Майн Рид.

Оцеола, вождь семинолов

Повесть о стране цветов

Глава XXX. РАЗГОВОР ЗА СТОЛОМ

За офицерским столом во время обеда я узнал много нового. Когда льется вино, языки развязываются, а под влиянием шампанского самый благоразумный человек превращается в болтуна.

Агент не скрывал ни собственных планов, ни намерений президента. Впрочем, большинство уже догадывались о них.

Неудачи сегодняшнего дня несколько омрачали его настроение. Больше всего агента огорчала мысль, что померкнет его слава дипломата. Прослыть искусным дипломатом – вот чего страстно домогаются все агенты правительства Соединенных Штатов! Кроме того, агент был уязвлен пренебрежительным отношением к нему Оцеолы и других вождей. Ибо хладнокровные, сдержанные индейцы презирают вспыльчивых и необдуманно действующих людей, а он как раз и проявил эти качества на сегодняшнем совете и дал индейцам повод презирать его за эту слабость. Он чувствовал себя побежденным, униженным, и в груди у него кипела ненависть ко всем краснокожим. Но он льстил себя надеждой, что завтра заставит их почувствовать силу своего гнева. Он покажет им, что может быть твердым и смелым даже в порыве ярости. Все это он заявил нам хвастливым тоном, когда вино подняло его настроение и он развеселился.

Что касается офицеров, то они мало интересовались подробностями этого дела и почти не принимали участия в обсуждении. В своих догадках они касались только возможности вооруженного столкновения. Будет или не будет война? Этот вопрос вызывал жгучий интерес у рыцарей меча. Я слышал, как многие хвалились нашим превосходством, пытаясь при этом умалить мужество и храбрость своего будущего противника. Им возражали ветераны войн с индейцами, но их было мало за нашим столом.

Нечего и говорить, что предметом оживленных споров являлся и сам Оцеола. Мнения, высказанные о молодом вожде, были столь же противоположны, как порок и добродетель. Некоторые называли его «благородным дикарем», но большинство держались другого взгляда, что меня удивило. Слышались такие эпитеты, как «пьяный дикарь», «вор», «обманщик».

Я рассердился, ибо не мог поверить этим обвинениям. Тем более что многие из тех, кто обвинял Оцеолу, сравнительно недавно прибыли в наши края. Они-то уж, во всяком случае, не могли знать прошлое человека, которого так чернили.

Ринггольды, конечно, присоединились к клеветникам. Они хорошо знали молодого вождя, но я понял их тайные побуждения. Я чувствовал, что должен сказать что-нибудь в защиту того, о ком шел разговор, по двум причинам: во-первых, его здесь не было, а во-вторых, он спас мне жизнь. Несмотря на то, что за столом собралось высокопоставленное общество, я не в силах был промолчать.

– Господа! – начал я достаточно громко, чтобы меня услышали все присутствующие. – Есть ли у вас какие-нибудь доказательства, которые подтвердили бы справедливость ваших обвинений против Оцеолы?

Наступило неловкое молчание. Доказать, что Оцеола занимался пьянством, кражей скота и обманом, никто не мог.

– Ara! – наконец воскликнул Аренс Ринггольд своим резким, скрипучим голосом. – Значит, вы, лейтенант Рэндольф, защищаете его?

– Пока вы не приведете мне более веских доказательств, чем голословное утверждение, что он недостоин защиты, я буду стоять за него.

– Их нетрудно найти! – крикнул один из офицеров. – Всем известно, что он занимается кражей скота.

– Вы заблуждаетесь, – возразил я самоуверенному оратору. – Мне, например, об этом ничего не известно. А вам?

– Да нет, я лично, признаюсь, тоже этого не наблюдал, -ответил офицер, несколько сконфуженный моим внезапным допросом.

– Если уж речь зашла о краже скота, господа, то я могу рассказать вам забавный случай, имеющий непосредственное отношение к теме нашего разговора. Если разрешите, я расскажу вам.

– О, конечно, безусловно мы готовы послушать!

Я кратко изложил эпизод с кражей скота адвоката Грабба, опустив, конечно, все имена.

Мой рассказ вызвал некоторую сенсацию. Я видел, что он произвел впечатление на генерала; агент же был явно раздражен. Я чувствовал, что его гораздо больше устроило бы, если бы я держал язык за зубами.

Самое большое впечатление мой рассказ произвел на Ринггольдов – отца и сына. Оба побледнели и встревожились. Кроме меня, пожалуй, никто не заметил этого, но мне стало ясно, что они знают больше, чем я.

Затем все начали говорить о том, сколько беглых негров может скрываться между индейцами и может ли их помощь оказаться существенной в случае вооруженного столкновения. Это был серьезный вопрос. Все знали, что в резервации обосновалось много негров и мулатов: одни в качестве земледельцев, другие в качестве скотоводов. Немало их бродило по саваннам и лесам с винтовкой в руке, целиком отдавшись настоящей жизни вольного индейского охотника. Были высказаны различные мнения: одни предполагали, что их наберется около пятисот человек, а другие считали, что не меньше тысячи. Негры все до единого человека будут против нас – с этим все согласились единодушно. Здесь не могло быть двух мнений!

Некоторые считали, что негры будут драться плохо, другие – что храбро. Последнее предположение было гораздо ближе к истине. Все соглашались, что негры окажут большую помощь противнику и доставят нам уйму хлопот. А некоторые даже утверждали, что мы должны больше опасаться «беглецов» черных, чем красных. Это был своеобразный каламбур(44).

Не могло быть сомнений, что в предстоящей борьбе негры возьмутся за оружие и что они будут решительно действовать против нас. Знание «обычаев» белых делало их опасными противниками. Кроме того, негры не трусы, им часто представлялся случай доказать свою храбрость. Поставьте негра лицом к лицу с настоящим врагом – из плоти, кости и крови, вооруженным винтовкой и штыком, – и он не будет увиливать от опасности. Другое дело, если враг бестелесный и принадлежит к миру злого бога Обеа. В душе необразованных детей Африки очень сильны суеверия. Они живут в мире призраков, вампиров и домовых, и их ужас перед этими сверхъестественными существами есть подлинная трусость.

Во время этого разговора о неграх я не мог не обратить внимание на то озлобление, которое проявляли мои собеседники, особенно плантаторы, в штатском облачении. Некоторые выражали свое негодование грубыми ругательствами, угрожая беглецам всеми возможными видами наказания в случае, если захватят их в плен. Они упивались возможностью захватить их в свои лапы и картинами близкой мести. Множество самых изощренных и страшных наказаний угрожало тому несчастному беглецу, которому довелось бы попасться в плен.

Вы, которые живете так далеко от этого мира страстей, не можете понять отношений, существующих в Америке между белыми и цветными. В обычных условиях между ними нет острой враждебности – наоборот! Белый довольно добродушно относится к своему цветному «брату», но только до тех пор, пока последний ни в чем не проявляет своей воли. При малейшем же сопротивлении в белом мгновенно вспыхивают враждебные чувства, правосудие и милосердие перестают существовать, и остается одна неукротимая жажда мести.

Это общее правило. Все рабовладельцы ведут себя именно так. В отдельных же случаях отношения складываются еще хуже. В Южных штатах есть белые, которые довольно дешево ценят жизнь негра – как раз по его рыночной стоимости.

Наглядной иллюстрацией этого положения является случай из биографии молодого Ринггольда, рассказанный мне накануне моим «оруженосцем» Черным Джеком. Этот юноша вместе с несколькими такими же беспутными друзьями охотился в лесу. Собаки умчались неизвестно в каком направлении и так далеко, что их уже не было слышно. Погоня была бесполезна; всадники остановились, соскочили с седел и привязали лошадей к деревьям. Лая гончих долго не было слышно, и охотникам стало скучно. Они начали раздумывать, как бы им повеселее провести время.

Неподалеку от них колол дрова мальчик-негр, один из рабов с соседней плантации. Все они знали мальчика очень хорошо.

– Давайте устроим забаву с этим черномазым, – предложил один из охотников.

– Какую забаву?

– Да возьмем и повесим его ради шутки!

Предложение, конечно, вызвало общий смех.

– Шутки в сторону! – заметил первый. – Я давно хотел узнать, как долго может негр висеть, не умирая. Это очень интересно.

– И я тоже, – присоединился другой.

– Ну и я не прочь! – добавил третий.

Предложение понравилось всем и показалось весьма занятным.

– Давайте только сначала устроим над ним суд! Лучше начать с этого, – предложил кто-то.

Итак, стали судить негра. Я рассказываю подлинное происшествие!

Несчастного мальчика схватили, накинули ему на шею петлю и вздернули на сук. В этот момент свора гончих выгнала на поляну оленя. Охотники бросились к лошадям и в суматохе забыли перерезать веревку, на которой висела жертва их дьявольской забавы. Один надеялся на другого, и все, в общем, забыли это сделать. Когда охота кончилась и они вернулись назад, негр все еще висел на суку – он был мертв!

Было произведено судебное следствие, скорее настоящая пародия на следствие! Судьи и присяжные были родственниками преступников. И приговор гласил: уплатить стоимость негра. Владелец негра остался вполне доволен ценой, а правосудие было, или, по-видимому, было, удовлетворено. Сам Джек слышал, как сотни белых христиан, узнавших об этом подлинном факте, от души потешались над такой замечательной шуткой. Об этом часто рассказывал и сам Аренс Ринггольд.

На другом берегу Атлантического океана вы воздеваете руки к небу и восклицаете: «Какой ужас!» Вы убеждены в том, что у вас нет рабов и нет подобных зверств. Вы жестоко ошибаетесь! Я рассказал вам исключительный случай, где речь шла об одной жертве. Страна работных домов и тюрем!(45) Имя твоим жертвам -легион!

Христианин, ты улыбаешься! Ты выставляешь напоказ свое сострадание. Но ведь ты сам создал нищету, которая вызывает в тебе это сострадание к ближнему. Ты всецело поддерживаешь и с легким сердцем приемлешь систему общества, которая порождает человеческие страдания. И хотя ты пытаешься успокоить себя, объясняя преступления и нищету естественными законами природы, но против природы нельзя выступать безнаказанно.

Напрасно вы будете пытаться ускользнуть от личной ответственности! Вы ответите перед лицом высшей справедливости за каждую пролитую слезу, за каждую язву на теле ваших жертв!

x x x

Разговор о беглых рабах, естественно, заставил меня вспомнить о другом, более таинственном происшествии, случившемся со мной накануне. Я упомянул о нем, и все попросили меня рассказать подробнее. Я выполнил их просьбу, конечно не допуская и мысли, чтобы покушаться на мою жизнь мог Желтый Джек. Многие из участников обеда знали историю мулата и обстоятельства его смерти.

Но меня удивило одно: почему, когда я произнес его имя и при этом рассказал о торжественном заверении моего черного оруженосца, – почему же Аренс Ринггольд вдруг побледнел, вздрогнул и, наклонившись к отцу шепнул ему что-то на ухо.