ГЛАВА 2

Во время трапез Вулф, как правило, не только не говорит о делах, но вообще выкидывает из головы все, что относится к работе. Однако в этот день мысли о работе, как оказалось, вытеснили у Вулфа интерес к еде, хотя я – убейте – не понимал, о каком деле он мог размышлять, если и дела-то никакого у нас тогда не было и в помине. Вулф расправился с остатками трех уток – вчера с нами обедал его друг Марко Вукчич, – с привычной ловкостью разрывая кости и вгрызаясь в сочную мякоть полированными белыми губами, однако вид у него при этом был довольно рассеянный. В связи с этим обед несколько удлинился, и было уже почти два часа, когда мы покончили с кофе и вперевалку вернулись в кабинет. То есть это Вулф шел вперевалку, а я так шагал очень даже бодро.

В кабинете, вместо того чтобы заняться каталогами или какими-нибудь другими игрушками, Вулф откинулся в кресле и, сплетя пальцы поверх вместилища уток, закрыл глаза. В беспамятство он не впал – за тот час, что он так просидел, я несколько раз видел, как он втягивает и выпячивает губы, из чего заключил, что мой шеф над чем-то напряженно раздумывает.

Неожиданно он заговорил:

– Арчи, почему ты сказал, что та девушка хотела позаимствовать книгу?

Выходит, мысли его были прикованы к черногорским барышням. Я махнул рукой:

– Да это я так, поддразнить вас.

– Нет. Ты сказал, она спрашивала, не читал ли я ту книгу.

– Да, сэр.

– И не изучаю ли ее.

– Да, сэр.

– И не читаешь ли ее ты.

– Да, сэр.

Он приоткрыл глаза.

– Тебе не приходило в голову, что она старалась выяснить, не взбредет ли кому-то из нас заглянуть в ближайшее время в ту книгу?

– Нет, сэр. У меня и так голова была забита. Я тогда сидел, а она стояла передо мной, и я больше думал о ее формах.

– Это вообще не мысль, а рефлекс, и отвечает за него спинной мозг, а не головной. Ты говорил, что книга эта – «Объединенная Югославия» Хендерсона.

– Да, сэр.

– А где была эта книга, когда ты вернулся в кабинет?

– На полке, на своем месте. Она сама ее туда поставила. Для черногор…

– Пожалуйста, достань ее.

Я пересек комнату и, сняв с полки книгу, протянул ее Вулфу. Тот заботливо протер переплет ладонью – он всегда так поступает, обращаясь с книгами – затем, не открывая, повернул книгу лицевой стороной к себе, крепко сжал и, подержав так некоторое время, резко отпустил. Открыв ее после этого где-то в середине, он вынул из нее сложенный лист бумаги, засунутый между страницами. Вулф развернул бумагу и принялся читать. Я сел и крепко закусил губу, от души желая, чтобы это помогло мне удержать слова, которые так и просились наружу.

– Так и есть, – произнес Вулф. – Прочитать тебе, что здесь написано?

– Сделайте одолжение, сэр.

Вулф кивнул и начал нести такую тарабарщину, что у меня волосы встали дыбом. Зная, что он только того и ждет, чтобы я прервал его, прося о пощаде, я снова закусил губу. Когда он наконец остановился, я хмыкнул:

– Все это прекрасно, но зря она мне так прямо и не сказала, до чего я умный и привлекательный, вместо того чтобы излагать это на бумаге и прятать между страницами книги. Особенно меня пленили последние слова о том, какой я…

– И особенно не стоило писать такое по-сербскохорватски. Ты говоришь на этом языке, Арчи?

– Нет.

– Тогда, пожалуй, я переведу, что здесь написано. Документ датирован 20 августа 1938 года, написан в Загребе на гербовой бумаге Доневича. В нем говорится примерно следующее: «Предъявитель сего, моя жена, княгиня Владанка Доневич, сим уполномочена безусловно действовать и высказываться от моего имени, удостоверять своей подписью, которая следует ниже за моей собственной, мое имя и мою честь во всех финансовых и политических делах, имеющих отношение ко мне и ко всей династии Доневичей, и прежде всего – в поставках боснийского леса и размещения некоторых кредитов через нью-йоркскую банковскую компанию „Барретт и Дерюсси“. Я сам и от имени всех заинтересованных лиц ручаюсь за ее преданность делу и добропорядочность».

Вулф сложил документ и накрыл его ладонью.

– Подписано Стефаном Доневичем и Владанкой Доневич. Подписи заверены.

Не спуская с него глаз, я сказал:

– Интересно. Он даже не пожалел двадцати центов на нотариуса. Меня вот что волнует. Откуда вы знали, что в книге спрятан этот документ?

– Ничего я не знал. Но то, что она у тебя выспрашивала…

– А, конечно. Ее расспросы разожгли ваше любопытство. Не заливайте! Что же, по-вашему, эта девица – балканская княгиня?

– Не знаю. Стефан женился всего три года назад. Я узнал о его женитьбе из этой самой книги. Хватит приставать ко мне, Арчи. Я уже сыт по горло твоими выходками. Мне и так не нравится вся эта история.

– Что же именно вам не нравится?

– Ничего. Международные интриги – самое грязное из всех занятий. Я весьма поверхностно представляю себе ту кутерьму, которая сейчас творится на Балканах, но даже поверхностному наблюдателю видно, как разъедают страну личинки коррупции. Регент, правящий в Югославии, лицемерно ищет дружеского расположения отдельных народов. Сам он из рода Карагеоргевичей. Князя Стефана, ставшего после смерти старого Петера главой клана Доневичей, тоже используют определенные иностранные круги, а он сам, со своей стороны, прибегает к их помощи для достижения своих честолюбивых замыслов. И вот полюбуйся! – Вулф хлопнул по бумаге ладонью. – Что они протащили в Америку! Если только эта бумажка поможет с ними разделаться, я так и поступлю!

Вулф запыхтел и в сердцах сплюнул – мне всего раз доводилось видеть подобное за все годы, что я прожил под его крышей.

– Пф! Поставки боснийского леса от Доневича! С той самой минуты, как я увидел эту девицу и услышал ее голос, я так и знал, что где-то рядом дьявол. Чтоб им провалиться! Пересекли океан и ступили на американский берег! Чтоб и ей тоже провалиться – явилась сюда, в мой кабинет, да еще опоганила мою книгу этой гадостью…

– Успокойтесь, – предостерег я разошедшегося Вулфа. – Вздохните глубоко три раза. В конце концов, откуда вы знаете, что именно она сунула сюда ту бумажку? С тех пор, как вы доставали эту книгу с полки, прошло несколько месяцев – так, может, кто-то другой…

– Кто? Когда?

– Господи, да откуда я знаю. Ну вот, например, Вукчич, он ведь тоже черногорец…

– Вздор!

Я махнул рукой:

– Ну хорошо, пусть это сделала чужестранка, но все равно, правда ли, нет ли, что она и есть зловредная и ужасная балканская княгиня, – дальше-то что? По-вашему, она связалась здесь со всяким сбродом, и теперь к нам заявится мистер Шталь с ордером на обыск, найдет эту бумажку, закует вас в кандалы и бросит за решетку? Вы что, смеетесь? А может, вы полагаете, что она стянула у настоящей княгини эту писульку и привезла ее сюда, чтобы выгодно загнать?..

– Арчи.

– Да, сэр.

– Напиши на конверте: «Мисс Карле Лофхен, школа Николы Милтана», – адрес уточни в телефонном справочнике. Запечатай в конверт эту бумагу и немедленно отправь почтой. Я не желаю, чтобы она оставалась здесь. Мне это ни к чему. Я, конечно, пересылаю деньги этим отчаянным черногорцам – мне хорошо известно, каково храбриться на пустой желудок, но в конце концов это их конюшню, а не мою, надо вычистить, так при чем тут я? Это первое… Что там, Фриц?

Появившийся в кабинете Фриц Бреннер сделал положенные три шага и доложил:

– Сэр, вас хочет видеть молодая дама, мисс Карла Лофхен.

Я поперхнулся. Вулф прищурился.

Фриц застыл в почтительной позе. Ему пришлось прождать целых две минуты. Вулф все это время сидел неподвижно, сложив бантиком губы, лоб его изрезали хмурые складки. Наконец он выдавил:

– Где она?

– В гостиной, сэр. Я всегда думал…

– Закрой дверь и подойди сюда.

Фриц повиновался. Когда он остановился возле письменного стола Вулфа, тот повернулся ко мне:

– Напиши на конверте адрес Сола Пензера и наклей марку.

Я достал пишущую машинку и выполнил указание. Наклеивая на уголок марку, я бросил:

– Заказным или срочным?

– Ни тем, ни другим. Еще одно достоинство Америки – почту доставляют быстро и не вскрывают. Дай-ка мне конверт. – Он сунул в него сложенный документ, лизнул оклеенный край и надавил на него.

– Фриц, пойди к почтовому ящику, что на углу, и брось письмо – сразу же.

– Молодая дама…

– А мы пока ею займемся.

Фриц удалился. Насторожившийся Вулф дождался, пока открылась, а потом закрылась парадная дверь, после чего обратился ко мне:

– Не забудь позвонить Солу и предупредить о письме – пусть бережет его как зеницу ока. – Он подтолкнул ко мне через стол «Объединенную Югославию».

– Убери книгу, а потом приведи сюда эту девицу.

Я поставил книгу на полку на прежнее место и затем отправился в гостиную приглашать посетительницу.

– Проходите, пожалуйста. Простите, что заставили нас ждать.

Так как я пропустил ее вперед, то у меня была отличная возможность оценить ее сложение, ровную походку и посадку головы – исходя из новой теории о возможной княгине, но все равно самым ярким впечатлением так и осталось ее «пжалста», и, на мой взгляд, вряд ли я стал бы ее воспринимать иначе, нежели как просто чужестранку. В общем, исходя из виденных мною фотографий всяких принцесс, от детишек до более зрелых представительниц августейших фамилий, я склонен был сомневаться в княжеском происхождении посетительницы и скорее готов был допустить, что документ она попросту стянула у полноправной владелицы.

Мисс Лофхен села в кресло, поблагодарила меня, и я вернулся за свой стол. Я хотел было ее предупредить, чтобы она не вворачивала словечек вроде «Hvala Bogu», но потом решил, что Вулф сейчас не в том настроении, чтобы обращать внимания на такие мелочи. Он возвышался в кресле, направив суженные глаза прямо на нее.

– Мисс Лофхен, – сухо начал Вулф, – сегодня утром я передал вам через мистера Гудвина, что не смогу помочь вам – то есть вашей подруге.

Она кивнула.

– Я поняла. Вы меня так разочаровали, ведь мы из Югославии, а вы тоже там жили, насколько нам известно. Здесь же мы чужие и на помощь нам рассчитывать не приходится. – Она подняла ресницы и посмотрела на Вулфа в упор темными глазами. – Я рассказала обо всем Нийе, своей подруге, и она тоже была разочарована. Ведь неприятности, о которых идет речь, в высшей степени серьезные. Мы обсудили все и решили, что только вы можете вызволить нас из беды.

– Нет, – сухо отрезал Вулф. – Я не могу за это взяться. Но позвольте спросить…

– Пжалста! – сердито оборвала она. – Вы должны сразу же взяться за дело. В пять часов они соберутся, чтобы решать, что делать, а тот человек не просто болтал – такие, как он, вечно чинят неприятности. Послушайте, здесь страшное недоразумение. Кроме как к вам, нам не к кому обратиться. В общем, мы все обсудили, и я поняла, что нам остается только назвать вам главную причину, почему вы должны непременно нам помочь. Нийя согласилась – да и что ей оставалось? Дело в том, что моя подруга, Нийя Тормик, – ваша дочь.

Вулф вытаращил глаза – таким я его еще никогда не видел. Правда, это зрелище мне показалось не из приятных, и я перевел изумленный взгляд на девушку.

– Моя дочь? – взорвался Вулф. Что вы несете?

– Я говорю, что она ваша дочь.

– Моя до…

Вулф лишился дара речи. Наконец голос у него прорезался снова:

– Вы же говорите, что ее фамилия – Тормик.

– Я сказала, что в Америке ее зовут Нийя Тормик. Так же, как меня – Карла Лофхен.

Вулф, приподнявшись на месте, пожирал ее глазами. Она его тоже. Так они и стояли друг против друга.

– Вздор, не верю, – наконец выпалил Вулф. – Моя дочь исчезла. У меня нет дочери.

– Вы не видели ее с тех пор, как ей исполнилось три года. Верно?

– Верно.

– А стоило бы. Ну да ладно, теперь вы ее увидите. Она очень хорошенькая, – Карла открыла сумочку и порылась в ней. – Я подозревала, что вы мне не поверите, а потому взяла с собой один документ. Мне его дала Нийя.

– Она протянула ему какую-то бумагу. – Вы сами вписали сюда свое имя…

Она продолжала что-то говорить, пока Вулф хмуро изучал бумагу, держа под углом к окну, чтобы лучше падал свет. Медленно и внимательно он прочитал документ – и сжал челюсти. Не спуская с него глаз, я слушал, что говорит мисс Лофхен. Сначала одна бумага, запрятанная в книгу, а теперь еще и эта – похоже, мы сильно увязнем в делах черногорских барышень.

Вулф дочитал бумагу до конца, осторожно сложил ее и сунул в карман. Мисс Лофхен протянула руку:

– Нет-нет, отдайте документ мне. Я должна вернуть его Нийе. Или вы отнесете его сами?

Вулф посмотрел на нее и хрюкнул:

– Я ничего не могу сказать об этом документе. Он в полном порядке, и там стоит моя подпись. До тех пор, пока жива та девушка, о которой говорится в документе, он по праву принадлежит ей. Но откуда я знаю – может, документ украден?

– Зачем? – Карла пожала плечами. – Ваши подозрения переходят все разумные границы. Документ украли, провезли через океан сюда – и зачем? Чтобы здесь, в Америке, как-то надавить на вас? Помилуйте, вы, конечно, личность известная, но не настолько. Нет, документ вовсе не был украден. Меня послала к вам та самая девушка, о которой говорится в документе, с тем чтобы я его вам предъявила и рассказала, в чем дело. Поймите же, она попала в беду! – Карла сверкнула глазами на Вулфа. – Неужели у вас каменное сердце? Или вы не понимаете, что впервые увидите свою взрослую дочь уже только в тюрьме?

– Не знаю. По-моему, сердце у меня не каменное. Но я и не простофиля. Когда много лет назад я вернулся в Югославию, чтобы найти ту девочку, я ведь так и не смог ее разыскать. Так что я ее совсем не знаю.

– Но зато ваша Америка ее отлично узнает! Дочь Ниро Вулфа – в тюрьме за воровство! Но только она не воровка! Она ничего не украла! – Карла вскочила и, оперевшись на стол обеими руками, наклонилась к Вулфу. – Фу! – Она снова бросилась в кресло и опять сверкнула глазами – на этот раз в мою сторону, видно, чтобы я усвоил, что никаких исключений нет и не будет. Я подмигнул ей. Наверно, это было нарушением этикета, если принять гипотезу о княгине, для которой я в таком случае считался холопом.

Вулф глубоко и медленно вздохнул. Повисла тишина – я слышал даже их дыхание. Наконец он пробормотал:

– Это просто нелепо. Абсурд. Чушь. Может, вы и научились каким-то трюкам, только в жизни есть фокусы почище. Я засадил за решетку многих, и немало кого уберег от нее. И вот извольте! Арчи, возьми блокнот. Мисс Лофхен, пожалуйста, расскажите мистеру Гудвину подробнее о той беде, в которую попала ваша подруга. – С этими словами Вулф откинулся в кресле и закрыл глаза.

Она принялась рассказывать, а я записывал. Дело было темное, и мы могли здорово погореть на доверии к чьей-то там дочери. Обе девушки – преподаватели в школе-студии танцев и фехтования Николы Милтана, расположенной на Восточной Сорок восьмой улице. Клиентура школы была исключительно привилегированная, и цены за уроки – соответственные. На работу девушек устроил Дональд Барретт – сын Джона П. Барретта из банкирской фирмы «Барретт и Дерюсси». Уроки танцев проводились в отдельных комнатах. Фехтовальные залы находились этажом выше; их было три – один большой и два поменьше. При них были также две раздевалки – мужская и женская – с запирающимися шкафчиками, где клиенты переодевались в фехтовальные костюмы. В школе брал уроки фехтования некто Нэт Дрисколл – Карла произнесла его имя как «Наот», – богатый толстяк средних лет или немного старше. Вчера днем он заявил Николе Милтану, что после урока фехтования, который ему давала Карла Лофхен, он увидел в мужской раздевалке около раскрытого шкафчика другую преподавательницу фехтования, Нийю Тормик, когда она вешала на место его, Дрисколла, пиджак; по его словам, Нийя закрыла после этого дверцу шкафчика и вышла из раздевалки через дверь, ведущую в коридор. Он поспешил проверить свой шкафчик и убедился, что золотой портсигар и бумажник на месте, в целости и сохранности, в тех же карманах, в которых он их оставил, и только одевшись, он вспомнил о бриллиантах, которые тоже лежали в кармане в коробочке из-под пилюль. Коробочка исчезла. Он тщательно обыскал все карманы, но бриллиантов не было. Он потребовал, чтобы ему немедленно вернули исчезнувшие бриллианты.

Мисс Тормик, которую вызвал Никола Милтан, твердила, что знать ничего не знает ни о каких бриллиантах, и начисто отрицала, что вообще открывала шкафчик мистера Дрисколла и хоть пальцем прикасалась к его одежде. Она заявила, что обвинение возмутительно, неслыханно и насквозь лживо. Она вообще не заходила в раздевалку. Но даже и зайди она туда по какой-то причине, то ни за что не стала бы шарить в шкафчиках клиентов. А если бы и вздумала копаться в одежде, то уж только не в одежде мистера Дрисколла. У нее в голове не укладывается, с какой стати ей интересоваться содержимым его карманов. Негодованию мисс Тормик, вполне справедливому, не было границ.

Нийю обыскали – это проделала Жанна Милтан, супруга Николы Милтана. К этому времени Милтан допросил всех, кто находился на другом этаже – как служащих, так и клиентов, – и пропажу разыскивали повсюду. Дрисколл утверждал, что Нийя Тормик стояла боком к нему, когда она увидел ее возле своего шкафчика, и что на ней был фехтовальный костюм. Обе девушки – и Нийя, и Карла – настояли на том, чтобы их снова обыскали, прежде чем они отправятся домой. Милтан чуть не обезумел от угрозы такого удара по репутации своего заведения, а потому отчаянно сопротивлялся требованию Дрисколла вызвать полицию и преуспел в этом. Сегодня утром он два часа чуть не на коленях умолял Нийю сознаться, где бриллианты, что она с ними сделала, кому передала и кто ее сообщник, но ответом ему было лишь надменное презрение, чего единственно и заслуживали его гнусные предположения. В отчаянной попытке выпутаться, не прибегая к помощи полиции и без огласки, Милтан назначил сегодня на пять часов в своем кабинете встречу всем, кто находился вчера в его школе. В присутствии Нийи он сказал своей жене, что намерен обратиться за помощью к Ниро Вулфу, Нийя же, зная, что Ниро Вулф – ее отец, тут же решила, что прославленный сыщик должен выступить в ее интересах. Но Нийя по вполне понятным причинам вовсе не собиралась раскрывать отцу свое происхождение, поэтому наказала Карле, которая сразу же отправилась к Вулфу, ничего ему не разглашать.

Вот все, что мы узнали. Мисс Лофхен, взглянув на свои часики и отметив, что уже без пяти четыре, потребовала, чтобы Вулф как можно скорее отправился вместе с ней.

Не шевельнув даже пальцем, Вулф пробурчал:

– Почему же мистер Дрисколл не поймал мисс Тормик с поличным, когда увидел свой пиджак у нее в руках?

– Он был голый. Он шел из душа.

– Что же, он такой толстый, что предпочитает лишиться бриллиантов, лишь бы не попасться кому-то на глаза нагишом?

– По его словам, он очень скромный. Он сказал, что буквально онемел от удивления, а Нийя действовала быстро и почти сразу вышла из раздевалки. К тому же бумажник и портсигар оказались на месте, а о бриллиантах он поначалу забыл и вспомнил, только когда оделся. А вообще-то он, разумеется, с вами по габаритам не сравнится.

– Да уж конечно. У шкафчиков ключи есть?

– Да, но обращаются с ними донельзя халатно. Ключи вечно валяются где попало. Очень неприятно.

– Вы утверждаете, что мисс Тормик не брала бриллиантов?

– Конечно, нет. Она их никогда не взяла бы.

– Может, она взяла что-то другое из карманов мистера Дрисколла? Что-нибудь, о чем он и думать забыл. Письма, документы, да хотя бы просто леденцы?

– Нет. Она ничего не брала.

– Но в раздевалку она входила?

– Зачем?

– Я не знаю. Так входила или нет?

– Нет.

– Просто фантастика. – Казалось, Вулф вот-вот откроет глаза. – Вы давно знаете, что мисс Тормик – моя дочь?

– Я всегда это знала. Мы с ней… подруги, и очень близкие. Я знала о вас… о вашем… я знала ваше имя.

– Скорее, вы знали о моей прискорбной политической бескомпромиссности.

– Неожиданно Вулф заговорил беспощадно и жестко: – Ха! Романтические девушки, которых так и распирает от рвения к подвигам в духе прошлых веков! Ну-ну! Что же, предателям еще перепадают крошки со стола Доневичей?

– Мы… – Ее подбородок дернулся, а в глазах полыхнуло пламя. – На их стороне честь и право! И они добьются признания!

– В один прекрасный день они добьются некролога. Глупцы, слепые эгоисты! Вы тоже из Доневичей?

– Нет. – Ее грудь бурно вздымалась, но, может, только из-за праведного гнева.

– Тогда как вас зовут?

– Карла Лофхен.

– А на вашей родине?

– Я сейчас не у себя на родине. – Она нетерпеливо отмахнулась. – Что все это значит? С какой стати вы выпытываете про меня? Я же говорю о Нийе, вы что, не понимаете? О вашей дочери! Неужели вам до такой степени все равно, что вы можете вот так сидеть и насмехаться? Я же говорю вам, надо скорее что-то делать, иначе ею займется полиция!

Вулф приподнялся в кресле. Я удивлялся, что он не встал раньше. Часы на стене показывали две минуты пятого, и ничто – ни пожар, ни наводнение, ни убийство – не могло поколебать привычный распорядок Вулфа: с четырех до шести часов он всегда священнодействовал в оранжерее. И я был прямо-таки потрясен уже тем, что, даже посмотрев на часы, мой шеф продолжал сидеть в кресле.

Тут Вулф быстро произнес:

– Арчи, пожалуйста, проводи мисс Лофхен в гостиную и возвращайся за указаниями.

– Но ведь… – бессвязно залепетала Карла, – это совсем не…

– Прошу вас, – резко перебил Вулф. – Раз уж я берусь за дело, предоставьте его мне. Не теряйте времени и идите с мистером Гудвином.

Я вышел, она последовала за мной. Я усадил ее в гостиной и, выходя оттуда, затворил за собой дверь, и, когда вернулся в кабинет, тоже закрыл дверь.

– Поздно, – сказал Вулф. – Теперь ничего не поделаешь. Но с мистером Дрисколлом или еще с кем-то бороться без толку, пока ты сам не побываешь на месте и не расскажешь, как там и что. А я, прежде чем пойду наверх, должен позвонить в Лондон мистеру Хичкоку. Дай-ка мне книжку с его телефоном.

Я достал из сейфа записную книжку и протянул ее Вулфу.

– Спасибо. Иди вместе с ней на ту встречу. Поговори с мисс Тормик. Из документа следует, что она имеет право носить мое имя. А раз так, то я отвергаю самую возможность, что она украла бриллианты из пиджака того человека. Исходи из этого.

– Она говорит, что документ нужно вернуть.

– Пока он останется у меня. Пусть на сей счет иллюзий не строит. Ничего не упускай и никем не пренебрегай. Сам Никола Милтан тоже с полуострова, из южной части Сербии, бывшей Македонии. Посмотри на мисс Тормик и побеседуй с ней. Первое, что тебя должно интересовать, – история с бриллиантами. Второе – та бумага, которую мисс Лофхен спрятала в мою книгу. Если ты не сумеешь разобраться с бриллиантами и мистер Дрисколл будет настаивать на том, чтобы привлечь к делу полицию, тогда привези его сюда, ко мне.

– О, не сомневайтесь. Как его привезти? Целиком или по кусочкам?

– Как хочешь, но привези. Ты неплохо поднаторел в таких играх.

– Весьма обязан. Но на самом деле, по-моему, вам лучше дать мне расчет. Со следующей минуты я увольняюсь.

– Откуда увольняешься?

– Отсюда. От вас.

– Вздор!

– Нет, босс, чистая правда. Вы сказали фэбээровцу, что никогда не были женаты. А у вас, оказывается, есть дочь. Ну и… – Я пожал плечами. – Я, конечно, не девица-жеманница, но есть же пределы распутства…

– Хватит городить. Иди с ней на встречу. Та девочка была сиротой, и я ее удочерил.

Я недоверчиво покивал.

– Ничего себе дельце, и что особенно приятно – все ясно как день. Как вы думаете, что сказала бы моя мать… – Тут я заметил, что его лицо застыло, и понял, что подошел к той грани, за которую лучше не переступать. Поэтому я небрежно спросил:

– Это все?

– Все. Я надел пальто и шляпу а прихожей, помог одеться иноземной принцессе, и мы, выйдя на улицу, сели в «родстер», который я оставил у тротуара. Набирая скорость по пути к Парк-авеню, я про себя отметил, что, видно, Вулф решил до последнего защищать честь своей семьи, коль скоро он собрался просадить двадцать зеленых на телефонный звонок в Лондон. Я, правда, никак не мог взять в толк, чем такой звонок поможет в этом деле.