"Ранчо смерти" - читать интересную книгу автора (Пратер Ричард С.)

Глава 10

Едва я постучал, как разговор внутри сразу смолк. Потом я услышал приглушенные голоса и звук шагов человека, направлявшегося к двери. Я еще раз удостоверился в том, что куртка моя расстегнута, но еще закрывает кольт тридцать восьмого калибра, и изобразил на лице приветливую улыбку.

Хэл Кэлвин открыл дверь, и на меня упал луч света.

– Привет, Хэл, – весело произнес я, проходя в комнату мимо него, – мне показалось, что это вроде ты вошел сюда. Это твой номер?

Я внезапно замолчал, так как человек, находившийся в комнате, сделал быстрое движение. На какую-то долю секунды мне показалось, что он потянулся за пистолетом, но он просто схватил большие медные с темными стеклами очки и поспешно надел их. Это был невысокого роста, коренастый мужчина, которого Хэл назвал Эвереттом. Владелец фабрики, изготовлявшей гробы. Он был небрит.

– Какого черта вы врываетесь сюда? – проскрежетал он.

Хэл подошел ко мне, взглянул на своего приятеля и быстро произнес:

– Все в порядке, Сай. Он, должно быть, подумал, что это мой номер. Может, это все и к лучшему. Ты же хотел встретиться с Шеллом Скоттом? Это он, собственной персоной.

Я оглядел комнату, больше в ней никого не было, потом снова перевел взгляд на хозяина номера. Он был явно раздражен моим появлением, скривил свои толстые губы и поигрывал желваками.

– Шелл, это Саймон Эверетт, – продолжал Хэл. – Я рассказывал тебе о нем. Сай, это Шелл Скотт.

Я поздоровался, но Эверетт молчал. Рука его сжалась в кулак, потом разжалась, снова напряглась. Когда я впервые увидел его с Хэлом около бассейна, мне показалось, что я уже где-то встречал его и сейчас у меня было такое же чувство, но я не мог вспомнить где. И все же что-то...

Меня охватило какое-то странное беспокойство. Такое же чувство вы испытываете ночью при неожиданном шорохе. Это же странное, даже пугающее чувство я ощутил, стоя снаружи и прислушиваясь к этому голосу. Я не мог понять, почему во мне растет ощущение чего-то тревожного.

Хэл что-то произнес, не помню что. Эверетт смотрел мне прямо в лицо. Я тоже не сводил с него глаз, разглядывая его коротко подстриженные седеющие волосы, небольшие черные усики. И темные очки. Это меня беспокоило. Зачем человеку неожиданно надевать темные очки? В помещении, вечером? Наверняка он сделал это потому, что опасался быть узнанным. Следовательно, у него должны быть причины опасаться меня.

Тут Эверетт слегка повернул голову, будто бы глядя мне через плечо на дверь позади, и слегка кивнул. Я чуть не повернулся, но вовремя остановился, стараясь не улыбнуться. Этот трюк со мной не пройдет. Старого воробья на мякине не проведешь. Нет, сэр, нет.

И вдруг – блям!

Может быть, это было не "блям", а "клац", "бах" или "трах", словом, любой звук при ударе о голову, будь то рукояткой револьвера или балкой рушащегося дома. Но шум был ужасный.

Не знаю, как это получается, но всегда знаешь, что тебя ударили, а ведь через ничтожную долю секунды уже теряешь сознание. Я объясняю это тем, что мысль у меня работает с молниеносной быстротой.

Передо мной даже успело промелькнуть несколько картин: лицо человека, надевавшего темные очки, смеющееся лицо Эйприл, слова, которые я только что слышал, мысли, которые пришли мне в голову, убеждение, что эти парни теперь вытащат меня наружу в пустыню, убьют и закопают, словом, множество интереснейших вещей. Это было изумительно, просто изумительно, и уже падая в глубокую гулкую темноту, я успел подумать: "Да, ну и молодец же ты, парень".

Я медленно выкарабкивался из темной липкой темноты, но она еще цепко меня держала, стараясь не отпускать. Я знал, чувствовал, что прихожу в себя, выбираюсь из окружавшего меня мрака, но мне казалось, что я наблюдаю за собой со стороны. Это было похоже на жуткий сон, который я однажды видел. Мне снилось, что я сплю и вижу сон, и этот страшный кошмарный сон был совершенно реален. И от того, что я знал, что сплю, сон этот не становился менее страшным. Довольно поганое ощущение, доложу я вам.

Так было и на этот раз.

Потому что в этом чернильно-черном омуте бессознательного состояния я чувствовал, что прихожу в себя, но в то же время не исключено было, что я уже умер и вхожу в то состояние, которое наступает после смерти. В моих мыслях, в моем сознании все время присутствовал какой-то человек, и я знал, что человек этот мертв. Его лицо, стоявшее передо мной, все время изменялось, как порой меняются лица во сне. Сначала это было лицо Эверетта с короткими седыми волосами, маленькими усиками и в больших очках. Потом лицо начало расплываться, усы исчезли, волосы становились длинными и черными. Очки начали как-то таять, опадать, как на картинах Дали, становились жидкими и стекали вниз. И я видел глаза этого человека, сверкающие серые глаза цвета хмурого холодного утра.

Это уже было, конечно, лицо не Эверетта, а Жюля Гарбена. А я знал, что Жюль Гарбен был мертв. Знал, потому что видел, как он погиб, видел его изуродованный труп.

Откуда-то издалека до меня донесся какой-то звук. Кто-то тихонько тряс меня. Темнота постепенно отступала. Это тянулось долго, очень долго. Но вот глаза мои открылись. Рядом с собой я увидел худое лицо Расса Кординера. Его губы и густые белые усы медленно двигались. Спустя некоторое время я услышал его голос:

– Шелл, с тобой все в порядке, Шелл?

Я облизнул губы.

– Мы что, оба на том свете?

– Что-о? – Он рассмеялся. – На том свете? Да нет, Шелл. У тебя на голове здоровенная шишка, но ты еще на этом свете. Так что, считай, тебе повезло.

– Да, но я видел... – тут я замолчал.

Я попытался сесть, но голову пронзила жуткая боль. Она нарастала и, казалось, целиком заполнила мой череп, потом распространилась на шею, плечи, захватила весь позвоночник.

Я упал на спину на что-то мягкое и ощутил под головой подушку. Я находился в постели, в моей собственной, насколько я мог судить, комнате.

– Что ты видел, Шелл? – спросил меня Расс.

– Я... я... не помню. – Что-то еще продолжало вертеться в моей голове, но образы эти быстро тускнели. По мере того, как ко мне возвращалось сознание, воспоминания о том, что я видел в беспамятстве, тускнели, стирались и исчезали, оставляя лишь какое-то смутное беспокойство. Через несколько минут я уже мог сидеть.

Я огляделся. Действительно, я находился в своем номере.

– Что же, черт возьми, случилось? – спросил я Расса. – Как я здесь оказался?

– Сюда тебя принесли мы с моим работником. Мы возвращались на грузовике, после того как отвезли двух индийских быков, помнишь?

– Да.

– Свет фар упал на двух мужчин, которые кого-то тащили. Я тогда не знал, что это был ты. Мы затормозили прямо перед ними, они бросили тебя и побежали к стоящему неподалеку автомобилю. Думаю, туда они тебя и волокли. Быстро вскочили в машину – и только мы их и видели. Я не стал их преследовать. Мы увидели, что ты без сознания, и доставили тебя сюда.

– Где это произошло? Где ты увидел двух этих парней, которые тащили меня?

Он указал рукой.

– Вон там, на узкой дороге, ведущей к хижине "Таксон" и коттеджам. Рядом с хижиной "Таксон", там, где Эверетт живет.

– Ага, – я вспомнил, что видел этого человека вместе с Хэлом около бассейна сегодня утром. Что-то еще крутилось у меня в голове, но я никак не мог вспомнить. – А ты не разглядел парней, которые меня волокли?

Расс кивнул.

– Один из них был тот, который зарегистрировался под именем Тед Грей. Другой – здоровенный блондин, Кэлвин.

Красавчик Хэл. И Тей Грин, человек с косой и песочными часами – воплощение смерти с глазами холодными, как гранитное надгробие. Грин и душка Хэл Кэлвин, провожающие меня в последний путь!

Расс провел рукой по своим великолепным белым усам.

– Что они с тобой сделали, дали чем-то по голове?

– Убей, если я помню... – Я замолчал, нахмурившись. – Дай-ка попробую вспомнить. Я был на танцах, потом туда явился Грин, и они с Хэлом о чем-то говорили. Потом Хэл... – но дальше я не помнил, что было. У меня все смешалось в голове – танцы, старикан, отдающий распоряжения парам...

Я рассказал Рассу все, что мне удалось вспомнить, потом спросил:

– Сколько было времени, когда ты заметил этих подонков, тащивших меня?

– Должно быть, минут двадцать одиннадцатого. Когда мы принесли тебя сюда, я позвонил доку Брауну, чтобы он зашел осмотреть тебя. И он был здесь в половине одиннадцатого.

Я вспомнил, что, когда Грин явился в Кактусовый корраль, не было еще и десяти часов. Я тогда еще посмотрел на часы. Что же случилось в промежутке между десятью и тем временем, когда Расс заметил меня. Об этом я не имел ни малейшего представления. Но вряд л и мне врезал и по голове в Кактусовом коррале.

Я объяснил все это Рассу, и он сказал:

– Ну, ладно. Полежи спокойно еще минутку, Шелл. Я хочу, чтобы док Браун осмотрел тебя еще разок. – Он вышел.

Когда Расс вернулся с доктором Брауном, тот обстукал и выслушал меня, потом посветил мне в глаза и даже глянул в уши, будто ожидая увидеть там мои мозги, что, в общем-то, меня бы не удивило. Потом он выпрямился и спросил:

– Так вы не помните ничего, кроме танцев? Около десяти вечера?

– Ничего. Не исключено, что все это время я был без сознания.

– Хм, возможно. А может быть, имела место небольшая общая потеря памяти.

– Да?

– Временная потеря памяти. Это часто бывает после сотрясения мозга или вообще после сильного удара по голове.

Я ощупал голову.

– Думаю, именно так и было.

Браун продолжал:

– Иногда потеря памяти продолжается несколько минут после удара, иногда недели и даже месяцы. У вас, как видно, легкий случай.

– Ну, мне он не кажется столь уж легким.

Он рассмеялся.

– Вы говорили о временной потере памяти. Что вы имеете в виду?

– В вашем случае, принимая во внимание то, что кое-что вы все же помните, я думаю, память восстановится уже через несколько часов. Хороший отдых, сон – и завтра утром будете, как новенький доллар.

– Да?

– Разумеется, если нет серьезных органических повреждений.

– Серьезных орга... Что вы имеете в виду?

– Ну-ну, успокойтесь. Не нужно волноваться.

– Вам легко говорить. А что это вы делаете?

Левой рукой он засунул большущую зловещего вида иглу в маленькую бутылочку с прозрачной жидкостью, придерживая правой огромный шприц, из которого эта игла высовывалась.

– Нет уж, не надо, я ведь не бык. Нечего колоть меня этой штукой.

– Не бык! – Он ухмыльнулся. – Но ведь это поможет вам.

– Ага. Конечно. Лучше уж пусть...

Док вытащил иглу из бутылочки. Раздался противный чмокающий звук, – меня лошадь покусает, – закончил я.

– Ну-ну, успокоительно произнес он, – это ничуть не больно.

– Разумеется. Но я не дам всадить в себя эту штуку. Лучше не подходите ко мне!

Доктор Браун просто опешил.

– Вы знаете, – обратился он к Рассу, – мне кажется, он говорит вполне серьезно.

– Мне тоже так кажется, – согласился Расс, – я в этом даже уверен.

– Но ведь я всегда... никто никогда не возражает... я ни разу...

– Что это такое? – спросил я.

– Это? – он взмахнул шприцем, – это просто успокаивающее. Успокаивает нервы. Поможет вам уснуть.

– Какое успокаивающее?

– Новый препарат, называется псилофарбикран. Содержит эртомедицилин.

– Боже, от одного названия окочуриться можно. А что это такое? Объясните мне.

Доктор молчал несколько секунд. Потом задумчиво произнес:

– Черт возьми, а я и сам не знаю.

– Ага.

– Но судя по литературе...

– Покажите мне эту литературу.

Он пронзил меня взглядом столь же острым, как и его игла, потом повернулся к Рассу.

– Думаю, на этом мы можем закончить, мистер Кординер?

– Да, и большое вам спасибо, доктор. Если он начнет буянить, я ему так врежу, что он снова память потеряет.

Когда доктор вышел, Расс сказал мне:

– Думаю, ты вполне пришел в себя, Шелл. Ты опять такой же несносный, как всегда.

– Разве я не... Эй, послушай, который теперь час? – Я глянул в окно и увидел снаружи серенький свет.

– Около семи утра. А что?

Значит, за окном действительно светало.

– Ты хочешь сказать, что я был в отключке все это время с десяти вечера? Ведь сегодня уже воскресенье?

Он кивнул.

– Именно. Видно, врезали тебе основательно.

Я стал подниматься очень медленно, но голова у меня здорово закружилась. Я подождал несколько мгновений, потом предпринял еще одну попытку.

– Куда это ты собрался?

– Приму несколько таблеток аспирина, а потом двинусь искать Хэла Кэлвина или Тея Грина. Ты ведь говорил, что это они тащили меня, верно?

– Да, но теперь их на ранчо нет. Я не видел их с тех пор, как они отвалили в своем автомобиле.

Я был в своих желтовато-коричневатых брюках и рубашке, но без куртки, сапог и револьвера. Когда я спросил Расса про свой кольт, он указал на туалетный столик. Он снял с меня револьвер и еще кое-какие вещи, когда вместе со своим работником укладывал меня в постель. Я подумал немного и сказал:

– Тогда я зайду к мистеру Эверетту в "Таксон", ведь ты увидел меня неподалеку от его хижины.

– Мистера Эверетта тоже нет. Я звонил ему в номер. Хотел узнать, не слышал ли он чего-нибудь подозрительного. Но его не было. Нет его и сейчас, я недавно снова звонил ему. Постель не разобрана.

На секунду мне почему-то показалось, что информация эта имеет весьма важное значение, хотя и не знал почему. Немного подумав над этим, я выбросил все из головы, нашел аспирин, принял четыре таблетки и запил их водой. Эти колоссальные усилия так утомили меня, что я вынужден был снова лечь в постель.

– Думаю, пока тебе лучше немного полежать, – сказал Расс. – Я распоряжусь принести тебе завтрак в постель.

– Отлично. Примерно через час. Кофе черный и покрепче.

– Черный кофе покрепче и ветчину с яйцами. – Он вышел.

Я продолжал лежать. Спать мне не хотелось, но и вставать тоже. Около восьми часов официант принес поднос, нагруженный снедью. Я немного поел и выпил почти галлон горячего черного кофе.

К тому времени как вернулся Расс, я уже малость ожил.

– Спасибо, Расс, – сказал я ему. – А теперь я думаю, мне пора предпринять что-нибудь решительное и крайне продуктивное.

– Например?

– В том-то и дело, что не знаю. Что-нибудь произошло на ранчо этим утром? Что-нибудь необычное?

Он покачал головой. По его словам, все было нормально. Гости завтракали. Некоторые после завтрака уже выехали на конную прогулку. Об Эверетте, Кэлвине и Грине по-прежнему ни слуху, ни духу. Киношники уже отправились снимать свой фильм, хотя что это за фильм, он не знал.

– Зато я знаю, – ответил я. – И премьера его по справедливости должна состояться в моей квартире. Значит, они уже уехали?

– Да, мистер Флинч, который, судя по всему, является продюсером...

– Именно так.

– Он очень торопится закончить фильм.

– Да, он всегда торопится. Но думаю, он действительно хочет закончить съемки сегодня. Он уже и так вышел за рамки бюджета на целых восемь долларов, а может и больше.

Расс продолжал что-то говорить, а я сидел, размышляя, или, по крайней мере, пытаясь это делать. Пытался вспомнить, что было. Кое-что прояснялось. Я вспомнил, как стоял у номера "Таксон", прислушиваясь к скрипящему, скрежещущему голосу, доносящемуся изнутри... Что-то забрезжило, но ухватить это я никак не мог. Как будто память моя была затянута тонкой полиэтиленовой пленкой, достаточно было проткнуть ее острым гвоздем и... Но я все ходил вокруг да около этого экрана, и никак не мог проникнуть внутрь. Поэтому я решил плюнуть на все и предоставить эту работу моему подсознанию.

Я частенько так поступаю. Иногда долгое время безуспешно ломаешь голову над какой-то проблемой или столь же безуспешно пытаешься вспомнить какую-то ускользающую деталь. В этом случае лучше всего бросить обо всем этом думать. И вдруг, когда меньше всего этого ожидаешь, искомый ответ неожиданно выскакивает из каких-то подсознательных глубин, как чертик из шкатулки. Это мой метод. Так что можете называть меня – Шелл Скотт, Подсознательный Детектив.

Глухая боль ворочалась у меня в затылке, ныли мышцы шеи и спины. Я подумал, что горячий душ поможет расслабить закоченевшие, сведенные мускулы, освежит и придаст мне силы. Я разделся, отметив, что, по крайней мере, Хэл и Грин не очистили мои карманы. Мелочь, ключи от машины, бумажник, по-прежнему были в карманах брюк; мой пистолет и кобура лежали на пистолетном столике. Наверное, они решили закопать все это со мной. Чтобы было шито-крыто.

В ванной я подставил спину под струю горячей воды, чувствуя, как она согревает мне шею и затылок. Горячая вода вымывала из тела боль.

Я ни о чем не думал, сладостно изнемогая во влажной жаре.

Весь распаренный, я протянул руку к крану с горячей водой и увернул его.

Холодная вода ударила меня тысячью холодных иголочек. Я вскрикнул: "Ай!" – и в это мгновение вспомнил. Все вспомнил.