"Ресторан 'Караван-Сарай'" - читать интересную книгу автора (Расул-заде Натиг)

Расул-заде НатигРесторан 'Караван-Сарай'

Натиг Расул-заде

РЕСТОРАН "КАРАВАН-САРАЙ"

- Ну что, Кать, домой скоро?

-- Да, собираться надо потихонечку.

- Поспеть бы вовремя на работу.

- Завтра пойдем билеты брать.

- Вот и кончился наш отдых...

- Вот и повидали Баку...

- Вот и искупались в море...

- Вот и сходили в "Караван-сарай"...

- Ладно тебе, хватит об этом!

Надя и Катя, или, как они ласково называли себя при знакомствах - Катюша и Надюша (с той лишь целью, чтобы слышать в чужих устах так упоительно звучащие свои имена, а самим бы тогда откликаться с готовностью - аюш-ки! или - оу! или - оеньки! - тоже ласково и мягко, как и надо было, по их понятиям, говорить в жарком южном городе), месяц назад в самый разгар работы в железнодорожном управлении города Пензы, когда с трудящихся под шиферной крышей управления, сжигаемой августовским солнцем, сходило семь потов, ухитрились - обе разом взять отпуска и, осуществляя давно желаемую мечту, переместиться со скоростью поезда сюда, в Баку, к южному морю и его, так сказать, дарам, - обильному солнцу и желтому песочку на берегу.

Главный бухгалтер - непосредственный начальник Катюши и Надюши, ворча что-то нечленораздельное, снизошел в конце концов до их слезных просьб и поставил свою закорючку-подпись на заявлениях, и благодарные Надя и Катя пообещали сердитому, но справедливому главбуху Максимычу за его способность входить в положение простых трудящихся привезти ему дары южного моря. "Ну, конечно, - проворчал на это Максимыч, - уж вы привезете... Хрен с бантиком привезете, а не дары моря..." Надя и Катя, зная крутой, но отходчивый нрав главного, ничуть на него не обиделись, а даже совсем наоборот: расцеловали ну, так просто от души чмокнули по разу старика в его небритые щеки и кинулись искать ходы-возможности, как бы им на правах работников непосредственно железнодорожного управления проехаться до места отдыха бесплатно, ну то есть в соответствии с законными для них льготами. У Кати, да и у Нади тоже, с финансами были большие затруднения, короче говоря, негусто у них было этих самых финансов, и сейчас, перед предполагавшимся отдыхом, они старались сэкономить каждую пятерочку, каждый троячок и каждый, с позволения сказать, руль.

И вот наконец они в поезде, то есть Катя и Надя, которые уже с этой минуты, постепенно, не без приятного ощущения, плавно переходили, превращались, переделывались в Катюшу и Надюшу; стоят, высунув головы из окошка, и с умильными улыбками глядят, как граждане провожающие провожают граждан отъезжающих. Катюшу и Надюшу никто не провожал, так как никого почти у них и не было, кроме матери старушки... Вот, гляди ты, чуть было не забыл! Катюша и Надюша, извольте осведомиться - сестры с разницей в возрасте в три года, Катюше - сорок два года, Надюше - тридцать девять. Короче - сестры, сестры родные. Но почти совсем непохожие друг на друга. Катюша - крупная, широкоскулая, с маленькими живыми, вечно смеющимися глазками, решительна и стремительна в движениях; Надюша - помельче, посветлее, помягче, не громогласная, как сестра, и гораздо уживчивее той. Вот такие, значит, эти сестры, что стоят сейчас, высунув головы из окошка поезда, и с любопытством, улыбаясь от избытка радости, осматривают людей, стоящих на перроне.

Личная жизнь, надо сказать, ни у той, ни у другой не получилась. Катя дважды выходила за одного и того же военнослужащего, капитана сухопутных войск; вышла раз - через три года развелась, детей не было; года через два офицер проездом вновь оказался в Пензе, снова сошлись, думая, ну, ладно, первый блин комом, может, еще получится совместная жизнь, расписались честь честью, но так же, как и в первый раз, долго жить не смогли, про себя говорили: характерами не сошлись; у офицера оказался неисправимо-жесткий характер, который еще на занятиях по строевой подготовке был бы весьма кстати, но к семейной жизни мало подходил - требовал капитан беспрекословного послушания и минимум возражений, как старший по званию, вот так вот... Катя вернулась через год от своего капитана из города Грозного, где он служил и к тому времени уже успел дослужиться до звания майора (в некоторой степени именно благодаря своему неподходящему к семейной жизни характеру), вернулась в свою родную Пензу и жила в ней, как умела, до сегодняшнего дня. Надя же всего раз выходила замуж за одного разбитного, веселого паренька, слесарем на заводе работал, и опять же, обычная история: стал зашибать слесарек по маленькой, от хорошей жизни вроде, с жиру бесился вроде, все уже имел, всего достиг, ну, на самом деле, елки-палки, чего еще человеку надо - жена есть, квартиру получил, руки, говорят, золотые, в коллективе ценят, деньгу зашибает прилично, даже банька в квартире имеется два на три, хоть ты периодически каждую неделю в ней мойся, чего ж еще?.. И стал закладывать наш слесарек, слесарек-дурачок, Борька такой, рябой-рябенький, и дозакладывался, дурашка, до того, что стал при любой погоде вещи из дома пропивать, чуть ванну не пропил (видимо, в периодическом купании необходимость отпала); ну, тут, конечно, Надя не выдержала: и так муж со всякой рванью, пьянью, да косыми опилками устраивал ей "белые ночки", терпела, да и прорвало - турнула его, пьяненького, с лестницы, да так и не пускала домой, пока развода не получила. А насчет детей Надя, значит, по молодости лет (в двадцать замуж выходила за Борьку) послушалась умного и более опытного мужа и ребенка не захотела иметь, короче, аборт, значит, сделала, а потом, в остальные четыре года нормальной жизни с мужем родить не могла, да потом и родить не от кого было, честно говоря, Борька спился, и не от такого же заразы, опустившегося, утратившего человеческий облик Борьки-пропойцы рожать, в самом-то деле! Так что жили сестры с матерью, втроем жили, ничего, жилплощадь вполне позволяла, мать пенсию получала, они обе - зарплату, хватало на троих, да и много ли им надо?.. Только вот пьяный Борька повадился заходить - стоял под окнами, на бутылку клянчил, спать мешал, а Надька по мягкости сердечной иной раз и снисходила; снизойдет, бывало, даст рубль, Борька и уходит счастливый... Жила мать в домике своем деревянном, одноэтажном, на окраине Пензы, и после неудавшихся супружеских жизней дочери поселились у нее, а Надьке даже - такая вот непрактичная эта девка, прямо досада берет! - в голову не пришло оттягать половину Борькиной жилплощади, заброшенной и загаженной сейчас хуже конюшни, половину жилплощади, что по закону ей полагалась, и продать ее или еще как использовать в своих целях и в полное свое удовольствие... Так и жили у матери, две комнаты в избе имелись просторные, ну и огород, конечно, садик небольшой - вишни да яблоки. Одно плохо: вовсе уж на отшибе домик стоял, ближайшие соседи аж в трехстах шагах, кричи - не докричишься. Вот Борька гад и пользовался, придет, бывало, и заведет свою старую песню про то, что он непременно отдаст, сторицей вернет, он не какой-нибудь там шмаровоз-алкаш подзаборный, к нему уважение имеется среди приятелей, очень даже интеллигентного свойства людей; да так стоит, ноет, ноет, зараза, сил нет.

- Борька! - сердилась заспанная старуха - мать Кати и Нади. - Слышь, чичас в милицею позвоню. Брысь в момент отсюда!

- Позвони, мать, позвони, - жалостливо вздыхал Борька, - хочешь, монетку дам, двушечку, у тебя-то в избе небось телефон-автомат?.. - Он озабоченно искал по пустым карманам, хлопал себя по лбу. - Портмонет-то свой я дома оставил, в сейфе несгораемом. Придется тебе в милицию телеграмму отправлять...

- Борька-зараза! - слышался возмущенный голос Надьки. - Не смей над матерью, рвань такая, издеваться! Сейчас с Катькой выйдем - костей не соберешь.

- Вы бы лучше поднесли человечку, - снова настраивался на нытье Борька, человечек больной просит, а они... Ух, живоглоты!..

- Говорила тебе, - злилась Катя на сестру, - говорила: не давай ему ни копейки, потом не отвадишь, вот теперь радуйся...

- Да как же, Кать, - шептала Надя, - а ежели помрет? Так даже доктора говорят - помереть может в этом состоянии...

- А пусть подыхает! - громко отвечала Катя.

- Слышь, дружочек, - между тем любопытствовала мать у больного человечка, все больше наглевшего под окном и уже собиравшегося запеть, - времени-то пол-одиннадцатого... Даже даст тебе Надя деньги, где ж ты достанешь ее, проклятую?

- А-а... - загадочно и пьяно ухмылялся Борька, чувствуя ломающееся вражеское сопротивление и свою близкую победу. - Тут и темнота ваша обнаруживается, мама, тут и отрыв ваш от современности очень даже ярко ощущается... Ведь всему городу домик тот известен, где до утра можно самогонку покупать. Вот люди! - весело изумлялся он. - Живут на свете, живут, а таких вещей не знают!

- Эх! - огорченно вздыхала мать. - Лечиться тебе надо, голубок сердешный, лечиться...

- А это уж наше добровольное дело, и ущемлять права граждан потребляющих не дозволяется! - отвечал Борька.

Надя выносила или - чаще - кидала ему рубль, и он, довольный, уходил.

- Калитку за собой закрой!,- сердито кричала ему вслед Надя.

- Еще как закрою, - прижав руки к груди от переполнявшей его признательности, отвечал он, не зная, как еще благодарить, и избыток чувств находил свое выражение в его обычном лексиконе: - Уж я так закрою ее, так закрою вашу трафалалуйную калитку, что она на туруруй зачурдадонится и никогда больше не откроется на трампапатуй!..

- Не ругайся, зараза пьяная! - кричала из окна Катя. - Пьянь паршивая, шляется, спать не дает.

- Прощеньица просимо! - по-шутовски кланялся Борька у калитки и уходил с желанным рублем в кармане.

Вот так и жили, работали, отпуска обычно проводили дома, с матерью, помогая ей по хозяйству, в саду, в огороде, сами чего требуется чинили в избе, умелы были на руку; и то сказать, недостатка в работе не было - постирать, поштопать, погладить, сготовить, посадить, вырастить, да мало ли найдется женщине дел, когда свое хозяйство? И не замечали как отпуска пролетали. А года три назад пришла в голову Кате дерзкая идея о поездке к морю, на юг, естественно, летом, обе - Катя и Надя - загорелись этой идеей, и было решено, как возьмут отпуска за два года (в прошлом году ни той, ни другой не удалось ими воспользоваться в связи с утечкой бухгалтерских кадров и уходом одной штатной единицы в декретный отпуск), так сразу же, не откладывая, поехать к морю, все равно куда, главное - чтобы море было, большое, синее, прохладное, сливающееся с ослепительным горизонтом, как в кино показывают, и чтобы было оно щедрое, полное даров моря, и чтобы берег под южным жарким солнцем желательно с песочком, песчаный, значит, пляж...

Путевок сестры не достали, путевки в дома отдыха, а тем паче в санатории к тому времени, как Катя и Надя вспомнили об этой незначительной детали предстоявшего отдыха, оказались все больше в северные области необъятной нашей страны, на юг же к тому времени, как сестры спохватились, все путевки, коими располагало их родное железнодорожное управление, оказались давно расхваченными более опытными и дальновидными потенциальными отдыхающими.

- А бог с ними, с путевками! - легкомысленно и беспечно отмахнулась от подобной мелочи Катя. - Так поедем... Сами по себе... Как их там называют, которые сами по себе-то?.. Дикарями, что ли?..

- Значит, дикарками, - сказала Надя, имея в виду себя и Катю.

И они по-дикарски в августе месяце навострились поехать в Баку (самая жара в Баку, программа "Время" передавала справку о температурах, сказала Катя, самая высокая температура сейчас в Баку, столице солнечного Азербайджана, жара, благодать, никаких тебе осадков в виде дождей, здорово, а?).

И вот, получив отпускные, взяв еще немного из отложенных на книжку сбережений на непредвиденные расходы, что были, однако, вполне предвидены, в том смысле, что обязательно предстояли, - Катя и Надя теперь, высовывая свои помолодевшие от радости, жаждущие южного загара лица из окна вагона, смотрели на чуть-чуть взволнованную публику на перроне и ждали отхода поезда, и уже сейчас их тесная комнатка - бухгалтерия в железнодорожном управлении, и само это управление, и ворчливый Максимыч казались далекими воспоминаниями, впереди же их ждал роскошный отдых на берегу южного моря, в котором вода прозрачна, как слеза, ждали новые и, может, вполне солидные знакомства с интересными, загорелыми до черноты южанами, любящими жестикулировать при разговоре, ждало их ежедневное лежание на горячем песке, гуляние по приморскому бульвару (есть и такое в Баку, они узнавали, и еще много чего есть в этом городе, большие возможности таятся в нем, в его щедрых, гостеприимных людях - об этом Катя узнала у знакомой продавщицы в магазине винно-водочных изделий, которой сама же год назад помогла с билетом на поезд до Баку. Винно-водочная Люська отдыхала по путевке в Баку, правда, не в самом городе, в город ее только возил на своем личном автомобиле тамошний Люськин кавалер, солидный, как она утверждала, степенный и со средствами, а отдыхала она близ Баку, в селении большом, где санаторий)...

А селение, дай бог памяти, чудное название такое... Говорит, что даже Есенин там бывал, врет, наверно, как суслик, да не в этом дело... Так вот, была эта Люська из винно-водочного в Баку и каких только чудес ни рассказывала, полной пригоршней навешивала Катьке лапшу на уши - и как гуляли до помрачения, и как в море купались после захода солнца, и какие там чудные .шашлыки подавали в забегаловках ихних, еще про ресторан один врала, чудной, говорит, ресторан, и название у него какое-то дикое: "Караван-сарай"... Одним словом, если даже девять из десяти у нее враки, все равно оставшийся один говорил о том, что летом в Баку - рай... Это ж надо - винно-водочная Люська, которую здешние алкаши за квартал обходят, пользовалась там успехом и гуляла по-царски, вот так дела!). И много чего еще ждало впереди Катю и Надю, много приятного, неожиданного, радостного, прекрасного - одним словом, отдых. Так думали сестры, с любопытством вертя головами, будто высматривали на перроне кого-то, хотя с матерью, единственным человеком, кто мог бы прийти их провожать, они попрощались дома: куда ей, старухе, из другого конца города на вокзал тащиться...

Тут, однако, и поезд тронулся. Забились сердца у сестер, будто за медленно проплывающим серым зданием' вокзала они уже узрели теплое долгожданное южное море. Они продолжали стоять возле окна, тихо, безотчетно улыбаясь, в предвкушении другой, неведомой доселе жизни.

- А ведь в самом деле, Кать, - произнесла вдруг почти пугливо Надя, отвечая скорее на свои мысли. -^ Мы ж вот так вот впервые едем отдыхать-то, а?..

- Чего, страшно? - улыбаясь, спросила Катя и, хотя сама чуточку растревожилась от этих Надиных слов - как-то там все сложится, ведь не в гости же к родственникам едут? - все же лихо подмигнула сестре. - Не робей, брат, напустим им шороху с их южным морем!..

Кому именно "им" предполагалось напустить шороху, ей представлялось довольно туманным, но из описаний южных удовольствий, слышанных от Люськи-продавщицы, вырисовывались "они" в глазах Кати толстыми, кривоногими, черными, с брюшком и грудью, поросшей колечками волос, да еще с толстыми кошельками, любящими после третьей стопки сорить деньгами и бахвалиться, что все купят и продадут с той лишь целью, чтобы снова, значит, купить...

Весь жаркий августовский день в Баку Катюша и Надюша пробегали по городу с высунутыми языками в поисках крыши над головой, иной раз садились в такси, но, желая сэкономить, только лишь в крайних случаях, пробегали по знойным улицам с размякшим от нещадного солнца асфальтом под ногами, с вещами в руках (не догадались сдать на вокзале в камеру хранения), и уже к вечеру, осовелые и разморенные до крайности, с поникшими плечами, получили, наконец, комнатку с умывальником в гостинице "Гек-гель". Так что в первый день города они толком и не разглядели, гонимые страхом остаться на ночь без приюта, не до разглядывания им было. Но ничего, впереди весь отпуск, успеется - и эта мысль, мысль о том, что все еще предстоит, заставляла их сердца биться чаще, взволнованнее. Соседи за тонкой сверхзвукопроницаемой стеной оказались чрезвычайно беспокойными молодыми людьми, они грохотали шашками, бросали кости - играли в какую-то южную игру, сопровождая пушечные выстрелы шашек по доске громкими восклицаниями на своем языке, хохотали, одним словом, издавали звуки, кои до последнего были слышны в комнате Катюши и Надюши так явственно, будто у них в комнате и происходила эта катавасия, а поближе к одиннадцати, когда обессиленные дневными заботами сестры, успев перекусить в гостиничном буфете, набитом выпивающими и закусывающими мужчинами, уже собирались мирно отойти ко сну, к ним, стукнув для приличия два раза в дверь, ввалился высокий молодой человек, несмотря на отсутствие солнца, в солнцезащитных очках и, невзирая на жару, с огромными усами, прикрывавшими весь рот. Молодой с усами, от одного вида которых становилось жарко под мышками, представился интеллигентом из города Кировабада и культурненько предложил, не надо ли чего. То есть свои, скорее всего весьма сомнительного свойства услуги. От интеллигента при приближении к нему на три шага, оказалось, разит, как из бочки, то есть очень даже неинтеллигентно пахнет, вследствие чего Катюша, не дав ему выговориться, вытолкала в один момент его из комнаты с умывальником, заперла дверь и легла на свою постель с не очень чистым бельем. Интеллигент некоторое время постукивал, скребся за дверью вполне воспитанно, будто почесывал дверь, захлопнувшуюся перед его чудовищными усами, одновременно что-то бормотал, смешивая два языка :- понятный и непонятный, потом вдруг стук стал настойчивее, а после того, как Катюша, приподнявшись в постели, неожиданным басом пообещала: "А вот сейчас милицию вызову, достучишься у меня!" - стук внезапно прекратился и стучавший от> шел на цыпочках, бормоча на родном языке что-то явно неинтеллигентное, что можно было определить по его тону.

Утром, позавтракав в том же буфете гостиницы, Катюша с Надюшей собрались поехать к морю, на пляж. Они, вернее. Катюша осведомилась у буфетчика за стойкой, грузного и небритого мужчины, как можно проехать на пляж.

- Вы на пляж хотите? - поинтересовался небритый, засверкав золотыми зубами в улыбке. - А какой вам нужен? Он говорил с южным акцентом, но почему-то акцент этот оказался, если прислушиваться, явно не грузинского свойства. Сестрам казалось, что каждый порядочный кавказец должен непременно говорить именно с грузинским акцентом - к этой мысли их приучили фильмы по телевизору, в которых усатые кавказские люди говорили с характерным грузинским выговором. Да еще анекдоты. Рассказывая эти веселые анекдоты, приятели Катюши и Надюши в их родном городе подражали необычному говору "гэноцвале" - азербайджанцев, грузин, армян. Но тем не менее Катюше понравилось, как говорит буфетчик, и она некстати подумала, что если б он еще и брился, то было бы совсем неплохо.

- Нам что поближе, - сказала она, явно разочаровав буфетчика.

- Нет, дорогая, - возразил он неожиданно, будто лучше знал, куда им надо. - Который пляж поближе, тот плохой, мазут там бывает. Такие красивые барышни могут быть совсем черные от мазута. Нефть, понимаешь, нефть!..

- А куда же нам ехать? - огорчилась Надюша. - Чтоб без нефти?

- Куда? - удивился буфетчик, будто бы сроду не слыхал, ничего глупее этого вопроса, и, приговаривая, стал загибать свои толстые пальцы, так что по вытатуированным на них цифрам Катюша поняла, что он ее ровесник. - Во-первыхБильгя, во-вторых, - Бузовна, потом - Загульба, потом еще - Приморск... Сколько хочешь, дорогая, выбирай...

Сидевших за столиком рядом со стойкой буфета двух молодых людей лет тридцати - тридцати пяти на вид этот разговор заинтересовал, они стали подмигивать буфетчику за спиной сестер, выразительно показывали ему на них глазами, корчили рожи, и наконец, один из парней вмешался в разговор, не поднимаясь из-за столика, уставленного не менее чем дюжиной бутылок пива.

- Самый хороший пляж в Мардакянах, - сказал молодой человек, и Катюша вдруг вспомнила название поселка, в котором отдыхала винно-водочная Люська. Грэс. Отличный пляж.

- Да, да, правильно говорит, - поддержал его охотно буфетчик. - Мои друзья как раз собираются ехать на этот отличный пляж. Если хотите, они могут взять вас с собой.

- Да ну, что вы! - возразила Катюша. - Зачем им беспокоиться...

- Какое беспокойство, - обиженно отозвался молодой человек из-за стола; второй любитель пива пока хранил молчание, - мы же все равно на машине. Можем и вас взять с собой...

- Ну вот еще, завезете куда, а потом как мы будем возвращаться? простодушно заявила Надюша.

- Да что вы! - развел руками молодой человек и вроде бы обиделся на такое заявление. - Мы же тоже должны возвратиться вечером. Тебе ведь, - обратился он к молчавшему приятелю, - нужно быть к вечеру в городе? Да, Алик?

Молчаливый Алик кивнул и остался молчаливым. Катюша и Надюша нерешительно переглянулись.

- Ну как, Надюша, поедем, что ли?..

- Конечно, поедем! - отозвался приятель Алика. - Какие разговоры! Вы, кажется, тут живете?

- Ага, - ответила Катюша.

- На третьем этаже, - доверчиво сказала Надюша. - В номере...

- Идите за купальниками, - не дал ей договорить парень, - а мы здесь кое-чего возьмем закусить.

Такая неожиданная решительность и доброжелательность, обнаруженная серьезным с виду молодым человеком, отметала последние колебания сестер. Они поднялись к себе в номер, захватили купальники.

- Считай, повезло нам, - убедительно сказала Катюша сестре. - Так бы на автобусе, полном народу, в такую жарищу пришлось бы ехать, а так на машине прокатимся...

- Ребята все-таки незнакомые, вдруг чего... - неопределенно предположила Надюша.

- Да ну тебя, - отмахнулась Катюша, - съедят, что ли?.. Искупаемся в море и тут же назад...

- Нет, - задумчиво проговорила Надюша, - ребята вроде приличные, добрые, сами предложили довезти... Верно?

- Верно, верно, собирайся.

Катюша и Надюша спустились в буфет, где обнаружили только приятеля молчаливого Алика с охапкой свертков и бутылок.

- А где же ваш друг? - поинтересовалась Катюша.

- Он в машине ждет. Пошли.

Надюша озабоченно косилась на свертки в его руках, не решаясь что-то спросить.

- А вас-то как зовут? - опять поинтересовалась Катюша.

- Меня - Рафик, - с готовностью отозвался парень. - А вас?

- Ее - Надюша, а меня - Катюша.

- Вот и хорошо, - сказал Рафик. - Пойдемте.

По-русски он говорил бойко, почти без акцента, и это приятно удивило сестер и с первых же минут, как он раскрыл рот, оставило хорошее впечатление у Катюши и Надюши, ожидавших, что в Баку с местным населением придется в основном объясняться языком мимики и жестов.

Они вышли на улицу, залитую солнцем, где в желтых "Жигулях" сидел неразговорчивый Алик, уселись в машину, причем Рафик побросал все покупки на заднее сиденье между сестрами, и помчались с ветерком к синему морю и желтому песочку, о коих в последнее время навязчиво мечталось Катюше и Надюше.

- Не мог похуже лахудр пригласить, - обратился по дороге мрачно молчавший Алик к приятелю по-азербайджански.

- Э-э, - беспечно отмахнулся Рафик, - никто же нас там не увидит...

Он тоже говорил на азербайджанском, и потому Катюша посчитала своим долгом вмешаться, что и сделала фразой, заимствованной из репертуара многоопытной винно-водочной Люськи.

- Воспитанные люди в обществе женщин говорят на ил языке, - заявила она и уже по собственной инициативе прибавила: - Откуда нам знать, а вдруг вы нас ругаете?..

- Что вы! - живо отозвался Рафик. - Зачем нам вас ругать? Просто я спросил у Алика, хватит ли в баке бензина... Ведь нам и возвращаться потом придется.

- Тем более могли бы говорить по-русски, - резонно заметила Надюша.

Пляж, на который они приехали, оказался далеко не с желтым песочком, что представлялось в грезах сестрам весьма даже натурально, а совсем наоборот это был дикий, скалистый пляж, замусоренный и очень запущенный, где почти ни души не было, если не считать изредка попадавшихся на глаза купающихся, в основном парочек.

Эти парочки купались на солидном друг от друга расстоянии и, кажется, были этим вполне довольны. Во всяком случае, поползновений к сближению между ними не наблюдалось.

- Зато на этом пляже самая чистая вода, - успокоил Рафик несколько разволновавшихся сестер, начавших предъявлять претензии, - сами сейчас убедитесь, вода здесь чистая, как... как черт знает что...

Обещанная чистота воды несколько успокоила Катюшу и Надюшу, они влезли в свои купальники за ближайшим бугорком за неимением раздевалки, что на таком пляже показалось вполне естественным, окунулись разок-другой и впрямь в очень прозрачную - дно видать было - воду, и настроение у обеих заметно улучшилось. Искупавшись и позагорав вволю, то есть, как водится у приезжающих к морю, до солнечных волдырей, Катюша и Надюша вспомнили и о своем номере в гостинице, который с таким трудом им достался и который теперь каждую минуту боялись потерять (а вдруг их за что-нибудь выселят?), обнаружили, что голодны, что вроде бы вечереет, вроде бы солнышко хочет закатиться, висит, багровое, на краю моря, будто их ждет и сердится, что задержались, не дают ему идти спать.

- Пора и вернуться, - сказала Надюша.

- Да уж, умаялись, - лениво, разморенная водой и солнцем, поддержала сестру Катюша.

Но тут как раз обнаружилось, что Алик, который к тому времени сделался разговорчивым не хуже своего приятеля Рафика и очень симпатичным, неподалеку отсюда имеет дачу, где можно приготовить шашлык, они и мясом запаслись, кстати. Сестры нерешительно переглянулись, есть, однако, хотелось, да и ребята - оба веселые, гостеприимные, свои, как говорится, в доску - не внушали особых опасений, держались уважительно.

Дача при ближайшем знакомстве оказалась запущенным одноэтажным домиком с небольшим, почти голым, без деревьев, участком; в двух комнатах пахло затхлостью, матрацы на двух престарелых железных кроватях образца третьей пятилетки были сыроваты, а возле крошечного сухого бассейна во дворе лежало давно засохшее нечто, хотя тут же, в десяти шагах, имелся деревянный туалет с огромными щелями, заросший весь изнутри и снаружи паутиной. Короче, дача оказалась в весьма заброшенном состоянии, но шашлык, что приготовили Рафик с Аликом, поднял упавшее было настроение, показался сестрам изумительно вкусным, и водка летела птицей под жирный шашлычок, и по мере того как весело и непринужденно проходило застолье, вернее, застулье (потому что за неимением стола были сдвинуты три табуретки и один стул), по мере того как потреблялось спиртное и мир представал в ярчайших красках своих, несмотря на позднее время, и многообещающее что-то, таинственное висело в воздухе. По мере того, одним словом, как шло время, ребята становились Катюше и Надюше родней и ближе. Так что когда вдруг совершенно естественным образом из всей атмосферы дружелюбия и сердечности возникли поцелуи, поцелуи-поцелуйчики, то никто этому не удивился. В общем, подружились.

Надо сказать, что в своем городе ни Катюша, ни Надюша не имели любимых, кои могли бы время от времени оказываться под рукой: одно время, правда, после мужей и у той, и у другой были какие-то связи, но то время прошло, и сестры жили сами по себе. Ну, конечно, случалось кое-что в веселых компаниях, не без того. Скажем, на встрече каких-то праздников, на именинах, куда Катюша и Надюша неизменно появлялись вдвоем. И, ясное дело, каждый раз, когда та или другая знакомилась с интересными, да даже и не очень интересными мужчинами, они думали об одном - что время их уже проходит, вот-вот окончательно пройдет, и тогда ищи-свищи свое счастье по белу свету, не найдешь, не докличешься, а мимо пройти ох как страшно, а может, это именно тот человек, а вдруг это - в кои-то веки - обернется настоящим чувством, а ты в свои тридцать девять и сорок два мимо протопаешь, может, именно это знакомство и есть главное в твоей жизни, и оставшиеся годы проведут они в радости и взаимопонимании, и вместе, значит, состарятся, а даст бог - и детей заимеют...

Одним словом, ждали. Одним словом, искали. Что ж, все правильно.

Утром все четверо, слегка закусив и опохмелившись остатками теплой водки и шампанского, опять поехали на пляж, искупались, придя в несколько бодрое состояние и погрузившись в машину, отправились обратно, в город. По дороге Алик и Рафик казались утомленными, и уже ни тот, ни другой не старались шутить и поддерживать разговоры, чтобы завоевать расположение сестер и развлечь их. Ребята сидели нахохлившись, напустив на себя равнодушный, отстраненный вид, словно были недовольны чем-то и старались побыстрее отвязаться от своих новых знакомых. Когда же Катюша от переполнявшего ее веселья простодушно запела в машине, Алик, уже нетерпеливо поджимавший на газок, чтобы, значит, быстрее очутиться на месте назначения, глянув через зеркальце в салоне на смеющееся, радостное, загоревшее лицо Катюши на заднем сиденье, обратился на своем языке к Рафику:

- Теперь только не хватало им пуститься в пляс.

Катюша, почувствовав раздражение в его голосе, виновато приумолкла, а Рафик, стараясь разрядить обстановку - что же в самом-то деле, молчать, как на поминки едут? - чтобы не оставить о себе неприятное впечатление, неожиданно стал рассказывать о достопримечательностях Баку, но в основном о ресторанах и кафе, где можно было, по его мнению, вполне солидно кайф ловить.

- Ребята, а дискотека у вас есть? - вдруг, входя в роль разбитной девчонки, поинтересовалась Надюша.

- Конечно, есть! - гордо ответил Рафик.

- Сходили бы, а? - попросила Надюша.

- Только этого не хватало, - отозвался почти даже весело Алик.

Сказал он это, естественно, по-азербайджански и, как оказалось, очень даже зря, потому что тут же получил прокол в талоне вежливости.

- Воспитанные люди в обществе женщин говорят на языке, доступном им, неожиданно светским тоном заметила ему Катюша.

- Слыхали уже, - пробормотал Алик неласково, подтверждая догадки сестер о своей невоспитанности, а Рафик, чтобы замять ситуацию, принялся трещать без умолку на свою любимую тему - о том, какие прекрасные имеются в Баку рестораны и разные там шашлычные и прочее.

- Мальчики, - вдруг вспомнила Надюша, - говорят, у вас ресторан один есть, так там до того все необычно... Как название-то, Катюша?

- "Караван-сарай", - подсказала Катюша.

- А, "Караван-сарай"! - с готовностью отозвался Рафик и пустился рассказывать об этом экзотическом, очень восточном, очень в азербайджанском национальном стиле ресторане, что находится в крепости, возле Девичьей башни, и в ресторане этом вместо кабин имеются каменные кельи вроде пещер, кельи эти завалены коврами, уставлены низкими столиками, на коврах, на лавках разбросаны подушки-мутакке, чтобы граждане жующие, то бишь принимающие пищу, могли облокачиваться и даже возлежать за яствами, подобно древним римлянам, а водка и еда в ресторане "Караван-сарай" - экстра-класса, пальчики оближешь!

- Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, - изрекла по-восточному мудро Катюша.

- Может, и махнем туда сегодня обедать? - простодушно предложила Надюша, поддержав намек сестры.

- Конечно, махнем, - в пылу непонятного азарта, с готовностью ответил Рафик, не замечая, что приятель за рулем делает ему страшные глаза.

- Ты что, с ума спятил? - не выдержал наконец Алик, видя, что его гримасы не привлекают внимания Рафика. Говорил Алик опять же по-азербайджански, но ровным, даже веселым голосом, чтобы сестры не догадались, что он возражает против их решения. - Пригласи лучше свою бабушку...

Рафик, поняв свою оплошность, растерялся, почувствовал, что увлекся и теперь пора остановиться.

- Ну как, ребята, поехали? - просто, без всякого нажима, спросила улыбаясь Катюша.

- А! Вспомнил! - не очень ловко нашелся Рафик. - Сегодня же воскресенье, а по воскресеньям туда пускают только иностранцев. Целыми группами иностранных туристов запускают.

- Неужели нам не найдется четыре места? - спросила Надюша. - Ресторан-то, наверно, большой?..

- Вот и выходи теперь из положения, болван! - тихо проговорил по-азербайджански Алик.

- Завтра поедем, - вышел болван из положения, - сегодня никак не получится.

- Ну, завтра так завтра, - весело и беззаботно откликнулась Катюша, только ты, Рафик, так вкусно нам описал этот самый "Караван-сарай", аж загорелось побывать.

А уж нам с Надюшей что втемяшится в голову, так это уже надолго. Такие у нас дурные характеры.

- Хотя бы разочек, - поддержала ее Надюша. - А музыка там есть?

- Вот как раз музыки там и нет, - облегченно вздохнув, ответил Рафик все-таки он был мальчик воспитанный, этот Рафик, и чувствовал себя неловко, когда не держал своих обещаний. Однако замечания приятеля охладили его пыл и заставили более реально смотреть на вещи, и неосторожные и благие намерения его улетучились, как дым: ну на самом деле, станет нормальный человек приглашать этих деревенских теток в такой шикарный ресторан, как "Караван-сарай"? В их обществе вообще противопоказано появляться на людях, а теперь и загорели к тому же, как нанятые загорали, почернели аж, как бурлаки на Волге, здоровые, мордатые техи, с ними только по пьяному делу да на безлюдном пляже... Нет, нет, он пообещал, не подумав, спасибо, Алик вмешался. А теперь в связи с вопросом Надюши, кажется, появлялась возможность обойтись вовсе без обещаний.

- Музыки там нет, - повторил с нажимом Рафик, - там только пожрать дают.

- Что ж, - весело откликнулась Катюша, - тоже дело нужное. Ну так что, поедем завтра?

- Поедем, - не сразу промямлил Рафик, будто у него обещание вытягивали клещами.

Высадив сестер у гостиницы, Алик и Рафик поспешили попрощаться, наскоро договорились назавтра совершить чудеснейший вояж в ресторан "Караван-сарай", и желтые "Жигули", взвизгнув на развороте колесами, стремительно улетели прочь. Катюша и Надюша проводили машину глазами, дружно вздохнули и с блуждающими на лицах улыбками пошли к входу в гостиницу.

- Хорошие парни, - констатировала совершившееся знакомство Катюша. Добрые, широкие, душа нараспашку. Настоящие кавказцы!

- Да, хорошие ребята, - с простодушной улыбкой согласилась Надюша.

Но ни назавтра, ни послезавтра хорошие парни не приехали, хотя Надюша и Катюша к обеду даже выходили и ждали их на улице, у входа в гостиницу "Гек-гель", и, только устав ждать, к вечеру, когда спадала полдневная жара, наскоро перекусив, отправлялись побродить по городу, по центру, по соседним с гостиницей улицам, чтобы потом не пришлось бы возвращаться на такси. Гуляли они также и по приморскому знаменитому бульвару города. А через день Катюша, решившись, спросила у знакомого, все еще небритого буфетчика, не знает ли он, куда запропастились ребята, Алик и Рафик. Буфетчик неопределенно пожал пухлыми плечами, и так как одновременно разливал водку по стаканам посетителей, то, конечно же, эту самую водку пролил на стойку, а пролив, заметно стал нервничать и глянул на сестер так, будто именно они были в том виноваты.

- Я не обязан знать, где сшивается всякая шпана! - с плохо скрываемой яростью проблеял он.

- Как же так! - удивилась Надюша. - Они же ваши друзья.

- Друзья?! - в свой черед, удивился буфетчик и даже разливать перестал по стаканам, от чего по небольшой очереди за горячительными напитками прошло что-то вроде судороги. - Я их в первый раз в своей жизни видел тогда. Друзья! Скажут тоже...

Катюша и Надюша поняли, что говорить с ним бесполезно, и ушли к себе в номер, захватив из буфета куски жареной печени на газетном листе и две бутылки пива. Пообедав у себя в комнате, они приоделись и, несмотря на дневную жару, вышли _ погулять. На улицах все млело и расползалось от жары, люди жаждали прохлады, их обезвоженные организмы изнывали под сжигающим, казалось, даже внутренности лучами солнца, но, несмотря на это, толпы нарядно одетых переползали из магазина в магазин, где пахло нафталином и дышать было решительно нечем. Женщины, в большинстве своем, были в белом и очень открытом, и Катюша с Надю-шей примечали, на ус мотали, смотрели с завистью и вместе с вялыми толпами самоотверженно перемещались из магазина в магазин, в которых и оставили - сами не зная как - большую часть своего капитала, и вернулись в гостиницу, отягощенные покупками, резко сократив свой и без того небогатый бюджет. Теперь уже приходилось подумывать о том, как бы не растратить по-глупому самые необходимые деньги, оставшиеся до конца отпуска, то есть деньги на пропитание и на билеты на обратный путь.

Дня через три они и думать забыли об Алике и Рафике, которые растворились в пространстве большого города, и теперь вполне самостоятельно ездили на переполненном автобусе от площади Азнефти на ближайший, кишевший купающимися, пляж Шихово.

На этом пляже с Надюшей познакомился приятной наружности и хорошо воспитанный мужчина Гусейн, у которого, при ближайшем рассмотрении, обнаружилась на руке мелкая и не совсем, прямо скажем, приятного содержания татуировка, многозначительно гласившая: "Жизнь, это такая сука..." С многоточием в конце, заметьте, что говорило о том, что расписался на веки вечные на руке Гусейна человек грамотный и чувствующий фразу.

Но, несмотря на столь пессимистическое определение жизни, Гусейн, или, как он представился Катюше и Надюше, - Гусик (так вам легче будет произносить, сказал он при этом заботливо), принадлежал, по всей видимости, к той породе неунывающих людей, которые готовы из любой жизненной .ситуации извлечь себе удовольствие и своего не упустят ни в коем случае. Гусик кинулся учить Надюшу плавать, хотя сам - или ей показалось - плавал не ахти Как ловко, но, натаскивая в искусстве плавания свою новоиспеченную ученицу, он старался добросовестно, изо всех сил, болтал при этом без умолку, смешил и советовал одновременно и движений руками делал гораздо больше, чем требовалось, причем почти все эти движения как-то нежно, округленно, ласково заканчивались на плечах, ногах, шее, животе Надюши, отчего та поначалу вздрагивала, но потом привыкла к его теплым ладоням, 'и, если б не это не совсем цензурное упоминание на его руке, постоянно маячившее перед глазами у нее, все было бы очень даже приятно ...Скоро Гусик утомился, они вылезли из воды, полежали на песочке, и тут он пригласил их в ресторан, который находился здесь же, на пляже. Катюша и Надюша, успевшие уже чувствительно проголодаться от затянувшихся водных процедур, разом простодушно согласились, залезли снова в море и, смыв с себя прилипающий, будто мед, песок, кинулись в раздевалку, переодеться.

- Эх, денег-то не захватили! - с досадой воскликнула Катюша, когда они за железной скособоченной перегородкой с буквой Ж на выцветшем борту, явно не по чину именуемой раздевалкой, натягивали поспешно сарафаны. - Ты не взяла?

- Пятерка при себе, - ответила Надюша.

- Эх, дуреха, а как платить придется?

- Да как же, Катюша? Ведь на пляж ехать собирались, не куда-нибудь... Зачем же на пляже деньги? А если б украли, пока мы купались в море? Вон людей сколько, и все нагишом, друг на друга похожие, поди потом дознайся, кто взял... Лучше тогда давай откажемся, купим себе здесь пирожков и поедим, а?..

- Неудобно как-то... Гусик ждет... Уже согласились вроде. Ну да ладно, давай пошевеливайся, там видно будет... Но сказать ему на всякий случай надо...

Когда они в сарафанах, держа в руках босоножки, направлялись к ресторану, Катюша как бы между прочим ввернула в шутливый разговор, завязавшийся между Гусиком и Надюшей:

- Только, Гусик, с финансами у нас не густо. Сам понимаешь, на пляж собирались, не в ресторан...

- Что за разговор! - весело возмутился Гусик, хотя всю дорогу по обжигающему ноги асфальту казался Надюше несколько рассеянным и как бы озабоченным чем-то внезапным. Однако, вопреки своему деланному возмущению, с которым он принял Катюшино заявление, через некоторое время Гусик неожиданно так же неожиданно, как полчаса назад приглашал в ресторан - предложил:

- Знаете, девочки, совсем забыл, сейчас ведь в этом ресторане не протолкаешься... Ресторан один, желающих много... А я вот что предлагаю... В городе у меня дружок живет, семья в отъезде, берем сейчас мотор - и к нему. Там и пообедаем, и выпьем по маленькой за знакомство, там и душ принять можно...

- У нас у самих в номере душ имеется! - гордо соврала Катюша, потому что как раз в номере у них душа и не было, а ходили они купаться в общий душ на этаже, но это было неважно, а главное - пусть знает, что они не просто так, не хурды-мурды, а даже в самой центральной гостинице города Баку проживают.

- Ясное дело, имеется, - согласился, хорошо, по-доброму улыбаясь, Гусик. Як чему говорю - просто пойдем в гости к человеку, он будет рад... А?.. Аида? Берем сейчас тачку - и к нему!

Такая веселая решимость в поведении нового знакомого импонировала сестрам, и они, недолго поколебавшись, сели с Гусиком в такси, которое прождали минут сорок (желающих уехать с комфортом с пляжа тоже оказалось немало), и покатили по адресу, который назвал водителю Гусик. Когда такси проезжало мимо ресторана, Катюша обратила внимание и заметила, что никакой очереди в ресторан вроде бы и не видно. Хотя, может, люди ждали внутри, в вестибюле? Во всяком случае, уточнять у их нового знакомого она не стала.

Они приехали на узенькую улочку, на углу которой как ни в чем не бывало лежала куча мусора с роем мух над ней. Надюше почему-то этот район показался окраиной, хотя города, конечно, она не знала, и Надюша немножко оробела, но, глянув, как смело, решительно, будто ей в сотый раз приходится приезжать сюда, выходит из машины Катюша, она тоже расхрабрилась, вылезла из такси да еще и дверью хлопнула" громко, так что пожилой таксист обернулся к ней: "Что эта дверь тебе сделала, дорогая?" - и стала рядом с сестрой на узеньком тротуарчике. Гусик расплатился с шофером, подошел к ним, улыбаясь до ушей.

- Сейчас позвоню из автомата, и пойдем, - пообещал он, не переставая улыбаться, - вот его дом, - указал Гусик на приплюснутое двухэтажное строение с маленькими, зарешеченными окошками.

Он долго говорил по телефону, кажется, уговаривая и сердито ругаясь по-азербайджански, не забывая, однако, время от времени подбадривающе улыбаться сестрам, а Катюша и Надюша, к тому времени здорово проголодавшись, уже подумывали, а не бросить ли к чертовой матери этого постоянно щерящегося Гусика, не поехать ли к себе в гостиницу, где вполне прилично - первое, второе, компот - можно до пяти часов пообедать в ресторане за умеренную цену. Но тут Гусик грохнул трубку на рычаг и весело объявил:

- Порядок! Пошли.

Сестрам в его возгласе послышалось несказанное: "Кушать подано!" Видно, и сам он проголодался не меньше ихнего...

Они прошли шагов пятнадцать и вошли в крохотный дворик и по короткой деревянной лестнице поднялись на так называемый - по-настоящему этажом назвать это было трудно - второй этаж. В дверях их встретил друг Гусика, который совершенно неожиданно для Катюши и Надюши оказался русским - они-то думали, что в Баку можно знакомиться только с кавказцами, как их там, азирбаджанцами, а тут вот вполне русский, рыжеватый, плотный мужичок с веснушками. Вид у мужичка был добродушный, и звали его Валера. Отчества своего Валера, человек лет сорока пяти на вид, когда спросила Надюша, не сказал, а даже наоборот рукой махнул: "И так хорош буду... чего там величать..." Несмотря на свое очень даже русское происхождение, Валера бойко поговорил с Гусиком по-азербайджански (а когда вмешалась по своему обыкновению Катюша: "Между прочим, воспитанные люди в обществе женщин...", прервал ее добродушно, вовсе не обидно: "Ничего, ничего, мы сейчас договариваемся об ограблении продовольственного магазина, вам лучше не знать...") и в итоге послал его куда-то - по всей видимости, в магазин, грабить который они и собирались, снабдив предварительно вместительной авоськой, с какой-то южной певицей, намаленной на борту, экзотической, как, наверное, и "Караван-сарай"... А пока Гусик ходил-бродил, Валера активно принялся завоевывать доверие гостей из неблизкого города Пензы, смешил их анекдотами. "А этот знаете? А еще вот..." Подключились и сестры, но хозяин дома, вдруг вспомнив, шлепнул себя по лбу: "Вы же с пляжа только что! Как я забыл! Ну-ка, давайте быстренько, пока Гусик ходит за провизией..." - и послал их в ванную комнату, куда Катюша с Надюшей, поколебавшись несколько для приличия, но уже чувствуя настоятельную необходимость в обильной воде - песок хрустел за ушами, - и прошли, накрепко заперлись изнутри и с удовольствием помылись, а к тому времени как, распаренные и довольные, вылезли из ванной, босиком, в своих просторных сарафанах, стол уже был - любо-дорого поглядеть. И Гусик за столом, широко улыбаясь, таким же широким, как и его улыбка, жестом приглашал их садиться.

- Прошу!

- Рассаживайтесь побыстрее, - продолжал по инерции после анекдотов шутить Валера. - Раньше начнем - раньше кончим...

-; А куда нам торопиться? - принял всерьез заявление друга Гусик, даже на минуту улыбку свою потерял, опечалился. - Мы только раскачиваться будем часа два... Не люблю торопиться, - серьезно признался он Надюше, - особенно за столом...

Выпито было немало. В процессе Гусик, которому все чего-то не хватало, дважды линял из-за стола и возвращался каждый раз с двумя бутылками. Так что утром все проснулись вялые, как черви, с головной болью. Катюша, кроме головной боли, обнаружила похрапывающего рядом с собой Валеру, а Надюша - то, что оставалось, то бишь улыбающегося и почмокивающего во сне Гусика. Решено было унять головную боль, и с этим решением Валера отправился куда надо, да с таким сердитым выражением на лице, что можно было подумать - теперь уж точно грабить. Оттуда, куда пошел, он вернулся поразительно скоро, разлил жидкость по сосудам, и выпили ее, заразу, появившуюся так кстати. Днем, оклемавшись после вчерашнего, Катюша и Надюша отправились на вчерашний пляж. Мужчины ехать не пожелали, и только Гусик, виновато улыбаясь и жестикулируя руками, в том числе и той самой, на которой были написаны слова про жизнь, так что Надюша снова испытала неприятное чувство, объяснил, как лучше проехать. А когда уже прощались, Катюша вдруг заговорила про ресторан "Караван-сарай", и про то, как им хочется в нем побывать хотя бы разочек. Мужчины ответили неопределенно, а она, потеряв терпение, спросила прямо:

- Ну как, мужики, поехали сегодня? Валера рукой махнул:

- Да ну его... Чего там не видали?..

А Гусик только мотнул головой, продолжая, впрочем, улыбаться.

- Ну и ладно, сами поедем, - сказала Надюша.

- Обдерут как липку, - мрачновато пообещал Валера. - Не советую самим соваться. Ну, так уж и быть. Завтра ждите нас к обеду в своем "Гек-геле", поедем...

- Честно? - обрадовалась Надюша.

- Ну, честно, честно, - проворчал Валера.

- Раз он говорит, значит - железно, - поддержал друга Гусик.

И Катюша с Надюшей, обнадеженные, поехали на пляж. т- Были бы деньги, сказала уже в автобусе Катюша, - сами бы поехали, поглядели, какой это такой "Караван-сарай"...

- Чего уж теперь об этом, - сказала Надюша, - на нет и суда нет.

- Не надо было шмотье покупать, говорила тебе.

- Да что ты, Катюша, вроде все только необходимое взяли. Да и все равно боязно как-то... А вдруг бы, чего доброго, и впрямь обобрали бы? Может, за эту самую экзотику отдельно платить?.. А потом и сидели бы в гостинице, жевали бы корочку... Нет уж, лучше не рисковать.

- Отдохнуть же приехали. Хочется увидеть все...

- И мне хочется, а что ж делать-то?

- Может, и впрямь с мужиками, с Валеркой и Гусиком, махнем завтра?

- Поглядим, Катюша, - сказала Надюша, глубокомысленно и здраво рассуждая, - а если сегодня "Караван-сарай", а завтра зубы на полку, то, по мне, лучше и не надо. По одежке, как говорится, протягивай ножки, - разразившись очередной поговоркой, Надюша несколько попритихла.

Назавтра Катюша и Надюша приоделись и спустились на улицу, стали возле дверей гостиницы, улыбаясь, в предвкушении и ожидая. Они простояли битый час.

- А может, мы поздно спустились, Катюша?

- А может, рано? - предположила, в свою очередь, Ка-- тюша. - Два часа только, - сказала она, глянув на свои часы.

- Обед во сколько у них?

- А черт их разберет! Когда проголодаются, тогда и обед.

- Значит, еще не проголодались, - заключила грустно Надюша.

Они поднялись к себе в номер, посидели на кроватях, не зная, чем заняться, и минут через пятнадцать снова спустились на улицу и простояли еще с полчаса, и за это время несколько машин, проезжая, притормаживали возле них, и мужчины, а то и молоденькие мальчишки (до того иной раз молоденькие, что Катюша с Надюшей диву давались - как эти мальчики ухитряются иметь собственные машины?) многозначительно поглядывали на них, подмигивали, махали руками, приглашая в машину. Но ехать сестрам никуда не требовалось, и они просто из чистого любопытства глядели на машины, в большинстве своем "разукрашенные" всякими архитектурными излишествами - зеркалами, подфарниками, надписями на иностранных языках, шторками на оконцах и прочее, и на их владельцев. Они уже собирались войти обратно в гостиницу и пообедать у себя в номере, когда к ним подошел парень лет тридцати в рубашке, расстегнутой на груди почти до пупка.

- Если вы ждете меня, то я уже здесь! - сказал он, чрезвычайно нахально ощупывая взглядом одновременно фигуры обеих женщин.

- Нет, мы не вас ждем, - ответила Катюша.

- Мы ждем своих знакомых, - сообщила простодушно и серьезно Надюша. - Они обещали сводить нас в ресторан "Караван-сарай". Знаете такой? А теперь что-то опаздывают. Видно, дела у них...

Парень не ожидал, что с ним начнут так доверительно беседовать, а наоборот - был уверен, что эти тетки, которые стоят на углу и кого-то высматривают, изо всех сил вытягивая шеи, моментально отошьют его. И раз так обернулось дело, надо поддержать светский разговор.

-"Караван-сарай" закрыт на ремонт, - не задумываясь, брякнул он, - через три дня откроется.

- Правда? - Надюша откровенно огорчилась.

- Честное слово, - убедительным тоном сказал парень. - Я вчера только с друзьями хотел туда зайти, но было закрыто. А почему вы именно в "Караван-сарай" хотите? Разве нет в городе других ресторанов?

- Нам говорили, что там очень... очень необычно как-то, - ответила Надюша. - А правда там очень необычно?

- Да, оригинальный ресторан, что верно, то верно, - согласился парень как-то вяло, - но он закрыт, ничего не поделаешь. А вот я вас приглашаю тоже в очень хороший ресторан, - неожиданно для Катюши и Надюши сказал вдруг он. Идет?

Катюша и Надюша растерялись, беспомощно переглянулись.

- Ну как же так? - сказала Катюша. - Мы ведь вас совсем не знаем...

- Подумаешь, какое дело! - пожал плечами парень. - Все самые близкие друзья когда-то тоже не знали друг друга.

Это был аргумент, но Катюша и Надюша продолжали колебаться. Парень понял, что от него требуется поднажать, и начал весьма активно уговаривать. И вот то ли его горячие уговоры подействовали, то ли Катюше и Надюше захотелось вдруг назло всему на свете доказать и в первую очередь доказать самим себе, что не зря они разоделись и тщательно навели марафет, не зря два часа прождали, и что бы там ни было, а они сегодня покажутся на людях, побывают в ресторане, - сестры согласились.

Парень взял их под руки и повел по тротуару, возле которого, шагах в десяти, счастливо обнаружилась его машина. Они сели, но, проехав незначительное расстояние, он остановил машину, обернулся к ним, расположившимся на заднем сиденье:

- В этом доме живет мой друг. Возьмем его с собой?

- Как хотите, - сказала Катюша.

- Если вам хочется, - вежливо сказала Надюша.

- Отлично. Я мигом. Он такой хохмач, вот увидите, - пообещал парень и уже собирался выходить из машины, как вспомнил и спросил: - А что же мы не познакомились? Вас как зовут, если не секрет?

- Не секрет, - успокоила его Катюша. - Меня - Катюша...

- А меня - Надюша.

- Чудесно! - сказал парень и, представившись, перестал быть просто парнем, а стал конкретным лицом. - А меня - Рауф. Запомните?

- А чего ж не запомнить? - сказала Катюша. - Все ясно. Рауф.

- Рауф, - повторила на всякий случай и Надюша.

- Чудесно! - сказал Рауф, и у сестер создалось впечатление, что в отличие от их знакомого Гусика, который точно знал, что такое жизнь, этот Рауф живет пока, как видно, в какой-то розовой дымке, принимая обычные явления жизни слишком восторженно, но им обеим это показалось симпатичной чертой характера. Симпатичный Рауф вместе со своей симпатичной чертой характера шмыгнул в подъезд, напротив которого остановил машину, и очень скоро из подъезда вышмыгнул вместе со своим другом, бойким, как оказалось впоследствии, пареньком Ремизом. Бойкий паренек Рамиз и симпатичный Рауф с места в карьер стали их знакомить с достопримечательностями города, мимо которых пролетала машина на такой скорости, будто за ними увязались все экзотические, темпераментные черти города. Катюша и Надюша не успевали головами вертеть, и благодаря скорости машины многие достопримечательности проморгали. Ехали они достаточно долго, чтобы успеть наговориться, и приехали наконец в кафе-стекляшку на окраине города, полную жующих мужчин. Мужчины, прекратив жевать, тупо уставились на них осовелыми глазами, но потом снова уткнулись в свои тарелки и вернулись к своим проблемам, кои обсуждали до появления этой яркой, привлекающей внимание четверки.

- Ты представляешь, - сказал вдруг Рауф за столом, когда иссяк разговор, Рамизу, - Катюша и Надюша в "Караван-сарай" собирались, и тут я их вовремя встретил...

Какая-то ехидца послышалась Надюше в его голосе, и симпатичный Рауф в ее глазах сразу же перестал быть симпатичным.

- Хо-хо-хо, - неожиданно заржал с набитым ртом Рамиз.- А чего там собирались делать-то? - Эту фразу он проговорил, явно подстраиваясь под манеру сестер. Это Катюше и Надюше тоже не понравилось, они почуяли подковырку со стороны Рамиза над их манерой разговаривать. Но бойкий Рамиз продолжал оставаться бойким.

- Как чего? - удивилась Катюша. - Чего все делают.

- Нам только поглядеть хотелось, - сказала Надюша. - Говорят, там красиво, необычно очень...

- "Караван-сарай" закрыт на ремонт, - отрезал вдруг Рауф, подмигнул приятелю, тот покивал, а сестры, заметив, как он подмигивал, решили единодушно, что первое впечатление было обманчивым и этот молодой гражданин вовсе не симпатичный.

- Завтра поедем, - пообещал Рамиз, уже заметно захмелевший. - Завтра открыть должны.

- Ага, - подтвердил Рауф, - поедем.

Он, отложив вилку, вытащил из нагрудного кармана рубашки пачку дорогих сигарет "Мальборо" и стал угощать сестер, и на лице его в эту минуту появилось удовольствие - знай, мол, наших, вот какие дорогие сигареты достаем и курим, он вроде бы старался пригасить выражение откровенного удовольствия на лице, вроде бы равнодушным старался казаться, протягивая раскрытую пачку женщинам, но эта маска равнодушия, за которую ему не удавалось спрятаться, была сама по себе для него тоще удовольствием.

- Мы не курим, - сказала Катюша, явно разочаровав его.

- Как же вы водку пьете? - спросила его Надюша, с опаской замечая, как он все больше пьянеет, - вам ведь машину водить...

- Он пьяный водит лучше, - успокоил ее Рамиз.

- Быстрее, - уточнил Рауф.

- Даже иной раз говорит, давайте-ка выпьем, ребята, а то что-то, чувствую, плохо водить стал...

- Представляю, как мы доедем до гостиницы, - сказала Надюша.

- Долетим, - уточнил Рауф.

- Вот именно, - сказала Катюша, тоже начавшая волноваться.

Стекляшка постепенно освобождалась от жующих мужчин, и скоро они одни остались в кафе, вчетвером. Захмелевший Рамиз как бы шутя, как бы по-дружески, пользовался любым тостом, любым поводом, чтобы поцеловаться с На-дюшей. Она отстраняла его рукой.

- Не надо, - говорила мягко, чтобы он не обиделся.

- Почему? - пьяно удивлялся Рамиз.

- Я не питаю к вам чувств, - поясняла Надюша простодушно.

- Недобрала, значит, - констатировал Рамиз по-азербайджански, обращаясь к Рауфу.

Тот коротко хохотнул и снова наполнил стопки.

Поднялись из-за стола за полночь, ребята были пьяны, и Рауф вел машину на сумасшедшей скорости, вследствие чего два раза со всей компании моментально соскакивал хмель: один раз, когда они чуть лоб в лоб не сошлись с серебристым рефрижератором, разогнавшимся на пригородной магистрали, и второй раз, когда при въезде в город за ними погнался ночной патруль ГАИ на мотоцикле; чудом ускакав от него, они в конце концов домчались до гостиницы, где неожиданно Рауф с Ремизом стали проситься к сестрам на ночлег. Несмотря на протесты тоже порядком опьяневших и уставших Катюши и Надюши, ребятам все же удалось проникнуть к ним в номер, где у Надюши с Рамизом произошел неприятный инцидент, в результате которого руки у Надюши повыше локтей украсились синяками от хватких пальцев Рамиза, а Рамиз, в свою очередь, был вытолкнут взашей из комнаты дружными усилиями сестер, и вслед за ним, чуть поуспокоив разгневанных женщин ушел и Рауф. Вечер, вернее, ночь была испорчена. Ко всему еще тут без стука, ужом пролез в дверь давний знакомый Катюши и Надюши, которого век бы им не видать, - интеллигент из города Кировабада, обитавший, в соседнем номере.

- Я шум слышал, - заявил интеллигент, - помощь не нужна?

- Приперся после драки кулаками махать, - презрительно оглядев его, сказала Катюша.

- А что, драка была? - заинтересовался интеллигент.

- Выметайтесь отсюда, живо! - напустилась на него разнервничавшаяся Надюша. - Время час ночи, а вы являетесь и в дверь не стучите к тому же.

Заметив, что женщины не совсем трезвые, интеллигент из Кировабада навострил ушки, как охотничий сеттер, почуявший поживу, осмелел не в меру, во всяком случае, уходить не собирался, вследствие чего был вытолкнут из комнаты тем же манером, что и Рамиз.

Успокоившись немного, Катюша и Надюша уселись на свои кровати друг против друга. Спать пока не хотелось - разволновались...

- Нехорошо с ребятами вышло, - сказала Катюша.

- Нехорошо, - покивала головой Надюша, - но ты сама подумай, как же они тут остаться хотели? Ведь не позволяли же подниматься в комнату, а чего поднялись? Им, пьяным, хоть кол на голове теши...

- Так-то оно так, но парни, кажется, неплохие, - вздохнула Катюша. - Так вот и бывает - одного обидишь, второго, а потом глядь: одна-одинешенька кукуешь... И счастье свое давно проморгала... А время-то летит, нет ему удержу...

- Ну ты скажешь тоже, ей-богу! - возмутилась Надюша. - Неужто и впрямь думаешь, что с такими молокососами счастье возможно, они ж младше нас.

- Да не в них дело, Надюша. Просто, как начнешь думать иной раз - жуть берет... Ведь сорок два уже - ни много, ни мало, сорок два годочка, тут уж и козлу рада будешь... Какой бы ни был мужик, лишь бы твой был, знать бы только, что мужик твой рядом, можно опереться. Пусть даже ненадолго - год, два, и то счастье... А если еще и ребенок... Это ж подумать только - горло перехватывает... Да, Надюша, - Катюша тряхнула головой, будто отгоняя свои навязчивые мечты, усмехнулась, - все больше лет, все меньше шансов...

- Бог с тобой, не трави душу. Давай спать, поздно уже. - Они легли и долгое время молчали, потом среди тишины Надюша вдруг сказала с сердцем: - А этот ихний . "Караван-сарай" я в гробу видала... На кой он нам сдался? Все обещают, а потом, верно, думают, чего это мы с такими кикиморами должны идти в шикарный ресторан, лучше пригласим девочек помоложе... Так ведь, а?

Катюша неожиданно тихо, заливисто рассмеялась, Надюша приподнялась в постели, удивленно уставилась на сестру и тоже залилась смехом - до того заразительно смеялась Катюша.

- Ты чего, а? - сквозь смех спросила Надюша. - Ты насчет кикимор, что ли? А кто же мы с тобой? Кикиморы и есть... - Но вскоре оказалось, что Катюша плачет, смех перешел в плач, Надюша перепугалась, вскочила с постели, стала успокаивать ее.

В стену постучали.

- Хватит смеяться, спать не даете! - раздался за стеной рассерженный голос интеллигента из Кировабада.

- Надо было сразу же, как приехали, пойти в "Караван-сарай", - неожиданно проговорила сквозь приглушенные рыдания Катюша, - как деньги были...

- Да ты что, Катенька, милая, - проговорила ласково Надюша, - дался тебе этот ресторан! Дура Люська наговорила про него, вот нам и втемяшилось... Зачем тебе, будь он неладен, "Караван-сарай"?

- Да разве в нем дело? - успокоившись, с тоской в голосе отозвалась Катюша. - Ладно, давай спать.

Надюша отошла к своей кровати, легла и поначалу не совсем поняла, что хотела сказать сестра, но не стала спрашивать, что-то удержало ее от вопроса. Может, то и удержало, что в глубине души она чувствовала, что дело вовсе не в шикарном ресторане, куда приходят иностранные туристы, а в том, что, имея под носом этот самый ресторан, их знакомые возят их куда-то за город, в подозрительные кафе-стекляшки, где обслуживают небритые официанты в грязных рубашках, где сосредоточенно жуют хмурые мужчины, где нет музыки, и главное что это подальше от глаз, за городом, как будто стесняются их знакомые появляться с ними на людях, как будто их только и можно, что приглашать домой к приятелю, у которого семья в отъезде, или на запущенную дачу, всю загаженную птицами... Сознавать это было обидно, и даже трезвая мысль, что лет немало, и внешность уже далеко не заманчивая, даже мысль эта уже не помогла бросить думать о том, что они, и она, и сестра, еще могут кому-нибудь понравиться, вызвать у кого-нибудь серьезное чувство, и, кто знает, может, им еще по-настоящему повезет в жизни... Надюша, скосив глаза, посмотрела в темноте на кровать Катюши. Кажется, и она не спала, но Надюша не окликнула ее, было муторно на душе, и почему-то явилась уверенность, что Катюша сейчас думает почти о том же самом, что и она... Вернувшись в свой город после отпуска, Катюша и Надюша снова стали Катей и Надей. Несколько дней по приезде им было грустно, и поездка, несмотря ни на что, теперь издали представлялась им прекрасной, восхитительной, как сон голубой; знойный, утраченный. И постепенно они привыкали к мысли и даже поверили, что поездка на самом деле была чудесной; грусть в сердцах Кати и Нади уступала место другим земным чувствам, жизнь продолжалась, и была она такой же, как и до поездки... И теперь они с горящими глазами, вдохновенно рассказывали подругам и знакомым о чудесном южном городе на берегу парного моря, о знойных днях, преобладавших в августе месяце в том городе, о приморском бульваре, об утонченных интеллигентах, в частности из Кировабада, с манерами старинных французских аристократов, известных сестрам по классическим литературным произведениям, много еще чего рассказывали, и самое главное, (впрочем, когда не оказывались вместе) - любили Катя и Надя рассказывать о том, как они неоднократно в компании солидных и вполне культурных мужчин посещали роскошный, весьма колоритный, очень необычайный, дорогой ресторан "Караван-сарай", где кабинеты в виде каменных пещер, где стоят старинные светильники в углах на каменном полу, а посетители на лавках, устланных ручной работы коврами, облокачиваются на подушки-мутакке, а кормят там - пальчики оближешь, и все это удовольствие недешево, конечно, обходится, но они, можно сказать, ну просто не вылезали из этого ресторана со своими бакинскими друзьями, можно сказать, раза по три на неделе посещали этот самый "Караван-сарай", вот так вот... И Катя прекраснейшим образом утерла нос своим вдохновенным рассказом Люське из винно-водочного, которая с раскрытым ртом и завистливыми глазами слушала, как в далеком южном городе прохлаждались "эти мымры, у которых и поглядеть не на что", а именно, говоря конкретно, Катька и Надька...