"Яма слепых" - читать интересную книгу автора (Редол Антонио Алвес)

Глава II,

Мужество, столько раз выкалываемое Релвасами, было фетишем их рыцарского снаряжения, оно-то и подвигло Марию до Пилар победить неприязнь, а может, и страх, всякий раз возникающий перед мужчинами, которых влекла ее красота. «Это все из-за денег и земель моего отца», — говорила она, стараясь завуалировать явный отказ претендентам, решившимся открыто заявить о своем желании сделать ее супругой. К демонстрации своей фальшивой прозорливости она прибегала, обязательно добавляя, что, конечно же, выйдет замуж, должна выйти, но только за того, в ком почувствует истинную страсть к ней самой. Свояченица возражала ей, подчеркивая, что Мария до Пилар говорит глупости.

— Что этим она хочет сказать? Конечно, если бы она была простой крестьянкой Алдебарана или «Блага божьего», то вряд ли бы имела таких претендентов. Это же ясно всем. И мне тоже. А настоящая страсть может и прийти…

И все же от этой двойной игры Мария до Пилар получала удовольствие.

В пятнадцать лет она тайком прочла первый любовный роман. Эта история несчастной любви укрепила ее в мысли, что мужчина — самая большая опасность в ее жизни. А потому отказ от любви, точно она ее уже испытала, должен стать для нее основой существования, сколько бы она ни тосковала по отвергнутым ею самой радостям.

Однажды она принялась подбирать слова, одинаково оканчивающиеся на мягкую согласную, как слово «любовь». И обнаружила, что все они имеют то самое значение, которое она вкладывала в это понятие:

Несколько недель она осознавала фатальный смысл подобранных ею слов и прекратила это занятие. Когда же она исключила их из своей речи, то почувствовала себя смешной, тем более что ее тонкая женская, да и материнская интуиция делала свое дело — мужчины тянулись к Марии до Пилар и рядом с ней чувствовали себя счастливыми. Даже ее собственный отец, и тот как-то ей сделал признание:

— Не знаю, что в тебе такое… Но только рядом с тобой мне всегда хорошо. — В этот раз он говорил с ней на «ты».

— Вот потому-то я никогда и не выйду замуж.

— И даже после моей смерти?

— Когда вас не будет, поздно будет думать о замужестве, и я открою в Алдебаране приют для сирот. Вокруг меня будет много детей, и все они будут мои…

— И ни один не будет рожден тобой?

— Я боюсь, — призналась она отцу, который не понял значения сказанного, сочтя услышанное за шутку.

— Ты слишком красива, чтобы быть только теткой.

Да, подобно Нарциссу, Мария до Пилар испытывала потребность быть любимой, но, по всему похоже, вполне довольствовалась воображаемыми любовными похождениями, которые со всеми подробностями пересказывала гувернантке, повторяя и видоизменяя все, что слышала от двоюродных сестер в Лиссабоне и летом в Синтре или читала в романах, которые прятала скорее от англичанки, чем от отца, так как не хотела, чтобы мисс Карри обнаружила источник ее жизненного опыта. Свободная, непринужденная речь куртизанки была Марии до Пилар больше по душе, чем речь стыдливой девочки, точно она и впрямь была многоопытной женщиной в альковных делах.

Кроме того, теперь, когда ни сестра, ни брат в имении не жили, общение с мисс Карри сделалось совсем простым и доступным. Опять же теперь, в их отсутствие, она могла постараться забыть те обвинения, которые обрушились на нее в маленьком заброшенном домике и причинили ей столько страданий. С тех самых пор она даже не была в том лесу, но сейчас уже без волнения смотрела на ведущую влево тропинку, все влево и влево, в глубь зарослей из дубов и акаций.

Постоянные любовные восторги гувернантки наконец разрушили теорию Марии до Пилар о грозившей ей опасности со стороны мужчины, который мог стать причиной ее смерти. И постепенно, почти не заметив, как это случилось, она перестала смотреть на Зе Педро, которому покровительствовала и с которым была ласкова, как на воображаемого сына. И, также почти не заметив происшедшей с ней перемены, стала носить женское платье и соперничать с: мисс Карри в любовных делах.

Теперь Мария до Пилар, сбросив тяжкие путы страха, желала снять с себя все запреты.

И как— то вечером, в лесу, в том самом месте, предназначенном для любовных встреч, спросила Зе Педро:

— Ну, гак ты — любовник англичанки… Парень начал было отрицать.

— Я все знаю. Она мне все рассказала. Я ведь ее сообщница. И все знала раньше тебя…

Ей захотелось быть жестокой.

— Жаль только, что она стара… Да, конечно, рядом со мной она стара. Не делай злое лицо. Тебе не кажется, что у старости есть запах, запах старого тряпья? Нет, даже хуже…

И Мария до Пилар поняла, что если из них двоих кто-то чего-то и боится, то это он, она видела в его глазах страх, страх и желание вместе: ведь запретное теперь себя предлагало. И она решила задеть парня за живое.

— Похоже, ты меня боишься… Никогда не думала, что ты можешь быть трусом…

— Если бы барышня была бедной…

— Считай, что это так. Или что ты богат… Ты же можешь стать богатым. Можешь жениться на богатой.

Тщеславие Зе Педро взыграло, разжигая давно теплившуюся мечту. Ведь, держа в объятиях англичанку, он мечтал о Марии до Пилар, смуглой и высокой, с белокурыми волосами и зелеными глазами, которые здесь, в тени деревьев, особенно походили на отливавшие старым золотом глаза Диого Релваса.

И вот, увидев кровь, Мария до Пилар вновь подумала о близости и неизбежности смерти. С криком, вырвавшимся у нее из груди от только что причиненной ей боли, она оттолкнула or себя Зе Педро и, бросившись к пасшимся на свободе коням, вскочила на одного из них. Только потом она увидела, что села на белого, тут же вспомнив то и дело посещавший ее по вине братьев и сестры кошмар: во сне она всегда видела белого коня в сопровождении красного оленя.

Живо представив, что поджаривается в седле, она пустила лошадь во весь опор. А когда увидела, что подъехала к тропинке, ведущей к домику, повернула лошадь прямо к нему. Дорогу ей преграждали ветви деревьев, которые казались руками, удерживающими ее от возвращения к прошлому, но она ехала вперед, не обращая внимания на хлеставшие ее ветки.

Она знала, что тело ее и душа кровоточат, и желала увериться в этом еще раз, побывав в домике.

Спешилась, открыла дверь и, как несколько лет тому назад, села на камни. От сырости и холода Мария до Пилар поежилась. И снова подумала о смерти, вспомнила мать, представила ее лежащей у своих ног. И в тот же миг в ушах ее зазвучали обвинительные крики сестры и братьев, все еще сотрясавшие сводчатый потолок.