"Тюремные записки Рихарда Зорге" - читать интересную книгу автора (Зорге Рихард)

ПОЛОЖЕНИЕ МОЕЙ РАЗВЕДГРУППЫ ОТНОСИТЕЛЬНО МОСКОВСКИХ ИНСТАНЦИЙ

Отношения между членами моей разведывательной группы и московскими инстанциями были различными. Почти не было ясности ни в их организационном, ни в их служебном положении. Поэтому очень трудно объяснить положение, которое занимал каждый из них в отдельности.

С 1925 года я был членом Советской коммунистической партии. И мое положение, естественно, представляется ясным. Будучи членом партии, я должен был подчиняться партийным директивам и инструкциям. Где и какую бы деятельность я ни проводил, я поступал в соответствии с партийными директивами и инструкциями. О моих отношениях с партией можно составить четкое представление хотя бы по тому факту, что даже в Японии я аккуратно вносил мои партвзносы. За свою деятельность и в Японии, и в Китае я нес ответственность перед Советской коммунистической партией и ее Центральным комитетом. Вместе с тем, будучи главой агентурной группы в Японии, я с технической стороны нес ответственность перед Красной армией, а именно – перед четвертым управлением. Это управление обеспечивало техническую сторону моей связи с Центральным комитетом. Кроме того, это управление решало технические проблемы, с которыми мне приходилось сталкиваться.

После того как я начал работать в Китае и Японии, мои отношения со штаб-квартирой Коминтерна носили исключительно косвенный характер. Для понимания характера этих отношений следует иметь в виду три обстоятельства. Во-первых, исключительную стабильность моих отношений с Коминтерном в прошлом, т. е. в период с 1925 по 1929 год. Во-вторых, дружеские отношения между мной и отдельными руководителями штаб-квартиры Коминтерна. И в-третьих, некоторая часть посылаемых мной информационных сообщений поступала из Центрального комитета в штаб-квартиру Коминтерна и, по-видимому, использовалась там. Однако после того как в 1929 году мои отношения со штаб-квартирой Коминтерна были прерваны, я не мог не принять во внимание, что не являюсь членом Коминтерна. В Коминтерне не было индивидуального членства, и Коминтерн не являлся партией. Он представляет собой объединение всех коммунистических партий в мире, а не всех членов этих партий.

Суть вышеизложенного такова.

Как руководитель агентурной группы в Японии, я был непосредственно и прежде всего связан с Центральным комитетом Советской коммунистической партии. По техническим аспектам своей работы и по некоторым другим вопросам разведдеятельности я принадлежал также к четвертому управлению Красной армии. И, как уже отмечалось выше, мои отношения с Коминтерном носили косвенный характер.

Клаузен был сотрудником московской радиошколы, и на работу ко мне его направило четвертое управление Красной армии. Его отношения с московскими инстанциями обусловлены связью с радиошколой и четвертым управлением. Мне не известно точно, был ли он членом Советской коммунистической партии. Я знаю только то, что он был давним членом Германской коммунистической партии и направлен в Москву в радиошколу, которая находилась в ведении четвертого управления. Он был завербован четвертым управлением и послан в Китай. Клаузен не являлся членом Коминтерна, так как в Коминтерне не было индивидуального членства. Клаузен никогда не работал для штаб-квартиры Коминтерна. Единственное, что его связывало с Коминтерном, – это определенное идеологическое родство, вытекающее из его членства в Германской коммунистической партии.

У Вукелича не было непосредственных отношений с московскими инстанциями. Другими словами, он никоим образом не был связан ни с Советской коммунистической партией, ни с Коминтерном, ни с четвертым управлением Красной армии. Все его контакты с Москвой носили косвенный характер. Тем не менее те, кто дали ему указание покинуть Францию и работать со мной, находились в Москве. Это означает, что указание об участии в работе моей разведгруппы в качестве ее члена он получил из Москвы. Однако я не знаю, какая московская организация отдала ему такой приказ. Думаю, что он был членом Французской коммунистической партии. Короче говоря, его положение можно определить следующим образом.

Из того факта, что Вукелич состоял членом Французской коммунистической партии, можно полагать, что он был связан с Коминтерном. Он был зарегистрирован и признан в качестве доверенного помощника одним из московских ведомств. При этом не имеет большого значения, какая это была организация – штаб-квартира Коминтерна, Центральный комитет Советской коммунистической партии или четвертое управление Красной армии.

Положение Мияги было таким же, как и Вукелича. Он тоже состоял членом Коммунистической партии (США) и также из Москвы получил указание об участии в моей разведдеятельности. Аналогичным образом он был привлечен к работе одной из важных московских организаций и назначен членом моей группы. В случае с ним также не имеет значения, был ли это Коминтерн, руководство Советской коммунистической партии или четвертое управление Красной армии.

Положение Одзаки по отношению к Центру во многом отличалось и от положения Вукелича, и от положения Мияги. Он не был послан на работу ко мне московской организацией. Он был назначен и утвержден Москвой по моей личной рекомендации в качестве полноправного члена моей группы. Однако с точки зрения оформления и утверждения Центром его положение было таким же, как у Вукелича и Мияги. Короче говоря, он был причастным к Коминтерну в широком смысле, зарегистрированным и назначенным либо Коминтерном, либо Центральным комитетом Советской коммунистической партии, либо одной из служб Красной армии.

Мой первый радист Бернхардт работал со мной с 1933 по 1935 год. Его положение было таким же, как и Клаузена. Как и Клаузен, он состоял членом Германской коммунистической партии и обучался в московской радиошколе. Как и Клаузена, его направило ко мне четвертое управление Красной армии.

В общих чертах вышеизложенное представляется в следующем виде.

Все отмеченные выше лица являлись членами моей агентурной группы. Это люди, которые в зависимости от занимаемого положения находились в прямых или косвенных отношениях с одной или несколькими московскими организациями. Мое положение отличалось от их. Только я как руководитель группы и член Советской коммунистической партии нес прямую ответственность и поддерживал непосредственные отношения с Москвой. И только я полностью отвечал за нашу работу. Клаузен и Бернхардт были связаны с радиошколой и, следовательно, имели отношение к четвертому управлению Красной армии, поэтому их следует выделить отдельно. Отношения между другими членами группы и московскими инстанциями носили специфический характер.

Дополнительно хотелось бы дать следующее объяснение.

В силу отмеченных выше причин представляется затруднительным определить истинное положение Вукелича, Мияги и Одзаки. Из-за того, что в Коминтерне не признается индивидуального членства, нельзя составить ясного представления об отношениях между ними и Коминтерном. Исходя из функции Коминтерна как международной организации, а также из его практической деятельности, нельзя считать его членами отдельных лиц. Членами Коминтерна можно считать только тех людей, которые имеют непосредственное отношение к его органам. И нет никаких оснований считать других отдельных лиц в качестве его членов. Из-за того, что Коминтерн является организацией международного масштаба, его нередко ошибочно рассматривают в качестве партии международного масштаба. Однако, строго говоря, с научной точки зрения такой взгляд на Коминтерн является несостоятельным. Коминтерн скорее одна из международных организаций, в которой объединено множество партий. И как в других такого рода коллективных организациях, между ее структурными составляющими (например, компартиями) имеют место специфические отношения.

Анна Клаузен была женой Клаузена. Я познакомился с ней еще до ее замужества – с шанхайского периода. Будучи женой Клаузена, она только помогала ему в работе и в этом смысле имела отношение к моей группе. Однако она не являлась членом моей группы, ее помощь мужу заключалась в предоставлении их дома для выполняемой мужем работы. Вместо мужа она и в Шанхай ездила для выполнения важных задач в интересах группы. Мы рассчитывали только на ее личную помощь, которую она могла оказывать Клаузену, как всякая жена помогает своему мужу. Мы и не ожидали, что она станет членом нашей группы. Разумеется, мы тем более не мечтали, что она станет членом компартии. Она не проявляла никакого интереса к политическим делам и была к ним совершенно равнодушна.

Эта женщина также не была членом моей группы. Однако вначале она играла ту же роль по отношению к Вукеличу, как Анна Клаузен по отношению к своему мужу Клаузену. После того как разошлась с Вукеличем, она предоставляла свой дом для радиопередач, проводимых Клаузеном, и тем самым помогала нам. Этим и ограничивалась ее помощь нашей группе. Она не проявляла интереса к политике, и не было никакой надежды на то, что она станет на коммунистический путь.

Мидзуно оказывал содействие моей группе в Китае, а в Японии он был известен как друг Одзаки и его помощник. Сам я встречался с ним только один раз в ресторане. В Японии он ни разу не передавал свою информацию непосредственно мне. Однако, по моему мнению, он оказывал помощь Одзаки.

Каваи являлся моим помощником в моей разведгруппе в Китае и непосредственно со мной поддерживал отношения. В Японии Мияги и Одзаки после ряда консультаций со мной взяли его в нашу группу и привлекли к работе. Однако в конечном счете он почти не пригодился в нашей работе. Сам я никогда не получал непосредственно от него никаких материалов. Вся информация шла ко мне через Одзаки и Мияги. То, что им не были получены удовлетворительные результаты, обусловлено, по-видимому, трудностями, связанными с его личными обстоятельствами.

Косиро не являлся членом моей группы. Однако был другом Мияги и косвенно помогал группе, чем и был полезен нам. Один или два раза я встречался с ним в ресторане, и он произвел на меня очень хорошее впечатление. С моего согласия Мияги стал поддерживать с ним очень тесные контакты.

Штейн был самым активным образом связан с работой моей группы. С учетом его идеологических установок и личных качеств можно сказать, что это был подходящий человек для моей группы. Я сообщил в Москву о том, что пока он оставался в Японии, его неплохо бы привлечь в состав моей группы. Однако разрешения на это не последовало.