"Помни обо мне" - читать интересную книгу автора (Овалов Лев Сергеевич)ПОИСКИЮра не помнил номера дома, не знал номера квартиры, но самый дом знал хорошо. Старый двухэтажный дом. Первый этаж. Соседи Сухаревых по квартире — какая-то санитарка да инженер с женой, которые приходят только ночевать. Пошел под вечер. Позвонил. Дверь открыла простоволосая тетка с желтым одутловатым лицом. Юра сразу подумал: вряд ли у них найдутся точки соприкосновения. — Мне… маму Тани Сухаревой. — Стучите налево. Оказывается, соседка. Налево так налево. Постучал. — Заходите. Вот где обитала Таня! Скромно обставленная комната. За шитьем у окна женщина. Вот какая у нее мать! Нестарая. Даже красивая. Две косы вокруг головы. Темно-русые, без малейшей седины. Большелобая. Холодные голубые глаза. На щеках легкий румянец. Бледные губы… Не похожа на Таню. И чем-то похожа… Белая блузка, темная юбка, тупоносые туфли на низком каблуке… Ничего не осталось от деревенской девушки, какой она когда-то появилась в Москве. Вопросительный неласковый взгляд. — Здравствуйте. Я… товарищ Тани. Мы учимся в одном классе. Мы хотим знать… В смысле — ее товарищи. Она так неожиданно уехала. Мы хотим узнать ее адрес. А Танина мать молчит. Откладывает шитье в сторону. Встает. Сцепила спереди руки. Мало сказать, что взгляд ее недружелюбен. Она не произнесла еще ни слова, но Юра понимает, что она знает кто он, знает все. — Это вы тогда привезли Таню на такси? Напоили пьяной и привезли? — Я не напаивал… — Так вот, молодой человек, Таня уехала, и незачем вам больше сюда ходить. Все-таки Юра пытается что-то сказать: — Тане необходимо… закончить… школу. Понимаете? Комсомольская организация поручила мне… А мать свое: — Хватит! Каждый день… — Что каждый день? — Начала пропадать. И утром. И вечером… — Да не бывала она у меня! — Врете! Лопнуло мое терпение. Я так ей и сказала: пойду в школу и все расскажу! — Что? — Про ваши отношения! — И после этого… Таня уехала? Значит, это ваша вина? И тут же понял, что ответа он не дождется. Вот-вот она заплачет, закричит, и Юра услышит такое, после чего никогда уже не сможет заговорить с этой женщиной… Он не помнит, как очутился за дверью. Тетка с желтым лицом дежурила в коридоре. Она участливо посмотрела на Юру. — Прогнала? Тот кивнул. — Не обижайся, — утешила она его. — Марья Ивановна не в себе… Зашаркала к двери напротив, потянула юношу за рукав. — Тебя как зовут? — Юрий… — Зайди, милок… В комнате теснее тесного, мебели немного — кровать, стол да рыночный буфет, но вся комната загромождена разным хламом, всякими ящиками, картонками, футлярами из-под загадочных допотопных вещей. — Заходи, заходи, голубь. Юрой, говоришь, звать… Так, так. А меня Прасковьей Семеновной. Садись. На стуле тоже какие-то коробки из-под конфет. Юра присел на краешек. — Серчает? — спросила Прасковья Семеновна, подразумевая Марию Ивановну. — Точила, точила дочь, вот и дождалась. Танюшка матери пуще огня боялась. Слова ни с кем не скажи. Она и не говорила с матерью. Со мной, с соседкой, говорила больше… — А не говорила, куда собирается? — с замиранием сердца спросил Юра. — Как не говорила! — невозмутимо ответила его собеседница. — Всеми переживаньями делилась, даже письмо оставила. — А мне нельзя посмотреть? — Да оно тебе и написано… — Мне? Вы же не знаете меня… — Танюшка разъяснила. Говорит, обязательно придет. Юрой зовут. Начнет допытываться, ты и отдай… — Так давайте… — Сейчас, сейчас, голубь… Из-под старинной ореховой шкатулки вытянула письмо. Юра нетерпеливо надорвал конверт. «Юра, я думаю, ты будешь меня искать. Только все бесполезно. Ни ты, ни мама не хотите меня понять. Я решила уехать. Не ищи меня, это тайна. Мы больше не встретимся, но ты помни обо мне. Мне будет легче при мысли, что ты хранишь меня в своей памяти. Прощай…» И неровное, недописанное Т… У Юры защемило сердце. Старуха участливо смотрела на гостя. — Оставила адресок? Юра отрицательно покачал головой. — Сильно, видать, обидел. Разуверилась в тебе… — Да не обижал я… Слабая улыбка тронула старушечьи губы. — Ты от меня не таись, я Танюшке заместо второй матери… Сама Прасковья Семеновна не собиралась таиться перед Юрой. — Как же это ты, соколик, променял Танюшку на какую-то вертихвостку? — попрекнула старуха юношу. — Мне все известно: и как под Новый год гулять собирались, и как расстроилось все, и как подался ты с какой-то генеральской дочкой на всю ночь на дачу… У девки сразу руки опустились. Я ей говорю: никто, кроме бога, не поможет, помолись, он к тебе и вернется. Повела ее к отцу Николаю, это духовник мой. Пошла. Только не нашел он ключа к ее сердцу… Юра отлично понимал: то, что имело значение для Прасковьи Семеновны, не имело значения для Тани — комсомолке искать утешение у бога! — В сильном была расстройстве, — продолжала старуха. — Поехала я на пасху на могилку к мужу. И Танюшка со мной. От скуки, от печали поехала. Познакомилась там с одной женщиной. Не знаю уж, чем та ее приманила, только зачастила к ней Таня. Она и сманила… Юра — весь внимание: — Что за женщина? — Да на кладбище, на кладбище, говорю, познакомились. Зинаидой Васильевной звать, других-то подробностей я не знаю… — А почему, думаете, она сманила? — А как же! Перед самым отъездом Танюшка с Зинаидой Васильевной домой зашла. И вышли вместе. Забежала ко мне попрощаться, отдает письмо, говорит: «Обязательно придет, Юрой звать, будет мной интересоваться». — «Куда ж ты?» — «В Бескудниково, говорит, пока в Бескудниково». Врать она никогда не умела… Сама Таня ни разу не упоминала перед Юрой ни о какой Зинаиде Васильевне. Вновь и вновь расспрашивал Юра старуху, но та выложила все, что знала. Ясно одно: Таню куда-то заманили, прельстили чем-то… «Не ищи меня, мы больше не встретимся!» Юра обещал окончить школу не потому, что решил отложить поиски Тани, а потому, что ему пришла мысль обнаружить ее местонахождение более верным способом. Не обязательно самому ехать по совхозам Целинного края. Пришлось бы года два странствовать! Он поговорил с Клавой Полухиной, и они вместе пошли к директору школы. — Алевтина Евгеньевна! — торжественно заявила Клава. — Нас тревожит судьба Тани Сухаревой. Тем более что она даже не снялась с учета. Мать говорит, уехала на целину, но адреса, говорит, не оставила. Мы хотим узнать, где она. — И как же вы хотите поступить? Тут выступил Юра: — Достанем адреса всех целинных совхозов и разошлем запрос, не прибыла ли к ним комсомолка Таня Сухарева. — А кто будет писать? — Я! — Ну, не только ты, — вмешалась Клава, — девочки тоже помогут. Алевтина Евгеньевна согласилась. Она даже предложила, чтобы запросы рассылались от имени школы. Чтобы все было совсем официально. Адреса совхозов достали без труда, и не прошло недели, как письма полетели во все концы Целинного края. Ответы пришли ко дню окончания школы. Как Юра и предполагал, ни в одном из совхозов Таня не появлялась. Юра снова пошел к Таниной маме. Опять дверь открыла соседка, опять услышал настороженное «войдите»… На этот раз Мария Ивановна стояла у комода, не то перебирала белье, не то что-то рассматривала. Узнала Юру сразу, побледнела. — Что еще? Но Юре важно найти хоть какой-то след… — Ведь это вы… по вашей вине пропала Таня. Хотели выставить на всеобщее посмешище, испугались… — Никуда она не пропала! — зло, резко говорит Мария Ивановна. — Вот что, молодой человек. Или вы слишком перед ней виноваты, или, извините, просто дурак. Уехала! Понятно? Если из-за вас, значит, вы ее так обидели, что видеть вас не может, а если не из-за вас, значит, вы ей неинтересны. Если бы даже знала, все равно не дала бы адрес… Спорить? У его собеседницы дрожат губы. Взвинчивает себя вроде его мамы… — Школа запрашивала. Нет ее на целине! — Как? Я заявляла в милицию. Мне определенно сказали: скорее всего, на целине. Сейчас много девчат едет на новостройки, на целину. Так и сказали: взрослая уже, самостоятельная. Будь подросток, сразу бы нашли. Не преступница. Не тунеядка. Обещали поискать. Но если искать всех, кто едет на целину… — Марья Ивановна, давайте поговорим. Накричать на меня вы успеете. Если бы речь шла о моих отношениях с Таней, я бы вас не тревожил. Ничего у нас с Таней не было, вы должны знать свою дочь. Если ее подозревать, значит, нет на свете хороших девушек. Беда в другом: слишком доверчива. К ней змея подползет, а она все в небо будет смотреть, не оторвет глаз от звезд… Мария Ивановна прислушивается. К Юре. К своему внутреннему голосу. Обманщик не пришел бы сюда… И вдруг ее точно прорвало. Оттолкнула стул, достала из комода коробку из-под конфет, высыпала фотографии. — Вот Танечка, когда в детский садик пошла, вот в школу, вот в пионерской форме… — Руки дрожат, губы дрожат… Одна Таня, только Таня, больше никого. Вся жизнь ее в Тане. — А вот… Протягивает Юре клочок бумаги. «Дорогая мама! Мне очень тяжело, ты мне не веришь, и мне не с кем посоветоваться. Я решила уехать на целину, так будет лучше. Не ищи меня и никому ничего не говори. Обо мне не беспокойся, я все обдумала, мне плохо не будет. Не сердись. Целую. Прости». Таня пишет правду, и в то же время все в этой записке ложь. — Мы учились вместе. Дружили. Только не думайте плохо. Потом Тане показалось, что я изменил дружбе. И вот… Она не на целине! — Что же делать? — Искать. — В милиции сказали… — Милиция милицией, но и я буду. — А где? — Вы должны помочь… Увы, Мария Ивановна не знает ничего. — В последнее время она все куда-то уходила. Думала — к вам… — Вся ее надежда теперь на этого парня. — Куда? — Вот это и надо узнать! |
||
|