"Нельзя идти за горизонт" - читать интересную книгу автора (Ильин Владимир)

Глава 6

Едва они успели прийти в себя после акта, который скрепил их очередное примирение и позволил им заново обрести друг друга после долгой череды ссор, метаний, проб и ошибок, как в доме раздалось пронзительное верещание селектора.

Это был дежурный Диспетчер. Он оповещал жителей поселка о том, что через полчаса на городской площади состоится общее собрание. Явка взрослых представителей каждой семьи обязательна. Включая больных, хромых и слепых, если таковые обнаружатся… Но на вопрос Гарса, что могло стрястись экстраординарного, Диспетчер отвечать наотрез отказался.

— Ты пойдешь? — спросил Гарс жену, в абсолютном неглиже отправлявшуюся в ионизатор, чтобы принять душ.

Люмина скорчила недовольную гримаску.

— Делать мне там нечего! — воскликнула она. — Во-первых, не забывай, что мне надо будет скоро развешивать белье, а во-вторых… Что я там забыла, на этом дурацком сборище? Там опять соберутся одни сплетницы, чтобы обсуждать, кто в чем одет да кто с кем пришел… Нет уж, если хочешь, то иди один.

Честно говоря, Гарс тоже не пылал желанием пожимать всем подряд руку, выслушивать старые анекдоты и пыльные воспоминания, а также улыбаться, улыбаться и еще раз улыбаться на все четыре стороны. А главное — вопрос, выносимый на всеобщее обсуждение, опять окажется каким-нибудь пустяково-рутинным, но отнимет у всех массу времени.

Но не идти было тоже нельзя. Тем более если к тебе и так многие относятся с презрением. Не ровен час, кроме славы бездельника и сумасброда, наживешь себе репутацию человека, которого не интересует жизнь коллектива.

И он пошел…

Народу собралось достаточно много. Из пятисот с лишним душ, проживавших в Очаге, на площади присутствовали человек триста, не меньше. Стоял неразборчивый галдеж, как это бывает при большом скоплении народа, когда все друг друга знают.

Гарс избрал место с краю, но потом еще подошли люди, и он оказался в самой гуще, стиснутый со всех сторон. В толпе мелькали лица его соседей и знакомых.

Огородник Ким, фигурировавший в своем обычном наряде — брезентовая куртка с капюшоном и заправленные в устрашающего вида сапоги выцветшие брюки с зелеными лампасами — остатки какого-то древнего мундира, — угощал всех желающих тыквенными семечками.

Заядлый рыбак Брин громко рассказывал о том, какую рыбу ему чуть-чуть не удалось отловить нынче в речке и как она сорвалась с крючка, зараза, и ушла куда-то вниз по течению…

Был здесь и писатель абсурдно, трансцендентальной прозы Пустовит, полагавший, что истинному творцу должно быть наплевать, как он выглядит в глазах окружающих, а посему одетый в какую-то грязную хламиду и стоптанные ботинки на босу ногу.

Учитель Айк был увлечен диспутом с исследователем древних манускриптов Таргом.

В обнимку стояли Tax с Макденой, не замечавшие никого и ничего вокруг себя.

Композитор Ард явился не один, а со всем своим выводком в количестве восьми детей (причем все — мальчики) и толстухи-жены, и озирался рассеянно, словно искал себе равных. Равных не находилось: слишком уж импозантный вид был у великого музыканта: он был лыс, но по обе стороны макушки имелись два вертикальных, почти петушиных «гребешка» волос, причем один из этих хохолков был красного цвета, а другой — ярко-зеленым, а горло Арда опоясывала массивная двойная цепь-ошейник.

Была здесь и Рила, стоявшая, расставив ноги так широко и покачиваясь из стороны в сторону, будто ее вот-вот должны были фотографировать для очередной обложки.

Непосредственно рядом с Гарсом торчал Лагмар со своим шахматным компнотом. Он был сух, поджар и костист. Всю свою жизнь он посвятил тому, чтобы хоть раз обыграть электронного Чемпиона — уникальный супертранспьютер, созданный на базе искусственного интеллекта в университете города Торонто. Самым потрясающим парадоксом для Лагмара всегда оставалось то, что он делал в каждой партии, игравшейся по Сети, только верные ходы, но Чемпион, несмотря на эту безошибочность, все равно каким-то образом умудрялся громить его в пух и прах!.. «Исчадие ада» — любовно именовал Лагмар своего далекого соперника. Гарс как-то бестактно поинтересовался, что шахматист будет делать, если однажды ему все-таки удастся выиграть у непобедимого партнера… «Как — что? — удивился Лагмар. — Мы начнем следующую партию, только и всего… Должен же я отомстить этому мерзавцу за унижение Человека!»

Другой сосед Гарса был куда более неприятным субъектом по сравнению с Лагмаром — свихнувшийся на почве нумерологии Брюм. У него была такая нездоровая внешность, как будто он страдал многочисленными скрытыми болезнями. Зубы у него были лошадиные, но такие, что, если бы математик действительно был конем, хозяину пришлось бы его не продать, а подарить. Глаза — вечно воспаленные, со слизью в уголках. А еще Брюм то и дело отвратительно шмыгал своим красным простуженным носом и издавал чахоточный кашель, хотя трудно было представить, где он мог подцепить простуду в условиях вечного лета… С Гарсом он, правда, не заговаривал. Брюм вообще мало с кем общался. Стоял себе, исписывая листы засаленного бумажного блокнота загадочными цифрами…

А еще из толпы доносились бодрые восклицания Друма, хотя самого мастера не было видно за спинами людей.

В общем, все были в сборе. Старика Пиллиса только не хватало, но было бы удивительно, если бы он притащился сюда. Скорее мертвец оживет, чем Пиллис покинет свою скамейку…

Время начала собрания, указанное Диспетчером при оповещении, давно уже прошло, но над площадью по-прежнему стоял бестолковый ропот.

Наконец на дощатый помост, вкопанный в землю возле Диспетчерской, вышли и сели за заранее приготовленный столик мэр Очага Грон и хранитель Закона Праг. В их компании была еще и цветочница Роза, смахивавшая на знаменитую мисс Марпл в исполнении Джоан Хидсон. Поверх ее седеющих волос торчала кокетливая фетровая шляпка, а шерстяной жакет, несмотря на еще яркое солнце, был тщательно застегнут на все пуговицы.

Открыл собрание Грон. Правая штанина его брюк была закатана снизу до самого колена. Видимо, Грон только что слез с велосипеда, принадлежавшего ему в виде символа власти мэра.

Начал он говорить довольно тихо и робко — избрали Грона не так давно, и он еще не успел привыкнуть к своей руководящей роли. Несколько раз он запутался в причастиях, а Прага назвал хрателем Здоровья. Впрочем, в конце речи голос Грона окончательно окреп и стал громче.

Ничего особенного, что могло бы пролить свет на тему сегодняшнего собрания, он не сказал, а предпочел после стандартного предисловия типа «как хорошо, что все мы здесь сегодня собрались» предоставить, слово Прагу.

Праг выбрался из-за стола и неторопливо, словно предвкушая тот эффект, который произведет его выступление на односельчан, прошелся по помосту взад-вперед. Сейчас он уже напоминал Гарсу не частного сыщика образца двадцатого века, а общественного обвинителя в суде.

Предчувствия Гарса не замедлили подтвердиться.

— Сограждане! — наконец хрипло сказал Праг. — Вы наверняка хотите знать, что мы будем сегодня обсуждать. Но надо уточнить… Ничего обсуждать мы тут не будем. По той простой причине, что мы будем судить!..

Притихшая толпа от неожиданности дружно охнула. По рядам прокатился шепот, а потом опять стало слышно лишь то, как с хрустом разгрызаются семечки чьими-то крепкими зубами.

Последний раз жители Очага собирались для суда пять лет назад.

— Мы будем судить, — продолжал грозно Праг, — того, кто прошлой ночью совершил грубое нарушение Закона. Речь идет об одном из нас. Все мы виделись и здоровались с этим человеком каждый день, не подозревая, что под его личиной скрывается хищный оскал потенциального преступника. Этот негодяй злодейски поднял руку на самую большую нашу ценность — на священное право каждого заниматься тем, чем он хочет!..

В толпе зашевелились, недоуменно переговариваясь. Кто-то, не выдержав, крикнул:

— Да кто же это, Праг? Говори прямо!..

— Да-да! — поддержали крикуна другие голоса. — Не тяни резину, хранитель Закона!.. О ком речь? И что он натворил?

А Пустовит, как обычно, заметил вполголоса, ни к кому в особенности не обращаясь: «Неужели в Розе пробудились хищные женские инстинкты и она увела у кого-то мужа?», и Рила, хихикнув, подхватила: «Если только старика Пиллиса!..»

Праг повелительно поднял руку, и голоса умолкли.

— Дорогие земляки! — продолжал Праг. — Позвольте вкратце изложить обстоятельства преступления…

И он изложил. Обстоятельства были довольно просты. Сегодня утром уважаемая Роза, как обычно, отправилась в свою оранжерею, пристроенную к ее дому. Там ее чуть не хватил инфаркт: многие растения были сломаны, горшки и кадки перевернуты, а несколько особо ценных орхидей, которые цветут один раз в пятнадцать лет, были вырваны с корнем и исчезли. Придя в себя, старушка сообщила о вандализме неизвестных варваров дежурному Диспетчеру, который и направил Прага на место преступления…

— Вследствие чего мною было проведено расследование, — выпятив грудь, сообщил собравшимся Праг. — Преступник явно пытался замести свои следы, но от меня… то есть от возмездия, никому не дано уйти!.. Мне удалось прийти к однозначному логическому умозаключению: такое преступление мог совершить лишь один человек в нашем поселке!

Теперь монолог Прага вызвал в памяти Гарса многочисленные фильмы и сериалы, главным героем которых был великий сыщик всех времен и народов Эркюль Пуаро.

В толпе уже не шумели. Толпа внимательно слушала Прага.

Только из задних рядов крикнули:

— Короче, Праг!.. Кто этот тип?

— Я сознательно не стал арестовывать преступника до собрания, — прищурился хитро хранитель Закона. — Я хотел, чтобы вы сами видели его реакцию на публичное разоблачение. Потому что сейчас он находится СРЕДИ ВАС! — эффектно взревел он, подавшись к краю помоста. — И еще я хотел дать этому негодяю шанс чистосердечно и добровольно признаться в содеянном перед всем народом! Я жду ровно минуту, время пошло!..

И он театрально вскинул к глазам руку с часами, многогранный корпус которых напоминал большую гайку.

Над площадью окончательно воцарилась мертвая тишина. Даже семечки грызть перестали… Никто не двигался с места. Украдкой Гарс оглядел стоявших рядом с ним людей, пытаясь по их лицам догадаться, кого же из них имеет в виду Праг, но держались напряженно и нервничали многие. Потом его озарила страшная мысль: «А что, если таким образом Праг хочет расправиться с теми, кто часто выступает против него? И неужели он воспользуется случаем, чтобы обвинить МЕНЯ?!»

— Что ж, — с видимым сожалением произнес громко Праг, опустив руку с часами. — Как видите, сограждане, этот субъект так уверен в своей безнаказанности, что не захотел повиниться перед вами… Еще одно очко не в его пользу. А ведь найти виновного довольно просто. Достаточно задаться вопросом: кому могли понадобиться эти цветы? Если бы преступник захотел тайно любоваться ими у себя дома, то он не сорвал бы их, а унес бы вместе с горшками. Правильно?.. Тогда подумайте сами: для чего могли еще пригодиться цветы, если их в наших условиях нельзя продать пришлым перекупщикам за бешеные деньги? А? Совершенно верно, — согласился он, хотя никто не высказывал каких-либо предположений, — их можно только подарить кому-то. Жене, любо… то есть подруге… Или любимой девушке… Надо было быть очень влюбленным человеком, чтобы отважиться на такой преступный подарок, не правда ли? Ну, теперь-то вы поняли, кого я имею в виду?..

Толпа разом взревела. Лица людей повернулись, и сотни взглядов скрестились на человеке, который мгновенно оказался отделенным от остальных пятачком пустого пространства. Вернее, их было двое, но стояли они так плотно прижавшись друг к другу, что казались одним целым человеком, состоящим из двух, таких разных и таких похожих, половинок.

Tax и Макдена.

Они смотрели на окружающих с таким искренним удивлением, что было ясно: будучи поглощенными только друг другом, они пропустили большую часть того, что говорилось в их присутствии, мимо ушей.

Потом до Таха стало кое-что доходить, и лицо его побелело так, что поблекли узоры псевдотатуировки на лбу и щеках.

— Зачем ты это сделал, Tax? — поднявшись из-за стола, спросил Грон. — Это ведь ты залез ночью в оранжерею Розы, чтобы украсть у нее цветы?

Tax не мог вымолвить ни слова, он только все больше бледнел.

Зато дар речи обрела его подружка.

— Неправда! — вскричала она срывающимся голосом, и красные пятна выступили на ее пухленьких щечках. — Вы ошибаетесь! Tax не делал этого, и я это точно знаю! Потому что он не дарил мне никаких цветов!.. Tax, ну скажи же им, что ты не вор!..

Tax опустил голову и зачем-то сделал два шага вперед, отрываясь от девушки.

— Нет, — сказал он еле слышно. — Это правда… Да, я хотел подарить эти цветы тебе, Макдена, но их пришлось выбросить… Потому что к утру они завяли…

— Неудивительно! — вскричала Роза, приподнимаясь со своего места за столом. — Орхидеи вообще хрупкие и нежные цветы, их нельзя срывать!.. Да как ты посмел, изверг?!. Я растила их пятнадцать лет!.. Понимаешь? Пятнадцать!.. Эти цветы были посажены мной, когда тебе еще только утирали сопли и меняли пеленки!..

Старушка рухнула на стул и закрыла лицо руками. Плечи ее затряслись от рыданий.

— Ну хорошо, — вновь взял инициативу в свои руки Праг. — Значит, ты полез в оранжерею только за цветами, Tax? А зачем же ты поломал все горшки и другие растения?

— Я… я не нарочно, — признался Tax. — Просто там было очень темно, а у меня не было фонаря, и я… Простите меня! — вдруг взмолился он, обращаясь к людям, что стояли вокруг него. — Виноват я один, и больше никто!

— Что ж, — подытожил Праг — Виновный сознался, граждане, и вы все слышали это. Как хранитель Закона я обязан арестовать его. Руки вверх, Tax! А вы, граждане, расступитесь!..

Не слезая с помоста, он быстрым движением извлек из-за пояса магнитонаручники и метнул их в направлении Таха. Бросок получился на славу — видно, на досуге Праг не раз тренировался в этом деле. Наручники мелькнули в воздухе над головами людей и с хищным щелканьем впились в запястья юноши.

Макдена словно очнулась от летаргического забытья. Она метнулась к Таху и обхватила его плечи, словно пытаясь защитить от правосудия.

— Вы не посмеете!.. — задыхаясь, сказала она. — Я не дам вам его в обиду!..

— Успокойся, девочка, — посоветовал ей Праг. — Закон есть Закон, и ты прекрасно знаешь это. Твой парень оказался вором и трусом, он причинил ущерб всеми уважаемой гражданке Розе и поэтому не должен остаться безнаказанным!..

Он возвысил голос так, чтобы толпа хорошо слышала его:

— Сограждане! Вы знаете наш Закон не хуже меня. Сейчас мы должны решить, как нам поступить с преступником… Я напоминаю, что, согласно Закону Очага, существует лишь одна кара за любое из преступлений, а именно — принудительное выдворение нарушителя за Горизонт!.. Возможно, некоторые из вас усомнятся в правомерности такого приговора, но как хранитель Закона я хотел бы сказать следующее… Как вы сами знаете, до сего дня в нашем поселке давно не было преступлений. Годами мы жили во взаимопонимании, мире согласии. То же самое было и при жизни наших отцов, дедов и прадедов. Мало кому в голову приходило, что решать свои проблемы можно путем причинения зла своим соседям… Я спрашиваю вас: почему такое было возможно? И позволю себе ответить: потому, что наш Закон суров, но справедлив!.. И каждая попытка с нашей стороны обойти его, дать слабину, проявить так называемую гуманность на деле будет означать, что завтра в поселке будет совершено новое преступление, а послезавтра — уже два, а потом это зло будет возрастать, пока не погубит всех нас!.. — Праг умолк, тяжело дыша и обводя всех мутным взглядом. — Мой долг был — напомнить вам об этом. А в остальном — решайте сами!..

Он замолчал и отступил от края помоста.

Его сменил Грон, который деловито напомнил согражданам процедуру вынесения решения. Судьба виновного решалась открытым голосованием и простым большинством голосов.

Некоторые хотели выступить — явно для того, чтобы заступиться за Таха, — но Грон предложил не терять времени на словесные баталии, а сразу перейти к голосованию.

С Макденой началась истерика, и несколько женщин отвели ее в сторонку, чтобы успокоить.

Tax молчал, опустив голову. Он стоял отдельно от всех, как прокаженный, и даже не пытался убежать. Он понимал, что это бесполезно…

— Кто за то, чтобы, в соответствии с Законом, изгнать преступника Таха за пределы Горизонта? — деловито объявил Грон. — Прошу поднять правую руку. Повторяю: только правую!..

В разных концах толпы одна за другой стали подниматься руки. Грон и Праг стали считать их, но быстро сбились со счета. Получалось, что большинства либо не набирается, либо набирается, но с незначительным перевесом…

Ввиду того, что каждый голос теперь мог стать решающим, и во избежание путаницы было решено поступить по-другому.

Тем, кто выступал за «казнь» Таха, следовало сгруппироваться справа от помоста, а противникам этого приговора — слева…

Так и поступили.

Когда подсчитали количество голосов «за», Праг заметно помрачнел. Из трехсот двадцати трех присутствовавших на площади, не считая, разумеется, самого Таха, «за» суровый приговор высказались ровно сто шестьдесят человек. И столько же было против, ни голосом меньше или больше.

Толпа зашумела. «Правые» нулевые" вступили в шумную перебранку, пытаясь перетянуть на свою сторону кого-нибудь из оппонентов, но было ясно, что из этого ничего не выйдет. Уже хотели было бежать за теми жителями поселка, которые не явились на собрание, чтобы их голоса стали решающими в этом споре.

Но тут кто-то вспомнил:

— Но у нас же есть три неучтенных голоса! Кто еще не голосовал?

— Праг и Грон! — раздались голоса и слева, и справа. — Вы же себя не посчитали!..

Хранитель Закона и мэр изумленно переглянулись. Потом Праг приосанился:

— Ну, что касается меня, тут и гадать нечего, сограждане. Было бы нелепо, если бы я призвал вас простить преступника. Естественно, я за то, чтобы покарать его!..

Потом к краю помоста подошел Грон, и толпа невольно притихла.

— Ну, что я могу сказать? — промямлил он. — С одной стороны, я как избранный по вашей воле мэр должен был бы присоединиться к Прагу и к тем, кто требует точного соблюдения Закона… Но как человек я никак не могу согласиться с тем, чтобы наш оступившийся товарищ был выброшен за пределы нашего поселка, как… как мусор!.. Это же неразумная трата людских ресурсов, в конце концов!..

— Кончай разводить демагогию, Грон! — раздался решительный голос из толпы. — За что конкретно ты голосуешь?

— Я голосую против изгнания Таха! — объявил Грон. Стараясь не встречаться взглядом с криво усмехавшимся Прагом, он спрыгнул с помоста и присоединился к «левым».

Толпа опять зашумела пуще прежнего, но Праг повелительно поднял руку, в которой почему-то уже появился хлыст.

— Дорогие сограждане, — сказал он, когда установилась тишина. — Мы совсем забыли, что есть еще один человек, который не выразил своего мнения. Это Гарс, сын ясновидицы Трои!..

Гарс действительно одиноко стоял в пустоте между двумя группировками. Но лишь теперь он почувствовал на себе взгляды множества людей.

— Так за что же ты отдашь свой голос, Гарс? — вкрадчиво осведомился Праг. И добавил: — Подумай хорошенько, ведь от тебя зависит наше общее решение…

"Так вот зачем он заявился сегодня к матери, — сообразил Гарс. — «У меня к тебе разговор с глазу на глаз, Троя…» Значит, вовсе не Праг вывел на чистую воду Таха, а моя мама увидела в своих Зеркалах и подсказала ему…

Что же мне делать? Все смотрят на меня. И ждут…

Да, конечно, проступок Таха вовсе не заслуживает такой суровой кары, какой требует этот дурацкий, обветшалый Закон, который Праг пытается выдать за панацею от всех зол. Тем более что студент совершил его не ради себя, а из избытка любви к этой дурочке Макдене. На худой конец, выпороть бы хорошенько парня-и дело с концом! Даже карьерист Грон — и тот понял это…

Подожди, — одернул он себя. — Не спеши!.. Разве из этой ситуации нельзя извлечь пользу для себя? Ты же собираешься запустить за Горизонт живое существо с передатчиком, который смастерил по твоему заказу мастер Друм. Да, для этой цели ты намеревался использовать одного из щенков, принадлежащих твоей матери… Но разве человек — не более подходящий объект? Тем более что теперь ты мог бы провести этот опыт совершенно легально. Для этого нужно всего лишь проголосовать за наказание Таха. Неужели ты упустишь такую возможность?!.

А может, вообще послать их всех к черту, а? И пусть сами решают судьбу друг друга! Взять, например, и отказаться от голосования. Или объявить, что ты воздерживаешься, якобы затрудняясь с выбором. Никто тебя не осудит за это, да и совесть твоя останется стерильно-чистой… Если им так надо, пускай собирают всех до единого и голосуют повторно!.."

Люди на площади нетерпеливо стали что-то выкрикивать, но Гарс не мог разобрать, что они кричат.

Взгляд его упал на затылок Таха, покорно ожидавшего своей участи. Затылок парня был неровно острижен, и на шее, в ямочке между позвонками, у него была большая родинка.

И тогда Гарс сглотнул комок в горле и поднял руку.

— Я тоже голосую против изгнания Таха за Горизонт! — стараясь говорить как можно громче и тверже, объявил он.

Но в самом конце фразы голос подвел его, и на слове «Горизонт» он дал «петуха»…