"Американские партизаны" - читать интересную книгу автора (Рид Майн)

14. НА АСОТЕЕ

В мексиканском городе плоские крыши домов называются «azotea». Невысокие, фута в три, перила служат для отделения крыши одного дома от крыши другого и для ограждения крыши по краю. На асотее проводят большую часть дня, это место отдыха и приема гостей. Такая особенность архитектуры восточного происхождения еще существует на побережье Средиземного моря. Не любопытно ли, что встречается она и у мексиканцев, где дома тоже имеют плоские крыши вместо террас? Такие же кровли можно видеть в Нью-Мехико и других городах. Сухой и теплый климат — главное условие для устройства подобного рода крыш. Нет на свете страны, где жизнь на открытом воздухе была бы более привлекательна, чем в Мексике. К тому же, на этих крышах не чувствуется ни малейшего дыма, так как труб практически не существует. Здесь они совершенно излишни. Немного дров, сожженных в золе, — вот и все отопление, да и то лишь в исключительных случаях. В кухнях употребляют древесный уголь, поэтому воздух остается вполне чист. Асотея, которую хорошо содержат, бывает украшена цветами, красивыми растениями, небольшими деревцами, апельсиновыми камелиями и пальмами, иногда над перилами возвышается бельведер, с которого еще удобнее любоваться красивыми видами. А где же найти пейзажи красивее, чем те, которые окружают Мехико? В какую сторону ни повернись, всюду взору открывается дивная картина. То долины самых различных зеленых оттенков — от светло-желтого маиса до темно-зеленого табака, то целые поля перечника и бобов, широкие полосы воды, отливающие на солнце серебром, и все это обрамляется цепью гор с вечным снегом на гигантских вершинах. Словом, с какой бы крыши дома ни окинуть взором даль, все чарует глаз и веселит душу.

Но на асотее одного дома сидела молодая девушка, которая, по-видимому, не обращала внимания на окружающую красоту. Вся ее фигура выражала тоску, и тоску эту не могла рассеять самая удивительная природа. Это была Луиза Вальверде. Она вспоминала другую, не менее прекрасную страну, где провела несколько лет изгнания. Последний год был для нее самым приятным и счастливым: она узнала любовь! Предметом ее любви был Флоранс Керней. Где-то он теперь? Она не знала о нем ничего. Не знала даже, жив ли он. Он исчез, не объяснив причины своего внезапного отъезда. Ей было известно только, что он был избран капитаном отряда волонтеров, который, как ей потом сообщили, отправился в Техас. Затем до нее дошли слухи о геройской борьбе партизан и о понесенных ими потерях. Она знала также, что оставшихся в живых взяли в плен и отвели в Мексику, обращаясь с ними самым жестоким образом, знала и о той отваге, с которой они пытались освободиться, и о вторичном их пленении.

Уже в Мехико она с жаром следила за всеми событиями Мьерской экспедиции и, прочитывая все газеты, с замиранием сердца просматривала списки раненых и убитых. Дойдя до списка казненных в Эль-Саладо, полуживая от страха, она вздохнула спокойно, лишь когда прочла последнюю фамилию в нем. Ей все же казалось странным, что имя Кернея нигде не упоминалось. Почему о нем нигде не писали? И где он мог теперь быть? Этот последний вопрос не давал ей покоя. Оставалось допустить, что Керней бесславно погиб от какой-нибудь болезни или несчастного случая. Его тело, наверное, покоится где-нибудь в прерии, где его похоронили товарищи. Грустные мысли, которым все время предавалась Луиза, покрыли бледностью ее щеки и наполнили, тоской душу. Ни почести, которыми был осыпан ее отец, ни восторг, вызываемый ее красотой, не могли рассеять ее грусти.