"Война за вечность" - читать интересную книгу автора (Раули Кристофер)

Глава 14

Известие о битве повергло хитиновую биржу Побережья Эс-икс в панику. Как только на следующий день двери распахнулись, народ заполнил биржу до предела. Все контракты были расторгнуты, торги о долгосрочных поставках отменены, хитин не продавал никто — ни за какие деньги. Курсы ценных бумаг и акций компаний, боевых отрядов и синдикатов рухнули вниз. В середине дня Куермвер, по лицу которого ручьями струился пот, сидел в кабинете Джона Фримена над завывающей внизу толпой брокеров. Выражение лица президента биржи было мертвенно-бледным. «Нью-билдинг», в котором размещалась биржа вот уже столетие, не видел в своих стенах ничего подобного. Личные сбережения президента, вложенные в ценные бумаги боевых отрядов, мгновенно обесценились; он был разорен. Куермвер отчаянно пытался докричаться до президента, погруженного в трясину собственных мыслей. Джон Фримен должен был действовать, пока не разорились все остальные.

Невзирая на протесты помощника Фримена, в кабинет вошли Рекс Сонгбриг и Асгуд Вит. Они сели рядом с Куермвером и совместными усилиями принялись приводить Фримена в чувство.

За пять минут до полудня потрясенный Фримен вышел из кабинета к колоколу, и биржа была закрыта. Брокеры отчаянно дрались с сотрудниками биржи, но двери закрылись, и работа биржи досрочно прекратилась.

Вездесущее телевидение раз за разом сообщало все новые и новые подробности происшедшего, и во всех прибрежных городах повисали осязаемая тревога и беспокойство. Все говорили только об одном.

Солнце опустилось за горизонт, скрытое далекой дымкой, образовавшейся в высоких широтах из дрейфующих на юг выхлопных газов шаттлов и истребителей. Бени алым шаром опустилось в сплошную багровую тучу и исчезло в ней. Кровавые тени затопили города, и многие закрыли окна и ушли с балконов.

Защищенный канал затрещал, сказав кодовую фразу «Мать прибыла», и Суэлла принялась действовать. Космический пехотинец, которого она подобрала во Дворце Удовольствий, уже дремал. Она прижала к его шее шприц с нервно-паралитическим ядом, и хотя он успел до нее дотянуться, тут же потерял сознание, успев оставить ей лишь синяки на шее. Однако она не ожидала такого риска и слегка дрожала, когда скользнула в душ и встала под струю горячей воды.

Для людей из службы безопасности Справедливой это была редкая возможность отличиться. За шестьдесят лет, минувших со дня ее последнего визита на Побережье Эс-икс, им впервые выпала честь охранять Мать Справедливую.

Справедливая оделась по этому случаю в обычную одежду добропорядочной матроны с Побережья Эс-икс. Бело-зеленый полотняный брючный костюм, белая вуаль с мерцающими зелеными звездочками. Еле заметное действие сенсо расцвечивало вуаль. Путь Справедливой из аэропорта к терминалу космопорта и далее к шаттлу прикрывали сотрудники службы безопасности, действовавшие под разными масками. Теперь все они собрались у трубы прибытия на Красной Луне.

Руководитель группы Фрик Фандин был облачен в серую униформу сотрудника орбитальной таможни, позволявшую ему носить и использовать переговорное устройство, рельефно выдававшееся у него на плече.

Гэй Фандин, одетый в бело-голубую униформу сотрудника службы орбитального технического обслуживания, работал у информационного терминала.

Люси Фандин летела в той же группе пассажиров, что и Мать Справедливая, и заметила шпиона синдиката еще в самом начале полета. Его лицо заставило работать память, и внезапно она нашла его имя в длинном списке подобных имен и лиц, которые приходится заучивать наизусть каждому сотруднику службы безопасности.

Когда пассажиры покидали шаттл, Люси сделала Справедливой Фандан знак, чтобы та задержалась на несколько критических мгновений, и шпиону пришлось выходить первым. В тот же момент сигнал тревоги, посланный Люси, дошел до Фрика.

Люси пошла к выходу впереди Справедливой, держась за шпионом синдиката.

Шпион развернулся, когда Фрик попытался задержать его у таможенной стойки, и бросился бежать назад по трубе. На пути у него оказался лишь Гэй Фандин — Люси успела вывести Справедливую через служебный вход. Гэй поймал синдикатчика, обезоружил его и оглушил, затем поднял на руки, отнес к техническому шлюзу и вышвырнул в открытый космос. Зашифрованная информация обошла всех членов команды безопасности Флер по всему орбитальному городу.

Суэлла открыла дверь лишь после пятого точно отмеренного стука в дверь. Одета была Справедливая, как обычная туристка — вульгарная тетка из прибрежного округа. Суэлла подавила улыбку. Справедливая проскользнула внутрь в сопровождении девушки из службы безопасности.

— Приветствую тебя, Мать Справедливая, — прошептала Суэлла, оказавшись в ее объятиях. Справедливая явно была взволнована.

— Знаешь, дитя, я не покидала планету уже двести лет! Это так восхитительно, что я не могла усидеть на месте даже во время ускорения. Это единственная вещь, которая не улучшилась за все это время.

Тем не менее Справедливая нашла, что половинная сила тяжести на станции действует успокаивающе; она чувствовала себя готовой ко всему.

Суэлла представила технические данные, которые ей удалось собрать за время своих сеансов со многими космическими пехотинцами.

— Но это все ерунда. Надо бы поговорить вот с этим. У него один из первых номеров в службе связи — это нечто вроде командования Гато. Весь их старший персонал имеет порядковые номера от одного до ста. Остальные номера для низших чинов.

— Дорогая моя, тебе, должно быть, пришлось видеть чудеса.

Справедливая сняла вуаль с блестящего черного парика. Суэлла улыбнулась. Меньше всего она ожидала подобного энтузиазма от Справедливой, которая, насколько ей было известно, десятилетиями не покидала гор Гато.

— Да, можно и так сказать. — Она неловко двинулась к небольшой двери, ведущей в пространство для сна. — Он там. Я его недавно слегка оглушила. Хотите взглянуть — или сначала выпить?

Справедливая на минуту задумалась. Девушка из охраны достала тем временем несколько инструментов для допроса.

— Сперва взглянуть, потом выпить, — сказала Справедливая.

Суэлла распахнула дверь, и Справедливая осмотрела оглушенного космического пехотинца.

— Выпить, — произнесла затем она и обернулась, чтобы рассмотреть поближе.

Когда сознание вновь вернулось к Флер Кевилла, весь мир был наполнен болью. Болело все ее тело, и каждая его часть, соприкасавшаяся с промокшей пенообивкой, была покрыта синяками и кровоподтеками. Ноги ее настолько устали, что теперь мелко дрожали и болели постоянной тупой, пульсирующей болью. Она хотела, чтобы можно было спать вечно и хоть в забытье укрыться от боли. Но снова наступило утро, и теперь спать должна была Армада. Армада осунулась настолько, что стала похожа на ведьму, и если этот бесконечный перелет довел до такого состояния двадцатилетнюю девушку. Флер даже думать не хотелось о том, как же выглядит она сама. Она на ощупь положила в рот две крупинки фарамола и стала с нетерпением ожидать его действия.

Когда она забыла про боль, осталось лишь чувство голода и жажды. Хуже всего был голод — вода еще была, так как они практически не двигались и хорошо сохраняли влагу. Но голод не проходил ни на секунду, сжирая все резервы организма и горя под ложечкой неугасающим огнем.

Флер лежала в этой пыточной машине, подвешенная между небесами и бескрайним коричневато-зеленым лесом внизу. Ад упорядоченного пространства, бесконечно уходящего за горизонт.

Фарамол подействовал, и она ощутила слабый приток сил. Армада уже спала, обхватив руками колени и повернувшись лицом к Флер.

Они летели на высоте две тысячи метров, минуя стаи стервятников, кругами парящих в восходящих тепловых потоках над джунглями. Стервятники, лениво взмахнув крыльями, подлетали к вторгшемуся в их пределы флайеру, но, решив, что солнце-лет несъедобен и неопасен, быстро теряли к нему интерес.

Шел восьмой день полета, а на дразнящем горизонте не было ни малейших признаков гор, которые они так отчаянно высматривали. Флер почувствовала, как дернулись рычаги управления, когда порыв ветра отбросил их в сторону. Компьютер среагировал и изменил геометрию несущих поверхностей, чтобы воспользоваться ветром.

Восьмые сутки в аду. Флер удивилась, как они еще живы, затем вспомнила первый день. Тогда все казалось совсем не так плохо, и возбуждающее чувство новизны держало их в приподнятом настроении. Весь день они шли в глубь материка под облаками, и самолеты-разведчики синдиката их так и не обнаружили. Уже через несколько часов полета позади остались все следы деятельности человека; последним из них был огромный каменный крест, воздвигнутый Арвадом Бутте в память о двух с лишним сотнях Бутте, погибших здесь когда-то.

— Его построил мой двоюродный дед, — лаконично заметила Армада, когда они прошли немного западнее двухкилометрового креста из скрепленных бетонных блоков. Их монтировали с аэростатов специально подготовленные команды аэронавтов.

Флер попыталась представить себе прошлое. Первые поселенцы привыкли обживать астероиды. Они путешествовали среди звезд. Но они потерпели неудачу на Фенрилле — от неумолимых джунглей. Арвад пытался устрашить джунгли своим последним, сумасшедшим жестом. И все же крест, несмотря на свои колоссальные размеры, казался карликом на фоне раскинувшегося до самого горизонта леса. Более того, нижняя часть креста уже была скрыта плотной паутиной лиан. Джунгли протянули свои зеленые пальцы, чтобы повергнуть надменного пришельца.

Потом она задремала ненадолго, а открыв глаза, увидела перед собой серо-зеленые грязевые поля, возвещающие появление петли великой реки Ирурупуп, самую широкую в этом месте из всех, куда доставали приливы. С тем же успехом река могла быть и океаном — больше двух часов летели они над ней, не видя ничего, кроме коричневой шири воды, неудержимо стремящейся к морю.

По ходу полета они поупражнялись во вращении воздушного винта при помощи педалей и, к большому облегчению Армады, обнаружили, что благодаря эффективной системе передач могут развить приличную тягу на пропеллере.

Солнце уже спускалось к бахроме леса на западном горизонте, когда они пересекли последнее грязевое поле и вновь под ними оказались только деревья. Обнаружив последний слабеющий восходящий поток, они в сопровождении стервятников поплыли над кратером давно потухшего вулкана. Пока солнцелет широкими плавными кругами набирал высоту, лес внизу наполнился гулкими криками сармер маке и пронзительным посвистом литипупов. Они пролетели мимо стервятников, проводивших их взглядами черных, похожих на бусинки глаз из-под розовых и багровых бровей. Две птицы щелкнули хищными клювами вслед медленно набирающему высоту аппарату, затем спустилась ночь, и Армада проверила свое умение управлять планированием большой, громоздкой и вместе с тем легкой как пушинка машины. В ту ночь дул сильный порывистый кормовой ветер, и они сумели не только сохранить высоту, но еще и пролететь много километров. Лишь в предрассветные часы ветер утих, и пришлось включить аккумуляторные батареи, пока не поднялось Бени. Заряда аккумуляторов хватало на четыре часа полета, так что у них оставался запас энергии.

В течение долгого сонного дня они рассказывали друг другу о себе, о собственной жизни. Флер пыталась объяснить, почему она покинула Землю и подалась в невообразимую даль, на Фенрилль. Армада, в свою очередь, говорила о перспективе собственной карьеры.

— Теперь, когда я смыла пятно позора со своей чести, мне предстоит найти более серьезную цель.

— Это значит где-то осесть и заняться выращиванием хитина?

Армада рассмеялась:

— Нет, хитин не «выращивают», его «обманывают». — Увидев недоуменное лицо Флер, девушка снова усмехнулась:

— Нет, я не заклинатель хитина — это я поняла, когда еще ребенком не смогла попасть в хитиновую школу на Бутте Манор.

Флер удивилась, что грозная мисс Бутте могла потерпеть неудачу в чем бы то ни было.

— О да, боюсь, что я просто не могу достаточно убедительно врать — а может, просто не питаю в душе к этим насекомым никакой симпатии, а в этом деле без искренней симпатии никак нельзя. Понимаешь, хитин нужно уговорить отдать заклинателю визиревую массу. Гнездо полагает, что человек — его раб и что он поможет ему найти новые гнезда с молодыми королевами и управляющими-визирями. Гнезда очень нервозно относятся к поиску новых гнезд — в диких джунглях это для них очень трудно и опасно. Ну так вот, заклинатели должны научиться любить насекомых и одновременно предавать их, но гнездо, разумеется, не должно догадываться об этом, иначе оно просто убьет тебя, а смерть в хитиновом гнезде — ужасная смерть, страшнее не придумаешь.

Услышанное просто поразило Флер.

— Так ты говоришь, что заклинатели в самом деле проникают внутрь гнезда?

— Ну конечно, а как же еще заклинатель может «любить» визиревую массу? Тебе приходится ежедневно ходить в гнездо и делать ему какие-нибудь маленькие подарки — что-нибудь из того, что понравилось бы визирям и королевам. У гнезд очень высокомерный разум — спустя какое-то время оно привыкает к заклинателю и решает использовать человека для поисков нового поколения. Ну и разумеется, как только тебе удается выманить часть визирей из гнезда, ты их убиваешь и получаешь из их организмов информационные протеины.

Флер судорожно вздохнула:

— И что, именно так получают из хитина все эти лекарства продления жизни?

— Ну конечно. В этом — секрет Фенрилля, который мы строго храним. Наверное, не следовало бы мне все это рассказывать, однако тебе, кажется, можно доверять.

Некоторое время Флер молчала, размышляя об удивительном секрете производства хитина.

Звезды на небе высыпали сразу и засияли на небесном своде, как самоцветы на черном бархате. Чтобы скоротать время. Флер назвала Армаде не которые из них. Интерес Флер к астрономии начался еще в Новом Багдаде, в тот вторник, вечер которого она провела в городском астрономическом обществе. Сначала она просто хотела взглянуть на Бени в двадцатидюймовый рефлектор, однако затем вошла во вкус и заинтересовалась другими звездами и планетами Солнечной системы.

Конечно, ярко сверкавшие на ночном небосводе Фенрилля звезды располагались по-иному, чем на Земле, созвездия были иными, и к тому же некоторые звезды, вроде соседнего Монара, светили ярче, чем любая звезда на земном небосклоне. Однако Флер уже на Фенрилле немало времени провела у телескопа и научилась разыскивать Солнце среди других звезд. Когда взошел Сириус, она указала на далекую яркую звезду, светившую пронзительным белым светом. Чуть сбоку и снизу от него, за туманностью, находилось Солнце — небольшая желтая звездочка, трудноразличимая невооруженным глазом.

Неизбежно речь зашла о родной планете. Армада ругала Землю, и Флер спросила почему.

— Да потому, что она предает нас, потому, что всегда за нами охотится. Я много читала о Земле и даже хотела побывать на ней. Я думала, что она похожа на Фенрилль — разве что с другой средой обитания, без лесов. А затем увидела видео о том, что происходит там в наши дни, под властью коммунистов, — все плодятся, как грызуны, и каждый дюйм поверхности покрыт зданиями. Смотреть страшно. Там просто дышать негде. Я о таком даже думать не хочу.

— И вовсе не вся она покрыта зданиями, — воскликнула Флер, заражаясь страстным напором Армады. — И к тому же я не знаю, что ты подразумеваешь под «коммунистами». Их немного, настоящие коммунисты в последние две-три сотни лет — исчезающий вид.

Ответ Армады был холодным и рассудительным, как если бы спорила она с упрямым ребенком.

— Не стоит меня дурачить. Чтобы узнать коммуниста, мне достаточно его увидеть — а ты сама коммунистка. Каждый, кто работает в Мировом Правительстве, должен быть коммунистом.

— Боже всемогущий, — только и смогла недоверчиво вымолвить Флер, чем вызвала немедленный гнев Армады.

— И кощунствовать тоже незачем! Я знаю, кто ты, и знаю, что ты не веришь ни в Бога, ни в Духов. Ты вроде этих тупых прибрежников — не в том смысле, что ты такая же тупая, как они, но ты такая же безбожница! — И вдруг лицо Армады осветилось лучезарной улыбкой. — Да ладно, ты мне все равно нравишься, хотя будь ты на самом деле умна, то оставила бы меня там, где нашла, — на Взморье Любви.

Они рассмеялись вместе. Между молодой аристократкой с Бутте Манор и тощей дипломаткой со скромным земным происхождением образовалась странная связь.

Позднее Флер попыталась то ли защитить себя, то ли точнее сформулировать собственные взгляды — сама не вполне понимая что именно.

— Понимаешь, ты должна все правильно представлять себе — я не коммунист, а социалист, а это разные вещи. — Армада покачала головой, но Флер продолжала:

— Ты просто помни, что это вопрос крайностей. Если хочешь, вопрос той степени принуждения, которая должна быть применена к классу собственников, чтобы обеспечить разумное удовлетворение потребностей всех людей. Я лично всегда поддерживала идею смешанной экономики, находящейся под контролем выборной власти. Варианты централизованной экономики под управлением государства, которые ты имеешь в виду, остались в далеком прошлом. Они работали только во время войны, поскольку подавляли инициативу и права человека во имя необходимости. Это и не давало им развиваться. Нет, я верю в политические свободы, в свободу личности и определенный общественный контроль над жизненно важными секторами экономики.

Глаза у Армады стали круглыми, как блюдца.

— Ты что, в самом деле веришь в свободу? — спросила она таким оскорбительным тоном, что Флер горько подумала, как глубока пропасть непонимания между горцами и прибрежниками.

— Да, — сказала она наконец утомленно, — я верю в свободу. Даже если мои взгляды в родной Системе в настоящее время критикуют.

Армада с удивлением узнала о том, что среди масс рабов Социального Союза Земли жива идея свободы, в особенности политической свободы. Рогниус Кирк во время проповедей с кафедры церкви Христа-Космонавта Седьмого Дня рисовал Землю в совсем иных красках.

— Ну хорошо, — спросила наконец Армада, — если там и в самом деле существовали свободы, как ты говоришь, почему же они теперь подвергаются нападкам?

Флер вкратце поведала ей о кризисе Мирового Правительства, возникшем в связи с поставками хитинового протеина.

Ответ Армады был вполне типичен для мышления горцев.

— Почему же тогда не распределить его по справедливости? — поинтересовалась она. — Или вообще отказаться от него и просто быть самими собой? Все равно его недостаточно, чтобы дать бессмертие всем, и нельзя добывать его больше, чем мы сейчас. У нас сейчас максимальная производительность.

Когда Флер ответила. Армада погрузилась в долгое раздумье. Маячила перспектива войны с Космическими Силами, возможно, она уже шла, и ее семейство, ее народ оказался препятствием для остальной расы — горстка людей, стоящая между огромным человечеством и лекарством продления жизни, к которому оно неудержимо стремилось, Порыв ветра подбросил флайер, он качнулся и вывел Флер из мечтательных раздумий. Скоро — очень скоро — вызванная действием фарамола эйфория прошла, и она почувствовала, что силы покидают ее. До ее следующей вахты воды не будет, и нечем было смочить иссохший рот. Она подставила лицо ветру, надеясь хоть так получить немного влаги, — но тщетно. «Ой, что с моей кожей будет от обезвоживания!» — подумала Флер и тут же самой стало смешно: что толку беспокоиться из-за морщин, если следующего дня наверняка не пережить? «Сил уже не осталось, и мы наверняка сбились с курса. Иначе бы уже хоть что-то увидели…» Флер с почти физической болью подумала о проклятых, сводящих с ума и неуловимых горах. Куда они делись? Убегают и убегают за горизонт?

Она открыла новый пакет с фарамолом и достала крупинку.

Это было восхитительное вещество — неудивительно, что из-за него сражались миры. Флер заметила, что стала с нетерпением ждать очередного приема. Мягкое, прекрасное чувство контроля над собой, благополучия и силы вернулось сразу же, как только фарамол проник в кровь. Снова она забыла про боль и жажду. Но снова вернулось прежнее чувство вины, забавно — перед ней выросло лицо Тана Убу и его указующий перст. На этот раз Флер избавилась от него легче. Чтобы выжить, нужно принимать пурпурные зернышки. Другого способа нет.

На пятые сутки путешествие стало настоящей пыткой. Армада и Флер были истощены, ремни и пластинки, удерживавшие их, впились в тело. На плечах и бедрах Армады пролежни превратились в язвы. У Флер не хватало сил даже повернуть штурвал — она оставила это компьютеру. В тот день им не удалось найти хорошего вечернего восходящего потока, чтобы подняться повыше для ночного планирующего полета. Еще задолго до рассвета им пришлось разрядить батареи, чтобы удержаться над огромным водным пространством, смутно маячившим внизу в лунном свете, а затем начать крутить педали, отчаянно напрягая уставшие ноги и выжимая из обессиленных тел все, что можно.

С первыми лучами рассвета они обнаружили, что барахтаются над самой верхушкой поросшего лесом холма. Рельеф изменился, однако в предрассветной мгле трудно было сказать как именно. Впереди находился еще один холм, и в низких рваных облаках прятались верхушки нескольких высоких деревьев. Крутя педали изо всех сил, Флер видела, что им предстоит зацепить верхние ветви. Маячившие впереди темные контуры возносились над окрестным лесом на три сотни метров, и черные ветви готовы были вцепиться. Флер почувствовала, как замерло сердце. Вместе с Армадой они нажали на педали; малейшее касание о ветви — и крошечный аппаратик неизбежно рухнул бы вниз.

И тут стало ясно, что Флер полностью исчерпала силы. Даже фарамол не мог заставить ее ноги крутить педали, и, хотя Армада крутила пропеллер, они не набирали высоту, хотя и не теряли, но этого было явно недостаточно.

Вдруг из глотки Флер вырвался рев, крик вызова, хоть и на высоких нотах, — это открылись скрытые резервы, которых она и подозревать у себя не могла. Крик ее слился с воем Армады, и обе они, вопя, как коты в драке, как-то увеличили скорость. Но деревья приближались, и вдруг в последний момент порыв попутного ветра подбросил их на несколько спасительных метров.

Оказавшись снова над деревьями, они пересекли затем ущелье, в гранитных стенах которого стремился к Ирурупуп один из его огромных притоков. Небо стало светлее, и вскоре заработали солнечные батареи на крыльях.

Весь тоскливый восьмой день Флер не сводила глаз с горизонта на севере, выискивая хоть какие-нибудь признаки гор, — но не видела ничего, кроме леса, и ни о чем не могла думать, как только о пульсирующей боли в тех местах, где тело ее опиралось на провонявшую обивку. Попытки подвинуться или повернуться не помогали — непрерывная боль не утихала. И во сне, и наяву, а чаще между явью и сном висящая в аппарате Флер чувствовала, что горизонт их дразнит. В ее тюремной камере было так тесно, что ни коснуться ног и ни почесаться, но решетку можно было выломать голыми руками, а за ней манил к себе бескрайний зеленый мир.

Когда Бени в очередной раз начало клониться к горизонту, они принялись выискивать кружащих в восходящих потоках стервятников. В очередной раз поднялись они в более холодный воздух в лучах уже меркнущего света, и когда флайер выбросило из термального потока вверх, Армада заметила на горизонте на севере яркие зазубрины, от которых все еще отражались лучи Бени.

— Смотри, — хрипло прошептала она трясущейся от холода Флер, ослабевшей и больной. — Это вершина горы Фандан — мы почти у цели.

Однако когда Флер подняла голову, последние отблески уже исчезли, и лишь тусклый свет Бледной Луны, уже высоко поднявшейся на востоке, освещал горизонт.

На десятый день кончилась вода, а от запасов фарамола осталась половина. Обе женщины были на грани забытья. Флер не могла больше поднять голову, и Армада, явно более сильная, стала беспокоиться, не задохнется ли ее спутница, уткнувшись лицом в обивку. Но разбудить Флер было невозможно, а Армада не могла тратить силы ни на что, кроме управления аппаратом.

Теперь они умирали, на десять дней отодвинув с помощью фарамола свою судьбу. Горы — прекрасные бело-голубые складчатые громадины — перестали дразнить их издали, как делали весь девятый день, оставаясь на бесконечном неясном горизонте. Они явно выросли в размерах, приняв очертания огромной стены экваториального хребта, где вздымались почти на двадцатикилометровую высоту такие вершины, как Олд-Сприк и Маунт-Стэнли.

К полудню они летели между заросшими лесом отрогами, и Армада стала думать, где попробовать сесть. У нее и Флер уже двадцать четыре часа не было ни капли воды, и за десятидневную голодовку они ослабели настолько, что не в силах были бы после посадки искать воду. Армада решила лететь, пока не покажется вода, — если не начнет терять сознание.

Во второй половине дня они пролетели сквозь облако тумана, а когда вышли из него, местность неузнаваемо изменилась. Бесконечные джунгли уступили место голым, лишенным растительности скалам, напоминавшим исполинские клешни самой планеты, прорвавшие собой сплошной лесной ковер. Стали появляться протяженные хребты, крутые склоны и нагорья. Они вошли в широкую горную долину, над ними высились скальные стены, а еще дальше величественные горные хребты терялись в безбрежной синеве.