"История одной судьбы" - читать интересную книгу автора (Овалов Лев Сергеевич)

VII

На смену промозглой, дождливой осени пришла суровая, снежная, бессолнечная зима. Все тонуло в сугробах. Дома и срубы будущих домов, заборы, кусты, бревна. Сурожь стала рано, ее занесло снегом, темнели только тропинки через реку. Так и жизнь Анны была занесена снегом, лишь тянулись по снегу извилистые темные тропки.

Сурожский район so многом походил на ее родной Завидовский район. Такие же люди, такие же деревеньки, те же поля.

Анна подолгу задерживалась в отделе. Забот по району было много, накапливались они по мелочам, как навоз во дворах, а поднять и вывезти было не на чем.

Район был беден людьми. Беден район, бедны соседние районы, бедна вся область. Война разметала людей, одних истребила, других разбросала по всей стране, и лишь мало-помалу возвращались они к родным пепелищам. Надо было заново поднимать к жизни истерзанный неисчислимыми бедствиями край.

Вот они и возились в своем районном отделе, в своем сельском хозяйстве как муравьи. И Богаткин, и Гончарова. Все девушки, все сотрудники и все те, кто ходил и ездил из деревни в деревню, из колхоза в колхоз, собирая уцелевшую технику.

— Технику, технику, ребята! — замирающим голосом обращался ко всем Богаткин. — До последнего винтика, до гаечки…

«Техникой» назывался сельскохозяйственный инвентарь, все машины и орудия, тракторы и косилки, культиваторы и сеялки, даже лопаты и грабли. Искали бросовые машины, собирали заржавленные обломки, из трех-четырех испорченных механизмов составляли один, который с грехом пополам вступал в строй.

Собрать и восстановить технику! Собрать и восстановить технику!…

Об этом ежечасно твердил Богаткин. Об этом говорила Анна. Они вместе накапливали ресурсы, и постепенно машины оживали, готовые выползти на затоптанные поля.

Анна приучилась «бродить» по карте района. Не везде она лично побывала, не все видела, но про себя уже знала все угодья, берегла в памяти все поля и пажити, луга и леса. За все они с Богаткиным были в ответе.

Возвращалась она с работы сердитая, истомленная, голодная. Но домой стремилась всегда. Дома горел огонек, у которого она грелась. Женечка встречала ее щебетом, игрушками, бесконечными детскими просьбами…

Анна не знала, как благодарить Евдокию Тихоновну. Хозяйка частенько сердилась, бывала груба на язык, но для Анны оказалась едва ли не матерью. Видно, от чистого сердца посоветовал Богаткин своей агрономше пойти на квартиру к Ксенофонтовым.

Детский сад выручал не всегда. Случалось, на весь день оставляла Анна дочь на Евдокию Тихоновну, и девочка была и накормлена и присмотрена.

Даже Гриша Ксенофонтов, который смерть не любил, как он выражался, незамужних баб, и тот притерпелся к новой жилице. Он долго посматривал на нее искоса. Но гостей у нее не бывало, сама только что на работу и домой, нос не задирала…

В отсутствие Анны он даже возился с Женечкой, напилил ей в мастерской кубиков, оставлял для нее сахар, который не часто бывал в ту пору у Ксенофонтовых.

Но спать дочку Анна укладывала сама. Она приносила ей то конфетку, то картинку, играла с ней, пока Женечка не начинала клевать носом, умывала, раздевала и садилась баюкать.

Мой костер в тумане светит,

Искры гаснут на лету,

Ночью нас никто не встретит,

Мы простимся на мосту…

Очень любил эту песню Толя.

От воспоминаний Анна защищалась книгами. Множество книг перечитала она в первые послевоенные зимы. О Прянишникове и Докучаеве говорить нечего, без их помощи трудно было бы думать о севооборотах, но и другие книги, не имеющие отношения к ее работе, помогали ей жить.

Ее окружали герои Толстого и Тургенева, она читала советских писателей и переводные романы, ее внимание надолго привлекли две ее тезки — Анна Каренина и Аннета Ривьер, интересовалась она историей — от греческих мифов до антифашистских памфлетов, читала все, что попадалось под руку, — мемуары, жизнеописания, очерки…

Раньше она не представляла, что книги могут так заполнять жизнь. Но она была слишком привязана к жизни, чтобы очутиться у них в плену. Судьба сурожских колхозов волновала ее больше, чем любые призрачные образы.

Лишь один призрак владел ее сердцем. Она не хотела освобождаться от его власти.

Далеко за полночь гасила она свет, сон смежал веки, хотелось только заснуть, заснуть…

Гасила свет, ложилась в постель, закутывалась в одеяло, и вдруг сон убегал прочь. Посвистывал в трубе ветер. За окном кто-то стоял и смотрел на нее. Окно было запорошено снегом, на стекле серебрился иней, но она чувствовала — кто-то стоит и смотрит, смотрит…

Она очень хорошо знала, кто смотрит. Вспоминала все, что пережила с ним. Цветы и поцелуи. Первую встречу. Последнюю встречу. Последние его слова. Ни он ее не забыл, ни она его не забудет. Она знала, что никого за окном нет. Но в душе — что такое душа? — в душе он всегда, неистребимо и вечно. Серебрится на стекле иней. Посвистывает за окном ветер. Ночь обволакивает землю, и населяем мы эту непроглядную зимнюю морозную ночь только теми, кого сами помним, зовем и любим.