"Человек, изменивший мир (сборник 1973)" - читать интересную книгу автора (Никитин Юрий)

ОДНАЖДЫ ВЕЧЕРОМ

С работы шел не спеша. Только свернул с магистрали, сразу наткнулся на знакомых хлопцев. По всему переулку тянулись эти наспех сколоченные из бракованных досок, покрашенные ядовитой зеленой краской пивные ларьки. Возле каждого своя группа, только космополиты бродили от одного к другому.

Жорка увидел меня издали, взял еще два пива. Кружки были щербатые, поцарапанные. Полрыбца взяли у Заммеля, ему сунули пиво. Побрел дальше.

День был теплый, весна взяла разгон, народец бегал в плащах и без шапок. От земли поднимался пар, последняя сырость рассасывалась тут же в теплом воздухе.

По тротуару бродили разомлевшие девочки с нашей улицы. Повыползали на солнышко пенсионеры, в скверике под надзором мамаш копошилась малышня.

Левую сторону моей окраинной улицы снесли и уже кое-где успели понастроить многоэтажки. Появилась уйма незнакомого народу, неприятное все-таки чувство. Раньше знал каждого, и меня знал тоже каждый на улице.

По дороге встретил еще буфет, где возле окошка дремал Роман Гнатышин, бывший студент какого-то вуза, а теперь «ШП», «швой парень».

— Будешь? — спросил он печально.

— Конечно, — ответил я.

Он пододвинул кружку. Его рыжие усы уже подмокли в пене, на губах блестела рыбья чешуя, несколько жирных блесток запуталось в усах.

— Ты бы сбрил их, — посоветовал я, — и постригся бы заодно.

— Зачем? — спросил он уныло. Скривился, сделал глоток, потом посмотрел на жирные от селедки руки и вытер о длинные патлы.

— Ну-ну, — сказал я, — тогда конечно.

Допил пиво и побрел дальше. На трамвайной остановке обратил внимание на двух «королевских» девчонок. Одеты шикарно, спины прямые, а уж смотрят… Я таким только свистел вслед или подбрасывал пару горячих слов.

Возле скверика встретил Машку. Ладная из себя подруга и одета в самое дорогое, клад для женихов с нашего завода. И не гордая. Еще издали заулыбалась и стала смотреть добрыми коровьими глазами. Наверное, прикидывала, как отучит пить и заставит по воскресеньям ходить на базар с хозяйственной сумкой.

— Привет, — сказал я.

— Привет, — ответила Машка. — Может, сходим в кино? Итальянская комедия идет, вся про любовь!

— Не тянет, — сказал я. — Есть вещи и поинтереснее.

— Ну-у-у… Тогда пей свое гадкое пиво и проводи меня.

Вот так. А та, с коричневыми глазами, к буфету и не подпустила бы. И послушался бы. И сумочку бы носил. В зубах бы носил!

— Нет, — сказал тоскливо, — не хочу ни кино, ни пива. Сам не знаю, чего хочу.

Она вскинула ресницы, решила, что поняла.

— Тогда пойдем к нам, — сказала и сразу покраснела, — мама ушла к соседке на телевизор. Просидит весь вечер. Будет весело и не придется ни о чем думать.

Не придется ни о чем думать! Я сам не люблю, когда нужно о чем-то думать. У меня от умных вещей голова болит, а от книг в сон клонит. Но вот сейчас вдруг захотелось шевелить во всю силу мозгами.

— Нет, — сказал я почти виновато. — Извини… я пошел.

Ее глаза из умоляющих стали круглыми от удивления. Никогда ни перед кем я не извинялся.

Уже недалеко от дома меня обогнала странная пара. Мужчина и женщина. Странными мне показались глаза у женщины: хоть сейчас пиши икону.

— Ты не должен, — говорила она срывающимся голосом, — ты не смеешь! Это очень опасно при твоем здоровье…

Ее спутник бубнил упрямо:

— Врачи всегда испытывали на себе… Я обязан…

Они быстро удалялись. У нее была классная фигура и длинные ноги.

И вдруг снова захотелось напиться. Яростно. Хотя бы пива! И почему это забегаловки закрываются так рано? Читал в одном заграничном романе, что у Джона всегда стоял под кроватью ящик виски. Этого я не понимаю. У меня бы долго не простоял.

Впереди послышался шум. Подошел ближе и узрел веселую сценку. Возле входа в недавно построенный институт два красномордых типа теснили к стенке щуплого интеллигентика. Того самого, что недавно обогнал меня. Парни уже прижали его, а женщина вцепилась в рукав одного петуха и пыталась оттащить.

— Сейчас ты узнаешь, как толкаться, — приговаривал один, — сейчас ты у нас станешь красивым…

Подруга интеллигента не кричала. Наверное, из гордости.

— Ты узнаешь, — проревел второй, — кто здесь хозяин.

Это был здоровенный рыхлый балбес. Второй выглядел поплоше. Раньше я их не видел, наверно, переселились вместе с новыми домами. Что-то слишком быстро начали считать себя хозяевами моей улицы! Придется дать урок…

— В чем дело, хлопчики? — спросил я очень вежливо.

Мне не ответили. Были заняты.

— Не слышу ответа, — сказал я очень-очень вежливо.

Меня снова игнорировали. Тогда я шагнул вперед и врезал по ноздрям того, что поплоше. Только копыта мелькнули выше рогов, а сам шестерка брякнулся о стену и лег.

Интеллигент вырвался и стал часто дышать. И он и подруга смотрели на меня с надеждой. А здоровяк уже повернулся ко мне. Рожа побагровела, как буряк, зато кулаки побелели.

— Ты шо? — спросил он. — Ваську бить?

Он был здоровый, как бугай, и плечи дай боже. Только и у меня не уже. А драться я умел, такие туши одной левой бросал. Сделал финт левой, ушел от удара правой, нырнул от крюка и врезал прямо в глаз. Вырубил из этого мира надолго.

Второй сопляк только поднимался Ноги разъезжались, словно только что родился.

— Забирай свою шпану, — сказал я, — и вон отсюда! Отныне на эту улицу вход только по пропускам с моей подписью.

— Мы вам очень признательны, — сказала женщина, — это очень великодушно с вашей стороны!

Ее спутник оказался смекалистее.

— Благодарить нужно по-другому! — сказал он достаточно бодро. — Стаканчик! Чистого, медицинского!

Сразу видно, что мужик, хоть и интеллигент.

— Впрочем, — сказал он, — пройдемте в здание. Не стоит бегать в темноте через весь двор с полным стаканом.

Женщина шла сзади и объясняла, как все случилось, хотя и так все было ясно. Дуры бабы, ничего не понимают. В громадном зале аппаратуры оказалось побольше, чем в нашем главном корпусе сборочного цеха турбин. А всяких щитов с разноцветными лампочками, циферблатами и прочей математикой хватило бы на десяток диспетчерских нашего завода-гиганта.

Провожатый подвел меня к сейфу:

— Услуга за услугу. Сейчас достанем спиритус вини…

— Он порылся в карманах, позвенел мелочью.

— Галя, ключ не у тебя?

Она пожала плечами, раскрыла сумочку: пудра, помада, духи, расческа, еще что-то непонятное. Ключа не было.

Он навернул ко мне растерянное лицо. Видно думал, что начинаю подозревать в жульничестве… Увел, мол, с улицы, где я хозяин, теперь начинает выкидывать коники:

— Сбегаю на соседнюю кафедру. Сейфы у нас одинаковые, в прошлое воскресенье Иван Варфаломеевич пользовался моим ключом.

Он махнул подруге рукой и быстро вышел. Слышно было, как прыгал через несколько ступенек.

Я выглянул в окно. Соседний корпус располагался в добрых пятистах метрах. Пока доберется…

— Опыт очень опасный? — спросил у нее.

Она ответила не сразу, уже думала о своем, потом выпалила жадно, словно от меня могло прийти спасение:

— Для него — да! Здоровье у него слабое, каждый год ложится в больницу!

— Есть же народ покрепче, — сказал я.

— Ученый совет не разрешает проводить опыт над человеком! А над животными — ничего не дает.

Я посматривал на приготовленное ложе и думал, что болел только раз в жизни. И то в детстве, когда объелся пирожными.

Я опустился в кресло, оно скрипнуло и разложилось.

— Давайте! — сказал я твердо.

Она смотрела громадными глазами, и я читал в них все, что она думала в этот момент. Этот, мол, подходит куда больше. Ответственность? Пусть. Зато ОН уцелеет. Для него и на преступление можно пойти, не только на опасный опыт…

Она спешила, работала лихорадочно. Оказывается, нужно подсоединить уйму всяких проволочек, надеть на голову и обе руки браслеты. Ничего, пока тот добежит туда и назад…

Потом мир грохнул и разлетелся в огненной вспышке. Я успел только заметить, как быстро-быстро замигали — все лампочки, а стрелки на циферблатах скакнули и закружились…

В комнате колыхались два белых пятна. Одно склонилось прямо надо мною. Я напрягся и вернул себе зрение. Это была женщина, Галя. А ее муж метался по залу, бешено щелкал тумблерами, рвал рубильники, выдергивал из штекеров оголенные провода.

И орал, ругался. Лицо было перекошенным. К чему крик и паника? Все окончилось благополучно, видно по ее сияющему лицу. Успели.

Я поднялся. Голова сразу закружилась, в глазах потемнело, в дикой черноте замигали звездочки.

— Лежите! — закричал он яростно. — Вам нужно лежать!

Но все уже прошло. Я был здоровым и чувствовал это. И не стоило причитать, что мне грозила опасность. А тебе она не грозила? К тому же моему здоровью все слоны в Африке завидуют.

Женщина подбежала со стаканом спирта. Удачно на этот раз сбегал парень. Да только зря.

— Спасибо, — сказал я, — что-то не хочется.

Осторожно взял спирт из ее дрожащей руки и поставил на стол. У меня рука не дрожала.

Оба смотрели на меня во все глаза. Неужели изменился? Вряд ли. Во всяком случае, не внешне.

— Да, — сказал я. — Понимаю. Но не сейчас. Мне нужно подумать. Очень о многом подумать.

Кивнул им и пошел к выходу. Они шли сзади, губы у них шевелились, но я прислушивался только к собственным мыслям. Нужно остаться наедине с самим собой и подумать. Теперь, после расщепления генетической памяти, подумать есть о чем.

Да, только что я был дружинником у князя Ярослава, потом рубился на поле Куликовом. На горячем казацком коне несся с оголенной саблей на солдат наполеоновской гвардии… на белогвардейцев… на германский танк… Были походы и сражения, удалые пиры и торжественные тризны… Но все это было не главное.

— Вы слышите меня?! — надрывался мужчина.

Я кивнул и тут же забыл о нем. Это было не главное. Раньше всегда считал, что и все мои предки вели такой же образ жизни: от жизни старались взять побольше, а дать поменьше. Но как же с теми, кто сложил голову на плахе за крамольные слова, кто пошел на каторгу с пометкой «политический»? Чего мне не хватало, когда отказался от губернаторской родни, бросил университет и начал мастерить бомбы для убийства царя? Знал же, что вместо сытой обеспеченной жизни кончу на виселице или каторге!

— Послушайте, — сказал им на пороге. — Большое спасибо! Завтра зайду и все расскажу. А пока — спокойной ночи!

Крепко пожал им руки и вышел на улицу. Громадный город уже спал. Шел я медленно. Домой идти не хотелось, а куда нужно идти еще не знал. Впрочем, целая ночь впереди. К утру придумаем, куда идти. И вообще, зачем живем на свете.