"Оживший покойник" - читать интересную книгу автора (Стаут Рекс)

Глава 4

В 2 часа 55 минут в понедельник я вошел в здание № 496 по Пятой авеню и поднялся в лифте на 12 этаж.

Поскольку этот дом находился всего лишь в десяти минутах ходьбы от жилища Вульфа, я решил отправиться туда пешком, но Вульф начал транжирить деньги Синтин еще до того, как получил чек. Он вызвал Сола Пензера, самого лучшего оперативника на земле, и мы вместе с Солом поехали на такси, за рулем которого сидел наш старый друг Херб Аронзон, которого мы часто привлекали к работе с нами. Сол и Херб остались в машине, спрятанной под кустами поблизости. Оказалось, что Синтин не хотела, чтобы мы захватили ее дядюшку Поля в публичном месте, поэтому нам пришлось установить слежку. А слежка в Нью-Йорке, если, конечно, подойти к заданию ответственно, работа не для одного человека. Поэтому мы решили, что я буду следить за дядей Полем на своих двоих, а Сол – на колесах.

Синтин заполнила кое-какие пробелы в своей истории еще до того, как ушла из нашей конторы, и я мысленно восстановил в памяти всю цепочку изложенных ею событий.

Она унаследовала половину дела, которое принадлежало ее дяде, но юридически еще не вступила во владение, поскольку существует особое правило для наследников, после гибели родственников останки которых не нашли. Хотя никто не видел его трупа, не было особых сомнений в том, что он действительно прыгнул в гейзер и сварился в нем, поскольку у гейзера нашли его одежду, а в одном из карманов пиджака – письмо к его поверенному и к племяннице, написанное собственной рукой дяди. И все-таки возможна была чья-то попытка навести на ложный след. Чья? Кому это понадобилось? Не зря закон придирчив, и Синтин приходилось ждать. Теперь об истории с Домери.

По всей вероятности, Джордж Домери до того, как упал с лодки и утонул, написал завещание на имя своего племянника, оставив ему свою долю. Бернард тоже мог вступить во владение по прошествии некоторого времени, однако он уже сейчас ведет дела. Таково было мое впечатление, которое я вынес из замечаний Синтин о ее теперешнем статусе в фирме «Домери и Найдер».

Она демонстрировала модели своего изготовления, но имелся один художник-модельер, некий Уорд Роппер, ненавистный Синтин, имя которого она произносила с особым оттенком в голосе, напоминающим тон речей Уинстона Черчилля, когда он говорил о Муссолини.

Синтин также высказала несколько неприятных замечаний в адрес Элен Домери, отвечая на вопросы Вульфа. Возможно, заметила она, Джордж Домери знал, что происходит между его женой и партером по делу, но она в этом сомневается, потому что Элен была необычайно хитра.

Когда же Вульф поинтересовался подробностями гибели Элен, Синтин ответила, что хотя все это произошло на пустынной деревенской дороге, где Элен и ее муж проводили воскресное утро, и он является единственным свидетелем происшествия, якобы уже не имеет значения, кто был виновником несчастного случая, поскольку Элен Домери сейчас уже тоже нет в живых. А если это преступление?

Послушать Синтин, то нигде не пахло убийством, одни только «несчастные случаи». А для того, чтобы Вульф заинтересовался Клиентом, этот клиент должен иметь какое-то отношение к убийству, у него должны быть и деньги, и основания, чтобы их тратить на детектива. Синтин не задумываясь выдала нам чек на две тысячи долларов. Имеет ли она отношение к целой серии «несчастных случаев»? Что касается ее самоубийцы дяди, получается по ее словам, что он жив, смерть же Элен Домери совершенно не интересовала Синтин. Так ли это? В отношении Джорджа Домери и его племянника Бернарда она десять раз повторила, что это забота полиции Флориды, а та заявила, что у нее никаких подозрений нет.

После всех этих размышлений у меня не было какой-либо четкой версии, кода я вслед за какой-то полной женщиной выходил из лифта на двенадцатом этаже.

Двойные двери были распахнуты настежь. Несколько человек уже находилось в зале. Полная женщина, поднимавшаяся вместе со мной в лифте, метнулась было к первым рядам, но стоявший у входа распорядитель остановил ее:

– Какую фирму вы представляете?

Женщина сердито посмотрела на него и с достоинством ответила:

– «Дрискол Империум» – костюмы и пальто. Тулуза.

Распорядитель покачал головой:

– Я очень сожалею, но впереди для нас нет места.

Вдруг его лицо расплылось в широкой улыбке, и я подумал, не мне ли она предназначена, но тут же понял, что сияние зубов распорядителя адресовано худющей девице с большими ушами в бриллиантах.

– Добрый вечер, мисс Дикстон. Мистер Роппер справлялся о вас минуту назад.

В голосе встречающего было столько сахара, что он показался мне приторным. На длинную, словно жердь, мисс Дикстон это сообщение не произвело никакого впечатления. Она равнодушно кивнула головой и вошла в зал.

Я сложным маневром обошел разъяренную полную даму из «Дрискол Империум» и представился ревностному «Церберу»:

– Я – Арчи Гудвин. «Бритиш Фабрикс Ассоциэйшн». Меня пригласила мисс Синтин Найдер. Должен ли я подождать, пока вы это проверите?

Он осмотрел меня с ног до головы, но я отнесся к этому совершенно спокойно: на мне был костюм от «Бреслоу» из «Тропической шерсти», а рубашка и галстук были верхом элегантности.

– Нет, это не обязательно, – сказал наконец распорядитель, жестом открывая мне путь к элите законодателей мод.

Все ряды были уже заняты, минуты две я искал место, откуда смог бы увидеть сигнал Синтин (она должна была отбросить волосы правой рукой с левой стороны лба). Я не считал, что должен прятаться, поэтому перед тем, как сесть, осмотрел весь зал, делая вид, что высматриваю знакомых.

Здесь собралось около двухсот человек. Меня не удивило, что примерно одну треть составляли мужчины, поскольку Синтин нам объяснила, что, в основном, это не покупатели, а представители различных торговых фирм, их шефы, администраторы, модельеры, торговцы тканями.

Осмотревшись, я не заметил никого – не то, что с бородой, – хотя бы с бакенбардами. Перед тем, как сесть, я достал пачку бумаги и карандаш. Листы бумаги имели на себе гриф «Домери и Найдер» и адрес фирмы, напечатанный в левом углу. Я предполагал, что, играя роль представителя фирмы, должен делать для пущей убедительности заметки о моделях, которые «захочу купить».

С правой стороны от меня сидела седовласая женщина, с левой – красивая, довольно молодая особа с очаровательным ротиком. Ни одна из них не обратила на меня никакого внимания.

Помещение было прекрасным: высокие потолки, деревянные панели, рисунки и фотографии на стенах. Мы все сидели в мягких удобных креслах, перед нами – эстрада, отделенная небольшим пространством от первого ряда, за нею, в стене – две двери на расстоянии примерно двадцати футов одна от другой.

Прошло несколько минут, дверь с левой стороны отворилась, и появилась пожилая женщина. По возрасту она могла бы быть мне матерью. Однако, моя мама никогда не употребляла такого количества губной помады, даже за целый год, сколько было на губах этой дамы, ее плечи никогда не бывали так вздернуты, как того, видимо, требовала современная мода.

Женщина постояла немного, осматривая нас всех, а потом обернулась и сделала кому-то знак через открытую сзади дверь, затем подошла к стулу в первом ряду, который, очевидно, был оставлен для нее, и села.

Прошло мгновение – и на эстраду вышла девушка, на которой я мечтал бы жениться с самого младенчества.

Мне пришлось сжать зубы, чтобы не присвистнуть. Казалось, что все присутствующие в зале мужчины разделяли мои чувства: все вдруг сосредоточились и стали очень внимательны в ту самую секунду, как она появилась, однако я тут же понял, почему: покупатели должны были решать – приобретать или нет появившуюся на столь эффектной манекенщице модель. Это была их работа. У них были тысячи долларов, им и показывали сотни моделей, выбор зависел от них. Любой мужчина, такой, как я, выбрал бы эту девушку в спутницы жизни с первого взгляда, но они смотрели вовсе не на нее, а на костюм, «модель», на товар, словно не замечая истинную живую красоту.

Девушка подошла хорошо отработанной походкой к краю помоста, развела руками и сказала чистым и мягким голосом: «Шесть – сорок два».

Модель «6–42» представляла собой платье и пальто из одинакового материала, по-видимому, шерсти, какого-то непонятного цвета, какой приобретают кленовые листья в октябре. Манекенщица прошла в одну сторону, потом в другую, покрутилась на месте, чтобы показать, что форма ее одежды не исказится, даже если тебе вздумается в ней с кем-то бороться или собирать с деревьев яблоки. Показала, как ее наряд выглядит со спины, еще раз отчетливо и приветливо повторила: «6–42». В ее голосе, как мне показалось, содержался небольшой намек на то, что она позволила бы приобрести данный ансамбль лишь небольшому числу людей, к которым она хорошо относится. Затем сняла пальто, повесила его себе на руку, обвела глазами зал, улыбнулась кому-то и пошла назад к двери. В зале одобрительно захлопали в ладоши.

Поразившая меня девушка скрылась в левой двери, а из правой выпорхнула другая, на этот раз блондинка, на которой я тоже не прочь был бы жениться. На ней – серая мохеровая вечерняя накидка, подбитая ярко-красной тканью. Ее пояснение: «Три-тридцать» и «Четы ре – десять» означало, как я понял из шепота моих соседок, первое – накидку, а второе – строгое вечернее платье, тоже красного цвета. Мы его увидели, когда она сбросила накидку. Я не специалист по части мод, но и то понял, что на него ушло минимум материала, поскольку у девушки было прикрыто далеко не все, что принято прикрывать, а сзади платье начиналось сразу от талии.

Чтобы быть кратким, скажу, что в тот вечер я увидел шесть «девушек своей мечты», одну прелестнее другой, в том числе и Синтин Найдер в роскошном туалете, и не нашел никаких оснований, почему бы ее не причислить к списку красавиц, на которых я хотел бы жениться.

Каждая из них выходила на сцену раз по десять-двенадцать, некоторые чаще, другие – чуть реже, и если они произвели на всех покупателей такое же впечатление, как на меня, то все модели, без исключения, должны были быть заказаны.

Мысленно я представил, как бы рассказал обо всем увиденном Вульфу:

– Знаете, после этого шоу невольно хочется пофантазировать… После свадьбы я непременно сниму квартиру где-нибудь рядом с Пятой и Мэдисон-авеню. Как-нибудь в приятный осенний вечер буду сидеть и читать газету. Потом отложу ее в сторону, хлопну в ладоши, и войдет Изабель. На ней будет очаровательный кухонный фартучек с крылышками, она принесет мне поднос с сэндвичами и стаканом молока. Она мне тихонечко шепнет: «Два-девяносто» и, не пролив ни капли, поставит стакан на стол, грациозным жестом укажет на него, изящно повернется и уйдет. Затем войдет Франсина. На ней будет облегающая фигуру шелковая пижама с накладными плечами и со спущенной талией. Франсина войдет, покачивая бедрами, и скажет четыре раза «Три-тридцать один», зажжет мне сигарету и уйдет, пританцовывая. После нее появится Делия. Она будет одета в очень модный бюстгальтер ручной работы с яркой вышивкой и…

«Пф! – ответил бы на мои разглагольствования Вульф. – Войдет следующая нагишом и принесет корзинку со счетами, твою чековую книжку и авторучку. Зачем я тебя посылал? По делу или глазеть на манекенщиц?»

Он был неисправим и, как всегда, несправедливо относился к женщинам, но по сути был прав: наше «дело» не сдвинулось ни на йоту. Ноль информации и никаких выводов. Среди присутствующих – ни одного сколько-нибудь похожего по описанию Синтин на дядюшку Поля.

Но вернемся к показу. Он продолжался, в общей сложности, около двух часов. Многие модели вызывали аплодисменты, в том числе и модели фирмы «Домери и Найдер». Это свидетельствовало о том, что ее доходы будут и дальше расти.

Синтин, по моему мнению, была звездой, и я видел, что многие в зале со мной согласны. Ее модели заслужили больше всего аплодисментов. Должен сознаться, что я тоже аплодировал от души. Я считал себя гостем Синтин и, не стесняясь, аплодисментами выражал свой восторг. Из замечаний моих соседок, а они в этом деле, видимо, собаку съели, явствовало, что туалеты Синтин были созданы ею самой, в то время как другие манекенщицы показывали модели, разработанные Уордом Роппером, бывшим помощником Поля Найдера, а он всего лишь продолжал линию патрона, не привнося ничего своего собственного.

Вечером в кабинете я все это объяснял Вульфу, отчасти потому, что хотел продемонстрировать, что не спал на этом шоу, поскольку результаты моего посещения по интересующему Синтин, а так же и нас делу были весьма скудные. В сущности – никаких результатов, среди присутствующих не было ни одного человека с бородой.

Доложил я так же Вульфу, что мисс Найдер появлялась на эстраде 14 раз, меня видела, однако условного сигнала ни разу не подавала. А когда вышла в зал после демонстрации моделей, ее немедленно окружила толпа, и я, опять-таки согласно договоренности, ретировался, не приблизившись к ней, спустился вниз, нашел Сола, сообщил ему, что делать нам здесь больше нечего, и отдал Хербу Аронзону 10 долларов.

Вульф внимательно выслушал меня и проворчал:

– А дальше?

– Над тем, что дальше, следует подумать прежде всего вам. Мы не можем поручить полиции найти дядю Поля, поскольку наша клиентка этого не желает. Остается закупить тонну гребней и прочесать весь город или, что более реально, отправиться на следующий показ моделей, который состоится во вторник в десять вечера. Стоит еще постараться припомнить, что Синтин Найдер говорила о личной жизни ее дядюшки, о его бумагах…

Вульф фыркнул:

– Она даже не знает, существуют ли такие бумаги. Она предполагает, что их забрал Джордж Домери и спрятал. Или его племянник Бернард Домери держит их у себя.

– Но она допускает, что, возможно, ей удастся их отыскать.

– О'кей, однако ты, предоставив ей возможность что-то предполагать, сам этого не делаешь. Излагаешь факты, не утруждая себя размышлением над ними. Не мешает и самому подумать…

Я отлично знал, что когда Вульф заставляет свой мозг работать, никогда сразу не видишь результаты такой его работы. К выводам он приходит постепенно.

Разговор этот происходил перед обедом, а после обеда Вульф вернулся в кабинет и принялся читать книгу, как будто просьба Синтин Найдер его вовсе не интересовала. Это зрелище меня возмутило. В конце-то концов у нас было дело, ради него я ходил на демонстрацию мод в салон, а мог бы тоже посидеть дома и также почитать книжку. Впрочем, я был рад, что пошел, и на другой день после шоу оставался в приподнятом настроении, вспоминая очаровательных девушек, их элегантные туалеты, которые увидел в «Домери и Найдер». Даже сейчас, спустя сутки, я бы не смог спокойно сидеть и читать книжку.

Промаявшись около часа без дела, я снова пришел в кабинет Вульфа и пустился в рассуждения, решив поделиться с ним, о чем мечталось мне на демонстрации моделей.

– Представляете, после свадьбы я обязательно сниму себе уютную квартирку и…

Но Вульф решительно меня прервал, выразив полную незаинтересованность в «женском вопросе»:

– Это твои личные проблемы…

На следующее утро Вульф упорно продолжал уклоняться от каких бы то ни было разговоров, в том числе, касающихся Синтин Найдер. Когда мы занимаемся каким-нибудь делом, он обычно дает мне инструкции еще за завтраком до того, как уйти с девяти до одиннадцати в оранжерею, чтобы полюбоваться там своими орхидеями и потолковать о них с Теодором Хорстманом. Но в этот день он мне ничего не сказал, а когда вернулся в контору в одиннадцать часов, то с комфортом устроился в кресле, позвонил Фрицу, чтобы тот принес пива – две большие кружки – и уткнулся в проклятую книгу.

Даже, когда я сказал ему, что с утренней почтой пришел чек от Синтин на 2 тысячи долларов, он весьма равнодушно кивнул головой. Я спустился в прихожую, постоял у входа и, не дождавшись напутствия, махнул рукой и зашагал с этим чеком в банк.

Когда вернулся назад, перед Вульфом стояла очередная кружка пива, а он сидел в той же позе, уткнувшись носом в ту же книжку, всем своим видом показывая, что решил заняться самообразованием до следующего показа мод.

В час дня в столовой, в которую мы попадали, пройдя через прихожую, все было готово к обеду. Фриц приготовил паштет из куриной печенки и заправленное томатом жареное мясо, фаршированный перец с ватрушкой и рисовый пудинг с медом. Я не слишком налегал на мясные блюда, поскольку обожаю венские пудинги, съел его пять или шесть ломтиков, когда раздался звонок у входной двери.

Во время обеда дверь полагалось открывать Фрицу, и на этот раз он отправился в прихожую. Мы услышали как он уговаривает кого-то обождать в кабинете, пока Вульф закончит трапезу. Ответа мы не услышали, но зато раздались чьи-то увесистые шаги, а затем появился и посетитель, человек, примерно, возраста Вульфа, тучный краснолицый, настроенный весьма агрессивно.

Это был наш давнишний «приятель» – инспектор Кремер, глава отдела по расследованию убийств.

Он подошел к Вульфу и сказал:

– Хелло. Извините, что тревожу вас во время еды.

– Доброе утро, – довольно учтиво ответил Вульф, для которого «утро» продолжалось до тех пор, пока он не заканчивал пить свой кофе. – Не желаете ли разделить с нами компанию?

– Благодарю. Я занят и очень спешу… Скажите, не приходила ли к вам вчера женщина по имени Синтин Найдер?

Вульф отправил в рот солидный кусок рисового пудинга.

В моем мозгу пронеслась страшная мысль:

– Великий боже! Наша клиентка убита!

– Ну? – изрек Кремер.

– Что «ну»? – недружелюбно переспросил Вульф. – Вы изложили факт, а я завтракаю.

– Прекрасно. Значит то, что я сказал, факт? А что ей было нужно у вас?

– Вам известны мои правила, мистер Кремер, – Вульф едва сдерживался. – Я никогда не веду деловых разговоров во время еды. Я пригласил вас поесть с нами. Вы отказались. Если бы вы подождали в кабинете…

Кремер стукнул ладонью по столу. Я-то знал, что такое поведение на Вульфа не подействует. Он может пить свой кофе, даже если случится нечто страшное.

Но наблюдать дальше за их единоборством мне не довелось, поскольку раздался еще один звонок, и я решил сам пойти открывать дверь. Сквозь матовое стекло, которое пропускало свет только с улицы и выглядело непрозрачным с обратной стороны я увидел, что на нашем крыльце стоит Синтин Найдер, живая и невредимая, которая с некоторых пор меня крайне интересовала.

Я открыл ей дверь и прижал палец к губам, призывая ее к молчанию.

– Ничего не говорите! – шепнул я, указывая глазами на полицейскую машину, которая стояла на обочине в нескольких шагах от нашего дома. Сидевший за рулем парень, которого я хорошо знал, был полицейским сыщиком. Он с интересом наблюдал за нами. Я дружески кивнул ему, пригласил Синтин войти, закрыл дверь, взял девушку под руку и провел в кабинет Вульфа, а оттуда – в соседнюю комнату с окнами на улицу.

Она выглядела озабоченной, измученной и, как мне показалось, напуганной.

– У нас в столовой, – объяснил я ей, – инспектор Кремер из полиции, он весьма интересуется вами. Вы хотите его видеть?

– Я уже видела его…

Она оглянулась, увидела кресло, упала в него.

– Он почти целый час задавал мне вопросы самые нелепые…

– Почему? Что случилось?

Она закрыла лицо руками, но потом все же подняла голову и посмотрела на меня:

– Мой дядя… Мне необходимо немедленно видеть Ниро Вульфа.

Она снова поникла и снова спрятала лицо в ладонях. Потребовалось порядочно времени, чтобы ее успокоить.

Когда снова взяла себя в руки, я сказал:

– Посидите, пожалуйста, спокойно в этой комнате, постарайтесь не шуметь… хотя стены здесь и звуконепроницаемые, но лишняя предосторожность не помешает, а я на минутку отлучусь.

Когда я вернулся в столовую, кофе еще было на столе, но уже появилось и пиво. Вульф выбрался из кресла, суровый и непреклонный.

– Нет, сэр, – говорил он ледяным тоном, – как вы видите, я еще не закончил завтракать. На столе мой любимый пудинг и превосходный сыр. Я не допил кофе… Вы прервали мою трапезу, ворвались в столовую. Не будь вы офицером полиции, мистер Гудвин, не раздумывая, спустил бы вас с лестницы.

Он прошел через прихожую в кабинет. Я отправился следом. Кремер двинулся за нами, подошел, ничего не спрашивая, к красному креслу и сел в него. Вульф долго устраивался на своем необъятном сидении за письменным столом. Дышал он с натугой, вид у него был непримиримый.

– Забудем наши недоразумения и поговорим о деле, – предложил Кремер.

Вульф молчал.

– Все, что мне надо от вас, – продолжал инспектор, – это узнать, зачем Синтин Найдер приходила к вам. Вы вправе спросить у меня, почему я этим интересуюсь. Я бы давно это объяснил, если бы не ваше шумное возмущение по поводу того, что я прервал ваш завтрак. Речь идет об убийстве.

Вульф безмолвствовал.

– Вчера вечером, – продолжал Кремер, – между восемью и двенадцатью часами, в офисе фирмы «Домери и Найдер» на 12 этаже в доме N 496 на Седьмой авеню, произошло убийство. Синтин Найдер находилась там вечером от девяти до девяти тридцати. Она это подтверждает. Насколько мне известно, никого другого там не было. Она же сказала, что приходила туда за какими-то эскизами.

Тело убитого было обнаружено утром, оно лежало посреди помещения. Этот человек получил сильный удар по затылку, скорее всего длинной палкой с металлическим набалдашником, какими пользуются для поднятия вверх оконных рам. Кроме того, убитому было нанесено с десяток ударов по лицу…

Вульф продолжал молчать, вдобавок к этому он еще и закрыл глаза. Мне стало неловко. Я считал, что поскольку Кремер является главой отдела по расследованию убийств и добросовестно выполняет свою тяжелую и неблагодарную работу, мы могли бы быть с ним повежливее. Я решил его немного приободрить и дружелюбно спросил:

– И кого же так зверски убили?

– Никто не знает! – ответил он саркастически, не оценив моего доброго порыва. – Совершенно никому не знаком, никто о нем ничего не может сказать…

Он помолчал, затем резко спросил у меня:

– А, может быть, вы мне скажете, кто это такой?

Я удивился:

– Каким образом?

– Если я опишу вам его внешность?

– Валяйте… Только едва ли ваше описание что-нибудь даст.

– И тем не менее попытаемся… Убитый – мужчина среднего роста, лет сорока, в очках, с коричневой бородкой, с прилизанными волосами, пробор слева… Вы не могли бы припомнить, кто это может быть?

Весьма примечательным было то, что в своем описании Кремер подчеркнул те же детали, о которых говорила Синтин, описывая внешность своего дяди Поля Найдера, но я постарался скрыть свои мысли и принял равнодушный вид, заметив безразличным тоном:

– Что-то не припомню такого…