"История одной судьбы" - читать интересную книгу автора (Овалов Лев Сергеевич)IXДевушки из отдела любили собираться компанией, «устраивать вечеринки». Главной заводилой таких вечеринок была Зина, у нее обычно и собирались. Купят сыра, колбасы, консервов, печенья — вклад женской половины общества, напитки приходились на долю мужчин, — разложат по тарелкам, поставят в углу на тумбочку патефон, чтоб не сбить во время танцев, — и милости просим… Зина была главной заводилой, но ей не приходилось тащить других за руку — кому не хочется весело провести вечер? Только Анну пришлось уговаривать. — Да что вы, девочки, что мне там делать? Только настроение другим портить… — Анна Андреевна! Анечка! Посидим, потанцуем. Есть одна пластиночка… — Какой из меня танцор? Я уже старуха… — Старуха? В двадцать пять лет! А нам по скольку?… Девушки уговорили Анну. Она бы еще подумала, но Бахрушин тоже просил ее прийти. — Не отказывайтесь, Анна Андреевна, проведем время… С некоторого времени Анне казалось, что Бахрушин обратил на нее внимание. Он догнал ее как-то, когда она вышла пройтись за городом, наломал черемухи, пригласил в кино. Потом они не раз бывали в кино вместе. Бахрушин не заходил за нею домой — в Суроже легко могли возникнуть пересуды, — они встречались у входа в кинотеатр. Бахрушин был немногословен, сдержан, может, и хотел что сказать, но не говорил, больше молчал, это и нравилось в нем Анне. Невозможно же сидеть все вечера дома, все одной да одной. — Сегодня обязательно, обязательно, Анечка, — сказала в обед Зина. Рая по секрету шепнула, что сегодня у Зинки именины. Возвращаясь с работы, Анна зашла в универмаг, купила крепдешиновую голубую косынку с синей каймой и непонятными розовыми цветами, а заодно носки Женечке — детские носочки не часто бывали в сурожских магазинах. Под вечер августовское солнце заливало палисадник апельсиновым светом, багряные георгины казались черными, патефон за окном пел песню о пилотах, которые обращают внимание на девушек только тогда, когда им, скажем прямо, нечего делать… Компания была в сборе. Анна отдала косынку. Сели за стол. Бахрушин рядом с Анной. Преднамеренно никто не рассаживался, но Бахрушин в последнее время всегда оказывался рядом с Анной. Впрочем, это было естественно. Анна по должности, а Бахрушин по возрасту были старше всех, им полагалось быть вместе. — За именинницу. — Тебя разве крестили? — Ни в жисть! — Так какие ж это именины? — Двадцать два! — Так это день рождения! Преподаватель физкультуры из школы пытался пригласить Анну танцевать, но Бахрушин не пустил ее. — Анна Андреевна со мной пойдет танцевать… Не пустил Анну и сам не пошел. Анна все же не удержалась, пошла-таки с механиком из МТС, с Колей Губановым. Вел он ее несмело, точно боялся наступить на ноги, и все-таки двигаться под музыку было приятно. Не думать, просто двигаться… Она вернулась на свое место. Бахрушин сидел насупленный. Налил ей и себе по рюмке водки. — Давайте, Анна Андреевна? — Я не пью. — А из уважения ко мне? Анна выпила, чтоб не обижался Бахрушин, и опять пошла танцевать с Губановым. Бахрушин совсем помрачнел. Ей не захотелось к нему возвращаться. — Я пойду, — внезапно сказала она. Ей вправду захотелось уйти. Единственный здесь серьезный человек на нее сердится, а сидеть с ним и молчать тоже как-то не того… — Погодите, рано еще, — заверещали наперебой Зина и Рая. Анна решительно пошла к двери. — Хозяйка уже спит, дочка одна, поздно. — Рано! — крикнула Зина. — Нет, нет, поздно, — возразила Анна уже на пороге. — Где уж мне гулять… От водки кружилась голова, во всем теле чувствовалась слабость, хотелось спать — не столько даже спать, сколько лечь, и еще больше хотелось выйти на улицу, вдохнуть воздуха, которого так недоставало в тесной прокуренной комнате. Она шагнула за порог и плотно притворила за собой дверь. Улица спала. Редкие окна светились, да и те были задернуты занавесками, тусклый свет слабо пробивался наружу. Дома казались выше, чернее, а звезды в небе гораздо ближе, и даже собачье тявканье вдалеке придавало ночи не меньшую поэтичность, чем щелканье соловья. Не успела Анна постоять с минуту одна, как дверь снова распахнулась. Она даже не поглядела, знала, что это Бахрушин. — Анна Андреевна, — позвал он. Он не сразу нашел ее в темноте. — А вы куда? — спросила Анна. — Надоело, — объяснил он. — Вот вас провожу. Анна почему-то была уверена, что Бахрушин выйдет вместе с ней, может быть, поэтому она и заторопилась, она даже была удивлена, когда очутилась на улице одна, настолько сильна была в ней уверенность, что она нравится Бахрушину. Он ничего ей не говорил, но и на работе и сейчас вот, на вечеринке, смотрел на нее больше, чем надо. Собственно говоря, на вечеринке он только на нее и смотрел. Он был общительным человеком, мог и пошутить, и посмеяться. Выпив, легко становился душой общества. А теперь эта душа раскрывалась только для нее… Он точно присох к ней. — Пойдемте, — просто сказала Анна. — Ночь-то уж больно… Она не договорила — больно темна, или хороша, или еще что, — она и сама не знала, какая эта ночь. Они двинулись было по дощатому тротуару и тут же сошли на тянувшуюся обок тропу, плотно утрамбованную пешеходами. Никто их не обгонял, не попадался навстречу. — Утомились, Анна Андреевна? — заботливо осведомился вдруг Бахрушин, но она не ответила, и они опять пошли молча. — Я очень плохо знаю астрономию, — вдруг сказала Анна. — Знаю, конечно, какие-то звезды. Вега, Альдебаран, Большая Медведица. Но что к чему — совершенно не знаю. На этот раз не ответил Бахрушин. Они прошли еще какое-то время молча. — Да, мы много чего не знаем, — согласился Бахрушин и неожиданно спросил: — Почему бы вам не сменить квартиру, ведь у вас небось тесно? Он был прав, комната у Анны плохая, тесная, все время она на виду у соседей, но ей как-то в голову не приходило, что квартиру можно сменить. — Да я уж привыкла, — виновато сказала Анна. Бахрушин вдруг взял ее за руку и тотчас отпустил, и это понравилось Анне. «Не разбалованный, не умеет ухаживать», — подумала она. — Пойдем к реке, — предложила она. — Настроение какое-то такое… — Поздно, — неуверенно возразил Бахрушин. Толю не пришлось бы уговаривать, подумала она, он бы сам отвел ее к реке, и ей понравилось, что Бахрушин не похож на Толю, если ей кто и нужен, то уж никак не такой отчаянный и нетерпеливый, как Толя… Она не ответила Бахрушину, просто свернула в переулок и пошла вниз к реке, и было приятно, что Бахрушин тотчас последовал за ней. Она с удовлетворением слышала, как шумно и, может быть, даже рассерженно дышит он за ее спиной. Медленно текла в темноте Сурожь. Ночной мрак рассеивался у берегов, и было ощутимо, как темная вода стремится куда-то вниз, вдаль, к другим берегам и рекам. Анна спустилась к самой Сурожи, вода вкрадчиво шелестела, омывая влажную землю, бессильная расплескаться, разлиться, затопить побережье… Всему своя мера, свое русло. Было одиноко и даже страшно здесь ночью, на берегу у реки. Анна оглянулась. Бахрушин стоял рядом. Стоял рядом и ждал. Анна не знала чего, но чувствовала, что чего-то он ждет, хотя, может быть, сам не отдает себе в этом отчета. Анна еще раз оглянулась. — Что-то я ничего не пойму, — прошептала она, обращаясь больше к самой себе. Но Бахрушин услышал. — Чего не поймете? — быстро спросил он. — Ничего не пойму, — негромко сказала Анна, глядя на бегущую воду. Все было неясно сейчас на реке. Неясно, неверно, обманчиво. Анна отошла от берега. Села. Провела возле себя по траве рукой. — Роса… Бахрушин скинул пиджак, бросил на землю. — Так удобнее, Анна Андреевна… Анна села на пиджак, так было сухо, тепло. Бахрушин тоже сел рядом. Стало еще теплее. Бахрушин боялся пошевелиться, его плечо только слегка касалось плеча Анны. — Вы любите… Анна спросила было и замолчала. Ей хотелось знать, что любит Бахрушин, но она не знала, что он может любить. Бахрушин заглянул ей в лицо. — Чего любите? — с готовностью переспросил он. — Я не знаю что, — сказала Анна. — Сидеть вот так на берегу. Думать, плыть, пить, петь. Бахрушин усмехнулся. — Ну, пить все пьют… — Не знаю что, — сказала Анна. — Но что-то надо любить. Она замолчала. Ей хотелось бы сейчас плыть, плыть. Уплыть… Бахрушин осторожно притронулся к ней рукой, положил ладонь на колено. Ладонь была горячая. Сразу стало смутно и томно. Анна не отстранилась. Она могла бы еще встать, но было даже приятно, что так кружится голова. Бахрушин осмелел, и она не противилась. Все плыло вокруг, ни о чем не хотелось думать… |
||
|