"Эффект Эмбера" - читать интересную книгу автора (Пратер Ричард С.)

Глава 8

Я прекрасно понимал, что должен изо всех сил чуть ли не на космической скорости мчаться в полицейский участок. Но сначала я решил все-таки хотя бы на минутку заскочить в «Спартанец».

И по пути к Винсенту Рагену, и возвращаясь в город, я трижды останавливался и звонил в номер Аралии, но неизменно слышал лишь длинные гудки.

Влетев в вестибюль «Спартанца», я спросил дежурного администратора Джимми, не выходила ли мисс Филдс из гостиницы.

Он одарил меня грязной улыбочкой.

– Не-а. С того самого момента, как я пустил ее в твой номер, Шелл. Это было несколько часов...

– В мой номер? Ты хочешь сказать, она сейчас у меня?

– Насколько мне известно, да. Она попросила меня впустить ее к тебе в берлогу, а поскольку ты как-то сказал мне, чтобы я не отказывал в подобных просьбах ни одной стоящей телке...

– Что она делает у меня, Джимми?

Он опять многозначительно ухмыльнулся.

Джимми был молод, старателен, честолюбив. Но в его голове постоянно рождались самые невероятные фантазии. Я сказал ему, что он плохо кончит, если не избавится от своей дурацкой привычки. Он изобразил якобы обуявший его страх, а я помчался вверх по лестнице.

Я постучал в дверь номера 212. Подождал. Постучал еще раз и сердито заорал:

– Да пустите меня ради всего святого в мой собственный номер!

Мой вопль возымел действие. За дверью послышалось шлепанье босых ног по ковру, потом щелкнул замок, и в приоткрывшуюся щель глянул ослепительно синий глаз, с нависшей над ним прядью волос цвета земляники со сливками.

– О, это ты? Как славно! – услышал я мелодичный радостный голос.

– А кто же еще? Кроме нас двоих, тут больше никто не живет.

Я широко улыбнулся.

– Входи, Шелл, входи.

– Спасибо.

Я вошел, запер за собой дверь и с удовольствием уставился на Аралию. На ней была белая блузка, с трудом стягиваемая на груди четырьмя перламутровыми пуговками, сквозь тонкую ткань которой проглядывали отчетливо розовые кружочки сосков, а также короткие белые шортики – кажется, они называются «облегашки» или, во всяком случае, должны так называться.

– Шелл, надеюсь, ты не сердишься на меня за то, что я упросила Джимми впустить меня сюда?

– Сержусь? Нисколько.

– Я чуть было не сошла с ума от телефонных звонков. Газетные репортеры, телевизионщики... Кто только не звонил! Даже один полицейский.

При упоминании о полицейском у меня екнуло сердце, но Аралия тараторила без умолку, и я, к сожалению, не смог задать ей интересующий меня вопрос.

– Да, мне еще позвонили спонсоры... конкурса. Ой, кажется, об этом я тебе еще не рассказывала, Шелл.

– Я думаю...

– Но я обязательно тебе расскажу. Все равно практически все всем об этом известно.

– Всем, кроме меня. И что ты подразумеваешь под словом «практически»?

– Я была ошеломлена и даже немного напугана. Поэтому подумала, что мне лучше перейти в твой номер. Надеюсь, ты не против?

В этот момент мы уже сидели на шоколадно-коричневом диване в моей гостиной: она посередине, я – очень близко к середине.

– Разумеется, не против. – Я снова улыбнулся. – Даже очень рад. Если бы у меня была хоть капля здравого смысла, я бы сам предложил тебе это.

– Ты и предложил. Вчера вечером.

На ее нежных губках заиграла кокетливая улыбка.

– А... конечно. Теперь припоминаю. В любом случае я рад видеть тебя здесь, Аралия. Во-первых, потому что мне нужно задать тебе несколько вопросов. Но у меня всего лишь одна минута на это...

– Я почти не спала прошлой ночью. А ты?

– Когда я наконец уснул, то спал уже как убитый. Но большую часть ночи я провел без сна.

– Я все думала об этом ужасном голом мужчине в моем номере. Ты, наверное, тоже поэтому долго не мог уснуть?

– Д... да, и поэтому тоже.

– О, я все болтаю и болтаю. Даже не спросила, чем ты занимался весь день.

Она сладко улыбнулась мне.

– Тебе это интересно? – спросил я. – Ну, я порыскал по городу, кое-что выяснил, пристрелил одного ублюдка... А, вспомнил, что я должен был сделать. Тебе и правда необходимо носить серапе, или шаль, или монишку из плотной льняной ткани.

– Так ты кого-то пристрелил? Что, насмерть?

– Да, но об этом я расскажу тебе позже. Сейчас у меня мало времени, и с каждой секундой его становится все меньше и меньше. Быстренько ответь мне на несколько вопросов. Хорошо?

Она кивнула, устремив на меня свои ясные глаза, в которых вспыхнуло любопытство.

– Ночью я прокрутил в памяти наш вчерашний вечерний разговор. Ты сказала, что твоя мать повторно вышла замуж за человека по имени Филдс. Чарльз Филдс. Верно?

– Да. Правда. Чарли сбежал от нее через пару лет, так что я практически его не помню.

– Что я хочу тебе сказать. Если Филдс – фамилия твоего отчима, значит, до его появления у тебя была другая. Правильно? Так как же звали твоего родного отца?

– Эмбер. Видишь ли, он умер еще до моего рождения, и мама хотела, чтобы мы с Питти носили фамилию Чарли, который нас впоследствии покинул. Тогда нам было совершенно безразлично, какая у нас фамилия.

Она говорила что-то еще, но я ее не слушал. Я уставился в пространство мимо ее плеча, склонив голову совсем так, как час назад это сделал Винсент Раген, когда я упомянул имя Аралии.

Эмбер... Норман Эмбер. Он отбывал наказание в Сан-Квентине одновременно с Малышом Бреттом и некоторое время даже сидел с ним в одной камере.

– Аралия, твоего отца звали Норман?

– Да, но я вообще не знала его... – Она распахнула синие глаза, сделала губки буквой "О", да так и оставалась несколько секунд. – А как ты узнал это?

Я чуть не ляпнул, что просмотрел его досье, но вовремя спохватился, потому что было совершенно очевидно: Аралия всю жизнь искренне верила в то, что ее отец давно умер. Сейчас, вполне возможно, его действительно нет в живых.

– Понимаешь, я... где-то видел, или слышал, или читал его имя, – промямлил я. – Да это и не важно. Лучше скажи, твоя мать все еще носит фамилию Филдс?

– Наверное, если только она снова не выскочила замуж после того, как я ушла из дома. Тогда ее звали Лора Филдс, а как зовут теперь, я не знаю. Я же тебе рассказывала, что с тех пор я ни разу не была в Бербанке.

– Угу. Она тебе что-нибудь рассказывала о твоем отце? Ну, какой, к примеру, он был человек, чем занимался?

Аралию, казалось, мой вопрос удивил, но, помолчав немного, она ответила:

– Мама не очень-то любила вспоминать о нем, а если и вспоминала, то без всякой теплоты. Правда, она говорила, что он очень умный – «башковитый», как она выражалась, иногда называла его «умным придурком». По-моему, она его совсем не понимала. Он был кем-то вроде инженера-изобретателя. Когда они поженились, он только и знал, что носился со своими изобретениями, вместо того чтобы заняться какой-то стабильной работой. По-моему, за это она его и возненавидела.

Аралия пожала плечами, видимо, истощив запас сведений о своем отце.

– А как он умер, она тебе не рассказывала? Ведь он был еще совсем молодым человеком, насколько я понял.

– Да, ему было лет тридцать. Во время очередного эксперимента то ли одна из его штуковин взорвалась, то ли его убило током, точно не знаю.

У меня были к ней еще вопросы, но они могли подождать.

– Ладно, хватит об этих мелочах, Аралия. Давай перейдем к главному, – строго произнес я. – Почему ты сидишь здесь... одетая?

– К... как одетая? Ты имеешь в виду – в одежде?

– Вот именно.

– Н... но большинство людей... о-о-о... Ты думаешь, мне лучше снять это, Шелл?

– Абсолютно точно. Э... я хочу сказать, что птица без крыльев – не птица, генерал без медалей – не генерал, а «Мисс Обнаженная Америка» – или, на худой конец, Калифорния – в одежде – это же абсурд... – Аралия уставилась на меня, видимо, не понимая, куда я клоню. – Ну хорошо, – сказал я, – попробую объяснить тебе еще раз.

Но Аралия не позволила мне продолжить. Вскочив с места, она весело захлопала в ладоши.

– О Шелл, как великолепно ты сказал – «Мисс Обнаженная Америка»! Меня словно пронзило электрическим током от пяток до макушки.

– Угу, совсем как твоего отца...

– Да нет же! Я о другом. Это было бы просто чудесно, но... пока что я только «Мисс Обнаженная Калифорния». Значит, ты знаешь? Я так и думала, что кто-нибудь тебе об этом скажет, а мне так хотелось самой. Но все так быстро закрутилось... Ты знаешь, я думаю, у меня действительно есть шанс. Стать «Мисс Обнаженная Америка», я имею в виду. Ну, может быть, совсем небольшой шанс, но мне так этого хочется, Шелл, и я надеюсь!

– Надеяться всегда полезно! Извини, я просто тебя разыгрывал...

– Я до последнего момента не верила, что стану победительницей здесь, в Калифорнии. Моя победа вселила в меня новые надежды, придала уверенности. Ты понимаешь, о чем я говорю.

– Отлично понимаю и считаю, что у тебя есть для этого все основания.

– Я умираю от нетерпения, не могу дождаться начала финальных выступлений, а ведь до него остается всего неделя, считая с завтрашнего дня! Я выйду на помост обнаженная и прекрасная...

– Обнаженная и ослепительно прекрасная... и весь мир будет у твоих ног, – договорил я за нее, и мне почему-то сделалось грустно.

– А послезавтра, то есть в воскресенье, я буду единственной девушкой на барбекю в «Даблесс Ранч». Разве это не здорово, Шелл? Подумать только: одна девушка и четыреста гостей-мужчин!

– Н... да... Это действительно здорово. Но... подожди минутку.

Я знал о предстоящем грандиозном приеме на открытом воздухе и даже был одним из тех четырехсот приглашенных счастливчиков.

Двое совладельцев компании «Даблесс Муви Продакшн», являвшиеся также совладельцами великолепного ранчо «Даблесс», закатывали этот грандиозный банкет не только потому, что были глубоко заинтересованы в конкурсе «Мисс Обнаженная Америка», который финансировали, но и потому, что черпали на этих состязаниях женской красоты свежий материал, который затем использовали в своих картинах, а также для других мероприятий, спонсорами которых они являлись.

Благодаря мощным связям другого, еще более известного и могущественного продюсера Гарри Фелдспейна, президента «Магна Студиос» и моего давнего знакомого, а порой и клиента, пару недель назад я получил гостевой пригласительный билет. Но с тех пор я о нем не вспоминал и тем более не знал, что в предстоящем шоу будет участвовать «Мисс Обнаженная Калифорния».

– Аралия, – твердо сказал я, – тебе нельзя появляться на этом воскресном приеме.

– Но я обязательно пойду туда, Шелл. Это же прекрасный шанс. Меня пригласили сразу после того, как я была объявлена победительницей конкурса здесь в Калифорнии, и я приняла приглашение. А не далее как сегодня мне позвонили от имени спонсоров и просили подтвердить мое согласие. Поэтому ничего уже изменить нельзя, и помимо всего прочего передо мной открываются поистине замечательные возможности – в воскресенье на приеме будет несколько влиятельных кинодеятелей, входящих в состав жюри финального конкурса. И мое присутствие там, даже если будут приглашены все пятьдесят претенденток, окажется весьма кстати.

Аралия возбужденно ходила по комнате, обхватив плечи руками и победоносно улыбаясь.

– И еще знаешь, Шелл, что они мне сказали? Поскольку я призер конкурса «Мисс Обнаженная Калифорния», то должна явиться на прием обязательно в том костюме, в котором выступала на конкурсе. Разве это не остроумно?

– Остроумно?!

Она раскинула руки, словно желая обнять весь мир, и восторженно воскликнула:

– Итак, в это воскресенье я вновь выйду на помост, и меня встретят восхищенные взоры сотен мужчин, которые будут ликовать и аплодировать мне и...

– Никуда ты не пойдешь, – охладил я ее пыл. – Именно туда не пойдешь.

– ...а в финальном туре я постараюсь показать все, на что способна, и даже если окажусь в последней десятке, мне не за что будет себя упрекнуть... Что ты сказал?

– А что я сказал?

– Что я не пойду на прием?

– Послушай, дорогая, очень точно ты выразилась, сказав, что умираешь от нетерпения выйти на помост. Да, именно так ты сказала. И была недалека от истины. Ты, видимо, и не подозреваешь, что существуют не плохие люди вообще, а две их разновидности. Одни плохие люди хотят тебе сделать что-то плохое, и их еще можно считать хорошими плохими людьми. Но есть и другие плохие – это те, кто хочет тебя убить. Вот от этих плохих нужно держаться подальше. Именно поэтому тебе нельзя и помыслить о том, чтобы дефилировать голой перед... публикой, ни в это воскресенье, ни, возможно, даже в финальном туре на следующей неделе, а вероятнее всего, и на протяжении нескольких недель. Словом, до тех пор, пока остается хоть малейшая опасность превратиться еще в один голый труп, о чем даже страшно подумать. Теперь вернемся к тем плохим хорошим парням вроде меня...

– Но я при всех обстоятельствах буду выступать в финальном туре и на барбекю в «Даблесс Ранч» тоже непременно пойду!

– Нет, нет, ни в коем случае...

– Не говори мне «нет»! Я должна, и я буду! Я твердо это решила и уверена, что ничего со мной не случится.

– Интересно, какую литературу ты читаешь?

– А откуда ты знаешь, что я вообще что-то читаю?

– Слушай, Аралия. Я сегодня уже пристрелил одного нехорошего парня, у которого не было видимых причин пытаться убить меня, за исключением того, чтобы помешать мне узнать, откуда здесь появился Малыш Бретт или кто его подослал, чтобы убить тебя. Как выяснилось, парень, которого я пристрелил, был давним знакомым Бретта. Кроме того, я встретил на Норт-Россмор еще одного очень плохого мальчика из этой компании. Все они не заботятся о продолжительности жизни людей, которые перешли им дорогу или просто чем-то досадили.

– Но кто может попытаться что-то со мной сделать на финальных выступлениях или на барбекю в воскресенье? При огромном стечении публики... и при всем прочем?

– Может быть, не попытаются, но могут и попытаться. Не следует испытывать судьбу. Ты можешь совершить непоправимую ошибку.

Аралия снова пыталась возражать, но уже не столь решительно, и тогда я наконец показал ей номер «Фролика», который взял в доме Коллета. Она, конечно, уже видела этот номер со своей фотографией, но когда я объяснил ей, каким образом этот журнал попал мне в руки, и спросил, не догадывается ли она, почему один из гангстеров пометил ее имя в журнале, она только озадаченно покачала головой.

– А что значат эти цифры? – спросила она. – Это что, номер телефона?

– Да, это телефон одного адвоката. – Я заглянул ей в глаза и спросил: – Имя Винсента Рагена тебе ни о чем не говорит?

Она опять отрицательно покачала головой.

– Я ни-че-го-шень-ки не понимаю.

– То-то и оно, дорогая. Я тоже ничего не понимаю, и до тех пор, пока мы не выясним что к чему, а выяснять нам предстоит немало, тебе лучше отказаться от появления на публике ни в раздетом, ни в одетом, ни вообще в каком-либо еще виде.

– Но... ведь... эти конкурсы, приемы – мечта моей жизни.

– Ну конечно! Барбекю на «Дабл...»...

– Как это ты сказал обо мне? Обнаженная и ослепительно прекрасная... – Она блаженно улыбнулась. – Ты действительно считаешь меня ослепительно прекрасной, Шелл?

– Конечно! А что, у тебя сложилось впечатление, будто я держу тебя за старую ведьму?

– Нет, но ведь ты ни разу не сказал мне, что я хорошенькая или что-нибудь в этом духе. Ну, в конце-то концов, это не важно.

Она задумчиво помолчала, потом вздохнула и тихо спросила:

– Что ты имел в виду, Шелл, говоря, что я не должна появляться на людях голой? Ведь это же соревнование.

– Ты правильно меня поняла. Именно это я и имел в виду. Я просто пошутил. А вообще-то у тебя больше шансов остаться в живых, если ты будешь демонстрировать свои природные данные в более интимной обстановке, скажем, здесь, в моем номере. Уверяю тебя, это вполне безопасно.

– А ты хотел бы? – Аралия одарила меня очаровательной улыбкой. – Знаешь, на предварительных просмотрах, – я имею в виду первый тур в январе, – я нервничала, смущалась. Но преодолела себя, и дальше все пошло как по маслу, мне даже начало нравиться. Я хочу сказать, что участие в просмотрах доставляло мне истинное удовольствие.

– Я рад за тебя.

– По правде говоря, мне просто очень нравится прохаживаться по помосту обнаженной в свете юпитеров, под восторженными взглядами сотен глаз. Это необычайно приятно, захватывающе интересно! – Она мечтательно вздохнула. – Как ты на это смотришь, Шелл?

– Думаю, здесь это могло бы быть не менее захватывающе, даже без юпитеров.

Она потупила глаза, уперев язычок в щеку, встряхнула головой и произнесла с загадочной улыбкой:

– Может быть, и так... Все зависит от...

Ее рука потянулась к верхней пуговичке блузки и легким движением пальцев расстегнула ее. Скользнула ниже – и вторая перламутровая пуговичка освободилась из петельки, потом третья, четвертая...

– Здорово у тебя это получается, – обалдело сказал я, и во рту у меня пересохло.

– Ты так и собираешься сидеть, глядя на мои пуговички? – тихо спросила Аралия.

– Я и не знал, что гляжу именно на пуговички.

– Мне так и раздеваться... самой?

– А можно иначе?

– Я имею в виду другое. Сам-то ты не собираешься что-нибудь снять с себя?

– Неплохая мысль. Да, конечно. Пожалуй, следует начать с пистолета, как ты считаешь? Потом кобура. Потом...

– О, какая у тебя пушка!

Я озадаченно взглянул на револьвер, который держал в руке.

– Не бойся, дорогая, я не собираюсь стрелять. Только положу его на стол.

– Я и не боюсь. Просто, увидев револьвер, я кое-что вспомнила.

– Что именно?

– Может, сейчас не время, но твой револьвер и кобура напомнили мне о полиции, а как раз оттуда тебе звонили уже несколько раз. Когда ты появился, я собиралась сказать тебе об этом, да как-то забыла.

– Полицейские звонили сюда?

Аралия распахнула блузку, и она легко соскользнула с одного ее плеча, потом со второго. Я завороженно смотрел на ее умопомрачительные груди, которые встрепенулись и ожили под моим взглядом и, казалось, в свою очередь уставились на меня розовыми глазищами набухших сосков. А может быть, это была только игра моего воображения.

Но Аралия, казалось, не замечала моего состояния, во всяком случае, внешне она вела себя очень хладнокровно.

– После того как Джимми впустил меня, телефон трезвонил каждые пять минут. Сначала я не хотела брать трубку, но потом не выдержала. Полицейский, он представился капитаном...

Она оборвала себя на полуслове и бросила на меня быстрый взгляд.

– Ты, кажется, что-то сказал?

– Нет.

– Мне показалось, ты издал какой-то странный звук.

– Тебе не показалось.

– У тебя что-то болит?

– Да.

– Я могу помочь?

– Нет, от этой боли нет лекарств. Ее можно только удовлетворить, я хотел сказать – успокоить. Рассказывай дальше.

– Ну так вот, этот капитан, не знаю, как его зовут...

– Не беспокойся, я знаю, о ком ты говоришь. Он говорил голосом Волка из «Красной Шапочки»?

– Нет, глупый... Какое смешное сравнение.

– Да нет, не очень.

– Когда я первый раз сняла трубку и сказала «Алло, я вас слушаю», в ответ послышалось лишь сосредоточенное сопение и еще какие-то звуки, то ли чмоканье, то ли чавканье.

– Как Волк, жующий сигару? А может быть, обгладывающий человеческую кость? Боюсь, мне пора идти. Видит Бог, как мне не хочется, но я должен...

– Потом, когда он выяснил, кто я и что тебя нет рядом, он сказал: «Когда эта гроза злодеев снова залезет к тебе в постель...» – я, право, не понимаю, почему он так сказал...

– Все ясно. Не беспокойся ни о чем.

– ...словом, он велел «этой грозе злодеев» связаться с ним. И еще подчеркнул – обязательно! Он даже не сказал, с кем именно связаться.

– О'кей! Я знаю с кем. А тебе лучше снова надеть блузку.

– Он точно имел в виду тебя?

– Несомненно.

– Он действительно сказал «гроза злодеев». О чем это он, я так и не поняла. Что значит «гроза»?

– Это – я.

– А еще он упомянул «злодеев».

– Это тоже я. Не снимай свои шортики, дорогая. Мне будет жаль упущенного шанса, такого великолепного шанса... – Я со вздохом поднялся. – Мне нужно идти.

– Идти?

– Да, мне предстоит еще один визит.

– Так прямо и уйдешь?

– Я могу побыть с тобой еще одну-две минуты. Но теперь совершенно ясно, что мой лучший враг, капитан Сэмсон, все еще ждет меня в отделении полиции и ни за что не уйдет, пока я не явлюсь пред его грозные очи и не предоставлю ему еще одну возможность... ох, урезонить меня.

– По какому поводу?

– Помнишь, я рассказывал тебе об этом капитане, считающем, что мой способ расследования не вполне его устраивает.

– А, это тот, который разозлился на тебя за то, что ты ворвался не в ту квартиру, в которую следовало, и в результате...

– Именно. Не будем возвращаться к тому инциденту. Думаю, сейчас ему уже известно, что я сегодня подстерег и укокошил Большого Юмориста. Естественно, он хочет выслушать мои объяснения, прежде чем бросить меня в котел с кипящим маслом.

– Шелл, не говори так. У меня от твоих слов мороз по коже.

– Тогда зачем ты снимаешь шортики? И помимо всего прочего, мне необходимо идти. Сейчас мне не до детских забав. Аралия, Аралия, ну, пожалуйста...

Она встала, подошла ко мне вплотную и, загадочно улыбаясь, принялась нежно поглаживать свои оголенные бедра.

– Зачем ты дразнишь меня? – спросил я.

– Просто я привыкла все доводить до конца.

Поверьте, мне было невыносимо оставить демонстрирующую свои прелести Аралию в моем собственном номере. Она же с улыбкой продолжала повторять: «Ну что ж, иди. Я тебя не держу... Может быть, дать тебе почитать одну из моих книг?»

Но я знал, что если немедленно не явлюсь к Сэмсону и хотя бы немного не успокою его, то скорее всего не увижу ни Аралию, ни кого-либо другого еще много-много дней и ночей. Думаю, что именно мысль о грядущих ночах с Аралией побуждала меня действовать именно так.

Я всячески старался втолковать Аралии, что действую, так сказать, подобно мальчугану, который экономит по пенни в день и в конце концов становится обладателем целого доллара, или же подобно милому капитану Сэмсону, три года к ряду откладывавшему свой двухнедельный отпуск, чтобы наконец оторваться от дел всего лишь на те же две недели.

Аралия сопроводила мою тираду кратким комментарием, касавшимся только мальчугана:

– А что, если он этот доллар вдруг потеряет?

Ну а по поводу Сэмсона комментарий не требовался, все было ясно без слов.

Как бы то ни было, она не отправилась к себе в номер, отчасти, я думаю, потому, что там она чувствовала себя неуютно, а отчасти потому, что я поклялся, если останусь в живых, вернуться с шампанским, разной вкуснятиной и большим сюрпризом.

Мне показалось, она вняла моим доводам, хотя утверждать это с полной уверенностью я не мог, потому что в это время Аралия расхаживала по комнате, напевая вполголоса какую-то песенку, – мелодию я не смог ухватить, но я абсолютно уверен, что начиналась она словами: «И вот она...» Когда я выходил из номера, она даже не посмотрела мне вслед, – как раз в этот момент ставила какую-то пластинку на стереопроигрыватель. Н... да... Уйти в такой момент было действительно нелегко.

Признаться, когда я вышел из «Спартанца» и стал спускаться по ступенькам вниз, погружаясь в мягкую темноту ночи, меня не покидало видение совершенных форм Аралии, благодаря которым ей удалось завоевать титул «Мисс Обнаженная Калифорния».

Все мои помыслы были обращены к Аралии. Мне было грустно и радостно одновременно. В ушах стоял какой-то звон, вызывавший внутреннее беспокойство, похожий на вибрацию установки, которую я видел в лаборатории Гуннара Линдстрома. Этот звук был способен вызвать головокружение и еще более неприятные ощущения, а барабанные перепонки просто могли лопнуть.

И это не было игрой воображения. Звук доносился откуда-то справа, становясь все громче и громче.

Это происходило на улице, в нескольких метрах от моего «кадди». Повернув голову, я окинул взглядом Россмор, но не заметил ничего подозрительного. Кроме машины, неспешно ехавшей по улице со скоростью не более тридцати километров в час с потушенными фарами.

Не отдавая отчета своим действиям, я инстинктивно рванулся вперед и, укрывшись за своим «кадиллаком», лег на асфальт.

Я так и не увидел, из чего стреляли. Замешкайся я на полсекунды, и вообще уже никогда ничего больше не увидел бы. Нет, стреляли не из пистолета, и не из револьвера, и даже не из винтовки. Это был дробовик-короткостволка.

Смертоносная струя свинца просвистела в нескольких сантиметрах от меня. Я перекатился на бок, выхватил кольт из-под мышки. Темный седан медленно проезжал как раз мимо, и мне удалось рассмотреть силуэт мужчины в окне с неестественно длинной рукой-стволом, направленной в мою сторону.

Я бухнулся на асфальт лицом вниз, правая рука с зажатым в ней револьвером оказалась подо мной. Я перекатился на левый бок и высвободил руку, но не для того, чтобы стрелять, а чтобы забиться подальше под свой «кадиллак».

Сукин сын выстрелил еще раз, прежде чем я успел забраться под машину. Слава Богу, он опять промахнулся, взяв чуть выше. Разумеется, он рассчитывал покончить со мной первым же выстрелом, учитывая такой обширный разнос крупной дроби. Не обязательно целиться буйволу в глаз, если выпускаешь по нему одновременно больше дюжины смертоносных пуль.

Я услышал скрежещущий звук металла – выстрел прошил дверцу моего «кадиллака», и сразу же вслед за этим взревел мотор нападавшей на меня машины, и она рванулась перед собой, набирая скорость.

С правой стороны я не мог выбраться из-под своей машины: там проходил бордюр. Поэтому протиснулся немного вперед и, лежа на животе, выбросил руку с револьвером перед собой. Однако мне видны были только крутящиеся колеса и отливающий блеском бампер. Пришлось податься еще немного вперед, и только теперь я увидел всю тыльную часть салона.

Я прижался плотнее к асфальту и, поддерживая правую руку левой, выстрелил два раза. Черная машина замигала задними фарами и стала поворачивать влево. Я выпустил еще одну за другой три пули. Послышался визг тормозов и шелест колес по асфальту, который постепенно стих, и вновь воцарился размеренный шум ночного города. Привычно шуршали шины машин, мчавшихся по Беверли-бульвару. Где-то вдали испуганно вскрикнула ночная птица.

Я пролежал так минуту-две, прижавшись щекой к асфальту. Я чувствовал, как у меня дрожит правая рука, словно через нее пропустили электрический ток, но вскоре неприятное ощущение прошло, пульс тоже пришел в норму.

Я засосал полные легкие пропитанного пылью и гарью уличного воздуха и не спеша выбрался из-под «кадиллака». Мною овладела страшная апатия, мне не хотелось двигаться с места, словно у меня уйма времени и мне некуда спешить.

Я услышал, как где-то рядом открывают окна или закрывают, поскольку стрельба прекратилась и снова стало тихо, и чей-то вопрошающий громкий голос и что-то отвечающий ему другой, более глухой. И, наконец, быстрое шлепанье по асфальту босых ног.

Аралия стрелой выскочила из дверей «Спартанца» и опрометью мчалась ко мне. Потом замедлила шаг, остановившись чуть поодаль от меня. Я встал и засунул кольт обратно в наплечную кобуру.

– Шелл? – дрожащим голосом спросила она. – С тобой все в порядке?

– Да. Возвращайся в номер и жди меня там. Как видишь, дела разворачиваются круто.

– О Господи! Я думала тебя убили.

И тут я заметил, что на ней мой старый плащ.

Аралия смотрела расширенными глазами мимо меня, на черные дыры в моем небесно-голубом «кадиллаке». Потом кинулась ко мне на грудь.

– Я думала... Я думала, что ты уже мертв, – прошептала она. – Я думала, они тебя убили.

– Может быть, ты перестанешь повторять одно и то же?

– Что произошло?

– А ты как думаешь? Двое или трое ублюдков, черт их знает сколько, решили поохотиться на меня с дробовиком. А ты совсем сошла с ума, какого черта ты здесь делаешь?! О, извини... Извини, Аралия, я на тебя не сержусь. Вообще-то я зол, но только не на тебя.

– Знаю, – тихо проговорила она. – Я все понимаю.

Возможно, и правда понимала.

– Ты сердит и немного напуган, – мягко продолжила она.

– Я? Напуган? Это я-то? Впрочем, думай что хочешь. А мне нужно бежать... встретиться... с одним парнем. – Я встряхнул головой, желая направить свои мысли в другое русло. Потом взглянул на Аралию и сказал: – Мне приятно, что ты сообразила одеться, а не выскочила на улицу в чем мать родила. Я приятно удивлен. И впредь слушайся советов старого Шелла. Разве я зря сказал, чтобы ты не снимала шорты и надела блузку? Иначе бы ты могла...

– Но я не послушалась тебя.

– Как это не послушалась?

Аралия молча развязала пояс и распахнула полы плаща.

– Сейчас же спрячь все это! – рявкнул я. – Ты что, черт тебя побери, хочешь, чтобы меня все же убили? Именно из-за твоего великолепного зада, затмившего мне глаза, они сейчас чуть не ухлопали меня. Как ты не понимаешь, что я ничего не вижу и ни о чем не могу думать, кроме тебя. Ну, черт с ним, двум смертям не бывать, а одной не миновать. Дай взглянуть еще разок.

Она холодно глядела на меня некоторое время, потом улыбнулась и сказала:

– Перебьешься.

Мы обменялись понимающими взглядами, и она мечтательно произнесла:

– Ты такой поэтичный, Шелл.

– О, в самом деле? Особенно когда я помянул черта. Берегись, ты меня здорово зацепила.

– Нет, пока еще не до такой степени, – ответила она.

Я с трудом открыл заклинившую дверцу «кадиллака» и, повернувшись к Аралии, сказал:

– Ну а сейчас пусть твои восхитительные ножки отнесут тебя в номер. О'кей?

Она кивнула.

– Ножками в номер. Указание понято.

– В мой номер, конечно.

– Естественно.

Я залез в машину и захлопнул дверцу.

– Если ты вдруг уснешь, если... когда я вернусь, можно тебя разбудить?

– Почему бы и нет?

Разговор со мной Сэм начал с той же самой фразы: «Почему бы и нет?» Но как обыденно она прозвучала! Если бы Сэм постарался, и даже очень, он все равно не сумел бы произнести ее, как Аралия. А он к тому же и не старался.