"Мумия" - читать интересную книгу автора (Райс Энн)

3

Джулия медленно спускалась вниз по лестнице, в шлепанцах, в кружевном пеньюаре, расходящиеся длинные полы которого приходилось придерживать рукой, чтобы не споткнуться. Ее каштановые волосы волнами падали на спину, рассыпались по плечам.

Войдя в библиотеку, она увидела солнце – мощный поток золотого света, льющегося из оранжереи через открытые двери сквозь гущу папоротников, света, танцующего в фонтане и в сплетении зеленой листвы под стеклянным потолком.

Длинные косые лучи дотягивались до темного угла и падали на золотую маску Рамзеса Проклятого, освещали мрачные краски восточного ковра и саму мумию в открытом саркофаге – с туго стянутым пеленами лицом и с почти прозрачными конечностями, которые, казалось, светились изнутри и приобрели золотистый оттенок пустынных песков в раскаленный полдень.

Комната наполнялась светом на глазах. Внезапно солнце выхватило из тьмы покоящиеся на черном бархате золотые монеты Клеопатры. Оно заставило заблестеть мраморный бюст Клеопатры, вокруг которого образовался золотистый ореол. Солнце заискрилось на всех предметах, покрытых золотом, – на крышечках пузырьков и кувшинов, на золотых тиснениях книг в кожаных переплетах. Оно высветило имя «Лоуренс Стратфорд» на дневнике, лежавшем на столе.

Джулия стояла не двигаясь и наслаждалась окружившим ее теплом. От унылого тумана не осталось ничего – даже запаха. И ей показалось, что мумия, словно отвечая мощному приливу тепла, зашевелилась. Джулии почудилось, что она вздохнула – почти неслышно, как вздыхает, раскрываясь, цветок. Какая фантастическая иллюзия! Конечно же мумия не двигалась. И все же теперь она стала чуть полнее, руки и сильные плечи как бы округлились, пальцы напряглись, будто живые.

– Рамзес, – прошептала Джулия.

Опять тот же звук, тот самый, что испугал ее ночью. Нет, это не звук, не совсем то, что можно назвать звуком. Это дыхание огромного дома. Дышит дерево, дышит штукатурка. Это проделки утреннего тепла. Джулия на мгновение прикрыла глаза и услышала шаги Риты. Конечно же пришла Рита… Эти звуки исходят от нее – сердцебиение, дыхание, шелест одежды.

– Мисс, я уже говорила вам, мне ужасно не нравится, что в доме находится эта штуковина, – сказала Рита.

Опять тот звук. Может, это шелест метелки из перьев, которой Рита смахивает с мебели пыль?

Джулия, не оборачиваясь, смотрела на мумию, потом подошла совсем близко и вгляделась в ее лицо. Господи, ночью она его не разглядела. Сейчас, в солнечных лучах, оно казалось совсем другим. Это было лицо живого человека.

– Говорю вам, мисс, меня трясет от страха.

– Не глупи, Рита. Будь умницей, принеси мне кофе.

Она приблизилась к мумии вплотную. В конце концов, здесь никого нет, никто ее не остановит. Если хочется, можно потрогать. Джулия слышала жалобы Риты. Слышала, как открылась и закрылась дверь кухни. И лишь тогда дотронулась до древних тряпок, в которые была замотана правая рука мумии. Тряпки оказались очень мягкими, очень хрупкими. И горячими от солнечного света!

– Солнце вредно для тебя, правда? – спросила Джулия, глядя в глаза мумии, будто иначе было бы невежливо. – Но мне не хочется, чтобы тебя уносили отсюда. Я буду скучать по тебе. Я не позволю им разрезать тебя. Честное слово, не позволю.

Неужели она видит каштановые волосы под заматывающими череп бинтами? Казалось, они на глазах становятся гуще, казалось, им больно из-за того, что они прижаты к голове так туго, создавая иллюзию голого черепа. Удивительное зрелище захватило воображение Джулии, и она задумалась. В мумии чувствовалась личность – так же, как в прекрасной скульптуре. Высокий широкоплечий Рамзес – со склоненной головой, со смиренно скрещенными на груди руками.

С болезненной ясностью вспомнила Джулия отцовские записи.

– Ты на самом деле бессмертен, любовь моя, – произнесла она. – Мой отец нашел тебя. Ты можешь проклинать нас за то, что мы проникли в твою усыпальницу, но на тебя будут смотреть тысячи людей, тысячи людей будут называть тебя по имени. Ты на самом деле будешь жить вечно…

Странно, она вот-вот расплачется. Отец умер. А с ней эта мумия, которая так много значила для отца. Отец лежит в холодной могиле в Каире – он всегда хотел, чтобы его похоронили в Египте, а Рамзес Проклятый греется на лондонском солнце.

Она вздрогнула от неожиданности, услышав голос Генри:

– Ты болтаешь с этой проклятой тварью точно так же, как твой отец.

– Господи, я же не знала, что ты здесь! Откуда ты взялся?

Он стоял в арке между двумя гостиными, с плеча его свисал длинный саржевый шарф. Небритый, скорее всего, пьяный. И с этой мерзкой ухмылкой. Джулии стало не посебе.

– Предполагалось, что я буду заботиться о тебе, – сказал Генри. Помнишь?

– Конечно, помню. Думаю, ты от этого в восторге.

– Где ключ от бара? Он почему-то заперт. Какого черта Оскар его запирает?

– Оскар отпросился до завтра. Наверное, тебе стоит выпить кофе. Кофе тебе не повредит.

– Неужели, дорогая? – Генри закинул шарф на плечо и двинулся ей навстречу, окидывая египетский зал презрительным взглядом. – Неужели тебе нравится унижать меня? – спросил он, и на губах его вновь появилась та же ухмылка. – Подруга моих детских игр, моя кузина, моя маленькая сестренка! Я ненавижу кофе. Мне хочется портвейна или хотя бы бренди.

– У меня нет ни того ни другого, – ответила Джулия. – Почему бы тебе не пойти наверх и не проспаться? В дверях появилась Рита. Она ждала распоряжений.

– Рита, пожалуйста, сделай еще один кофе – для мистера Стратфорда, – сказала Джулия. Генри и не думал уходить. Было ясно, что он не собирается последовать ее совету. Он смотрел на мумию. Похоже, она чем-то здорово поразила его. – Отец правда разговаривал с ним? – спросила она. – Так же, как я?

Генри ответил не сразу. Отвернулся, прошел к алебастровым кувшинам, сохраняя тот же высокомерный и независимый вид.

– Да, он разговаривал с мумией так, словно она могла ответить ему. На латыни. Знаешь, мне кажется, твой отец уже давно был болен. Слишком долго он жил в жаркой пустыне, разбазаривая деньги на трупы, на статуи, на всякий хлам и безделушки.

Какие обидные слова! Сколько в них легкомыслия, сколько ненависти. Генри замер возле одного из кувшинов, стоя к Джулии спиной. В зеркале она увидела, как он заглядывает в кувшин.

– Но ведь он тратил свои деньги, не так ли? – спросила она. – Он многое сделал для нас всех. Во всяком случае, он так считал.

Генри резко обернулся:

– Что ты хочешь этим сказать?

– Что ты сам не очень-то хорошо распорядился своими деньгами.

– Я делал все, что было в моих силах. И вообще, кто ты такая, чтобы осуждать меня? – спросил Генри. Внезапно на его лицо упал яркий солнечный луч, и Джулия испугалась – таким злобным оно было.

– А что ты скажешь об акционерах компании «Стратфорд шиппинг»? Для них ты тоже делал все, что было в твоих силах? Или и это не моего ума дело?

– Полегче, девочка моя, – сказал Генри, направляясь к ней. Высокомерно взглянул на мумию, словно она была полноправным участником разговора, потом развернулся и, прищурившись, посмотрел на Джулию. – Теперь у тебя нет никого, кроме меня и моего отца. И ты нуждаешься в нас больше, чем тебе сейчас кажется. И вообще, что ты смыслишь в торговле и судостроении?

Забавно, он делает верный ход и тут же все портит. Конечно, оба они нужны ей, но это не имеет никакого отношения к торговле и судостроению. Они нужны ей, потому что они ее плоть и кровь – какие, к черту, торговля и судостроение!

Джулии не хотелось, чтобы он заметил ее обиду. Она отвернулась к анфиладе гостиных и посмотрела в тусклые северные окна передней части дома. Там утро только начиналось.

– Я знаю, сколько будет дважды два, дорогой братец, – сказала она. – И это ставит меня в несколько неудобное положение.

Джулия с облегчением увидела, как в зал входит Рита, согнувшаяся под тяжестью подноса с серебряным кофейным сервизом. Она поставила поднос на стол в центре задней гостиной, в двух футах от Джулии.

– Спасибо, дорогая. Пока все.

Боязливо взглянув в сторону саркофага с мумией, Рита удалилась. И снова Джулия осталась наедине с братом. Неужели придется продолжить неприятный разговор? Она медленно повернулась и увидела, что Генри стоит напротив Рамзеса.

– Тогда давай поговорим о делах, – предложил он и встал к ней лицом. Он ослабил шелковый галстук, стащил его с шеи, засунул в карман и, покачиваясь, направился к Джулии.

– Я знаю, чего ты хочешь, – сказала она. – Я знаю, чего вы оба с дядей Рэндольфом хотите от меня. И самое главное, я знаю, что вам от меня нужно. Ты хочешь получить свою долю наследства, чтобы расплатиться с долгами. Господи, ты совсем запутался.

– Какое ханжество, – произнес Генри. Он стоял теперь в двух шагах от сестры, спиной к ослепительному солнцу и к мумии. – Суфражистка, малютка археолог. А теперь собираешься попробовать себя в бизнесе, да?

– Попытаюсь, – холодно ответила Джулия. Она тоже рассердилась. – А что мне еще остается? Позволить твоему отцу окончательно промотать все? Боже, как мне тебя жаль!

– О чем это ты? – спросил Генри, приблизив к ней заросшее щетиной лицо и дыша перегаром. – Ты что, хочешь, чтобы мы отчитались перед тобой? Я правильно тебя понял?

– Пока не знаю. – Джулия повернулась к нему спиной, прошла в первую гостиную и открыла небольшой секретер. Сев за него, вытащила чековую книжку и сняла крышку с чернильницы.

– Скажи-ка, братец, приятно ли это – иметь денег больше, чем можешь истратить, больше, чем можешь даже сосчитать? И при этом не сделав ничего, чтобы заработать их?

Джулия обернулась и, не глядя, протянула чек. Затем поднялась, подошла к окну и, отдернув кружевную занавеску, выглянула на улицу. Пожалуйста, Генри, уходи, уныло подумала она, уходи отсюда. Ей не хотелось обижать дядю. Ей вообще не хотелось никого обижать. Но что же делать? Она уже давно знала о растратах Рэндольфа. В последний раз, когда Джулия ездила в Каир, они с отцом обсуждали это. Разумеется, он собирался взять ситуацию под контроль. Давно собирался. А теперь это бремя пало на нее.

Джулия резко обернулась. Ее смутила тишина. Она увидела, что брат опять стоит в египетском зале и смотрит на нее холодными пустыми глазами.

– А когда ты выйдешь замуж за Алекса, ты лишишь нас нашей доли наследства?

– Ради бога, Генри, уходи, оставь меня в покое.

Какое-то странное выражение появилось у него на лице, выражение мрачной решимости. А ведь Генри уже не назовешь молодым, подумала Джулия. Он безнадежно устарел – со своими вредными привычками, с бесконечными провинностями и самообманом. Он нуждается в сочувствии. Но чем она может помочь ему? Дать денег? Он тут же промотает их. Джулия снова отвернулась и посмотрела на холодную лондонскую улицу.

Ранние прохожие. Нянька переходит улицу, толкая перед собой плетеную коляску с близнецами. С газетой под мышкой торопится куда-то старик. И охранник, охранник из Британского музея лениво прохаживается по парадному крыльцу как раз под этим окном. А чуть ниже по улице, возле дома дяди Рэндольфа, горничная Салли вытряхивает коврик прямо у входных дверей, уверенная, что в такую рань никто ее не увидит.

Почему за спиной не слышно ни звука? Почему Генри не бросился прочь, хлопнув дверью? Может, он все-таки ушел? Нет, Джулия услышала тоненькое треньканье – звякнула ложечка в китайской чашке. Проклятый кофе.

– Не знаю, как ты докатился до всего этого, – произнесла Джулия, продолжая смотреть в окно. – Ценные бумаги, оклады, премии – у вас было все, у вас обоих.

– Нет, не все, дорогая, – возразил Генри. – Это у вас было все.

Звук льющегося в чашку кофе. О боже!

– Послушай, старушка. – Голос у Генри был низким и напряженным. – Я больше не хочу ссориться. Наверное, ты тоже. Иди сюда, присядь. Давай выпьем вместе кофейку – как цивилизованные люди.

Джулия не пошевелилась. Добродушие Генри пугало ее больше, чем гнев.

– Иди, выпей со мной кофе, Джулия.

Да, ничего не поделаешь. Она повернулась, не поднимая глаз, подошла к столу и только тогда взглянула на брата, который протягивал ей чашку с дымящимся напитком.

Во всей этой сцене было что-то странное – то ли в напряженной позе Генри, то ли в бесстрастном выражении его лица.

В распоряжении Джулии была лишь секунда, чтобы подумать об этом. Поскольку то, что она увидела за его спиной, заставило ее застыть от ужаса. Разум ее взбунтовался, но не верить собственным глазам было невозможно.

Мумия зашевелилась. Вытянув вперед правую руку, с которой свисало разорванное тряпье, мумия сделала шаг вперед, выбираясь из позолоченного саркофага. Крик замер у Джулии в горле. Существо направилось к ней, вернее, к Генри, который стоял спиной, – направилось шаткими, неуверенными шагами, протянув вперед руку. С покрывавших мумию тряпок сыпалась пыль. Запах пыли и тлена наполнил воздух.

– Что с тобой, черт возьми?! – воскликнул Генри.

Мумия остановилась прямо у него за спиной. Вытянутая рука легла на горло Генри.

– Джулия так и не смогла закричать. Охваченная ужасом, она издала гортанный клокочущий звук – так бывает в кошмарных снах, когда хочешь крикнуть и не можешь.

Генри обернулся, инстинктивно подняв руки для защиты, и чашка с кофе с грохотом упала на серебряный поднос. Низкий рев сорвался у Генри с губ – он попытался оттолкнуть душившую его мумию. Пальцы вцепились в гнилое тряпье, пыль поднялась столбом, мумия с треском вырвала из покровов левую руку и принялась душить Генри уже обеими руками.

С диким воплем он оттолкнул мумию и упал на колени, во мгновенно вскочил на ноги и сломя голову кинулся прочь. Генри промчался через парадный зал, потом его каблуки застучали по мраморной плитке вестибюля.

Онемевшая от ужаса Джулия во все глаза смотрела на отвратительную тварь, стоявшую на коленях возле длинного стола в центре зала. Мумия хрипела, пытаясь восстановить дыхание. Джулия услышала, как открылась и со стуком захлопнулась входная дверь.

Никогда в жизни она не была так близка к безумию. Сотрясаясь всем телом, объятая ужасом, она попятилась прочь от обмотанного тряпками существа, от этого ожившего мертвеца, который делал судорожные попытки подняться на ноги.

Неужели он смотрит на нее? Неужели сквозь рваные пелены мерцают его голубые глаза? Он потянулся к Джулии, и ее тело покрылось липкой испариной. Приступ тошноты сотряс ее. Только бы не упасть в обморок. Что бы ни случилось, падать в обморок нельзя.

Внезапно мумия отвернулась. Куда она смотрит? На свой саркофаг или в сторону оранжереи, залитой солнечным светом? Она лежала на восточном ковре, как лежит смертельно усталый человек, потом пошевелилась и поползла навстречу утреннему солнцу.

Джулия снова услышала дыхание существа. Живое! Боже праведный, живое! Оно изо всех сил тянулось вперед, слегка приподнимая над полом мощный торс и слабо перебирая ногами.

Оно ползло, дюйм за дюймом, из затененного зала и наконец добралось до солнечного луча, идущего из библиотеки. Здесь оно остановилось и задышало глубже. Казалось, оно дышит не воздухом, а светом. Потом существо слегка приподнялось на локтях и снова поползло в сторону оранжереи – уже быстрее. Тряпичные бинты сползали с его ног. По ковру тянулся толстый слой пыли. Покровы на плечах разорвались в клочья. Бинты ослабли, обвисли и, казалось, таяли под воздействием света.

Медленно, словно во сне, Джулия шла следом, сохраняя безопасную дистанцию, не в силах остановиться, не в силах оторвать зачарованных глаз от этого зрелища.

Существо доползло до горячего солнечного потока, затихло возле фонтана и медленно перевернулось на спину.

Одна рука его потянулась вверх, к стеклянному потолку, другая безжизненно упала на грудь.

Джулия молча вошла в оранжерею. Все еще дрожа, она подходила ближе и ближе, пока не остановилась совсем рядом с мумией.

В солнечных лучах тело росло и уплотнялось! Прямо на глазах оно становилось все крепче. Джулия слышала треск разрываемых бинтов, видела, как, повинуясь ритмичному дыханию, вздымается и опадает грудь.

И лицо, о боже, лицо! Под тонкими бинтами угадывались сверкающие голубые глаза. Существо подняло руку и сорвало тряпки с лица. Действительно – большие голубые глаза. Еще рывок – и оно сняло покровы с головы, высвобождая копну мягких каштановых волос.

Потом оно ловко опустилось на колени, сунуло перебинтованные руки в фонтан и поднесло к губам пригоршню искрящейся на солнце воды. Оно делало судорожные большие глотки, потом остановилось и повернулось к Джулии. Жирная серая пыль была почти полностью смыта с его лица.

На Джулию смотрел живой человек! Голубоглазый человек с умным лицом.

Ей опять захотелось закричать, но вновь крик замер у нее на губах, и она только едва слышно вздохнула. Или ахнула? Джулия невольно попятилась. Человек поднялся на ноги.

Теперь он стоял во весь рост и спокойно смотрел на нее. Его пальцы работали, не останавливаясь, снимая с волос остатки сгнившего тряпья, похожие на паутину. Да, с густых волнистых каштановых волос. Они закрывали уши и мягкой волной спадали на лоб. Глаза, в упор смотревшие на нее, светились восхищением.

Подумать только! Он восхищался, глядя на нее.

Джулия была близка к обмороку. Она читала о том, как барышни падают в обморок. Она знала, как это бывает, хотя сама ни разу не теряла сознания. У нее подкашивались ноги, казалось, пол уходит из-под них. Все вокруг потускнело, стало расплываться. Нет, стоп! Она не может падать в обморок на виду у этого существа.

На виду у этой ожившей мумии!

С трясущимися коленками Джулия пошла обратно в египетский зал. Тело покрылось липким потом; руки судорожно перебирали кружево пеньюара.

Человек с любопытством наблюдал за ней, словно ему было интересно, что она собирается предпринять. Потом стащил бинты, обматывающие шею, плечи и широкую грудь. Джулия медленно закрыла глаза, потом так же медленно открыла их. Человек не исчез – те же сильные руки, тот же мощный торс. И пыль все так же сыплется с блестящих каштановых волос.

Человек сделал шаг вперед. Джулия попятилась. Он сделал еще один шаг. Джулия вновь попятилась. Она отступала до тех пор, пока не уперлась спиной в стоявший посреди второй гостиной длинный стол. Руки нащупали серебряный кофейный поднос.

Бесшумными мягкими шагами человек шел к ней – этот незнакомец, этот мужчина с красивым телом и огромными ласковыми голубыми глазами.

Господи, ты сходишь с ума! Какая разница, красив он или нет. Он только что чуть не задушил Генри! Перебирая руками по столу, Джулия продолжала пятиться к дверям вестибюля.

Дойдя до стола, человек остановился. Посмотрел на серебряный кофейник и опрокинутую чашку. Взял что-то с подноса. Что? А, смятый носовой платок. Может, Генри оставил его здесь? Не веря своим глазам, Джулия увидела, что мужчина указывает пальцем на пролитый кофе. Потом он заговорил тихим сочным баритоном:

– Иди, выпей со мной кофе, Джулия.

Превосходный английский акцент. Знакомые слова. Джулия вздрогнула от изумления. Это не было приглашением – мужчина просто подражал Генри. Такая же интонация. Именно эту фразу произнес Генри.

Человек развернул носовой платок, в котором оказался белый порошок, крошечные блестящие кристаллики. Потом человек указал на алебастровые кувшины – с одного из них была снята крышка. Он снова заговорил на безупречном английском:

– Выпей кофе, дядя Лоуренс.

С губ Джулии сорвался стон. Она смотрела на человека невидящим взглядом, эхо его слов все еще звучало у нее в ушах. Все понятно: Генри отравил ее отца и это существо было свидетелем преступления. Генри и ее пытался отравить. Душа Джулии протестовала, ей не хотелось в это верить. Она пыталась убедить себя, что такого не могло быть, и при том понимала, что все это правда. Как и то, что мумия жива и дышит и стоит прямо перед ней, как и то, что вернулся к жизни бессмертный Рамзес, освободившись от истлевших пут. Вот он – стоит перед ней в ее гостиной, и солнце светит ему в спину.

Пол уходил из-под ног, в глазах потемнело. Джулия поняла, что падает, увидела, как высокая фигура рванулась к ней, почувствовала, как сильные руки подхватывают ее и обнимают так крепко, что к ней возвращается ощущение безопасности.

Она открыла глаза и посмотрела в склонившееся над ней лицо существа. Нет, это лицо человека, прекрасное лицо. Джулия услышала, как в коридоре завизжала Рита. И вновь провалилась в темноту.

– Что за чушь ты городишь! – Рэндольф еще не до конца проснулся. Он вылез из-под вороха простынь и одеял и потянулся к шелковому халату, лежавшему в ногах. – Неужели ты оставил свою сестру наедине с этим чудовищем?

– Говорю тебе, оно пыталось задушить меня! – Генри вопил как сумасшедший. – Вот что я тебе говорю! Проклятая тварь вылезла из гроба и попыталась задушить меня!

– Проклятье, где же мои тапочки?.. Она там одна, ты, идиот!

Рэндольф босиком побежал в коридор и промчался вниз по лестнице. Халат парусом раздувался у него за спиной.

– Живее, ты, кретин! – крикнул он сыну, который замешкался наверху.

Джулия открыла глаза. Она сидела на диване, а на ее плечо навалилась Рита. Больно. Горничная издавала тихие хлюпающие звуки.

Мужчина не исчез, он был рядом. Значит, все это реально. И темный каскад волос, падающий на высокий гладкий лоб, и темно-голубые глаза. Он уже освободился от большей части своих пут и теперь стоял, обнаженный по пояс, похожий на божество – так ей показалось на миг. Особенно из-за улыбки – доброй, обворожительной.

Волосы его словно продолжали расти. И сам он будто бы вырос, и кожа его стала более блестящей, чем была до того, как Джулия потеряла сознание. Но, боже, что она делает, зачем так уставилась на него?!

Мужчина подошел ближе. Его босые ноги больше не были стянуты отвратительными бинтами.

– Джулия, – ласково позвал он.

– Рамзес, – прошептала она в ответ. Мужчина кивнул, улыбка его стала еще шире.

– Рамзес, – подтвердил он и слегка поклонился.

О господи, подумала Джулия, он не просто красив, он самый красивый мужчина на свете.

Она попыталась подняться с дивана. Рита цеплялась за нее, но она оттолкнула горничную, и тогда мужчина, приблизившись, взял ее за руку и помог встать.

Пальцы у него были теплые и покрыты пылью. Джулия поймала себя на том, что не может отвести глаз от его лица. Кожа такая же, как у всех людей, только более гладкая, нежная и свежая – будто у человека, который только что совершил пробежку. На щеках пылал румянец.

Внезапно мужчина обернулся. Джулия тоже услышала голоса с улицы, словно кто-то спорил. К крыльцу подкатил автомобиль.

Рита опрометью кинулась к окну – точно боялась, что мумия попытается ее задержать.

– Слава богу, мисс, это люди из Скотленд-Ярда.

– Какой ужас! Сейчас же запри дверь!

– Но, мисс…

– Запри! Немедленно!

Горничная побежала выполнять приказ. Джулия взяла Рамзеса за руку.

– Пойдем наверх, и побыстрее, – сказала она. – Рита, закрой саркофаг крышкой, она легкая. Закрой и приходи ко мне.

Не успела Рита запереть засов, как в дверь забарабанили. Затрезвонил звонок. Дребезжание звонка изумило Рамзеса. Он оглядел потолок, потом взгляд его устремился к задней части дома, словно он слышал, как звук бежит по проводам к стене кухни.

Джулия тянула его за собой – мягко, но настойчиво, и, к ее удивлению, он послушно пошел за ней вверх по лестнице.

Она слышала, как Рита ворчит и всхлипывает. Однако горничная сделала то, что ей велели. Джулия услышала, как крышка саркофага с тихим стуком встала на место.

Рамзес разглядывал обои, картины в рамах, полочку с безделушками, угнездившуюся в углу над лестницей, оконный переплет, пол, шерстяной ковер с причудливым узором из перьев и листьев.

Стук в дверь становился невыносимым. Джулия слышала, как дядя Рэндольф зовет ее по имени.

– Что мне делать, мисс? – крикнула Рита.

– Иди сюда. – Джулия взглянула на Рамзеса, который терпеливо ждал, с любопытством наблюдая за ней. – Ты выглядишь нормально, – прошептала она. – Просто превосходно. Красивый и совершенно нормальный. – Она потащила его по коридору. – Душ, Рита! – закричала она, когда дрожащая от испуга и отвращения горничная появилась за спиной у Рамзеса. – Быстро! Включи душ.

Джулия привела его в переднюю часть дома. Рита шла следом. На минуту стук прекратился, и Джулия услышала, как в замке заскрежетал ключ. Слава богу, в доме есть засов! Потом в дверь снова забарабанили.

Теперь Рамзес широко улыбался. Казалось, он вот-вот рассмеется. Он с любопытством оглядывал спальни, мимо которых проходил, и неожиданно увидел электрический светильник, на пыльной цепи свисавший с потолка. При дневном свете крошечные лампочки казались тусклыми и невзрачными, но они горели, и Рамзес, впервые заупрямившись, остановился, чтобы, прищурясь, рассмотреть их.

– Еще насмотришься! – в панике поторопила его Джулия.

В трубе зажурчала вода. Из двери ванной пополз пар.

Рамзес снова церемонно поклонился, слегка приподняв брови, и пошел за Джулией в ванную. Блестящая плитка, похоже, ему понравилась. Он медленно повернулся к покрытому изморозью окну, сквозь которое лился солнечный свет. Посмотрел, как устроена задвижка, а потом настежь распахнул обе створки – стали видны крыши домов и яркое утреннее небо.

– Рита, неси отцовскую одежду, – выдохнула Джулия. В любую минуту дверь могли выломать. – Поторопись! Дай его тапочки, рубаху, халат – все, что попадется под руку.

Рамзес задрал подбородок и прикрыл глаза. Казалось, он пьет солнечный свет. Джулия видела, как шевелятся на лбу завитки его волос. Похоже, волосы становятся гуще. Они на самом деле густеют.

Ну конечно! Только сейчас до Джулии дошло, что пробудило его от долгого сна. Солнце! Когда он боролся с Генри, он был еще очень слаб. Ему пришлось ползти к солнечному свету, чтобы обрести былую силу.

Снизу донесся крик:

– Полиция!

Рита прибежала с тапочками и ворохом одежды.

– Там еще репортеры, мисс, целая толпа репортеров, и Скотленд-Ярд, и ваш дядя Рэндольф…

– Да, я знаю. Иди вниз и скажи им, что мы дома, что мы просто не можем отодвинуть засов.

Джулия выбрала шелковый купальный халат, белую рубашку и повесила их на крючок. Дотронулась до плеча Рамзеса.

Он обернулся, и Джулию вновь поразило, сколько обаяния в его улыбке.

– Британия, – тихо произнес он, вращая глазами слева направо, словно очерчивая взглядом то место, где они находились.

– Да, Британия, – подтвердила Джулия. Ей вдруг стало весело и легко, захотелось подурачиться. Она указала на ванну: – Lavare! – Кажется, это означает «купаться»?

Рамзес кивнул, продолжая с интересом оглядывать все вокруг – краны, кафель, пар, вырывавшийся из длинной трубки. Затем посмотрел на одежду.

– Это для тебя, – пояснила Джулия, указывая на халат, а потом на Рамзеса. Как жаль, что она забыла латынь. – Одежда, – отчаявшись, пробормотала она.

И тут он расхохотался. Добродушно, снисходительно. И Джулия снова застыла в изумлении, глядя на его нежное, прекрасное лицо. Какие белые у него зубы, какая безупречная кожа и повелительный взор! Ну что ж, ведь он Рамзес Великий, разве нет? Если она будет думать об этом, то опять упадет в обморок.

Она шагнула к двери.

– Reste! Lavare! – отчаянно жестикулируя, взмолилась Джулия, подошла к двери, но Рамзес неожиданно схватил ее за руку.

Сердце у Джулии замерло.

– Генри, – тихо произнес Рамзес. Лицо его потемнело от гнева, но гнев был обращен не на нее.

Джулия перевела дыхание. Она слышала, как кричит Рита, призывая стоявших на улице прекратить стучать. Кто-то кричал ей в ответ.

– Не надо беспокоиться из-за Генри. Сейчас не надо. Будь уверен, я с ним разберусь.

Нет, он не поймет. Жестами Джулия велела ему подождать и медленно высвободила руку. Рамзес кивнул, отпуская. Она вышла, захлопнула дверь и помчалась по коридору и по лестнице.

– Впусти меня, Рита! – кричал Рэндольф.

Чуть не споткнувшись на последней ступеньке, Джулия ворвалась в гостиную. Саркофаг закрыт. Заметят ли они пыльную дорожку на ковре? И ведь никто не поверит! Она сама не верила!

Джулия остановилась, закрыла глаза, глубоко вздохнула, велела Рите отпереть дверь и с самым серьезным видом стала ждать. Скоро в комнату вошел дядя Рэндольф – небритый, в домашнем халате. За ним появился музейный охранник, а следом – два джентльмена в одинаковых невзрачных пальто, очевидно из полиции, хотя Джулии было непонятно, зачем они пришли.

– Объясните, ради бога, что случилось? – спросила она. – Я так сладко спала, а вы меня разбудили. Который час? – Она смущенно огляделась. – Рита, что происходит?

– Не знаю, мисс! – Голос у горничной сорвался на крик, и Джулия жестом приказала ей замолчать.

– Дорогая, я просто в ужасе! – ответил Рэндольф. – Генри сказал…

– Что? Что сказал Генри?

Два джентльмена в серых пальто глазели на разлитый кофе. Один из них уставился на развернутый носовой платок, из которого просыпался на пол белый порошок. В лучах солнца он был очень похож на сахарный песок. И тут в дверях возник Генри.

Джулия бросила на него мрачный взгляд. Убийца моего отца! Но сейчас нельзя выдавать свои чувства. Она не позволяла себе поверить в это – иначе можно сойти с ума. Джулия снова мысленно увидела, как он протягивает ей чашку с кофе, и вспомнила это каменное выражение на бледном лице.

– Что случилось, Генри? – холодно спросила она, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Полчаса назад ты умчался отсюда с такой скоростью, словно встретил привидение.

– Черт возьми, ты прекрасно знаешь, что случилось, – прошипел Генри. Он побледнел и взмок. Вытащил носовой платок и вытер верхнюю губу. Рука его заметно тряслась.

– Успокойся, – сказал Рэндольф, обращаясь к сыну. – Скажи, что же все-таки ты увидел?

– Дело вот в чем, мисс, – вмешался человек из Скотленд-Ярда, тот, что был пониже ростом. – Кто-нибудь врывался к вам в дом?

Голос и манеры джентльмена. Джулии уже не было так страшно, и, когда она заговорила, самообладание полностью вернулось к ней.

– Конечно нет, сэр. Мой брат видел разбойника? Генри, у тебя больное воображение. У тебя были галлюцинации. Я не видела никаких разбойников.

Рэндольф гневно взглянул на сына. Люди из Скотленд-Ярда смутились.

Генри пришел в ярость. Не говоря ни слова, он посмотрел на Джулию с такой злобой, словно готов был задушить собственными руками. А она смотрела на него и холодно думала: «Ты убил моего отца. Ты собирался убить меня».

Нам не дано знать, что можно чувствовать в такие минуты. Не дано, думала она. Но я знаю только одно – я тебя ненавижу. За всю свою жизнь я не испытывала такой жгучей ненависти ни к кому.

– Саркофаг, – вдруг пробормотал Генри, вцепившись в дверной косяк, словно не смея войти в комнату. – Я хочу, чтобы его немедленно открыли!

– Ты и вправду потерял голову. Никто не дотронется до саркофага. В нем находится бесценная реликвия, которая принадлежит Британскому музею. Воздух для нее вреден.

– Какого черта ты несешь эту чушь?! – завопил Генри. У него начиналась истерика.

– Успокойся, – сказал Рэндольф. – Я уже наслушался.

Снаружи доносились шум и возбужденные голоса. Кто-то уже поднялся по лестнице и таращился на них через открытые двери.

– Генри, мне не нравится весь этот переполох в моем доме, – резко сказала Джулия.

Человек из Скотленд-Ярда окинул Генри ледяным взглядом:

– Сэр, если леди не хочет, чтобы мы проводили расследование…

– Конечно, не хочу, – отозвалась Джулия. – Вы и так потеряли много времени. Как видите, все в порядке.

Ну да, кофейная чашка опрокинута на подносе, на полу валяется платок… Но Джулия держалась очень спокойно, с недоумением переводя взгляд с Генри на полицейского. Потом взглянула на другого полицейского, который пристально наблюдал за ней, хотя и не произнес ни слова.

Никто из них не видел того, что увидела она – Рамзеса, медленно спускавшегося по ступеням лестницы. Они не видели, как он прошел по коридору и молча появился в комнате. Джулия не сводила с него восхищенного взгляда, и лишь тогда все остальные, повернувшись, заметили того, кто вызывал у Джулии такой восторг, – стоявшего в дверях высокого темноволосого мужчину в купальном халате из бургундского шелка.

Джулия смотрела на него затаив дыхание. Чудо! Такими и должны быть цари. И все-таки он выглядел пришельцем из другого мира. Человек необычайной силы, величайшего достоинства, с живыми проницательными глазами.

Даже халат с атласными отворотами выглядел на нем экзотическим нарядом. Тапочки напоминали обувь, найденную в древней гробнице. Белая рубашка была расстегнута, и это, как ни странно, выглядело вполне естественно, возможно, из-за того, что его кожа была такой же белой и гладкой, а может, из-за того, что мужчина выпятил вперед грудь и стоял, широко расставив ноги, словно принимая парад; современные мужчины не умеют принимать такой позы. Поза повелителя, хотя в выражении лица не было и тени высокомерия. Он просто смотрел на Джулию и на Генри, который покраснел до корней волос.

А Генри смотрел в распахнутый ворот рубашки. Он смотрел на перстень со скарабеем, который Рамзес носил на правой руке. Полицейские смотрели на Генри. Рэндольф выглядел совершенно сбитым с толку. Узнал ли он халат, который когда-то подарил брату? Рита прислонилась к стене, зажав ладонью рот.

– Дядя Рэндольф, – выступая вперед, сказала Джулия. – Это старый друг отца, он только что приехал из Египта. Это… э-э… мистер Рамсей, Реджинальд Рамсей. Я хочу представить вас моему дяде, Рэндольфу Стратфорду. А это его сын, Генри…

Рамзес посмотрел на Рэндольфа, потом снова перевел взгляд на Генри, который тупо уставился в ответ. Джулия незаметным жестом велела Рамзесу оставаться спокойным.

– Думаю, сейчас не стоит устраивать собрания, – смущенно сказала она. – Правда, я очень устала и переволновалась…

– Ну что ж, мисс Стратфорд, возможно, именно этого джентльмена видел ваш брат, – доброжелательно произнес полицейский.

– Да-да, вполне возможно, – ответила Джулия. – А сейчас мне нужно позаботиться о госте. Он еще не завтра­кал. Я должна…

Генри все понял! Джулия это видела. Ей ужасно захотелось сказать что-нибудь благопристойное и одновременно бессмысленное. Например, что уже восемь часов утра. Или что она голодна. Генри вжался в угол. А Рамзес, не отрывая от него взгляда, прошел за спинами полицейских и полным изящества быстрым движением поднял с пола платок. Никто, кроме Джулии и Генри, этого не заметил. По-прежнему не сводя глаз с Генри, Рамзес опустил платок в карман своего халата.

Рэндольф растерянно взглянул на Джулию. Один из полицейских явно заскучал.

– Ну, с тобой все в порядке, дорогая, – произнес Рэн­дольф. – Все хорошо.

– Конечно. – Джулия подошла к нему и, взяв за руку, проводила к дверям.

Полицейские шли следом.

– Меня зовут инспектор Трент, мадам, – сказал один из них. – А это мой напарник, сержант Галтон. Если мы вам понадобимся, сразу же позвоните.

– Разумеется, – кивнула Джулия.

Генри был на грани истерики. Внезапно он дернулся и, едва не сбив сестру с ног, бросился в открытую дверь, прорвавшись сквозь собравшуюся на крыльце толпу.

– Это была мумия, сэр? – закричал кто-то. – Вы видели, как мумия ходит?

– Значит, проклятие сбылось?

– Мисс Стратфорд, с вами все в порядке? Полицейские тут же вмешались – инспектор Трент приказал толпе немедленно разойтись.

– Что с ним стряслось, никак не пойму, – бормотал Рэндольф. – Ничего не понимаю.

Джулия крепче стиснула его руку. Нет, скорее всего, он знает, что натворил Генри. Он бы никогда не причинил вреда своему брату, ни за что на свете. Но откуда у нее такая уверенность? Повинуясь непонятному порыву, Джулия обняла Рэндольфа за шею и поцеловала его в щеку.

– Не волнуйся, дядя, – сказала она, чувствуя, что вот-вот расплачется.

Рэндольф кивнул. Он был унижен и немного напуган, и, глядя на него, Джулия ощущала невероятную жалость. Раньше ей никого не было так жалко. И лишь когда Рэн­дольф прошел пол-улицы, Джулия заметила, что он босой. За ним по пятам бежали репортеры. Поскольку полиция уехала, парочка пронырливых журналистов кинулась к Джулии, и она поспешно вернулась в дом, захлопнув дверь у них перед носом. И долго потом смотрела сквозь стеклянное окошко в двери на то, как Рэндольф идет по улице и поднимается по ступеням своего крыльца.

Она медленно развернулась и направилась в гостиную.

Тишина. Слабое журчание фонтана в оранжерее. Где-то на улице лошадь тащит скрипучую повозку. В углу трясется от страха Рита, судорожно теребя фартук.

А посреди комнаты стоит безмолвный Рамзес. Он стоит все так же, широко расставив ноги и скрестив на груди руки, и смотрит на Джулию. Солнце создавало вокруг него теплый сверкающий ореол, оставляя лицо в тени. И глубокое сияние его глаз казалось таким же нереальным, как и высокая копна густых каштановых волос.

Впервые в жизни Джулия по-настоящему поняла значение слова «царственный». И еще одно слово пришло ей в голову, довольно непривычное, но очень точное: «миловидный». Джулия поразилась: а ведь его лицо красиво в основном благодаря выражению. Удивительно умное, удивительно пытливое и сосредоточенное одновременно. Не от мира сего, хотя вполне обычное. Было в нем что-то неземное и в то же время очень человечное.

А Рамзес просто смотрел на нее. Широкие полы длинного шелкового халата слегка колыхались от потоков теплого воздуха, струившегося из оранжереи.

– Рита, оставь нас, – прошептала Джулия.

– Но, мисс…

– Ступай.

Снова тишина. Наконец Рамзес направился к ней. Ни намека на улыбку, лишь ласковый серьезный взгляд широко открытых глаз – он рассматривал ее лицо, волосы, одежду.

«Что он думает про этот легкомысленный кружевной пеньюар?» – вдруг ужаснулась Джулия. Господи, может, он решил, что женщины нашего времени носят такую одежду на улице? Но нет, он не смотрел на кружева. Он разглядывал ее грудь под свободно спадающим шелком, изгиб ее бедер, потом снова взглянул ей в глаза, и это выражение его лица нельзя было спутать ни с чем – в нем заговорила страсть. Рамзес подходил все ближе и ближе, обнял Джулию за плечи, и она почувствовала, как сжались его пальцы.

– Нет, – сказала она, выразительно покачала головой и сделала шаг назад. Распрямила плечи, стараясь, чтобы Рамзес не заметил ее страха и внезапной приятной дрожи, пробежавшей по спине и рукам. – Нет, – повторила Джулия с осуждением.

Она испуганно наблюдала за ним, чувствуя, как грудь наполняется теплом. Рамзес кивнул, отступил назад и улыбнулся. Слегка развел руками и заговорил на латыни. Джулия уловила свое имя, слово «царица» и слово, означавшее, как она поняла, «дом». Джулия – царица в своем доме.

Она кивнула и вздохнула с нескрываемым облегчением. Дрожь вновь стала сотрясать все ее тело. Заметил ли он это? Наверняка.

– Panis, Джулия, – прошептал Рамзес. – Vrnum. Panis. – Он прищурился, подыскивая нужное слово. – Edere, – прошептал он и изящным жестом дотронулся до своих губ.

– Да, я понимаю, о чем ты говоришь. Еда. Ты хочешь поесть. Ты хочешь вина и хлеба. – Джулия торопливо шагнула к дверям. – Рита! – позвала она. – Он голоден. Надо немедленно покормить его.

Она обернулась и увидела, что Рамзес опять улыбается, с той же сердечностью, что и наверху, в ванной. Он думает, что ей нравится заботиться о нем, да? Если бы он только знал, что она считает его совершенно неотразимым, что минуту назад она готова была обвить его руками и… лучше не думать об этом. Нет, лучше вообще ни о чем не думать.