурстве стратегические ракеты и остатки сил противовоздушной обороны. И мировое сообщество Чечню проглотило. Но это сегодня. Завтра Запад надеется получить то, чего не мог добиться все века противостояния с Россией, подавляющее военное превосходство, при котором можно будет бомбить города, не боясь получить сдачи. Вот тут и пригодится обширная немецкая община в Полесской области. И сегодня немцы из Поволжья и других регионов активно заселяются сюда, стремясь на землю предков. Пусть большинство из них и не мыслят себя вне России и ни в какие политические игры встревать не собираются, но однажды в час "Ч" обязательно найдутся такие, или подпитанные западными деньгами, или оболваненные, сумасшедшие, или просто обычная агентура противника, которые кинут клич, который звучал уже не раз перед большой кровью:

-Россия, вон отсюда!

И начнется ад.

Поэтому любое обострение ситуации, нагнетание проблем в Полесской области для страны крайне опасно;

И Ушаков, и другие сотрудники силовых структур отлично понимали это.

...Зашевелилась не только милиция. Ушакову стали названивать знакомые из областной администрации и как бы невзначай наводить справки - что, как и чем кончится.

Заместитель прокурора области тоже, позвонив утром по телефону, долго расспрашивал начальника уголовного розыска: как дела обстоят, что он об этом всем думает?

- Велика сила искусства, - ответил на это Ушаков. - Одной телепередачи хватило, чтобы наше болото расшевелить.

-Ладно, это все политика. Лев Васильевич, у меня ходатайство от адвокатов Петра Смагина об изменении меры пресечения, - проинформировал заместитель прокурора. - Основания для содержания под стражей там слабоватые.

- Ну так отпускайте, - сказал Ушаков.

- Ты серьезно?

- Серьезно... Только день подождите...

Азбука сыска - если не можешь посадить, сделай вид, что отпускаешь. А Ушаков умел делать хорошую мину при плохой игре.

Договорились отпустить Дона Педро на следующий день. Следователь областной прокуратуры подъехал в УВД и ждал, пока Ушаков в своем кабинете с глазу на глаз беседовал со следственно-арестованным.

Тот уже пообвыкся со своим новым положением. И руки за спиной при передвижении держал без напоминаний. Многочисленные свидания с адвокатами его обнадеживали, Но Ушаков быстро опускал ему настроение.

- Ну, что скажешь? - спросил начальник уголовного розыска

- Что не виноват, - пожал плечами Дон Педро. Он уже язык стер, повторяя одно и то же.

- А если вдруг я поверю тебе? Дон Педро усмехнулся:

- Когда вы кому верили?

- Верил. Бывало, люди, которым я верил, меня обманывали... Теоретически я тебе верю. Представляешь, оковы стальные падут, засовы рухнут. Ты выходишь на свободу. И что?

- Я скажу спасибо. - Дон Педро жадно облизнул губы.

- Только вопрос остается открытым - кто убил Глушака?

- Я не знаю. Сколько можно повторять? - Дон Педро сидел на стуле, и каблук его ботинка выбивал быструю нервную дробь по паркету.

- Правильно. Ты не знаешь... Поэтому, хоть ты и поколебал мою уверенность в том, что замешан в убийстве, но мне нужен кто-то, кто ответит за все это. А ты подходишь для такой роли.

- И вы будете держать за решеткой невиновного?

- И еще в суд отправлю. И осудят тебя, - хмыкнул Ушаков. - Короче, имеешь шанс выйти. Но при условии - мне нужен реальный кандидат.

- Реальный?

-Да.

Дон Педро сжал кулаки. Помолчал. Потом воскликнул:

- Отрежут мне язык!

-Ты за свою свободу беспокойся. То, что скажешь, туги умрет.

- А вы знаете, зачем Глушак в Германию летал?

-Искать концы денег "Квадро", - сказал Ушаков.

- Вот именно. А как он мог их найти?

- По банковским операциям. Обладая большими связями, он попытался проследить путь денег.

В свое время, отрабатывая эту версию, уголовный розыск направил в немецкую полицию поручение проследить контакты Глушко и Сороки, установить связи, но ничего путного из этого не вышло.

- Он что, один на белом свете пытался проследить их? - воскликнул Дон Педро. - Глушака что, одного кинули? Нет, кинули людей, у которых тоже немалые возможности и прекрасные связи за рубежом. Но все они бессильно подняли руки. Они ничего не узнали. Ничего! А Глушак узнал!

- И что с того? - спросил Ушаков.

- Значит, у него была нить.

- Какая такая нить?

- Какая-то была. - Дон Педро потер грудь, скривившись. - Что-то сердце прихватывает.

- Какая нить? - повторил начальник уголовного розыска.

- Скорее всего деньги шли через счета тех, с кем у него были деловые контакты.

- И что?

- Инесса говорила, будто Глушак кричал о предательстве. Правильно?

- Правильно.

- Предают только близкие люди. Значит, кто-то из близких... Я справки наводил. Первый, кого хотел видеть Глушак по возвращении из Германии, был Арнольд.

-А Плут?

- А Плута он видеть не хотел. Почему?

- Ты считаешь, Плут с Сорокой кинули всех, - кивнул Ушаков.

- Вряд ли вдвоем. Еще кого-то подвязали. Из крутых. На такой фокус пойти это... - Дон Педро не договорил, только выразительно прищелкнул пальцами.

Нельзя сказать, что для Ушакова это было откровением. Нечто подобное он допускал.

- Все это голословно, - заметил он.

- Вы просили совета...

- Какой совет? Помощь нужна.

-Какая?

- Что знаешь о финансовых партнерах Глушака, Плута. Как ходили деньги "Востока". Ты же их компаньон. Должен знать.

- Меня дальше прихожей в их делах не пускали.

- Не прибедняйся... Давай, бизнесмен.. Вспоминай... Слово даю: говоришь что-то небесполезное - сегодня жрешь жареных жаб в "змеевнике" и тискаешь Инессу.

- Инессу... - Дон Педро передернул плечами. - Я к этой суке на километр теперь не подойду.

- От любви до ненависти один шаг, - хмыкнул с пониманием Ушаков.

- Сейчас. Подумаю. - Нога Дона Педро стала выбивать по паркету еще более частую дробь..

- А ты не думай, дружище. Ты говори... И паркет мне ногой не продолби.

- Вот черт! - Дон Педро хлопнул себя ладонью по колену. И начал вспоминать.

Вспоминал он усердно. Называл людей. Банки. Ушаков напрягал его, пока тот не иссяк, как бидон, из дырки в котором вытекла последняя капля воды.

- Все?

- Все, - Дон Педро вытер носовым платком выступивший на шее пот.

- Тогда к следователю - и свободен.

Дон Педро выдохнул, будто из него выпустили воздух. Как-то обмяк. Он был в диком напряжении все эти дни, и теперь из него .как бы выдернули державший его штырь.

- Не вру, - заверил Ушаков. - Ты правда свободен. Надолго не прощаюсь.

- Надеюсь больше с вами не встретиться, - произнес Дон Педро.

- Напрасно. Встретишься. И раньше, чем думаешь.

- Почему?

- Потому что мы теперь друзья. Ты человек мыслящий. Можешь иногда нас проконсультировать.

- Что, в стукачи решили записать? - возмутился Дон Педро.

- Что за слова такие? Я тебе помог. Ты мне поможешь... Мы отныне дружим, говорил Ушаков. - И смотри на все с лучшей стороны. Друзей уголовный розыск в беде не бросает.

Когда арестованного увели к следователю, который объявит об изменении меры пресечения, начальник уголовного розыска откинулся в кресле и прикрыл глаза. Ушакова этот двухчасовой разговор вымотал. Глаза слипались - опять он не выспался со всеми делами. И на пять минут он выключился.

Разбудил его Гринев, ворвавшийся метеором в кабинет:

- По "3олотому шельфу" врезали из гранатомета!

- По какому шельфу? - Ушаков открыл глаза, возвращаясь из сладкой дремоты и ощущая, что пятиминутный сон помог сбросить усталость.

- По кабинету Шамиля.

- Поехали...

Глава 12 ДАЙТЕ КИЛЛЕРУ РАБОТУ

Пробитый лежал на продавленном матерчатом диване и смотрел на низкий дощатый черный потолок.

О крышу терлись ветки деревьев. Вокруг простирались болота и заброшенные сады, где росли яблони и груши, неухоженные, одичавшие, но каким-то образом выжившие на протяжении нескольких десятилетий. До войны Полесская область кормила всю Германию, и сады эти обильно плодоносили. Сейчас они вообще никому не нужны - из Европы везут обработанные воском безвкусные яблоки.

Машину - белые невзрачные "Жигули" первой модели, прозванные в народе "копейкой", - Пробитый спрятал в сарае, и никто не мог бы предположить, что она стоит там. Сарай и сарай, покосившийся, замшелый.

Давно и заблаговременно Пробитый готовился к самым крутым виражам судьбы. Эту покинутую жителями лет пять назад деревеньку он присмотрел в позапрошлом году, подобрал себе ветхий, но еще годный для жизни деревянный домик, привел его в порядок. Электричества здесь не было давным-давно, но в колодце имелась чистая вода, и, главное, до ближайших соседей километра два. Он еще раньше запасся продуктами и несколько месяцев мог жить, не высовываясь на улицу.

Посторонние появлялись здесь крайне редко. Неделю назад забрела группа из трех сопливых, худосочных парней с нагло-испуганными мордами и одной девчонки черные следопыты, рыскающие в лесах в поисках оружия, оставшегося со времен Второй мировой войны. Этого железа здесь валялось немало, порой попадалось промасленное, способное хоть сейчас к бою, не потерявшее более чем за полвека своих убийственных свойств оружие. Его ремонтировали, продавали, и оно исправно работало, продолжая уносить человеческие жизни.

- Вы не по адресу, шпана, - бросил пренебрежительно Пробитый, выходя из домика и оглядывая насмешливо гостей, нацелившихся на его домишко.

Один пацан задиристо хотел что-то возразить, но другой, присмотревшись к Пробитому, понял - они действительно заехали не по адресу. Что гости узнают его по изображению, растиражированному газетами и телепрограммой "Сирена", и заложат - Пробитый не боялся. Для этой публики милиция - враг конкретный и ненавистный, от которого она предпочитает держаться подальше.

Скучно ему было невероятно. Сначала казалось, что он не выдержит в убежище и дня. Но проходил день, за ним еще, и он все глубже погружался в тину ничегонеделания и затянувшегося ожидания... А натура требовала действия. Беспокойный, отчаянный, злой бес, в последнее время прочно обосновавшийся в нем, жаждал развлечений. И иногда на Пробитого накатывало раскаяние, тогда особенно неудобно становилось перед Иосиком, который вообще ни за что пострадал, попал под горячую руку. И было жутковато от воспоминаний о потерянном контроле в критический момент, когда не смог сдержать палец на спусковом крючке. Но эти чувства проходили быстро.

Слишком долго отлеживаться здесь нельзя. Надо вскоре будет что-то решать. Или двигать за границу, или пробираться в Россию, где легче затеряться и где полно корешей.

Что ему сейчас нужно было больше всего? Деньги! Накоплений его было явно недостаточно для того, чтобы чувствовать себя спокойно в новом качестве беглого преступника. Хорошо, конечно, иметь по-настоящему серьезные деньги они бы дали возможность сделать пластическую операцию, улететь в Южную Америку и жить там поживать да кокаином торговать. Он знал, что со своими способностями без труда нашел бы в тех благодатных краях свое место. Но деньги! Где их взять столько?

Он вспомнил недавнюю, прогремевшую на всю страну историю, как бывший кандидат в губернаторы одной области заказал киллеру губернатора другой области. Сам факт Пробитого нисколько не удивил - страна такая, что губернаторы с помощью киллеров выясняют отношений.

Поразила суммам которую предлагали исполнителю, семь сотен тысяч зеленых. Да за такие деньги Пробитый перебил бы всю областную администрацию и еще УВД прихватил бы. Семьсот тысяч долларов! Это цены! Это уровень!..

Пробитый опустил руку и нащупал на полу у ножки дивана сотовый телефон, взял его, подержал и вернул на место. Время от времени возникало искушение взять эту пластмассовую коробочку, вдавить с силой кнопку, посмотреть на загоревшийся дисплей и сделать несколько звонков. Он улыбался, представляя, как засуетятся на том конце, как заерзают. Но пока не время. Пока он должен гнить здесь и любоваться на неухоженный сад, посаженный еще немцами. Должен лежать вот так на диване, изучая почерневший, влажный потолок.

Говорили, что у него что-то сдвинулось в голове после того, как на учениях его приложило - попал он под взрыв случайно, почему-то какой-то болван посчитал, что в этом секторе чисто, и навел туда артиллерию. После госпиталя Пробитый стал страдать систематическими мучительными головными болями, от которых хотелось лезть на стенку и выть. В такие моменты мир для него отодвигался куда-то в сторону, покрывался клейкой массой, в которой вязли звуки и цвета, все становилось нереальным, а реальной оставалась только боль.

После ранения он заметно очерствел к остальному человечеству. Родных у него не осталось. Своих девок, которые липли к нему репьем, он за людей особо не считал. А потому в мире не числилось ни одного человека, за кого он бы мог переживать. Однажды, обдумав свою жизнь, он решил, что никому ничего не должен. В мире есть единственная величина, с которой стоит считаться, - он сам. Все остальное - лишь фон для его существования. И он ощутил могущество человека, который понял, что может делать все, что ему заблагорассудится.

В том, что приходится убивать людей, Пробитый ничего зазорного не находил. Наоборот, ему это было даже приятно. Он ощущал себя хищником, выходящим на охоту. Хищнику нужна кровь, поэтому моральная сторона дела его волновала не больше, чем таяние ледяного покрова Антарктиды.

Ощущение власти над жизнью других людей манило, заставляло искать его снова и снова. Походя, как таракана, раздавить человека - это настоящая сила. Поэтому он и испытывал такой кайф, постреляв тех придурков в "Ручейке" , а затем пустив пулю в Иосика...

Страх давно перестал быть для Пробитого сдерживающим фактором, как-то поблек, стал второстепенным чувством, на которое можно и не обращать внимания. С окружающим миром у бывшего морпеха отношения складывались все более сложные, неопределенные, а головные боли донимали его в последнее время слишком сильно, чтобы имело смысл чересчур цепко держаться за жизнь. Хотя свою шкуру он ценил выше, чем все остальные шкуры мира, но мысль о том, что в ней могут сделать несколько дырок, не очень-то страшила его. Сделают и сделают. Пробитый был фаталистом. Как будет, так и будет. А чему не быть, тому и не быть. Все очень просто. Если думаешь по-иному, то страх и неуверенность рано или поздно толкнут тебя в могилу.

Если бы перед тем, как что-то сделать, он мучился сомнениями, то лежал бы сейчас в гробу или сидел бы в камере. Тот мент у магазинчика на дороге подстрелил бы его и сегодня уже орден прикручивал бы к кителю за поимку страшного уголовника. Но вышел победителем опять он, Пробитый. Потому что жил на рефлексах и за свою жизнь отлично научился искусству выживать... И убивать...

Ветер подвывал на улице. На душе было как-то ровно, Умиротворенно, но время от времени это состояние нарушалось неожиданными резкими вспышками безотчетной тревоги. Он прикрыл глаза, и перед ними мелькали картинки недавнего прошлого, будто выхватываемые из темноты лучом карманного фонарика.

Кореец... Перестрелка у границы... Запах пороха... С тех пор прошла целая вечность. Или той жизни вообще никогда не было? И видел он ее лишь в старом черно-белом фильме?

Кряхтя, Пробитый поднялся, прошел в угол комнаты, зачерпнул воды из умывальника, смочил лицо. Влажная прохлада возвращала его из мутного мира грез и воспоминаний к не менее мутной жизни.

Он подошел к столу, на котором стояла синяя пузатая магнитола с проигрывателем лазерных дисков "Самсунг". Эта штука ежедневно напоминала ему, что он живет в Полесской области, а не на чужой планете, где люди давно вымерли и остались жалкие следы их деятельности - вот эти самые сады. Батарейками он запасся с лихвой, так же как и хорошим набором аудиокассет и лазерных дисков. Он слушал только западную итальянскую эстраду семидесятых-восьмидесятых. Эта музыка навевала легкую грусть. Ему было приятно уноситься куда-то вдаль на этих волнах красивых мелодий. И в такие моменты ему хотелось верить, что на белом свете есть что-то лучшее, чем та скорлупа, в которой он заперт жизнью.

Пробитый взглянул на часы - ровно восемнадцать. Щелкнул рычажком. Послышалась бравурная, напористая мелодия, зовущая встряхнуться и приступить к ежедневной ударной травмирующей работе, которой занят каждый без исключения россиянин - выслушиванию новостей. Голос дикторши бодро заявил:

- Полесские новости.

Местные новости он слушал с удовольствием, в отличие от российских. Его совершенно не колыхало, растет или падает доллар, главное, чтобы доллары не переводились в его карманах. Его не занимали политические дрязги на верхушке власти, как не слишком интересовало все то, на что он не может воздействовать никоим образом,. как не трогали те люди, которых он никогда не видел и вряд ли увидит. Другое дело - новости областные. Тут каждую скотину, о которой идет речь, знаешь. Некоторых даже с детства.

Слушаешь, кого грохнули в краю родном, кого обчистили, кого сплющили, раздавили, и все понятно - почему, за что, кто. И самое забавное прогнозировать, чем дело кончится.

- Очередное громкое преступление. Сегодня в центре Полесска прогремел взрыв. Неизвестный преступник выстрелил из гранатомета в кабинет генерального директора "Золотого шельфа" Шамиля Зайнутдинова, - говорил корреспондент озабоченно, как будто его действительно волновала судьба Шамиля.

- Опа, - хлопнул по колену Пробитый.

Дальше он, даже не сдерживая счастливой улыбки, слушал о покушении на сигаретного магната и думал: ведь наверняка этот индюк напыщенный, считающий себя пупом земли, после взрыва как тварь дрожащая лежал, накрывая руками голову, и молил господа оставить его в живых. Пробитый знал, что люди, взлетевшие высоко, начинают так бережно относиться к своей жизни и здоровью, что перестают рисковать, перестраховываются по делу и без дела, их поедом едят страхи и однажды они теряют все. В этих делах снижать темп нельзя.

О том, кто велел влупить по сигаретному королю из гранатомета. Пробитый и секунды не размышлял. И так се давно ожидаемо и предельно ясно - Кореец! Он давно мечтал увидеть Шамиля в гробу, о чем неоднократно заявлял принародно. Вот и сделал наконец для этого первый шаг. За Шамилем не заржавеет. Вот придет чуток в себя и начнет... И кровушка польется. А она красная, горячая и денег стоит. Хочешь, чтобы ее лили по твоему указанию, - раскошеливайся. И понадобятся специалисты, кто умеет эту кровушку лить.

И самое интересное - то, что по ряду причин мог сделать он, Пробитый, больше не сделает никто в обозримой округе.

Что же, вот теперь настала пора делать звонки.

- Ну что, уроды, я возвращаюсь, - произнес Пробитый, который в последнее время частенько говорил сам с собой вслух, будто обращаясь к кому-то, засевшему в глубинах его сознания.

Он взял сотовый телефон и аккуратненько, чтобы не ошибиться, толстыми корявыми пальцами набрал номер.

- Это я, - просто сказал он.

Глава 13 СПОНСОР

Убийцы, прозвонив по телефону в кабинет Шамиля и узнав, что хозяин на месте, ударили по окну из гранатомета "муха". Заряд прошел через стекло и рванул в кабинете, но мебель была расположена так, что взрывная волна и осколки ушли в бок, разнеся фигурный, в виде античной амфоры аквариум и шкаф с полуметровой, в строгой рамке фотографией, на которой улыбающийся Шамиль здоровался за руку с предыдущим Президентом России.

Шамиля слегка посекло осколками. Гутману досталось куда крепче. Хотя жизнь босса была в безопасности, но реанимация занялась им всерьез.

- Опять, гад, выкарабкался, - с досадой произнес Гринев, узнав, что Шамиль выжил. - Заговоренный, пес!

Когда опергруппа прибыла на место, Шамиля там уже не было. Он укатил в частную клинику, где сейчас его подлатывали, извлекали мелкие осколки стекла, вонзившиеся в кожу, перевязывали.

Из свидетельских показаний усматривалась следующая картина: перед "Золотым шельфом" остановилась машина "Жигули", из нее вышел плечистый парень с лицом, скрытым под маской из вязаной шапочки, деловито взял с заднего сиденья похожий на инженерный тубус гранатомет "муха", выдернул кольцо, привел оружие в боевое положение, оглянулся, чтобы никого не было сзади и не снесло случайного прохожего реактивной струёй, прицелился и нажал на спусковой крючок. Пламя опалило телефонную будку в нескольких метрах за его спиной, а заряд устремился к спрятанному за глухими плотными шторами кабинету хозяина развлекательного комплекса, располагавшемуся на втором этаже прямо над казино.

Охранники "Золотого шельфа", оторопевшие сперва от такой наглости, пришли в себя, выскочили из здания и увидели только удаляющуюся зеленую машину. Стрельбу по ней, понятное дело, открывать не стали.

- Видеозапись где? - спросил Ушаков у начальника смены службы безопасности развлекательного комплекса - мужчины лет тридцати пяти, подтянутого, насупившегося, в черном костюме с эмблемой "ЧОП "Лиман".

- Какая видеозапись? - решил тот закосить под дурака.

- Вы что, не знаете, какая? С наружных камер. Снаружи были установлены три видеокамеры, и все происходящее перед въездом на автостоянку и перед входом в комплекс фиксировалось на видеопленку.

- Извините, это частная собственность. Я не могу без согласия руководства... - затянул волынку начальник смены. Но Ушаков, не обращая на него больше внимания, повернулся к своему оперу из "убойного" отдела.

- У них на втором этаже третья комната -там видеомагнитофон. Изымешь Bce кассеты, и заодно документацию.

- Но... - начал начальник смены.

- А этого дурачка в отдел - для выяснения личности. Посмотрим, может, он и не из службы безопасности, а бомж какой-то, - хмыкнул начальник уголовного розыска. - Если кассеты нет, перевернем все заведение.

Тут подскочил заместитель директора ТОО "Золотой шельф" - лысый вертлявый живчик, с густой сюжетной татуировкой на руке "Что нас губит". Ушаков его знал отлично - этот тип сидел за разбойные нападения.

- Лев Васильевич, молодой человек не понял, - извиняющимся тоном заголосил заместитель директора. - Все отдадим.

Он отлично знал, что если Ушаков пообещал перевернуть вверх тормашками здесь все, значит, так и будет. Прецеденты имели место.

Год назад около одного полесского кабака, в котором терлась всякая крутизна, нашли два трупа с огнестрельными. При отработке жилого сектора решили проверить и кабак. Дверь заслонил реликтовый гоминоид из охраны. Услышав, что перед ним начальник уголовного розыска, нагло усмехнулся и, заявив, что тут частная собственность, захлопнул дверь перед носом. Где частная, а где несчастная собственность стало ясно, когда СОБР вышиб кувалдой дверь и устроил братве, заполонившей кабак, по полной культурной программе маски-шоу. Бойцам только волю дай - ни одного стула и стола целым не оставили. После этого в разгромленном кабаке хозяин заведения плюхнулся на колени - в прямом смысле. А разнести "Золотой шельф" к чертовой матери, разобрать до последнего гвоздя начальник уголовного розыска давно мечтал, да случая не представлялось.

- Саша, давай в отдел и привези кого-нибудь из разрешительной системы. Заодно проверим, что это тут за служба безопасности, - велел Ушаков местному оперативнику.

Все-таки обшарить развлекательный комплекс сверху донизу он возможности не упустит. Что-нибудь да найдется...

В девять вечера в кабинете начальника УВД собрались его хозяин, Ушаков и Гринев. Обсуждали итоги работы по горячим следам. Осмотр помещений "Золотого шельфа" никаких значимых результатов не дал, если не считать, что в подсобке нашли ящик с тремя малокалиберными пистолетами. Но от них все открещивались.

- От кого передачка Шамилю - объяснять не надо, - сказал начальник УВД.

- Кореец, - кивнул Ушаков.

- На сто процентов. На процентов восемьдесят он, - уточнил Гринев. - Еще двадцать процентов можно поставить на обиженных Шамилем сигаретчиков.

- Где сейчас Шамиль? - спросил генерал.

- Прячется где-то, - ответил Гринев. - В клинике час пробыл, пока ему шкуру чинили.

- Найдите, - приказал генерал, делая отметку в ежедневнике. - И завтра с утречка на разговор ко мне.

- Будет исполнено, - сказал Ушаков, видя, что совещание закончено, и поднимаясь со стула.

...Найти Шамиля труда большого не составило. Начальник уголовного розыска дозвонился до раненого табачного воротилы на его сотовый телефон. Правда, не с первого и не со второго раза. Номер был постоянно занят. Видимо, названивала встревоженная братва - кто с соболезнованиями, кто с вопросами: как быть, кого мочить.

Шамиль принял Ушакова по голосу за какого-то Рыжего и велел, чтобы братва не расслаблялась. Поняв наконец, кто ему звонит, на миг замолчал.

- Что-то быстро исчезли, Шамиль Идрисович, - произнес осуждающе начальник уголовного розыска. - Даже словечком с нами не обмолвились.

- Я ранен, - ответил Шамиль, помявшись. - Мне оказывали неотложную помощь.

- Говорят, ничего опасного.

- Это как посмотреть. Контузия.

- Контузия - штука поганая. Но не смертельная... Ждем вас завтра в одиннадцать у генерала Шаповаленко. Знаете такого?

- Послушайте...

- Шамиль Идрисович, я тебя прошу...

Ушаков знал, что табачный король приедет. Не может не приехать. Существуют правила игры, по которым он пока не может кинуть начальнику УВД в лицо: "Да пошел ты к такой-то матери!" Потому что начальник УВД - это власть государева. А Шамиль - всего лишь высоко взлетевший бандит и сам это в глубине души признает.

- В одиннадцать, - Шамиль замялся. - Хорошо, буду...

-Спасибо...

Ушаков повесил трубку. И чертыхнулся.

На следующий день в назначенное время у здания УВД остановился знаменитый длинный бронированный "Мерседес". За ним две машины с охраной в комбезах. Все это Ушаков и его заместитель наблюдали из окна кабинета.

- Надо нам эту богадельню - охранное агентство "Лиман" - тряхнуть. Непорядок, что бандюки в открытую с оружием ходят, - сказал Гринев.

- Если бы это был единственный непорядок, - горько усмехнулся Ушаков. - Ну что, стрелка состоялась. Шамиль прибыл минута в минуту. По Понятиям. Как положено.

Ушаков отошел от окна, перед зеркалом поправил галстук и отправился на третий этаж, в кабинет начальника УВД, куда сейчас приведут Шамиля...

Поработал специалист по имиджу, который подрабатывал в ТОО "Золотой шельф", над Шамилем старательно и со вкусом. Подыскал выгодно подчеркивающий атлетическую фигуру, дорогой, но не вызывающий костюм, синий, модный в среде понимающих подобранный галстук, очень дорогие ботинки. Даже уговорил снять с пальца предмет недавней гордости табачного воротилы - кольцо с двенадцатью бриллиантами, по поводу которого умилялся главный редактор "Трезвого взора" в своей статье о встрече с "теневым королем Полесска", как он его назвал. И держался Шамиль соответственно положению - корректно, без блатных выкрутасов. Ушаков в который раз прикинул, что парень неглуп и непрост. Поэтому далеко и пошел. И поэтому пока не остановили. Те, кто с ним в рэкете начинал, давно на нарах или в земле сырой, а некоторые и бутылки собирают по помойкам.

- Чем обязан столь высоким вниманием? - спросил Шамиль, присаживаясь на мягкий, с высокой резной спинкой стул напротив генерала.

Ушаков присел сбоку, так что мог изучать римский, с тяжелой квадратной челюстью профиль табачного воротилы.

- Вы у нас как бы потерпевший, - сказал Шаповаленко.

- Почему как бы? Потерпевший и есть.

- Ну да, - кивнул генерал. - Потерпевший. Хотя держался Шамиль невозмутимо, Ушаков видел, чего ему это стоит.

- Интересно из первых уст слышать, как произошло все, - сказал Ушаков.

- Мне позвонили, в кабинет по телефону, - объяснил Шамиль. - Спросили: "Это прачечная?" Мужской густой бас. Мне уже тогда этот звонок показался странным. А после этого грохнуло. Звонком они проверяли на месте ли я.

- Кто это сделал? - осведомился Ушаков.

- Мне это неизвестно. Вы же знаете, в городе честному бизнесмену жить опасно, - улыбнулся Шамиль.

- Кореец, - кивнул Ушаков, впившись глазами в Шамиля.

У того желваки заиграли, но он лишь пожал плечами и произнес:

- Вам лучше знать...

На вопросы табачный воротила отвечал скупо. В основном: "не знаю" или "вам лучше знать". В общем-то, вопросы были большей частью формальными. Начальника уголовного розыска интересовало другое - Настроение Шамиля. Он пытался понять, что от него ожидать.

- Ох, Шамиль Идрисович, - покачал головой генерал Шаповаленко, когда игра в вопросы и ответы приблизилась к финалу. - Вот смотрю я на вас и удивляюсь.

- Чему? - прищурился Шамиль.

- Вечно собираетесь жить?

- Сколько отпущено. Не больше. Но и не меньше.

- Судили мы, рядили. По табачным убийствам примерялись. И все ниточки знаете куда сходятся?

- И куда?

- В "Золотой шельф".

- Ну да? - деланно удивился Шамиль.

- Да, - кивнул начальник УВД. - Опасный вы, оказывается, человек.

-Да нет, - возразил Шамиль. - Какой опасный!.. Просто свое не привык отдавать

- А чужое брать? - встрял Ушаков.

-У вас конкретные обвинения?

-Так у нас и разговор не конкретный, - сказал генерал.-Так. О погоде.

- О молодежной моде, - усмехнулся Шамиль, вспомнив навязшую в свое время у всех на зубах знаменитую рекламу "МММ".

- Смотри, Шамиль. - Ушаков встал, остановился напротив Шамиля, глядя на него сверху вниз. - Ты же сам понимаешь, что по лезвию бритвы ходишь. Думаешь, поможет тебе бронированный "Мерседес"? Не поможет.

- Хоть на перекрестках себя спокойно чувствую, - ответил Шамиль.

- Этого мало... Ты далеко зашел. Слишком много нажил врагов. И продолжаешь наживать.

- Враги приходят и уходят, - рассудительно произнес Шамиль.

- А Шамиль остается, - кивнул генерал.

- Трудно зарекаться. - Вдруг какие-то горькие нотки проскользнули в голосе Шамиля, и Ушаков понял, что все, о чем тут сейчас идет речь, не раз приходило в голову и табачному воротиле. Он не дурак и очень хорошо понимает, что и впрямь зашел слишком далеко. Но остановиться не мог. Слишком уж большой разбег взял.

- Настало время вас к порядку призывать, - сказал Ушаков.

- К порядку, да? Хотите откровенно? Не для записи на магнитофон. - Шамиль обвел вокруг себя рукой.

- Нет тут микрофонов, - успокоил начальник уголовного розыска.

- А хотя б и были... Ничего у вас не получится. Мы же не просто предприимчивые ребята из Полесска, которые вдруг порешили жить богато. За нами там стоят, - Шамиль поднял палец. - От нас в столицу, на большие верха всегда денежки летели. Исправно. В срок. С каждой сделки.

- Верим... А ты не думаешь, что вольница ваша кончается? - сказал Ушаков. - Времена меняются. Власть сменилась, Президент новый. И пришло время ваш пыл немножко охлаждать.

Начальник уголовного розыска недаром ввинтил упоминание насчет Президента. Три года назад друг и учитель по бизнесу Шамиля, известный торгово-воровской авторитет, ныне живущий в Израиле Мося Зитман умудрился отстегнуть хорошие деньги в администрацию Президента России. А в результате во время официального визита в Полесск тот остановился в отеле "Континенталь", которым владели на пару Зитман с Шамилем. Тогда и появилось трогательное фото - Президент России с двумя воровскими полесскими авторитетами и охранники из СБП за их спинами. До сих пор Шамиль демонстрировал всем эту фотографию, намекая на большую волосатую лапу в столице. В то время Ушаков своим ушам не поверил, узнав, что Президент великой страны решил приземлиться в бандитском логове. Но потом рассудил спокойно, что, собственно говоря, это символ исторического момента, а против истории не попрешь.

- Новый Президент, конечно, мужик крутой, - сказал Шамиль, поморщившись. Но только один он ничего не может. А вокруг кто? Вокруг друзья таких, как мы... Так что, господа, пора учиться жить с крупным бизнесом мирно. Сосуществовать.

- Крупный бизнес, - хмыкнул Ушаков.

- Конечно, не "ЛогоВАЗ" или НТВ, - произнес Шамиль. - Но деньги немалые крутятся... Поймите, мы давно не бандиты. Мы бизнесмены.

- А почему тогда методы у вас бандитские? - спросил Ушаков зло. - Почему людей убивают?

- Я убиваю людей? - удивился Шамиль...

- Не будем вдаваться в тонкости уголовного права, чем заказчик отличается от исполнителя, - махнул рукой Ушаков.

- Вообще, мне кажется, у нас неправильные взаимоотношения, - произнес спокойно Шамиль. - Я тоже живу в этом городе. И мои родные живут здесь. Я заинтересован, как и вы, чтобы на улицах был порядок. А сколько у милиции нерешенных проблем - мне известно. Лимиты на бензин. Старый автотранспорт. Спецтехника - вчерашний день. Вон жилой дом УВД уже семь лет не можете сдать, а сотрудники по пятнадцать лет квартиры ждут.

- А вы поможете? - заинтересовался генерал.

- Деловые люди всегда милиции помогут.

- Щедрый ты человек, Шамиль Идрисович, - с иронией произнес Ушаков. Сразу уж через газету объявим: в УВД открылся общак, деньги переводить на расчетный счет.

- Шутите.

- Да какие с тобой шутки, Шамиль.

- Это верно, - вдруг с проступившей угрозой произнес табачный воротила.

- Все понятно, - хлопнул ладонью по столу генерал. - Спасибо за потраченное на нас ваше драгоценное время, Шамиль Идрисович. Думаю, это у нас не последняя встреча...

- Зовите. Приду.

- Обязательно позовем, - пообещал Ушаков...

Часть IV КИЛЛЕРЫ И ПОСРЕДНИКИ

Глава 1 НАНЯТЬ ДУШЕГУБА

- Шамиль. Нет, ну какая живучая скотина! - воскликнул Ломоносов, "заместитель Корейца по границе".

- Везунчик, - кивнул Кореец.

Они вдвоем коротали вечер на съемной хате в Локтионово - городишке близ Полесска. Хата была надежная, непаленая, о ней почти никто не знал, и Кореец чувствовал себя в ней достаточно спокойно.

Настроение у обоих было мрачное. Радио непрерывно жужжало о неудачном покушении на Шамиля - это была сенсация дня.

- Ничего, мы его достанем, - заверил Кореец. - И его бронированная железяка на колесах не поможет. И два джипа охраны не помогут.

- Пока помогали, - кисло произнес Ломоносов. Кореец легко поднялся с кресла, сделал несколько резких движений - молниеносная связка руками и ногами, так что по комнате пошел ветер. В движении на него нисходило спокойствие. Он был настоящий, без дураков, мастер таэквандо. До сих пор, в свои сорок лет, он не меньше часа в день тратил на тренировки. И мог срубить без проблем любого невысокий, крепкий, он весь состоял из сухожилий и был будто сделан из железа.

Восточные виды единоборств созданы для восточных людей. Русскому медведю никогда не научиться так работать в технике таэквандо, как азиату. Но мода на восточные единоборства не угасает в России уже два десятка лет, подогреваемая корейскими и американскими боевиками. Первый клуб таэквандо в Полесске, называвшийся незатейливо "Дракон", Кореец создал в 1989 году. Это его детище подарило стране пару чемпионов России, а заодно стало ядром боевой организации, которой удалось взять под контроль значительную часть незаконных операций на границе.

В Азии к корейцам отношение примерно такое же, как в Европе к евреям - их считают людьми хитрыми, деловыми, имеющими способности к коммерции, склонными к финансовым авантюрам. Они умудряются во всем мире чувствовать себя как дома. Их работоспособность стала притчей во языцех. Японцев, пашущих, как автоматы, весь рабочий день, они считают лентяями. Во многом за счет нечеловеческой работоспособности и целеустремленности состоялось "корейское чудо", когда разрушенная войной Южная Корея за несколько лет восстала из пепла и взлетела в небеса. Даже длительное соседское житие отдельных представителей этого народа бок о бок с русскими не смогло изжить этой страсти к работе от рассвета до заката.

Александр ан был одним из типичных представителей своего племени. Изворотливый, волевой, обладающий завидной пробивной силой, он самозабвенно вкалывал, упрочивая свое благосостояние, отвоевывая все новые территории в бизнесе, который по большей части был преступным.

Когда процветал автомобильный бизнес, под бригадой Корейца работало немало фирм, гонявших иномарки. Деньги тогда шли просто шальные. Кореец не дремал, он знал, куда их вложить и как, и деньги начинали приносить деньги.

Брат Корейца дослужился до должности начальника одного из городских райотделов милиции Полесска, но Александр не видел в этом ничего зазорного. Каждый делает свое дело. Нужно просто делать его добросовестно. Правда, способность брата жить на нищенскую милицейскую зарплату удивляла его, да и вообще отношения у них складывались далеко не теплые, но это семейные проблемы, которые неприлично выносить на всеобщее обозрение.

В последнее время бизнес шел неважно. Настолько неважно, что Кореец уже стал подумывать передать его кому-нибудь из своих пацанов и уехать из Полесска на Запад. Денег ему хватит. Где-нибудь в Германии он свободно закрепится в легальном бизнесе и станет жить спокойно, не ожидая пули в спину, не ломая голову над тем, кто из людей, кому ты жмешь руку сегодня, завтра продаст тебя с потрохами. На него все чаще тяжелой волной накатывала моральная усталость. И тогда он ощущал, насколько ему все надоело. Все эти бесконечные конфликты, все разборы последнего времени портили ему весь вкус жизни. И у главной его неприятности было имя. Имя это - Шамиль Зайнутдинов!

Кореец подпрыгнул на мягком ковре и с сокрушительной силой выбросил ногу вперед. Ох, хорошо бы сейчас в этой комнате был Шамиль. Удар ногой разбил бы ему кадык, из горла хлынула бы кровь. После таких ударов люди не живут...

Резко вдохнув воздух ртом. Кореец с напряжением выдохнул его через нос, изгоняя вместе с ним из себя злость.

Ох, Шамиль... Сам Кореец не был изнурен страстями, которые жгли других. Свою деятельность он воспринимал просто как ремесло, которое необходимо делать как можно лучше, чтобы быть конкурентоспособным. Интересовали его только деньги. И вся эта кутерьма с матросами, с контрабандистами, с гонщиками машин нужна была для одного - чтобы набухали счета в немецких банках и на Кипре. Но он видел, что многие его соратники и конкуренты вкладывают в дела слишком много лишних эмоций. Они на седьмом небе от осознания своей исключительности, от того, что имеют возможность давить, унижать, уничтожать людей. Наслаждаясь ощущением, что их по большей части никчемные личности выше других, они сами не понимают, что попадают в злой круг. В нем самая жалкая шестерка упивается тем, что давит лоха. Валет рад возможности давить и лоха, и шестерку. Пахан давит всех, перед ним ползают на брюхе, и он упивается властью и силой. Людям слишком нравится карать и миловать и не нравится, когда карают и милуют их. Они сидят на этих эмоциях, как на наркотиках, и не понимают, что круг заколдован, всегда найдется тот, кто рано или поздно отнесется к тебе так, как ты относился к другим. И тогда заставят жрать землю уже тебя. Кореец с его восточным отношением к жизни отлично ощущал это и не множил зло без необходимости. В отличие от Шамиля - наиболее яркого представителя этого алчущего племени.

Шамиль умел неистово ненавидеть. И Кореец, кляня себя за это, научился у него тому же. Сегодня он ненавидел Шамиля люто. И готов был даже жертвовать большими деньгами, лишь бы полюбоваться на его холодный труп. И историю с обратным рейсом самолета затеял больше не из-за того, что она сулила большие деньги - доходы едва покрыли расходы. Вся радость была в том, что он представил, как вытянется у Шамиля морда. И как тот будет метаться по кабинету, мечтая о том, чтобы зубами порвать Корейца, и понимая, что из этого ни шиша не получится, поскольку Кореец лег на глубину и где он - не знает никто. А потом выстрел гранатомета разнесет кабинет сигаретного воротилы, осколки пробьют его сонную артерию, войдут глубоко в тело, взрывная волна придавит, выбивая жизнь...

Получилось не так, как рассчитывали. Шамиль почти не пострадал. Он счастливчик. Ему слишком долго везло.

- Акцию провели дерьмово. Вся беда, что команду мы создавали, когда вопросы выяснялись с помощью кулаков. - Кореец уселся в кресло.

- Хорошее было время, - улыбнулся Ломоносов, взор затуманился воспоминаниями.

Десять лет назад они громили кооперативные забегаловки вдоль приграничной трассы, били стекла перегонщикам машин и ходили на них врукопашную, ставили на уши магазины, разносили на дрова в кафе-неплательщиках мебель.

Золотое время. Они, новоявленные Робин Гуды, борцы с кооперативной заразой, упивались новым ощущением безнаказанности и свободы, как у собак, которые всю жизнь сидели на поводке и имели право только лаять на прохожих, но вдруг с них сняли ошейники и разрешили вцепляться зубами в кого угодно. Они и вцеплялись. Сначала бестолково, постоянно схлестываясь с такими же спущенными с ошейника конкурентами. После жестоких разборок многие отправлялись по больницам, гораздо реже по моргам. Они наглядно учили всех воспринимать команду Корейца как силу, неизбежную и непреодолимую, подобно ураганному ветру с Балтийского моря. Они внушали, что можно разделаться с одним членом команды, можно посадить еще парочку, но организация останется. И она будет мстить. Они учились понимать - группировка взрастает, как на дрожжах, на мифах вокруг себя и на страхе.

- Да, хорошее, - согласился Кореец. - Но оно прошло. А мы все выясняем отношения, бодаясь крепкими лбами. Махая бейсбольными битами.

- Почему? - обиделся Ломоносов. - Мы и стрелять можем.

- Можем... Но вся стрельба из той же оперы, как и драка с колами деревня на деревню. Один хороший киллер стоит сотни тупых "быков".

- Количество тоже много значит.

- Ты Шамиля пойдешь штурмом брать? Как Измаил - со штурмовыми лестницами, артподготовкой?

- Не так, конечно.

- Нужен хороший киллер. Ане пацаны, палящие, зажмурившись, куда ни попадя.

- Пацанов-то у нас мало, - возразил Ломоносов.

- Профи у нас мало, - отмахнулся Кореец. - Морду разбить - всегда пожалуйста. А завалить втихаря, красиво, чтобы душа радовалась, - нет. По Шамилю нужно работать профессионально.

- Он-то по нашим следам всю свою свору пустит.

- Пустит.

- Может, со стороны спеца пригласить? - спросил Ломоносов. - У москвичей позаимствовать?

- И показать себя лохами? - усмехнулся Кореец. - Спрашивается, что за такая шайка-лейка, где спеца по мокрым делам приличного нет?

Раньше было принято приглашать для ведения боевых действий наемников со стороны, которые за деньги без задней мысли будут крушить, кого закажут. Оно выгодно - приехали парни из тмутаракани, грохнули, кого их просили, по списку, получили деньги по прейскуранту и улетучились, как дым. Особенно прославились рязанские разборочные команды, парни там все сплошь из десантуры, знающие толк в войне. И накрошили они по заказам человек двести по России, целые группировки выводили под корень, когда шли большие дележи самых лакомых кусочков нефтеперегонных заводов, импортно-экспортных операций с автомобилями в Тольятти. Но сегодня признано хорошим тоном решать свои проблемы самим.

- Так-то оно так, - кивнул Ломоносов. - Но...

- Что "но"?

- Со своими киллерами обязательно возникают проблемы.

Он был прав. Высококвалифицированные киллеры в бригадах со временем начинают ощущать свою исключительность и становятся опасными. Часто от них приходится избавляться, если только они не успевают раньше избавиться и от пахана, и от своих недоброжелателей, взяв верх в бригаде. Обычно они относятся к той категории людей, которые привыкли пробивать любые стены, и не терпят над собой никого.

- Пробитый, отморозок, как тебя не хватает! - Кореец сделал круговое движение шеей.

- Так гаденыш и не нарисовался, - сказал Ломоносов.

- Ушел в глухую оборону.

- Может, нет его в области.

- Есть, - уверил Кореец. - Я наводил справки.

- От этого урода нам одни неприятности. Мало нам с шамилевцами мороки. Нас еще менты давят из-за него. Не к месту... Все не к месту.

- Хорош ныть. - Кореец хлопнул его по плечу так, что Ломоносов, несмотря на свои сто кило, присел. - Нам нужен Пробитый. Он с Шамилем вопрос решит. Он сможет. Это как раз для такого психа работа.

- Где его найти-то?

- Я найду. Я знаю, через кого на контакт выйти...

Но в тот же вечер Пробитый вышел на контакт сам. Позвонил по сотовому телефону.

- Привет, заблудившийся, - сказал ан.

- Здоров, Кореец. Слышал, у тебя нескладухи.

- Ныне у всех нескладухи.

- И что, помочь порешать?

- Есть что обсудить.

-Только я в бегах, - посетовал Пробитый. - И жизнь у меня тяжелая. Так что цены растут.

- Обговорим. Надо встретиться.

- Это не так просто... За меня ведь ментам по медальке алюминиевой обещали.

- Предлагай.

- Давай на хавире, - прикинув варианты, предложил Пробитый. - Только полк охранников с собой не тащи. Не хочу, чтобы меня видели. Неизвестно, кто на ментов барабанит.

- Типун тебе на язык, Пробитый!

- Давай завтра часиков в девять вечера...

Глава 2 МОСКВИЧИ

Старший группы ГУБОПа - заместитель начальника одного из отделов этой организации, быстрый и энергичный, в дорогом костюме, с сотовым телефоном, небрежно положенным под руку на столе, дежурно холодно улыбающийся, строго глядящий в глаза и будто в чем-то постоянно подозревающий окружающих - был типичным представителем новой популяции бойцов с оргпреступностью, эдаким гибридом чекиста и мента. Притом еще отягощенный вращением в высоких властных сферах, в которых людям часто не хватает кислорода. На совещании у начальника УВД он обвел внимательным взором всех присутствующих и произнес веско:

- Будем наводить в области порядок.

Весь его вид подразумевал, что многие из присутствующих могут при этом оказаться вовсе не столпами порядка, а источниками беспорядка.

...Появление оперативной группы, прибывшей воплощать в жизнь замысел операции "Ураган", было встречено встревоженным гулом в областных СМИ.

"Устраивает ли местная мафия Москву? На этот вопрос ответит группа сотрудников МВД, прибывшая из столицы"...

"Мент мента всегда поймет?"

То ли высокие чины Министерства внутренних дел насмотрелись телепередач до такого одурения, что стали верить ящику, то ли сочли необходимым оперативно отреагировать на выступление средств массовой информации, но так или иначе в область снарядили роту "опричнины" - собрали оперативников управлений по борьбе с организованной преступностью с десятка регионов.

Поле для разбирательств им открывалось необозримое. Полесская свободная зона даже на фоне воцарившегося на Руси экономического разврата отличалась невиданными махинациями. Можно было, к примеру, попытаться выяснить, какие такие высокие гуманные соображения могли родить проект превратить область в цветущий край, фактически заложив ее западным банкам за двести миллионов долларов? И куда делся прошлогодний кредит немецкого банка в сорок миллионов долларов? Куда девается янтарь, которого в области восемьдесят процентов разведанных мировых запасов? И с какого такого достатка построил губернатор Николай Ломов янтарный заводик в Израиле? И как так выполняются многочисленные законы о льготах свободным экономическим зонам? И где большая часть рыболовецкого флота? Куда девается рыба и правда ли, что траловые суда не считают нужным вообще заходить в родной порт, а разгружаются где-нибудь в Норвегии, после чего деньги за рыбу уходят незнамо куда? Много было вопросов. Было над чем работать полусотне бойцов, которые, как предполагалось, горят желанием сломать хребет организованной полесской преступности...

Как уже было сказано, Ушаков имел одну плохую черту-он еще на что-то надеялся в этой жизни. Иллюзии в наше не терпящее сантиментов стальное время непростительны. Они имеют обыкновение разбиваться. Гриневу было проще. Он родился циником, а броня цинизма надежно защищает от разочарований и отлично сохраняет нервную систему.

- Видал команду? - хмыкнул Гринев после совещания, которое закончилось в восемь вечера. - Еще полсотни бездельников. За орденами прикатили. И за звездами. Мечтатели.

- Может, копать начнут, - без особой надежды произнес Ушаков, разливая из чайника "Мулинэкс" по чашкам доставшегося ему по наследству от предшественника дешевого китайского сервиза крутой кипяток. От пакетиков с "Липтоном" вода на дне чернела, и чернота клубами расползалась. Чай получался вполне терпимым и без мороки с заваркой.

- Чтобы начать копать, надо хотя бы предполагать, где... Сценарий хочешь распишу? Они сейчас за информацией ткнутся в УБОП. А там пыль в два пальца толщиной в сейфах, а не информация. И через неделю-другую они прибегут к нам или в Управление по экономическим преступлениям. Помочь ничем не помогут, зато будут воровать наши раскрытия и ставить себе в зачет. Скажешь, я не прав?

- Может быть, - кивнул Ушаков. Он тоже предполагал именно такое развитие событий. Присев за стол, он кинул в чашку три ложки сахара.

План операции "Ураган" держался в строгом секрете даже от Ушакова. На совещании старший губоповской группы смотрел на розыскников и на начальника УВД мрачно, видимо, вспоминая знаменитый телерепортаж, где руководство Управления обвиняли во всех смертных грехах.

- Ничего, - прокомментировал Гринев, отхлебывая чай. - Посмотрим, как этот клоун вскоре запоет. Ждать пришлось недолго. Меньше недели...

Глава 3 ХАВИРА

Кореец прикатил на "Лендровере-Дискавери" белого цвета с рядом прожекторов поверх крыши - мощном, как мамонт, с широкими ребристыми протекторами. Он любил такие машины. Его сопровождал Ломоносов. За рулем сидел водитель - тоже из приближенных Корейца, из тех, кому можно доверять. Солнце уже село за лес, небо было красное, облака зеленые - наслаждение для поэта и художника.

- Ну, здорово. - Кореец обнял Пробитого и похлопал по спине.

- Привет, Кореец.

- Закопался, тебя не найдешь. - Кореец взмахом руки пригласил его в дом. Как добрался?

- Добрался, - кинул Пробитый небрежно. От его сельского, менее комфортабельного, но лучше скрытого от посторонних убежища было недалеко. Маршрут он выбрал по окольным дорогам, где нет постов ГИБДД и никого не заинтересует, не тот ли лихой парень рулит машиной, портретами которого обклеены все стены в отделениях милиции?

- С комфортом хоть отдыхаешь? - поинтересовался Кореец.

- С относительным, - сказал Пробитый.

- Ну, пошли, - жестом Кореец пригласил гостя в "хавиру".

Это был немецкий кирпичный дом, напоминавший небольшую крепость. Впрочем, так оно и было. У немцев ни одно здание не возводилось без разрешения военного ведомства, и все строилось в расчете на боевые действия. Каждый дом должен был при необходимости сыграть роль крепости, огневой точки. Крыша дома была покрыта черепицей, частично ободранной. Деревянная лестница и доски на полу рассыхались, ночью казалось, что он наполнен потусторонними силами - все время что-то скрипело, шуршало. Его несколько лет назад приобрел Кореец на десятое имя, чтобы хранить неприкосновенный запас - часть арсенала, необходимого на случай всеобщей мобилизации, чтобы вооружить своих людей. Раньше тут всегда лежали в смазке пара автоматов, с десяток пистолетов "ТТ", ящика два гранат, гранатометы "муха" и тротиловые шашки - много чего было, чем богаты военные склады многочисленных, сегодня большей частью расформированных частей бывшего Прибалтийского военного округа и Балтийского флота.

От использования подвалов под склад бригада давно отказалась. О "хавире" иногда вспоминали, когда возникала срочная необходимость в скрытом от посторонних глаз месте. Пару раз здесь содержали заложников из числа злостных должников. Тюремщики быстро и умело доводили их до такой кондиции, когда считают за счастье отдать все долги и накинуть сверх того. Жертвы выходили отсюда сломленные, мечтающие об одном - остаться в живых и больше не ввязываться ни в какие криминальные истории. Хоронился здесь и Кореец во время позапрошлогодней войны. Но сейчас он нашел места получше и поближе - и где хранить оружие, и где отлеживаться.

В просторной комнате был огромный, покорябанный, изрезанный деревянный стол и несколько стульев, угол занимали лежаки с наброшенными на них матрасами и одеялами, оставшимися после прошлой "лежки". Сельские, озабоченные поиском денег на горячительные напитки воры сюда не заглядывали - убогая обстановка их не интересовала, так что вещи были уже несколько лет в целости и сохранности. Зато электричество "украли" три года назад. Тогда ворюги сподобились загнать литовцам алюминиевые провода, а восстановить их никто не удосужился, так как деревня практически умерла - жили теперь тут три полуглухие одичавшие бабки и чудом оставшийся в живых и не убитый самогоном, как все его сверстники, старик.

- Сейчас. - Ломоносов включил электрический фонарик, подошел к полке, на которой стояла керосиновая лампа, встряхнул ее. - Блин, керосина нет... Как черти - в темноте прячемся.

Он поставил фонарь на стол, кружок уперся в потолок, штукатурка на котором пока не осыпалась, но была вся во влажных разводах.

- Лучше свечку. - Кореец вытащил из кармана свечу, зажег ее. Фонарь погасил и отставил в сторону.

При неверном мягком свете свечи предметы становятся загадочными и приобретают совершенно иной смысл. Дневной свет высвечивает их несовершенства кривую поверхность, шероховатости, царапины. Свеча будто извлекает из предметов их мистическую суть. Корейцу всегда нравился свет свечи.

- Ну что, побазарим о делах наших скорбных, - предложил он.

- Насколько я понял, у тебя война, - отметил Пробитый.

- Ты верно понял.

- И ты хочешь смотреть по телевизору похороны Шамиля, - утвердительно произнес Пробитый.

- Именно. И обеспечишь тело для похорон ты.

- Я уже это понял... Вопрос в цене. Кореец.

- Сколько?

-Семьдесят,-бросил небрежно Пробитый.

- Семьдесят чего? - спросил Кореец.

- Семьдесят тысяч долларов США.

-Ты серьезно?

- Куда серьезнее.

- Слушай, Пробитый, я тебя раньше не трогал. - Кореец пристально смотрел на собеседника. - Ты у меня был на привилегированном положении. И неплохие деньги имел, ничего не делая.

- И от безделья уложил двоих гавриков?.. Кореец, я за твои интересы их убил. Чтобы все знали - с Корейцем лучше не связываться. Его ребята сразу валят... А сейчас за то, что я тебе верно служил, меня ищет милиция.

- Я тебе велел валить тех бедолаг? - Взгляд Корейца будто налился свинцом и пытался расплющить Пробитого.

- А, оставь, Кореец. Чего зря тереть? Мне нужно бежать из страны. Ты же знаешь.

- Семьдесят - это не разговор.

- А какой разговор?

Торговались они ожесточенно. Семьдесят тысяч долларов - это действительно было несерьезно. В конце концов цена сползла до тридцати.

- Это дело смазать надо. - Ломоносов достал из сумки, которую принес с собой, бутылку виски.

- Надо... Сейчас приду. - Пробитый встал, отряхнул брюки от прилипшей стружки - на стуле что-то пилили Недавно, значит, какая-то деятельность тут происходила.

- Куда? - спросил Кореец.

- В сортир. Хочешь за компанию?

- Можешь далеко не ходить, - усмехнулся Ломоносов.

- Ладно. - Пробитый вышел на крыльцо, вздохнул полной грудью сладкий воздух. Поднял глаза.

На небо высыпали яркие звезды. Вдалеке, в лесу, голосила ночная птица. Было прозрачно и чисто. Было спокойно.

Пробитый вздохнул еще глубже. По его телу прошла сладостная дрожь. Голова немного болела, но не больше, чем обычно. Он привык...

Он подошел к шоферу, который скучал, присев на сиденье "Лендровера" и поставив ногу на подножку. Он зевал. Из приемника разносилась негромкая музыка.

- Чего, скоро наговоритесь? - спросил шофер. Пистолет "ТТ" лежал рядом с ним.

- Чего вооружились? Меня боитесь? - усмехнулся Пробитый.

- Кроме тебя, есть кого бояться, - буркнул шофер. - Знаешь, сколько уродов расплодилось.

- Вся беда, что все кого-то боятся, - отметил Пробитый. - Надо жить проще.

- Знаем. Только жить охота.

- Да. Охота, - кивнул Пробитый.

И рванул вперед молнией. Он зажал рот водителя так, что тот не вскрикнул, когда нож вошел в грудь - прямехонько в сердце. Пробитый прекрасно знал, куда и как бить. Надавил на лезвие сильнее, чуть провернул...

Шофер дернулся. Забился в конвульсиях. Обмяк. Лезвие вошло точно и аккуратно... Пробитый никогда раньше не убивал человека ножом. Но рассчитывал на такие варианты. И тренировался, протыкал лезвием мешки с песком, изучал анатомию. Не раз прорисовывал это в сознании. Да и в армии учили, как это делается. И сейчас все получилось как нельзя лучше.

- Дурак. Бояться надо было лучше, - едва слышно прошептал Пробитый.

Вернувшись к дому, он нагнулся к, крыльцу, а когда поднялся, в его руках были припрятанные заранее граната и пистолет.

Он выдернул кольцо. Распахнул дверь. Кинул внутрь гранату. Закрыл дверь.

В помещении ухнуло.

- Окончательный расчет. - Пробитый передернул затвор пистолета и шагнул в дом, провел лучом фонарика.

Вряд ли кто из лежащих здесь людей нуждался в контрольном выстреле взрыва в закрытом помещении гранаты "Ф-1" более чем достаточно. Но работа должна быть сделана качественно...

Кореец с самого начала беседы испытывал тревогу. Он ощущал в Пробитом сдерживаемое возбуждение, но считал, что тот "вибрирует" в предвкушении больших денег. Но когда киллер вышел на улицу, он вдруг подумал, что подобное возбуждение у этого отморозка обычно бывает не в предчувствии денег, а в предчувствии крови. Притом крови близкой.

- Этот черт тебе странным не показался? - тихо произнес Кореец, вставая и устремляясь к окну, чтобы посмотреть, где сейчас Пробитый.

Тут распахнулась дверь. И со стуком покатилась по дощатому полу граната.

Кореец не зря был мастером единоборств. Какой-то компьютер, действующий вне зависимости от сознания, включился и взял управление телом на себя. ан бросился на пол, переворачивая массивный обеденный стол и скрываясь за прочной крышкой.

Тряхнуло, взрывная волна прошла по закрытому помещению, ломая, корежа, калеча, сметая все на своем пути. Осколки разлетались, впиваясь в дерево и человеческую плоть, не оставляя шанса ничему живому.

Корейца будто закрутило в смерч, по ушам ударило так, что он на миг потерял сознание, но тут же вынырнул из темного водоворота обратно, правда, уже в другой мир, отделенный прозрачной перегородкой, гасящей звуки и цвета.

Водоворот грозил затянуть Корейца вновь в черноту, но огромным усилием воли он держался, потому что знал: потерять сознание сейчас - верная смерть. Надо действовать. Он хотел жить, и эта жажда жизни заставляла его держаться на поверхности и двигаться.

Стол, послуживший ему защитой и прикрывший от взрывной волны и осколков, накрывал его теперь как одеялом. Осторожно освободившись от него, Кореец изогнулся. Попытался вытащить сзади из-за пояса шестнадцатизарядный "глок", вдавившийся глубоко в спину.

Он услышал с улицы щелчок передергиваемого затвора. Плохо слушающийся палец скользнул по предохранителю. Только с третьей попытки Кореец снял с предохранителя свой "глок" - затвор его был взведен всегда.

- Есть живые? - со смешком крикнул Пробитый.

В комнате была темень - взрывная волна смела вместе со столом и свечу. Зрачок карандашика-фонаря, который киллер держал в кармане как авторучку, пополз по комнате, выдергивая из темноты очертания изломанных предметов.

Грянул выстрел, который прозвучал для Корейца отдаленно, с трудом пробиваясь через звон в ушах, будто был произведен из пистолета с глушителем, барабанные перепонки после взрыва гранаты не воспринимали звуки.

Пуля, выпущенная из "ТТ", вошла в тело... Тело Ломоносова, лежащее в углу...

- Есть, - прошептал через силу Кореец и нажал деревянным пальцем на спусковой крючок "глока". Все вокруг виделось размытым, да еще слабость накатила такая, что он рисковал промахнуться с четырех метров...

- Бля! - Фигура Пробитого качнулась. Присела... Кореец нажал еще на спусковой крючок, понимая, что пули уходят не туда.

Пробитый схватился за бок и вывалился на крыльцо.

- Скотина, - прошептал Кореец. Его сознание уплывало. И в голове билась только одна мысль - если его сейчас придут добивать, сопротивления он оказать не сможет никакого. Его просто добьют и еще пнут ногой со злости. Но он этого не почувствует. Потому что это уже будет не его тело.

Глава 4 КОМАНДИРОВКА ЗА БУГОР

Москвичам хватило пяти дней, чтобы уразуметь - никаких сокровищ в кладезях УБОПа нет и не было никогда. Да и откуда им быть, коли начальник отдела по борьбе с бандитизмом находился на содержании у бандитов. Не будет же он копить в сейфах материалы на этих же бандитов...

Через неделю руководитель группы ГУБОПа пришел на поклон к Ушакову. Теперь держаться он старался по-свойски - дескать, старик, одно дело делаем и все понимаем.

- Пожалуй, мы группу в помещение УВД переведем, - после дипломатического захода выдал он.

- А чем убоповская избушка не по душе? - полюбопытствовал начальник уголовного розыска.

- Тут спокойнее.

- Что, у наших коллег в сейфах шаром покати?

Губоповец только махнул рукой. Потом произнес, будто пытаясь разделить с начальником уголовного розыска часть своей неподъемной государственной ноши:

- Задача у моей бригады простая - навести в области хотя бы элементарный порядок. Область имеет стратегическое значение.

- Тут мы в курсе,

- И нужно показать здесь всем, что в России есть закон.

- Да, цель не из легких, - усмехнулся Ушаков.

- Если есть какая-то информация, мы поможем ее реализовать, - продолжил губоповец. - Вон полсотни штыков. Орлы все. Кому хочешь голову отвернем.

- Отвернуть голову- не велика трудность. Проблема- добыть доказательства на бандита... Вообще, я за сотрудничество. Давайте, включайтесь в работу следственно-оперативных групп по табачным убийствам. Распределим, кому какие версии отрабатывать с учетом того, что ребята ваши пока в городе ориентируются не намного лучше, чем где-нибудь в Барселоне.

Полковник заметно поскучнел при этих словах. Он ждал не этого. Проверять версии, отрабатывать подозреваемых в убийствах - это муторно, долго да еще неизвестно, будет ли результат. Полковнику нужны были красивые быстрые реализации в рамках операции "Ураган". Приехать, разнести в пыль офис какой-нибудь левой фирмы, изъять пару ящиков пулеметов и замаскированный в полесских лесах чеченский танк. Он страшно нуждался в том, чтобы в каждой сводке мелькало "ГУБОП обезвредил"... "ГУБОП изъял". И его заботило не то, что в анклаве действительно пора наводить порядок, а то, как бы эта ступенька в его карьере не оказалась гнилой и не подломилась бы под ним.

- Надо разбираться в каждом конкретном случае, - вяло завел губоповец.

- Понятно, - кивнул Ушаков. - Знаете, я не первый день общаюсь с нашей мафией. Я давно уже прикинул, что мне нужно для полного счастья, чтобы отработать ее по полной программе.

- И что? - с некоторым интересом спросил полковник.

- Для начала отослать куда-нибудь семью и не вздрагивать при мысли, что похитят жену или дочь. Нужна группа из пяти-шести профессионалов, которым не нужно вытирать сопли подгузником, и чтобы каждому я мог доверять, как себе. И еще - сотня тысяч долларов на оперативные расходы. И, конечно, чтобы прокуратура и суды палки в колеса не ставили и за взятки бандюков на следующий день не выпускали на свободу... За полгода я уничтожу всю эту мразь. Забью их в камеру. Или они убегут из страны...

- Рисково, - кивнул полковник с какой-то грустью и оттенком зависти.

- А я давно страх растерял, - произнес Ушаков. - Вот только никто мне никогда ничего этого не даст. Потому что никому ничего не нужно. Легче собрать роту оперативников по всей Руси-матушке и отправить на год в Полесск, чтобы они тут лени набирались.

- Ну, вы нас недооцениваете.

- Хочется верить...

Между тем неожиданно стали подниматься старые дела. Гринев по своим каналам получил информацию о двух подонках, которые зарезали в общей сложности трех таксистов за копеечную выручку, а заодно утопили в море свою знакомую манекенщицу из Дома моделей "Париж". Обоим исполнилось двадцать пять, но они успели озлобиться и заматереть в зонах. И оба раскололись в течение двух часов разговора по душам в кабинете начальника уголовного розыска. Когда все было закончено, Ушаков в очередной раз ощущал тошноту, как от запаха гниющего мяса. Да, он явственно чувствовал запах гнили, исходивший от этих двоих, с виду чистых, хорошо одетых парней, лица которых вовсе не были обезображены печатью порока. Гнила их душа - начальник розыска научился это чувствовать давно, но не научился воспринимать спокойно.

Наметился прогресс и по убийству Глушко. Сыщики немецкой криминальной полиции прошлись по связям убитого и нащупали кое-что интересное.

- Надо туда ехать, - сказал Ушаков, вызвав Гринева и передав ему бумагу, которую Наташа Сомина, руководитель группы Интерпола в УВД, успела перевести на русский язык,- Германские коллеги подняли свои архивы, прошлись по сделкам, счетам "Востока" и некоторых других фирм.

- И что? - спросил Гринев с интересом.

- Они нашли человека, к которому приезжал Глушко. Некто Марк Шварцман выходец из СССР, ныне гражданин Германии. Занимается табачным бизнесом и финансовыми аферами, в основном совместно с литовцами и россиянами. И обнаружились концы денежных проводок. Надо ехать в Мюнхен.

- Черта с два туда пустят, - буркнул Гринев. - Денег в кассе нет.

- А ты разузнай у финансистов. Нам же не колбаски с пивом там лопать.

Гринев отправился на разведку. Вернулся он от финансистов через полчаса несколько озадаченный. И сообщил:

- В казне сквозняк. Ни одного доллара и марки выделить не могут. Нужно через Москву пробивать. Предложили нам командировочные сухим пайком взять.

- Чего? - У Ушакова, привыкшего ко всему, чуть челюсть не отвисла.

- Ну, тушенкой, насколько я понял.

- Молодцы.

- Это сорок долларов командировочных в день, - попытался прикинуть Гринев. - В общем, с грузовиком тушенки в Мюнхен прикатить. И на автобане ею торговать. Ты мне скажи, вот в нормальный, не одурманенный опиумом ум такая идея может прийти?

- Как видишь, может, - усмехнулся Ушаков.

- Знаешь, в России десять лет назад к власти пришли не демократы, не коммунисты, а сюрреалисты. Какая-то законспирированная секта, которая решила сюрреализм сделать жизнью... Сухпайком, ты посмотри на них!

- Не кипятись, - успокоил его Ушаков, мысленно, впрочем, чертыхаясь и проклиная нынешнюю нищету государства и невозможность решить элементарные вопросы.

Да, неплохо бы было встретиться с человеком, к которому ездил Глушко, и переговорить накоротке, как бывшие соотечественники. Немецкая, американская да любая другая полиция не в состоянии говорить на одном языке с выходцами из СССР. Тут нужен только русский мент. И тогда сразу все становится на свои места.

- Группа ГУБОП в бой рвется, - сказал Гринев. - Вот пускай они нам деньги и выбьют. Глядишь, в раскрытие попадут.

- Попробуем, - без особой надежды сказал Ушаков. С этой идеей он и направился к старшему губоповской бригады. Полковник в ответ на это предложение только развел руками.

- Это вряд ли возможно.

- А почему? - спросил Ушаков.

- А все потому же. Денег нет.

- Да. А на поездку в Штаты по сотне сотрудников, чтобы они били баклуши, обучаясь непонятно чему у инструкторов ФБР, есть деньги?

- Это другая статья сметы. Международное сотрудничество, - пояснил полковник. - Да что передо мной-то возмущаться? Я же сам все прекрасно понимаю.

- Все всё понимают, - кивнул Ушаков. - Все всё знают. Только никто ничего не пытается изменить...

...Всеми правдами и неправдами Ушаков все-таки выбил валюту. И Гриневу выписали командировку на трое суток в Мюнхен. Лететь ему предстояло в понедельник утром.

Стоянка перед аэропортом, как обычно в этот день, была вся заставлена "Мерседесами", "Вольво", джипами, у которых скучали шоферы и охранники. Рейс на Мюнхен по времени почти совпадал с рейсом из Москвы. Акулы свободной экономической зоны как раз возвращались в свою богатую рыбой и планктоном акваторию после отдыха. Среди них летать в столицу на субботу - воскресенье считалось хорошим тоном. Одни прикупили там квартиры и коттеджи, другие бронировали номера в московских отелях.

В здании аэропорта руководители уголовного розыска. то и дело ловили на себе косые взгляды. Здесь было полно их старых знакомых - кого-то задерживали, от кого-то принимали объяснения, кого-то отправляли пилить лес. И Гринев только успевал комментировать:

- Смотри, Рома Буржуй. Как ублюдок поднялся! Девку себе отхватил из Дома моделей... А вон Куцый, я его за карманку десять лет назад брал.

- А теперь у него две бензозаправочные станции, - кивал Ушаков.

- И что, он от этого перестал шарить по карманам? - усмехался Гринев. Шарит, только более интеллигентно... Да, поднялись клиенты. Высоко взлетели, орлы. Только вот суть сволочную свою не изменили.

- Да, оцивилизовавшийся уголовник - это добрая сказка для детей демократов, - кивнул Ушаков.

- В Москву наша деревня потянулась. Как мухи на дерьмо, - скривился Гринев. - Хрусты в оркестр бросать.

Считалось куда престижнее прогуливать деньги в московских, запредельно дорогих фешенебельных кабаках, чем гудеть в Полесске. Там можно неплохо провести время в "Национале", скромно отужинав на пятьсот долларов, да еще посмотреть на видных деятелей Госдумы, которые облюбовали этот ресторан рядом со своей работой. Не с последними людьми бизнеса и политики можно перекинуться словечком-другим в "Мариоте" или "Балчуге". Если не слишком жалко две-три тысячи баксов, можно неплохо провести вечерочек в кабактории "Шимазон" чеченской гостиницы "Рэдиссон Славянская", которую' особенно полюбили московские власти.

Да, столица! Другие размеры, другие масштабы. После визита туда можно в родном Полесске мимолетом бросить, что недавно выложил в ресторане "Джуста" полторы тысячи долларов за бутылку коньяка "Людовик Тринадцатый". Если ты голубой, то можешь похвастаться перед своими товарищами, что провел ночку в так дорогом сердцу каждого педика клубе "Хамелеон", который почему-то облюбовали лидеры Союза правых сил - тоже люди богатые и полезные. Вход в стриптиз-клуб "Доллс" недалеко от "Белого дома" недорог - каких-то шестьдесят зеленых, для делового человека деньги смешные, но если тебя унижает такая мизерная сумма, то можешь снять там отдельный кабинет для особо доверенных лиц за тысячу долларов. Впрочем, все это развлечения не для слишком крупных акул. Если ты по-настоящему крут, то лишь иногда в узком кругу обмолвишься, что попал в закрытый клуб "Монолит" на Большой Грузинской, карточка которого стоит двадцать пять тысяч долларов. Там собираются большие люди, большие деньги, там серьезные связи. Нет, с Москвой ничего не сравнится. Она для бизнесмена, как для мусульманина Мекка. Там совершенно по-другому ощущаешь вкус денег. Там власть...

Объявили посадку на рейс.

- Казенные марки трать с толком, - напоследок напутствовал Ушаков.

- На такую сумму можно весь Мюнхен скупить. - Гринев хохотнул, похлопывая себя по карману с деньгами.

Проводив своего заместителя, Ушаков вернулся в Управление. Провел быстро оперативку и углубился в изучение сводки происшествий за сутки, привычно отмечая желтым маркером интересующие его пункты, выводя резолюции.

Никакими из ряда вон выходящими происшествиями последние дни отмечены не были. Табачная война временно затихла. И Ушакову затишье это не нравилось, так как грозило закончиться таким тарарамом, что чертям станет тошно, и никакая рота заезжих губоповцев не поможет эту кашу расхлебать.

Во второй половине дня на него вышел Фофа. Тот самый рецидивист, который дал расклад по бригаде Ломоносова и Пробитому.

- Надо бы встретиться, - попросил он. - Новости есть.

Пересеклись их пути в одном из самых глухих углов, рядом с ныне почти бездействующим машиностроительным заводом. Его красные корпуса были возведены перед Первой мировой войной. Ни годы, ни погода им были нипочем.

- Тут шорох прошел... - Фофа помялся. - Не знаю, как и сказать.

- Говори, как есть, - велел Ушаков.

Фофа поежился и вздрогнул от неожиданного раската, донесшегося из-за глухого заводского бетонного забора с колючей проволокой поверх него. Это был грохот падающих металлических листов. Похоже, завод начинал потихоньку оживать. Перед его воротами стояла пара груженых грузовиков.

- Не бойся, не стреляют, - улыбнулся Ушаков.

- Как не бояться, - досадливо произнес Фофа. - Любая падла с пулеметом сегодня себя человеком считает.

- Что случилось? - вернул Фофу на землю Ушаков.

- Кажется, Корейца грохнули.

- Как это?

- Не знаю конкретно. Но люди говорят - Шамиль нашел способ его завалить. Так что Кореец теперь в своем корейском раю.

- Или в аду, - кивнул начальник уголовного розыска.

- Это как повезло...

Глава 5 ВСТРЕЧА НА ТАМОЖНЕ

День у Арнольда обещал быть бешеным. А тут еще с утра на Лену опять накатило.

-Я сегодня буду поздно, - сообщил он, когда жена готовила завтрак. Она во что бы то ни стало должна была приготовить ему завтрак, хотя он вполне мог справиться с этим сам или нанять прислугу. Но она упрямо делала это каждое утро, во сколько бы он ни вставал, превратив это действо в ритуал, который помогал ей держаться на плаву.

- Неважно выглядишь, Леночка, - сказал Арнольд.

- Я отвратительно выгляжу! - бросила она резко. Он пожал плечами и возразил:

- Ну что ты... Просто тени под глазами...

- Я выгляжу отвратительно! - настойчиво повторила она.

Спорить у Арнольда желания не было. В отдичие от Лены, которая продолжала:

- Я вся вымоталась, понимаешь...

- Лен, спокойно...

С нервами у жены было определенно не в порядке. Он стал замечать, что она все чаще закладывает с Викой - запасы коньяка быстро истощались. Несколько дней назад вообще пришлось вызывать частного врача, чтобы он вколол ей успокаивающее. Правда, тогда был повод. Надо же так случиться, что именно когда она заскочила на чашку кофе в "Золотой шельф", по нему вжарили из гранатомета. Лена грохнулась в обморок, а потом несколько дней не могла прийти в себя, находясь в ступоре. Врачи сделали ей пару уколов, накормили таблетками. Из оцепенения она вышла, но зато снова начались истерики.

Обеспокоенно посмотрев на нее, он продолжил уминать завтрак. Она сидела молча, уставившись на кофейник.

- Все отвратительно, - скривила она губы.

- Ну не все, - рассудительно произнес он. - Ленок, я сегодня задержусь. Если вообще приеду. Нужно встречать груз...

- Груз, - кивнула Лена и посмотрела на него немного диковатым взором. - Я это слышу через день! Я устала! Ты все время встречаешь груз. Или мотаешься по шлюхам!

Самое обидное, что по поводу груза - это была чистая правда, а не какая-то увертка с целью загулять в веселой компании в отеле на морском берегу. На самом деле таможенники тормознули фуру с "Кэмелом". Документы были в порядке. Точнее, почти в порядке - насколько в порядке они могут быть при существующей системе. Но на таможне кто-то сильно проголодался. Людей, с которыми обычно договаривался Арнольд, сейчас не было. Вопрос надо было утрясать срочно партию уже ждали оптовики.

- Ты чего волну-то погнала? - несколько удивленно посмотрел на нее Арнольд.

- Волну, да? Погнала?! Ты когда в последний раз со мной в постели этим делом занимался?! Забыл уже! Все эти шлюхи. Артисточки московские! Фуршеты! Сигареты! Я не могу видеть сигареты, понимаешь! Я не могу видеть этих ублюдков, твоих компаньонов, которые в любую минуту могут тебя заказать! Я не могу!

- Э, Лена, - он потрогал ее за плечо. Она утопила свое лицо в ладонях, повела резко плечом.

- Отстань!

Она затряслась. По ее щекам потекли слезы... Вот этого Арнольд не терпел. Женская истерика приводила его в холодное бешенство. Еще хуже, когда начиналось выяснение отношений.

- Все эти мерзавцы и шлюхи липнут к тебе как мухи, потому что у тебя есть деньги! - закричала Лена. - Пойми, ты им не нужен! Им нужны твои деньги. Деньги, черти их забери! Деньги! Сигареты!

- Сигареты нас кормят, - сухо произнес он. - Хлеб с икрой - вот что такое для нас сигареты.

- Ненавижу! - Казалось, она его и не слышала.

- Ты ненавидишь, - он сжал ее плечо так, что она вздрогнула, - а мне наплевать на твою ненависть.

- Оставь меня!

- Оставить? - холодно спросил он. - Это мысль, Лена... Это мысль...

Она метнула на него яростный взор.

Он пододвинул стул и сел напротив нее, потом, подождав немножко, произнес:

- На эти деньги, которые мне даются очень недешево, ты катаешься по курортам и ищешь там хахалей...

- Ты что говоришь?

- Благодаря этим деньгам ты ни черта не делаешь, кроме как шатаешься по магазинам за шмотьем и косметикой. Это твоя главная работа - шататься по магазинам...

Он хлестал ее словами, видя, что они достигают цели и больно бьют ее.

- Без этих денег ты была бы обычной училкой в средней школе и учила бы малолетних наркоманов читать Лермонтова, который им до фонаря. И получала бы за год сумму, с какой сегодня тебе из дома выйти зазорно.

- Отстань!

- А твои комплексы и душевные терзания "новой русской" барыни - это от жира и дури! Ясно?

Теперь она разревелась по-настоящему.

- Мне надоели твои истерики, - спокойно произнес он. - Мне осточертели твои упреки. Я буду жить как хочу и могу. Тебе понятно, девочка? Или нет?

Она всхлипнула. Поежилась. Его тон отрезвил ее, как будто он растер льдом ее щеки.

- Я тебя люблю, понимаешь... Не эти деньги поганые. А тебя... Тебя, дурак ты такой... Тебя! И я боюсь за тебя... А ты... А ты...- она всхлипнула.

Он закатил глаза и покачал головой, пока она хлюпала носом, уронив голову на стол.

"Идиотка, - про себя произнес он. - Осточертела своими фокусами, истеричка... Интересно, кто ей наплел про артисток?"

- Ладно, ладно. - Он снова положил руку ей на плечо. На этот раз она не сбросила ее. - Ну все, хватит... Все, я сказал! - произнес он резче. Подействовало.

- Арнольд!.. - Она порывисто подалась и судорожно обняла его.

Он сидел, как дурак, когда она орошала его грудь слезами раскаяния, и наливался раздражением. Чего ему только не хватало для полного счастья - так это ее истерики. Можно подумать, ему больше не над чем голову ломать и нет больше поводов для того, чтобы нервы портить! Взять хотя бы эти фуры задержанные... Милиция на прошлой неделе тормознула машину левых сигарет, которые со склада развозили на лотки и в магазинчики. Придраться им было не к чему - по документам товар перевозили со склада на склад, но груз все равно задержали. И начались долгие и нудные разбирательства. Оперативники из ОБЭП хотели, чтобы Арнольд раскололся до фундамента и накатал дрожащей рукой чистосердечное признание о своей преступной деятельности в поставке левых сигарет. Ему показалось, что им было скучно и они просто точили лясы, потому как заняться больше нечем. Ох, надоело все это. Действительно, закатиться бы сейчас на бережок с какой-нибудь шлюхой. Обязательно со шлюхой, потому что те просто выполняют свою работу, а не выясняют отношений, не портят нервы.

-Тебе надо отдохнуть, Ленок... Просто надо отдохнуть, - начал излагать он, переходя на такой тон, каким обычно предлагал партнерам взаимовыгодную сделку. - Езжай на курорт...

- Где буду искать мужиков, - напомнила она ему в сердцах брошенные им слова.

- Да ладно, замяли, - сказал он. - Куда хочешь? В Испанию? На Майорку?

- Там сейчас жара, как на сковороде.

- Ну а куда? В Париж - там нормально...

- На Эйфелеву башню с заклепками глазеть, чтоб она провалилась. - Лена начинала втягиваться в разговор, истерика отступала.

- Слушай, а давай-ка в ЮАР. Там сейчас зима, погода нормальная - ни жарко, ни холодно. И изумительные отели. Почувствуешь себя белым человеком.

- Я не знаю... Одной противно...

- Возьми Вику...

"Мужа она достала, - хотелось добавить ему. - Он с удовольствием ее отошлет на пару недель. За такое удовольствие три-четыре тысячи баксов - не деньги".

Раздался звонок в дверь. Арнольд посмотрел на часы, потом перевел взор на экран монитора, на котором был виден топчущийся перед дверью шофер-телохранитель.

- Ты подумай. - Арнольд еще раз погладил Лену по плечу и взял "дипломат".

Его опять закрутила обычная карусель, когда не успеваешь заметить, как щелкают минуты и часы. Визит в нотариат. Встреча с клиентами. Разнос партнерам-оптовикам. Полдня просвистело - даже дыхание перевести не успел. Поглядел на часы - уже два. Пора было ехать на таможенный терминал, где тормознули фуру. В кабинете он наспех проглотил пару бутербродов, запил кофе.

- Спасибо, Танюсь! Не надо, - отказался он от горячего обеда, чмокнув в щеку секретаршу. - Я в Суворове, на таможне...

Когда он вышел из машины, хлопнув с размаху дверцей, и решил уже устремиться вперед, к выполненному в лучших "новорусских" традициях - из дорогого кирпича, с зеркальными окнами зданию суворовской таможни, то услышал сзади звук клаксона и обернулся. На стоянке стояла отлично знакомая ему машина. Она удостоилась восхищенной статьи в "Трезвом взоре". Положа руку на сердце, восхищаться было чем. Это была единственная подобная машина в области. Только что запущенный в серию "Ягуар-Силверстоун" цвета "платиновый металлик". Мощная штучка, оснащенная 363-сильным четырехлитровым двигателем с турбонаддувом, навигационной системой, встроенным телефоном. Мечта автомобилиста. В Англии он стоит девяносто тысяч долларов. А сколько за него отдал три месяца назад Плут известно ему одному.

- Здорово, братушка, - произнес Арнольд, подходя к машине, с заднего сиденья которой вылез Сапковский.

- Привет. Тебя каким ветром сюда занесло?

- Проблемы с таможней. А тебя?

- То же самое, - вздохнул Плут. - Эти бандиты, похоже, перепугались москвичей и пытаются доказать, что они не заурядная шайка, а честная государственная служба.

- Это у них вряд ли получится.

- Точно не получится, потому что им есть хочется. Но пока они сдвигают брови. Строго так сдвигают.

- Мне к какому-то хрену надо... Как его?.. - Арнольд вытащил смятый листок, на котором были записаны данные таможенного чиновника. - Бирюков. Что за фрукт?

- Такой же фрукт, как и другие в этом райском садике. Но сейчас его нет. Так что пойдем по рюмке ликерчику хватанем. - Сапковский кивнул на драную, несуразно дорогую забегаловку, стоявшую рядом с терминалом и именуемую рестораном "Граница".

Половина столиков в ресторане была занята. Приятели устроились рядом с эстрадой, на которой валялся раздавленный окурок. К ним подкатил ленивый официант, который подтянул резко живот, узнав в Сапковском одного из табачных авторитетов.

- Что желаете? - склонился он.

Наверное, если бы Сапковский сказал, что ни копейки никогда не оставит в этом гадючнике, все равно халдей гнулся бы с тем же подобострастием, поскольку нутром ощущал присутствие рядом больших денег.

- У нас сегодня прекрасный грибной соус... - начал официант.

- Не напрягайся, - поднял руку Сапковский. - Два пива "Адмиралтейское". И чипсы...

Бровь официанта удивленно поползла вверх.

- Постой, - сказал Арнольд. - Мне соленых огурчиков и стопарик водочки. Не отрави только, хозяин. Чтобы водка была качественная.

- Лучшим образом сделаем. - Официант, улыбаясь, улетел.

Арнольд брезгливо огляделся, потом произнес:

- Что-то редко видимся, Плут. Ты все куда-то исчезаешь.

- Ты тоже... Дела завертели, Арнольд. Дела, будь они неладны...

- Глушак уже сколько мертв.

- Не так много.

- А кажется, сто лет...

- И ни черта до сих пор неизвестно.

- Милиции надо зарплату больше платить, - усмехнулся Арнольд.

- Я бы им, шакалам, вообще ничего не платил, - зло воскликнул Сапковский. - Ты слышал, Дона Педро выпустили.

- Слышал.

- И что думаешь?

- Я ничего не хочу знать! - замахал руками Арнольд. - Для меня все в прошлом. Все это уже всемирная история, понимаешь...

- Понимаю.

- Плохо понимаешь... Я не хочу вообще вспоминать.

- А придется, - с досадой произнес Сапковский. - Менты начали копать наши счета, проводки. Гринев, урод такой горластый. Слышал о нем?

- Еще бы.

- Он в Мюнхен отправился. Компру на нас собирать, - угрюмо улыбнулся Сапковский.

- Зачем?

- Все затем же. Они считают, что денежные потоки как-то связаны с убийством Глушака. И с Сорокой.

Подошел официант и со словами "Приятного аппетита" поставил на стол заказ.

- Хреново. - Арнольд взял рюмку, посмотрел ее на свет. - Могут что-то и накопать. Хотя вроде все проводки грамотно делали.

- Если возьмутся, много чего могут накопать. Ментам почему-то втемяшилось в голову, что те бабки ушли через наши каналы.

- Деньги, которые собрал Сорока?

- Точно. - Сапковский налил в бокал вспенившееся холодное пиво.

- И Глушак так считал. - Арнольд подцепил вилкой огурчик, хрумкнул им. Отсюда неутешительный вывод напрашивается: кто-то из нашего узкого круга при этих делах.

- Чушь это все!

- Может, так... А может, и не так. Плут...

- И чего ты меня взором Дзержинского буравишь? - раздраженно осведомился Сапковский. - Ты что, считаешь, я при этих поганых делах?

- Я не знаю, Плут...

-Зато я знаю, что ни причем!

- Так ведь и я знаю, чти я ни при чем...

- Ну ты даешь!

- Ладно, дурной какой-то разговор, Плут. - Арнольд махнул разом рюмку, крякнул; - Проехали...

Глава 6 ПРИВЕТ С ТОГО СВЕТА

В Мюнхене Гринев встретился с Марком Шварцманом, тем самым эмигрантом, с которым были общие дела у Глушко и фирмы "Восток". Как и ожидалось, выходец из СССР, привыкший к спокойной европейской жизни, с высоты положения гражданина Германии начал отнекиваться от всего и вообще заявил, что с представителем России общаться не желает. Сопротивлялся он недолго. Гринев в паре емких матерных слов доходчиво расписал ему, что ждет его бизнес, которым он повязан с Россией, и что ждет его самого, появись он сдуру в Полесской области. Давить на людей заместитель начальника уголовного розыска умел и любил, так что выдавил из эмигранта, как из тюбика, все содержимое.

- Забылся ты, браток, - произнес по-отечески Гринев. - Разучился власть уважать.

- Так тут разве власть, - хмыкнул эмигрант, признавший в нем власть настоящую. - Лохи, а не власть... Германия еще жива за счет того, что каждый немец с детства стучать привык. У них это протестантской моралью называется. Увидел, что сосед правила движения нарушил, - позвони в полицию. А так тут все лохи лохами.

- Только живут вон как, - обвел рукой окрест себя Гринев.

Они сидели в кафе, куда заглянули по выходе из Управления криминальной полиции после того, как нашли общий язык.

- А лохи не только бедные, но и богатые бывают, - грустно заметил эмигрант.

Спорить с ним Гринев не стал, хотя и был не во всем согласен.

В результате командировки удалось выяснить теперь совершенно определенно, что Глушко во время последней поездки в Германию на самом деле узнал, что по каналам "Востока" прошли большие деньги.

- Он взбесился, когда мы просчитали по поводу этих денег, - говорил Марк, прихлебывая из кружки пиво. - Орал, что его, Глушака, обули, как пацана. И намекал, что кто-то из его корешей спелся с каким-то воротилой.

- С чего он взял? - осведомился Гринев.

- Мол, только с Сорокой на пару такое дело не потянешь. Сороку потом убрали - его с самого начала использовали втемную. И поделили бабки. - Несмотря на оторванность от родины, современной лексикой Шварцман владел свободно.

- Какой такой воротила?

- Глушко не распространялся...

Немцы пообещали копать в этом направлении дальше, но пока ничего у них не получалось. Задерживаться Гриневу там резона не было, и он вернулся домой.

Гринев прибыл вполне довольный жизнью. Зашел в кабинет к Ушакову сияющий, в новой рубашке и галстуке.

- Отоварился, - заметил начальник уголовного розыска.

- Немножко.

-Давай излагай...

Гринев поведал о своих достижениях.

- И что нам с этим делать? - спросил Ушаков, выслушав своего заместителя.

- Надо повторно трясти окружение Глушко.

- Надо... Людей нет.

- Пусть губоповцы и работают.

- Сейчас, - усмехнулся начальник уголовного розыска. - Пока они отличились тем, что накатали в Москву докладную, будто убийства таксистов раскрутили под их непосредственным руководством, а уголовный розыск там вообще где-то вдали маячил.

- Что-то не помню их там.

- Операция "Ураган", - развел руками Ушаков. - Им результат нужен. А результата нет. Надо воровать чужие результаты. Непонятно?

- Да мне-то давно все понятно.

- А у нас людей нет. Те, что есть, уходят. Скоро отказняк некому будет написать. Полюбуйся, еще два рапорта - Ушаков положил ладонь на две бумажки.

- На увольнение?

- Один на увольнение. Другой на перевод в другую службу.

- И скатертью дорога, - пробежав глазами рапорта, махнул рукой Гринев, как Ленин в старых фильмах. Только вождь пролетариата указывал дорогу к светлому будущему, а заместитель начальника уголовного розыска отсылал куда подальше. Двумя дурачками меньше... Думаешь, им интересно по двадцать часов в сутки работать? Они на асфальт с жезлом встанут и будут водителей трясти. Или в разрешительную систему пойдут - деньги с бандитских охранных агентств грести лопатой и в ус не дуть. И на шиша им этот розыск нищий сдался?

- С кем останемся? - вздохнул Ушаков. - В райотделах некомплект по двадцать-тридцать процентов.

- Да хоть пятьдесят, - отмахнулся Гринев. - Это лучше, чем дефективных держать, от которых неизвестно что ждать.

- Да уж. Клоунов у нас немало, - кивнул Ушаков. Ему вспомнилось, как два года назад в банде, промышлявшей налетами на квартиры, пригрелись два оперативника Кумаринского уголовного розыска, повышавшие свой профессионализм планированием преступлений. А так как профессионалы они были никчемные, то попались быстро. После этого случая у Ушакова возникло чувство, что ему в душу наплевали.

- Балласт нам не нужен. За борт - и все дела, - Гринев опять рубанул ладонью воздух.

- Нас самих, старичье, скоро за борт...

- Это точно. - Гринев задумался, помолчал. Потом спросил: - А вот ты знаешь, какой проходной балл нынче в нашу высшую школу милиции?

- Не интересовался.

- Семь тысяч долларов. Скажи, не слышал.

- Слышал.

- Посмотри, вокруг начальника вышки кто крутится. Один Кавказ. Скоро нам та смена придет, которая за семь тысяч поступала. Ты думаешь, они такие деньги выкидывали за образование? Сейчас! Это вложение капитала. Отдал семь тысяч, за год работы их оправдал да еще лишние остались... Тогда уж лучше вообще милицию расформировать. Так что хрен с ними. Пусть рапорта пишут.

- Семь тысяч... Растут цены, -усмехнулся Ушаков.

- Это ж надо - семь тысяч баксов за поступление. - покачал головой Гринев. - Да по паре сотен за каждую сессию. И говорят, еще дешево. В Москве дороже... Василич, смотрю я на все это и жду...

-Чего?

- Когда проснусь. - Гринев поправил свой новый классный галстук и спросил: - А помнишь, как он в депутаты рвался?

- Помню.

Начальник высшей школы год назад собирался в депутаты Госдумы, принародно заявляя, что надеется на то, что за него будут голосовать сотрудники милиции и их семьи. Те самые детишки, которым он проходной балл в семь тысяч баксов влепил.

Старый немецкий особняк с новым евроремонтом, принадлежавший начальнику высшей школы, но записанный на какого-то его дальнего непонятного родственника, гордо возвышался в центре города рядом с коттеджами табачных королей и по стати, отделке и, главное, цене не слишком им уступал. Знай наших!

- Кто только эту сволочь начальником школы держит? - Гринев выматерился.

- Тот, кого он устраивает, - сказал Ушаков. - Кругооборот денег в природе.

- Деньги, деньги... Тьфу... Чего дальше будет, если все так пойдет... Меня одно успокаивает.

- Что?

- Что жить недолго осталось. Через год-другой на пенсию. А опера долго не живут. Треть в ящик играют в течение двух лет после увольнения. Сдохну, и пускай другие это дерьмо хлебают!

- Ну, тебя занесло...

- А!.. - Гринев хлопнул ладонью по столу.

- Кстати, пока тебя в Германию носило, тут новости появились.

- Грохнули кого?

- Похоже на то.

- И кого?

- Корейца и Ломоносова. Гринев присвистнул и произнес:

- Шамиль. Вот паскудник. Как он Корейца, бедолагу, достал-то?

- А черт знает. Наверное, кто-то продал.

- Да наверняка. - Гринев усмехнулся. - А знаешь, из этой всей шушеры мне Корейца единственного жаль.

- В нем что-то человеческое было, - согласился начальник уголовного розыска.

- Обаятельный был, гад. Не то что Шамиль - тварь холоднокровная. Как крокодил. Лежит в тине и людей жрет, к воде подходящих. Я надеялся, Кореец первым успеет.

- Не успел...

Зазвонил телефон. Ушакову трубку брать не хотелось - это наверняка губоповцы, опять будут ныть, что нужно отметить в сводках совместные мероприятия в рамках операции "Ураган". Но звонили настойчиво.

- Кто такой настырный? - Начальник уголовного розыска взял трубку. Слушаю, Ушаков.

- Лев Васильевич? - послышался чем-то знакомый сипящий голос. Говорить, похоже, собеседнику было трудновато.

- Он самый.

- Это Ан. Вы мне можете уделить несколько минут?

- Кореец, - удивленно произнес Ушаков. Теперь он узнал этот голос. Он действительно принадлежал Александру Ану.

- Нам надо встретиться. - Кореец закашлялся. - Вам это нужнее, чем мне...

- Подожди, дай подумать...

Глава 7 МЕНТЫ И БАНДИТЫ

Кореец очнулся, ощущая, как с трудом его душа возвращается в истерзанное тело.

Голова гудела. Тошнило. Казалось, он никогда не сможет заставить это вдруг ставшее чужим тело сделать хоть что-то. Но он сумел усилием воли разбить сковавшую его ледяную глыбу.

Он лежал в скрюченной позе в "хавире". Во рту был какой-то кислый противный вкус. Все вокруг было поломано.

- Ox, - простонал он, пытаясь подняться.

Не получилось. Черный водоворот начал засасывать его. Кореец собрал волю в кулак. На этот раз ему удалось приподняться на руках. Он уселся на полу, прислонился спиной к холодной стене, с которой обвалилась штукатурка и проступил кирпич.

Взрывная волна переломила крышку стола пополам, но стол спас Корейца.

В помещении было темно. В окно заглядывала будто обрезанная посредине луна, но она не могла разогнать мрака.

Кореец ощупал грудь - то место, куда врезала отлетевшая часть крышки стола, - но переломов, похоже, не было. С трудом достал зажигалку, щелкнул ею, извлекая колеблющийся язычок пламени. Слабого света хватило, чтобы в углу комнаты высветилась темная масса.

- Эх, Ломоносов, - прошептал Кореец, попытался встать на ноги, но не смог. Подполз. Ощупал тело своего ближайшего помощника и друга, уже сведенное трупным окоченением. Значит, без сознания Кореец пробыл долго. - Вот черт, - прошептал он.

Ломоносов мертв. Кореец, в отличие от многих своих коллег и конкурентов, имел слабость привязываться к людям, с которыми прошел огонь и воду, никогда не предавал их, по возможности прощал им слабости. А с Ломоносовым они воевали бок о бок с того первого дня, когда решили брать под контроль первые группы перегонщиков машин.

- Суки, - едва слышно прошептал Кореец. - Ответите. За все...

Самое удивительное, что в этой свалке в боковом кармане ветровки уцелел сотовый телефон. Пластик на крошечной синей коробочке дал трещину, но при нажатии кнопки матово-зеленым загорелось табло, по нему поползли цифры.

Собираясь с остатками сил, сидя на полу, прижавшись спиной к стене. Кореец прокашлялся. Потом нащелкал номер и прохрипел:

- Кунак.

- Слушаю, шеф.

- Тревога. Ломоносова завалили.

- Вы где?!

- На "хавире". - Кореец опять закашлялся, ощущая, как грудь пронзает острая боль, и боль эта, как ни странно, отрезвляет, привязывает его сознание к действительности. - Я еле жив. Присылай людей...

- Сейчас! - взволнованно крикнул Кунак. - Мигом будем, Кореец. Мигом!

- Втроем приезжайте. Ты, Дюк и Бундес... Больше никому ни звука...

- Уже мчимся!..

Теперь можно расслабиться. Не до конца. Немножко... Он прикрыл глаза и положил под руку пистолет. Он не знал, насколько тяжело подстрелил Пробитого и не вернется ли тот добить жертву. Поэтому усилием воли удерживался на краю, не позволяя себе отключиться.

Потом подоспели братишки на двух машинах. Они залетели в дом, уложили Корейца на лежак, начали перевязывать армейским медпакетом. Кунак служил в Афгане и знал, как оказывать первую медицинскую помощь раненым.

- Серега? - спросил Кореец о судьбе шофера.

- Убили, - сообщил Кунак. - Ножом проткнули... Кто посмел. Кореец? Какая сука?!

- Пробитый...

- Всегда чувствовал, что он падла! - Кунак сжал кулак и со злостью врезал им по стене. - Ух, голыми бы руками порвал...

- Не волнуйся. Порвешь, - прошептал Кореец. - Если найдешь...

Корейца хотели поднять и нести в машину, но он с трудом поднялся сам, качнулся, опершись о каменное плечо мощного тяжеловеса Дюка. Кореец знал, что перед своей командой он должен всегда оставаться на ногах.

- Приберите здесь, - велел он.

- Трупы? - спросил Кунак.

- Мне тебя учить? Не в милицию же обращаться... Врач группировки, которого привезли к Корейцу на законспирированную съемную хату, осмотрев главаря, успокоил встревоженную братву:

- Небольшая контузия. Переломов нет. Дней десять отлежаться - и все как рукой снимет.

Десять дней Кореец отлеживаться не собирался. У него имелись свои планы. Он провалялся ровно столько, чтобы быть в состоянии встать и не рухнуть от головокружения.

О том, что он выжил, знали всего четыре человека - самых приближенных, в которых он был уверен. Больше в факт своего спасения посвящать он никого не собирался. Наоборот, в Полесске активно распространяли слух, что Кореец мертв. Положение живого трупа было достаточно выгодным. Правда, пребывать слишком долго в списках отправившихся на тот свет он не собирался - так можно довести до того, что, когда ты воскреснешь, тебя просто не воспримут всерьез. Он собирался отлеживаться на дне ровно столько, сколько хватило бы на решение главной проблемы.

Кореец не то чтобы был слишком злопамятным человеком, но сделанное ему зло не забывал никогда.

- Пробитый, мразь... Надо искать эту суку, - сказал он, полулежа на мягком диване и держась рукой за грудь, сдерживая подступающий кашель. Противный кислый вкус во рту так и не проходил.

- Ищем, - отвечал Кунак.

- Хреново ищем! Он заполз в нору, зализывает раны.

- На деньги Шамиля.

- Сами не можем найти, поможем найти другим, - заключил Кореец.

- Каким макаром? - непонимающе посмотрел на него Кунак.

- Забыл, что есть псы из служебного питомника, которые своего не упустят?

- Ушаков?

- Он!-кивнул Кореец.

...С начальником уголовного розыска Ан мог встречаться без опаски, поскольку в розыске не находился, а то, что ушел он на дно и весь город считает его мертвым, - это милицию не должно волновать.

Из телефонного разговора Кореец понял, что Ушаков тоже был уверен в его смерти. Встречу назначили в чахлом парке за силикатным заводом, где обычно народу бывает мало и чужих глаз можно не опасаться.

Начальник уголовного розыска, как и обещал, приехал один. На нем был длинный синий плащ, защищавший от сильного, не по-сентябрьски прохладного ветра.

В этом видавшем виды дешевом плаще Кореец видел Ушакова четыре года назад, когда тот с СОБРом ставил на уши один из кабаков. Можно представить, что каждый раз, весной или осенью, этот человек смотрит на свой старый верный плащ с мыслями, что уже пора купить новый, этот из моды вышел, да и вообще не пристало ходить в таком старье человеку такого положения. А потом ощупает ткань крепкая, еще не на один год хватит, да и мода - вещь изменчивая, вроде не так и плохо смотрится. И решает, что деньги, необходимые на новый плащ, лучше потратить на что-то еще. В общем-то, Кореец, который забыл, когда у него в кармане бывало меньше двух-трех тысяч баксов на мелкие расходы, своего противника даже уважал за этот аскетизм и активное нежелание зарабатывать себе на жизнь, а при такой должности сделать деньги нетрудно, даже держась в рамках закона. У главного сыщика области были свои понятия, которым он следовал всю жизнь. В нем ощущался стальной стержень, а Кореец уважал людей, которые ради принципов готовы отречься от многого, в том числе от денег, хотя и считал, что поступают они глупо.

- Не ожидал увидеть, - сказал Ушаков, кинув мимолетный взгляд на две массивные фигуры, маячившие в конце аллеи.

- Меня не так просто убить, - улыбнулся Кореец.

- Поздравляю.

- Спасибо. Присядем, - предложил Кореец, показывая рукой на лавочку.

Ушаков кивнул. Они устроились на лавочке.

- Что звал. Кореец?

-Да вот хотел предложить вам сменить плащ и машину...

- Ну да, - кивнул Ушаков.

-Но ведь вы не согласитесь.

- Ты же знаешь.

- Знаю... И решил помочь вам в другом. Прояснить, что в городе в последнее время происходит.

- А чего происходит? Валите вы друг друга. Если бы вы с таким усердием на лесоповале деревья валили.

- Вы, наверное, слышали, что у нас с Шамилем некоторые разногласия, - не обращая внимания на язвительность тона своего собеседника, произнес Кореец.

- Об этом уже все газеты пишут... Ты мне скажи. Кореец, у тебя что, нет стрелков приличных, кто в цель бьет, а не в молоко?

- Есть. Один из них меня пытался загасить на днях, - усмехнулся Кореец.

-Кто?

-Пробитый.

- Даже так.

- Вы на нас напраслину возвели; давить начали, чтобы мы его сдали, укоризненно произнес Кореец. - А он давно от рук отбился.

- И что это значит?

Кореец потер грудь, слабо кашлянул, скривился от боли, попытался глубоко вздохнуть. Перевел дух. И сказал:

- Я его на базар притянул. А он меня пытался загасить.

- И что?

- Я жив.

-А он?

- И он жив.

- В общем, все довольны, так? - улыбнулся начальник уголовного розыска.

-Не так... Он меня продал. Он, давно уже с головой не дружит. Но сейчас совсем слетел с резьбы... Надо его остановить. Тут мы союзники.

- Только тут, Кореец. Хочу, чтобы ты это запомнил.

- Я помню... Насколько я просек, этого гаденыша Шамиль давно перекупил. Пробитый наверняка ему исправно барабанил про все мои дела. Хорошо еще, я его к себе близко не подпускал, держал на коротком поводке, как цепного пса.

- Где ты, вообще, такое сокровище подобрал? - полюбопытствовал Ушаков.

- Друзья присоветовали. Говорили, что любые проблемы может урегулировать.

- И какие проблемы регулировал?

- Вот уж не знаю... Но чего он умеет, так это людей из всех видов оружия валить. Кое-чему его в армии научили. До остального своим умом допер.

-А тебе он в чем помог?

- Помог кое-кого на место поставить... Нет, без мокрухи...

- Тяжелая артиллерия.

- Хотите честно? - Кореец помедлил, потом махнул рукой. - Я его держал на крайняк.

- На такие дела, как разбор с Шамилем, - кивнул Ушаков. - Поэтому и встретились?

- Мысли у людей разные в голове бродят. Но за мысли пока еще не судят, Лев Васильевич.

- И что?

- Он кое-кому еще помогал по специальности в ту пору, когда уже на меня работал.

- Людей стрелял?

-Думаю, что так.

- С твоего ведома?

- Ну что вы. Я же не синдикат киллеров. Я бизнесмен. И своим людям такого не позволяю. Он работал за свой страх и риск. И одного из моих парней на это дело подбил.

- Кого?

- Помните Богомола?

- Которого в перестрелке мои опера продырявили, когда Пробитый ушел?

- Точно... Они вместе на заказ подписались. И заказ выполнили. - Кореец опять прокашлялся, грудь у него болела все больше и голова шла кругом. - Я об этой их халтурке буквально несколько дней назад узнал.

- Что за заказ?

- На Сороку. Того табачного капитана, который наших капиталистов местных опустил.

- Нормально, - кивнул Ушаков. Новость была убойная.

- Как Богомол сдох, Пробитый в одиночку другой заказ взял, - не останавливался Кореец. - Это продолжение того дела было.

- Заказ на Глушака? - напрягся Ушаков.

- Верно.

- А кто заказывал?

- Понятия не имею. Да меня это не слишком и волнует... Меня волнует, чтобы эта погань оказалась в гробу или на нарах. Я его сам попытаюсь найти. Но у вас возможностей побольше.

- И чем поможешь?

- Вот набросал вам. - Кореец полез в нагрудный карман кожаного пиджака и вытащил оттуда аккуратно сложенные вчетверо листки.

Ушаков взял их, развернул и удовлетворенно улыбнулся. Это была схема связей Пробитого, исполненная разноцветными ручками, с квадратиками, стрелками, номерами телефонов, кратким описанием связей, адресами - сделано грамотно, хоть сейчас в оперативное дело. Некоторые связи были известны. Другие нет. В общем, с этим можно было работать.

- Чего брату своему родному информацию не передал? - спросил начальник уголовного розыска.

- Это мой принцип, - твердо произнес Кореец. - Семью в дела не вязать. Мы же не итальянцы.

- Правильно...

- Мой братан - честный мент. И я ему в этом не мешаю. Но и помогать не буду.

- По твоим прикидкам, где сейчас может быть Пробитый? - Ушаков сложил листки и спрятал в карман.

- У него лежка где-то за городом.

- Землянка в три наката, - усмехнулся Ушаков.

- Что-то вроде...

- Надо его выманить оттуда.

- Кто бы спорил...

- Ты что дальше собираешься делать? - посмотрел оценивающе на Корейца Ушаков, отмечая, что выглядит пахан неважно, приложило его сильно.

- Подожду, пока Шамиль скончается.

- А он что, болен?

- Болен. Отмороженностью. Болезнь эта смертельная. А у него последняя стадия... Недолго ждать осталось. .. А потом поглядим.

- Мой совет, Кореец. Бросай ты все это, пока не поздно. И уматывай за бугор.

- Поглядим. Поглядим. - Корейца качнуло, он почувствовал сильное головокружение - последствие контузии. Едва удержался на ногах. - Ладно, пожалуй, пойду. .. Здоровье уже не то.

- Давай, Кореец, - кивнул Ушаков, повернулся и быстро зашагал по аллее.

Глава 8 В ЛАПАХ У ГОЛУБОГО

То, что Макс голубой, было видно невооруженным глазом. Он сладко причмокивал, когда волосы клиентки ложились как задумано, покачивал головой, томно шутил. У Лены по некоторым оговоркам создавалось впечатление, что женщин Макс в целом ненавидит, но исключение делает для их волос.

- Так, тут подправим... Тут приберем, - щелкал он ножницами, улыбаясь блаженно. Лене казалось, что сейчас он впадет в экстаз. - Еще чуть-чуть...

Колдовал он воодушевленно, его пальцы, тонкие, музыкальные, летали быстро и точно. Он играл ножницами и расческой, как скрипач-виртуоз играет на своей скрипке.

Лена с каким-то мазохистским удовлетворением смотрела в огромное зеркало напротив парикмахерского кресла, как ее шелковистые, красивые локоны осыпаются к подножию парикмахерского кресла.

- Нравится? - улыбаясь, спрашивал Максим.

- Пока не очень.

- Правильно. Потому что пока у тебя, голубушка, на голове сплошное уродство... Но сейчас оно превратится в свою противоположность - красоту... Ты не просто меняешь прическу. Ты меняешь себя. Ощущение своей личности в мире...

И в самом деле, она видела, как голубой бесенок делает из нее другого человека. Во всяком случае, внешне. Может, это желание измениться самой, если нельзя изменить ничего вокруг, и толкнуло ее в это чародейское кресло.

- Отлично... Прекрасно... - Пальцы Макса летали все быстрее, над ухом вжикали ножницы, предварительно простерилизованные в автоклаве - богатые клиенты слишком болезненно относились к опасности, что их остригут ножницами, которыми перед этим стригли еще кого-то.

Вика ждала ее, развалившись в глубоком кожаном кресле рядом с аквариумом, внутри которого плавали белая, как привидение, лягушка и две плоские разноцветные рыбы. Она со скукой перелистывала журнал "Метрополитен". В других креслах сидели две девчонки лет двадцати, высокие, длинноногие, с длинными волосами, тонкие в талии, наманикюренные, все какие-то новенькие, как с фабрики - только распаковали. Они чем-то походили на кукол с электронной начинкой. Правда, в глазах были и живые чувства - по большей части самомнение и сжигающее изнутри желание утереть нос окружающим своим видом и своими шмотками.

При появлении подруги Вика подняла глаза.

- О-хо! - Она хлопнула в ладоши. Мысли ее двигались в протоптанном направлении. - Другой человек!

- Хуже? -усмехнулась Лена невесело.

- Лучше, подруга. Гораздо лучше... Теперь нам бы с тобой кожаный прикид с металлическими заклепками...

- И по мотоциклу.

- Во-во... Не, две старые калоши -уже поздно для мотоцикла. Мне "Фольксвагена" хватает.

"Новорусские" куклы бросали на них недобрые, настороженно-оценивающие взоры.

Лена оглядела себя немного с грустью в зеркале, занимавшем всю стену. Макс был истинным мастером. Вроде короткие стрижки все одинаковы, но делал он их так, что каждый вихор был на своем месте, каждая прядь находилась там, где положено. Отлично... Ей было немножко жалко своих шелковистых волос. Проснувшись вчера утром, она твердо решила расстаться с ними. Это было какое-то жертвоприношение. Она отдала их в надежде обрести душевный покой... Глупости, так душевный покой не обретают. Хотя, надо отметить, ей стало немножко легче.

Подруги вышли из парикмахерской.

- Ох, замучилась тебя ждать. Те две дуры рядом - жены каких-то торгашей. Они достали своим зудежем.

- О чем зудили?

- Друг перед другом выделывались - кто упакованнее. И на меня с ненавистью смотрели.

- Почему?

- Потому что они нам завидуют.

- С чего?

- С того, что наши мужья на ступеньку выше в бизнесе, если не на две. У них у всех, молоденьких, красивеньких, знаешь, какой главный бзик? - Вика взяла подругу под локоть, когда налетел порыв ветра и ударил в лицо.

- Какой?

- Им кажется, что они продешевили. Что могли бы продать себя куда дороже.

- Думаешь?

- А чего, подруга? Их же раскупают, как дефицитный товар в магазине сразу по выходе-с конвейера, заверенных печатью ОТК, - с конкурсов "Мисс Полесски", с подиумов... Мы уже устарели; Ленок. Мы из другой эпохи. А они ныне все такие...

- Устарели... - Глаза Лены наполнились болью.

- Э, что-то ты опять в депруху валишься... Пошли в кафешку к Гиви, кивнула она.

Через дорогу была неплохая кафешка "Сулико". Хозяином ее был Гиви из Телави. Так уж повелось, что добрую половину подобных заведений в Полесске держат выходцы с юга.

- Зажуем по сациви, запьем красным вином. - Вика потерла ладонями плечо она его растянула, помогая вытаскивать лет пять назад какого-то больного с девятого этажа без лифта, и до сих пор оно иногда ныло.

- Пошли, - вздохнула Лена.

- Выше нос...

Гиви, заметив их, появился в помещении лично.

- Так, шашлычок, сациви, - усевшись за столик, без меню шпарила Вика, бывавшая иногда здесь. - И "Киндзмараули". Но не ту отраву, что ты обычно посетителям скармливаешь.

- Вика, огорчаешь, - искренне обиделся он, как обижаются только честные лгуны.

- Давай из глиняной бутылки и то, что из Грузии приходит. Понятно?

- Организуем.

- Смотри, Гиви.

- Тебя не обманешь, - улыбаясь, погрозил он пальцем и скрылся.

- Жулик, - вздохнула Вика. - Но мужчина... Хорош дикой статью. Волосатый. Руки длинные. То, что надо. Этот, придя ночью домой, не будет тебе полоскать мозги, что у него был тяжелый день.

-Да уж.

- Этот если и оттопчет своих официанток, у него и на жену останется сил. Правильно?

-Вик, да ну его к черту...

- Вся беда твоя, подруга, что ты слишком углубляешься в себя и не смотришь с интересом по сторонам. А все интересное именно по сторонам. Копаются в себе законченные меланхолики, судьба которых - горстями жрать успокоительное. Ты мне как врачу, Ленок, поверь.

- Я верю.

- То-то...

- Как Казимир отнесся к идее нашего отдыха в ЮАР?

- Как полный идиот.

- Как это?

- Взревел, что я его не ценю. Что меня не интересуют, его дела и проблемы. Что у меня одно желание - тратить его бабки на курортах. И вообще, на фига мне в ЮАР, негров и здесь можно найти вот с таким инструментом, - Вика провела ладонью по локоть. - Ты представляешь?

- И что он с цепи сорвался?

- Именно с цепи...

- Мой тоже не в себе.

- По-моему, у них опять в бизнесе штормит на девять баллов. Такое ощущение, что за ними с топором охотятся.

Лена вздрогнула.

- После Глушака... - она вздохнула.

- Ну да, - кивнула Вика. - Мне чудится, они постоянно примеряют его судьбу на себя и поэтому у них съезжает крыша...

- Я не понимаю, чего на нас злость срывать? - обиженно воскликнула Лена.

- А на ком?.. Ты пойми их. Они рискуют, зарабатывают деньги. Притом такими нервами, отравляя себе жизнь так, что деньгами этими со вкусом пользоваться уже не способны. А кто ими пользуется со вкусом? Мы, подруга. Работать не работаем. В средствах не стесняемся. По курортам ездим... И однажды они просыпаются с ясным пониманием, что надрываются и рискуют исключительно для нашего удовольствия. То, что добыто потом и кровью, прогуливают какие-то непонятные девки, которые к тому же стареют, ворчат, надоедают, уже не вызывают былых бурных чувств. Потом приходит мысль, что за деньги в сто раз меньшие можно снять батальон шлюх, которые сделают то, что делают жены, только гораздо лучше, профессиональнее, и, главное, не пилят, 'не выдвигают требований, ничего не хотят, кроме денег. И когда наши благоверные все это сопоставляют, мы их начинаем раздражать.

- Что ты говоришь, Викусь?!

- Правду. Учись мудрости бабской... Когда дела у наших мужиков текут гладко и деньги капают исправно, они терпимы. Но когда что-то начинает давать сбой, они принимаются искать, кто виноват. И виноваты мы. Все верно.

- Викусь, мы жены, а не шлюхи. Мы - члены и семьи. Мы воспитываем их детей. Мы их любим, наконец.

- Ага. А они любят деньги и больше ничего. Все ocтальное терпят. Или имитируют чувства... Такие вещи как любовь, дружба, привязанности, - они с годами обесцениваются, тускнеют, уходят. Это нормально, Ленок. Такова правда жизни.

- Мне кажется, ты не права.

- Тебе не хватает здравого смысла. В "Скорой помощи" он приобретается очень быстро...

- Я столько нервов себе вымотала со всеми их разборками, - с отчаянием произнесла Лена.

- А это ты зря. Мужики - это приходяще-уходящее. А мы, - Вика погладила себя плечу, - мы - это главное...

-Да ну тебя...

- Так, где наше вино? - оглянулась Вика.

- В глиняной бутылке, как обещал.

Гиви подскочил к ним, налил в бокалы ярко-красное, как кровь, вино. Вика попробовала, причмокнула:

- Будем считать, что настоящее, Гиви.

- Для тебя, принцесса, только настоящее. - Он окинул ее жадным взором.

- Не засматривайся.

- Не могу не засматриваться. Солнце в моем ресторане взошло. Солнце.

- Все, - отмахнулась Вика. - Испарись. Гиви исчез.

- Во... Чудик. Солнце взошло. - Вика засмеялась довольная. - А представь, за такого замуж выйти. Будешь у него в прислугах... Нет, все-таки с нашими козлами лучше... Кстати, слышала, Инесса отбыла? Помахала нам ручкой.

- Куда?

- В Англию. Говорят, улетала в панике, со словами: "В эту дерьмовую страну больше ни ногой"...

- Дрянь все-таки удивительная была! - воскликнула Лена.

- Почему была? Она еще себя покажет. Вот успокоится все, она вернется. Еще побаламутит здесь всех. И не одного любовника и мужа до могилы доведет. Вон Педро едва выкарабкался после общения с ней...

- Вот кого было бы не жалко!

- Не жалко, - легко согласилась Вика и подняла бокал. - Ладно, Ленок, давай. За то, чтобы мы были счастливыми и богатыми, а не просто богатыми.

- Давай.

- Счастье в наших руках, подруга... В наших. Хрустальные бокалы зазвенели. Вино, похоже, было действительно настоящее, очень приятное на вкус.

- А Макс мастер. Причесок тебе к лицу. Сейчас на все восемнадцать выглядишь, - с некоторой завистью произнесла Вика. - Арнольд на тебя сегодня западет.

- На папку с документами он западет, - со злостью воскликнула Лена.

Глава 9 ГОЛОВОЛОМКА

- А ведь была идея примерить Пробитого! - хлопнул в ладони досадливо Гринев. - Была.

- Идей много. - Ушаков уселся поудобнее в своем начальственном кресле и провел пальцем по клавиатуре компьютера. - Пробитого у нас все равно не было. Как его примерять?

Еще две недели назад отделение информационной разведки выдало связи Пробитого. И среди его связей был один из приближенных Глушака.

- Картина тогда складывается следующая. - Гринев поудобнее устроился на мягком стуле в углу кабинета, держа в руках тяжелый подстаканник со стаканом чая. - Глушак начал искать, кто увел деньги, собранные Сорокой. И тут оказалось, что мошенник - один из его товарищей.

- Именно. Тот, на кого мы и думали. - Ушаков посмотрел в окно на карабкающуюся наверх луну, уполовиненную антенной спутниковой связи на крыше дома напротив.

- Плут!..

Действительно, в справке отделения информационной разведки черным по белому было написано, что связью Пробитого, достаточно давней, был Казимир Сапковский по кличке Плут, в прошлом близкий друг Глушко. Ушаков обратил тогда на это внимание, но не принял всерьез, потому что вся эта шушера знает друг друга, общается между собой и таких связей там великое множество.

- Правильно, Сапковский. - Ушаков положил ладонь на разбухшую папку.,Вспомни, что тебе Марк Шварцман в Мюнхене говорил.

- А говорил он, - Гринев прищелкнул пальцами, - что у этой аферы должен был быть еще какой-то высокий покровитель.

- Вопрос дискуссионный, - произнес начальник уголовного розыска. - Плут вполне способен потянуть это дело сам. Но выясняется интересный фактик - у Шамиля и Пробитого достаточно близкие отношения. Настолько, что Пробитый по дружбе согласился убрать своего благодетеля, на которого работал два года, Корейца.

- Бандитский треугольник - это похлеще любовного, - усмехнулся Гринев.

- И Бермудского. Шамиль-Сапковский-Пробитый. Два заказчика - один исполнитель. Клеится?

- Вроде клеится.

Оба понимали, что любую схему, пока она не подтверждена серьезными доказательствами, нельзя назвать истинной. Но, по крайней мере, эта схема выглядела достаточно убедительно. И по ней можно было работать.

- Итак, Глушак приезжает из Германии. Он в ярости. Понимает, что аферу крутил Плут, - дорисовывал Ушаков картину. - А так как каналы денежные у троих друзей были общие и влетели все, то зовет Арнольда Колпашина на беседу, чтобы порешить, как жить дальше. Плут уже знает, что Глушак что-то накопал на него. И решает сделать то, что задумал давно, - спрятать все концы в воду. Тем более его не связывают с бывшими приятелями больше никакие выгодные дела и материальные потери у него будут минимальны, если вообще не останется в выигрыше, - мы их дел, кто кому и что должен, не знаем.

- Тут объявляется Пробитый, - кивнул Гринев.

-Точно. Богомол, его сообщник по убийству Сороки, лежит в могиле. А сам Пробитый в бегах. Ему нужны деньги, чтобы исчезнуть из страны. И он начинает их зарабатывать в одиночку... Действовал он хладнокровно, можно позавидовать такому самообладанию и дерзости. Результат известен - труп на асфальте у "конюшни". Вот такое у нас батальное полотно получается.

- Отлично, - оценил Гринев. - И что с этим всем делать? Арестовывать заказчиков? Оснований нет. Шамиля мы не поколем.

- Плут тут - центральная фигура. Что с Плутом делать?

- Можно задержать его и попытаться расколоть на том, что знаем. - Гринев поставил на стол подстаканник с опустевшим стаканом и почесал лысину, как всегда в моменты раздумий.

- Гарантия где, что он расколется?.. Нет, рано. Пусть пока погуляет. Когда найдем Пробитого и будем иметь его показания, тогда возьмемся за заказчиков.

- Плут может умотать за границу, - возразил Гринев. - И будем его искать где-нибудь в дебрях Амазонии.

- Пусть походит на привязи. Если решит двигать из области, возьмем на выезде. Оно эффектнее. - Начальник уголовного розыска с хрустом повел плечами. От сидения за столом немела спина, а сегодня он только и делал, что высиживал на совещаниях. - Ты уже душой на том, лучшем, западном свете. А тебя грубо сдергивают с небес на землю. На многих действует.

- Пробитого надо еще поискать.

- Надо искать, - сказал Ушаков. - И резче... Надо бить по связям, которые нам дал Кореец.

- Пробитый знает, что его банда Корейца ищет, - возразил Гринев. - Так что по этим точкам он не возникнет.

- Он вообще не знает, что Корейцу о нем столько известно, - сказал Ушаков. - Кореец имеет обыкновение слишком глубоко влезать в личные дела некоторых своих особо буйных подопечных. Притом так ненавязчиво, что они сами о таком отеческом внимании к своим персонам не подозревают.

- Чего же они сами его не найдут? - с сомнением произнес Гринев.

- Кореец прекрасно понимает, что у нас возможностей поболее...

- Резонно... Чтобы нам взять Пробитого, надо его как-то выманить с лежбища, - сказал Гринев. - Связь у него с внешним миром наверняка какая-то существует.

- Век прогресса техники. Достаточно иметь сотовый телефон, чтобы не ощущать себя в изоляции.

- Только как выманить? - Гринев встал, покряхтывая, со стула, прошелся по кабинету, постоял у окна, задумчиво глядя, как в освещенном двумя фонарями дворе разбирают милицейский "уазик" из дежурной части, пытаясь его реанимировать.

- Что, два мента не придумают, как объегорить киллера, у которого с головой давно не в порядке?

- Придумают...

- Так давай, напряги своих ребят. Через час мне план дополнительных оперативно-розыскных мероприятий на утверждение, - приказал Ушаков.

- Это без вопросов. Контора писать умеет...

Глава 10 ПУТЕШЕСТВИЕ В АФРИКУ

Индивидуальные туристические туры - занятие не для бедных. Удовольствие тем более дорогое, когда собираешься не куда-нибудь в Польшу или Турцию, а в другое полушарие - в ЮАР. Эту одну из немногих африканских стран, на которой лежит отпечаток цивилизованности и порядка, еще не освоили толпы вездесущих туристов из России. Только немногие "новые русские" протоптали дорожку в южноафриканские фешенебельные отели и развлекательные центры, оставили свои трудовые и не слишком трудовые доллары в тамошних казино, в общем, проветрились в свое удовольствие.

- Вы будете очарованы, - расписывая Вике и Лене достоинства неблизкого путешествия, заверила миловидная высокая блондинка с пышной грудью и слегка насмешливыми ярко-голубыми глазами - хозяйка турфирмы "Эльдорадо". - Это для состоятельных людей. Там нет всякой мелочи с золотыми цепями на груди... Одно из лучших моих воспоминаний - две недели там.

- Действительно так хорошо? - с интересом спросила Вика.

- Это куда приличнее, чем загаженные туристами Канары, которые у нашего народа почему-то считаются эталоном роскоши, - с иронией произнесла хозяйка "Эльдорадо".

Эта туристическая фирма не первый год обслуживала жен "новых русских". Хозяйка имела к ним подход, хорошо изучила их пристрастия и вкусы. В свое время она имела очень богатого любовника, успешно распродавшего часть Полесского тралового флота и открывшего компанию по утилизации списанных военных судов. Тот готов был и просто содержать свою любовницу, чтобы она ни в чем не нуждалась, но та оказалась дамой цепкой, рассудила, что мужчины преходящи, а фирма останется, и сумела выпросить такой подарок. И, как оказалось, вовремя. "Новый русский", на поверку оказавшийся старым евреем, с кем-то что-то не поделил, прикрыл дело, укатил в Израиль и оставил в России любовницу, справедливо рассудив, что такого добра и там хватит. А она осталась с туристической фирмой "Эльдорадо", которая неожиданно пошла в гору, пережила и дефолт, и обнищание среднего класса, потому что обслуживала людей, только богатеющих от всех кризисов.

- Вам, конечно, отель пять звезд, -утвердительно, а не вопросительно произнесла хозяйка турфирмы, пролистывая бумаги с указанием цен.

- Да уж не две звезды с неграми в соседнем номере, - хмыкнула Вика.

- Негры вам там надоедать не будут, - улыбнулась хозяйка. - За этой экзотикой лучше ехать в Лондон. А в ЮАР еще сказываются последствия апартеида. Там еще сохраняется четкое разделение на белый и черный мир. Негры пока живут сами по себе, в поселках "тауншипах". Убивают друг друга тысячами и в свои проблемы белых никого не втягивают. Отели - это отдельный мир с высочайшим уровнем сервиса, надежнейшей охраной. Там вы будете в полной безопасности...

- Почувствуем себя белыми людьми, - угрюмо кивнула Лена, вспомнив слова мужа, которыми он уговаривал ее на эту поездку.

- Вот именно, - согласилась хозяйка турфирмы. - Настоящими белыми людьми.

- Ну, подруга, что выбираем? - обернулась Вика к сидящей в низком кресле Лене.

Та листала каталоги. Она подняла глаза, автоматически потянулась к прическе - поправить волосы, но тут же отняла руку. Уже три дня она ходила остриженная мастером Максом накоротко, но привыкнуть к новому состоянию никак не могла. Руки все время тянулись поправить прическу, а на голове было пусто, чего-то не хватало.

- Если вам нужны казино, шумные развлечения... - начала расписывать хозяйка турфирмы.

- Нам казино надо, Ленок? Не, нам поскромнее. Что-бы расслабиться душой и телом.

- Хозяйка понимающе улыбнулась.

- Ну, подруга, давай решай, - подгоняла Вика.

В каталогах были красочные фотографии с видами отелей, они вдохновляли. В далекой стране в другом полушарии, где сейчас ранняя весна, ярко голубело небо, зеленела вода двух соприкасающихся здесь океанов - Атлантического и Индийского, наверняка имелись тысячи удовольствий. Подруг мечтали принять лучшие отели Йоханнесбурга, Сан-Сити, Дурбана...

- Можно еще подумать? - Лена начала листать каталог по третьему разу.

- Ну конечно. Мы же не на рынке. Вам не нужно давать ответ прямо сейчас. Подумайте. Каталоги возьмите с собой.

Когда подруги выходили из офиса, охранник предупредительно распахнул дверь. Лена рассеянно шагнула на лестницу и едва не столкнулась с пышнотелой блондинкой.

- Осторожнее! -воскликнула та раздраженно.

- Извините, - произнесла Лена.

Блондинка, которую звали Ольга, поджав губы, проводила женщин завистливым взором. Эти две были одеты в настоящую "фирму" и относились к тем "новорусским" куклам, которых обслуживало "Эльдорадо". Сама Ольга пришла сюда за другим. Ей нужен был работающий здесь Валера, который втихаря обтяпывал делишки с отправкой за рубеж русских девушек...

Когда подруги вышли из "Эльдорадо" на улицу, там моросил дождь.

- Чего загрустила?.- Вика вытащила зонт. Тот щелкнул, как затвор пистолета, и раскрылся.

- Не знаю... Тащиться в какую-то Африку, за несколько тысяч километров... Далеко.

- Ну ты заелась, - покачала головой Вика. - Уже курорты ЮАР ей не подходят.

-Да подходит мне все, - грустно произнесла Лена ловя на ладонь капли. Просто у меня сердце в последнее время ноет. Тревожно так. Противно...

- Ну да... Беспокойство немотивированное - плохой признак, - хмыкнула Вика. - Скоро глюки подъедут. Но ты их не бойся. Они не злые, хоть и страшные...

- Тебе все хиханьки, - обиделась Лена. - Как твой муж?

- Как мухоморов обожрался. Весь зеленый. И ходит вечером из конца в конец кабинета. Я его раз спросила, что гнетет детину. Он меня матюгами обложил. И я решила в очередной раз, что все это его личные проблемы. С каждым днем он валится в депруху, подруга. А твой?

- Тоже что-то неважно. Тоже все более дерганый становится. И в глазах боль.

- А, ну да, - хмыкнула Вика.

- Понимаешь, я чувствую, что ему плохо... Я была бы рада с ним разделить его тревоги. Но он не хочет.

- Лучше банковский счет с ним раздели... Подруга, я тебе уже объясняла, что им все до фонаря, кроме их дел.

- Кто-то должен быть рядом, когда человеку плохо. А мы крутим хвостом, по ресторанам шатаемся.

- Им нужно, чтобы кто-то был рядом, кроме их охранников? Ты что, Ленок!

Они подошли к "Фольксвагену-Пассат" цвета "спелая вишня". Вика собрала зонт и стала возиться с замком, распахнула дверь, уселась за руль.

- Ты не права, Вика. Ты не права. - Лена устроилась на переднем сиденье.

- Да права я во всем... Почти во всем. Ладно, какие отели африканские будем выбирать?.. Или в Штаты мотанемся? В Лос-Анджелес. Город Ангелов... Филадельфия. Весь мир открыт, подруга. Лети куда хочешь, делай что хочешь. А мы сидим в этой дыре и ломаем голову над неразрешимыми проблемами.

- Давай до завтра подумаем.

- До завтра, так до завтра. - Вика завела мотор, и тот уютно, как кошка, заурчал. - Кстати, что наши благоверные между собой не поделили?

- А что?

- Мой вспомнил по случаю сегодня, что я с тобой отдыхать собираюсь ехать, и вдруг взъярился.

-А чего?

- А ничего. Как прорвало. Заявил, что Арнольд - гад. И Глушак был гадом. И вообще все гады. И что вокруг не друзья вовсе, а шкуры. Бог ты мой, чего только не рычал.

- Кошмар.

- В общем, похоже, Арнольд и мой муженек уже далеко не друзья. И до вражды у них один шаг... Но нас это волнует? Мы же все равно подруги, Ленок.

- Конечно, подруги.

- Вот и хорошо. - Вика вдруг взяла Лену за руку и, прикусив губу, как-то судорожно сжала ее. - Вот и хорошо.

- Викусь, что бы я без тебя делала, - вздохнула Лена.

- С одними гадюками вокруг жила бы. - Вика вдавила газ, и машина резко сорвалась с места...

- Ты отдохни, а месяца через два снова на тяжелый труд, - усмехнулся Валера, глядя на экран компьютера. - В шахту. В каменоломни.

- Хва лыбиться, - отрезала Ольга. Она сидела на подоконнике и с ненавистью смотрела, как две женщины, с которыми она столкнулась на лестнице, усаживались в "Фольксваген-Пассат". Чем, спрашивается, она хуже их? Почему они в шампанском купаются, а она должна жилы рвать?

Она махнула рукой. Черт с ними. В конце концов, никогда больше с ними не встретится. И ничего ее с ними не связывает. Так что не фиг зацикливаться...

Но тут Ольга ошибалась. Она и предположить не могла, какие странные узелки порой вяжет судьба.

- Ты чего сегодня делаешь? - спросил Валера.

- В бар пойду, - ответила Ольга.

- Чего, в Италии не надоело?

- Не надоело, - отрезала она.

- Одна пойдешь?

- Ну не с тобой же.

- Не смею настаивать, - хмыкнул Валера. Он не обиделся. Он никогда не обижался на женщин потому что был голубым. Из тех, которых не лечат...

Глава 11 КАРТИНА "НЕ ЖДАЛИ"

- Быдло, - прошептала Ольга, раздраженно разглядывая посетителей бара "Пушкин". Она только что пренебрежительно, двумя острыми словами, которыми рубанула как ножом, отшила прыщавого пацана, решившего с ходу предложиться ей. Тот почему-то думал, что может заинтересовать хоть кого-то на необъятном земном шаре.

Ольга посмотрела на свое отражение в зеркале слева от барной стойки. Нахмурилась, но ненадолго - тут же улыбнулась самодовольно. Может, кому-то она и кажется полноватой, но итальяшки от нее балдели. С первого до последнего дня - все четыре месяца. Млели и покупались, как дешевые лохи.

В Милане она трудилась не за страх, а за совесть, мастерски овладев старым безотказным трюком. Суть его в том, что девушка сидит в баре, бросает томные и многообещающие взоры на мужчин, а те, как мошкара На лампочку, стремятся к ней. Дальше идет разговор типа: "Не нальете даме бокал вина?" Лучше, когда вино дорогое. За одним бокалом обязательно последует другой. Через пару часов бумажник клиента доходит до состояния полной дистрофии, а желание, наоборот, набирает силу, но когда девушку недвусмысленно зовут продолжить оргию, она возмущенно поджимает губки и бросает что-то вроде:

"Вы меня не за ту приняли".

И клиент наконец понимает то, что должен, был понять сразу, - из него просто выманивают деньги.

Несколько лет назад выяснилось, что особым спросом для такой работы пользуются русские девахи. Видимо, во всей Европе сложилось впечатление, что женщины в России сплошь голодные и гудящие.

Фирм в России, предлагавших молодым симпатичным девушкам работу за рубежом, расплодилось в последнее время, как на запущенной кухне тараканов. У всех, как гласили рекламы, "отличная репутация на международном рынке" и именно "здесь не обманывают". В основной массе те девушки, кто устраивался через них на работу, не тешили себя иллюзиями. Они прекрасно понимали, что "концертная деятельность в составе ансамбля народной пляски" означает в лучшем случае стриптиз в прокуренном кабаке для арабов, а скорее всего обычную панель. Работа модели если и приведет их к зрачку видеокамеры, то только на съемках порнографических фильмов или полицейских репортажей. И все равно девчонок, желающих променять скуку, серость будней провинциальных российских городков, постепенно забывающих, что такое электричество и горячие батареи, на огни Парижа или Афин, находилось достаточно. И их меньше всего волновало, что за все придется расплачиваться своим девичьим телом. Пуританская мораль приказала долго жить. "Не краду же, не убиваю, а кому отдаваться - мое дело", - эти слова можно услышать от каждой второй "ночной бабочки".

Шанс крупно погореть на таких зарубежных вояжах весьма велик. Самых конченых шлюх фирмы по обеспечению работой за рубежом отправляют куда-нибудь и Турцию, где те становятся рабынями - сутенеры у них забирают паспорта и деньги выделяют только на сигареты. Впрочем, в такое рабство можно попасть в какой угодно европейской стране. Поэтому, если не хочешь лишних проблем, сперва получше разузнай, куда ехать и через кого наниматься. Ольга это знала, и ее ни разу не нагрели. Она даже умудрялась держаться в условиях контракта - то есть заниматься именно зазыванием клиентов и уменьшением веса их кошельков, а не банальной проституцией. Правда, в последнюю поездку пару раз пришлось переспать с особенно любвеобильным хозяином бара, но, обладая сметкой и хваткой, внакладе она не осталась. Еще нескольким клиентам бара удалось уговорить ее на встречу после работы - тоже к ее выгоде.

В Италии Ольга наслаждалась жизнью. Ей нравилось проводить вечера в сигаретном дыму баров, под приятную музыку, сидеть на высоком стуле с одной ножкой, зная, что мужчины пожирают глазами ее ноги, которые едва прикрывает мини-юбка. Нравилось цедить настоящий, а не польский самопальный мартини и замысловатые, необычные на вкус коктейли. Она самой природой была создана для кабацкой жизни. И ее такое времяпровождение нисколько не утомляло.

Ольге казалось странным, что какие-то умники катаются в Италию глазеть на готические соборы и старинные палаццо. Ее вся эта каменная рухлядь нисколько не воодушевляла. Другое дело ночная, беззаботная, легкая, как хорошее вино, жизнь. Когда неторопливо цедишь "кьянти" и на плохом итальянском забалтываешь мужчин, делаешь многообещающие намеки, а потом одним щелчком вышибаешь их к чертям, как насекомое, случайно севшее на рукав кофты. Это упоительное ощущение. Тем более когда знаешь, что можешь включать "динамо" абсолютно безнаказанно. Это тебе не Россия, где за "динамо" можно без долгих разговоров получить по накрашенному лицу от какого-нибудь подвыпившего толстошеего болвана с золотыми перстнями - и не глянет, что перед ним представительница слабого пола. Итальяшки хоть и горластые, но не агрессивные. И там всегда за твоей спиной маячит вышибала, а если его не хватит, то и полицейский...

Вообще, итальянские мужчины Ольге не нравились. Похоже, это всеобщее вырождение мужчин на свете - что на русских без слез не глянешь, что на европейцев. Только один Кавказ остался, но те воспринимают женщину как свою частную собственность. Хотя мысль выскочить в Италии замуж посещала ее все чаще, но хватать первого попавшегося туземца ей не хотелось. Если уж брать, так что-то стоящее. В смысле денег, конечно. Других достоинств в макаронниках не сыщешь... Где же найдешь второго такого, как Пробитый...

Вспомнив о нем, она даже слегка вздрогнула, тряхнула плечами. Ее охватила сложная гамма чувств - от засевшего в печенках страха до мазохистского желания быть его покорной рабыней. Хуже всего, что за человека он ее особенно не держал. Но она ему все готова была простить. От него веяло яростной мужской силой. И ему хотелось отдаваться так, чтобы он то ли брал тебя, то ли просто насиловал, а не интеллигентно, как большинство недоделанных особей мужского пола, спрашивал: а разреши-ка это... Но все-таки он был большой сволочью. И его физиономия расклеена на стендах "Их рызыскивает милиция". Неудивительно. С таким зарядом агрессии и с таким его подходом к жизни и людям не могло кончиться иначе. Но это еще сильнее возбуждало ее. Все-таки мужчина, который может, не задумываясь, грохнуть хоть обычного человека, хоть мента, притягивает жутко, мысли о нем отзываются сладкой дрожью. Такому не надо доказывать, что он именно мужчина, а не амеба в штанах.

- Скоро обратно? - спросил бармен, протягивая Ольге очередной коктейль.

- Куда? - покосилась она на него.

- Ты же в Италии была, Оль.

- Скоро. Долго в этом дерьме не протяну.

Стоило ей возвратиться в Полесск из своих вояжей, буквально через три дня ее начинало тянуть обратно. Ее раздражало все вокруг - неухоженные дороги с разбитым асфальтом, некрашеные, все в потеках девятиэтажки, влажная, моросящая погода, вечно измотанные, осточертевшие лица соотечественников. И ее тянуло обратно как магнитом. Конечно, кабаков и в Полесске было полно, но разве это такие кабаки! Разве в них такая музыка! Разве здесь такой воздух!..

- Чао, - вяло помахала она рукой бармену.

- Гуд бай, бэби, - обменялись они импортными словами...

Когда она вернулась домой, было каких-то одиннадцать вечера. Детское время. В Милане только сейчас и начинается настоящая жизнь. Но голова у нее была чугунная. Страшно хотелось спать. И на душе как-то муторно.

Свернувшись калачиком на диване, она прикрыла глаза и тут же провалилась в сон...

Она проснулась бы по привычке где-нибудь в час ночи, чтобы раздеться и постелить постель - так она всегда делала, когда уматывалась до предела. Но ее выбил из дремоты резкий телефонный звонок.

- И кому не спится? - прошептала она, не открывая глаз, на ощупь ища на полу рядом с диваном радиотелефон. Наконец она нащупала трубку, но уронила ее на палас.

Телефон все звонил. Она нажала кнопку и услышала грубый голос:

- Дрыхнешь?

Тут сон как рукой сняло. Сердце екнуло в груди и застучало молотом. Дрожь ледяной волной прокатилась по телу.

- Ты, - только и нашлась сказать она.

-Я, я.

-А...

- Меньше трепись - больше слушай. Сейчас идешь в телефонную будку и звонишь на мою трубу.

- Но...

- Ольга, я все сказал...

Когда она клала трубку на аппарат, та отбила барабанную дробь. Руки у Ольги тряслись. Она поняла, что совершенно не хочет видеть Пробитого. От одной мысли о том, что он потребует помощи в своих, теперь уже мокрых делах становилось зябко...

- Вот свинья! - в отчаянии воскликнула она. Ей захотелось плюнуть на все и послать Пробитого к чертовой матери. Не звонить, не говорить с ним. Пусть сам разбирается со своими проблемами. Он ее за человека не считает, а она должна бежать по первому его зову!

- Черта с два, - прошипела она, но, полежав несколько секунд, встала и натянула туфли.

Конечно, она пойдет. И позвонит ему. И сделает все, что он попросит. Ведь она просто боится его. До пустоты в груди боится. До холода в животе. Боится, потому что знает, что он не прощает никогда ничего.

Где же этот номер его сотового? Она вытряхнула из сумки какие-то визитки, синюю растрепавшуюся записную книжку с выпадающими листами. На одном из листов и был записан его мелким аккуратным почерком номер сотового телефона. Так, еще нужен жетончик... Отлично, завалялась парочка...

- Хорошо, скотина грубая. Будь по-твоему, - со злостью произнесла она.

Глава 12 МЕСТО ВСТРЕЧИ

Сон был сладкий. И спать Ушакову предстояло еще минимум часов шесть. Он заслужил этот сон. Ведь вчера ему выспаться не удалось. В первом часу ночи его подняли по тревоге. Дежурный сообщил, что в Кумаринском районе обстреляна милицейская машина. И развлечений хватило на всю ночь.

Их было четверо - трое семнадцати-восемнадцатилетних пацанов и одна их ровесница. Чего они обожрались - то ли таблеток, то ли наркотиков, то ли дешево и доступно нанюхались бензина, но крышу у них снесло напрочь. Они раздобыли старое ружье и вечерочком устроили культпоход за тридцать километров - в дачный поселок Боровск. Чем он им приглянулся - неизвестно. Первым получил из ружья в грудь пожилой мужчина, который то ли косо посмотрел на них, то ли сказал что не так. Он заслонился рукой. Его спасло, что заряд в патроне от старости был ослабленным. Он упал, обливаясь кровью, а несовершеннолетки, счастливо хохоча прикол вышел ломовой, - двинули дальше. Следующий заряд схлопотал их сверстник, который не прореагировал на их вопль:

- Иди сюда, падла!

Когда он лежал и корчился от боли, заработав заряд дроби в ногу, компании стало совсем весело.

По милицейской машине влупили дробью просто от того, что она милицейская. Пока синий "уазик" со скрипом тормозил и ошалевшие милиционеры передергивали затворы автоматов, компашка рванула, как на крыльях, в сторону соседнего поселка Румянцевский.

Дежурный по области без промедления задействовал все имевшиеся в наличии силы - ОМОН, СОБР, местную милицию. Район был блокирован, но весельчаки как сквозь землю провалились...

Ушаков был в группе с собровцами, на которую вышли четверо к утру немного осоловевших, подрастерявших былой задор, но довольных собой и своим занимательным досугом юных погромщиков. Они поняли, что их засекли. После предупредительной автоматной очереди вверх двое парней тут же послушно упали на землю, один из них прикрыл голову руками, здраво рассудив, что сейчас его будут бить за все. Девчонка и пацан с ружьем бросились к лесу. Юная особа споткнулась. Когда ее догнали, она брыкалась, визжала как резаная, плевалась, пыталась укусить собровца. Получив по голове, отключилась. Пацан оказался куда шустрее. Он обернулся, выстрелил в сотрудников милиции и продолжил свой отчаянный бег. Собровский снайпер лепил пулю за пулей, они врезались в сантиметрах перед беглецом в землю, поднимая фонтанчики, но отморозок не обращал на них никакого внимания, с визгом мчался вперед. Когда его настигли, он взял за ствол ружье, в глазах его была пустота, лицо искажала ненависть.

Матерясь, визжа, он начал отмахиваться ружьем. Точнее, взмахнул один раз. Потом собровец резко сблизился с ним, вырвал ружье, как игрушку из рук, и дал в лоб так, что отморозок грохнулся без сознания. А потом боец без особого усилия взвалил его на плечо, понес к остановившемуся рядом "жигулю", открыл багажник и бросил тело туда, не слишком заботясь, сколько будет переломов.

К утру в отделении все четверо - низкорослые, какие-то замызганные, прыщавые, с окорябанными красными руками, вонючие, с напрочь вышибленными дихлофосом и "винтом" мозгами, кое-как пришли в себя и начали что-то понимать. Тот, что отмахивался ружьем и стрелял в людей, на допросе просто обгадился и ныл что-то жалкое и пошлое вроде: "Дяденьки, я больше не буду". Ушаков смотрел на них с подступающей тошнотой. Это были не люди, а какая-то плесень, ходячая беда. На руинах великой страны все больше вырастало вот таких ядовитых бледных поганок.

Так что вчера Ушаков лишь на полчаса отключился в кабинете начальника Кумаринского РОВД, а потом закрутился, как обычно, в делах. Эту ночь он решил посвятить тому, для чего она и создана, - сну...

Когда над ухом зазвонил телефон, он сразу понял, что выспаться опять не удастся. Аппарат звонил настойчиво и переливчато. Ох, как не хотелось брать трубку... А надо.

- Ушаков слушает...

Звонил старший опер-"убойник".

- Извините, Лев Васильевич, что бужу...

- Чего уж там... Если Шамиля грохнули, я тебе даже спасибо скажу.

- Не грохнули... Клиент вышел на связь.

- С Иностранкой? - Сон слетел с начальника уголовного розыска.

- С ней, родимой. Звонил с сотового телефона. Номер высветился.

- О чем говорили?

- Он велел ей прозвонить с автомата.

- Осторожничает, гаденыш... Что дальше?

- Она тут же побежала звонить.

- Где она сейчас?

- Вернулась домой. Ребята видели, что в квартире зажегся свет, потом погас.

- Что думаешь?

- Что он забил ей встречу. Вряд ли звонил из праздного интереса.

- Забил. - Ушаков собрался, пытаясь включиться в работу, что было нелегко сразу после такого сладкого сна. - Может, что-то она должна передать ему.

-Что?

- Что угодно. Оружие. Деньги... Ты где сейчас?

- На работе.

- Обзвони ребят. Чтобы были готовы в любой момент рвануть с места.

- Вряд ли Иностранка раньше утра поедет куда-то. Она сейчас дрыхнет без задних ног.

- Мы не знаем... Малейшее изменение обстановки - держи меня в курсе, велел Ушаков. - Я созвонюсь с СОБРом, чтобы держали группу в готовности.

Ушаков дал отбой и тут же прозвонил дежурному по СОБРу.

- Работенка, может, твоим ребятам будет, - сообщил он.

- Как вчера? - хмыкнул дежурный.

- Повеселее.

Повесив трубку, Ушаков подумал, что теперь главная его задача - заснуть. И задача эта не из легких. Внутри все клокотало - хотелось в дело. Жгла мысль Пробитый объявился. И скорее всего удастся его взять. А потом... А потом откроются перспективы. И можно будет тряхануть шушеру табачников так, чтобы вспомнили, кто они есть на самом деле.

Начальник уголовного розыска больше так и не смог заснуть. Напала бессонница и разболелась голова. И грудь сжимало, сердце билось напористее и чаще. Когда стало рассветать, он встал, отправился на кухню. Закурил.

Получив три дня назад у Корейца схему связей Пробитого, Ушаков и Гринев заперлись в кабинете, чтобы никто не беспокоил, и начали ее изучать. У начальника уголовного розыска глаз сразу уперся в квадратик "Ольга Валеева". И внутри что-то екнуло.

- Она только что приехала из Италии, - сразу сказал он Гриневу. - Своих знакомых Пробитый кого мог использовал. К ним у него хода нет. А о том, что он знаком с Ольгой, почти никто не знает. Связь незасвеченная. Кореец о ней прознал, когда его ребята приглядывали за Пробитым в рамках планового обеспечения собственной безопасности банды.

- Да уж, - улыбнулся Гринев. - У Корейца целая служба собственной безопасности. Кстати, не чета нашей...

- Если Пробитый не афишировал эту связь, значит, держал ее на всякий случай. На какой? Возможно, в качестве содержательницы убежища для беглого каторжника.

- Или в качестве заведующей складом необходимых на крайняк вещей, - развил мысль Гринев.

Начальник уголовного розыска до последнего момента боялся, что Пробитый сорвался из области. Но его ночной звонок подруге с сотового телефона развеял эти опасения.

В восемь Ушаков был на работе. И выслушал доклад, что ночью Иностранка из дома не выходила.

- А сейчас? - спросил Ушаков оперативника.

- Спит.

- Сегодня она встретится с ним. Точно встретится. - Ушаков испытывал все возрастающее волнение, пьянящее чувство близости развязки. Не зря сыщиков сравнивают с гончими собаками. Гончая, настигая жертву, наверное, чувствует нечто похожее. - Нарисуется наш кровничек.

- Будем надеяться, - сказал опер.

- Так, ее вести надо очень осторожно. Эта задача не для одной бригады наружки.

В полдевятого Ушаков доложил обстановку генералу, добился, чтобы сотрудников службы наружного наблюдения сняли с других направлений и все силы подключили к работе с объектом Иностранка.

- Пробитый - сволочь ушлая и хитрая, - сказал Гринев, когда с Ушаковым и еще троими сотрудниками собрались в "штабе" - просторном, с двумя работающими компьютерами кабинете отдела по тяжким преступлениям. - Засечет, что за его красоткой ноги ходят, - ищи ветра в поле.

- Кроме того, - добавил Ушаков, - он большой мастер на разные сюрпризы. Спокойно может изменить внешность. Или выкинуть еще какой номер... Но нам надо его сегодня взять. Во что бы то ни стало.

Сотрудники наружки, обложившие со всех сторон дом номер пятьдесят четыре по Профсоюзному проспекту, скучали до двух часов дня. За это время Ольга один раз позвонила своей подруге и спросила, где какой-то Владик. Узнав, что тот в Москве, повесила трубку.

Выползла она из своего дома без четверти три.

- Объект вышел из подъезда, - слушал Ушаков радиопереговоры.

- Началось. Поехали, - кивнул он Гриневу. На улице Доватора они пересеклись со старшим бригады наружки.

- Ноль-второй, прими балласт, - велел Ушаков по рации.

Неприметные зеленые "Жигули" службы наружного наблюдения, в которых находились двое сотрудников, прижались к обочине. Начальник уголовного розыска пересел в них, устроился на заднем сиденье.

- Собры в готовности. Наши обложили ее так, что не вздохнет, проинформировал бригадир.

- Главное, чтобы твои орлы летали высоко, - сказал Ушаков. - И их не срисовали.

- Тут нас учить не надо.

- Я не учу. Я просто прошу.

- Все будет в порядке, Лев Васильевич.

- Что у нее в руках?

- Ничего. Просто женская сумочка.

- Если передачка нашему клиенту, то в ней ничего объемного, - задумчиво произнес Ушаков, откинувшись на заднем сиденье сорвавшихся резко с места "Жигулей".

- Что она ему может нести в сумке?

- Деньги. Документы. Билеты "МММ", - усмехнулся начальник уголовного розыска. - Наган. Что угодно.

- Говорит Третий, - донеслось из динамика автомобильной рации. - Объект пересек улицу Разина... Кажется, ловит машину...

Ольга поймала такси - желтый "Мерседес". Распахнула дверцу. Заспорила с водителем, потом села на заднее сиденье. И машина устремилась вперед, огибая забор сборочного автомобильного заводика, введенного в строй три года назад на базе военного предприятия, сметенного перестройкой.

- Только бы за город не двинула, - заволновался бригадир.

По радиосвязи приходили все новые сообщения. Объект передавался от одного экипажа к другому. Чтобы при таком сопровождении засечь наблюдение, нужно обладать исключительной наблюдательностью.

- Не проверяется? - спросил бригадир, сжимая микрофон рации.

- Не похоже, - послышался голос Четвертого. - Четвертый - Пятому. Принимай объект на Садовой...

- Вижу вас... Принял...

Желтое такси двигалось, пробираясь сквозь заторы, к северной окраине Полесска.

- Точно, за город двинула, черти дери! - хлопнул в ладони бригадир. Зараза!

- В Кумарино двинет, - предположил Ушаков.

- Или в Северный. - Бригадир открыл бардачок, вынул распечатанную пачку с леденцами, которые сосал, бросив курить, вытряхнул одну конфетку на ладонь и с размаху кинул в рот.

- Хуже, если в чистом поле встречу назначат, - сказал начальник уголовного розыска... Так все и получилось...

- Такси остановилось, - послышалось сообщение. - Она выходит из машины... Что делать?

- Пятый, мимо проходи, - приказал бригадир. - Четвертый, притормози и пешочком - на расстояние видимости...

- Принято...

Машина Четвертого притормозила на приличном расстоянии от объекта. Дальше оперативники двинули пешком. У них была оптика, так что рассматривать Иностранку они могли с большого расстояния.

- Вон она, - сообщил Четвертый.

- Что там? - поинтересовался бригадир.

- Ждет... Так, клиент появился.

- Он?

- Не знаю. Не разберу. Мужик здоровый...

- Она что?

- Пакет ему передает... Он берет... Что делать будем?

- Пускаем "тяжелых"? - обернулся к Ушакову бригадир.

- Подожди...

Глава 13 ИСКУССТВО ВОВРЕМЯ СМЫТЬСЯ

- В поход собрался? - поинтересовалась Вика, глядя, как ее муж, человек болезненно аккуратный, любящий, чтобы брюки были выглажены так, что о них порезаться можно, сейчас без разбора кидает в здоровенный, угрожающего вида черный чемодан-сейф костюмы, галстуки, рубашки. - Может, помочь?

- Может быть. - Он пнул чемодан, и тот проехал по гладкой поверхности паласа.

- Ты вообще куда - не хочешь сказать?

- А, куда подальше.

- Где это "подальше" находится?

- В Германии.

- Ха, - усмехнулась Вика. - И когда?

- Сейчас.

- Что, бешеная блоха укусила?

- Хватит зубоскалить! Ты мне надоела вечным зубоскальством! Как же вы вообще все осточертели!

- Казимир, ну ты чего? - Вика присела рядом с плюхнувшимся на диван Сапковским. - Ну, успокойся. - Она погладила его по плечу, воркуя, как с капризным ребенком, и с трудом сдерживаясь, чтобы не выматериться.

Он провел ладонями по лицу так, что от пальцев остались красные полосы, воскликнул:

- Я не могу больше!

- Что случилось?

- Что случилось? Много чего... Отсюда надо уматывать, вот что!.. Здесь опасно, как в болоте, кишащем ядовитыми змеями... Это гадючник. Вика... Натуральный гадючник. Чтобы в нем выжить, нужно кусаться. И зубы должны быть ядовитыми.

- Ну, с этим у тебя проблем нет.

-Нет... Но мне надоело...

- Короче, бежишь.

- Уезжаю. На время.

- Хорошо, а я?

- А ты вроде собиралась в ЮАР.

- Вроде, - усмехнулась Вика.

- Вот и скатертью дорога. В ЮАР. В Индонезию...

- Ну да, лишь бы под ногами не мешалась...

- Мне нужно отдохнуть от вас всех!

Таким мужа Вика никогда не видела. В последнее время нервы у него совсем расшатались. В нем росло напряжение, и как-то оно должно было разрядиться. Вот и разрядилось безобразной истерикой.

- И надолго ты? - поинтересовалась она. Он удивленно посмотрел на нее, будто вообще не задумывался над этим вопросом, помолчал несколько секунд и уже более спокойно произнес:

- Пока не утрясется все. И пока ясности не будет.

- В чем?

- В делах, Вика, в делах...

- Ты темнишь. Казимир. Темнишь неумело. И боишься.

- Боюсь, да! Боюсь! - заорал он.

- Кого?

- Много кого...

Разговор явно не клеился, и Вика поняла, что больше не вытянет из мужа ничего.

- Как добираться собираешься в твое "куда подальше"? - полюбопытствовала она. - Самолет только завтра утром.

- На машине, Вика. На машине...

- Еще не хватало.

- А что тебе не нравится?

- Не нравится, что в таком состоянии ты можешь въехать в фонарный столб.

- Не въеду. - Он подошел к бару, вытащил бутылку виски и хватанул глоток.

- Еще и пьешь! - воскликнула Вика.

- Не твое дело.

- Казимир, сядь, переведи дыхание, сосчитай до двадцати и прикинь без эмоций - ты делаешь то, что действительно нужно, или это просто заскок от нервов.

- Да иди ты со своим психоанализом! Я всегда делаю только то, что нужно! А сейчас мне нужно смываться отсюда! Смы-вать-ся! Понятно?!!

Он перевел дыхание, вытер рукавом лоб. Посмотрел на бутылку, хотел сделать еще глоток, но потом тряхнул головой и убрал бутылку обратно в бар.

- К чертям, - произнес он с ненавистью и нагнулся над своим чемоданом-монстром.

Глава 14 ПАКЕТ

- Вот идиот, - шептала себе под нос Ольга, ерзая на заднем сиденье такси.

В сумочке лежал пакет, заклеенный, плотно набитый бумагами и чем-то еще, который ждет Пробитый. Что там - Ольга не знала. Ее мучил нестерпимый зуд любопытства, но определить, что там находится, не вскрывая, было невозможно.

Сейчас ее одолевали противоречивые желания - от того, чтобы выбросить пакет в урну, и до того, чтобы остановиться у ближайшего отделения милиции и отдать его ментам и переложить на их плечи разборы с Пробитым. Но она знала, что не сделает этого.

"Мерседес" продирался в автомобильном потоке. Водитель был лет тридцати пяти, в меру по-шоферски болтливый и нахальный, на Ольгу посматривал с интересом, пытался балагурить, но она резко отшила его:

- Ты меня везти взялся. На другие услуги я кого получше найду.

Водитель только покачал головой, сдерживаясь, чтобы не ответить подобающе, и замолчал. Но когда машина выбралась из города, задал вопрос:

- И чего только туда несет?

- Надо.

- Ну да... Один наш парень взялся черных в Старобалтийске отвезти. Сейчас в реанимации. Выручку забрали, наркоши поганые.

- Ты чего, боишься меня? - хмыкнула Ольга.

-Да ладно...

- Не бойся, не ограблю. Верти свою баранку.

Как только они выехали за границу Полесска, их обогнала иномарка со скоростью километров двести в час.

- На свои похороны торопятся, - бросил водитель зло. - Правами бы купленными да по морде их!

Сам он вел машину неторопливо, расчетливо, с профессиональной надежностью - сразу было видно, что не первый год за рулем. На двадцатом километре, метров пятьсот не доезжая до таблички "Племсовхоз", Ольга велела:

- Ну-ка тормози.

- Здесь? - удивился водитель.

- Здесь.

Он пожал плечами, но машину послушно остановил. Она вылезла из салона, едва не подвернула ногу на каблуке, но удержалась. Водитель кинул на нее насмешливый взгляд. Это же нужно - намылиться в племсовхоз на каблуках!

- Чего ждем? - спросил он.

- Не чего, а кого. - Она огляделась окрест, скорчив брезгливую мину. Справа раскинулся поселок племсовхоза, в полукилометре впереди ждали автобус несколько цыганок с детьми. Слева обрушившийся в нескольких местах сетчатый забор огораживал обветшавшие строения и площадку парка сельхозтехники с ржавыми остовами тракторов. Около парка стоял строительный вагончик, на пороге которого уютно устроился краснорожий здоровяк в телогрейке, грязных джинсах и, резиновых ярко-розовых сапогах.

- И долго будем ждать? - полюбопытствовал водитель, видя, что Ольга достает сигарету, зажигалку и прилаживается на багажник машины.

- Пока не дождемся, - отрезала она.

- Блин, - прошептал водитель. Ему очень хотелось плюнуть на деньги и бросить здесь эту пышнотелую стервозину, которая относилась к нему с плохо скрываемым пренебрежением, но он давил в себе это желание. Очень деньги нужны.

Красномордый мужик, по виду закоренелый алкаш, встал, оторвался, качнувшись, от вагончика и неуверенной походкой пьяного матроса, сошедшего на берег после долгого плавания, направился к ждавшему "Мерседесу".

- Эта... ты, что ли, Ольга? - спросил он, подойдя к Ольге на расстояние запаха - а пахло от него навозом, перегаром и еще невесть чем.

- Ну я. - Она с отвращением выпятила губу.

- Ну так давай. - Алкаш икнул, мутно посмотрев на нее. Он был явно из местных тружеников загнувшегося племсовхоза, пропивших все на свете.

- Волшебное слово, - потребовала Ольга.

- Здесь посылают на Луну. - Алкаш почесал затылок. Ольга чувствовала себя полной дурой. Пробитый обожал всякие хитрушки. На сей раз он играл в пароли. А пароль подобрал из бородатого анекдота. Юмор, шутки, веселье, чтоб его разорвало!

- Здесь посылают на три буквы, - произнесла она ответ, и алкаш довольно заржал. - Держи, - протянула она алкашу пакет.

- Он... это, сказал, если чего не то, он тебе шею свернет.

- Ты за бутылку подрядился? - поинтересовалась она.

- За две, - приосанился он гордо, с намеком, что такой человек, как он, себе цену знает.

- Щедро.

- Нормальный мужик. - Алкаш снова икнул, спрятал пакет на груди, повернулся и побрел прочь.

- Козлы, - в сердцах бросила она, усаживаясь в машину.

-Куда?

- Домой. В Полесск! - На глаза ее навернулись слезы.

- Как скажешь, - с облегчением произнес водитель и тронул свой "Мерседес".

Глава 15 ИДЕТ ОХОТА

- Стоп, не трогать! - воскликнул Ушаков. - Пробитый послал вместо себя дурика. А сам сидит в кустах и смотрит, не приглядывает кто-нибудь за его дамой сердца.

- Третий. Переключайтесь на объект-два. И осторожнее, - по рации велел бригадир. - Учтите, может быть контрнаблюдение.

- Ясно, - донеслось из рации. - Так, объект-два направился в сторону поселка.

- Шестой, провожаете объект-один.

- Принято.

-Четвертый, выдвигайтесь к племсовхозу. С запада перекрываете подъезды к поселку.

- Принято, - доложил Четвертый, отлично знавший, что вести наблюдение на открытой местности весьма затруднительно. Слишком легко засветиться.

По рации начальник уголовного розыска соединился с дежурным по Кумаринскрму райотделу.

- Ушаков говорит, - сказал он. - Давай все силы ППС и ОМОНа, который у тебя работает, стягивай к племсовхозу.

- Что там случилось? - спросил дежурный.

- Пробитый должен нарисоваться...

- Понял.

- Будь на связи. Информируй о дислокации своих сил.

- Есть.

Ушаков развернул на коленях карту области и кивнул бригадиру:

-Двигаемся поближе к поселку... Ну что, майор, возьмем сегодня гада?

- Должны, - кивнул старший группы наружного наблюдения.

Третий, державший в поле зрения забравшего пакет алкаша, сообщил:

- Объект-два вошел в поселок...

С севера поселка племсовхоза были запущенные пашни и корпуса свинофермы, с запада его ограничивала скоростная трасса, за которой в овраге приютилась свалка мусора, а дальше узкая полоска земли и начинались болота. С юга и востока к нему почти вплотную подступали чахлые, жалкие, замусоренные, но дальше постепенно густеющие леса, которые тянутся до самого моря. Это было самое опасное направление - если Пробитый в поселке и будет уходить от преследования, то именно туда. В лесах легко затеряться.

"Жигуль" остановился километрах в двух от поселка племсовхоза.

- Объект-два исчез из виду, - сообщил Третий.

-Как?

- За домами скрылся. Ближе не подходим.

- Ладно. - Бригадир положил на панель перед собой микрофон рации.

То, что алкаш пропал из виду, было не страшно. Главное, чтобы просматривались и при необходимости перекрывались все подходы к поселку, так что никто незамеченным не вошел туда и не вышел оттуда.

- В крайнем случае зачистку устроим, - произнес Ушаков.

Зашуршала рация - на связь вышел дежурный по Кумаринскому райотделу с докладом о расстановке и выдвижении сил. Ушаков углубился в обсуждение деталей по перекрытию подходов к поселку на дальних подступах патрулями и омоновцами так, чтобы не мозолить глаза и вместе с тем быстро выдвинуться к месту действия.

- Теперь сидим спокойно. Ждем. - Ушаков прикрыл глаза, пытаясь мысленно уговорить свое сердце не барабанить так отчаян но в груди. Иногда ему это удавалось...

Алкаш-евязник возник в поле зрения оперативников через пятнадцать минут. Он неверной походкой двигался в сторону тракторного парка, у которого недавно встречался с Ольгой. Даже в бинокль было видно, что его красная морда озарена блаженством. Он нес полиэтиленовый пакет с надписью "Пепси-кола", в котором было что-то, очертаниями сильно напоминающее бутылки.

- Отлично! - воскликнул Ушаков. - Он встречался с ним. Бутылки в пакете плата за службу! Пробитый в поселке!

Алкаш чинно прошествовал в вагончик.

- Пятый! Берите клиента в вагончике. И выбивайте из него все, - приказал Ушаков.

И оперативники рванули к вагончику, где алкаш уже принялся за первую бутылку.

Ждать доклада пришлось не так долго.

- Сначала возмущался и упирался, - по рации доложил Пятый. - Но после того, как мы пригрозили, что полученные им бутылки разобьем на его глазах, раскололся моментом.

- Что сказал? - спросил Ушаков.

- Сказал, дурак какой-то две бутылки дал за то, что он скажет ожидающей женщине: "Здесь посылают на Луну". После чего возьмет у нее пакет.

- Ха, - усмехнулся бригадир. - Пароль. Из анекдота: "Здесь посылают на Луну?" - "Здесь посылают на три буквы, а шпион Иванов живет этажом выше"...

- Пятый, дайте описание того, кому объект-два передал пакет, - приказал Ушаков.

- В синей куртке. Не местный. По описанию - Пробитый.

- В точку!

- Я считаю, объект-два передал пакет у сельмага нашему главному клиенту, высказал предположение Пятый.

- И к Заглавный клиент двинул?

- Объект-два не знает...

Через минуту рация снова ожила:

-Второй-Третьему.

- Второй на связи, - сказал бригадир.

- По направлению к трассе мимо водяной колонки движется мужчина с двумя девушками.

- С двумя девушками?

- Держит их под руки.

- Вряд ли наш. Как он одет?

- Оранжевая рубашка. Темные брюки...

- Похож на нашего? - спросил бригадир.

- Трудно сказать. Фигура похожа. Тяжело идет. Грузно...

- Как раненый, - кивнул начальник уголовного розыска. У него вдруг возникла уверенность - это Пробитый.-Берите...

Глава 16 НА ГРАНИЦЕ

Приличные люди не выстаивают часами за визами в посольствах и консульствах каждый раз, когда им нужно выехать в Европу. Они делают себе шенгенские визы минимум на полгода (немало фирм без труда устроят это за каких-то полтысячи долларов) и катаются по всей Европе, когда захотят. Так что трудностей у Сапковского с тем, чтобы добраться до Германии, не ожидалось.

Суворовский погранпереход намеревалось преодолеть сегодня немало людей. Сапковского выводило из себя то, что приходится выстаивать очередь, ждать, пока чинно проследует через границу разная мелкая рыбешка, промышляющая незначительной контрабандой и спекуляцией, Этих людей Казимир всем сердцем презирал за их мелочную суету, за желание урвать хотя бы малость денежек, чтобы чуток улучшить свою никчемную жизнь. Сейчас они как никогда бесили его своим дурным мельтешением.

- Уроды, - шептал он, пытаясь справиться с душащим его раздражением, и нетерпеливо похлопывал ладонью по рулевому колесу. - Когда же вы передохнете все!

Он зло глядел на движущийся перед ним рывками вместе с очередью старый "Трабанд" с польскими номерами. Машина аж прогибалась под весом мешков и пакетов.

Казалось, эта пытка ожиданием никогда не кончится.

Но наконец очередь подошла.

- Оружие, наркотики, вещи, запрещенные к вывозу? - стандартно осведомился таможенник, когда "Ягуар" въехал на таможенный терминал.

- Откуда?! - возмутился Сапковский.

- Мало ли, - усмехнулся таможенник, рассматривая паспорт. - Откройте багажник.

Сапковский, мечтая об одном - не сорваться, стиснул зубы, перевел дыхание и вылез из салона машины, распахнул багажник:

- Смотрите. Щупайте, - хотел добавить "нюхайте", но вовремя сдержался.

-Далеко собрались. Казимир Германович? - услышал он позади себя голос. Обернулся и увидел двоих улыбающихся с ехидством мужчин, в которых трудно было не узнать ментов: интересно, они слово в слово повторили вопрос Вики.

- А вам чего? - набычился Сапковский.

- Уголовный розыск, - один из этих двоих, седой, лет сорока, в мятом недорогом костюме, продемонстрировал красное удостоверение. - Пройдемте, гражданин Сапковский. Машину мы сами отгоним.

- В чем дело? - похолодел Сапковский.

- Отгулялся, Плут, - улыбнулся седой. - Пошли. И не шуми. Не поможет...

Он взял его под локоть и настойчиво повлек в сторону синего старенького с паутиной трещин на лобовом стекле "жигуленка". Его здоровенный, с фигурой борца напарник страховал сзади. Плут не сомневался, что, если он станет упираться, тут же получит увесистым кулачищем по почкам.

- Ответите. И за хамство. И за превышение полномочий, - начал качать права Сапковский, понимая, что выглядит все это неубедительно, голос все время предательски грозит дать петуха.

- Мы ответим, - пообещал седой. - И тебе много за что ответить придется... Ну-ка, руки на крышу машины.

- Что?!

- Непонятно, да?

С Сапковским перестали церемониться. Его резко развернули, он сдержал порыв отработанным боксерским ударом послать ближайшего сыскаря в нокаут. Это могло и не получиться - "борец" производил впечатление человека, который сам может вырубить кого угодно, а у седого на боку висела кобура, да и вокруг полно народу - погранцы, таможенники. Да, здесь не место и не время демонстрировать зубы и характер.

Ноги шире плеч. Руки на крышу "жигуля". Поза задержанного. Сотрудники уголовного розыска быстро досмотрели Сапковского, убедились, что оружия нет. Усадили на заднее сиденье, водитель обернулся и с интересом разглядел своего пассажира.

- Во произвол, - хорохорясь, воскликнул Сапковский.-Обнаглели вконец!

Оперативники с двух сторон стиснули его телами, от чего Плут болезненно поморщился. Как же он ненавидел сейчас этих людей! Их близость вызывала у него дурноту.

- Давай в управление, - велел седой шоферу.

- Вообще, что происходит, на хрен?! - взорвался Сапковский.

- Гринев заждался. Он тебе объяснит, - заверил седой.

Глава 17 ШАНС НА ПОБЕГ

- Уф, - прошипел Пробитый от резкой боли в туго перевязанном бинтом боку, споткнувшись о вросший в землю прямо посреди дороги кусок бетонной плиты и едва не упав.

Двигаться по колдобистой дороге этого проклятого поселка было трудновато. Сказывалось недавнее ранение - пуля вошла в бок и тут же вышла, вырвав кусок мяса. Рана была не слишком опасной, но он потерял много крови. Пара сантиметров вправо - печень. Так что мог бы остаться там вместе с Корейцем... Кореец, вот зараза шустрый! Кто ждал от него такой прыти?

После перестрелки на "хавире" Пробитый отлежался в своем убежище, зализывая раны. И до сих пор так и не знал, жив ли Кореец или нет. А Шамиль часть гонорара зажилил до тех времен, пока не получит подтверждения, что Александр ан успешно завален согласно договору.

Последний разговор с Шамилем был жесткий.

- Смотри, Шамиль Идрисович, с огнем играешь, - произнес Пробитый.

- Это ты мне? - удивился Шамиль. По сотовым телефонам можно говорить что угодно. Пока это наиболее безопасный способ переговоров. Тем более когда их штук пять, как у Шамиля.

- Тебе... Только не сопи в трубку, не испугаюсь, - засмеялся хрипло Пробитый, и этот его неживой смех звучал жутковато. - Я волк вольный. Загрыз лося - и опять в логово.

- Не буди лихо, - произнес, с трудом сдерживая ярость, Шамиль.

- Кореец мертв.

- Я этого не знаю.

- Зато я знаю... И еще... учти, Шамиль Идрисович. Я во вкус вошел. Если что, и броневик не поможет.

Пробитый для себя окончательно постановил, что Шамиль умрет, если вздумает играть с ним. Действительно вошедший во вкус профессиональный убийца ощущал себя всемогущим. Пусть с Корейцем получилось все не совсем удачно, но это ничего не меняло. Он знал, что отныне никто не сможет встать на его пути или кинуть его, тем самым не подписав себе приговор.

Но еще Пробитый отлично понимал, что время испытывать судьбу прошло. Пора бежать из родной области. А для этого нужны были припасенные документы и кое-какие важные бумаги, с которыми он сможет скрыться в Польше, а потом вернуться в какое-нибудь государство СНГ, где легче всего схорониться и от братков, и от правосудия. В Латинскую Америку бежать пока рано. Можно еще хорошо покрутиться и на этом континенте...

Раньше ему казалась, что это хорошая идея - спрятать неприкосновенный запас на случай бегства у Ольги. Что он и сделал. И забыл о заначке на полтора года.

К Ольге он не заглядывал давно, уверенный, что вещи лежат под ее присмотром и что она его никогда не предаст и не обманет. Он умел и любил делать из женщин рабынь, которые ненавидели и обожали его, как и положено рабыням. Он умел вселять в них страх, а страх -- гарантия куда лучшая, чем дружба, любовь и прочая муть. Он надеялся на нее. А она укатила в Италию именно тогда, когда понадобилась.

Пробитый остановился. Прислонился к столбу с разбитым плафоном наверху. Задержал дыхание. Потом глубоко вздохнул. Вздох отозвался резкой болью, но после этого она отступила.

Он присел на капот ржавого остова грузовика, погружающегося в земную твердь рядом с дощатым зеленым длинным забором, за которым был запущенный сад и брошенный, нежилой дом.

Так. Сейчас появится человек с пакетом. Именно у этого ржавого истлевшего скелета "ЗИЛа" они и назначили встречу.

Он еще раз глубоко вздохнул и подумал: интересно, а все-таки жив Кореец или нет?.. Не было сил его добить. Тогда, на "хавире". Пробитый ощущал беспомощно, как струится кровь и вместе с ней уходят силы. Киллер всегда должен добивать. И еще оставлять жертву напоказ, чтобы заказчик видел - работа выполнена. А получилось все не так, отсюда и непонятки с Шамилем.

Пробитый был уверен, что об Ольге никому не известно, но береженого бог бережет. Поэтому вчера и велел ей звонить с телефона-автомата.

- Автомат уж точно не промасливается, - сказал он ей. - Завтра привозишь пакет.

- Куда?

Это был вопрос. Просто так встречаться - он слишком сильно наследил, чтобы просто шататься по городу, рискуя налететь на глазастого мента. И еще необходимо было проверить, не приведет ли она кого за собой. Поэтому и назначил встречу в этом чертовом племсовхозе, недалеко от своего убежища. Потому и приказал ей отдать пакет тому, кто назовет пароль, для смеха дав слова из затертого временем анекдота. А что - пароли придуманы неизвестно сколько столетий назад и действуют безупречно даже в век высоких технологий.

Когда алкаш, готовый на все за стакан водки и больше чем на все за бутылку, брал у Ольги пакет, Пробитый, выбрав удобную позицию на лестничной площадке единственного в поселке четырехэтажного серого дома, следил за обстановкой. Ничего тревожного он не разглядел и решил, что Ольга чиста. Поэтому оставил свое уютное местечко и, провожаемый подозрительными взглядами старушек на лавке, направился навстречу алкашу, к условленному месту. По дороге он чуть не плюхнулся, зацепившись за бетонную плиту.

Алкаш появился из-за угла зеленого забора. Увиде своего нового кореша, он замахал руками:

- Все в поряде! Все путем! Во! Он вынул из-за пазухи пакет.

Пробитый протянул руку, взял пакет. Тот самый, лично запечатанный, нетронутый.

-А... - Алкаш сглотнул и поглядел, как голодная дворняга на колбасу, на пакет с водкой.

- Заслужил. - Пробитый протянул ему пакет с надписью "Пепси-кола".

- Ну спасибо, - просипел алкаш, хватая обещанную награду. Он до последнего момента так и не мог поверить, что ему на халяву обломится такое богатство. Уважил... Если чего надо, давай. Леха - он всегда. Я понимаю...

-Давай, браток, - усмехнулся Пробитый, задав про себя вопрос, зачем коптит небо это животное, не знающее в жизни ничего, кроме как нажраться водки, проспаться и предпринять какие-то телодвижения исключительно с одной лишь целью - опять достать водки, нажраться, завалиться спать.

Пробитый сунул пакет в карман. Дело в шляпе. Это возможность побега. Возможность выйти на простор и начать строить новую жизнь. Там был заграничный паспорт на чужое имя. Ныне покойный Рома, подделывавший документы так же легко и красиво, как Репин писал портреты, гарантировал, что с ним можно надежно пересечь границу. Рома за свои слова отвечал, иначе умер бы не своей смертью гораздо раньше...

Теперь предстояло выйти из поселка, перейти шоссе, преодолеть лесополосу, с другой стороны которой он оставил свою белую, мятую, как старый алюминиевый бидон, "копейку". Была идея назначить встречу где-нибудь около логова и прийти к точке рандеву пешком. Но ранение давало о себе знать. Двигался он с трудом, силы после кровопотери были уже не те.

Он снял куртку, спрятал ее в сумку, оставшись в плотной джинсовой рубахе с длинными рукавами, пошел, тяжеловато ступая, вперед - вдоль забора, мимо заколоченного сельского лабаза с надписью "...агазин" - букву "м" кто-то выбил.

Впереди неторопливо шли две девушки лет по двадцати пяти. Одна высокая, тощая жердь, другая невысокая, с круглым улыбающимся лицом толстушка. Они ворковали, смеялись. Судя по тому, что они приоделись и щедро, не жалея дешевой косметики, накрасились, путь их лежал к автобусной остановке, а дальше куда-нибудь в окрестный очаг цивилизации, где ревет динамиками дискотека и есть мальчики.

Пробитый ощутил укол, когда поравнялся с ними. Неприятное ощущение чужого взгляда. В затылок будто впилась ледяная стрелка и растеклась по коже холодной водой.

Своим чувствам, он доверял. Вояки, прошедшие сквозь огонь, воду и медные трубы локальных войн второй половины двадцатого века, ушлые старые зэки, повадками, неистребимой жаждой жизни и выживаемостью действительно сравнявшиеся с волками, которых они так почитают, говорили не раз: человек, который хочет жить, чует недобрый взгляд.

Он огляделся. И заметил вдалеке какое-то движение. Он мог поклясться, что из-за автотракторного парка смотрят на него чьи-то глаза.

Вот черт! Они вышли на него?! Кто именно вышел - менты, братва - значения не имело. Скорее всего менты - уж слишком умело маскировались... Но все-таки прокололись - он их выявил. Отлично! Знать об опасности - это быть вооруженным. Теперь надо выбираться отсюда.

- Девчата, куда такие красивые и без охраны? - подался он вперед.

Та, что подлиннее, оглянулась и кинула на него взор, полный неприкрытого интереса.

- А ты, что ли, охранник?

- А что, не гожусь?

Девчонки прыснули.

- Можете проверить... А, девчата, - он сблизился с ними. - Я добрый и красивый... Правда.

Они снова прыснули.

Он вильнул и вклинился между ними - все, от снайперов он теперь прикрыт.

- Разрешите предложить дамам ручку. - Он взял девчонок под локотки.

- А ты из быстрых, - засмеялась без осуждения толстушка. Он почувствовал ее настроение - хоть сейчас бери ее и тащи на сеновал. Но только на сеновале она Пробитому не нужна. Она нужна для другого - как живой щит. Менты слишком боятся за заложников. Он уже испытал это в тот раз, с мальчонкой. Испытает и еще раз. А там уж как карта ляжет. Или они его грохнут, или он уйдет... Если, конечно, ему не грезится от плохого самочувствия всякая чепуха.

Он огляделся... И увидел то, что так не хотел видеть. Будто бы безобидная задрипанная "Волга" неторопливо свернула с трассы и двинула к поселку. А с другой стороны двигался "рафик". В "рафике" наверняка, сдерживая рвущуюся наружу разрушительную энергию, замерли спецназовцы с бронещитками, закованные, как в латы, в бронежилеты. Они уверены, что сейчас будут гнать вкусившего крови хищника, который способен до конца огрызаться. И они правы...

Вон еще одна машина - старая "Ауди". Его отрезали от дороги. Отрезали от поля - но туда ему не надо. Отрезают путь к спасительному лесу. Он не успевает перемахнуть овраг и скрыться в нем... Или успевает? У него же живой щит.

Его рука нырнула за пояс.

- Пошли... Тише.

Толстушка вскрикнула, когда жесткая рука стальными клещами сжала ее локоть.

- Дернешься - пристрелю, - прошипел Пробитый так, что ей даже расхотелось завизжать. В ее бок уперся ствол пистолета.

А длинная девчонка остановилась как вкопанная, не веря своим глазам. Но она не нужна была Пробитому. Он мог справиться только с одной. Если длинная дернется - он ее раздавит. Пуля в живот. Или рукояткой пистолета по лбу.

- Ты что, ox.. .л? - воскликнула толстушка.

- Ты, тварь, заглохни! - Он так сжал ее руку, что она едва не присела на асфальт, но он не дал ей сделать это.

Ее подруга, прижав ладонь ко рту, округлившимися от ужаса глазами смотрела на все это, а потом присела на корточки, обхватив руками голову.

Глава 18 ГРУППА, ЗАХВАТ!

- Второй, ответь Третьему.

- На связи.

- Это он! - проинформировал Третий. - Вот черт!

- Что там? - заволновался Ушаков.

- Кажется, он засек нас...

- Хищник... Вот чутье, - сжал кулак бригадир.

- Вперед! - крикнул Ушаков...

Машина, взревев двигателем, сорвалась с места.

- Точно, засек, - сообщил Третий. - У нас Ч П.

- Что?

- Он взял заложницу!.. Одну из тех двух девушек!

-Как?

- Видно, чем-то вдавил ей в бок. Кажется, пистолетом... Вторая на земле сидит - у нее замкнуло...

Ушаков несколько секунд молчал. Все повторялось. Опять Пробитый уходит. Опять у него заложник.

- Куда он направляется?

- К оврагу. Но по лесу он не уйдет.

- У него там может быть машина.

- Мы не пустим его далеко...

- Он будет уходить, прикрываясь заложницей до того момента, пока не поймет, что сбросил нас с "хвоста"...

- Ждем приказа, - сказал Третий.

Начальник уголовного розыска до боли сжал в руке свою "Моторолу". Вон он, момент истины. Приказ. Это не просто отмашка на то, чтобы подчиненные тебе люди кинулись вперед, может, на пули, на смерть. Это еще и умение взять на себя ответственность. И отвечать по полному, если что-то пойдет не так. Ушаков не боялся никогда брать ответственность. Он всегда дорожил не креслом, а работой, проклинаемой, любимой, которая для него была как воздух. И сейчас работа эта состояла в том, чтобы принять решение. Именно для этого он и был нужен здесь.

- Ноль-восемь, - назвал начальник уголовного розыска позывной "тяжелых" собровцев. - Рассредртачивайтесь. Не таитесь - он все понял. Снайперы - на линию огня... О готовности доложить.

Медленно катящий по дороге "рафик" остановился посреди улицы, ведущей из поселка. С одной стороны ее ограничивал длинный сетчатый забор, с другой овраг со свалкой.

Из "рафика" посыпались, тяжело бухая по асфальту десантными ботинками, "тяжелые". Они разлетались по заранее присмотренным позициям. Два снайпера заняли, как учили, места, вышли на выстрел. До Пробитого с заложником им было метров сто пятьдесят.

- Цель взята, - последовали доклады снайперов.

- При подходящем положении объекта - огонь на поражение, - приказал Ушаков. Положил на сиденье рядом с собой рацию. И прикрыл устало глаза. Сердце не вовремя защемило.

Все сказано. А дальше как кривая вывезет...

Пробитый понял, что его взяли на прицел. И что пистолет, приставленный к боку жертвы, не такая надежная защита. Тяжелая пуля снайперской винтовки выбивает дух из человека так, что тот не успевает нажать на спусковой крючок.

Рука нырнула за пояс, нащупала прицепленную к поясу гранату "Ф-1".

Сейчас он выкинет вперед руку, кольцо останется на поясе, а гранату от взрыва будут удерживать только его сжатые на взрывателе пальцы. Тогда пуля снайпера выбьет из него жизнь и вместе с тем разожмет руку. И два трупа заложников обеспечены - осколки снесут и толстушку, и ее подругу, сидящую в оторопи на корточках...

Снайпер, приняв приказ руководителя операции, высматривал в оптический прицел фигуру Пробитого и заложницу. В голове щелкала электронная машина, которая просчитывала все - движения объекта и заложника, боковой ветер, расстояние. Палец готов был заскользить по спусковому крючку. Хлопок будет не слишком громким - слабее, чем тот, с которым вылетает пробка от шампанского. "Винторез" - винтовка для бесшумной и беспламенной стрельбы - отлично зарекомендовавший себя инструмент спецопераций.

Снайпер не стреляет по команде "пли!" Приказ на поражение означает, что он должен выстрелить, когда посчитает позицию беспроигрышной.

Движение Пробитого, потянувшегося рукой куда-то за пояс, открыло его для снайпера.

Палец на спусковом крючке расслабился. И начал плавное движение...

Хлопок действительно был негромким...

Пробитого откинуло от удара тяжелой девятимиллиметровой пулей. Он упал на землю. Толстушка, взвыв, как сирена "Скорой помощи", бросилась прочь - прямо в объятия мчащихся вперед собровцев, которых, судя по обалдевшему выражению на ее лице, она приняла за каких-то чертей.

Пробитый, зарычав, попытался приподняться. Рука его снова потянулась к гранате за поясом. Движения ему давались тяжело, но он упрямо хотел дотянуться до нее. Рвануть бы ее, когда эти гады подойдут ближе!..

Он видел сквозь пелену, как они двигались к нему-стремительно, неотвратимо. По ушам бил казавшийся громом топот их тяжелых башмаков. Он почти дотянулся. Рука уже нащупала "эфку". Рванет - и тогда мало не покажется!

Тяжелый десантный ботинок врезал ему по руке. Наступили на другую руку.

Потом Пробитому завели руки за спину. Бойцы СОБРа обыскали его. Осторожно извлекли гранату из-за пояса. Выкрутили запал. Только после этого невысокий, с обветренным лицом собровец перевел облегченно дух:

- А ведь он не успел самую малость...

Когда подъехал Ушаков, Пробитого уже перевязывали.

- Сейчас, - сказал собровец, заканчивая перевязку. Пробитый лежал на брезенте, постеленном на асфальт. Воздух с хрипом вырывался из его легких. По лицу было видно, что он уходит вдаль, но усилием воли еще держится на поверхности, не давая сознанию рухнуть в пучину.

Ушаков опустился на колено рядом с ним.

- Все же достал меня, - прохрипел Пробитый, мутно глядя на начальника уголовного розыска.

- Иначе не могло быть, - произнес Ушаков.

- Плохо... Мне кранты. Амба...

- Может, выкарабкаешься.

- Чую... Не хочу... Как-то плохо все... Плохо, да.. Я умираю, да... Плохо все...

- Кто тебе заказал Глушака?

-А пошел ты...

- Кто заказал Глушака? Кто заказал Сороку? Кто?!

- Пшел нахер, ублюдок...

- Ты сейчас сдохнешь, а он будет радоваться, что ты вовремя скончался и теперь на него показать некому, - усмехнулся начальник уголовного розыска. - Он же на радостях стол в кабаке закажет. И будет водку глушить за то, что ты вовремя сдох, Пробитый! Ты хоть об этом подумай...

- Уйди...

-Давай говори...

Пробитый помолчал, прикрыл глаза. И когда Ушаков уже решил, что тот потерял сознание, бандит открыл глаза.

- Ладно... - Он закашлялся, закатил глаза, и Ушаков побоялся, что он сейчас все-таки выключится.

Но Пробитый заскрипел зубами, взор его просветлел. Почти нормальным голосом киллер произнес:

- А ты прав...

Срывающимся голосом, вставляя с натугой слова между хрипом и кашлем, он выложил все. Желание рассчитаться удерживало его на этой земле.

Он закончил рассказ и прошептал:

- Все.

Это отняло у него остаток сил. Он закрыл глаза. Дернулся. Тело обмякло.

- Не выживет, - со знанием дела сказал собровец. - И хрен с ним...

Тут подошел оперативник из службы наружного наблюдения - тот самый Третий - и сообщил:

- Товарищ полковник, на связи Гринев. Ушаков подошел к собровскому "рафику", взял микрофон рации и произнес:

- Ноль-первый на связи.

- Ноль-второй. Тут мы бизнесмена взяли. Через границу двигал на своей машине.

- Что говорит?

- Возмущается...

- Буду через час.

- Понял...

Глава 19 ЧУЖОЙ ВАГОН

Сапковский сидел на стуле в кабинете Гринева. Выглядел он крепко придавленным, как лягушка протектором "жигуля". Глаза бегали, притом с каждой минутой все быстрее.

- Все-таки я требую... - время от времени начинал он качать права, вспоминая, что являет собой не какую-то там шавку, которую можно повязать на пятнадцать суток за нетрезвую морду и провонявшую одежду, а одну из надеж и опор полесского бизнеса, человека, привыкшего шататься по губернаторским тусовкам, и что он упакован полностью по классу "VIP", начиная от особняков, джипов, золотых кредитных карточек и кончая всякими безделушками для туземцев вроде четырех мобильных телефонов.

- Ты будешь у параши требовать, - ответил, зевнув, Гринев, рассматривая Плута, как клопа, и будто прикидывая между делом, давить его ногтем или не давить.

- Наручники снимите!

- Ты же из особо опасных. Я не рискну, - усмехнулся Гринев, которому был по душе этот спектакль.

- Вы за все ответите, - как-то жалобно угрожал Сапковский, со стыдом ощущая, что выглядит сейчас не как "новый русский", опора режима, а как курица ощипанная. Да, быстро слетает внешний лоск.

К табачным разборкам, общению с бандитами, к войне, которую постоянно приходится вести для того, чтобы зарабатывать все больше денег, Сапковский постепенно привык. Но к милицейским фокусам привыкнуть невозможно. Тем более с первых дней шального, разгульного, безумно прибыльного и бестолкового бизнеса, которым ему приходилось заниматься, его назойливо грызла мысль: вот однажды к нему придут и скажут: ты, парень, едешь в этом вагоне СВ не по своему билету, а по поддельному, и выкинут из роскошного купе несущегося вперед на всех парах поезда да еще оштрафуют по всем правилам. Самый большой кошмар, который мучил его, - это страх того, что шальная судьба, которая вынесла его наверх, однажды по своему капризу так же быстро обрушит его вниз. А падать сверху очень больно... Плут знал, что эта мысль точит не его одного. Только бесчувственным болванам без единой извилины в голове она не досаждала.

Гринев листал бумаги. Их накопилось множество, и работа с ними не доставляла заместителю начальника уголовного розыска никакого удовольствия. На некоторых документах он почерком, понятным только ему, ставил резолюции. Иногда шептал что-то себе под нос. Потом поднимал глаза на продолжающего расплываться и терять форму, как снег на сковороде, клиента.

Эта пытка ожиданием длилась уже полтора часа.

- Я требую адвоката, - ныл Сапковский.

- Адвоката нет. Могу палача предложить.

- Что?! - взвизгнул табачный делец. Нервы у него наконец сдали окончательно.

- Вам, сволочам, не адвокаты нужны, а палачи, - доходчиво разъяснил свою жизненную позицию Гринев, - Потому что кровя из трудового народа вы все выпили, а плату достойную за это может с вас взыскать только палач. Вот так-то, Плут. Мне думается, смертную казнь ненадолго отменили.

- Это гестапо, да? - взвыл Сапковский, вдруг почувствовавший, что еще немного и он просто разрыдается в голос. Или вцепится в этого пожилого, здоровенного служебного бульдога.

- Сейчас нет. Но во время войны действительно в этом здании находилось гестапо. И в этом кабинете сидел заместитель его начальника. Так что преемственность прослеживается, - усмехнулся Гринев.

Сапковский замолчал. Он сидел, ощущая, как волна дрожи прокатывает по телу и становится жарко. Очень жарко. Голова пошла кругом. Еще не хватало сейчас грохнуться в обморок.

- Здравствуйте, Казимир Германович, - сказал Ушаков, быстрым шагом заходя в кабинет.

Сапковский напряженно посмотрел на него и буркнул что-то нечленораздельное.

- Ну что?.. - Ушаков взял стул и уселся напротив задержанного. Рассказывать будем?

- Что рассказывать?

- А что, нечего рассказывать? Не поверю... Жду явку с повинной.

- Я ничего не делал!

- Да? - усмехнулся начальник уголовного розыска- А кто Глушко заказал?

- Я не заказывал Глушака! Я никого никогда не заказывал! Я бизнесмен.

- Торгаш ты, - поправил Гринев.

- Да, торгаш! И горжусь этим. Не будь торгашей, вы бы с голоду сдохли!

- Ну да, - кивнул Ушаков. - А кто все же Глушака заказал?

- Я не знаю.

- Знаешь ведь. Плут. Все ты знаешь... Рассказывай. Ну, давай, не томи.

- Я правда не знаю!

- Кто?

- Я могу только предположить, - в отчаянии произнес Сапковский.

- Кто, я тебя спросил.

-Мог... Мог только...

-Ну.

- Только Арнольд.

- Почему?

- Больше некому. Через счета, которыми мы пользовались для наиболее деликатных случаев, прогнали те самые деньги...

- Деньги, которые собрал Сорока со всего города?

- Да... Глушак об этом узнал. Подумал почему-то сперва на меня. Вызвал на базар Арнольда. Тот давно понял, куда все идет. И понял, что Глушак не остановится, пока не раскопает все.

- И решил убрать Глушака? А заодно сам себя завалить? Способ самоубийства такой? - иронично спрашивал Ушаков, внимательно разглядывая Плута.

- Ну, не знаю... Может, заказал кто-то из тех, с кем Арнольд угонял эти деньги. Не мог же один такое сделать. Тот решил и от Глушака избавиться.

- Резонно... Дай протокол допроса и ручку, - попросил Ушаков у своего заместителя.

Гринев полез в стол, раскопал скопившуюся в ящике груду бумаг, нашел бланк и протянул начальнику уголовного розыска вместе с чернильной ручкой.

Ушаков мелким почерком заполнил протокол, приписав "по поручению следователя прокуратуры г. Полесска".

- Прочитай, подпиши, - он протянул бумагу Сапковскому.

Тот пробежал глазами написанное. И воскликнул:

- Я не могу это подписать!

- Ты мне все это разве не говорил только что?

- Говорил. Но подписать не могу.

- А куда ты на хрен денешься, - жестко произне Ушаков.

Плут дрожащей рукой вывел: "С моих слов записано верно". Расписался.

- Отлично, - кивнул начальник уголовного розыска. - Посидишь в пятом кабинете час - и свободен.

- Как? - не понял Сапковский.

- Пока свободен...

Гринев озадаченно посмотрел на своего начальника.

- Так вы знали, что я невиновен, - произнес Сапковский. - Тогда зачем все это?

- Что - это?

- Давление. Оскорбления. Со мной вот товарищ полковник обращался как с законченным преступником.

- А ты и есть законченный преступник, - сказал Ушаков и, не в силах сдержаться, выдал то, что накипело: - Вы все растащили, до чего ручки ваши загребущие дотянулись. Все изгадили. От вас исходят ядовитые миазмы. Где вы там подкуп, разборки, взятки. Там кровь льется... А что вы сделали с нашим городом, который раньше самым спокойным городом в Советском Союзе был! Во что превратили!.. Вы как болезнь, которую нужно глушить антибиотиками.

- Я ему уже палача предлагал, - усмехнулся Гринев.

- Во, поперла классовая ненависть, - хмыкнул Сапковский, который моментально расслабился, поняв, что на этот раз все закончилось благополучно.

- Классовая? Это уже интересно, - посмотрел на него с насмешкой Ушаков.

- А хотите откровенно? - спросил Сапковский.

- Давай.

- Да вы просто нам завидуете. Всему. Костюмам, какие мы носим. Машинам, на которых мы ездим. И вся эта классовая ненависть от ощущения бессилия добыть все это... Вы же... Вы же никто. - Слова лились из Сапковского - нервно, неудержимо, он не мог совладать с собой, хотя и понимал, что городит лишнее. Вы упиваетесь ощущением власти над людьми, припертыми к стене. А без этой власти вы нули без палочек. Завтра вышибут на пенсию - и вам не светит ничего. Вы не способны заработать деньги. Потому как созданы такими, что из арифметики знаете только одно действие - делить. Вы псы голодные на цепи, и хозяин вас даже кормить нормально не считает нужным, так, кинет отбросы, чтобы с голоду не сдохли. Вы же задарма от злобы да от обделенности в горло кому угодно вцепитесь.

- Дать ему, что ли, по почкам? - задумчиво посмотрел Гринев на Сапковского.

- Не стоит... Еще есть какие соображения по нашему поводу? - спросил Ушаков.

- Да прав я во всем, - махнул дрожащей рукой Сапковский. - Это вас и злит. Если вам дать эти костюмы и машины, вы будете довольны до задницы и все ваши принципы тут же водой смоет, как кое-что в унитазе.

- Да при чем здесь принципы, - вздохнул Ушаков устало.

Он вдруг подумал, что принципов у него действительно в последнее время остается все меньше. Какая-то высокая мораль, какие-то романтические порывы это все чепуха. Есть нечто более важное - нечто такое в душе, что отказывается принимать всю окружающую мерзость. И это, пожалуй, единственное, что осталось у него. И этот самовлюбленный, считающий себя кругом правым ублюдок на самом деле просто угодил пальцем в небо. А суть простая - они просто разные биологические виды, хотя вроде и классифицируются одинаково - как гомо сапиенсы.

- Ладно, двигай отсюда, бизнесмен. Рано или поздно снова встретимся...

Ушаков вызвал оперативника, сдал Плута с рук на руки со словами:

- Посидит пускай с часок в пятом кабинете. И чтобы никуда не звонил.

- Кстати, вы не имеете права удерживать без достаточных оснований, воспрянул духом Сапковский.

- Основания? - обрадовался Гринев. - Сделаем. Пятнадцати суток хватит за мелкое хулиганство? Василич, ты слышал, как он принародно опера матом послал?

Плут все понял. И, бросив на оппонентов быстрый ненавидящий взор, вышел из кабинета.

- И с каких таких заслуг мы его выпустили? - поинтересовался Гринев.

- Потому что он прав, - сказал начальник уголовного розыска. - Он не виноват. Пробитый раскололся.

- Кто заказчик?

- Арнольд.

- Несуразица выходит. Он же пострадавший. Сам пулю получил.

- Он тоже надеялся, что мы так будем думать.

- Пробитый под протокол все сказал?

- Нет... Он в реанимации. То ли выживет, то ли нет.

- А что будем с Арнольдом делать? - Гринев положил руку на телефон. Группу захвата на выезд?

- Да. Тут собровцы опять работы жаждут. Давай...

Глава 20 ЧУДОВИЩЕ

Известно, что при штурме офисов обязательно найдется какой-нибудь туго въезжающий в ситуацию, который бросится грудью на амбразуру и попытается заслонить ее своим телом с криком: "Пущать не ведено!". И тут же получит по ребрам прикладом - на него выльется боевая злоба спецназовцев, которые после чеченских командировок заждались горячего дельца.

Так случилось и с "Востоком". Собровцы профессионально уронили охранника, прошлись коваными ботинками по холопским ребрам. И ворвались в кабинет, где Арнольд судорожно нащелкивал на сотовом телефоне какой-то номер.

Ушаков зашел в кабинет, когда его хозяин уже валялся на полу с руками, заведенными за спину. На нем были наручники, глубоко впившиеся в кожу. Собровцы были похожи на собак, которым в разгар травли сказали "фу". Вроде и выполнять приказ нужно, а с другой стороны, адреналин, жажда крови. Но начальник уголовного розыска дал четкое указание - клиента не бить. И не из гуманных соображений. Просто он отлично представлял, какие появятся выразительные репортажи в средствах массовой информации, какие высокохудожественные петиции будут кропать заточенными гусиными перьями адвокаты, как будут призывать на голову милиции комиссии по правам человека и прокуратуру, если Арнольда чуток помнут. У больших денег система психологического давления на правоохранительные органы отлаженная и часто чрезвычайно эффективная. Поэтому лучше, если задержанный будет цел и просто напуган.

- Колпашин Арнольд Валентинович, - произнес Ушаков, когда Арнольда усадили в кресло. - Вы задержаны по подозрению в совершении преступления.

- Какого преступления?! - завопил он, сплевывая ворсинку от ковра, которая забилась ему в рот.

- Убийства гражданина Глушко.

- Тронулись, -как диагноз заключил Арнольд.

- В вашем офисе и на квартире будет произведен обыск. Вот постановление. Оперативник из "убойного" отдела продемонстрировал постановление о производстве обыска.

- Валяйте. Производите. Вам дороже станет, - пообещал Арнольд...

При обыске ничего интересного не нашли, за исключением пятнадцати тысяч долларов, затерявшихся в одном из сейфов. Происхождение их объяснить никто не смог, но было нетрудно догадаться, что просто кто-то из оптовиков расплатился наличкой за партию сигарет и эти деньги не успели отправить на отмывку.

- Откуда мелочишка? - спросил Ушаков.

- Понятия не имею, - ответил вызывающе Арнольд.

- В доход государства пойдет.

- Я не знаю, откуда деньги, - напористо произнес Арнольд, и было видно, как ему хотелось по офицерской привычке, как когда-то перед строем, вставить что-нибудь вроде "для тупых индивидуально повторяю", но он сдержался.

После обыска Арнольда доставили в УВД. В кабинете начальника уголовного розыска за него взялась сработавшаяся пара - Ушаков и его заместитель.

- Вы хоть понимаете, что делаете? - не теряя вызывающего нахальства, поинтересовался Арнольд.

- Невиновного человека тираним, - усмехнулся Гринев.

- Вы себя на посмешище выставляете. Завтра вся Россия узнает, что менты настолько офигели, что человека обвиняют в том, будто он заказал собственное убийство.

-Да ты не собственное убийство заказал, Арнольд. Ты заказал убийство Глушака, - произнес с расстановкой Ушаков.

- Да? А вы не слышали, часом, что и мне пуля досталась?

- Читали в газете.

- А вы не читали в газете, что я едва не подох? Что меня в реанимации выхаживали? И в Германию увезли, потому что полесские эскулапы крест на мне поставили.

- Слышали.

- Вот и получается, что я нанял киллера, чтобы он загасил меня самого, ну и попутно Глушака.

- Нет, все не так было. - Ушаков приблизился к Арнольду, сел напротив него на стул, уставился прямо в глаза. Арнольд, слегка ухмыляясь, несколько секунд выдерживал взгляд, но потом опустил глаза.

- Ты нанял киллера, чтобы он убрал Глушака, когда понял, что твой старый друг вышел на след уплывших пяти миллионов долларов, собранных у "особо бедствующих" горожан, - начал излагать свою версию этой истории Ушаков; - Вот только Глушак допустил роковую ошибку. Он подумал, что всех обул Плут. Действительно, тот как нельзя лучше подходил на такую роль. Он всю жизнь всех надувал, интриговал и мог обмануть мать родную, не то что бывших компаньонов и друзей. А деньги увел ты, Арнольд. Ты, и никто другой. И после звонка Глушко ты прикинул, что лучше случая не представится - тсиллер якобы покушается на вас обоих. Только Глушаку он вгоняет пулю куда надо, чтобы тот склеил ласты с гарантией. А тебе пуля достанется так, щадяще - вскользь. Ради таких денег чего не пострадать.

- Вскользь, - скривился Арнольд, взявшись за грудь.

- Ну, не все получилось. Ты переоценил исполнителя... А знаешь, он ведь не случайно тебе прямо в грудину пулю всадил. Ты же все время думал, что у него рука дрогнула. А у него не дрогнула.

- Почему? - вдруг помертвелыми губами произнес Арнольд, в глазах его полыхнул дремавший где-то очень глубоко в ожидании своего часа ужас.

- Да потому что он слетел с катушек. Начав стрелять, он не мог остановиться. И сгоряча рубанул и тебя... Так же через месяц после этих событий он застрелил своего приятеля, потому что не смог сдержаться. Ты нашел конченого психопата в исполнители. А с психами дело могут иметь только такие же психи. Ты к таковым не относишься. Ты слишком хладнокровен. Слишком умен. Ты не псих, Арнольд.

- Вот спасибо.

- Ты просто чудовище...

Арнольд стиснул ладони вместе, чтобы не было видно, как дрожат руки. Начальник уголовного розыска ощущал - в душе бизнесмена сейчас идет работа. Неожиданно разговор о Пробитом сделал брешь в его броне, вскрыл какой-то душевный нарыв. Еще секунду, и чаша перевесит. И Колпашин расколется.

- Не молчи, Арнольд. Ты не сможешь жить со всем этим. Тебе пора рассказывать все, - подтолкнул его Ушаков.

Арнольд посмотрел на него. И начальник уголовного розыска увидел в его глазах нечто странное. Взор у бизнесмена не подавленный, не напуганный. Он стал каким-то потусторонним. Страшноватый взор человека, у которого установились слишком тесные отношения со смертью, который побывал у нее в гостях.

Арнольд еще сильнее стиснул ладони. Потом прислонился затылком к выкрашенной в белый цвет стене, пустыми глазами смотря в потолок. И вдруг зашипел, как от боли, будто положил ладонь на раскаленную плитку.

А потом с мертвенным спокойствием произнес:

- Господи, чтобы наговорить мне такую чушь, вы разнесли мой офис...

- Признаваться надо, Арнольд, - произнес Ушаков, понявший уже, что момент упущен и что клиент, похоже, решил стоять на своем до последнего.

- Нет, товарищи околоточные! Не надо! Потому что не в чем!

- Вся беда твоя в том, что мы взяли исполнителя, - сказал начальник уголовного розыска. - И он сейчас кается. И будет каяться дальше. Так что получишь ты за все и по максимуму.

- Не выйдет у вас ничего. - Арнольд жестяно рассмеялся. - Вы только страшные сказки горазды рассказывать. Притом сами в них не верите.

- Все выйдет,-уверенно произнес Ушаков...

Начальник уголовного розыска блефовал. Пробитый, может, и давал бы признательные показания, потому что, как все закусившие удила и летящие вперед сломя голову психи, которых вдруг тормозят, обязательно сломался бы и сдал заказчика. Так бы и было. Вот только одно плохо. В реанимации Пробитый протянул всего час. Естественно, о том, чтобы допросить его на протокол, не было и речи. Свои показания он забрал в могилу.

Глава 21 ЛЬГОТЫ НА СМЕРТЬ

Свет из-под абажура настольной лампы желтым пятном падал на стол. Ушаков поморщился - виски опять болели. Уже поздно - двенадцатый час. Но идти домой не хотелось. А хотелось сидеть здесь, застыть, забыв о времени.

Он открыл ящик, достал папку с материалами по оперативному делу "Сигаретчики". И снова, в который раз, начал раскладывать пасьянс. Слева подозреваемые. Справа - жертвы. Живые и мертвые... И опять расклад был немножко другим, чем в прошлый раз...

Когда перекочевывали из живых в мертвые одни "карты", Ушаков испытывал сожаление. Когда отправлялись на тот свет другие, он испытывал удовлетворение, поскольку на этом свете подобным мерзавцам не место.

Но с каждой очередной смертью он ощущал дуновение потустороннего холода. Как тогда, выйдя из комы и узнав, что произошло в колонии-поселении в Олянино.

- Зона, - вслух произнес Ушаков, и его негромкий голос в тиши кабинета прозвучал чужим. - Обычная зона.

Да, там, в Олянино, была зона - колония-поселение. Тут, в Полесске, свободная экономическая зона. И в обоих этих зонах гуляла смерть. В первой она дурманила головы убийц наркотическим опьянением, раствор опия распахнул ей, костлявой, широко ворота в тот дальний поселок. Во второй смерть спускается на крыльях похожего, почти наркотического кайфа - кайфа от огромных шальных денег. Свободная экономическая зона! Молочные реки, кисельные берега. Кажется, воткни здесь палку в асфальт, и она зацветет баксами. Здесь слишком плодородная для баксов земля. Квоты, границы, через которые потоком идет контрабанда, неисчислимые льготы - вот те удобрения, от которых баксы растут, набирают вес и объем. Надо только уметь собирать урожай и кидать его в закрома - на западные счета. И нужно успевать поворачиваться быстрее других, потому что желающих много... Льготные квоты. Льготная растаможка. Льготные цены. Льготная смерть.

Ушаков положил перед собой фотографию Арнольда Колпашина и задумчиво посмотрел на нее. А куда положить ее? К живым? Или к мертвым?

Арнольда продержали в изоляторе временного содержания УВД десять суток. Еще пару раз Ушаков беседовал с ним, но без особого толку. Табачник уперся.

- Неужели вы не понимаете, что я не буду писать явку с повинной? Не буду биться головой о стену и кричать - виноват, люди, судите... Вы не понимаете этого? - Улыбка у Арнольда была какая-то каменная, глаза пустые.

- Почему? - поинтересовался Ушаков.

- А потому, что я уже побывал на том свете. А после этого люди меняются.

Начальник уголовного розыска кивнул. Он отлично знал это по себе.

- И мне ваши угрозы не страшны. А ваши увещевания просто смешны... Мне вообще плевать на вас.

- Так все равно мы тебе все докажем, - вяло давил на него Ушаков, понимая, что все без толку.

- Ничего вы не докажете. Потому что у меня деньги. А у вас ничего, кроме дурного желания меня посадить.

- Не обольщайся. И не с такими деньгами за спиной сажали. Не тебе чета люди были.

- Поглядим.

Вот и поглядели. Через трое суток районный прокурор посчитал, что основания для дальнейшего задержания гражданина Колпашина не усматривается.

- Хотя бы на десять суток продли! - сказал Гринев надзирающему прокурору. - Ты же нас под корень рубишь.

- Валентин Михайлович, а законные основания есть? - спросил строго прокурор, из молодых, любящих поговорить про верховенство закона.

- Есть информация. Мы знаем, что это он.

- Информация где? В деле?

- В оперативном деле.

- А это не считается.

- Понятно. Убийца на воле, а мы в грязи, - произнес язвительно Гринев. - И никому, кроме уголовного розыска, ничего не нужно... Да вы с ними одним миром мазаны.

- Что вы говорите? Я ведь тоже долг выполняю на своем месте, - возмутился прокурор.

- Да на каком ты месте? - не выдержал Гринев. - Ты еще в детсаду был, когда я убийц голыми руками брал! А сейчас вы все умные такие! Щенок!..

Через областного прокурора Ушакову удалось добиться, чтобы Арнольду продлили срок содержания в изоляторе до десяти суток.

Прокуратуру тоже можно было понять. Исполнитель убийств мертв. На заказчика нет ничего, кроме признания умирающего Пробитого, да и то не подшитого к делу. По поручению через Интерпол немцы работают, чтобы вскрыть, куда делись те пять миллионов, но получается это плоховато, тем более вину Колпашинав в этом доказать тяжело. И выходит, что он чист...

Так Арнольд и сказал, когда его выпускали по истечении десяти суток:

- Чист я перед законом.

В нем горело темное ликование. Издевательски смотря на начальника уголовного розыска, к которому его привели на разговор, он осведомился:

- И чья взяла?

- Твоя взяла, - развел руками Ушаков.

- Поймите, я не хитрый. Просто я не виноватый. - В глазах Арнольда была насмешка, ему хотелось поизмываться. - Но все равно, приятно было с вами пообщаться. Вы занимательный человек. Осколок прошлого.

- Да нет, Арнольд. За нами будущее. Это у вас, нуворишей, будущего нет. А здесь Россия. И по-вашему никогда не будет.

- Нашли нувориша, - хмыкнул Арнольд. - Кстати, мои адвокаты заявление в суд написали. Незаконное задержание. И все такое. Так что отвечать придется.

- Ответим, - кивнул Ушаков. - За все ответим. Только ты рано радуешься, Арнольд. Уже весь город знает, куда пять миллионов делись. И кто облапошил всех.

Победная улыбка стала сползать с лица Арнольда.

- Ты считаешь, конечно, что сможешь отбрехаться, доказать, что все это не так, что не ты людей по миру пустил... Только не сможешь. Поскольку я кое-кому представил убедительные доказательства... Так что у тебя будет множество проблем помимо того, чтобы судиться с УВД.

- Это... Это же беспредел... Ты чего... Вот суки, - покачал Арнольд головой. - Вот менты клятые!

- Я бы на твоем месте все-таки задержался еще в тюрьме. Признался бы в каком-нибудь преступлении на выбор. Посидел бы в комфортабельной камере. Тут тебя не достанут.

- Ну, сочтемся когда-нибудь, - произнес Арнольд, с ненавистью глядя на Ушакова.

- Ты знаешь, сколько я этих глупостей слышал... Ну что, поколешься на что-нибудь? Чисто символически - на пару лет лишения свободы.

- Да пошли вы все!

- Ну, тогда скатертью дорога, Арнольд. Тяжело придется - приходи. Мы поможем. Мы обязаны гражданам помогать...

Глава 22 СЕМЕЙНЫЕ СЦЕНЫ

- Это все-таки ты... ты... - Лена всхлипнула. Она сидела на диване в просторной, метров шестидесяти, гостиной - когда делали евроремонт, сломали перегородки между тремя комнатами и теперь здесь можно было устраивать танцы. Помещение было выполнено в пастельных тонах, только ярко-красные диван и кресло били по глазам и сейчас напоминали Лене освежеванные туши.

- Что я? - спросил Арнольд. Он был бледен.

- Ты заказал Глушака... Ты, Арнольд. - Она посмотрела на него с болью, в ее глазах блестели слезы.

- Кто тебе эту дурь внушил? - спросил он жестко.

- Да об этом все говорят.

- Сплетни это, понимаешь! - крикнул он, проваливаясь в глубокое кресло. Ментам надо было на кого-то повесить это дело. Решили повесить на меня. И теперь они, а не я в полной заднице. У них ничего не получилось!

- Ты же врешь, Арнольд. Ты врешь. - Она зябко обняла свои плечи. Ее трясло.

- Как же вы все остохренели! Ты еще будешь мне мозги полоскать!

- Как же так?.. Что же с вами делается? Вы же друзья были.

- Что? Друзья? - Он засмеялся. - Нет, вы послушайте ее. Друзья!.. Не было у меня друзей. Был самообман, что они есть. Нужно прожить больше трех десятков лет, чтобы понять, кто такие старые друзья. Предатели, завистники. Однажды они начинают относиться к тебе как к лоху, в карман которого неплохо бы лазить, как в собственный. А на все твои возражения отвечают: мы же друзья...

Он ударил себя кулаком по колену:

- Все это чепуха! Глушак был редкий ублюдок, которому самое место на том свете!

- Ты не должен был. Не должен...

- Не должен? Он был кретин. Непроходимый кретин... Бешеный. Я думал, он мне вцепится зубами в глотку, когда налетел тогда в офисе из-за тех двух фур сигарет... Предположим, только предположим, что я заказал его... Ну и что? Он не заслужил этого? Он сто раз заслужил худшего. Понимаешь, худшего.

- Что же вы делаете? - ежась еще сильнее, негромко произнесла Лена.

- Что делаем? Деньги делаем. Понимаешь. Деньги. Из пустоты. Из воздуха. Из ничего. Деньги. Деньги большие . И тут не место для сентиментальных дур!

- Боже мой! - Ей становилось все холоднее, будто все вокруг покрылось коркой льда. Слова его падали на ее душу тяжело, отзываясь почти физической болью.

- Вот что, Лена. Ты с Викой, помнится, собиралась на отдых. Так езжай. И побыстрее...

-Арнольд... - Она подняла на него наполненные страданием глаза.

У нее будто почва уходила из-под ног. Ей казалось, что между ними росла холодная стена. А еще казалось, что это вовсе не тот человек, которого она знала не первый десяток лет, которого любила, которому многое прощала и за которым готова была идти на край света. Или она просто не знала его, или он так изменился...

- Ну что, что ты так смотришь? Осуждаешь, да? Посмотри на себя воплощенная укоризна... Ты же дура, Лена... Ты дура. Ты хоть сама подумай, чего ты от меня хочешь... Хочешь, чтобы я раскаялся, посыпал голову пеплом? После того, по каким счетам заплачено за все...

Она не ответила, отвела глаза.

- Не бывать этому! Я был прав, - наигранно бодро воскликнул он. - Прав. Во всем.

- Тебя убьют, Арнольд. Они тебя убьют. Тебе не простят...

- Меня убьют? - саркастически осведомился он. - Ты серьезно? Да мне на охрану все скинутся, чтобы волосок с головы не упал. Потому что они считают, будто мне известно, где эти пять миллионов. Так что за свою неприкосновенность я спокоен... А там - выкрутимся... Обязательно выкрутимся, - как заклинание повторял он.

Следующим вечером Лена с Викой улетели в Москву. Переночевав в гостинице "Россия", утром они были в Шереметьево-2.

Началась предполетная суета - очередь перед таможенной зоной, очередь перед линией, за которой начинались будки со строгими пограничницами. А дальше - свободная зона с магазинами "дьюти-фри" - уже и не Россия, и еще не Запад, в здании аэропорта. Там шатались по коридору, нервно расслаблялись на черных мягких сиденьях, приценивались к товарам во множестве магазинчиков, пили кофе и ели бутерброды дети разных народов - китайцы, малайцы, европейцы, коротающие время перед тем, как самолеты поглотят их и разнесут в разные концы земного шара, связывая нитками самые отдаленные точки, уничтожая магию больших расстояний и прозаично сужая для людей Землю до размеров школьного глобуса.

- Амстердам. Рейс 229. Седьмой вход, - прочитала Вика появившуюся на табло надпись. - Направо, подруга.

Здесь уже начала выстраиваться очередь из надутых европейцев, россиян, неустанно с чувством превосходства трепящихся и здесь по сотовым, раздавая какие-то указания.

- Прорвались, - передохнула наконец Вика, когда они прошли через металлическую "кишку", попали в "Боинг" и устроились в своих креслах.

- Пошел на взлет мой самолет, - вспомнила Лена какую-то давно забытую песню.

"Боинг" вздрогнул. Заработали турбины. Самолет вырулил на взлетную полосу, разогнался и устремился в небо.

Скоро он приземлится в аэропорту Амстердам. Потом пересадка на самолет компании "КЛМ" и дальше "Ян Смит" - аэропорт Йоханнесбурга. Вся дорога занимает пятнадцать часов.

Наконец самолет набрал высоту. Погасли таблички "не курить" и "пристегнуть ремни".

- Что такая задумчивая, подруга? - спросила Вика. - Отдыхать, а не работать едем.

- Отдыхать, - усмехнулась Лена.

- Опять ты за свое. - Вика отщелкнула ремень.

- Его убьют, - произнесла Лена, глядя в иллюминатор.

- Арнольда? - Вика покачала головой. - Он выкрутится. Такие всегда выкручиваются, подруга...

- Вик, я любила его всегда. Еще со школы. Понимаешь, любила. А сейчас что-то перегорело. Я не могу...

- Ну ты, гимназистка, и понятиями живешь. Любит - не любит. Ты еще на ромашке погадай... Ерунда все это...

- Его убьют, - повторила она.

Глава 23 БУМЕРАНГ

Для Арнольда настали нелегкие времена. Он лихо доказал свою невиновность следствию. Только вот пострадавшим от его аферы доказать ничего не мог. А учитывая, что люди пострадали крутые, способные решать свои проблемы самыми различными методами, большей частью грубыми и незаконными, Арнольд принял ряд предосторожностей. Теперь он ни на минуту не расставался с четырьмя здоровяками из частного охранного предприятия, по городу передвигался на двух машинах и завидовал Шамилю, отгороженному от мира броней "Мерседеса".

Больше всего Арнольд боялся похищения. Кинут куда-нибудь в подвал и будут гладить паяльной лампой, пока не выбьют все. За свою жизнь боялся меньше - ведь он теперь был носителем номеров банковских счетов, на которые были перекинуты те пять миллионов.

Никто не верил, что Арнольд в одиночку провернул эту аферу. И тем не менее он действовал в одиночку, на свой страх и риск, потому что ни с кем не собирался делиться.

Пять миллионов. Отличный куш. Сладкий кусок пирога.

По выходе из застенков в первый же день он напился. Но, зная, что времени на душевные терзания ему не отпущено, он быстро взял себя в руки. И готов был биться, действовать.

Да, он был готов действовать, изворачиваться, просчитывать варианты. Если надо - лгать, обещать. Он уже прикинул, как будет решать эту проблему - а она вполне решаема. От кого-то придется откупиться, кому-то вернуть деньги с процентами, кому-то наобещать златые горы, кого-то просто послать куда подальше. Потери будут огромные. Придется крутиться, провернуть пару новых афер, достаточно рискованных, которые ему предлагали давно, но он опасался из-за слишком большого риска. Теперь для него риска нет - он уже за гранью...

- Я выкарабкаюсь, - подбодрил Арнольд себя словами, с которыми он выплывал на поверхность в больнице в Германии. Тогда тоже было очень плохо - он никак не мог вернуться к жизни. Сегодня же он был в боевой форме и нужно всего-навсего решить финансовые проблемы...

В то утро он спустился к ждущей его "Тойоте-Лендкрюйзеру" в сопровождении двух дюжих охранников в бронежилетах. Плата этим ребятам значительно превышала принятую - им платили за риск. Они знали, что у врагов клиента серьезные основания желать его погибели, поэтому были насторожены и перестраховывались везде, где только можно. Один бронещитом прикрывал Арнольда от снайперов, другой оглядывался, выискивая киллера с винтовкой. Их суета создавала у сигаретного бизнесмена некоторое ощущение защищенности.

Третий охранник ждал у машины. Он распахнул тяжелую дверцу.

- Ну что, опять на бой, на рынок, - процитировал Арнольд известные стихи.

Тут и плеснуло огнем.

Взорвался целлофановый пакет, оставленный за мусорным баком. Радиолуч активировал взрыватель. Подал сигнал киллер, следивший за всем из соседнего дома.

Бомба была установлена и сделана профессионально. Направленной взрывной волной снесло одного охранника. Он умер, не приходя в сознание. Второй телохранитель, в последний момент что-то почувствовавший и отпрянувший в сторону, остался жив. Арнольд до приезда, "Скорой" не дожил.

...Начальник уголовного розыска с заместителем были на месте происшествия через полчаса.

- Надо же, - покачал головой Гринев. - Допрыгался, умник.

- Разбили свинью-копилку, - произнес Ушаков.

- Выбросили в мусорный бак. Вместе с деньгами, поправил Гринев. Интересно только, на шиша?

- Наверное, кто-то сильно обиделся за то, что его представили лохом...

- Работа-то качественная. Взрывник работал хороший. Недешевая работа.

- Хорошо, никого из посторонних людей не задело.

- Приговор приведен в исполнение, - усмехнулся Гринев. - Еще один висяк.

- Но раскрывать надо. - Начальник уголовного розыска обернулся и пошел к машине. Он ощущал усталость. Ему нужно немножко выспаться. Отогнать, как назойливых мух, все сомнения. И он будет как новенький - готов к труду и обороне.

Гринев присел на капот "Рено", затянулся сигаретой, протянул пачку Ушакову:

- Закуришь?

- Нет. Бросаю.

- Ха, по идейным соображениям, - хмыкнул Гринев - Будешь бить сигаретчиков по карману, уберегая от них трудовую копейку.

- Здоровье берегу, - сказал Ушаков. - Оно мне еще пригодится. Чтобы гадов душить.

- Правильно. Сволочей надо душить, - кивнул Гринев. - Ну а я затянусь, грешным делом...