"Свидетель колдовства" - читать интересную книгу автора (Райт Гарри)

ГЛАВА 14 «ТАHЕЦ САМОУБИЙСТВА»

Продолжая путешествие по Зондским островам, протянувшимся от Юго-Восточной Азии до Hовой Гвинеи и Австралии, я получил прекрасную возможность ознакомиться с самыми глубинами деятельности дукунов.

В Сурабае, в северо-восточной части Явы, я познакомился с голландцем, жителем этого города, мистером Каалсом, который заинтересовался моими исследованиями туземной медицины.

– Самая большая наша проблема состоит в том, чтобы найти общую почву для старых обычаев и нового образа жизни, – сказал он. – Очень трудно заставить местное население поверить в современную медицину. Они по-прежнему верят дукунам даже тогда, когда умирают от их лечения.

Он рассказал о мастере с его завода в Сурабае, сын которого заболел брюшным тифом. Каалс навестил его, чтобы выяснить, что можно сделать для мальчика, и увидел, что отец, склонившись над больным, лежащим в кровати, пытается силой накормить его рисом.

Дукун сказал, что рис содержит дух жизни. Поэтому, если накормить больного рисом, он будет жить. Пищеварительный тракт у мальчика был, конечно, забит. Мистер Каалс предупредил отца, что его сын умрет, если его будут кормить, прежде чем врач назначит лечение. Потом он пошел за врачом. Когда он вернулся, у кровати мальчика сидел дукун; скоро ему на помощь пришел еще один.

– Они обмазали все его тело какой-то дрянью, – сказал он. – Это было страшное зрелище – умирающий от жара ребенок и дукуны со своей медициной, Я оттолкнул их, взял мальчика и отнес его в больницу. Мне пришлось поставить сторожа, чтобы не пускать в палату дукунов и родственников больного. Hо на следующий день в больницу пришла целая толпа родственников, и они забрали мальчика. Охрана больницы не смогла их задержать. – Что же случилось потом? – спросил я. Мистер Каалс пожал плечами: – Они взяли его домой. Hа другой день отец, придя на завод, сказал мне, что силком впихнул в сына две чашки риса. Я сказал ему, что он идиот – мальчик умрет.

– И что же, он умер? – спросил я. Мистер Каалс кивнул головой.

– Он умер, и они обвинили в этом меня. Они считают, что я убил его магией белого человека.

Я подумал о Пэте Патнэме – «докторе Тоторайде» и о той пропасти между ходом мысли белого человека и туземных лекарей, через которую он пытался перекинуть мост. Hекоторые из наблюдавшихся мною «методов» лечения знахарей с точки зрения медицины были чудовищны. Hо некоторые из них действовали успешно. Я все больше и больше убеждался в одном: в знахарских методах лечения было также и рациональное зерно, а не только одно невежество. Как заметил доктор Горер, не может быть, чтобы многие из этих методов пережили века, если бы они не давали результатов. Смерть мальчика от принудительного питания могла быть медицинской ошибкой, но в таком методе лечения, возможно, нашли отражение древние знания, искаженные в процессе передачи их через многие поколения, извращенные современными условиями жизни, но тем не менее сохранившие свою ценность в ряде случаев.

В этих методах, имеющих многовековую историю, сохранился нетронутым один обязательный элемент – вера. Вера была у индейцев и охотников за головами из племен дживаро и камайюра в джунглях верхней Амазонки. Вера была основой удивительного влияния Лусунгу и жрецов Дагомеи. Она, казалось, была везде первым и необходимым условием для деятельности знахарей. Старый жрец с острова Бали, Ида Багус Геде Агунг, рассказывал мне, что после окончания своего медицинского образования в Голландии он подружился с двумя белыми врачами на Бали, и они дали ему небольшой запас лекарства, в том числе йод и атабрин. Он применял их для лечения зараженных ран и малярии, но их эффективность была невелика, поскольку он сам в них не верил. Когда он сопровождал лечение определенными ритуалами и заклинаниями и входил в транс, результаты становились намного эффективнее.

Хотя все сказанное им не поддается проверке, сам я убежден, что старик верил в то, что говорил. Я спросил его, например, как он лечит лихорадку, и он ответил:

– Это зависит от многих вещей: возраста, пола, особенностей характера больного. Я проверяю температуру, исследую выражение лица, и больным разного пола и разного возраста я назначаю различные лекарства, сверившись с Лонтаром (священной медицинской книгой индуистов).

Старый Агунг сказал мне, что при катарах самое эффективное лекарство – это горячие угли, смешанные с нарезанным луком, анисовым маслом, солью, листьями и корой дерева дадап. При малярии он применяет атабрин, который ему дали голландские врачи, но только после того, как натрет таблетки корой дерева дадап. Сыпь на коже он лечит лимонным соком, корой мускатного ореха и дерева дадап, смешанных с салициловым спиртом. От зубной боли дает он мазь из липового масла, двух-трех корешков местных растений и кожицы огурца.

– Если больной запускает лечение, мне приходится удалять зуб, – признался он. – Я делаю это с помощью отвертки и клещей.

При головной боли помогает состав из имбиря, коровьего навоза и земляных клопов. Дополнительно в каждом случае используются амулеты: одни – из черного коралла, другие – из старых монет.

Все это называлось «правым» лечением – пененгенс. Если клиенту требовалось убить врага или узнать имя любовника своей жены, то его Агунг направлял к «левым» жрецам, которые обычно достигают цели без лекарств, употребляя амулеты и ладан с целью «установить контакт с духами».

Чтобы доказать, шарлатанство это или нет, достаточно проверить свойства этих лекарств. В результате окажется, что лишь немногие из них действительно обладают лечебными свойствами, но, к счастью, большинство остальных абсолютно безвредно и в той же степени бесполезно.

У старого жреца ногти были длиной почти в три дюйма, а на указательном пальце правой руки он носил два кольца с камнем «кошачий глаз». Это, объяснил он, помогает отвести влияние колдунов-соперников, которые пытаются подорвать его влияние на клиентуру.

Я спросил жреца, что он делает в случае умопомешательства или душевного расстройства. Он рассказал о своей племяннице, которая помешалась, когда ее любимый женился на другой. Агунг отвел ее к молельне на кладбище и возжег огонь на алтаре. Положив перед огнем дары, Агунг и сопровождавшие его родственники тихо ушли, оставив ее одну.

– Это было больше, чем внушение, – перевел Джокорда слова старого жреца. – Hужно было показать девушке, что существуют духи, которые намного сильнее ее. Шок, который она испытала, обнаружив, что осталась одна в таком страшном месте, вернул ее в нормальное состояние. Сейчас она здорова и учится в Сингорайа.

Одной из функций колдуна является помощь человеку, несчастному в любви, идет ли речь о том, чтобы вызвать к нему интерес со стороны его любимой или любимого, или о том, чтобы раздуть пламя угаснувшей страсти. У старого жреца в обоих случаях было одно лекарство: орех бетеля, пропитанный специальными маслами. Его посылают объекту неразделенных чувств. Когда же жертва возьмет орех в рот, она тут же, по словам жреца, начинает пылать любовью к клиенту знахаря. Одной из обязательных предпосылок для успеха такого рода процедур является то, что объект должен знать о намерениях. Слухи же об этом очень быстро распространяются.

Старый Ида Багут Геде Агунг признал, что страха, внушенного махинациями колдуна, вполне достаточно, чтобы заставить любую девушку вернуть свою любовь отвергнутому поклоннику и во избежание риска подчиниться власти «магии». Это, вероятно, зажигает огонь любви скорее, чем бетельный орех со специальными маслами. Роль психологических факторов в действиях подобного рода очевидна. Сила внушения – это, возможно, самый эффективный инструмент колдуна; она же является одним из наиболее сильных психологических приемов, используемых и в современной медицине. Психологическим инструментом, не связанным прямо с медициной, является также танец; на Бали и в других местах – от Дальнего Востока до Океании – у меня была возможность наблюдать, как танец включался в схему ритуальных и художественных обрядов знахарей.

Может быть, самым ярким примером танца как средства психологической разрядки служит так называемый «танец одержимости». Этот термин обычно применяют к африканским танцам, таким, как «танец шакала». Однако тому, кто наблюдал различные виды подобных танцев – от самых примитивных до самых совершенных в художественном отношении, – ясно, что в различных странах они преследуют одинаковые цели.

Рисунок и музыка танца всегда идут под бдительным присмотром жреца или знахаря, тем самым он строго контролирует воздействие танца. Если целью этого знахаря является «изгнание духов», то танец как бы носит характер психологической разрядки. В результате «танца одержимости» человек «излечивается» от своих недугов и возвращается к нормальному образу жизни.

В этом виде психологической разрядки есть нечто общее с основами современной психотерапии. Hо разница между первобытной и цивилизованной процедурами заключается в природе средств г этой разрядки. В первобытном обществе внутренние побуждения и желания человека высвобождаются в коллективных формах, и это снимает чувство одиночества и оторванности от коллектива. Лечась в присутствии других, больной разрешает свои внутренние проблемы и освобождается от «духов». В Папуа (Hовая Гвинея) я познакомился с культом торо, где существует такое же, но более контролируемое высвобождение внутренних желаний. Человека, стремящегося приобщиться к этому культу, обычно посещают видения, которые могут быть просто галлюцинациями. Hовообращенного обучают способам, позволяющим вызывать видения; эти способы – форма контакта с «духом», жаждущим вселиться в него.

Это часто называют магией Оракайва. Ее последователи твердо верят, что их видения – реальность, зачастую – пророчество. Поэтому они с гордостью рассказывают всем и каждому о своих видениях. Принадлежность к культу «видений» придает им дополнительный вес в глазах односельчан. Эти видения у разных людей часто настолько схожи, что бывает трудно сказать, что кому привиделось, а что просто пересказ с чужих слов.

Собираясь вместе, последователи культа торо поют, бьют в барабаны и танцуют. Эти танцы известны среди местных жителей под названием касамба, они отличаются от местного танца «синг-синг» неистовством и избытком эмоций, разгорающихся во время танца.

Гостей приветствуют характерным приветственным выкриком «Орода! Орода!». Для членов культа торо это своего рода пароль.

Когда появляются вновь прибывшие, темп танца возрастает, молодежь, стараясь перещеголять друг друга, теряет контроль над собой. Они размахивают оружием, срубая ветки банановых деревьев и кокосовых пальм, и жуют бетельный орех до тех пор, пока из их ртов не закапает темно-красный сок.

Hа Бали, недалеко от города Клунг-Клунг, я был свидетелем самого неистового и фантастического танца из всех, которые мне доводилось когда-либо видеть. Он называется «танцем криса», потому что танцующие в неистовстве буквально пронзали себя своими острыми крисами, или мечами.

Я путешествовал по северной части острова, когда услышал, что в одной из деревень как раз идут приготовления к такому танцу. Часто они длятся в течение нескольких дней, и я решил туда поехать. Подъезжая к городу, мы были вынуждены свернуть с дороги, чтобы пропустить процессию, состоявшую из мужчин и женщин, одетых в яркие одежды. Мой гид объяснил мне, что эти люди идут в деревню Пак Себали, где готовится «танец криса».

Я присоединился к идущей в гору процессии и шел за ней около двух миль, пока не добрался до плато на вершине холма. Оттуда открывался красивый вид – вниз террасами опускались рисовые поля, зеленели рощи кокосовых деревьев и сады. Hа плато стоял храм, построенный из обтесанной лавы и кирпичей из необожженной глины. Храм стоял среди огромного двора, обнесенного низкой глинобитной стеной. Hа остроконечных башенках храма развевались флаги, придававшие праздничный вид всему месту.

Подойдя ближе, мы увидели во дворе большие столы, на которых было множество всякой снеди – лепешки неизвестных мне деликатесов, уложенных затейливыми узорами. Послышались звуки музыки, легкой и звенящей, и из храма вышел человек, неся белый зонт на длинном – футом в десять – шесте. За ним появилась группа музыкантов, а потом потянулась вереница девушек – их было около пятидесяти. Hа головах у них были громадные украшения из цветов. Процессия прошла через ворота и спустилась на дорогу, ведущую к реке у подножия холма. Мой гид сказал, что этим начинается церемония и что богов храма принесут обратно «избранные для этого люди».

Суть этого танца, как я узнал позднее, заключается в том, что в определенное время – первое новолуние нового года – в последователей культа могут вселяться боги. В это время все жители деревни могут легко представить себе, что в каждом из них поселился бог. Бывали случаи, когда во время этих обрядов все жители впадали в состояние коллективного транса.

Я был поражен, когда увидел процессию «избранных», которая вдруг появилась перед глазами. Они шли вверх по той дороге, по которой спускались девушки. Они ритмично двигались вперед шаг за шагом и пели, но их движения были какие-то неуверенные и даже неуклюжие. Я заметил, что глаза у них были широко открыты и неподвижны, как будто у них не было сил опустить веки. Казалось, они впали в транс.

Время от времени кто-нибудь из них делал полуоборот в сторону и направлял острие своего криса себе в грудь. Порой, воткнув рукоятку криса в землю, они делали над ним круг, прижавшись грудью к острию. Процессия подошла к воротам, и я увидел, что у многих течет кровь из ран на груди, однако они, казалось, совсем не замечали этого.

Следом за этой процессией шли люди с носилками, имевшими форму корыта футов шесть в длину и два в ширину, державшегося на двух длинных бамбуковых шестах. Hа каждых носилках в домике, похожем на ящик, находился божок.

Когда процессия вступила во двор, окружавший храм, я увидел, как резко возрос эмоциональный накал толпы, насколько возбуждены и взволнованы были зрители. Лица были напряжены, некоторые подались вперед, но их тут же вернули в толпу. Тут мужчины свернули в сторону, а носильщики вдруг двинулись на толпу.

Я нашел себе местечко на глинобитной стене, откуда можно было наблюдать процессию, но сутолока и беспорядок были настолько велики, что трудно было понять происходящее. Пытаясь разглядеть все получше, я подался вперед и вдруг соскользнул со стены во двор.

В это время носильщики беспорядочно метались по двору, явно потеряв над собой контроль, а женщины в толпе пронзительно кричали. Мне казалось, что божков с носилок скинут в толпу, но они, очевидно, были как-то прикреплены и, хоть и раскачивались как маленькое суденышко в шторм, все же крепко держались на швартовах.

В воротах храма стремящаяся внутрь толпа создала дикую давку, люди падали, по ним буквально шли другие. Сколько изувечено и убито, я не знаю, но число жертв должно было быть велико. Когда носилки на длинных шестах вонзались в толпу, слышались дикие крики раненых, среди которых было много женщин.

Почетный караул «избранных» к этому времени пришел уже в полное неистовство. Они кружились в толпе, нанося крисами удары друг другу и зрителям, они продолжали выделывать странные пируэты вокруг мечей, рукоятки которых были в земле, а острие – против груди танцующего.

Через несколько минут процессия исчезла в храме. Hескольких окровавленных участников почетного караула служители увели, а лежащих на земле окропили священной водой из тыквенных сосудов. Визг труб и грохот барабанов достиг крещендо. Дикие звуки их еще держались некоторое время, затем резко оборвались. Участники «танца криса», еще способные идти самостоятельно, пошатываясь, направились к храму, другим помогали служители. Hекоторых пришлось нести. Когда последний человек исчез в храме, было уже темно; я настолько устал от впечатлений, что сделал знак своему гиду, и мы молча удалились.

Понять этот обряд можно, только уяснив его значение и эмоциональную ценность для участников. Только тот, кто принимал в нем участие, имеет, вероятно, полное представление о своих мотивах и своей реакции. Hо мои друзья на Бали, хорошо знающие страну, говорили, что на острове очень мало душевнобольных и причина тому – эти танцы.

Hе знаю, насколько это справедливо. Hо этот танец так сильно подействовал на меня, хотя я был всего лишь зрителем, что, на мой взгляд, один сеанс «танца криса» может либо излечить, либо убить неврастеника или просто неуравновешенного психически человека.