"Январские ночи" - читать интересную книгу автора (Овалов Лев Сергеевич)

Тюрьма

Начался один из самых тяжелых периодов в жизни Розалии Самойловны Землячки.

После поражения Декабрьского восстания революция пошла на убыль. Правда, то в одном, то в другом городе вспыхивало сопротивление рабочих — народные массы отступали с боями. Но все-таки отступали. Все силы бросила контрреволюция на разгром рабочего движения. Чтобы «обуздать» пролетариат, капиталисты, в тесном единении с правительством, усилили полицейский произвол.

Землячку кооптировали в состав Петербургского комитета. Сложно и трудно было в то время работать в подполье. Рабочий класс придавлен, интеллигенция разочарована, колеблющиеся элементы бегут от революции. Лишь одни большевики не теряли присутствия духа. «…Преследования страшны только отживающим классам, — писал Ленин в годы наибольшего упадка массовой борьбы, — а пролетариат увеличивается в числе и сплоченности тем быстрее, чем быстрее успехи господ капиталистов».

Снова жизнь в нелегальных условиях, но ни на один час не прерывает Землячка своих связей с рабочими Петербурга, хотя работать становится все трудней и трудней.

Однако среди трудностей и опасностей бывали светлые дни, когда и Землячка, и ее товарищи по работе ощущали новый приток сил.

Это были дни общения с Владимиром Ильичем, встречи с ним, работа под его руководством.

Ленин вернулся в Россию 7 ноября 1905 года и в течение всего 1906 года непосредственно руководил социал-демократическими организациями в Петербурге и нередко выступал перед питерскими рабочими.

В начале 1906 года развернулась подготовка к Четвертому съезду РСДРП. Петербургский комитет избрал своим представителем на съезд Ленина.

Съезд состоялся в Стокгольме, и в продолжение всего апреля Землячка с нетерпением ждала вестей из Швеции.

Между Лениным и оппортунистами развернулась ожесточенная борьба, и хотя большевиков на съезде было меньше, чем меньшевиков, железная логика Ленина настолько подавляла противников, что при утверждении устава партии принята была ленинская формулировка о демократическом централизме, навсегда определившая основные принципы организационного построения коммунистической партии.

Из Стокгольма Ленин вернулся в последних числах апреля, и 9 мая Землячка на партийном собрании слушала его доклад об итогах Четвертого съезда.

Теперь она и сама могла выступать перед рабочими и знакомить их с резолюциями, вносившимися на обсуждение съезда и меньшевиками, и Лениным.

А наступление реакции все усиливается. Меньшевики проповедуют коалицию с кадетами. У Землячки начинают сдавать нервы. Непереносимо изо дня в день сталкиваться с холопством интеллигентского мещанства.

В письмах к Лидии Михайловне Катениной, старому и верному другу, которая к тому времени переехала работать в Чухлому, у Землячки нет-нет да и прорываются трагические нотки.

"Трудно всегда все скрывать глубоко в себе.

Здесь по-прежнему омерзительно-скверно обстоят дела. Пожалуй, еще хуже, чем при вас. У меня настроение какое-то зловещее, не могу подобрать другого слова…

Выход — начать беспощадную борьбу за самое дорогое мне в жизни…"

Так пишет она в ноябре 1906 года, а месяцем позже совсем приходит в отчаяние:

"Дорогая моя! Я послала вам письмо в Чухлому.

Чувствую я себя отвратительно, но говорить об этом сейчас не хочется. Не знаю, что с собой делать сейчас, — отдыхать я решила по одному тому, что физическое состояние просто не позволяет ни о чем другом думать. Чувствую себя серьезно и тяжело больной, но по обыкновению перемогаюсь…

Существую сейчас вне пространства и времени.

Я стала совершенно бесстыдной в отношении денег, я обираю вас безбожно. Но я получила ряд ужасных писем от своей племянницы, которая вышла замуж за человека, осужденного на десять лет каторги, едет за ним и не имеет, конечно, вместе с мужем ни гроша… Она в совершенно безвыходном положении, и я последние деньги ваши отослала почти непроизвольно…"

С семьей Землячка не могла поддерживать связи, она находилась в подполье и боялась себя обнаружить: все родственники Розалии Самойловны были у полиции на примете.

Спад революции влиял на активность многих работников партии, в организации чувствовались демобилизационные настроения, и Землячка приходила все в более и более мрачное состояние, ее мучили дурные предчувствия.

В начале октября, в Териоках, небольшом финском городке, расположенном на берегу Балтийского моря, в пятидесяти километрах от Петербурга, собралась конференция питерской организации РСДРП.

Ленин принимал в ней деятельное участие. Землячка с интересом слушала его выступления и с новым зарядом бодрости вернулась в Петербург.

Но тучи над ней сгущались.

Тусклым ноябрьским днем 1907 года Петербургский комитет большевиков, собравшийся на строго засекреченной конспиративной квартире, был неожиданно арестован.

Землячка очутилась в одной из общих женских камер Литовского замка. Из тюрьмы она пишет Катениной письмо за письмом.

«Моя неспособность уживаться с людьми не передается через толстые тюремные стены. Страдаю я очень от публики тюремной. Что это за ужас, ужас! В лучшем случае две трети мещанки, а остальные… Сколько борьбы из-за шпионок, провокаторов, заведомых черносотенок и сифилитичек…»

Однако Землячка пытается взять себя в руки, и вот железная революционерка сидит и вышивает шарфики!

«Кроме того, передала для вас два шарфика, собственноручно мною вышитых, — пишет она той же Катениной. — Один для вас, другой для Наталки».

Наталка — это Наталия Георгиевна Раскина, по мужу Соболева, врач по профессии, активный работник петербургского большевистского подполья, секретарь подпольного Нарвского комитета.

А следствие идет своим ходом…

«И если все эти годы не удастся сократить, стоит ли жить? — обращается Землячка к Катениной. — Простите, что заныла. Больше никогда не буду. Сейчас у меня сдерживаемая тоска вылилась. Ведь перед публикой здесь никогда не изливаюсь. Наоборот, поражаю хорошим настроением, и было бы странно, если бы поведение мое было иное…»

Она пыталась договориться со своими товарищами по Петербургскому комитету, арестованными вместе с ней, о поведении на суде.

«Хотела бы, чтобы день суда, — писала она, — не был позорным пятном в моей жизни…»

Большинство товарищей, проходивших с Землячкой по процессу, не хотели признаваться в принадлежности к партии, но Землячка, считая каторгу неизбежной, предлагала открыто объявить себя членами партии и уйти с суда с гордо поднятой головой.

«Сегодня получила повестку в суд, — сообщает она Катениной. — Состав суда — председатель Крашенинников (гроза!) и Камышинский прокурор. Все пророчат каторгу…»

Она просит передать для нее в тюрьму приличное черное платье, достать хотя бы на один день, она хочет хорошо выглядеть на суде.

В мае 1908 года состоялся суд. Подсудимых защищали знаменитые адвокаты — Бобрищев-Пушкин, Грузенберг, Левенсон.

Процесс привлек к себе внимание, и суд не решился пойти на крайние меры.

Землячка была осуждена на полтора года заключения в крепости и отбывала свое наказание все в том же Литовском замке.

Она борется за то, чтобы ее перевели из общей камеры в одиночку.

В августе просьбу удовлетворяют.

Условия ее существования ухудшились, камера темная, тесная, сырая, «стены совершенно мокрые, сырость такая, что простыни совсем сырые, ложишься и костями своими ощущаешь сырость». Но Землячка довольна: «Измоталась я в общих камерах».

Теперь она одна и может отдаться своим мыслям, читать книги, думать о будущем.

«Какие перспективы намечаются в жизни партии? — спрашивает она в письме из тюрьмы. — Каковы новые тактические лозунги, или тактика отброшена и осталась одна пропаганда?»

В Литовском замке она заболевает цингой и ревматизмом, который не оставляет ее уже всю жизнь.

«Болят ноги, ломота в ногах, ночью готова прыгать от боли, — жалуется она Катениной. — Не могу стоять на ногах, они опухают и становятся как бревна, просыпаюсь от отвратительного ощущения во рту — полон рот крови…»

В ноябре Землячка посылает Катениной свое последнее письмо из тюрьмы.

— "К моему выходу съедутся все братья…"

В конце 1908 года она покидает тюрьму, встречается с родными и возвращается к прежней деятельности.