"Любовь колдовская..." - читать интересную книгу автора (Рибенек Александр Вадимович, Щепалин Игорь...)

IV

Дарья с трудом дождалась, когда солнце скроется за линией горизонта. Она загорелась новой идеей. Ей казалось, что если она выучиться колдовству, то без труда сможет вернуть себе Ивана. Девушка согласна была ждать год, два, три или дольше, лишь бы только он принадлежал ей одной…

Подождав, пока в доме все уснут, Дарья потихоньку выбралась из хаты и проскользнула в избушку своей бабушки. Бабка Василиса уже ждала ее. Они пошли за хутор, на то же самое место, где днем колдунья собирала травы.

Ночь вступила в свои права. Степные хищники с наступлением темноты вышли на охоту. Гулко ухнула сова, пролетая неподалеку, где-то далеко в степи завыл волк.

— Вставай супротив меня, — приказала бабка Василиса.

Она вынула откуда-то маленький пузыречек и дала ей.

— Выпей.

— Что это?

— Ничего такого, что могло бы навредить тебе.

Дарья пожала плечами и отхлебнула из пузырька. Горьковатая жидкость обожгла горло, приятное тепло разлилось по всему телу. В следующее мгновение разнообразие звуков, запахов, красок нахлынули на нее. Мир вокруг расширился, обретя качества, которые она не знала раньше. Теперь девушка чувствовала то, чего раньше не могла, не способна была ощущать. В ноздри ворвался запах высохших трав, иногда перебиваемый дурманящим запахом еще цветущих, не выгоревших цветов. Она слышала, как пролетела сова, рассекая воздух. Она слышала, как прошуршала, пробегая среди травы, мышь, и почти сразу же запищала, когда хищница спикировала на нее и вонзила в тело острые когти. Ночная степь жила своей жизнью: кто-то погибал в когтях или на зубах хищников, те, в свою очередь, набивали свои желудки свежим мясом, чтобы не умереть самим.

— Возьми меня за руки, — услышала она голос бабки словно откуда-то издалека.

Дарья прикоснулась пальцами к холодным морщинистым рукам старухи. Та вдруг схватила ее кисти и сжала так сильно, что у девушки невольно навернулись слезы на глаза. Она попыталась вырвать руки, но у нее ничего не получилось. Бабка Василиса цепко держала их…

Старуха что-то быстро зашептала, ее глаза вдруг сверкнули каким-то бесовским зеленым огнем, зрачки вытянулись, превращаясь в подобие кошачьих. Дарья испугалась и закричала, но сама себя не услышала. Только настойчивый бабкин голос лез ей в уши, проникая в самые потаенные уголки сознания. Смысл слов не доходил до нее. Да она и не смогла бы понять их, потому что язык, на котором говорила старуха, был настолько древним, что даже память о нем стерлась с лица земли…

Вверху что-то сильно грохнуло, яркая вспышка молнии ослепила девушку. По степи пронесся ветер, гоня перед собой шары перекати-поля. Начался сильный ливень (что было совсем необычным в это время для этих мест), и скоро вода потоками стекала с тел. Сплошная пелена дождя скрыла их от случайных взглядов тех путников, которые могли оказаться поблизости в эту зловещую ночь…

В эту ночь над хутором разразилась сильная гроза. Затянутое черными тучами небо то и дело прорезали молнии, косой ливень хлестал по земле тугими струями. Ураганный ветер валил деревья, выворачивая их с корнями, сносил крыши у домов. Надрывно лаяли хуторские собаки, лошади бесились, ломая стойла. Жалобно блеяли овцы, быки и коровы ревели, надрывая глотки…

Людям тоже не спалось. В этих местах никто ничего подобного не видел. Поговаривали, что это, должно быть, появилась на свет ведьма…

В доме Гришиных тоже не спали. При первых же раскатах грома Аксинья проснулась, как от толчка. Села на кровати, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Что-то тревожно было на душе у женщины, но причину появления этого чувства она не могла объяснить.

Аксинья потихоньку встала и прошла в комнату дочери. Осторожно открыв дверь, она проскользнула внутрь и подошла к кровати Дарьи. Одеяло было откинуто в сторону, а смятая постель — пуста. Девушка исчезла!

— Степа, вставай! — затрясла она спящего мужа, вернувшись в свою комнату. — Хватит дрыхнуть! Дарья пропала!

Степан Прокопьевич сел, спустив ноги на пол, и потер глаза.

— Ну, чего ты орешь, как заполошная? Что стряслось?

— Дашка пропала!

Сон сразу как рукой сняло.

— Погоди, мать. Как пропала?

— Ее нигде нету! — заявила обеспокоенная Аксинья.

— Погоди, мать, не колготись. Может, она до ветру побегла…

— Ой, Степушка, чует мое сердце беду!

— Цыц, баба! Не каркай!

Рассерженный Степан Прокопьевич встал и принялся одеваться. В этот момент хлопнула дверь, и в хату ворвалась мокрая, растрепанная Дарья.

— Беда! — сказала она, обессиленно прислонившись к дверному косяку. — Бабушке худо!

— Что стряслось? — нахмурился Степан Прокопьевич.

— Помирает!

Аксинья заголосила.

— Где она? — поинтересовался Степан Прокопьевич, натягивая сапоги.

— За хутором, — ответила Дарья, бледная и дрожащая.

— Что вы там делали в такую погоду?

Дарья не ответила. Степан Прокопьевич вдруг выругался.

— Черт! Неужто старая сызнова взялась за свое?.. Веди, показывай!

Девушка выбежала на улицу, Степан Прокопьевич последовал за ней. Аксинья подалась было за ними, но он прикрикнул на нее:

— А ты, мать, оставайся в хате. Нечего тебе с нами таскаться, и без тебя управимся!

Разбудив своего работника, спавшего на сеновале, Степан Прокопьевич быстро запряг лошадей в повозку, и скоро они уже мчались за хутор, разбрызгивая грязь.

Старуха лежала там, где ее оставила Дарья. Глаза были открыты, но, казалось, уже ничего не видели. Степан Прокопьевич прислонился ухом к груди и сказал:

— Ишо жива! Мишка, давай-ка уложим ее в повозку!

Мишка, дюжий парень, уже не первый год работавший у Гришиных, помог хозяину поднять и уложить старуху в повозку. Худая, иссушенная годами женщина показалась мужчинам почему-то очень тяжелой.

— Дашка, живо давай сюда! — крикнул Степан Прокопьевич дочери, которая стояла рядом с повозкой ни жива, ни мертва.

Как только девушка оказалась рядом с ними, ее отец огрел кнутом лошадей и помчался к дому…

Бабку Василису занесли в ее хату и положили на лежанку. Дарья заботливо укрыла ее теплым одеялом, Мишка разводил огонь в печке, потому что тело старухи было холодным, как лед.

Прибежала Аксинья с горячим отваром и попыталась напоить им мать, но старая женщина уже ни на что не реагировала. Крупные слезы полились из глаз дочери, когда она поняла, что та на самом деле умирает.

— Мишка! — вдруг крикнул Степан Прокопьевич. — Хватай топор, лезь на крышу. Надобно прорубить скрозь нее дыру в хату.

Работник удивленно посмотрел на него, но ничего не сказал и вышел из старухиной избушки.

— А ты, мать, уведи отседова Дашку. Похоже, старая и в самом деле помирать собралась. Ты знаешь, что могет быть в таком случае…

Аксинья взяла дочь за плечи и силой увела ее из дома. Сверху послышался стук топора. Степан Прокопьевич посмотрел на тещу и вздрогнул. Старуха пристально смотрела на него осмысленным взглядом. Потом ее губы зашевелились, и он услышал скрипучий голос:

— Опоздал ты, Степка… Я успела передать свои знания…

Она захохотала так, что волосы на голове у казака встали дыбом и мурашки побежали по телу. Потом вдруг смех перешел в крик, старуха выгнулась дугой, на губах выступила пена. Ее глаза бешено завращались, пальцы судорожно вцепились в постель. По телу колдуньи волнами пробегали судороги. Пригвожденный к месту страшным зрелищем, Степан Прокопьевич, не отрывая взгляда, смотрел на мучения своей тещи.

Вдруг зазвенело разбитое окно, в хату ворвался сильный порыв ветра, затушивший даже огонь в печке. Стало темно, были слышны только крик старухи, да стук с крыши, где Михаил все еще прорубал дыру. И тут Степан Прокопьевич почувствовал, что в комнате еще кто-то есть…

Тьма в доме внезапно сгустилась, стало очень жарко. Появился какой-то посторонний запах. Но чем это пахло, Степан Прокопьевич определить не мог, хотя он и показался ему знакомым. Что-то темное заворочалось в том углу, где кричала старуха. Оглушительно прогремел гром, так, что стены хаты задрожали. Казака вдруг охватил панический ужас, он развернулся и бросился прочь из дома.

Дождь быстро охладил разгоряченное воображение Степана Прокопьевича. Рассудив здраво, он пришел к выводу, что совершенно напрасно проявил слабость, что то, что он видел, было наваждением. Казак зашел в хату и запалил каганец. Старуха была мертва.

— Мишка, подь сюды! — позвал он своего работника.

Вошел возбужденный, промокший до нитки Михаил.

— Как долбануло-то, Степан Прокопьич! Прямо в крышу долбануло, я через это едва жизни не лишился!

Степан Прокопьевич ничего не ответил. Он напряженно думал…

Бабка Василиса лежала, вытянув руки. Лицо ее было умиротворено, но ему показалось, что на губах старухи навеки застыла дьявольская ухмылка.

— Проклятая ведьма! — прошептал он с ненавистью. — Добилась-таки своего! Надо было давно тебя порешить!

— Степан Прокопьич, так мне продолжать, что ли, рубить крышу? — услышал казак голос своего работника.

— Нет, Михаил. Принеси сюда гасу. Надо сжечь это чертово жилище!..

Михаил принес керосин в большой стеклянной бутыли. Они облили полы, стены и труп старухи. Выйдя на улицу, Степан Прокопьевич зажег спичку и бросил ее внутрь хаты. В доме весело заплясал огонь. Потом вдруг пламя взревело, словно в него подлили керосину. Огонь был настолько сильным, что Степану Прокопьевичу и Михаилу пришлось отступить.

В мгновение ока домик колдуньи выгорела дотла, несмотря на сильный ливень, хлеставший до сих пор. На месте жилища старой ведьмы осталось лишь большое пепелище…

Степан Прокопьевич сидел в хате. Дарья, уморившись, спала. Аксинья лежала на кровати и тихонько всхлипывала.

В дверь постучали. Степан Прокопьевич подошел и открыл. На пороге стоял смущенный Михаил.

— Чего тебе? — строго поинтересовался Степан Прокопьевич.

Больше всего ему хотелось, чтобы его никто не тревожил.

— Степан Прокопьич, я это… Дайте мне расчет, я хочу уйти.

Пожилой казак не стал спорить. Он слишком устал и даже не спросил, почему его работник так поступает. Впрочем, он догадывался, почему…

Молча Степан Прокопьевич достал деньги, отсчитал причитающуюся своему работнику сумму и передал ему.

— Благодарствую, Степан Прокопьевич! — поклонился Михаил и собирался уже уйти, но бывший хозяин удержал его.

— Погодь, Миша… Ты вот чего… Ты, конечно, много тута видал чего непонятного. У меня к тебе просьба… Не сказывай никому, чего тут видел.

— Да что вы, Степан Прокопьич! Я ить…

— А будешь болтать лишнего, убью, как собаку! Понял?

В глазах молодого парня появился страх. Он знал, что эти слова его бывшего хозяина — не пустая угроза.

— Да что вы, Степан Прокопьевич! Я буду нем, как могила!

— Вот и ладненько! — сказал казак, и хищная улыбка промелькнула на его губах. — Теперь ступай. А ежели будут расспрашивать про старуху, скажи, что сама себя спалила. Мол, мы уже ничего не сумели поделать…

— Хорошо, Степан Прокопьевич.

— Ну, ступай, ступай…

Проводив своего бывшего работника, Степан Прокопьевич зашел в спальню к дочери. Он поглядел на нее, и его лоб пробороздила глубокая морщина. «Правду, аль нет сказала старая?» — мучил его вопрос.

Девушка спала беспокойно, постоянно ворочалась с боку на бок. Степан Прокопьевич еще постоял немного и вышел. А для себя решил, что будет наблюдать за дочкой. И если то, что сказала бабка Василиса окажется правдой…