"Последняя версия" - читать интересную книгу автора (Карасик Аркадий)

6

Обычно после завершения рабочего дня я захожу за Светланой и мы вместе едем домой. Отужинав и немного передохнув, мне приходится снова навещать предприятие, проверять сторожей — ничего не поделаешь, служба. Когда возвращаюсь, Светка уже спит. Что-что, а поспать она любит, каждую минуту использует для отдыха. Точно так же, как и покушать. Странно, но при подобном образе жизни сопостельница сохранила фигуру пятнадцатилетней девочки.

В этот день около пяти вечера я побродил по территории, прошелся вдоль забора, осматривая внизу возможные подкопы, а наверху — примятые места в нитях колючки. Ни того, ни другого не обнаружил. Исчезновение убийц Варианьяна попрежнему осталось загадкой.

Впрочем, сейчас меня интересовало не только это. Настораживало то, что подобных загадок становилось все больше и больше. Будто случайно потревоженный на склоне горы камень увлек за собой десяток других и все они обрушились на меня. Мысленно перебрал «камни», попытался установить связь между ними. Обгорелый висячий замок никак не стыковался с найденным в сумочке Светки ключом, гибель Тимофеича не укладывалась рядом с подозрительным визитом к Вартаньяну аптечного предпринимателя, загадочное письмо Сурена не вписывалось в откровенные признания подруги.

И все же шестым-десятым чувством я знал: разгадка всех секретов находится в злополучном пакете главного экономиста. С какой бы хитростью и умением не строилась замысловатая пирамида, есть в её основании некая опорка, выдерни которую — сооружение рухнет.

Значит, прав Ромин — главная моя задача не крутить круги на тихой воде Росбетона, не ковыряться в мелочах, какими бы многообещающими они не казались. Искать ту самую «опорку»…

Ровно в пять я поднялся на третий этаж. Четвертая дверь справа — отдел главного технолога. Войдешь — небольшой коридорчик с двумя входами: в общую комнату и в светкин кабинетик. Осторожно подергал дверь в комнату — закрыта. Главный технолог терпеть не может сотрудников, отсиживающихся по кабинетам, вечно гоняет их в цеха и на полигон, в бетоно-растворный узел и на склады готовой продукции.

Из кабинетика доносится раздраженный до визгливости женский голос. Снова Светлана кого-то воспитывает, как она выражается, «прочищает» сосуды.

— Ваши доказательства смахивают на лошадиное седло, напяленное на козу. Полученный заказ настолько серьезен, что к его выполнению нужно подходить осторожно. Это не занятие сексом и не сбыт доверчивым покупателям прокисшего молока… Что?

Минутное молчание, напоминающее отдых боксеров перед очередным раундом. Правда, молчание — со стороны Светки, её абонент, кажется, пытается доказать недоказуемое.

— Короче, прекратите вешать лапшу на уши. Как я сказала, так и будет. Все.

Хлопок трубки, брошенной на рычаги, напоминает заключительный аккорд симфонического оркестра, исполняющего невесть какую фугу Баха. «Оваций» Светлана предпочитает не слушать — лишняя потеря дорогого времени, последнее слово всегда остается за ней.

Я постучал по филенке костяшками пальцев и, не ожидая разрешения, вошел в кабинет.

— Ах, это ты? — ещё не остывшая от недавней телефоной баталии подружка гневно сверкала глазками, кривила слегка подкрашенные губки. — Позднее не мог проявиться? Сижу усталая, голодная, а он где-то гуляет. Еще и говорит: люблю, люблю…

Что касается об»яснений подобного рода, то я успел забыть, когда произносил их в последний раз. Наши отношения со Светланой все больше и больше напоминают семейные, когда супруги настолько привыкли друг к другу, что не мыслят жизни врозь, но успели забыть о частом постельном общении.

— Перестань шипеть и брызгать ядом, — доброжелательно посоветовал я. — Лучше погляди на часы — семнадцать с минутами… А ежели проголодалась — возьми, — положил я на стол непременную шоколадку.

Невенчанная женушка изменчива, как погода в мае: то побрызгает легкий дождик, то проглянет солнце, то засверкают молнии. При виде шоколадки губы перестали кривиться, округлились и потянулись к моему лицу.

— Спасибо, миленький, благодарю, любимый. Просто не знаю, как жила бы без тебя… Посиди, посмотри новые журналы по архитектуре — мне нужно позвонить.

Архитектура меня интересует, как погода в Антарктиде весной прошлого столетия, но пришлось изобразить телячий восторг. Уселся в углу и принялся перелистывать красочный журнал с изображениями зданий и сооружений, шпилей и башен, парковых комплексов и водных станций. Рассматривал картинки, восторженно вздыхал и… ничего не видел — все внимание обращено на Светлану. Кажется, мои ушные раковины вытянулись и расширились, впитывая каждое слово, глаза превратились в локаторы, фиксирующие каждый жест. Начальник пожарно-сторожевой службы Росбетона совершил умопомрачительный «кувырок под куполом цирка» и приземлился в кабинете главного технолога совсем в другом облике — сыщика, ведущего расследование.

— Да, Сурен Иванович умер, — трагически прикрыв глаза ресницами, будто набросив траурную вуаль, полушептала женщина. — Совершенно верно — убили… Расследование?… Не знаю, лично меня никто не допрашивал… Кого допрашивали? Откуда мне знать — производственных проблем хватает, через край переливаются… Почему звоню? Но вы сами просили… Конечно, буду информировать… Повторите, пожалуйста, номер телефона — запишу…

Светлана положила трубку, облегченно подышала. Будто нарубила положенное количество дров либо выкопала отмеренный участок траншеи. Кажется, она напрочь забыла о моем присутствии — ссутулилась, во взоре — растерянность и какая-то едва ощущаемая грустинка.

— Очередная неприятность? — напомнил я о себе. — Похоже, внеслужебная…

Светка вздрогнула, поглядела на меня и вдруг… рассмеялась. Так неестественно и манерно, что у меня поневоле зачесался неугомонный язык. Памятуя прошлые просчеты, я мысленно прищемил его. Сидишь за зубным забором — вот и сиди, не дергайся.

— Откуда ты взял, фантазер? Обычные деловые переговоры. Префектура заказала фигурные цветные мусорные урны, а я никак не могу подобрать нужные красители… Вот и психую… Что же касается расспросов о смерти Сурена, так вся область сейчас стоит на ушах, все интересуются.

Об»яснение, прямо скажем, на уровне детсадовского, но я сделал вид — поверил. Пусть поуспокоится, придет в себя — возьмусь за неё более фундаментально, расколется, никуда не денется. Речь шла вовсе не о мусорницах и не о красках, на другом конце провода интересовался расследованием не чиновник местной префектуры. Готов положить голову на плаху — Светка разговаривала с Москвой.

К нашему, вернее, к Светкиному, дому можно идти двумя путями: по улице, через «парадную» площадь или запущенным парком, аллея которого спускается к утлому мостику через речку. Обычно маршрут выбирала Светка, на этот раз я настоял на парковом варианте.

Весна только-только пробует свои силы, кой-где лежат островки снега, из-под которых вытекает вода, но воздух постепенно нагревался, дышится легко и свободно. Отчаянно орут птицы и коты, за суками следует экскорт жаждущих собачьей любви кобелей. Гуляющая молодежь сбросила шапки и куртки, пожилые люди распахнули пальтишки.

Мы медленно шли по аллее и молчали.

Перед входом на мостик расползлась большая лужа, которую не обойти. Машинально я поднял Светку на руки и шагнул в воду. Она положила голову на мое плечо, обхватила руками за шею — маленькая, беззащитная — и вдруг всхлипнула. Так жалобно, что у меня зашлось сердце. Действительно, кто у неё есть, кроме меня? Сын от первого брака, бессердечный тип, алкаш и наркоман, ставяший выше всего свои удовольствия и свое благополучие. Разве он поддержит в трудную минуту мать? Скорей всего, подтолкнет её к пропасти для того, чтобы заполучить квартиру и пропить её с дружками.

— Ну, что ты раскисаешь, маленькая? До тех пор, пока я рядом с тобой, ничего тебе не грозит… Давай распишемся? — неожиданно для себя предложил я.

— Давай, — всхлипнула Светка, успокаиваясь. — Я не потому, что не надеюсь на твою поддержку… просто — настроение… Отпусти, — попросила она, отстранившись, — что ты меня держишь, как маленькую…

Посредине мостика я осторожно отпустил женщину, поправил на ней куртку, потуже подтянул шарфик.

— Только для того, чтобы защитить тебя, я должен знать все. Начиная от письма, которое ты отвезла в Москву, и кончая сегодняшним телефонным разговором. В противном случае я бессилен… Это ты, надеюсь, понимаешь?

Светка согласно кивнула: да, понимаю. Обычно дерзкая, острая на неожиданные сравнения, не признающая любых проявлений женской слабости, сейчас она выглядела обиженной первоклашкой, которую мальчишки-хулиганы подергали за растопыренные косички.

Я терпеливо ожидал откровенных признаний. Все, что должен сказать — сказано, очередь за ней.

— Даже не знаю, с чего начать…

— С самого начала, — глупо сострил я.

— Очень остроумно, — в свою очередь с»язвила Светлана, помолчала и приступила к откровению. — Толком мне ничего неизвестно — одни мелочи, но чувствую — влипла я в смертельно опасную ситуацию и очень не хочу тащить тебя за собой… Итак, письмо… В тот вечер Сурен едва не стал передо мной на колени, Христом Богом молил выручить его, отвезти письмо в Москву. Дескать, иичего особенного, сам бы отвез — не может, в столице его ожидают крупные неприятности. В начале я отказалась: нет ни времени, ни желания, да и потом — почему я должна превращаться в курьера? Есть же в Росбетоне соответствующие люди рангом пониже… А он — никому, кроме тебя, довериться не могу, слишком важное письмо, слишком много от него зависит… Ну, я и поддалась на уговоры…

Светка помолчала, поерзала носком туфельки в щели между досками настила. Будто пыталась выковырять оттуда причину странного своего согласия. Я тоже молчал. В принципе, разговор с Вартаньяном меня не интересовал, если беседа, конечно, не балансировала на сексуальном уровне. Похоже, этого не было. Остальное — вступление, ни о чем не говорящее и ничего не значащее.

— Оказалось, моя задача сродни голубиной — обычная почтальонша. Разница только в том, что письмо я должна была положить в почтовый абонентский ящичек, а не — из рук в руки. Предварительно позвонить. Приехала в Москву и сразу — к телефону-автомату. Ответил мужской голос. Как было велено Суреном, сказала одно слово: конверт. В ответ — спасибо. После этого заглянула на почту, оставила письмо и поехала обратно… Вот и все.

— А сегодняшний телефонный разговор?

— Продолжение. Утром мне позвонили и сказали: будь на месте в пять часов.

— Тот же мужской голос?

— Нет, женский. Видимо, секретарша… А вот в пять — тот же.

— Куда ты должна позвонить?

Светка расстегнула сумочку, достала блокнотик, раскрыла и протянула мне. Обычный семизначный московский номер, судя по цифрам, телефонный аппарат находится где-то в центре города. Я записал номер на сигаретной пачке — обязательно нужно приобрести приличный блокнот, типа того, которым пользуется подруга. Пачки сигарет и спичечные коробки — вещи ненадежные, легко теряются либо оставляются в той же застекленной конторке.

— Костик, пошли домой, а? Проголодалась и зверски устала. Покушаем и ляжем в постельку…

Я согласился, несмотря на то, что страсть как хотелось продолжить откровенный обмен мнениями, потолковать по части выброшенного почему-то висячего замка и появления у Светки ключа от внутреннего запора.

Не успели дойти до конца мостика сзади забарабанили по настилу чьи-то торопливые шаги. Я обернулся и невольно загородил спиной Светку. К нам приближался… дед Ефим, воротный страж Росбетона, бывший в молодости сотрудником органов. Передвигался сменившийся с дежурства сторож довольно резво, бойко постукивал по доскам мосточка сучковатой палочкой, заранее ехидно улыбался.

— Гляжу издаля на голубков и никак не могу определить кто именно идет. Вроде — свои и вроде — чужаки? Вот и порешил догнать… Извините деда, больно уж любопытство заело… Весь день — один да один, ежели, конешно, не считать шоферов-матюганщиков… Что скажешь, никакой теперича культуры в стране — один разврат да бестолковщина…

Безостановочно говорит, а глазами обшаривает меня и Светлану, будто обыскивает. Странное любопытство, если не сказать большего!

— Небось, домой нацелились? Хорошо дома вдвоем, завидую. А у меня жинка в прошлом году померла, оставила меня бесприютным сиротинкой… Пошагали вместях, поговорю с вами — отойду, душу погрею…

Всю дорогу к жилому массиву дед изощрялся в признаниях да горестных всхлипываниях, не давал нам ни слова сказать, ни взглядами обменяться. Сколько раз мне хотелось сослаться на необходимость посетить продуктовый магазин и избавиться от соглядатая — удерживала Светка. Почему-то вслушивалась в стариковское бормотание, сочувственно качая головой или негодующе хмурясь.

Еще одна загадка на многострадальную мою голову! Уж не сговорились ли дед Ефим и главный технолог Росбетона повстречаться около мостика, да я помешал «задушевному» разговору. Знаю — глупо и непрофессионально, но отбросить приклеившуюся «версию» так и не удалось.

Все— таки решился проверить.

— Идите вдвоем, посудачьте, а я на полчаса — в магазин, Туалетная бумага кончилась — куплю.

Если бы идиотская моя версия действительно имела место, Светлана обрадовалась бы, охотно отпустила меня за «бумагой». А она, вместо этого, вцепилась в локоть — не оторвать.

— О чем ты говоришь, Костик? В кладовке ещё целых три рулончика лежит.

Так и добрели втроем до дома. Дед Ефим выждал пока мы не войдем в под»езд и появимся на балконе, только после этого отправился восвояси. Часто постукивая по асфальту палочкой, согнув и без того кривую спину. Бедный, несчастный топтун! Только неясно на кого он работает, кто ему платит?

— Как ты думаешь, зачем старику понадобилась эта явная слежка? — спросил я, провожая сторожа задумчивым взглядом. — Ведь догнал он нас не в порядке развлечения, сопровождал не ради удовольствия.

— А почемы ты меня спрашиваешь? Скорее, я должна задать тебе этот вопрос. И как мужчине, и как бывшему сыщику…

По логике Светлана, пожалуй, дала мне очередной урок. Действительно, кто кому должен задавать подобные вопросы: обычный, пусть даже главный, технолог Росбетона или бывший профессиональный сотрудник уголовного розыска?

— Почему тогда ты удерживала деда, выслушивала его трепотню?

— Думала, проговорится: на кого работает, откуда нам с тобой ожидать очередных неприятностей?

На кого работает воротный страж я узнал на следующий день.

К вечеру меня вызвал генеральный директор. Естественно, не лично — через секретаршу. Ничего особенного — начальнику желательно узнать о состоянии пожарно-сторожевой службы, о всех её достоинствах и нуждах, недостатках и возможностях. Скажем, уточнить, как могли скрыться с охраняемой территории убийцы Вартаньяна?

Поэтому я поднялся на третий этаж без тени подозрений. Шел и мысленно выстраивал доклад с выводами и, конечно, с предложениями. В частности, о назревшей необходимости опоясать территорию электрической сигнализацией.

До назначенного времени остается пятнадцать минут. Приходить раньше не рекомендуется точно так же, как и опаздывать. Поэтому я притормозил возле многокрасочного стенда, прямо-таки воспевающего достижения Росбетона. В самых высших традициях прошлого, застойного периода нашей многострадальной истории: на сколько процентов увеличился выпуск панельных домов, во сколько раз — элементов парковой архитектуры, какие новые изделия освоены, как выросла производительность труда…

Одно только отсутствует: социальная сфера. А неплохо бы узнать о росте реальных доходов на среднестатистическую душу того же бетонщика-арматурщика, о снижении платы за детсады, о новой школе и только-что введенном в эксплуатацию клубе, о снижении стоимости «корзины» с необходимыми для жизнедеятельности человека продуктами,,,

Это не афишируется — стыдливо умалчивается.

Торжественный, будто клятва Родине, стенд занимает весь простенок рядом с входом в приемную. Поэтому прихрамывающий дед Ефим, выползая оттуда, натолкнулся на меня, испуганно шарахнулся в сторону лифта, едва не сшиб с ног выходящего из кабины главного бухгалтера. Бормоча извинения, вытирая с лица испарину, запрыгал по лестничным ступеням.

Прежде всего, что делать сторожу в приемной генерального директора? Кокетничать с секретаршей или ремонтировать компьютер? Глупо даже подумать. Предположим, его вызвал глава Росбетона? Ничего предосудительного, начальство знает с кем и о чем беседовать, никто не имеет право диктовать. Но почему при этой беседе не присутствовал я, непосредственный начальник деда Ефима?

Значит, Пантелеймонов разговаривал со стариком обо мне! К примеру, о моих отношениях с главным технологом предприятия. И топтун выкладывал Вацлаву Егоровичу все, что ему удалось подслушать и подсмотреть… Ничего не скажешь, веселенькая картинка! Сейчас я разукрашу её в похоронные краски…

Ну, нет, ссориться с Пантелеймоновым сейчас не стоит — не та обстановка, не тот «карточный» расклад. Сначала послушаю, что он мне скажет, за какую струну дернет.

Помедлил, успокаиваясь, и решительно вошел в приемную.

— Сердечный привет, Катенька!

Отношения с секретаршей сложились, мягко говоря, совсем не сердечные, она невесть почему не взлюбила меня с первой же встречи. Причина лежит на поверхности — имею судимость, значит, опасный человек, от которого лучше держаться подальше. Подобное примитивное мышление свойственно умственно ограниченным людям. В тюрьмы и на зоны попадают не только преступники, там отсиживают сроки честные, добропорядочные люди, попавшие под карающий меч закона по несчастному стечению обстоятельств. Или по ложному доносу.

Но попробуй втемяшить это в заскорузлые мозги сторонников жесткой руки.

— Здравствуйте, Константин Сергеевич, — сурово продекламировала секретарша, не отрывая взгляда от бумаг. — Вас ожидают.

Возле двери, оббитой черным дермантином я остановился.

— Простите за неслужебный интерес: Ефим Сидорович уже был у Пантелеймонова?

Секретарша не успела распознать ядовитую начинку, на первый взгляд, невинного вопроса — ответила утвердительно: да, был, только-что ушел. Мои предположения оказались правильными: воротный страж — человек генерального директора, «работает» на него и, возможно, по его заданиям.

Странная, необ»яснимая ситуация! Зачем генеральному знать о моем времяпровождении, что ему дают сведения о наших отношениях с главным технологом, как увязать все это с убийством Вартаньяна? И почему в качестве соглядатая избран именно дед Ефим, воротный страж предприятия? Фантастические переплетения явно запутывали уже возникшие у меня правдоподобные версии…

При моем появлении Пантелеймонов не бросился жать руку своему пожарнику-сторожу, не изобразил неземное блаженство по поводу предстоящего общения — поднял голову и показал на стул напротив письменного стола.

Я послушно занял указанное место.

— Пригласил вас, Константин Сергеевич, для того, чтобы узнать о ходе расследования. По моему, имею на это право. На вашем месте не стал бы ожидать приглашения — пришел бы сам.

За внешне пристойными фразами чисто служебного плана прятался обидный намек на получаемую мной незаработанную зарплату плюс некое вознаграждение за следовательские труды. Захотелось бросить камнем в лицо генеральному нечто дерзкое, повернуться и уйти. Пусть даже на биржу труда или дежурным сторожем на автостоянку.Это неразумное желание подпитывалось организованной генеральным слежкой, непонятной и обидной.

Но я уже успел втиснуться в расследование убийства, наработал несколько правдоподобных и откровенно фантастических версий, бросить которые не хватит силы воли. Придется терпеть замаскированное хамство работодателя, изображать подхалимское согласие с его манерами рабовладельца. Вдруг сошлет непослушного раба на галеры либо прикажет выпороть его кнутом…

— Вы настолько заняты более серьезными делами — не хотел мешать… К тому же, пока нет почти никаких успехов — одни предположения, жидкие, как манная кашка, и вязкие, как бетонная смесь…

— Однако с Алферовой вы делитесь и успехами и неудачами, — с ехидцей проговорил Пантелеймонов, глядя на меня немигающим взором удава, который готовится проглотить бедного кролика. — Я не говорю о ваших интимных отношениях — брезгую копаться в грязном белье сотрудников.

Значит, все же нашептал бывший сексот органов. Перемешал отрывочные фразы, которые удалось подслушать, с выдуманными им самим откровениями и преподнес полученный коктейль генаральному. А тот с удовольствием отпил пару глотков отвратительной смеси.

— Вы, как всегда, правы, Вацлав Егорович. Интимные отношения сотрудников Росбетона никого не касаются. Если, конечно, они не снижают производительность труда и не отражаются на качестве выпускаемой предприятием продукции…

Генеральный воспринял довольно острую отповедь совершенно спокойно. По лицу не промелькнула недовольная гримаса, глаза не сощурились с угрозой. Только повел рукой в сторону, будто отстранил пущенную в него стрелу.

— Успокойтесь, речь не о ваших отношениях с главным технологом. Мне интересно знать все ваши выводы и предположения по поводу совершенного в Росбетоне преступления. Повторяю, имею на это некоторое право.

Действительно, имеет. И в качестве руководителя предприятия, и в качестве человека, «заказавшего» мне расследование. Почему-то не хотелось быть откровенным, выкладывать свои предположения, как бы мизерны и слабы они не были. Что это — чутье опытного детектива или боязнь получить неудовлетворительную оценку строгого «педагога»?

Скорей всего, одно и другое вместе взятые.

Я довольно скупо ввел генерального в курс дела. Особый упор на непонятного бетонщика Тимофеича, недавно погибшего под сорвавшейся с крана плитой.

— Думаете, его убрали? — перебил меня Пантелеймонов. — Кто и зачем?

— Кто — пока не знаю, а вот «зачем»…

И я пустился в изложение популярных учебников по криминалистике, припоминая лекции, слышанные в Академии, разбавляя их наработанным опытом сыщика. С совершенно искренним выражением лица такого намолол, что услышь меня коллеги из угрозыска в обморок попадали бы.

— Понятно, — удовлетворенно протянул генеральный, запивая удовлетворение несколькими глотками минералки. — Почему преступники пошли на убийство? Ради мизерной суммы, хранящейся в сейфе Вартаньяна?

Именно это интересует и меня. Конечно же, дело не в деньгах, подозреваю — в содержимом конверта, отвезенного Светкой в Москву. Но это подозрение — зыбко и ненадежно, на нем не выстроить добротной версии.

— Работаю, — без особого энтузиазма оповестил я Пантелеймонова. — Преступления подобного типа в одночасье не раскрываются.

— И все же вы уже имеете какие-нибудь версии? Кроме погибшего рабочего. Уверен, со Светланой Афанасьевной вы более откровенны, почему же лишаете меня такой возможности? Поверьте, мною движет не примитивное любопытство…

Генерального можно понять: главный экономист — не обычный работяга и даже не инженер, в его руках, говоря образно, вожжи управления предприятием. Гибель Вартаньяна может оттолкнуть многих клиентов, переориентировать их на другие аналогичные Росбетону заводы. Сомнения в устойчивости фирмы — первый шаг к её банкротству.

— Простите, Вацлав Егорович, не привык я преждевременно бить в литавры да в барабаны. Наступит время — все скажу, ничего не утаю. Потерпите.

Пришлось генеральному согласиться — не выдавливать же из подчиненного силой желаемые версии и варианты…

Кажется, пришло время переключаться на Москву, попытаться раскрутить дело с таинственным конвертом, ибо в нем таятся ответы на множество недоступных пока мне загадок.

Но как подступиться? Имя владельца абонентского ящичка мне не откроют, вмешивать в это того же Ромина не хочется. Остается полученный от Светки номер телефона, но я твердо уверен — путь тупиковый, сидит на другом конце провода ничего не знающая секретарша, от которой ничего не добиться.

Если мне недоступны официальные пути-дорожки, придется использовать криминальные. В наш век у них — большая свобода действий и больший запас необходимой мне информации. Вдруг в одном из запакованных файлов компьютерной памяти, спрятанных под кодовыми «замками», отыщутся нужные мне сведения. А таких «тайников» — уверен в этом — у криминальных банд и группировок множество. Только как подобраться к ним, просмотреть хотя бы бегло, одним глазом?

Неожиданно вспомнил пожилого, культурного зека, соседа по нарам в следственном изоляторе, напарника в лесопильном цехе на зоне. Имел он на ушах десятку, но отсидел всего три года — наверняка выкупили дружаны, пустив в ход общаг. Найти бы его — считай, полдела сделано. Хитрый мужик, ухватистый, сейчас, на свободе, наверняка ходит в видных авторитетах.

Кликуху напарника я запомнил — Костяк. Высокий, неуклюжий, с умнейшими глазками, спрятанными под лохматыми бровями, высоким чистым лбом мыслителя и распирающими кожу костями, он по праву числился королем зоны.

Как же зовут его «в миру»?