"Дочь банкира" - читать интересную книгу автора (Карасик Аркадий)

Глава 1

Очередная пуля свистнула над головой, ещё одна разбила циферблат напольных часов. Они в последний раз вскрикнули и умолкли. Под потолком разлетелась хрустальная люстра, осыпав Николая осколками стекла. Будто траурным пеплом.

Стреляли прямо через закрытую дверь, то ли намереваясь отстрелить замок, то ли попытаться продырявить противника. Добротное, явно несовременное дверное полотно страдальчески охало, во все стороны летели щепки. Но все ещё сопротивлялось.

Надолго ли его хватит?

Родимцев спрятался за массивный древний комод, выбросил по направлению двери руку с «макарычем». Раздался сухой щелчок — магазин пуст. Пошарил по карманам — ни одного патрона, пустота.

Еще минута, другая, и двери не выдержат, в комнату ворвутся налетчики. Стоять на коленях, вымаливать пощаду? Противно и бесполезно — все равно пристрелят.

Остается одно — бежать.

Николай перекатился по полу и прыгнул в полуоткрытое окно. Для тренированого спортсмена третий этаж — не высота, но он упал неудачно, камень с острыми углами впился в плечо. Левая рука онемела. Подхватив её правой, в которой намертво зажат бесполезный «макарыч», Родимцев нырнул в густые кусты. Автоматная очередь с балкона срезала несколько веток. Вслед за ней — густой заряд разочарованого мата.

Беглец заранее наметил укрытие. Пробежал вдоль фасада жилого дома, пересек детскую площадку. Опасливо прижимаясь к стене, обогнул трансформаторную подстанцию.

Оказавшись под ненадежной защитой железобетонного забора, огораживающего территорию индивидуальных гаражей, парень облегченно вздохнул. Налетчики, если и сообразят куда он укрылся, начнут шарить по гаражам, начиная от в»езда со стороны жилого квартала. Вряд ли нацелятся на открытое место возле забора.

В первую очередь, избавиться от ненужного пистолета. На нем — отпечатки его пальчиков, не дай Бог засечет милиция. Появления милиционеров Родимцев боялся не меньше, чем килеров. Последние просто пристрелят, а вот первые предварительно законопатят на зону. От одной мысли о возвращении за колючку лихорадило.

Высмотрев подходящее углубление под плитой, Николай приспособил туда оружие, засыпал песком, припорошил сверху опавшими листьями. Теперь подумать о своей безопасности. В его распоряжении от силы десять-пятнадцать минут.

Видок у парня — не для прогулки по улицам. Первый встречный мент заинтересуется происхождением пятен крови на воротнике рубашки, кровоточащей раной на щеке и полуоторванным рукавом пиджака. Ну, рукав, положим, можно пришпилить — по армейской привычке иголка с намотанной ниткой всегда под рукой, а вот что делать с кровью? Беглец и без зеркала представлял себе раненное лицо.

Достали его все же килеры, располосовали пулей щеку.

Избавиться от рубашки? Но она надета на голое тело. Да и раненную щеку не замаскировать.

Нет, о передвижении по оживленным улицам, проезде на метро либо в автобусах-троллейбусах и речи быть не может. Остается напроситься к владельцу легковушки. Правда, частники сейчас — битые-перебитые, слишком уж подозрительны, боятся потерять драгоценный свой транспорт — как бы не выкинули доверчивого водителя из кабины и не угнали «москвиченка» или «жигуленка». Не говоря уже об иномарке.

Авось, удастся втереться в доверие какому-нибудь несовременному наивняку.

Время для выбора подходящего водилы ограниченно, обозленные неудачей килеры, наверняка, наводят шмон в дальнем конце гаражного муравейника. Их появление возле главного в»езда равносильно исполнению смертного приговора. Сторожа не постесняются, ремонтников возле эстакады не побоятся.

Господи, обрати свой лик на бедного неудачника, которого пасут и фээсбэшники и менты и килеры, не дай пропасть, пошли какого-нибудь доверчивого фрайера. Исправлюсь, овечкой сделаюсь, в трудягу превращусь.

Может быть, действительно, отягощенный множеством земных и небесных забот Создатель случайно услышал горячую молитву из гаражного кооператива на московской окраине. В первый раз за сегодняшний день Родимцеву сказочно повезло.

Парень кое-как зашпилил оторванный рукав, зеленью затер следы крови на воротнике рубашки, слюной убрал подтеки на щеке. Осторожно, раздвигая кусты, прижимаясь к забору, пробрался к главному в»езду в кооператив.

Небольшая сторожка, в одной из комнат которой, видимо, проводятся заседания правления. Полосатый шлагбаум. Скамейка для дежурного сторожа. Короче, все атрибуты такого рода сооружений и устройств.

Не успел он притаиться в выемке между крайним гаражом и сторожкой — к шлагбауму подкатил черный «мерседес». За рулем — здоровенный парняга с узким лбом, на заднем сидении развалился сам «хозяин», рыхлый немолодой человек с оплывшим лицом и сощуренными маленькими глазками.

Ну, этот транспорт — не для загнанного в угол бедолаги.

Не успел «мерс» проехать под предупредительно поднятым шлагбаумом рядом со сторожкой притормозил нищий «запорожец». За рулем — перекрашенная блондинка. В зубах — дымящаяся сигарета, на виду — пачка престижной «мальборы», фиксирует похотливыми взглядами находящихся рядом со сторожкой самцов.

Это тоже не для меня, брезгливо подумал Родимцев. Он не доверял болтливым женщинам, предпочитал держаться от них подальше. Тем более, не верил расфуфыренным дамочкам сидящим в «консервных банках».

Ага, кажется, то, что надо!

К сторожке лихо подкатила красная «ока». Ее владелец — мужчина средних лет — проехал под поднятым шлагбаумом, остановился, о чем-то спросил престарелого сторожа. Тот рассмеялся, ответил, выудил из поданной пачки золотоголовую сигаретину. Закурил, вежливо отгоняя рукой дым от откытого окошка машины.

Не дожидаясь окончания дружеской беседы Николай решительно подошел к «оке». При появлении незнакомого парня в окровавленной рубашке сторож поскучнел, запер шлагбаум и уселся на скамейку рядом со сторожкой. Дескать, мое дело — сторона, ничего не вижу и не слышу.

— Мужик, не добросишь до Профсоюзной? Понимаешь, баловался с бабой, а тут её муж пожаловал… Маленькая стычка, идти в таком виде по городу не совсем удобно. Мало ли что подумают люди…

Водитель окинул просителя подозрительным взглядом. Будто попытался просветить рентгеном. Высокий лоб с едва заметным шрамом, замаскированным брошенной прядью белокурых волос, улыбчивые глаза. На щеке — второй кровоточащий рубец — явно от пули. Левая рука безвольно висит вдоль туловища.

Кажется, парень побывал в серьезной переделке, но это не страшно — сейчас полроссии ходит с ранами и синяками.

Зато держится отлично. Фигура по спортивному подтянутая. Не гнется, не унижается, не падает на колени — просит, конечно, но делает это с мужским достоинством.

Кажется, ничего опасного. Правда, внешний вид ни о чем не говорит, убийцы или угонщики легко преображаются в ангелочков, прячут за ангельской личиной морды зверей. Но водитель свято верил в свою проницательность. К тому же, не мешает подзаработать.

— Повезло тебе — еду в том направлении. Действительно, видок не для городских улиц, — посочувствовал он. И тут же перевел едва начавшийся разговор в деловое русло. — Сколько кинешь?

Родимцев мысленно перелистал лежащие в бумажнике деньги. Пара сотен наберется. Половину оставить себе на пропитание… Не густо! Как бы владелец «оки» не газанул, оставив несостоятельного просителя с носом.

А налетчики, небось, уже шарят по ближним гаражам, приближаются к сторожке.

— Стольник. За скорость наброшу, — щедро пообещал он.

— По нынешним ценам — на полтора кило дерьмовой колбасы. Ну, да ладно, так и быть, выручу. Садись.

Когда «ока» вырулила на под»ездную к гаражам дорогу, Николай, обернувшись, увидел выбежавших из-за сторожке двух парней. Они принялись о чем-то расспрашивать сторожа. Ясно о чем — о беглеце. Старик, видимо, сообразил неладное — бессмысленно разводил руками, смущенно улыбался.

— По твою душу? — равнодушно осведомился водитель. — Чую, рогатый супруг килеров нанял, да?

— Вроде того… Ты вот что, мужик, жми на газ, мне не след засвечиваться в этом районе. Или твой «минимерседес» больше сорока не тянет?

Обиженный владелец «оки» постарался доказать обратное. Юркая машина дерзко проскакивала под носом своих именитых собратьев, лихо мчалась на желтые глазки светофора, безбоязненно по обочинам пробиралась в голову непременных сейчас пробок.

— Сказочку о бабе-давалке и её ревнивом мужике оставим для внучат? — не отрывая взгляда от дороги, ехидно осведомился водитель. — За что тебя пасут, парень?

— А тебе не все равно? Получишь филки — жопка о жопку, кто дальше отлетит.

— Не говори, дружан. Вдруг сторож откроет тем парням, что я тебя увез? Либо гараж вместе с машиной пожгут, либо пулю в спину всадят. Сам знаешь, какое нынче время…

— Знаю… Только сказать тебе всего не могу. Чем меньше будешь знать, тем крепче станешь спать — старая истина. Да и долго рассказывать…

— Ну, сам гляди, силком выдавливать не стану… Менты пасут?

— И менты — тоже, — полупризнался Николай. — Вижу — не отстанешь. Наступил я на мозоль и тем и этим. Положение, сам понимаешь…

— Понимаю, — сочувственно оборвал опвсные признания собеседник. — Не горюй — вывернешься. У меня глаз — ватерпас, на пару лет вперед смотрит.

Водитель и пассажир обменялись понимающими взглядами. Улыбнулись друг другу. Странная взаимная симпатия незнакомых людей. Согласно незыблемым законам логики — из области фантастики.

И все же Родимцев решил не признаваться, ограничиться уже сказанным. Не потому, что не верил владельцу «оки», просто знал законы преступного мира — прижмут налетчики, выдавят из излишне доверчивого мужика все, что он знает и о чем только догадывается. С мучениями, с кровью.

— Куда свернул? — возмутился Николай, оглядывая незнакомую улочку, стиснутую с обеих сторон припаркованными легковушками. — Сказано было: на Профсоюзную, к Теплому Стану, а ты рулишь к Химкам.

— Знаю, — бормотнул водитель, выбравшись, наконец, на трассу и артистически втискиваясь между огромным фургоном и длинным «линкольном». — Сторож, небось, уже нарисовал мою «ласточку», сказал: Сансаныч повез нужного вам, господа убийцы, человечка на Прфсоюзную… Если тебе надоело жить, то мне житуха — в саыый раз!

— Спасибо, — невесть за что поблагодарил Родимцев…

— Не штормуй, друже, не гони волну — захлебнешься. Доставлю тебя в целости и сохранности. Только — с другой стороны, — успокоительно пробормотал водитель.

Через два с половиной часа, вдоволь поманевировав по городу, вспотевший владелец тачки припарковался возле поворота на Теплостановской улице, не доезжая до одноименной станции метро.

— Ну, как тебе моя тихоня? — настороженно огдядев улицу и стоящие легковушки, ласково погладил он баранку «минимерседеса». — Говоришь, больше сорока не сдюжит, да?

Родимцев поощрительно улыбнулся и показал большой палец. Положил перед водителем два полтиника, подумал и прибавил третий. За скорость. Полтинник все равно не деньги, одним больше, одним меньше — какая разница!

Мужик подумал, сложил оговоренные две бумажки, небрежно сунул их в карман, третюю бросил на колени пассажиру.

— Какая там скорость! Для моего «конька» — обычная езда по городу. Видел бы его на трассе… Особо деньгами не разбрасывайся — пригодятся.

— Спасибо… Как звать-то?

— По полной форме или сокращенно?

Родимцев снова улыбнулся. Опасное чувство доверия и покоя овладело им. Опасное потому, что в его положении расслабляться — все равно, что подставиться под нацеленный ствол. Или — под ментовские наручники.

Но вдруг посланный Господом водитель — знамение? Вдруг обстановка поставит Родимцева в безвыходное положение, самому из которого не выбраться? Тогда и пригодится нынешнее знакомство.

— Давай сокращенно.

— Сансаныч. Ежели развернуть — Александр Александрович Александров. Такая уж семейная привычка с дедовских времен: народится парень — Сашка, девка — Санька…

— В случае чего, как найти?

Николай ожидал удивленного взгляда или даже резкого отказа. Но водитель, по прежнему ласково оглаживая рулевую баранку, спокойно ответил.

— Гараж под номером триста пятьдесят третий. В кооперативе все меня знают, забудешь номер гаража — спроси Сансаныча.

— Ты что, днюешь и ночуешь возле своей тачки?

— Считай так…

— Обращусь — не выгонишь?

Сансаныч насмешливо улыбнулся и согнутым пальцем постучал себе по лбу. Дескать, видел идиотов, сам — идиот, но такого, как ты, паря, встречаю впервые.

— Не сомневайся. Не выгоню…

Едва красная «ока» отчалила от тротуара Николай нырнул под прикрытие развесистых деревьев внутриквартального пространства. Предварительно окинул подозрительным взглядом уличных торговок возле входа в метро, прохожих, входящих под землю и выходящих оттуда озабоченных или веселых людей, припаркованные легковушки.

Кажется, все чисто.

Напрашиваясь в пассажиры Родимцев назвал Профсоюзную и Теплый Стан машинально, не задумываясь. Сейчас, присев на лавочку рядом с детской площадкой, насмешливо улыбнулся. Все правильно, на Теплом Стане живет единственный человек, который может приютить беглеца. Бывший десантник, с которым Родимцев, как принято выражаться, с»ел не один горшок каши. Семка Тыркин, белобрысый детина двухметрового роста, известный в роте по обидной кличке Окурок. Может быть потому, что вечно стрелял бычки, собственного курева никогда не имел.

А куда ещё податься бездомному, приговоренному килерами к смерти, ментами — к длительному сроку на лагерных нарах? Домой, к матери, путь заказан, там его поджидают либо пуля, либо наручники. Любимая девушка? Это был бы, пожалуй, самый лучший вариант, но прежде нужно её иметь. Симка — кандидатша на это высокое звание — оказалась примитивной предательницей.

Парень привычно изгнал из сознания симкин образ. В нынешнем его положении расслабляться слишком опасно.

Итак, вперед, к Окурку!

Николай осторожно, по волчьи пригнувшись, вбирая в себя вечерние звуки засыпающий Москвы, двинулся вдоль строя домов. Иногда, прижавшись к стене очередного здания, изучал дальнейший маршрут. Он ни на минуту не забывал о парнях, которым сторож-старик, наверняка, рассказал все, что знал. В том числе, о красной «оке» Сансаныча и его пассажире с пораненной щекой, которого автовладелец подрядился доставить на Профсоюзную улицу к повороту на Теплый Стан.

Значит, двое крепких килеров, вооруженных автоматом и пистолетом, наводят шмон в этом районе. А противостоит им раненный, утомленный бывший десантник, недавний зек, замордованный ментами.

Еще один обход вокруг башни, замыкающей очередное дворовое пространство. Ломаная лавочка, затененная разросшимся кустарником, возле входа в под»езд. Родимцев присел, подобрал ноги — в случае чего прыгнуть на нападающего, выбить из рук оружие — принялся массажировать икры.

Судя по описанию Семки, живет он в этой башне. Мать во время свидания в следственном изоляторе прижала к стеклу исписанную Тыркиным тетрадочную страницу. Потом показала конверт с адресом. Точно, пятнадцатая башня, восьмой этаж, сорок пятая квартира!

Время — двенадцатый час ночи — конечно, не для нанесения пусть даже дружеских визитов, но иного выхода нет. Не должен Окурок выставить его за дверь, не должен! Бывшему сослуживцу обязательно будут предоставлены горячий ужин и раскладушка с чистым постельным бельем.

Несмотря на позднее время, Николай ещё раз обошел вокруг башни, прислушался, осмотрелся. Страшно не хотелось тащить за собой хвост, подставлять армейского дружка. Такой поступок пахнет предательством, а сержант Родимцев никогда предателем не был.

Но вокруг тишина, ни одного человека. Если не считать тщедушного мужика в пижаме, выгуливающего крохотную лохматую собаченку. Представить его милицейским топтуном либо бандитским прихвостнем все равно, что его щенка взрослой овчаркой.

И все же не мешает убедиться. Риск невелик, с хилым пижамником он одной рукой справится.

Парень поднял окровавленный воротник рубашки, прикрыл носовым платком рану на щеке. Ничего подозрительного — болят зубы. Подошел к мужику.

— Приспичило псу? — дружелюбно спросил он, настороженно оглядывая собачника. — Поздненько для прогулок.

— И не говори, друг, — с досадой ответил мужик. — Как полночь, это сатанинское отродье выть начинает, царапать дверь. Замучился. Жена — с ножом к горлу — выведи Мальчика пописять и — все тут. Откажешь — очередной семейный скандал. Вот и приходится…

— А ты бы отвез эту доставалу подальше и оставил — авось, подберет какой-нибудь полуночник.

— Не раз хотел, да жинка — в слезы. Больно уж по душе ей пришлась лохматая тварь…

Дружно посмеялись над собачьими и женскими причудами.

Николай, отмахиваясь от комаров сорванной с дерева веткой, вошел в под»езд. На самом деле — напряжен и собран. Если и поджидают его килеры, то только на первом этаже возле лифта. Поднимать стрельбу на лестнице им небезопасно — разбуженные жильцы мигом вызовут милицию.

Но в холле башни — никого. За исключением спящего на подстеленной газете бомжа. Рядом с ним — ополовиненная бутылка водки, валяющийся на боку грязный стакан, черствый ломоть хлеба. Николай брезгливо переступил через разбросанные ноги алкаша, обутые в рванные кросовки. Помедлив, нажал кнопку вызова лифта — она загорелась.

Слава Богу, не отключен, не придется считать ступеньки, ожидая на каждой площадке нацеленные стволы.

Покинув грязную, со стойким запахом мочи, лифтовую кабину парень постоял возле двери, оббитой коричневым дермантином. Заглянул на пролет лестницы, ведущий на девятый этаж, обследовал седьмой. Кажется, никакой опасности, можно не тревожиться. Затаив дыхание, позвонил.

Тройное нажатие пуговки звонка — два раза быстро, один — спустя пяток секунд. Условный знак, значение которого Семка должен отлично помнить. Именно так Николай сигналил ему нажатием указательным пальцем на ладонь, когда друзья пробирались в самоволку к одному им известному пролому в заборе, огораживающем гарнизон десантного полка. Дескать, замри — патруль!

Тыркин открыл дверь сразу, без предварительных распросов — кто да зачем, да кого нужно? Пропустил в полутемную прихожую гостя, защелкнул три хитрых замка.

— Освободили? — негромко спросил он, закрывая приоткрытую дверь в комнату. — Или… самовывозом?

— Жена спит? — вопросом на вопрос ответил Родимцев, проходя на кухню. — Базар не для женских ушей.

— Третий сон видит Наташка, — усмехнулся хозяин, доставая из шкафчика початую бутылку водки и трехлитровую банку с консервированными огурцами. — Здорова она спать — позавидуешь! Не успеет положить голову на подушку — все, отключается… Значит, все же слинял?

Отвечать на вторично заданный вопрос не хотелось. Интересно, откуда взял Окурок, что Николая снова посадили? Говорить, оправдываться — унижаться, а унижений в любой форме Родимцев не терпел.

— Живешь, как надо, — одобрительно оглядел он новый кухонный гарнитур. — только пацаньего визга не хватает. Плохо стараешься, дружан.

— Понесла Наташка, — понизив голос до шопота, проинформировал Семка. — Через полгода должна разродиться. Считай себя крестным отцом…

— Спасибо, — шутливо склонил гость всклокоченную голову. — Работаешь?

— Как сказать. Говорил уже тебе: поначалу временно притерся в морге — обмывал и одевал покойничков. Работа — не бей лежачего, платили — сответственно — гроши. Теперь мент-своячок нашел мне более выгодную работенку. В охране. Сутки отдежуришь, трое балдеешь с жинкой. И плата, невпример мертвецкой, приличная… Что у тебя со щекой?

Николай пренебрежительно отмахнулся, прошелся пальцами по багровому рубцу.

— Мелочевка. Напоролся на сучок…

— Не темни, Колька, Не крути круги на воде. За кого держишь меня? Неужто я разучился распознавать огнестрельную рану?… Скажи честно: бежал?

— Откуда взял? Никто меня не сажал, понятно? — нехотя проговорил Родимцев.

— Откуда да почему да зачем, — недовольно пробурчал великан. — Сорока на хвосте принесла… Даже — две сороки, — неожиданно рассмеялся он. — Симка сообщила Наташке, Наташка — мне.

Николай задумчиво покатал по столу пустой стакан. Вот оно что! Любовница подкинула информацию для размышления.

— Брешет Симка, ясно?

— Заметано. С этим считай — покончили. Осталась рана на щеке.

— Сказано же — напоролся на сучок… Лучше скажи, могу без распросов пожить у тебя недельку? Как Наташка — не взбрыкнет?

Окурок молча налил два стакашка, стукнул донышком одного по краю другого. Выпил залпом, не закусывая. Облокотился на хлипкий кухонный столик. Обхватил крупную голову руками-лопатами.

Родимцев тоже выпил. По поведению Семки он уже отгадал ответ и помрачнел. Любимая девушка предала, друг выгоняет — впору шагать в ближайшее отделение милиции и подставлять лапы под браслеты. Или найти разыскивающих беглеца килеров и рвануть на груди окровавленную рубаху.

— Видишь какое дело, Колька, — раздумчиво бурчал Окурок, не поднимая головы. — Я, сам знаешь, с радостью, да вот незадача — братан Натальин служит в ментовской, каждый Божий день навещает… Ежели ты сбежал, во всех отделениях — твои фото и пальчики. Не отбрешешься. Повяжут и тебя, и меня… А Наташка — в тяжести… Ты уж извини, дружан… не могу…

— Понимаю, — тихо проговорил беглец, наливая себе водки. — А представить меня жинке двоюродным братом? Не станет же твой ментовской родственничек копаться в родословной… Фото, они и есть фото. Кстати, там я без шрама на щеке…

— Не получится, Колька. Артем — дотошный мужик. К тому же, лимита, из кожи вон лезет утвердиться в Москве. Родную мать за это продаст…

Родимцев видел, как нелегко другу… бывшему другу отказать ему в пристанище. С каким трудом сползали с языка извинительные слова. Но сочувствия не было — все заслонила яростная злость.

— Может быть, хотя бы подскажешь, где можно укрыться?

Окурок безнадежно пожал широкими плечами. Выглотнул ещё один стакашек «Столичной». Отрицательно покачал лобастой головой. Говорить, врать, оправдываться не было сил.

— Ладно, ты не знаешь, зато мне известно такое местечко, — поднимаясь с табуретки, притворно радостным тоном оповестил Николай. — Напрашивался к тебе потому, что захотелось вволю пообщаться. Жаль — не получилось…

— Жаль, — будто эхо, повторил Семка, и тихо добавил. — Вот что, Колька, не держи на меня сердца, ладно?… Если нужны башли, — заторопился он, доставая из шкафчика с кухонными запасами видавший виды потертый бумажник — наверно, прятал его там от жены. — Отдам все, что есть.

Николай деланно засмеялся, купеческим жестом тряхнул пустым карманом. Дескать, не бедствую, сам могу одарить. Хлопнул Окурка по широченной спине и, насвистывая, пошел к выходу. На самом деле, на душе кошки скребут, царапают до боли. Хозяин, ссутулившись, провожал ночного гостя. Предупредительно открыл дверь. Все время бормотал, извинялся. Ежели бы не женин братан, разве он отпустил бы друга?

Услышав за спиной щелканье замков, Родимцев мигом потерял бравурный вид, прислонился к стене. Идти больше некуда, остается малость потеснить спящего возле лифта бомжа, улечься рядом с ним.

И вдруг он вспомнил владельца красной «оки». Казалось бы, посторонний человек, не связанный с ним дружескими узами, а посочувствовал, согласился спасти от верной смерти. Мало того, пообещал приютить в своем гараже…

Вот он, выход! Провести ночь на улице без сна — не такая уж сложность, бывший десантник привык и к бессоным ночам и к отдыху на травке, нередко — на снегу. А утром найти гараж Сансаныча. Убедившись в том, что «клиент» слинял из района, килеры бросятся искать его в Теплом Стане, им в голову не придет оставить засаду в гаражном кооперативе.

Приободрившись, беглец спустился на первый этаж, постоял над храпевшим бомжем. Вдруг — пастух? Нет, храпит по настоящему, так не притворяются. Вышел из башни и резко остановился.

Вплотную к площадке под»езда — милицейский «газон». Рядом с ним — два мента с автоматами. Не нацеленными — небрежно висящими на плечах. В стороне с лохматой собаченкой на руках — недавний тщедушный мужичок.

— Набегался, друг? — спокойно спросил усатый мент. — Устал, небось? Ништяк, теперь отдохнешь… в обез»янике. Пока мы тебя не проверим.

— Стукач? — презрительно кивнул на собачника Родимцев.

— Никакой я не стукач! — обиделся тот. — Могу представиться: капитан милиции Коростелев. Везите парня, утром прийду — разберемся, — приказал он милиционерам.

Разберется! Сверит с фото, отваляет пальчики — пятерка на ушах обеспечена. Что лучше — получить пулю от килеров или пять лет заживо гнить на зоне?

Родимцев окинул взглядом стоящих напротив ментов. Автоматы — не в руках, наверняка, на предохранителях. Ведут себя беззаботно. Наверно, новички, ещё не битые, не обученные столичным криминалом. Капитан — не в счет, он без оружия, к тому же хлипкий — соплей перешибешь.

— Ошибаетесь, мужики, — заныл Николай, делая шаг назад. — Живу в этом доме, вышел подышать воздухом. В квартире — духотища…

Говорит, ноет, а сам осторожно занимает «исходную позицию».

— Говоришь, духотище? А рана на лице от чего? С холодильником поцеловался или кошку передразнил?

— Неудачно упал, — хмуро пояснил парень. — Об угол стола ударился.

Усатый презрительно усмехнулся, но его товарищ почуял неладное, взял автомат наизготовку. Выстрелить не успел — сильный, безжалостный удар ногой по горлу бросил его на землю. Второй удар парализовал правую руку усатого. Капитан уронил завизжавшую собачку, шатнулся в сторону, споткнулся и растянулся на асфальте.

Родимцев метнулся в спасительные кусты.

— Стой! Стой!

Запоздалая автоматная очередь хлестнула по кронам деревьев. Стреляли не на поражение — на испуг. Водитель «газика» по телефону вызывал помощь. Заявятся омоновцы, от них не так просто уйти — вцепятся клещами, заблокируют квартал. Поэтому беглец то и дело менял направления, вилял между домами и деревьями на подобии хитрого зайца.

Только укрывшись в лесном массиве рядом с московской кольцевой он облегченно вздохнул. Здесь ни менты ни килеры его не достанут. Наломал веток, постелил их под развесистым деревом, лег и задумался. О сне даже мечтать не приходится — события сегодняшнего дня будто вымели усталость и забытье. Голова, как ей и положено, работает четко и ясно, в ней, будто в кинопроекторе, прокручиваются кадры последних двух лет его жизни…