"Катастрофа на шоссе" - читать интересную книгу автора (Ваг Юрай)

10

Казалось, директор Сага рад визиту Лазинского. Он пригласил его в просторную угловую комнату, затворил балконную дверь и зажег свет. Сел напротив в кресло с пестрой обивкой, предложил водки и зоборского вина, а когда Лазинский отказался, заговорил:

- Я только что собрался звонить вам. Насчет хлорэтана. Выяснял у множества сотрудников. Мы его не применяем и на складе не держим. Скажите товарищу капитану, когда его увидите. И еще - но только это вопрос деликатный - похороны: венки, речи от руководства заводом, от профсоюза… Не только над могилой, но и у нас… Ведь Голиан когда-то бежал за границу, да и сейчас… Кража формулы и прочее…

- Вы сами должны решать, нас это не касается, - ответил Лазинский.

- Даже если Голиана убили?

- Кто вам это сказал? - заерзал в кресле Лазинский.

- Его сестра. Я там был час назад, ходил выразить соболезнование.

- Она говорила, что это убийство?

Сага кивнул.

- А что еще?

- Больше ничего, плакала только. Я ее понимаю, она одинока - у нее никого нет, для замужества стара. Она жила только для брата. Это была необыкновенно трогательная любовь, прямо из другого века. Сейчас между родственниками отношения иные.

- Скажите, а Голиан так же хорошо относился к сестре?

- Не столь явно проявлял свои чувства, но мне казался очень внимательным, каким-то домашним. Летние воскресенья любил проводить у себя в саду…

- А она?

- И она тоже. В хорошую погоду - всегда с книгой или за работой.

- Вчера вечером она беспокоилась, что брат долго не возвращается?

- Конечно. Вставала, подходила к окну, прислушивалась.

- Вы говорили о нем?

- Ничего конкретного, только почему его нет и где он может быть в такой поздний час.

- Сестра не обмолвилась, что он может быть у Бачовой?

- У дантистки? Нет, вероятно, не думала, что я о ней знаю.

- А про его бывшую жену не упоминала?

- Анна ее терпеть не могла, - ответил директор. - Голиан мне как-то намекнул, и я знал, что тут надо быть осторожным. Он - правда, намеками - давал понять, чтоб о ней я не говорил при сестре.

- Она не дала вам понять, что его бывшая жена собирается вернуться?

- Кто? Его жена?! К нему?!

Лазинский отметил про себя искреннее удивление директора и перевел разговор на другое. Поинтересовался, хорошим ли специалистом был инженер Голиан.

- Но только честно, забудьте, что он мертв, говорите, как о живом.

Директор, не колеблясь, твердо заявил:

- Отличный!

- Инициативный?

- Не сказал бы, но безукоризненно аккуратный и добросовестный. На него можно было положиться. Голиан не выносил халтуры, не подгонял работу под сроки…

- Имел отношение к исследовательской работе?

- Нет, я распорядился, чтоб не имел. Поймите, после его побега… Он занимался производством. Эта несчастная история с Бауманном - исключение, и я думал уже об этом и могу объяснить не только тем, что Бауманн выхватил из работы Голиана рациональное зерно. Когда ваши предложили взять Голиана к нам на завод, большинство из руководства были против, а особенно Бауманн.

- Почему же?

- Это были, собственно, доводы чисто эмоциональные: у Бауманна во время войны погибла вся семья, а Голиан от нас бежал в Германию…

- Но позже Бауманн с Голианом сработались? Как это объяснить?

- Трудно сказать. Голиан о его антипатии не знал. Что касается Бауманна, тут, видно, сыграла роль его объективность, он ценит способных, знающих свое дело людей.

- Что, Бауманн крепко выпивает? - Лазинский вспомнил, встречу в привокзальном ресторане, отвратительный запах пригоревшего гуляша, пыльные искусственные цветы в пятикроновых вазах.

- Говорят. Но я сомневаюсь, не станет он на свои пить. Скуп, как черт. Скорее всего, сплетни.

- А что там у него было с кооперативной квартирой? Отказался?

- Да. - Сага ухмыльнулся. - Сказал, что у него денег нет и если завод хочет, то может за него выплатить пай. Тогда он с удовольствием в эту квартиру въедет.

Лазинский улыбнулся. Очень кстати, что разговор зашел о квартирах. «Еще несколько вопросов, - подумал он, - и я смогу уйти, еще застану Шимчика за беседой с Прагой», - и он перешел к Голиану:

- А ему вы не предлагали кооперативную квартиру?

- Не помню, - поперхнулся директор. - Возможно. Надо выяснить, но весьма вероятно, что нет.

- Почему же? Он тогда уже занимал эту?

- Нет, это было раньше. Сюда, к нам, он переехал много позднее.

- И в самом деле без вашего содействия?

- Я уже Шимчику говорил, - нервно отрезал Сага. - Со стороны нашего предприятия это была помощь чисто формальная. Он сам нашел эту квартиру, сам договорился, горсовет разрешил обмен - если не ошибаюсь, это был обмен. Да, - продолжал он, помолчав, - вспоминаю, обмен.

Он нагнулся и зажег сигарету. Выпустил дым и отбросил спичку, она упала на самый край пепельницы. «Еще полсантиметра, - подумал Лазинский, - и спичка оказалась бы на столе, даже не на столе, а на вязаной чистенькой салфеточке, я такие не выношу, я вообще не выношу скатерки, салфеточки и подобную муру. Здесь всего полно, на стенах - грамоты, самая большая с Орденом Труда и подписью Запотоцкого, под ней - черный сервант с четырьмя статуэтками: шахтер, леопард, нагая девушка с собачкой, на мраморной подставке - бронзовый трактор. И каждая - на овальной салфеточке!»

- Обмен? - переспросил капитан. - Не на сестрину же подвальную дыру!

- Обмен чисто формальный, - уточнил директор. - Люди между собой договариваются, один переедет, а другой уедет совсем. Бывший владелец вышел на пенсию и отправился к родным в Чехию.

- Как его фамилия? Не помните?

Сага как будто колебался.

- Почему же? Помню. Ульрих, преподавал в ФЗУ математику и еще два предмета, только не припомню, какие. Он здесь жил еще во время войны. Потом уехал в Пльзень к дочери, но ненадолго. Вскоре удрал.

- Куда?

- Почем я знаю? Мне самому недавно секретарь райкома сказал. Куда - не говорил, а я не спрашивал. Да ведь вам-то должно быть известно.

Лазинский не знал, но сделал вид, будто припоминает, и протянул:

- Да, да, поехал в туристическую и остался, так?

- Вроде бы так. Не помню, в прошлом году или позапрошлом. Круиз. Кажется, в Египет.

- А в каком порту остался, не помните?

Директор покачал головой. Вид у него был заискивающий и испуганный, как днем, когда он остановил их у ворот и рассказал о Вене. Но сильное беспокойство в начале рассказа постепенно исчезало.

И Лазинскому вдруг пришло в голову: «Даже если моя версия неверна, то у тебя-то рыльце в пушку, не иначе, знаешь все, трусишь и хочешь обелить Голиана, чтобы тем самым очистить себя. Но сидишь ты словно на иголках, что-то чуешь и потому исповедуешься. Не хочу тебя подозревать, но что-то мне подсказывает, что и ты из этой же бражки». Он взглянул на магнитофон и спросил:

- Вам ничего не говорит фамилия Донат?

Сага замер. В углу за спиной Лазинского тикали часы-башенка. Сага посмотрел на них и шепотом ответил:

- Да, припоминаю…

- Вы только сейчас вспомнили?

- Да, только сейчас. Это те самые Донаты, с Авиона.

Лазинский поднялся.

- Вы откуда, товарищ директор?

- Вы имеете в виду - родом?

- Да.

- С Рожнявы, - ответил Сага.

В окнах комнаты Голиана шторы были опущены. В щели между краем шторы и оконной рамой блестел свет. Лазинский с минуту наблюдал, потом достал леденец и двинулся к выходу. У калитки он оглянулся: Сага стоял в проеме балконных дверей, широкоплечий, неподвижный, будто стена.

Всюду царила тишина, даже кошки примолкли. Глиняный гномик на клумбе, роза и шелковица, перед ней скамейка. «Тут, вероятно, любил сидеть Голиан», - подумал Лазинский и зашагал прочь. На улице он прибавил шагу и почти вбежал в ближайший отель. Телефонная будка была свободна. Он опустил монету и услышал спокойный голос Шимчика: «Я слушаю. А-а, это вы? Ну, что там у вас? - И когда Лазинский закончил, так же спокойно продолжал: - Конечно, я дождусь вас. Значит, Ульрих удрал, а Сага из Рожнявы. - Он засмеялся. - Если хотите, можете там оставаться».

Лазинский повесил трубку. Дорога назад, на Боттову улицу, отняла добрых пять минут, еще пять он ждал. Станкович взял у него портфель с магнитофоном и дал револьвер. Лазинский засунул его в карман. Оставшись один, он направился к коттеджу, в котором жил Сага.