"Идиоты, атлеты, Космический Прыгун и Баба Сингх" - читать интересную книгу автора (Рекшан Владимир Ольгердович)ГРУСТНОЕ ИНФОРМАЦИОННОЕ ОТСТУПЛЕНИЕПогрузившись в стихию рыночных отношений, я отдал в местную скупку два альбома на немецком языке, что взял с собой для представительства. Новые впечатления и жара, многокилометровые прогулки и торговые сделки — к моменту своего выхода в прыжковый сектор я уже не помню толком, в какую сторону бежать и какой ногой отталкиваться. Зато я видел в секторе Валерия Брумеля. Он не преодолел начальной высоты — 160 см, — но ему рукоплескали и зрители, и соперники, просили позволения сфотографироваться вместе на память. Я видел известного в прошлом венгра Иштвана Майора, победившего с фантастическим для сорокалетних достижением — 2 метра 07 сантиметров! Так у меня уже не получится никогда… Космический Прыгун Брумель был кумиром миллионов и моим, естественно, в отрочестве, а теперь я представлен ему, прошу об аудиенции. Он же, нагоняя важность, подумав, соглашается: — Но не сейчас. Когда у меня окажется свободное время. Его я встречаю по нескольку раз на дню, но не подхожу, стесняюсь. После “Непшстадиона”, опустошенный недавней схваткой и жарой, возвращаясь в спецприемник школы, вижу фанерную стрелку на стене. Переводчик Вольский обучил в Питере двум словам — “шер” и “бор”. На стрелке начертано “бор”, то есть вино. С трепетом человека, униженного первым подзаконным актом горбачевского плюрализма и изъявшего алкоголь из доступного обращения, дохожу до подвала “Бор” и в прохладной тишине с помощью скучающего продавца прямо из бочки набираю в полиэтиленовый баллон 1,5 литра мускателя за семьдесят форинтов. 1,5 литра для меня многовато, но сказалось вдруг дефицитное самосознание. Возле школы на парапете газона сидит и скучает Космический Прыгун. — Добрый день, — говорю я. — А это у тебя что? — отвечает Космический Прыгун. — А это у меня сухой венгерский “бор” — мускатель. Венгерские же “боры” по праву считаются одними из лучших в Европе. — Что ж, я готов дать тебе интервью. Ты же просил! — Конечно! — восклицаю я и начинаю брать интервью, в течение которого мы, пользуясь своим местонахождением, несколько раз совершаем антигорбачевские демарши в сторону “Бора”. Из общежития, где у Космического Прыгуна койко-место, виден стадион микрорайона, где тоже состязаются ветераны. — Зачем вы не стали смотреть чемпионат? Ушли сегодня на самом интересном! — Для меня это цирк. Шапито! Клоунада какая-то. Идиотизм! Я же профессионал. Атлет! Космический прыгун! Видишь часы? Вспоминаю, что если любителей в античной Греции называли идиотами, то профессионалов, участвовавших в олимпиадах, атлетами. Тем временем Космический Прыгун снимает часы. На оборотной стороне дарственная надпись по-английски. — Может, мне этими часами торговать? Или авторучкой? И авторучка именная, с золотым пером. — Я — poor man. Нищий! Меня сюда зачем взяли — почетным гостем. А форинтов не дали. Вчера из шведской газеты подходит: можно интервью? Интервью мое двести долларов стоит. Не успел еще в банке поменять. Мне становится неловко за отсутствие долларов, и мы еще раз идем в сторону “Бора”, а Космический Прыгун говорит, говорит просто так, ему, я вижу, скучно со мной, но одному, похоже, еще скучней. — Тут один деятель пива, три “спаттена” взял, а потом мне: “Кто ты такой?” Он кооператор, он двадцать тыщ в месяц клепает, а я пенсию от государства — сто двадцать рублей. Но я-то Космический Прыгун, а он в финал на Токийской олимпиаде не попал. “Ты мне за пиво отдать можешь? Сейчас!” — это мне говорит. Я его в Москве залью, чем попросит. А здесь я ему говорю просто: “Тебя на кол посадят, бензином обольют и подожгут рэкетиры. А меня в Америку зовут лекции читать. Лекция — пять тыщ долларов”. — Какой гад! — кричу я и плачу. — Как он смел так Космическому Прыгуну! — А они мне все завидовали. Всегда. Даже Тер. Тер-Ованесян. Всегда хотели, чтоб плохо. Кому они нужны? Мне на приеме вчера: “Вы и в Финляндии будете почетным гостем”. И футболки дали. Три штуки. Мы опять в общаге, и Космический Прыгун достает из сумки пакеты. — Я их в договорной магазин сдам по сто рублей и месяц проживу как король. — Какие гады! — У меня сердце обливается кровью. — Как они смеют! — А ты пиши все. Я ничего не скрываю. Сон мой крепок и обилен. В полдень я выхожу из школы. Возле нее на парапете газона сидит Космический Прыгун и приветливо улыбается. — Привет, — говорит. — Ты же вчера хотел интервью взять. — Да-да, — соглашаюсь без восклицаний. — Конечно. — Надо было вчера со шведа двести долларов взять, да не взял. — Я понимаю, но… — Ладно тебе, брось! Ты же не швед. Тут один дед просится поговорить. Ему капиталисты форинтов надавали на память. Все должно быть честно, вчера — ты, сегодня — я. Дед оказался фантастическим: шестидесятилетний Николай, демократ и радикал из Костромы. Он взял два “серебра”, промолотив 100 и 200 метров соответственно за 13,2 и 27,6 секунды! Не всякий двадцатилетний так способен… В “Боре” нас встречали как постоянных клиентов. После второго захода я стал беспокоиться за демократа и радикала Николая. Он кричал на весь этаж общежития, размахивая стаканом: — Мы говорим “нет” консерваторам! Мы говорим “да” рынку и частной собственности! Мы говорим “нет” административно-командной системе! В горкоме мне говорят: “Тебя, Коля, пора в сумасшедший дом”. Но мы говорим: “Нет, этот номер не пройдет!” И тогда я возглавил митинг и призывал по радио! К Космическому Прыгуну заглянул Эгидус, симпатичный журналист из Литвы. — Мы говорим “да” свободной Литве! Мы говорим: “Нет, они не пройдут!” — орал дедушка и сжимал кулак возле уха, как Бертольд Брехт. На следующее утро я выбрался из школы черным ходом и кое-как, тенечком, добрел до стадиона. Старички и старушки все бегали и все прыгали. Бодрый их вид бередил совесть, одновременно странным образом восстанавливая душевное равновесие. Среди спортсменов-“идиотов” и наш Степан Андронов, бывший кузнец, а ныне банщик из Питера. Он выходит на старт полуторакилометровой дистанции. Еще в забеге тех, кому стукнуло семьдесят пять, участвуют старички скандинавы и, естественно, гордые сыновья туманного Альбиона. Одна миля в Англии считается дистанцией лордов, и всякий раз трибуны замирают, когда собираются дать старт на милю… Вчера наш Степан боролся со сверстниками в толкании ядра и уступил немцам и финнам. Эх, бывшему кузнецу еще б и техники! Его конкуренты, особенно немец с кайзеровскими усами, демонстрировали прекрасный стиль начала столетия — и победили… Степану, в общем, не светило бежать милю, ведь за каждый вид предполагался паевый взнос в тысячу форинтов. Но совгражданам в качестве исключения позволили посоревноваться бесплатно, и вот Степан на старте замер в наклоне. Выстрел! Публика всколыхнулась. Кузнец-банщик уходит вперед, и с каждым шагом его отрыв все больше! В конце круга Степан впереди почти на сто метров! Трибуны волнуются: что это за таинственный русский? “Идиоты” глядят на секундомеры и не верят своим глазам. Но и в беге нужны техника и расчет. Постепенно Степана догоняют, он еле переставляет ноги, но переставляет! Упорствует, не сходит с дистанции, хотя и видно, как прадедушке тяжело. Последний вечер в школе, последний — в Будапеште. Где-то на банкете богатые ветераны произносят трогательные речи. Мы же по-бедняцки расположились в обжитом как попало классе, тоже подводим заграничные итоги. — Спонсоров нужно искать, мужики, — напирает Энергичный Работяга. — Чтоб по сорок заявочных долларов выложить в Турку. Надо же пробиваться на чемпионат мира! — Там, коллеги, нас с рублями не примут даже в качестве исключения, — последнее слово Бывшего Директора. Под окнами “идиоты” опять наяривали на гармошке и веселились. Утром начался исход на родину. До границы ехали недолго, но муторно — в переполненном сидячем вагоне. Приметы нового времени проступили, когда в поток спекулянтов, совершающих челночные рейсы, влились семьи наших военнослужащих. День постепенно накалялся. За окнами колыхались злаки. Перед границей — огромное поле, забитое машинами и восточноевропейскими контрабандистами. Говорят, самая большая толкучка в мире. За ней опять поля и злаки, много каких-то злаков весело колосится до самой границы. На границе — колючая проволока, а за проволокой — советская пока еще земля колосится теми же злаками. И вот что интересно: почва по обе стороны границы одинаковая, солнце светит одинаково, венгры живут по обеим сторонам колючей проволоки. Я слабо разбираюсь в злаках и не скажу точно название, но заявлю определенно: наши злаки отчего-то были раза в два-три ниже… В Питер пробивались замысловато, выделяя адреналин: какими-то электричками, плацкартными поездами. А в Питере демократы свергали консерваторов, которые саботировали, “теневая” экономика сращивалась с уголовными элементами и представителями административно-командной системы. Я же опять дегустировал напитки в писательском буфете, говоря, что далек от всего происходящего, что теперь ветеранство дает постоянный шанс, у жизни появился точный смысл, что я вовсе не идиот, а настоящий атлет… P. S. Самое смешное, что на следующий год я оказался в Турку на чемпионате мира, куда приехал уж совсем без денег, и поэтому от пьянства с чемпионами пришлось отказаться. На соревнования я набросился, как голодный волк, и в итоге занял шестое место среди сверстников. В мире! Пишу это не с тайным, а с явным бахвальством. Если писать обо всем, то бумаги не хватит. Но не могу не вспомнить Баба Йогиндера Сингха, стоодналетнего “идиота” из Индии. Он бежал (не быстро) стометровую дистанцию и прыгал (не далеко) в длину. Вокруг него вились телевизионщики, и “идиот” в чалме получил славы по полной программе. Позже я обнаружил в Книге рекордов Гиннесса его фотографию и информацию о том, что Баба и в 1998 году выступал в соревнованиях, метал диск. Оказывается, “идиот” Баба еще юношей представлял Индию на легкоатлетическом чемпионате в Берлине в 1910 году!… В один из дней я наткнулся на Космического Прыгуна, которого избегал всяческим образом. Дело в том, что после Будапешта я напечатал в московской прессе кое-что о ветеранах шутливое, и неожиданно для меня публикация получила в спортивной среде резонанс. Какие-то ветеранские начальники, типа человека по фамилии Чебурашкин (не вру!), с ненавистью на меня косились, но большинство весело хлопало по плечу. Одним словом, я столкнулся с Прыгуном, и тот, вглядевшись в меня с чуть большим интересом, чем в Будапеште, произнес: — Говорят, ты написал где-то… Да? Написал, будто поил меня три дня. Оставалось только смиренно пожать плечами. — Было дело — поил, — согласился мой кумир. — Ничего, я тебя тоже напою. Тут у меня друг — мэр Турку. У него дома полный холодильник пива. Два холодильника! Отправимся к нему завтра. Я согласился хоть завтра, хоть сегодня. Пару раз после встречал Космического Прыгуна, старался сделать так, чтобы он меня заметил. Но он не заметил и к мэру Турку не взял. |
|
|