"Огненный цветок" - читать интересную книгу автора (Райт Синтия)

Глава 26

Утром в понедельник Мэдди с бабушкой Сьюзен спустились на Главную улицу, сопровождаемые Лисом, у которого здесь была назначена деловая встреча. Лис довел дам до лавки Бьюллока и Стара, и, как оказалось, лишь затем, чтобы узнать, что они закрываются.

— Простите, господа, — произнес Сол Старк. — Мы идем на похороны.

Лис взял жену за руку. Они взглянули друг на друга, непостижимым образом одновременно пронзенные чувством, что тучи над ними сгущаются снова.

— Похороны?

— О да! Ваша семья была занята свадьбой! Примите поздравления, уф… — Стар смутился, когда ему нужно было назвать Лиса по имени, но вовсе не торопился выяснять его.

— Мне неприятно быть дурным вестником, но проповедника Смита убили.

Сьюзен 0'Хара тяжело вздохнула, и Лис для поддержки обнял ее другой рукой. Мэдди побелела.

— Преподобный Смит совершал богослужение на нашей свадьбе, — слабо произнесла она. — Как могло… — я хочу сказать, менее чем два дня назад он ел свадебный торт в гостиной моего отца!

Стар и Бьюллок в унисон нараспев ответили:

— Индейцы!

— Надеюсь, вы уточните, — попросил Лис. Сет Бьюллок намекнул партнеру, чтобы тот отправился на похороны в дом проповедника Смита. Когда дверь за Солом Старом закрылась, Бьюллок сказал:

— Я как раз писал письмо преподобному Чедвику в Луисвиль, Кентукки, в котором сообщаю ему подробности смерти друга. Его имя и адрес я обнаружил среди бумаг проповедника Смита. Печальное занятие…

— Но что же произошло? — настаивал Лис. — Когда проповедник Смит вчера во второй половине дня возвращался в Дидвуд из Крук-Сити, на него напала группа индейцев. Его застрелили прямо в сердце: мы считаем, что смерть была мгновенной. Конечно, нет сомнений, что он теперь со своим Хозяином в мире гораздо лучшем, чем этот.

Бьюллок снял котелок и какое-то время печально смотрел в пол.

— Я буду вести службу на могиле преподобного Смита и намерен прочитать его стихи. Вы слышали?

— Я не знала, что он был поэтом, — сказала Мэдди. — Мне бы очень хотелось услышать его стихи.

Сет Бьюллок вынул из кармана костюма лист бумаги, развернул его и прочел:

Этот вечер первого июня, А снег так быстро падает. Высокие сосны вздыхают, воют и стонут, Отзываясь на сильный порыв ветра. Кругом сгустились ночные тени, Слабо горит огонь, Я сижу и вижу, как тлеют угольки, И думаю о минувших днях.

Над комнатой опустилась тишина, затем Сьюзен О`Хара печально произнесла:

— Действительно прелестно!

Бьюллок кивнул и положил листок в карман.

— Должно быть, проповедник Смит одним из первых приехал в Дидвуд, если написал о летней буре. Он был настоящим посланцем Бога, который жил здесь без всяких удобств и каждый день рисковал жизнью, чтобы принести некоторый мир в души людей. Я считаю, он был мучеником.

Лис подумал о Бешеном Билле. Жить в Дидвуде теперь казалось просто рискованным.

— Интересно, почему же индейцы убили проповедника Смита? — размышлял он. — Кто-нибудь их видел? Есть доказательства?

— Ну, сэр, те, кто нашел тело, рассказали мне, что это были индейцы, так как, вероятно, они оставили какой-нибудь знак.

Он снова надел шляпу и направился к двери.

— Леди, будьте добры, побудьте в лавке, пока я не вернусь. Я могу предложить журнал образцов. Я недолго. — Уже держа руку на дверной ручке, он обратился к Лису: — Не могу понять, зачем вы привезли эту индианку в такой город как Дидвуд. Люди в этих местах всегда будут искать кого-то с кем нужно разделаться. Я уверен, будь я индейцем, то не чувствовал бы себя в Дидвуде в безопасности. — Бьюллок поднял косматые брови и добавил: — Ничего личного, разумеется. Просто обращение к разумному человеку. Мне нравится ваша семья.

Оставшись одни, Мэдди с бабушкой Сьюзен сели за стол и стали просматривать журналы образцов, тихо и печально переговариваясь между собой. Лис слушал их, и сердце его теснила боль от потери еще одного хорошего человека.

Обращение Бьюллока «к разумному человеку» направило его мысли по другому пути.

— Вы не будете возражать, если я на время покину вас? — спросил он.

Мэдди не возражала против того, чтобы он занялся своими делами, но попросила сделать так, чтобы они могли вместе возвратиться домой. Лис поцеловал ее и бабушку Сьюзен и направился к двери.

— Нам всем не везет, — рассеянно проговорила Сьюзен.

— Везет в том, что мы еще живы в этом городе, — мрачно ответил Лис и вышел на Главную улицу.

Сначала Лису показалось, что Дидвуд не изменился с тех пор, как он впервые въехал в него на Уотсоне, но, приглядевшись внимательнее, он заметил существенные перемены.

Берега ущелья, все еще пустые и грязные, были устланы обгорелыми стволами вырубленных деревьев, напоминающими черные дубины. Повсюду, куда ни глянешь, рылись многочисленные рудокопы, забиравшиеся даже между домами, выстроившимися в линию по Главной улице и Шерман-стрит.

Так же, как и ранее, с балконов домов зазывали к себе проститутки, по салунам сновали игроки и хулиганы, так же торговцы выбрасывали прямо на улицу всякие отбросы, так ye суетились китайцы в своем квартале на севере Дидвуда.

Однако теперь узкое ущелье было больше набито людьми, чем несколько недель назад. Лис вспомнил свою последнюю прогулку с Биллом Хиккоком, тогда они заметили, что новые заведения вырастают в Дидвуде, как сорняки. Джекоб Голдберг перебрался сюда из Монтаны, пока они с Мэдди были в Бир Батте, и теперь владел лавкой «Большой Рог», принадлежавшей раньше Гешхерсту, переехавшему теперь в Лид. Появились новые рестораны и гостиницы, не говоря уже о салунах и музыкальных залах.

Джек Лэнгриш со своей женой открыл свой театр, где под брезентовым навесом показывались разные пьески, исполняемые двумя актрисами. На днях миссис Лэнгриш сообщила Энни, что для детей Дидвуда открывается новая школа, которой руководит учитель по имени Уильям Кэммод.

Лис размышлял над всеми этими переменами, в очередной раз убедившись в том, что тех, кто достаточно находчив и смел, в будущем ожидает процветание. Они с Мэдди решили остаться. Он откроет собственную лесопилку, управлять которой будет Титус, а начнут они с того, что посадят саженцы взамен срубленных деревьев.

Прогресс пойдет и с ними и без них, но у Лиса и Мэдди, по крайней мере, есть все основания жить здесь.

Теперь у него появилось даже какое-то теплое чувство к этому городу, хотя убийство проповедника Смита несколько обескураживало. Он не хотел думать, что кто-то из тех, кого он знал в Бир Батте, мог сделать это, но, припоминая слова Пса на совете в Большом типи, он понял, что это возможно. У индейцев лакота отношение к белым было такое же, как к ворам, нарушившим границы их священного Паха Сапа. Гражданам Дидвуда никогда не понять, что творится в душах индейцев, да они и не хотели ни понимать, ни сочувствовать им. Это означало бы признание индейцев такими же существами, как и белые люди, с их правдами и неправдами, их чувствами. Пропасть между индейцами и белыми слишком велика, чтобы через нее когда-либо можно было бы перекинуть мост.

Неужели Улыбка Солнца здесь в опасности? Лис блуждал по «Бесплодным землям», слушая и наблюдая, пытаясь уловить настроение Дидвуда. Задача была нетрудной. Из Жемчужного театра, как фрегат на всех парусах, выплыла Гарнет Лумис. В дешевом платье из красного шелка, украшенном потрепанными перьями, с испитым, накрашенным до безобразия лицом, морщинистая и жирная, она служила ходячей рекламой «Бесплодным землям».

— Погоди-ка минуту, дорогой! — Схватив Лиса за рукав рубашки, она крепко держала его. — Куда ты так спешишь? Проходи-ка, и я позволю тебе угостить меня стаканчиком!

От нее уже несло виски, но Лис поборол свое отвращение.

— Очень любезно с твоей стороны пригласить меня, Гарнет, но, если ты слышала, я теперь женатый человек. Да, да, новобрачный! Я должен стараться вести себя соответственно!

Она протянула другую руку, чтобы дотронуться до локонов, вьющихся над его воротником:

— Бог хорошо поработал, делая тебя! Несправедливо, что только одна женщина имеет тебя всего. Ну, по крайней мере, наша малышка Виктория больше не чахнет по тебе. Пару дней назад ей сделал предложение миллионер из Денвера. Она уехала с ним сегодня утром. Заживет в особняке и заделается мачехой трем юнцам!

— Правда? — От этого сообщения у Лиса стало легче на душе. — Надеюсь, она будет счастлива. Виктория добрейшая женщина. Меня, может быть, не было бы в живых, если бы не она!

— А как же Лорна? — прошипела Гарнет, махнув головой в сторону рыжеволосой девушки, в одиночестве сидящей перед стойкой бара. — Не думай, что мы не знаем, что ты разбил ее сердце, и как ты сначала хотел ее, потому что она напоминает высокомерную девушку, которая думала, что она слишком хороша, чтобы приглашать меня в свой дом!

— Ты говоришь о моей жене, — холодно ответил Лис. — И думаю, Лорна вряд ли думает о своем разбитом сердце. Мне кажется, что для девушек сверху это в порядке вещей. А теперь, прости, у меня другие дела.

Голос Гарнет внезапно понизился до злобного шепота:

— Я знала, что ты друг… индейцев, с самого начала! Ты думаешь, ты лучше, чем мы, остальные, имея свой дом на холме, но ты не можешь устанавливать свои собственные правила, и тебе не удастся выйти сухим из воды!

— О чем, черт подери, ты говоришь? — спросил он.

— Об этой индианке. Ты думаешь, люди в этом городе потерпят это?

— Правильно, Гарнет, — послышался знакомый голос. — Наш друг возомнил себя чем-то вроде султана в этом доме, спрятанном от всего города.

Лис развернулся, чтобы увидеть говорившего. Грехем Горацио Скоффилд Третий, явно сильно выпив, помахивал пальцами в сторону Лиса.

— Что вы сказали? — спросил Лис с вызовом.

— Только то, что вы султан в своем собственном маленьком королевстве с белой женой и женой-индианкой. Содрогаешься от мысли, что за образ жизни…

— Скоффилд, заткнитесь, иначе вам будет очень больно, — оборвал его Лис. — Улыбка Солнца сводная сестра моей жены. Она приехала жить в семье Эвери по просьбе ее отца, Стивена Эвери. Улыбка Солнца недавно овдовела и все еще в трауре по мужу, но мы надеемся, что она найдет счастье в семье отца, раз будущее индейцев лакота так мрачно.

Лис посмотрел на Скоффилда, потом на Гарнет, которая откровенно зевала, будто ей все надоело.

— Я обошелся с вами обоими достаточно вежливо, правдиво объяснив присутствие Улыбки Солнца в доме Стивена Эвери. Надеюсь, что вы ответите на это, пресекая любые злобные сплетни! — Лис пронзил Гарнет взглядом, острым как голубые льдинки, и она, отпустив его рукав, отступила. — Желаю вам доброго утра.

Грэхем сделал шаг, заслонив ему дорогу.

— Что-то в вас не то, мистер Мэттьюз. Спорю на состояние моей семьи, что вы что-то скрываете, и я раскрою ваш секрет. Может быть, в Дидвуде в порядке вещей быть известным только по прозвищу, отказавшись от настоящего имени, но почему вы, восточный джентльмен, имеющий образование и необыкновенную, благовоспитанную матушку, скрывали свое имя, если у вас нет тайны? Вы даже одевались, как рудокоп, и вели себя, как будто вы с Запада, пока ваша мать вас не выдала. Просто необъяснимо. Лично я очень рад каждой букве своего имени, и…

— Скоффилд, я не хочу грубить, но вы многоречивый глупец, — оборвал его Лис, повернулся и зашагал прочь.

Пройдя несколько шагов, он снова услышал голос Грэхема Скоффилда:

— Лорна! Лоррна!.. Вот и ты! Красавица, которую я искал!

Продолжения речи Лис не расслышал, так как молодой человек из Бостона, с исключительно важным именем, пошатываясь вошел в «Жемчужину» и скрылся из виду.

— Улыбка Солнца хотела бы присоединиться к нам, чтобы выпить чаю, правда, дорогая? — Держа сводную сестру Мэдди за руку, Энни Сандей затащила Улыбку Солнца в кухню дома Эвери. — Мадлен, Сьюзен, вы не сочтете меня наглой, если я попрошу накрыть стол в гостиной? Я подумала, что для Улыбки Солнца лучше впервые испытать это в подобающей обстановке.

Доброжелательный голос Энни Сандей тем не менее намекал, что она не потерпит возражений ни с одной из сторон.

Мэдди с бабушкой переглянулись.

— Я и в самом деле собиралась пригласить вас к нам на чашку чая, вот почему я только что вошла — спросить бабушку…

— Но вы не могли пригласить Улыбку Солнца! — засмеялась Энни Сандей, хотя в выражении ее лица было мало веселья. — Мне следует извиниться за моего сына. Он не был воспитан для такой жизни, и, должна сказать, я была шокирована, приехав сюда и увидев эту хижину. Я понимаю, что он немного приукрасил ее перед вашей свадьбой, но все равно она не более подходит для пристойного чаепития, чем крошечный коттедж, в котором я теперь живу. — Она замолчала. — Кроме того, хорошо бы и Стивену присоединиться к нам. Хотя ему сейчас уже гораздо лучше, он все-таки утомлен свадебными волнениями, и ему не стоит выходить из дома.

Ее рассуждения были настолько разумны, что с ними нельзя было не согласиться. Помогая бабушке готовить чай и нарезать пирог, Мэдди заметила, что Энни Сандей усадила Улыбку Солнца на маленький диванчик, после чего вывела Стивена и усадила рядом с дочерью. Зрелище было странно-трогательным: серьезный белый человек в заказных брюках и накрахмаленной рубашке рядом с аккуратно одетой, но безжизненной молодой женщиной.

Мэдди подумала, что Улыбка Солнца даже более привлекательна в белом платье, как у настоящей леди, потому что все же больше похожа на индианку со своими прямыми черными волосами и смуглой кожей. Более того, в ее глазах все еще горели горе и боль и, как показалось Мэдди, гнев.

Все уселись в гостиной. Энни Сандей без умолку строила планы относительно обучения Улыбки Солнца чтению, письму, шитью и кулинарии. Стивен выразил одобрение и потянулся к руке дочери, и, хотя Улыбка Солнца не сопротивлялась, она по-прежнему безучастно смотрела прямо перед собой, не глядя в сияющее любовью лицо отца.

Потягивая чай, Мэдди пыталась понять, какие чувства испытывает к своей свекрови. У Энни Сандей была досадная привычка заниматься всем и всеми, кто попадал в поле ее зрения, но у нее действительно возникали прекрасные планы, и Мэдди не могла не согласиться с ее разумными идеями. Теперь, когда они с Лисом женаты, она надеялась, что сможет лучше познакомиться с Энни. Вероятно, они смогут стать друзьями, если эта женщина постарается хоть немного умерить свое стремление держать все под своим контролем.

Мэдди решила, что хорошим началом мог бы быть конфиденциальный разговор со свекровью. Вероятно, она сможет поделиться с ней своими знаниями об индейцах лакота, с тем чтобы Энни не очень старалась превратить Улыбку Солнца в подобие белой женщины. Она уже собиралась пригласить миссис Мэттьюз наверх, когда до нее донесся какой-то шум со двора.

— Что это такое? — спросил Стивен. Энни Сандей подошла к окну и украдкой заглянула за сборки занавесок.

— По-моему, это толпа приближается к дому. Это напоминает мне толпу на улицах Вашингтона, перед тем как разразилась гражданская война. — Она надела очки и кивнула: — По-моему, они в таком гневе из-за нашей дорогой Улыбки Солнца.

Мэдди захлестнула волна такой злости, что она сама удивилась ее силе. Вскочив на ноги, она посмотрела сначала на Улыбку Солнца, глаза которой округлились от ужаса, как у загнанной оленихи, затем на отца. Бенджамен с топотом сбежал по ступенькам лестницы, крича:

— Что нам делать? Что нам делать? Где Лис? Я принесу ружье?

Мэдди положила руку на плечо брата, чтобы остановить его прежде, чем он проберется в комнату Стивена за винтовкой, которую его отец всегда держал прислоненной к подоконнику.

— Нет. Я сама возьму винтовку!

Проходя мимо отца, она увидела, что он так сдавил руку улыбки Солнца, что ее пальцы побелели. Другую руку он прижал к груди. Очевидно, ему было больно.

— Мадлен… Я не могу выпустить тебя отсюда. Я мужчина в этой семье…

— Вздор, отец, — решительно ответила она. — Ты болея. Думаешь, я позволю тебе рисковать жизнью в таком глупом инциденте, как этот? Я сама поговорю с этим сбродом!

Вернувшись с винтовкой, она удивилась той волне любви к Улыбке Солнца, которая захлестнула ее. Она подошла к женщине племени лакота и погладила ее по щеке:

— Ни о чем не тревожься!

Даже Энни Сандей, по-видимому, сдалась, поняв, в какое положение попала. Хотя обычно она господствовала везде, где присутствовала, противостоять насилию она не умела. Она стояла в стороне и с уважением наблюдала, как ее невестка открыла входную дверь и вышла на крыльцо.

Все открытое пространство перед домом заполняло море разгневанных лиц. Некоторые орали:

— Любительница индейцев! Выводи эту индианку! Это она убила проповедника Смита!

Прокатился шум общего согласия, грозные слова повторялись снова и снова. Глубоко в толпе в низко надвинутом на лоб котелке стоял Грэхем Скоффилд. «Они все животные! — кричал он, пытаясь расшевелить чернь. — Им нельзя верить! Мы не будем в безопасности, пока все индейцы на территории Дакоты не будут мертвы!» Каждый его возглас вызывал одобрение толпы.

Мэдди хладнокровно направила винтовку в воздух и нажала на курок. Потом снова и снова. Когда толпа умолкла, она направила винтовку на людей и заорала:

— У вас у всех не больше мозгов, чем у одного мула! Моя сестра не угрожает ни вам, ни кому-либо еще! Она член моей семьи и мирный человек и так же, как и вы, имеет право жить в Дидвуде, а может быть, и больше прав: ее предки жили в Черных Холмах задолго до того, как сюда вторглись наши безумные белые лица. А теперь, если вы не хотите, чтобы я стреляла прямо в вас, я предлагаю вам поджать хвосты и бежать из наших владений, да побыстрее!

С этими словами она взвела курок и смотрела, как толпа постепенно начала отступать. Их ворчание постепенно стихло, и некоторые, уходя, даже извинялись перед ней. Вернувшись в дом, она поставила винтовку и подошла к диванчику. Отец улыбался ей со слезами на глазах. Мэдди крепко обняла его и, повернувшись, обняла и сестру.

— Добро пожаловать в нашу семью, Улыбка Солнца, — прошептала она, прижавшись к ней щекой. — С нами ты будешь в безопасности до тех пор, пока пожелаешь остаться.

Мэдди была уверена, что не ошиблась в чувстве, с которым Улыбка Солнца крепко обняла ее в ответ.