"Золотой браслет, вождь индейцев" - читать интересную книгу автора (Рид Майн)

Глава 13. В ЛАГЕРЕ СИУКСОВ

По мере того как Мак Дайармид и Эван Рой приближались к правому берегу реки, до них доходили более и более отчетливо глухой шум и движение в лагере индейцев, и, наконец, этот шум превратился в ясный и громкий говор и восклицания краснокожих.

Деревня, до того времени тихая и спокойная, сделалась вдруг центром какой-то оживленной сцены. Сотни людей выходили из шалашей, и некоторые из них, увидев приближающуюся лодку, спешили на берег навстречу вождю.

Индейцы эти выглядели очень благополучно. Не было между ними забитых и приниженных, не было и оборванцев, какие встречались подле форта Лукут. Индейские женщины в этом селении были прилично одеты в платья из замши; их блестящие косы висели по обеим сторонам лица. Мужчины в охотничьих куртках, на голове — убор с перьями и галуном, на ногах штиблеты и мокасины с кистями.

Ступив на берег, Мак Дайармид жестом, полным величия, запахнул свой плащ и направился в сопровождении Эвана в лагерь.

Индейцы встретили его с тем почтительным любопытством, которое само по себе уже доказывало, какой авторитет он приобрел между ними.

Лагерь занимал несколько десятин земли. Посередине возвышалась палатка со свободным пространством вокруг: это напоминало больше странствующий цирк, чем залу, предназначенную для заседаний совета старейшин. Вся разница состояла в том, что стены палатки вместо полотна были из буйволовых кож, сшитых шерстью внутрь; наружная сторона была выкрашена белой краской, и на ней художник-индеец намалевал разные фантастические сцены: тут были вперемежку и мифические чудовища, и люди, и птицы, и звери.

Палатка эта, лишенная всякого убранства внутри, что было видно из-за широко открытого полога, была священным местом у племени дакота: там происходили различные предварительные церемонии, в настоящую минуту, например — большая религиозная пляска, как необходимое приготовление к назначенному на тот день чрезвычайному совету.

Чтобы избежать участия в этом грубом торжестве, противном вкусу развитого человека, Мак Дайармид медлил с возвращением с прогулки, предпринятой вместе с Эваном Роем.

Он верно рассчитал время; на свободном месте, перед входом в священную палатку, в 20 шагах от нее был уже разложен костер, и вокруг него собралась порядочная толпа.

Толпу составляли, так сказать, депутаты, то есть выборные из соседних племен, созванные в лагерь дакотов для обсуждения тех предложений, которые им хотели сделать. Усевшись полукругом у костра, они молча покуривали свои трубки с тем важным и сосредоточенным видом, который всегда принимают индейцы в серьезных случаях и в ожидании важных сообщений.

Вокруг была тоже толпа индейцев, но менее сосредоточенных; они стояли и вполголоса обменивались замечаниями. Как только возвестили о приближении Мак Дайармида, из круга поднялся высокий старик с белыми волосами, с накинутым на плечи дорогим одеялом, и пошел ему навстречу.

Это был Великий Змей, уважаемый вождь многочисленного племени.

— Привет вождю, пришедшему с земли Белой Матери note 4 , — сказал он, взяв Мак Дайармида за руку. — Добро пожаловать! Мы рады его приходу, мы называем себя его братьями.

Потом, введя его за руку в круг, среди расступившейся с почтением толпы, он, как бы представляя своего гостя, прибавил:

— Друзья, вот вождь — Золотой Браслет. Он принес нам слова мира и дружбы от сиуксов Белого моря. Все, сколько нас тут есть, послушаем, что он нам скажет.

Шепот одобрения раздался в толпе.

Индейцы, как дети, любят все блестящее и таинственное. Мак Дайармид прибыл к ним всего несколько дней тому назад через английские владения. Он привез много подарков старейшинам и вождям, главным образом оружие и патроны, до которых они так падки и жадны. Поэтому он был принят как друг и сделался популярным в целом округе.

И нарядился он в блестящий костюм не без цели: богатство наряда давало ему какое-то преимущество над другими вождями и увеличивало власть над толпой. Он лелеял надежду, что ему удастся привести к благополучному концу задуманное — соединить в один союз все народы племени сиуксов и остатки племени черноногих.

Он встал перед костром лицом к собравшимся и после нескольких минут молчаливого раздумья, как это принято в подобных случаях, начал говорить серьезным и звучным голосом:

— Братья племени сиуксов, — сказал он, — не чужой стоит перед вами, а друг, брат, сын могущественного племени, которое когда-то владело всей землей на севере… Я, как вы знаете, вождь черноногих, а черноногие с незапамятных времен враги бледнолицых. Чтобы избавиться от белых, мое племя вынуждено было удалиться к Белому морю в Канаду, и вот что оно поручило мне передать вам: люди племени сиуксов, хотите ли знать, почему солдаты вероломного короля белых всегда были сильнее, брали верх над нами и умели отнять наше достояние?.. Потому, что мы не хотели соединиться и восстать единодушно против них; потому, что мы сопротивлялись им порознь, вместо того, чтобы противопоставить им сильный и могущественный союз.

Старшины слушали с напряженным вниманием, и при последних словах раздался одобрительный шепот.

— Чего не сумели сделать наши отцы, — продолжал вождь Золотой Браслет, — попробуем сделать мы. Нас много, и мы храбры. Если мы соединимся, то составим такой могущественный союз, что вероломному королю белых, несмотря на его армию, придется считаться с нами. Тот, кто говорит теперь с вами, провел большую часть жизни своей с белыми и изучил все, чему от них можно научиться. Он знает особенности их ружей и пушек и обучит этому сиуксов и черноногих… Только бы нам соединиться, примириться друг с другом, выждать удобное время, и тогда, начав свои действия с земли Белой Матери, мы можем разбить короля белых, прогнать его с мест, нам принадлежащих и необходимых для нашей жизни, или, по крайней мере, заставим его уважать наши права, возвратить нам часть земли, чтобы стада буйволов могли свободно плодиться, и чтобы потомство наше стало так многочисленно, как звезды небесные. Вот что черноногие моими устами предлагают своим собратьям дакотам и всем племенам сиуксов. Я сказал.

Едва замолк Золотой Браслет, как снова раздался среди собравшихся одобрительный шепот. Но никто не решался заговорить; все ждали, чтобы Великий Змей высказал свое мнение.

Он заговорил после продолжительного молчания:

— Вождь Золотой Браслет говорит так хорошо, как будто восемьдесят снежных зим прошло над его головой. Золотой Браслет — великий воин; он вождь черноногих. Союз всех сиуксов с черноногими обозначен в книге премудрости. И он должен состояться, тогда вероломный король белых узнает, какова сила единых индейцев. Я кончил.

Удовольствие, вызванное предложением Мак Дайармида, усилилось после этих похвальных слов главного вождя.

Последовало новое молчание, затем поднялся человек исполинского роста с руками, обросшими волосами. Это был Медведь-на-задних-лапах, старейшина племени дакотов, стоявший всегда за войну.

Без сомнения, он не мог без зависти смотреть на влияние, обретенное так быстро Золотым Браслетом, и ему хотелось помешать принятию окончательного решения. С этой-то целью он прибегнул к хитрости, всегда ему удававшейся, и так начал свою речь:

— Мудрость наших отцов гласит: «Поверни язык три раза, прежде чем начнешь говорить!» — проговорил он громовым басом, похожим на рычание зверя. — Черноногие — великий народ. Союз с ними — желательное дело. Но прежде чем принять этот союз, я предлагаю, по завету отцов наших, подумать и взвесить, — ведь только детям простительно нетерпение, — а потому я предлагаю, по примеру предков, разойтись по своим шалашам и сосредоточить свои мысли, а собрание совета отложить до заката солнца. Я кончил.

Прошло несколько минут; никто не возражал против предложения Медведя, и оно оказалось принятым.

Старейшины захлопали в ладоши. Воины запахнули свои покрывала и молча разошлись в разные стороны.

Мак Дайармид, понимая, как важно соблюдение обычая и подчинение ему, тоже направился в свой шалаш. Эван Рой собирался уже последовать за ним, как вдруг внимание его было привлечено появившимися недалеко от лагеря всадниками.

И в самом деле, у крайнего шалаша группа индейцев окружила четырех всадников; приглядевшись, Эван Рой увидел, что это были белые.

Он не особенно удивился этому: он знал, что индейцы, хотя и признанные правительством враждебными, часто принимали у себя английских купцов, с которыми и поддерживали добрые отношения. Но, приблизившись, он узнал, что это были не купцы. Один из них был в платье священника, двое, казалось, были просто обитателями равнины, а четвертый — Эван Рой едва верил своим глазам — был в мундире драгунского подпоручика.

Индейцы, толпившиеся вокруг вновь прибывших, отнеслись к ним не особенно дружелюбно; вид белого офицера привел их в негодование. Только что прошедший совет освежил в их памяти все обиды, причиненные белыми индейцам, и это усилило враждебное настроение толпы.

Вот почему священник очень обрадовался приближению Эвана Роя.

— Милостивый государь, — закричал миссионер, — желаю вам здравствовать! Я —смиренный Смитфилд из Шейкама… Меня уверяли, что даже самые дикие племена примут меня благосклонно. А между тем, смотрите: я целиком в вашей власти, и никто еще не сказал мне приветливого слова.

— Вы должны были предупредить о вашем прибытии, — холодно возразил Эван Рой. — Вы знаете, что в степи каждого бледнолицего встречают как врага… А что за господа вас сопровождают?

— Как видите, офицер, — он желает переговорить с вождем племени черноногих, — и наши два проводника… Мы будем очень вам благодарны, сударь, если вы примете нас под свое покровительство.

— Вы привезли подарки вождям и старейшинам племен? — спросил Эван.

— Конечно, подарки сложены и навьючены вот на этого мула.

— А знаете ли вы язык нашего племени?..

— Несколько слов. В этом нам придется положиться на господина Фардо, одного из наших проводников. — При этом он любезным жестом указал в сторону Красавца Билля.

Горец подозрительно посмотрел на него. Надо признать, что наружность Красавца Билля говорила сама за себя и не в его пользу, и индейцы уже стали посмеиваться над ним, обмениваясь нелестными замечаниями.

Эван через пятое на десятое понимал, о чем говорили индейцы, понимали индейскую речь и люди равнины. Что касается священника, то, чем больше он всматривался в окружавшие его лица, тем меньше он чувствовал себя в безопасности.

— Милостивый государь, — сказал он, обращаясь к Эвану, — не будете ли вы так добры перевести мне, что говорят эти люди про нас?

— Пока они лишь смеются над вами, — озабоченно сказал Эван, — но я не удивлюсь, если спустя немного времени вам, к примеру, запустят в голову камнем. Они говорят, что вы приехали с вражеской стороны, а это, предупреждаю вас, может дурно кончиться.

В эту минуту проводники, стоявшие до сих пор неподвижно и спокойно, бросились к лошадям и вскочили в седла.

— Эти негодяи собираются наброситься на нас, господин Мигюр! — сказал Чарлей Колорадо. — Нам следует укрыться в их священную палатку, или мы погибли. Нельзя терять ни минуты. Эти дикари нас растерзают…

И в самом деле, со всех сторон к ним сбегались женщины с угрожающими криками. Мэггер и двое его проводников не мешкая пришпорили лошадей и поскакали к священной палатке, а Франк Армстронг медленно приблизился к горцу и сказал ему:

— Я узнал вас, Эван Рой. Мак Дайармид должен быть здесь — проводите меня к нему, это мой лучший друг.

Удивленный Рой отстранил женщин, готовых напасть на чужака, и взял под уздцы его лошадь.

— Кто бы вы ни были — мне все равно, — сказал он. — Для меня довольно знать, что вы друг Мак Дайармида, и я провожу вас к нему хоть через ад, коли вам нужно его видеть.

Толпа расступилась, видя, что они направились к шалашу Мак Дайармида. Только один индеец по прозвищу Рубленый, с огромным шрамом на лице, встал им поперек дороги.

— Кто ты такой, — спросил он горца, — что берешься провожать чужого человека в наш лагерь? Это наш враг. Он принадлежит нашим женщинам, и они имеют право побить его камнями…

— Уйди, Рубленый, с дороги, — спокойно сказал Эван Рой. — Этот человек друг Золотого Браслета.

— Золотой Браслет не из наших, он не принадлежит к племени сиуксов. Отдай нам бледнолицего!..

На этот раз горец не ответил; схватив индейца за шиворот и в то же время подставив ему ногу, он бросил его наземь; такое обращение ошеломило Рубленого, и прежде чем он успел опомниться, Эван и Армстронг были уже в палатке.

— Армстронг! — вскричал в высшей степени изумленный Мак Дайармид. — Как вы сюда попали?

— Я приехал к вам, Мак Дайармид! Я хочу попытаться спасти, если еще есть время, вас и ваших друзей от верной гибели, к которой вы стремитесь закрыв глаза. Что-то мне говорило, что я найду вас среди сиуксов, что этот белый воин, о котором толкуют по всей равнине, — вы. Мне хотелось в этом удостовериться и предотвратить, если можно, ужасную войну.

Мак Дайармид сжимал руку друга в своей руке и был глубоко тронут.

— Увы, — сказал он, — боюсь, дорогой Франк, что вы рискнули без всякой пользы, и тут — не скрою от вас — дело идет не более и не менее как о вашей жизни, и ничто не помешает сиуксам усмотреть в вашем появлении в лагере нарушение их прав. А что касается войны, то о ней никто и не думает; я здесь как раз для того, чтобы передать сиуксам волю племени черноногих.

— Друг, — перебил его Франк Армстронг, — я не хочу знать ваших тайн. Но позвольте мне высказать вам, что, каковы бы ни были ваши намерения, правительство признало их враждебными. Оно не могло оставаться равнодушным ввиду полученных сведений об организующемся союзе всех индейских племен севера. Вам не дадут времени устроить этот союз, вам помешают непременно; затем, хотите вы или нет, как только через месяц государственные войска соберутся и дойдут до этих мест, война станет неизбежной. Я хотел видеть вас, чтобы отвратить это несчастье. Я хотел поговорить с вождями индейцев.

Мак Дайармид иронически улыбнулся.

— Бедные люди были уже много раз обмануты и слышали много лживых обещаний, — сказал он. — Что они выиграют, выслушав ваши речи?

— Как это что? Прежде всего, мир и благодеяния цивилизации! Ах, Мак Дайармид, мой друг! Ведь я знаю ваши взгляды. Но согласитесь, если бы дакоты вместо кочевой жизни захотели удовольствоваться достаточною для их поселения землею, на что цивилизованные их соседи вполне согласны, они зажили бы на новых местах в тысячу раз счастливее, чем здесь, где им приходится прозябать и кочевать, подвергаясь всем бедствиям подобной жизни.

— Да чего же вы, наконец, хотите от них? Есть ли у вас полномочия от правительства? Ведь без них ваши слова не имеют никакой цены.

— Нет, никаких полномочий я не имею. Я говорю только от себя. Меня привели сюда дружба к вам, желание помочь вам и успокоить этих несчастных, надежда вовремя остановить ваше безумное предприятие. Мне хотелось повидаться с вами до начала военной кампании, результатом которой будет уничтожение целого племени.

— Ну, пока еще никому не известно, чем все это может кончиться. Да какое же у вас есть средство помочь нам?

— Очень простое. Пусть двое или трое из старейшин отправятся со мной к полковнику Сент-Ору. Я уверен, что они между собой столкуются и положат основания для будущего полюбовного соглашения. Что касается их безопасности, то за нее я отвечаю и, хотя начальник отряда не я, а поручик Ван Дик, тем не менее я могу сказать…

Армстронг был оглушен криком ярости, вырвавшемся из груди Мак Дайармида.

— Ван Дик!.. Корнелиус Ван Дик здесь, близко! — вскричал он.

Уж конечно Франк Армстронг не подозревал, что, произнеся имя своего отрядного начальника, он навредит всему делу.

Он был изумлен переменой в лице Мак Дайармида: холодное и немного насмешливое внимание, с которым тот слушал речь Армстронга, сменилось свирепым выражением, как только было произнесено злосчастное имя Ван Дика.

Впрочем, некогда было ждать разъяснения этой загадки. Дикие крики раздавались уже подле самой палатки.

— Слышите, они уже требуют свою добычу. Вы увидите, насколько они расположены слушать вас и объясняться с вами. Прежде всего надо вас укрыть, хоть на время, и единственное убежище — это священная палатка. Ступайте со мной, Армстронг; со мной вам нечего бояться — я по крайней мере так думаю — и, во всяком случае, уж лучше показаться этим горлопанам, чем позволить им предположить, что мы хотим запереться здесь.

Не колеблясь ни минуты, Армстронг последовал за своим другом, поднявшим уже полу своей палатки, и оба они направились к священному шалашу.