"Зловещий барьер" - читать интересную книгу автора (Рассел Эрик Фрэнк)

ГЛАВА 10

В небольшой, но отлично оборудованной лаборатории радиокорпорации «Электра» царила стерильная чистота, все стояло на своих местах, ничто не нарушало безупречного порядка, за исключением мертвого тела, застывшего на полу под раскачивающейоя телефонной трубкой.

Толстяк-полицейский сказал:

– Вот так он и лежал, когда мы пришли. Мы только сделали стереоскопические снимки трупа, больше ничего.

Бипл Грэхем кивнул сержанту, наклонился над телом и перевернул. Его не отпугнуло выражение ужаса, которое жестокая сверкающая смерть запечатлела на лице жертвы. Он сноровисто обыскал покойного, выложил содержимое его карманов на стоящий рядом стол и изучил с кропотливым вниманием.

– Бесполезно! – недовольно произнес он, закончив осмотр. – Ничего путного отсюда не выжмешь. – Он перевел взгляд на маленького франтоватого человечка, беспокойно переминающегося за спиной сержанта. – Так, значит, вы были ассистентом Треливена? Что вы можете мне сказать?

– Бобу позвонил Падилья, – пробормотал коротышка. Его взгляд испуганно перебегал с Грэхема на лежащий на полу труп. Ухоженные пальцы нервно теребили аккуратно подстриженные усики.

– Это нам известно. Кто такой Падилья?

– Ценный деловой партнер и личный друг Боба. – Человечек застегнул пидкак, снова расстегнул, потом опять занялся усами. Казалось, у него слишком много рук и он не знает, куда их деть – Падилья – владелец патента на термостатический усилитель. Это самоохлаждающаяся радиолампа, которую мы производим по его лицензии.

– Продолжайте, – ободряюще сказал Грэхем.

– После этого звонка Боб очень разволновался. Сказал, что необходимо распространить новость, чтобы ее не смогли замолчать. Что это за новость, он не сказал, но, очевидно, считал ее сенсационной.

– А дальше?

– Он пошел прямо в лабораторию, чтобы кому-то позвонить. Через пять минут в здание ворвалась целая шайка светящихся шаров. Они уже несколько дней околачивались поблизости, похоже, следили за нами. Все бросились наутек, кроме трех сотрудников с верхнего этажа.

– А они почему не убежали?

– Еще не прошли обработку, поэтому ничего не увидели и не поняли, что произошло.

– Ясно.

– Когда шары убрались, мы вернулись на свои места и нашли Боба рядом с телефоном – мертвого. – Он снова нервно потеребил усы и перевел взгляд с Грэхема на труп.

– Вот вы сказали, что витоны целыми днями околачивались вокруг, – вступил в разговор Волк – Они за это время нападали на кого-нибудь из сотрудников, чтобы выкачать их мысли?

– Даже на четверых, – человечек еще больше разволновался. – За последние несколько дней они атаковали четверых. Мы все пришли в ужас. Ведь никто не знал, кого они изберут следующей жертвой. Днем мы не могли нормально работать, а по ночам нас мучила бессонница. – Он бросил на Воля страдальческий взгляд. – Последний случай был вчера днем. После их нападения человек сошел с ума. Они бросили его за воротами, превратив в бессвязно лепечущего идиота.

– Когда мы приехали, их поблизости не было, – заметил Воль.

– Возможно, они удовлетворены: ведь благодаря нанесенному контр– удару завод перестал представлять для них источник потенциальной опасности, во всяком случае, на ближайшее время. – Грэхем не смог удержаться от улыбки – уж очень контрастировала пугливость маленького человечка со слоновьей невозмутимостью сержанта. – Они еще вернутся!

Он отпустил свидетеля и остальных сотрудников радиозавода, ожидавших своей очереди. Вместе с Волем они обыскали лабораторию, стремясь обнаружить хоть какую-нибудь записку, блокнот, любой с виду никчемный клочок бумаги, который мог бы дать ключ к разгадке, как это бывало с предыдущими жертвами.

Все усилия оказались напрасными. В их распоряжении был один-единственный факт: Боб Треливен мертв, решительно и бесповоротно.

– Что за черт! – в отчаянии простонал Воль. – Никакой зацепки. Ну ни единой, крошечной, паршивой зацепки! Нам везет, как утопленникам.

– Где же твое воображение? – поддел его Грэхем.

– Ты хочешь сказать, что обнаружил какую-то улику? – Вытаращив глаза, он в искреннем изумлении обвел взглядом лабораторию, пытаясь найти то, что упустил.

– Да нет. – Билл Грэхем взялся за шляпу. – В этом безумном деле никто не доживает до того, чтобы предоставить нам какую-нибудь ценную улику. Поэтому остается только состряпать улики самим. Пошли, пора возвращаться.

Когда они проносились через Стэмфорд, Воль оторвал задумчивый взгляд от дороги, посмотрел на своего спутника и спросил:

– Ну ладно, ладно, это что семейная тайна, или как?

– Есть несколько задумок. Во-первых, у нас мало данных о Падилье. Нужно раскопать побольше, кое что может нам пригодиться. Еще: получается, что Треливен провел у телефона пять минут, пока его не вывели из игры. С Сангстером он успел поговорить от силы полминуты, и это был его последний звонок в нашем грешном мире. Значит, если ему не потребовалось четыре с половиной минуты, чтобы дозвониться до Сангстера, – а это маловероятно, – можно предположить, что сперва он позвонил кому-то другому. Вот мы и выясним, звонил ли он кому-нибудь, а если звонил, то кому.

– Ты просто гений, а я еще тупее, чем кажется! – воскликнул Воль.

Грэхем смущенно усмехнулся и продолжал:

– И наконец, есть неустановленное количество любительских радиостанций, работающих между Буэнос-Айресом, Барранкильей и Бриджпортои. Пара-другая из них могла, рыская в эфире, поймать коммерческий канал. Если кто-то прослушивал эфир и поймал разговор Падильи с Треливеном, он нужен нам так же позарез, как и витонам. Мы должны срочно найти этого парня, пока еще не поздно!

– Надежда вечно бьется в человеческой груди, – продекламировал Воль – Взгляд его случайно упал на зеркало заднего обзора, и он застыл, как загипнотизированный. – Но только не в моей! – сдавленно закончил он.

Повернувшись на сиденье, Грэхем выглянул в заднее окно машины.

– Витоны – гонятся за нами!

Его зоркий взгляд скользнул вперед, пробежал по сторонам, с фотографической точностью фиксируя местность.

– Гони! – Нащупав пальцем кнопку экстренной подачи энергии, он быстро вдавил ее. Воль тем временем до отказа выжал акселератор. Включился аварийный запас дополнительных батарей, и под натужный вой динамо гиромобиль рванулся вперед.

– Бесполезно! Считай, что мы попались! – хрипло выдохнул Воль и бросил машину в крутой вираж. Их трижды заносило, но он каждый раз выравнивал ее. Дорога широкой лентой неслась под бешено крутящиеся колеса. – Нам не удрать, будь у нас скорость даже вдвое больше.

– Впереди мост! – предупреждающе крикнул Грэхем. Удивляясь собственному спокойствию, он пригнулся, глядя на стремительно приближающийся мост. – Сворачиваем на берег и ныряем в реку. Это единственный шанс.

– Дерьмо, а не шанс, – буркнул Воль.

Грэхем, не отвечая, снова оглянулся и увидел горящих зловещим огнем преследователей на расстоянии двухсот ярдов. Они быстро приближались. Их было десять; вытянувшись цепочкой, они без видимых усилий неслись по воздуху с той безудержной стремительностью, которая отличала полет витонов.

Приближаясь, перед ними вырастал мост. Призрачная свора отыграла пятьдесят ярдов. Грэхем напряженно старался следить за происходящим и впереди и сзади. Он понимал: они на волосок от гибели. Каждая доля секунды могла решить, получат они единственный шанс из миллиона или вовсе ни одного.

– Делай, как я сказал! – скомандовал он, стараясь перекричать рев мотора – Когда окажемся в воде, выбирайся и плыви по течению, пока хватит дыхания. На поверхность показывайся только дпя того, чтобы сделать короткий вдох. Сиди в воде, пока они не уберутся, даже если придется мокнуть целую неделю. Уж лучше это, чем… – он не докончил фразу.

– Но ведь… – Воль пытался что-то возразить. На его лице застыло напряжение – машина уже влетела на мост.

– Ну же! – рявкнул Грэхем. Не дожидаясь, когда Воль наконец решится, он железной хваткой вцепился в рулевое колесо и резко повернул его.

От такого грубого насилия гироскоп протестующе взвизгнул, и стройная машина во весь опор донеслась по берегу. Она взлетела на гребень, едва не врезавшись в бетонную арку моста, и по эффектной параболе взвилась в воздух. Как чудовищный двадцатифутовый снаряд, гиромобиль вошел в воду. Удар был таким сильным, что фонтаны брызг взлетели высоко над дорогой, засияв, как маленькая радуга.

Машина быстро погружалась посреди поднимающегося навстречу облака пузырьков. Скоро на потревоженной поверхности воды осталась только тонкая радужная пленка, над которой разочарованно толклась десятка озадаченных шаров.

«Слава Богу, что я додумался открыть дверцу за миг до падения, – подумал Грэхем. – Иначе давление воды задержало бы нас на несколько драгоценных секунд». Извиваясь всем своим сильным, мускулистым телом, он оттолкнулся ногами и выбрался из кабины как раз в тот миг, когда машина, накренившись, опустилась на дно реки.

Быстрыми мощными гребками он устремился вниз по течению со всей скоростью, на которую был способен. Грудь разрывалась, глаза искали просвета в жидкой мгле. Он знал: Воль тоже выбрался, потому что почувствовал толчок, когда лейтенант покидал машину. Но разглядеть Воля ему не удалось – слишком мутной была вода.

Изо рта у Грэхема вырывались пузыри, воздух в легких был на исходе. Он попытался грести быстрее, но почувствовал, как сердце выскакивает из груди, а глаза – из орбит. Сильным волнообразным движением он послал тело вверх. Подняв лицо над водой, сделал выдох и глубоко вдохнул свежий воздух. Потом снова нырнул и быстро поплыл дальше.

Четыре раза со стремительностью форели, заглатывающей летящую муху, он выскакивал на поверхность, набирал, полные легкие воздуха и опять уходил в глубину.

Наконец Грэхем выплыл на отмель, ботинки царапнули каменистое дно. Он осторожно поднял глаза над водой.

Десятка сверкающих шаров взлетала над берегом, скрытым дугой моста. Притаившись, Грэхем бдительно следил за их подъемом. Он сопровождал их взглядом, пока они не превратились в десять сверкающих точек, крошечных, как булавочные головки, висящие под пологом облаков. Когда голубые призраки изменили направление полета и быстро двинулись на восток, Грэхем выбрался на берег. Вода лилась с него ручьями.

Перед ним спокойно и бесшумно бежала река. Одинокий наблюдатель вглядывался в ее гладкую поверхность с недоумением, которое быстро переросло в открытое беспокойство. Он ринулся вверх по течению; с одежды текло. Он спешил поскорее увидеть, что же там за мостом, и боялся этого.

Когда он подбежал поближе, через бетонную арку стала видна фигура лежащего Воля. Грэхем рванулся под арку, в ботинках противно хлюпала вода. Перед ним на берегу застыло безжизненное тело лейтенанта.

Торопливо отбросив со лба мокрые волосы, Грэхем нагнулся над Волем и схватил его за холодные, обмякшие ноги. Потом выпрямился; от тяжести мышцы его напряглись до отказа.

Рывком приподняв тело за ноги, он посмотрел вниз на его мотающуюся голову. Из разинутого рта Воля на башмаки Грэхема хлынула вода. Грэхем стал встряхивать тело, наблюдая за результатом. Когда вода перестала вытекать, он положил Воля на спину, сам сел верхом, положил сильные ладони на неподвижную грудь лейтенанта и стал ритмично надавливать на ребра.

Он все еще трудился над ним, устало, но не сдаваясь, когда тело внезапно дернулось. Из глотки вырвался булькающий звук. Еще через полчаса Грэхем сидел на заднем сиденье гиромобиля, который ему удалось остановить, и поддерживал ослабшего товарища.

– Вилл, у меня башка просто раскалывается, – пожаловался Воль. Он закашлялся, вздохнул и уронил голову на плечо Грэхема – Что-то меня долбануло в самом начале, наверное, дверца. Она открывалась по течению, ну меня и стукнуло. Я тонул, выплывал, снова тонул. Словом, нахлебался воды вволю. – В легких у него тихонько булькало. – Ощущение – как у грудного младенца, решившего поплавать.

– Все пройдет, – успокоил его Грэхем.

– Я уж решил, что мне совсем каюк. Так себе и сказал. Конец не из приятных – валяться на дне вместе со всяким хламом. Болтаться туда-сюда, туда-сюда среди тины да пузырей, и так до скончания веков. – Воль подался вперед, с него капала вода. Грэхем снова потянул его назад. – Я рвался на поверхность, как одержимый… В легких – одна вода. Выскочил наверх… тут чертов витон меня и сцапал.

– Что? – вскрикнул Грэхем.

– Меня схватил витон, – тупо повторил Воль. – Я почувствовал… как его мерзкие щупальца закопошились у меня в мозгу… вынюхивая, выпытывая. – Он хрипло закашлял. – Больше ничего не помню.

– Похоже, что это они вытащили тебя на берег, – взволнованно проговорил Грэхем. – Если они прочитали твои мысли, им теперь известны наши следующие шаги.

– Копошились.. у меня в мозгу, – пробубнил Воль. Глаза его закрылись, из груди вырывались судорожные всхлипы.

– Почему же они не убили Воля, как других? – покусывая губы, спросил Лимингтон.

– Не знаю. Может быть, решили, что он не знает ничего такого, что представляло бы для них реальную опасность – Билл Грэхем выдержал пристальный взгляд шефа. – Я ведь тоже ничего такою не знаю, так что не надо думать, что каждый раз, выходя на улицу, я рискую погибнуть, а вам придется отвечать.

– Вы меня не обманете, – усмехнулся Лимингтон. – Просто удивительно, как долго вам везет.

Пропустив его слова мимо ушей, Грэхем сказал:

– Арт на несколько дней вышел из строя. – Он тихо вздохнул. – Вам удалось получить какие-нибудь новости о Падилье?

– Мы старались, – полковник недовольно хмыкнул. – Но наш человек, который этим занимался, не смог ни до чего докопаться. У тамошнего начальства и так дел по горло, им сейчас не до него.

– Что, очередной приступ «завтра-завтра, не сегодня»?

– Да нет, дело не в этом. Вскоре после того, как мы отправили запрос, азиаты устроили налет на Буэнос-Айрес. Город сильно пострадал.

– Проклятье! – выругался Грэхем, кусая губы от досады. – Одной зацепкой меньше.

– У нас еще остаются любительские радиостанции, которые нужно проверить, – с кислым видом напомнил Лимингтон. – Мы уже взялись за дело. Эти чертовы радиолюбители обожают засесть где-нибудь на горной вершине или в непроходимых джунглях. Вечно выберут самые паршивые места.

– Разве нельзя вызвать их по радио?

– Почему же, можно – с таким же успехом я могу звать жену, которая куда-то ушла. Они выходят на прием, когда им заблагорассудится. – Открыв ящик стола, он извлек листок бумаги и протянул его Грэхему. – Вот, поступило как раз перед вашим приходом. Может, это что-то значит, а может, и нет. Вам оно что-нибудь говорит?

– Сообщение «Юнайтед Пресс», – прочитал Грэхем, быстро пробегая глазами текет. – Профессор Фергюс Мак-Эндрю, ученый-атомщик, пользующийся международной известностью, загадочно исчез сегодня утром из своего дома в Керкинтиллохе, Шотландия. – Он бросил быстрый взгляд на бесстрастно застывшего Лимингтона и возобновил чтение: – Исчез в неизвестном направлении во время завтрака, который так и остался недоеденным, даже кофе не успел остыть. Миссис Марта Лесли, его пожилая экономка, считает, что профессора похитили витоны.

– Ну как? – спросил Лимингтон.

– Не убит, а похищен! Вот что странно! – Сыщик нахмурился, обдумывая новость – Скорее всего, он не слишком-то много знал, иначе умер бы за завтраком, а не исчез. Но зачем его похищать, если он никому не угрожал?

– Это и поставило меня в тупик! – Единственный раз в своей жизни, полностью подчиненной дисциплине, Лимингтон позволил себе дать волю чувствам. Он стукнул кулаком по столу и громко сказал: – С самого начала этого идиотского дела мы постоянно путаемся в клубке нитей, каждая из которых приводит либо к мертвецу, либо к человеку, который уже превратился в нелюдь. Всякий раз, когда мы устремляемся в погоню, нас уже поджидает свежий труп. Всякий раз, протягивая руку, мы ловим пустоту. Теперь они начали убирать улики. Даже трупа не осталось! – Он щелкнул пальцами. – Взял – и исчез! Чем же все это кончится? И когда этот конец наступит? Если наступит вообще, разумеется?

– Конец наступит, когда последний витон исчезнет с лица Земли или когда погибнет последний человек. – Грэхем помахал сообщением «Юнайтед Пресс» и переменил тему. – Должно быть, у этого Маю-Эндрю ум, типичный для современного талантливого ученого мирового масштаба.

– Ну и что?

– На этот раз они не ограничатся исследованием его ума, как они делали раньше. Они разберут весь его интеллект по винтику и выяснят, как там все крутится. Я не вижу, зачем еще им могло понадобиться его похищать, вместо того, чтобы убить, как обычно. Сдается мне, что витоны чем-то обеснокоены, может быть, даже напуганы, вот они и взяли его в качестве подходящего объекта для своей суперхирургии. – Яркий блеск в его глазах поразил собеседника. – Они решили получить средние данные, чтобы оценить вероятность. Их уверенность пошатнулась, они хотят выяснить, что их ожидает. Взвесив силу интеллекта этого Мак-Эндрю, они вычислят, насколько велика вероятность того, что нам удастся обнаружить истину, которой они так боятся.

– А потом? – шепотом спросил Лимингтон.

– Мы подозреваем, что Падилья что-то нашел, – в результате целенаправленного поиска, а может быть, и случайно. Но нужно допустить и другую возможность: он попал пальцем в небо, и убрали его только для того, чтобы сбить нас с толку, направить по ложному следу – в Южную Америку. – Грэхем встал, возвышаясь над столом шефа. – И если я не ошибаюсь, это похищение означает две вещи, – сказал он, сопровождая свои слова энергичными жестами.

– Какие же?

– Первое: что существует смертельное для витонов оружие, которое только и ждет, чтобы мы его нашли, если, конечно, у нас хватит на это силенок. Витоны уязвимы! – Он помолчал, потом закончил, тщательно взвешивая каждое слово: – И второе: если они, покопавшись в мозгу Мак-Эндрю, придут к выводу, что у нас хватит разума такое оружие найти и изготовить, то сделают все, чтобы этого не допустить, причем молниеносно. И тут начнется кромешный ад!

– Можно подумать, что он еще не начался! – заметил Лимингтон, сделав широкий жест рукой. – Вы что, можете вообразить что-нибудь более отчаянное, чем та ситуация, в которой мы находимся сейчас?

– Уж лучше известное зло, чем неизвестное, – парировал Грэхем. – Сейчас мы хотя бы знаем, что происходит. А кто знает, что они затевают?

– Если они изобретут еще какие-нибудь козни, Бог свидетель, нам придет конец!

Грэхем промолчал. Он весь ушел в тревожные раздумья. Один человек, ныне покойный, приписал ему экстрасенсорное восприятие. Возможно, дело в нем, а может быть, предчувствие, но только он знал, что надвигается новый ад, притом куда более страшный.

Стояла тьма, такая глубокая и зловещая, которая мыслима только в городе, когда-то сиявшем мириадами огней. Кроме мимолетных отблесков гиромобилей, которые, приглушив свет фар, светлячками пролетали по выщербленным каньонам Нью-Йоркских улиц, ничто не оживляло густого, давящего, непроглядного мрака.

Кое-где мерцали зеленоватым светом ограждения из деревянных столбиков, покрытых светящейся краской, предупреждая водителей об огромных воронках, оставленных взорвавшимися ракетами. Кисловатый запах войны был силен как никогда – запах вздыбленной земли и разрушенных коммуникаций, битого кирпича и перемолотой плоти.

В верхней части города, на Шестой улице, Грэхем увидел маленький красный огонек, раскачивающийся из стороны в сторону, и притормозил. Машина замедлила бег и остановилась; он вышел.

– В чем дело?

Из угольной тьмы выступил молодой офицер.

– Извините, мистер, нужна ваша машина. – Он молча подождал, пока Грэхем предъявит удостоверение, потом сказал: – Ничего не могу поделать, мистер Грэхем, мне приказано реквизировать все машины, следующие мимо.

– Что ж, не буду спорить. – Грэхем вынул из гиромобиля теплое пальто и закутался в него. – Придется пройтись пешком.

– Мне искренне жаль, – проговорил офицер. – В западном районе случилось что-то серьезное, нужны все машины, которые удастся достать. – Он обернулся к двум солдатам в грязно-зеленой форме, еле видным в темноте. – Отгоните машину на станцию. – Когда они отъехали, он нажал на кнопку красного фонарика и подал сигнал очередному проезжающему гиромобилю.

Быстрым шагом Грэхем шел по дороге. Его окружали покосившиеся стены, кое-где укрепленые деревянными подпорками. На другой стороне улицы в мрачном унынии высились страшные развалины некогда оживленных деловых кварталов.

На площади, замыкавшей улицу, обосновалась батарея противовоздушной обороны. Грэхем молча прошел мимо. От безмолвных фигур в железных касках, облепивших длинные задранные к небу стволы, веяло настороженностью. Они были обречены выполнять свой бесполезный долг. Все их пушки, хитроумные взрыватели ближнего действия, еще более хитроумные приборы управления огнем не могли тягаться с ракетами, намного опережающими скорость звука. Максимум, на что они могли надеяться, – это случайная управляемая бомба или безумный азиат – камикадзе, решившийся на почетное самоубийство. Других вариантов не было.

За площадью, на полуразрушенной крыше, шатко угнездился пост подслушивания вместе с радиолокатором. Квадратные раструбы поста были бесцельно устремлены на запад, полусферическая антенна радара с деловым видом, но без особой пользы вращалась вокруг своей оси. Даже не видя, Грэхем знал: где-то между постом на крыше и пушками застыли у приборов управления огнем еще более напряженные, безмолвные фигуры, ожидающие нечеловеческого воя, который возвестит о приближении какого-нибудь объекта, летящего достаточно медленно для того, чтобы его обнаружить, а при удаче и сбить.

На какой-то миг над Скалами вспыхнуло яркое розовое зарево, вслед за ним прокатился грохот взрыва. Вверх по Гудзону пошла мощная приливная волна. Еще мгновение, и следующая вспышка возникла выше по реке, близ Хэверстроу. Потом все смолкло.

Но только не на улице. Из глубины, прямо из-под ног, доносились странные неумолкающие звуки, как будто кто-то глодал землю мощными челюстями. Ба протяжении мили одинокого пешехода неотступно сопровождало это подземное «хрум-хрум-хрум».

Там, глубоко внизу, ниже всех подземных этажей города, гигантские бериллиевые челюсти вгрызались в породу, прокладывая артерии нового, более безопасного города, недоступного для бомб и ракет.

«Когда все это кончится, – подумалось Грэхему, – бывшая подземка превратится в наземную железную дорогу».

Повернув налево, он увидел в окружающем мраке более плотное темное пятно. Неясный силуэт находился на другой стороне улицы и торопливо приближался, громко позвякивая металлическими подковками.

Они почти поравнялись и должны были вот-вот разминуться, когда из набухшего темного облака, незаметного в кромешной тьме, вылетел шар холодного голубого света. От его внезапной яростной атаки спасения не было. Почуяв близкую гибель, смутно различимый во мраке человек завертелся волчком и издал леденящий душу вопль.

Грэхем отступил туда, где тень была поглубже, его зоркий взгляд отметил поразительную быстроту нападения. Шар заплясал вокруг своей жертвы, озарив ее тусклым, мертвенным светом. Было видно, как тонкие сверкающие нити щупальцев вонзились в тело несчастного. Витон выпустил пару колец, которые призрачным ореолом рассеялись в воздухе. Еще миг – и светящаяся тварь взмыла ввысь, унося с собой обмякшее тело.

Еще одного человека тем же манером схватили на пустыре, ярдов через двести дальше, по дороге. Проходя мимо остова многоквартирного дома, Грэхем видел, как охотник и его добыча пересекли открытый участок. Гротескно удлиненная тень пешехода, высвеченная бледным сиянием шара, стремительно неслась впереди. Бег жертвы был столь неистов, как будто она спасалась от порождения ада. Человек несся огромными неуклюжими скачками, из сдавленного ужасом горла вырывались невнятные обрывки слов.

Переливающаяся голубая бестия нависла над жертвой, образовав вокруг ее головы дьявольский нимб. Потом раздулась, поглотив беглеца вместе с последним отчаянным воплем. Перед тем, как подняться в небо с добычей, витон выпустил два светящихся кольца.

Третьего и четвертого схватили на Дрекслер авеню. Они успели заметить пикирующие голубые молнии. Один бросился бежать. Второй упал на колени, скрючился в жутком поклоне и закрыл голову руками. Бегущий что-то хрипло выкрикивал. Живот трясся, по ногам текло, вопли звучали, как стенания обреченной на заклание жертвы. Коленопреклоненный оставался в той же позе, как будто молился своему идолу. Но идол, как и все боги, не внял молитвам. Обоих схватили одновременно. Оба разом вскрикнули, разом вознеслись в небеса

– и еретик, и истово верующий, и грешник, и праведник. Витоны никому не оказывали предпочтения, никого не миловали. Они сеяли гибель так же неумолимо, как торговцы смертоносным бактериологическим оружием.

Лоб Грэхема покрывала обильная испарина. Он крадучись проскользнул по дорожке к дверям больницы Самаритэн. Перед встречей с Гармонией он отер со лба пот и решил ничего не рассказывать о трагических событиях, свидетелем которых он оказался.

Она, как всегда, выглядела сдержанной и спокойной. Во взгляде глубоких темных глаз ему почудилась какая-то убаюкивающая безмятежность. Однако они видели его насквозь.

– Что случилось? – спросила девушка.

– Случилось? С чего вы взяли?

– Вид у вас взволнованный. К тому же вы только что вытерли лоб.

Вытащив носовой платок, Грэхем еще раз отер испарину и спросил:

– Откуда вы узнали?

– Он у вас еще влажный. – В глазах ее мелькнула тревога. – Витоны снова гнались за вами?

– На сей раз не за мной.

– За кем же?

– Это что, допрос? – осведомился он.

– В кои-то веки вы вышли из себя! – сказала она, защищаясь.

– Я всегда выхожу из себя, когда разговариваю с вами. – Он на время выбросил из головы гнетущие мысли и одарил ее призывным взглядом. – Я приду в норму, когда немножко привыкну к вам, когда мы будем видеться чаще.

– В каком смысле?

– Вы прекрасно понимаете, в каком.

– Уверяю вас, что не имею ни малейшего понятия, на что вы намекаете, – холодно произнесла она.

– На свидание, – подсказал он.

– На свидание! – Она воздела глаза к потолку. – Подумать только, он явился назначать свидание! И это при том, что творится вокруг. – Она села за свой стол и взялась за ручку. – Вы, должно быть, совсем рехнулись, мистер Грэхем. День добрый, и всего хорошего.

– Сейчас не день, а ночь, – напомнил он и, притворно вздохнув, добавил:

– Ночь, так и созданная для любви.

Доктор Кертис громко фыркнула и углубилась в свои бумаги.

– Ладно, – сдался он, – вижу, мне опять дали отставку. За последние дни я к этому уже привык. – Давайте поговорим на другую тему. Что вы узнали?

Она отложила ручку.

– Я ждала, пока вы придете в себя. Ведь я уже несколько часов хочу вас видеть.

– Ей-богу? – он радостно вскочил с места.

– Не обольщайтесь, – она жестом велела ему сесть. – Все очень серьезно.

– Господи, а со мной-то разве все не серьезно? – изрек он в пространство.

– Ко мне на чай заходил профессор Фармилоу.

– Что же вы такого в нем нашли, чего недостает мне?

Умение себя вести, – отрезала она.

Он поморщился, но промолчал.

– Кстати, очень милый старик. Вы его знаете?

– Так, немного, а теперь и вовсе знать не желаю, – он изобразил на лице ревность и презрение. – Тихий вечерок с седеньким козликом? Кажется, он чем-то занимается у Фордэма – тропическими бабочками или еще какой-то ерундой.

– Между прочим, он мой крестный отец. – Она произнесла эти слова с таким выражением, как будто они объясняли все. – Он физик.

– Билл, – подсказал он.

Она не обратила внимания.

– Думаю, что он…

– Билл, – не сдавался он.

– Ну хорошо, хорошо, – нетерпеливо отмахнулась она, – Билл, если для вас это так важно. – Девушка старалась сохранить непроницаемое выражение, но Грэхем уловил на ее лице тень улыбки и получил немалое удовольствие. – Мне кажется, Билл, он что-то задумал. Я боюсь за него. Ведь едва человек успеет что-то задумать, как сразу гибнет.

– Вовсе не обязательно. Просто мы не знаем, сколько людей, месяцами вынашивающих какие-то идеи, до сих пор живы-здоровы. А потом, я пока еще тоже жив.

– Вы живы, потому что одержимы одной-единственной идеей, – ядовито заметила она, проворно убирая ноги под стол.

– Как вы можете говорить такое? – он изобразил негодование.

– Боже правый, дадите вы мне наконец рассказать то, ради чего я вас так ждала?

– 0'кей. – Он насмешливо улыбнулся. – Так почему вы считаете, что старик Фармилоу носится с какой-то идеей?

– Мы говорили о витонах. Я попросила его объяснить, почему так трудно найти против них оружие.

– Ну, а он что?

– Он сказал, что мы еще не научились так же уверенно обращаться с силами, как с веществами, что мы сделали большой шаг, обнаружив витонов, но этого еще не достаточно, чтобы с ними покончить. – Говоря, девушка не спускала с Грэхема своих прекрасных глаз, следя за его реакцией. – Он сказал, что мы можем бомбардировать витонов всевозможными энергетическими пучками, но если ничего так и не случится, мы не сумеем выяснить, почему. Мы даже не можем поймать витона, чтобы узнать, отражает он энергию или же поглощает, а потом снова излучает. Мы не можем его изловить и разобраться, как он устроен.

– Мы знаем, что некоторые виды энергии они действительно поглощают, – вставил Грэхем. – Они поглощают нервные токи, жадно пьют их, как лошади, стосковавшиеся по воде. Еще они поглощают импульсы – радары этих тварей не улавливают. Что же касается загадки их строения, тут старик Фармилоу прав. Мы об этом понятия не имеем и даже не знаем, с какой стороны подступиться. Вот в чем вся загвоздка.

– Профессор Фармилоу сказал: лично он считает, что шары обладают каким-то электродинамическим полем и умеют его произвольно изменять, обволакивая себя разными видами энергии и поглощая только те, которые нужны им для питания. – Она передернулась от отвращения. – Вроде тех нервных токов, о которых вы сказали.

– И никакой аппарат, имеющийся в нашем распоряжении, не может их воспроизвести, – пожаловался Грэхем. – А то мы бы пичкали их, пока они не лопнут!

На лице девушки снова мелькнула улыбка.

– Я сказала профессору: «Вот бы взять волшебную ложку и взбить их, чтобы получился голубой пудинг!» – Ее тонкие пальцы сомкнулись вокруг воображаемой ложки, которой она энергично покрутила в воздухе. – Странно, но моя шутка почему-то привлекла его внимание. Он стал мне подражать, все вертел-и вертел пальцем, как будто играл в какую-то новую игру. Ведь я просто дурачилась, – но зачем было ему дурачиться вместе со мной? Он знает об энергии куда больше, чем я могу себе представить.

– Да, непонятно. А вы не думаете, что он просто впал в детство?

– Нет и еще раз нет!

– Тогда сдаюсь, – Грэхем поднял руки.

– Он даже не намекнул, что у него на уме, – продолжала она, – но вид у него был какой-то ошеломленный, и он вскоре откланялся. Когда профессор так же задумчиво направился к выходу, он сказал, что постарается достать мне такую ложку. Я уверена: он что-то задумал. Это были не просто пустые слова, он действительно что-то задумал! – Ее плавно изогнутые брови вопросительно приподнялиск – Только вот что?

– Чушь собачья, – решил Грэхем. И тоже поболтал в воздухе невидимой ложкой. – Такая же чушь, как и все в этом безумном деле. Должно быть, профессор Фармилоу свихнулся от слишком большой учености. Он отправилсл домой изобретать проволочную мутовку для сбивания яиц и кончит свои дни, забавляясь с ней в клинике Фосетта. Там, у Фосетта, таких, как он, не одна дюжина.

– Если бы вы знали профессора так же хорошо, как я, вы бы воздержались от подобных замечаний, – резко ответила она. – Уж он-то никогда не теряет голову. Я бы на вашем месте сходила к нему. Может быть, у него есть для вас что-то стоящее. – Она подалась вперед. – Или вы, как всегда, прибудете слишком поздно?

– Ну ладно, ладно, – поморщился Грэхем. – Лежачего не бьют. Я прямо сейчас отправляюсь к нему.

– Вот и молодец, – похвалила девушка – Она смотрела, как он встает и берется за шляпу, и выражение ее глаз менялось. – Может быть, пока вы еще не ушли, вы все-таки расскажете мне, что вас тревожит?

– Тревожит? – он медленно обернулся. – Вот смехота! Ха-ха-ха! Нет, вы только вообразите: меня – тревожит!

– Не пытайтесь меня провести. Вся эта болтовня о свиданиях меня нисколько не обманула. Вы только вошли, а я сразу увидела: вас что-то беспокоит. У вас был такой вид, как будто вы готовы кого-то убить. – Она сжала руки. – Что случилось, Билл? Что-то новое, еще страшнее?

– Проклятье! – Он на миг задумался, потом сдался. – Думаю, что вам тоже можно сказать. Все равно рано или поздно вы узнаете.

– 0 чем?

– Похоже, что они перестали убивать. Теперь они хватают людей живьем и утаскивают Бог весть куда. – Он повертел в руках шляпу. – Неизвестно, почему они их хватают и зачем. Можно только догадываться, а догадки невеселые…

Девушка побледнела.

– Вот вам и последний вариант старой как мир шутки, – зло добавил Грэхем, – судьба, которая еще похуже смерти! – Он надел шляпу. – Так что, ради Бога, берегите себя и старайтесь держаться от них подальше. Ну, а от свиданий не отказывайтесь, даже если вздумаете взлететь на небо, договорились?

– Я не назначала никаких свиданий.

– Пока. Но когда-нибудь назначите. Когда кончится вся эта заваруха, вам не удастся так легко от меня отделаться. – Он ухмыльнулся. – Тогда времени у меня будет вагон, и я целиком посвящу его вам!

Он закрыл дверь, унося в памяти тень ее улыбки. Выскальзывая из ворот на окутанную мраком дорогу, стелющуюся под угольно-черным небом, он знал, что она все еще улыбается, припоминая его последние слова. Но долго думать о ее улыбке ему не удалось.

Вдали, из затаившихся в черноте облаков посыпались сверкающие голубые капли – дождь из поднебесного ада. Чуть позже дьявольские шары стали роем подниматься ввысь. Грэхем был слишком далеко, чтобы видеть детали, но чувствовалось, что захватчики поднимаются не налегке.

Перед его мысленным взором предстали безжизненные человеческие тела, повисшие в объятиях омерзительных тварей, вздымающих свои жертвы в небеса. А под ними, на земле, десять тысяч пушек нацелены в нависшее небо, тысяча чутких раструбов застыла в ожидании нашествия другого врага, врага, который по крайней мере сотворен из плоти и крови. Болото обмеривают в поисках лягушек, несмотря на то, что лягушки бьются между собой не на жизнь, а на смерть. Теперь наша жизнь зависит от лягушек.

«Как должны воспринимать эти повальные похищения те, кто еще не прошел обработку по формуле Бьернсена? – подумалось ему. – Наверняка столь устрашающее проявление высших сил только под тверждает старые как мир, пугающие суеверия. Такое случалось и раньше. Взять историю или старинные предания – там люди только и делают, что внезапно сходят с ума, летают по воздуху и возносятся в таинственную синеву бездонного неба».

Тут его мысли переключились на старика-ученого, который поспешил домой, захваченный странной идеей. «Ставлю доллар против цента, Билл Грэхем, – сказал он себе, – что Фармилоу свихнулся, смотался либо скончался».

Усмехнувшись своей мрачной шутке, он свернул на Дрекслер авеню и стал осторожно пробираться по обочине, стараясь держаться в самой глубокой тени. Его резиновые подошвы бесшумно ступали по земле, блестящие, серые, как агаты, глаза бдительно всматривались в ночное небо, стараясь не пропустить возможную засаду. А глубоко внизу, прямо нод его осторожно крадущимися ногами, зубья из берилпиевой стали все так же неотступно глодали подземную руду и невидимые валуны.