"Игры оборотней" - читать интересную книгу автора (Рампо Эдогава)

Оборотень

Долгая тяжелая тишина повисла в блиндаже. Писк комара показался бы ревом мотора. Каждый был погружен в свои думы, которые, собственно, сводились к размышлениям о Юмико; не составляла исключения и она сама, пытаясь сейчас осмыслить всю свою жизнь.

— Нет, не три человека, — сказала она вдруг.

Акэти сразу понял, о чем она говорит.

— По меньшей мере семь человек.

Могло показаться, что она считает, сколько гостей должно собраться за праздничным столом.

Наконец и до Такэхико дошел страшный смысл ее слов, и он обомлел.

— Господин Акэти, я вам все расскажу. — Юмико говорила очень спокойно и с достоинством. — Видите ли, я сама себя не до конца понимаю, куда уж другим… Я, вероятно, отличаюсь от всех людей вокруг. Всю жизнь старалась жить так, чтобы этого никто не узнал, всю жизнь вынуждена была скрываться под маской. Когда мне было шесть лет, я больше всего на свете любила играть с соловьем; эта прекрасная маленькая птичка заменяла мне всех друзей. Я часто открывала дверцу клетки, запускала туда руку и осторожно гладила мягкие перышки. А однажды достала птенчика из клетки, легонько подержала в ладошке, поцеловала клювик, погладила спинку. И тут он вспорхнул и улетел. Я испугалась, позвала на помощь свою кормилицу Томи, мы долго гонялись за ним по комнате, с большим трудом поймали. Я держала птенца в руке. Он был такой маленький, что умещался в кулачке. Так приятно было ощущать, как в этом крохотном теплом комочке бьется сердце! И вдруг, неожиданно для самой себя, я сжала кулачок и задушила соловья! Что было с моей мамой, когда она узнала об этом!… Отца я практически не знала, он почти не бывал дома. А мама у меня была очень мягкая, всем все прощала, всех жалела. И эта моя сердобольная мама с таким гневом обрушилась на меня!… Этого не забыть… Но я не могла понять в то время такой реакции взрослых, не могла сообразить, что плохого я сделала. В моем лексиконе еще не было слова «убить», я не понимала, что такое жестокость. Мне и в голову не приходило тогда, что умерщвление живого существа считается великим злом. Но я стала приходить к пониманию, что раз все так говорят, то и я должна так думать. Но тем я и отличаюсь от других, что в душе не приемлю навязываемые мне условия игры. Позднее я поняла, почему маму так взволновала история с соловьем. Дело в том, что, когда я была еще меньше, я с удовольствием давила жуков, всяких насекомых, и мама знала об этой моей привычке. Вот и решила в тот раз навсегда отучить меня от жестоких забав. Но разве другие в детстве не убивали насекомых? Не только мне, другим тоже маленькие существа кажутся настолько миленькими (посмотрите, даже слова похожи!), что хочется их убить. Другой пример. Перед вами блюдо с красивой аппетитной едой. Разве у вас не возникает желания съесть ее? В моем понимании съесть то, что нравится, есть выражение любви. Тогда же, еще в шесть лет, я пришла к выводу: если взрослые ругают меня за то, что доставляет удовольствие, надо просто делать так, чтобы они ничего не узнали. После соловья у меня были всякие зверюшки, я обожала их, но от неистребимого желания не могла удержаться и, любя, убивала их. Когда мне было десять лет, у нас дома жил котенок Тама. В течение трех месяцев я дни напролет играла с ним. А потом задушила. Зная, как к этому отнесутся домашние, я втайне от них закопала котенка в саду.

Историю своей жизни Юмико излагала так отстраненно, будто пересказывала чужую историю.

— Человека я впервые убила, когда мне было двенадцать. Это был мальчик моего возраста. Он часто приходил к нам, мы нередко убегали в сад и там, в кустах, обнимались. Я знала, что взрослые на любовь тоже смотрят как на зло, и поэтому мы оба прятались от них. Я, наверное, любила этого мальчика. Мне хотелось его трогать, гладить, обнимать, хотелось всего его ощущать. В один прекрасный день я вдруг почувствовала очень острое желание — как когда-то кошку — задушить его. Но понимала, что физически мне с ним не справиться, и придумала другое. У нас во дворе пруд, в одном месте очень глубокий. Туда я и сбросила его. И наблюдала потом, как он барахтается, пытаясь выбраться из воды. А потом вернулась домой. Никому ни слова не сказала об этом. Обычно люди в таких случаях раскаиваются, ведь так? А я — нет. Наоборот, я испытывала буйную радость, наслаждение. Все думали, что мальчик утонул случайно, горевали. Меня, конечно, ни в чем не заподозрили. Это был первый случай. До брака с Огаварой я убила еще четырех молодых людей. С возрастом, естественно, я стала понимать, что закон и мораль не допускают этого, что общество презирает убийц и сурово наказывает их. В какой-то мере это меня останавливало. Но не всегда. Может быть, я психически больна? Хотя я так не думаю. Разве мыслить по-другому, поступать не так, как все, — болезнь? Да и кто знает, что есть добро, а что — зло?

Юмико помолчала. А потом грустно улыбнулась и добавила:

— Своими мыслями, воспоминаниями я ни с кем ни за что не поделилась бы. Только вам, господин Акэти, захотелось открыть душу. И то потому, что вы разоблачили меня… Если признаться, я хотела этого. Давно уже мечтала о встрече с вами, мне хотелось, чтобы вы помогли мне разобраться в себе. Возможно, подсознательно это желание руководило моими поступками.

Акэти и Сёдзи молчали. Да и что скажешь, услышав такие откровения? А Юмико хотелось выговориться. Впервые в жизни.

— В одной приключенческой книге, еще в детстве, я читала о воительницах типа амазонок. Они сражались в утыканных шипами доспехах. В схватке с противником обнимали его, шипы вонзались в тело врага и убивали его. Как я завидовала этим женщинам! Мечтала иметь такие же доспехи и в них обнимать любимых… Да, меня многие любили. Мои самые безумные желания выполнялись безоговорочно. Однажды я велела одному парню прыгнуть в воду с высокого утеса. Знала, что в том месте много подводных скал и живым ему не остаться. С другим человеком, которого тоже горячо любила, отправилась в горы и там столкнула его с кручи.

В этот момент в луче фонаря обозначилось что-то черное, оно стремительно неслось вниз и, когда достигло колен Юмико, раздался ее исступленный вопль:

— Сёдзи! Сёдзи!! Убей его!!! Скорей!!

Акэти быстро взял с колен Юмико высохшего богомола, вероятно выпавшего из паучьих сетей. Такэхико вспомнилась подобная ситуация во дворе особняка. И Акэти знал о ней — и по рассказам Сёдзи, и из дневника.

— Госпожа Огавара, вы что, так боитесь богомолов? — удивленно спросил он.

Юмико не могла говорить, ее била дрожь.

— Не боитесь пауков, сороконожек, змей, и только богомолы наводят на вас такой ужас? А почему — знаете?

Юмико молчала.

— Видимо, в детстве вы наблюдали это либо читали, в общем, поняли, что чем-то вы схожи с богомолом, а осознав, стали ненавидеть их; ненависть затем переросла в страх. То, что я имею в виду, характерно и для пауков, но вы, вероятно, этого не знаете, поэтому и не боитесь их.

Акэти пристально посмотрел в расширившиеся от страха глаза Юмико.

— А говорю я вот о чем. Во время совокупления самка богомола поворачивает голову назад и загрызает самца. Тот в любовном экстазе не сопротивляется…

Акэти не успел договорить. Юмико в отчаянии зажала уши руками и, словно обезумев, неистово вертела головой.

— Вам тяжело это слышать? Значит, я угадал. Значит, вами движет эта неутолимая страсть. Так просто человека не убьешь — сами говорили: общество осудит, и очень сурово. Вот и приходится долго и тщательно готовить этот ваш заключительный аккорд любви. Вообще-то издавна люди говорят: так люблю тебя, что съесть хочется. Но слишком прямолинейно и гипертрофированно выглядит это у вас… Позвольте рассказать вам одно предание. Высоко в горах живет чудовище, которому постоянно нужна жертва — красивая девушка. Выбрав жертву, на крыше дома, где она живет, чудовище оставляет знак — белое перо. На следующий день безропотные жители деревни торжественно приносят в паланкине девушку к храму в горах и оставляют там. Глубокой ночью появляется чудовище и пожирает жертву. Разве вы сильно отличаетесь от него? Вы то же самое чудовище, только в образе красивой женщины. И ваши жертвы — молодые мужчины. Вы наверняка знаете это предание. Отсюда и белые перья, которыми вы помечали свои жертвы.

Юмико отрешенно смотрела в одну точку. Казалось, она не слышала того, о чем горячо говорил Акэти.

— Я боялся, что вы, госпожа Огавара, попытаетесь покончить с собой, так поступил бы каждый уважающий себя человек. Но эти категории — честь, совесть, достоинство — вам неведомы. Вы поставили себя над обществом, выше религии, выше морали. Но нет, вы не доросли до морали. Вы остались животным. И любовь для вас — лишь плотское наслаждение. А вот интеллект развит чрезвычайно. Поразительное сочетание — душа животного и высочайший интеллект. Такие люди появляются, наверное, раз в тысячу лет… Вы понимаете, вас ждет строгий суд. Но он, кажется, не страшит вас, скорее, наоборот, вы ждете его, для вас и это — удовольствие. Ведь и ко мне, разоблачившему вас, вывернувшему наизнанку вашу душу, и ко мне, как я вижу, вы не испытываете враждебности. В ваших глазах даже в этот момент я вижу неистребимое вожделение. Оно пугает меня. — Акэти вытер платком лоб и шею. Он был взволнован так, что его пот прошиб. Чары этой страшной женщины действовали и на него.

— Да, я вас люблю, — абсолютно спокойно проговорила Юмико.

— Наверное, будь у вас пистолет, вы бы убили меня, — сказал Акэти. — Два человека знают вашу тайну — я и Такэхико. Тогда уж надо убивать обоих. К тому же оба любимы вами. Сёдзи сам готов был умереть, но я разума не потерял.

— Я и не помышляю о том, чтобы убить вас, — тихо проговорила Юмико. — Вы уже все знаете. Добавить больше нечего. Я готова полностью следовать вашим указаниям.

Да, уважаемый читатель, события идут к закономерному финалу. Юмико Огавара закончила свою долгую кровожадную игру сокрушительным проигрышем. Акэти одержал убедительную победу. Но почему-то он медлил, не торопился ставить последнюю точку. Может, потому, что не мог не оценить должным образом и то хорошее, что все же было в этой женщине, — сильный, независимый характер, неземную красоту, чистосердечность признания и даже чувство любви к нему.

Но прочь сантименты. Акэти резко поднялся, направился к выходу и свистнул. Сразу же у входа в блиндаж показалась невысокая фигура Кобаяси.

— Позвони, пожалуйста, сыщику Миноуре, сообщи, что преступник пойман. И четко растолкуй, где мы находимся.

Потом Акэти повернулся к неподвижно сидевшим Юмико и Такэхико:

— Минут через двадцать приедет полиция. Маркизу я решил пока ничего не говорить. Госпожа Огавара, хотите встретиться с супругом?

— Лучше потом, — ответила Юмико. — Он, конечно, будет очень тяжело переживать… А я уважаю его и люблю. Не меньше, чем вас, господин Акэти.

— Все же до конца не могу вас понять, — признался в замешательстве знаменитый детектив.

Минут пять все молчали.

— Когда ждешь кого-нибудь, время тянется так томительно… — нарушила тишину Юмико. — Были б карты, можно было бы скрасить ожидание…

В ее словах, интонации не было позы. Она просто сказала то, о чем в этот момент думала.