"КУЛЬТУРА ДУХА" - читать интересную книгу автора (Нойка Рафаил)

О духовничестве.

Дорогие братья и сёстры во Христе, не скрою, что множество мыслей сейчас в моём сердце, которые хотел бы разделить с вами, поэтому даже не знаю, с чего лучше начать. С самого начала скажу, что духовничество является центром церковной жизни. А церковная жизнь не является чем-то особенным для человека, потому что он уже по естеству своему воцерковлён. Церковь - это существование человека, это возвращение человека в бытие того Адама, утратившего сущность своего бытия. Это воззвание к человеку, голос Божий, зовущий человека от этого существования в вечное бытие, которое есть сам Господь. Церковь - это мать или чрево матери, в котором мы совершенствуемся. Я бы даже выразился клинически - духовная гестация. Так же схожи внутриутробный период - после зачатия и до рождения - и церковная жизнь после рождения в этот мир, и особенно после крещения, т.е. второго рождения. И это действительно гестация, приводящая к рождению, которое начинается крещением и заканчивается переходом души в вечность.

Еще много можно говорить об этом, но мы ограничены во времени. Я хотел бы поделиться с вами мыслями о том, что наша церковная жизнь не является чем-то изолированным. Хотя миллиарды людей даже не посещают церкви, всё же все они - это один человек, потерявший свою сущность. Мы также являемся людьми, ушедшими от своего естества, но в Церкви мы возрождаемся к своей сущности. Церковь есть не что иное, как наша сущность, не более, но и не менее, чем сущность человека, как задумал Господь о нас на Своём Предвечном Совете, когда решил сотворить человека по своему образу и подобию.

Таким образом, духовничество - это центр нашей жизни. С духовности всё начинается, и в духе всё совершается, и тогда, значит, это главное место, где человек должен совершать своё делание. Радуюсь и испытывают трепет, что могу беседовать с духовниками Церкви, потому что в их руках, духовников, находится ключ могущества совершать это спасение, начиная с самого центра, ядра нашей жизни. Могущество. Отец Софроний указывал на латинскую этимологию этого слова. Могущество происходит от глагола «мочь». Что мочь? Пилат утверждал, что обладает силой взять жизнь или даровать её. Как оказалось, на самом деле он не обладал ни тем, ни другим, о чём и сказал ему Спаситель. А мы обладаем - посредством нашей хиротонии и хиротессии - могуществом давать жизнь. Не лишать жизни, или, передумав, как Пилат или сильные мира сего, миловать, а обладаем силой даровать жизнь. И даже не мы, а, цитируя святого апостола Павла, - Христос в нас.

Хотел бы сказать сейчас слово в ободрение и утешение всем вам, моим братьям и отцам во Христе. Что значит - хороший духовник? И когда духовник становится хорошим? То, что скажу вам далее, это моё понимание одного довольно дерзкого высказывания: «Хороший духовник - это тот, кто сейчас обут в твои туфли. Хороший духовник - это ты, отче».

Когда начинает духовник становиться хорошим? Теперь. Теперь, как говорит Апостол Павел, избранный момент, момент спасения (см. 2Кор.1:2). Теперь! И в зависимости от какой добродетели может быть хорошим духовник теперь? В добродетели хиротонии и хиротессии, в добродетели Христа, который живёт в нас, но никак не в нашей мудрости. Нет сомнения, что мы нуждаемся в специальной подготовке. Но заметьте, что для духовной школы необходимо помещение, деньги на содержание, время для подготовки, и при этом нет уверенности, что из неё выйдет хоть один хороший духовник, не ставший жертвой обманов этой жизни. Не обязательно, конечно, что так должно случиться, но знаем, что это случается, и мы не можем недооценивать этого. Подготовка, насколько хороша бы ни была, требует времени, жизненного опыта, преодоления многих трудностей.

И всё-таки хотел бы акцентировать внимание на моменте, как духовность начинается теперь. Почему? Что такое духовность? Замечу, что это не психология. Всё на пользу опытному и искушённому духовнику, и любой опыт необходим. Но всё же есть делание, которое может начаться теперь, и об этом делании я в особенности буду говорить. Прошу обратить внимание, что духовничество - это не психология, не плотская жизнь, не история, не этика и не манерность. Духовничество - это Дух, а Дух - это Господь (см. Иоан.4:24). И следует найти способ, чтобы Господь смог теперь совершать спасительное делание в каждой душе, приходящей ко мне, грешному, в душе, которую я обязан привести ко Христу.

Из того множества мыслей, что роятся сейчас в моей голове, мне пришла одна, и я постараюсь сказать главное. Я произнёс: «Ко мне, грешному». На протяжении тех лет, что являюсь духовником, я часто задумываюсь и удивляюсь тому, почему Господь так положил, что спасение людей должно зависеть от подобных мне грешников? Не хочу этим сказать, что кто-либо другой тоже грешен, но знаем, что нет праведных перед лицом Господа. Я знаю, что мои братья и отцы во многом совершеннее меня, тоже обладают осознанием греха, потому что знают, что самые великие святые называли себя великими грешниками.

Итак, почему и каким образом устрояет Господь спасение грешников через других грешников? Я вижу утешительную тайну в том, что Господь положил мне, грешному, быть духовником для других. Когда я еще не был духовником, то не задумывался об этом, исповедовался другим и Господь помогал мне жить по слову Церкви. Я не размышлял, грешны ли они, достойны или нет. Я доверял. Возможно, что доверял более Господу, нежели человеку. Но такая проблема даже не стояла, я доверял и исповедовался духовнику. Теперь моя очередь, и я содрогаюсь: спасение чьей-то души зависит от меня, и как бы не навредить и не потерять душу, жертву за которую принёс сам Господь. Я утешаюсь тем, что, если Господь положил спасение грешников через других грешников, значит, я могу сказать… Начну фразу по-другому. Неужели препятствием к спасению этого грешника будет мой грех и моя немощь? И, заканчивая предыдущую фразу, я говорю: анафема этой мысли, это ересь. Иначе Господь не совершил бы хиротонии, хиротессии над людьми, недостойными этого, в том числе и надо мной, а также над всеми великими святыми, признававшими себя недостойными. Это означает, что Господь знает, что может совершать спасение грешников через грешников.

Поэтому будем дерзновенны, т.к. наше делание не по силам человеку, но в силе Божией. Силы Божией следует искать, и Его Силой стараться совершать это спасение, которое, я бы сказал, выше всякого человеческого делания. Возможно, вы рукоположены давно и являетесь опытными духовниками, но потенциально один или двое из моих братьев могли быть рукоположены позавчера. Тогда каков ваш опыт на сегодня? Но всё же мы духовники, неважно, со вчерашнего дня или уже много лет. Поэтому следует искать Силы Божией и ставить Её прежде нашего опыта и образования. Наши знания и опыт хороши и полезны для обогащения как нас, так и Церкви, потому что человек становится соработником Господу в деле спасения людей. Но в итоге лишь только Сила Божия спасает; и как до, так и после человеческого делания спасает всё же Сила Божия - как меня, так и тех, кто приходит ко мне.

Как мы можем войти в Силу Божию или сделать Её присутствие реальным в нашем делании, т.е. чтобы моя духовность была не человеческим старанием, а Божьим деланием через меня, человека? Так говорил один православный священник из Парижа: «Чего я ищу как духовник? Чтобы сделать своего ученика своим образом и подобием?! Анафема, да не будет».

Собираюсь вашими молитвами перевести третью книгу отца Софрония о духовности и молитве, где он показывает, что духовническое делание - это не просто человеческие слова. Святой Серафим Саровский замечает: «Когда говорил по своему разумению - мог ошибаться». Святой Силуан Афонский добавляет: «Ошибки могут быть малыми и большими». А что такое спасение человека? Это его обожение, спасение всего Адама в лице каждого спасающегося человека. Святой Силуан в беседе с неким пустынником с Кавказа по имени Стратоник задал ему вопрос: «Как, отче, говорят совершенные?». Тот не знал, что ответить, и Святой Силуан сказал: «Совершенные никогда не говорят от себя, а лишь то, что поведает им Дух».

Заметьте, что совершенство, по крайней мере на этом уровне, не столь тяжело, и не мы сами должны придумывать совершенное слово, а искать его от Духа. Говоря об этом, молю Господа, да подаст всем не только духовника, но и всякому христианину, общающемуся с другими, подаст Он Сам слово спасения, потому что (и это, думаю, очень важно) спасение - это не что-то предопределённое, написанное точно в какой-то книге. Спасение - это тайное божественное слово для каждой души, рождённой в этот мир. И для каждой души - своё слово.

Посмотрите в Патерике, как один монах пришёл к Авве и попросил его дать ему слово напутствия. Авва ответил: «Ешь, пей, спи, но храни своё уединение, не покидай своей кельи». Другой монах приходит с той же просьбой, и Авва ему говорит: «Можешь нарушать своё уединение, спать, но храни пост». Третий монах просит совета Аввы, как ему спастись. Этому Авва советует хранить свою мысль. И, как говорил отец Софроний, здесь не идёт речь о богословии, о какой-то доктрине, прописанной в книге. Это духовная стратегия, где духовник понимает, а точнее, Дух рождает в его сердце слово, что для данного человека стратегия будет совершаться именно в этом направлении. Укрепляй свою армию в этой точке, и если здесь ты победишь, то остальное будет для тебя относительно легко, спасение тебе уже обеспечено. Если все свои точки укрепляешь, а в какой-то стене твоей крепости оставляешь трещину, то сюда направляют удар твои враги, и в итоге - ты ничего не сделал для своего спасения. Итак, важно найти, где именно находится та трещина в стене, через которую проникает враг. Поэтому нам так необходимо войти в божественное делание, искать Слово Божие. Всё нам необходимо: и психология, и подготовка, но пока не обладаем этим, будем со страхом и трепетом искать, чтобы Господь родил в нашем сердце то слово в духе и истине.

И хотел бы сказать, что духовничество - это не история, не мораль, не психология, не телесное делание, хотя и включает всё это. Но духовничество - это «Дух и Истина» - это слова Спасителя (см. Иоан.4:23-24). И снова Его слова: «Это дух и жизнь» (см. Иоан.6:63), как Он говорил о слове, которое давал Апостолам. Этого слова следует искать в молитве, оно должно рождаться в молитве, должно преподаваться и приниматься в молитве, и именно этого слова должны искать наши ученики. Хотел ещё рассказать вам о некоторых вещах, о которых подробно говорил нам наш духовный отец старец Софроний и которые лишь в последнее время я стал понимать яснее, а именно: как сделать так, чтобы духовность ваша сегодня стала высокой духовностью. Всё человеческое делание - это периферия, или фундамент, а центром духовничества является взаимообмен в духе, который осуществляется следующим образом: готовьте своих духовных чад приходить на исповедь с молитвой. Молитва не означает чего-то особенного, вычитывается обычное правило. Но очень важно, чтобы и они и мы осознавали, что наше общение будет с Богом, а не с человеком.

Вспомните подобное слово Апостола Павла, который, когда увидел Христа, уже не входил в общение с людьми, а ушёл в пустыню на покаяние и возвратился в силе духа, подобно Спасителю после сорока дней в пустыне, чтобы затем стать Апостолом народов. И Благовестие своё он принял не от человека, не человеком оно было дано, а от Христа. И каждый из нас, в какой-то мере, конечно, индивидуально для каждого, но схоже в важнейшем, переживает подобное в своей жизни. То, что мы делаем, - это не от человека, и изначально не от человека получено. Мы много получаем от человека, чем обогащаем духовническое служение, себя и приходящих к нам, но всё же это дело рук Божьих.

Таким образом, духовное чадо будет входить молитвой в общение с Господом, и его общение как ученика будет не со мной. Я не гуру, я духовник, а духовник, не знаю, как это определить точно, а может, в этом и нет необходимости, но мы будем говорить о тайне этого делания по существу. Ученик говорит с Господом: «Господи, услышь мою молитву, я не слышу Твоего слова». Вот более простой пример. Не знаю, как поступить в жизни, по какой дороге пойти и взываю: «Господи, помилуй и открой мне глаза. Я пойду к Твоему слуге, и дай мне через него ответ».

А слуга не много размышляет по своему человеческому разумению; здесь нам следует многому научиться, много думать и размышлять. Конечно же, духовник размышляет, но в первую очередь нужно искать ответа в молитве. Вообще наша молитва как духовников должна быть ежедневной молитвой, даже ежеминутным молитвенным стоянием, чтобы Господь подал нам слово, а не мы говорили бы по своему образу и подобию. Вот что я слышал от одного духовника: «Господи, даждь мне хотя бы случайно, пусть даже по неведению, по ошибке сказать нужное слово душе, приходящей ко мне».

И ссылаюсь на слова преподобного Серафима Саровского, который был воистину сердцеведец и знал многие тайны. Пришел к нему один человек. Серафим и говорит ему, что не сестра его Татьяна должна выйти замуж, а он сам будет женат, она же станет монахиней. И много таких случаев было со Святым Серафимом. Откуда он мог знать так точно имена людей и их сердечные чаяния? Когда спросили преподобного, как он может так ясно видеть сердца и судьбы, святой Серафим ответил: «Я ничего не вижу и ничего не знаю. Я молюсь, и первую мысль, приходящую в моё сердце, принимаю как слово от Господа. Это Господь знает тайны твоей жизни и сердца, а я лишь духовник».

Возможно, сейчас я перефразировал, но думаю, что не ошибся. Это та роль, которую мы должны выучить, чтобы сознательно или бессознательно могли бы дать приходящему к нам слово, рождающееся в нашем сердце из молитвы.

Здесь есть одна сложность. Выше мы задавались вопросом, что есть хороший духовник. Скажу, что духовник настолько будет хорош, насколько умеет молиться и искать от Господа слово истины для своего ученика, при этом как бы полностью умаляя своё «я» в этом ответе. Не важно, будет ли это ведомо явно или нет, но важно, чтобы этот ответ был вложен в сердце Господом и чтобы он был правильным. И ради этой молитвы, хорошей или плохой, пламенной или нет, думаю, Господь сотворит эту тайну над нами, и удивитесь и вы сами, и ваши ученики. Простите, что говорю вам это, возможно, вы это уже хорошо знаете, но я в жизни встречал всё же много священников, ничего не знающих об этих тайнах. Поэтому я хотел поделиться с вами этим и особо это подчеркнуть.

Вернусь к той сложности, что возникает на пути к духовничеству, как и во всех церковных Таинствах. Как совершаются все церковные Таинства? В добродетели нашего человеческого достоинства и заслуг? И Церковь от начала и до наших дней отвечает: не потому, что священник достоин. Этим Она утешает верующего - не за добродетели священника, тебе не следует осуждать или ругать недостойного иерея, а по твоей вере будет тебе. По молитве ученика рождается в священнике, достойном или недостойном, слово от Господа.

Хотел бы вам привести два изречения. Одно - святого Силуана, когда ему задали этот трагический вопрос: «Почему так мало хороших духовников сегодня?» И святой Силуан дал ответ, лишь в сегодняшней перспективе осознанный мной, которого я не понимал в юности и много лет подряд. Он ответил: «Потому что нет хороших учеников». Изречение святого Силуана было игрой слов. Ученик в монастыре называется послушником. В монашестве существует старец и послушник. Таким образом, почему нет хороших старцев? Потому что нет хороших послушников.

Отец Софроний часто цитировал кого-то из пророков, может быть, Иезекииля, возможно, я не точен: «Если пророк Божий будет уловлен во лжи, значит, Я, Господь Бог, затмил его очи за неправедность Моего народа, потому что народ Мой лукавым сердцем искал слово Божие от Моего пророка. И я, Господь, положу пророку своему, воистину праведному, говорить вам ложь, потому что народ Мой лукав» (см. Иез.14:7-11)

Когда я понял эту тайну, я пришел однажды к отцу Софронию и сказал: «Отче, тогда выходит, что в духовничестве сын рождает отца». И отец Софроний, рассмеявшись, ответил: «Воистину так!». Если ты, ученик, послушник приходишь с чистым сердцем, молитвой, то я, даже если завтра стану Иудой, предающим Христа, сегодня буду твоим духовником. Для нас это и устрашающе и воодушевляюще, потому что мы должны быть на уровне этого величия, этой действительно устрашающей тайны.

Подготавливайте своих учеников таким образом: не приходите ко мне, если прежде не имеете молитвы ко Господу. Конечно, не всё сразу, сейчас я немного формально выражаюсь. Господь да подаст нам мудрость верно поступать в каждом отдельном случае. Мы говорим в общем, а общее, как вы знаете, часто ограничено. Но случаи безграничны. А в общем, готовьте учеников приходить к вам, осознавая, что не с вами, духовниками, будут говорить, но с Господом, а вы лишь приводите к Нему. У Господа я прошу, духовник, в утренних и вечерних молитвах подать мне для тебя слово, чтобы Господь не допустил сказать что-либо неполезное, вредящее твоему спасению. И тогда начинается истинное духовничество.

Еще одна подробность духовничества - тайна исповеди. Известно, что священники должны хранить тайну исповеди. Но не думайте, что это только для того, чтобы оградить от боли и стыда душу, открывающуюся нам, или чтобы приободрить приходящих исповедовать всё без опасений. Не только это. Это намного более высокое делание. В тайну духовничества, особенно исповеди, не может проникнуть дьявол. Но дьявол, который не только само зло, но и лукавство, знает, как повернуть ход дел, чтобы угадать. Но чем дольше не дадим ему возможности что-то угадать, тем дольше будет передышка для укрепления души, прибегнувшей к нам. В Царской России был закон о том, что свидетельство священника на суде не имело никакого значения. И, хотя со времён Петра Первого Церковь претерпела много гонений, это был действительно правильный закон, потому что этим закон хотел защитить тайну духовничества, чтобы отцы не имели права свидетельствовать ни доброе, ни злое.

Но это касается не только священника, потому что вопрос не только в защите тайны, не в профессиональной этике, как у врачей, но опять-таки - это делание в Духе. Если ученик не хранит тайны, то она тоже практически аннулирована. Потому что, если ученик начинает в подробностях передавать другим слово духовника, случаются две вещи. Например, ты как духовник можешь наградить одного пряником, а другого кнутом за один и тот же грех, по своей духовной мудрости зная, что будет спасительно одному и другому. Необходимо, чтобы духовник мог даровать жизнь. Он должен обладать свободой дать одному кнут, а другому пряник, зная, через что каждый спасётся. А если каждый начнёт рассказывать - произойдёт смущение. У Аввы Пимена есть подобный пример, хотя он был очень мудр, чтобы смущаться. Его духовник посоветовал ему: «Оставь помыслу войти и борись с ним в сердце своём». А другому ученику этот же духовник сказал: «Отринь помысел сразу, как увидишь его приближение, и не допускай его в сердце». Молодой Пимен пришёл после этого к духовнику и спросил: «Отчего мне говоришь так, а другому иначе»? Духовник ответил: «Пимен, сын мой, ты просил говорить тебе, как своей собственной душе, я сказал тебе, как я поступаю».

И отец Софроний пояснял: «Он увидел в молодом Пимене много дара Божьего». Продолжу эту историю. Тот, другой ученик, был самым ординарным монахом (хотя в этом выражении есть ошибка - ординарного человека не бывает, каждый - индивидуален). Если бы дозволено было ему впустить помыслы в своё сердце, он бы осквернил себя, и тогда неизвестно, кто бы победил, потому что он не достиг нужного уровня духовности и эти помыслы сильно бы ослабили его душу. Пимен же был от юности настолько исполнен духа, что духовник увидел сразу, что в любом случае дух победил бы в его сердце. И если бы он не допустил помыслам войти и не боролся бы с ними в сердце своём, он бы не познал много из человеческого опыта, который был ему на великую пользу в наставлении других душ. Пимен познал не только дары Духа, но и искушения злых помыслов, с которыми боролся в своём сердце. И он действительно стал Пименом, т.е. пастырем, как ему было пророчествовано: «Пимен, пастырь, о твоём имени будет говорить вся пустыня». Заметьте, несмотря на то, что духом он был велик, духовник подготовил его, вооружив ещё и человеческим оружием.

Вернусь к теме. Одному было сказано «чёрное», а другому - «белое». Необходимо, чтобы духовник обладал этой свободой. Если вы уверены, что ученик хранит тайну, можете делать с ним, что хотите (что хотите не в смысле полной анархии), ведь вы хотите спасения. Если же знаете, что ученик не сохранит тайны, ваши руки будут связаны в духовном делании. Но не только это. Тайна эта много больше, это тайна духа. Когда ученик теряет слова духовника, растрачивает их по миру, наш враг скорее узнает, что случилось, где слабое место, куда следует ударить. Вспомните историю в раю. Позвольте мне немного перефразировать, чтобы приблизить этот диалог к нашей реальности. После того, как Господь заповедал Адаму вкушать от любых плодов рая, кроме как от древа познания, потому что в тот день он умрёт (см. Быт. 2:16-17), - сказал так не потому, что запрещает, а потому что раскрывает райские тайны, - приходит змей к Еве, возможно, потому что нашёл её слабее, и начинает расспрашивать её, не говорил ли что ей Господь о древе, вкушать или нет и т.д… То есть тянет её за язык. Так же искуситель поступает и с людьми, и с их мыслями, то есть с нашими врагами видимыми и невидимыми - он тянет нас за язык. И бедная Ева, как наивный ребёнок, говорит ему обо всём. А в молитве мы просим: «Не бо врагом твоим тайну повем…». «А, вот хорошо, теперь я знаю, куда ударить», - возрадовался дьявол, и знаем, что было дальше.

Этих вещей следует избегать в тайне духовничества. Направляйте своих учеников по этому пути - тайна должна оставаться тайной, в определённом смысле, потому что изначально исповедь не была тайной. Как поступала Церковь первых веков, когда исповедь была публичной? Но что понимать под словом публично? Ведь те, кто умеют слушать духовно, те, кто в состоянии с болью плакать о согрешившем брате, который грешен, как и я, как и я не может достигнуть Славы Божьей, тот, кто может молиться со слезами и слушает тайну исповеди с молитвой, - в него не может войти враг, как не может войти и в духовника. Такой была община Иерусалима. Да, мы все пали. Сейчас же не то что не можем слушать, а искушаемся, и даже хуже, как в той истории, совсем не шуточной, когда духовник, исповедуя маленького ребёнка, перечисляет ему согрешения. И ребёнок отвечает «Нет, этого я не совершал, но это отличная идея». Т.е. мы смущаемся еще и тем, что находим сами «хорошие» примеры для подражания. Вместо того, чтобы созидать себя в молитве за ближнего как за собственную душу, мы искушаемся, осуждая его, либо повторяем его плохой пример.

Об исповеди еще хочу привести пару важных примеров, которые сам переживал очень сильно. Важный момент в исповеди - сам смысл исповедания. Что такое исповедь? Если простите мне эти дерзкие слова, скажу, что она стала слишком клинической. Исповедь - это не только перечисление содеянного нами, наших мыслей - это лишь для начинающих. Исповедь, как всё, что является духом, превращается в состояние внутреннего существа человека. Адам не исповедовался Богу. Что же случилось с Адамом? Он закрылся перед лицом Бога. Если бы он сказал: «Господи, согрешил, сотворил против Твоей Воли, прости»! Как мы в молитве говорим: «Господи, аз яко человек согреших, ты же яко Бог щедр помилуй мя». Мы знаем, что Бог простит, нам не нужны доказательства, потому что если когда-то мы исповедовались по-настоящему, с болью и осознанием, то мы знакомы с ощущением полёта после этого. Это очень характерно, понаблюдайте за детьми, которые после исповеди бегают, прыгают, буквально летают. И, воистину, душа чувствует, что чем сильнее была тьма, как говорит Апостол Павел, там, где «умножился грех», тем больше радость облегчения души, т.е. приумножается Дар Божий.

Разве так сложно Господу простить грех? Святой Сисой сказал, что уверен в том, что Господь в течение трёх дней может его спасти. И в связи с теми тремя днями святого Сисоя (см. Египетский Патерик об Авве Сисое), отец Софроний добавлял: «Почему три дня? Если душа решила стать совершенной и болезнует о содеянном, почему не может сегодня? Потому что в пустыне старались вести жизнь очень строгую, жёсткую, и, чтобы не умалить уровня этой строгости, святой Сисой сказал: «Я уверен, что в три дня Господь силен спасти». Это слово, которое я не могу попросту сказать любому человеку, но всё же хочется поделиться им с духовными лицами, с моими отцами о Господе, сослужителями и всеми, кто меня слышит. Пусть Благодать трудится в наших сердцах, чтобы каждый из нас понял верное слово спасения. Потому что спасение в итоге не есть что-то иное, не может быть не чем иным, как моей собственной волей, святой волей. Если я не желаю спастись, никто другой не возжелает этого вместо меня. И здесь есть ещё одна тягость для духовника: как может быть духовник хорошим? Во-первых, для начала, ученик должен быть хорошим. Но не усовершенствование такого рода, для которого требуется шестьдесят лет молитв и двадцать лет научения, но понимание, изыскание чего-то духовно особенного, как для духовника, так и для ученика. Но в ученике должно все-таки родиться желание спасения настолько, чтобы этот ученик смог сказать подобное тому, что я слышал от отца Софрония: «Почему кто-то печётся обо мне, что я такой или сякой? Кто может больше радеть о моём спасении, нежели я»? Но это справедливо не для всех…

Посему, пользуясь нашей человеческой премудростью, нашими знаниями психологии и другими, надо пытаться войти в контакт с тем, чьё спасение зависит от нас как от духовников настолько, чтобы вдохновлённая душа возжелала, восхотела от всего сердца спасения. Подобно тому, как мы страстно желаем всего телесного, тем более следует возжелать духовного, чтобы ничто не останавливало нашей погони за духом. Да возымеем страх - страх Божий, страх потерять Бога; Бог с такой нежностью отходит от меня, что даже не замечаю, что в какой-то момент у меня уже нет молитвы, я остыл духом, как Адам и Ева, что я совлёкся Благодати, которой обладал вчера или ранее, после Литургии или после Святого Причастия; и более не имею её. Где я согрешил, где сделал что-то не так, что отошёл от меня мой свет, моя жизнь, мой Бог?

Таким образом, дело духовника - подготавливать учеников приходить с молитвой, так же как и духовник должен встречать их молитвой; чтобы Бог работал в этих сердцах и творил через моё сердце, в благодати моей хиротонии, хиротессии, в добродетели поиска и молитвы ученика. Ученик куда важнее, нежели духовник. Если сможете растолковать эту духовную тонкость своим ученикам, то они сотворят из вас пророков, и вы поразитесь сами тому, что исходит из ваших уст, - этим я повторяю то, что говорил нам отец Софроний много лет назад.

Во-вторых, вдохновение, но не знаю, что первично, а что вторично. Когда видим беспечную душу, душу теплохладную, то необходимо слово от Бога, которым можем воскресить эту душу, холодную душу, из которой в одно мгновение произойдёт «пламень огненный», подобно Ангелам, Херувимам и Серафимам Божиим. Это опять-таки не человеческое делание. Духовник обладает этой силой, ограниченной всё же отношением и душой - не личностью! - того, кто приходит к нему.

Хотел бы здесь ещё сказать несколько слов об исповеди, уже в связи с подготовкой к ней. Почему часто люди не исповедуются чистосердечно? Гордыня ли, страх или стыд тому причиной? Гордость, с одной стороны, можно отбросить в сторону, в смысле, что гордость - это первейший из наших грехов и последний, от которого мы избавляемся; как говорили величайшие святые, это последний грех, с которым они борются. Гордость вездесуща. Как духовники мы должны распознавать с Божьей помощью, с каким из последствий гордости в первую очередь следует бороться и как.

Но говорю сейчас о стыде и страхе и прихожу к мысли, которой поделился с вами вначале: каким образом Бог дозволяет мне, оказывает мне эту честь или даже терпит, чтобы я, грешный, принял участие в спасительном делании Бога, и отдаёт в мои грешные руки другого грешника, которого я должен спасти? В первую очередь именно потому, что я сам грешен. Что нам сказал Спаситель? «Не судите, да не судимы будете» (Матф.7:1). То есть, как говорят нам Отцы, если судишь кого-то или осуждаешь брата и не каешься, непременно и ты впадёшь в этот же грех рано или поздно. Почему? Я понял это из своего горького опыта и всё-таки радуюсь и благодарю Бога, что понял хоть это: Бог хотел научить меня состраданию. Со-страдание, то есть совместное страдание. Если я грешен, то неужели мне не понятно, что значит быть грешным? Если говорим о стыде и страхе, то неужели мне неведомы стыд и страх? Для этого мне, грешному, следует научаться, и я обладаю всеми элементами для понимания здесь того, что есть грех. В этом состоит тайна мудрости!

Существует то, что мы могли бы назвать святым «мастерством», не сплетённое злым произволением лукавства, но особой духовнической нежностью к грешной душе, которая как образ Божий ищет спасения. Необходимо такое мастерство, чтобы грехом грех разрушить, так же как и Спаситель не жизнью победил смерть, но смертью смерть разрушил. То есть мой грех становится источником мудрости, источником опыта, которым я могу поделиться с моим грешным, как и я, братом, приходящим ко мне никак не для того, чтобы я его судил!

Нужен ли грех для того, чтобы я не осуждал брата? Не нужен, иначе Матерь Божия была бы наименьшей среди святых, а Бог был бы беспомощен. Не нужен грех, чтобы я мог быть причастен своему брату - не греховности я причащаюсь, но его естеству и душе. Не нужно грешить, чтобы постичь, что есть грех, но если не знаешь другого пути, то хотя бы грех употреби для созидания себя и ближнего. Вспомните двух братьев: блудного сына и его брата. В конце повествования, как мы знаем, блудный сын не только спасён; кто теперь сможет соблазнить блудного сына деньгами, удовольствиями или чем-то другим? Никто! Но его брат, будучи ещё не искушён, внешне праведно живущий, но, внутренне имея нечто гнилое в душе, исполнен зависти и ненависти к брату вместо радости и любви. Ему неведомо сострадание; он видит в брате «транжиру, расточившего богатство моего отца, и теперь отец отдаёт ему больше, чем мне»! И когда отец спрашивает его: «Что с тобой происходит, сын?», он отвечает: «Что, вернулся твой сын, который расточил свою жизнь в распутстве?». И отец отвечает ему: «Сын, этот твой брат…» - то есть сострадание (собрат твой).

Как поступил брат блудного сына? Почему он не пошёл спросить отца: «Отец, что это значит?» У него не было любви и доверия к отцу, как у блудного сына, который, низко пав, сказал: «Возвращусь к отцу моему. Как? Я даже недостоин называться сыном, но скажу ему: «Рабом твоим буду. Чем служить чужим, тебе послужу за плату и благодарить тебя буду от всего сердца». Брат блудного сына выпытывает у своего раба: «Что случилось?» «А, - отвечает он, - твой брат возвратился назад невредимым». Что может знать этот раб? Отец-это тот, кто страдает и нежен к своему заблудшему сыну; сыну, которому он дал имение, зная, каков он. Этот отец - не кто иной, как Бог по отношению к Адаму. И отец своей нежностью и любовью смог возродить в этом блудном сыне доверие настолько, что в конце своих скитаний он пришёл к отцу просить спасения. И вот какое спасение тот дал ему: придя с надеждой быть рабом, он был поставлен отцом превыше всех настолько, что дан был ему венец и перстень, и так далее.

Если бы брат блудного сына спросил бы отца, отец не ответил бы ему, что «радуемся, что брат твой вернулся невредимым» - так, как сказал раб. Раб видел только это, только это понимал. А отец сказал бы: «Сын, в первую очередь тебе незачем ревновать. Ты всё время со мной, и не только тучный телец, но всё моё принадлежит тебе». И отец Софроний добавляет: «Это Бог, говорящий Адаму: «Всё моё тебе принадлежит» - не так, как Ирод, который обещал половину царства. Бог завещает всё Царство и Себя самого Адаму. И говорит отец: «Не потому что брат твой вернулся невредимым, но был потерян и нашёлся, был мёртв, а теперь воскрес!». Видите, какова нежность отеческой любви! Как она разнится с рабской!

И мы, духовники, должны быть отцами, а не рабами, быть добрыми пастырями, а не «наёмниками» в страшном Божьем делании, доверенном нашим рукам. Не понаслышке зная о грехах, построим спасение наше и нашего ближнего через это святое «мастерство». Неужто нам неведом стыд? Неужто нам неведом страх? И когда приходит к нам душа, не важно, насколько грешная, нам должно быть страшно за неё, мы должны победить за неё стыд, позволив этой душе обнажиться, подобно Адаму, который был наг перед Богом, и чтобы этой обнажённой перед нами душе не было стыдно, потому что мы имеем достаточно любви, чтобы её обнять, уродливую, обнажённую и пристыжённую. И в нежности этой любви душа, которая приходит к нам, может открыться без страха, без опасений. И когда душа открывается перед нами, кто бы это ни был, нам следует замереть от страха пред Богом, потому что держим в наших руках нечто хрупкое и любое движение может означать жизнь или смерть для этого образа Божьего, для бога, который, таким образом, находится в наших руках - бог в делании находится в наших руках сейчас.

Какой дадим ответ, если превратим этого бога в дьявола своей грубостью и недомыслием? Это подводит меня к ещё одной теме - слову, которое я слышал в молитве Маслособорования, взятой из пророка Иоиля 2:13. В румынских молитвословах говорится: «Бог, который сожалеет о наших грехах». И мне хочется сказать «анафема» этому переводу! В греческой и славянской Библии, во всех греческих и славянских молитвословах говорится: «Тот, который каешься о наших грехах». Ты Бог, который каешься о наших грехах. И в славянском тексте также «каяйся». Почему произношу такое дерзкое и уродливое слово «анафема»? Целое делание портится одним словом.

Что такое покаяние? Моральное действие? И как через моральное действие получаем Дух? Покаяние - это бытийное действие, то есть естества - естества, которое превращается из животного в божье. Покаяние человека - я бы мог привести вам тысячи цитат из Библии - это Бог, который кается во мне; который, будучи безгрешен и совершенен, сострадает мне о моей смерти и моём крахе. И мы, когда каемся, входим в покаяние Бога. Мы, духовники, если не понимаем этой тайны, как слоны в посудной лавке разобьём самое нежное и деликатное. Наш Бог - это смиренный Бог. Он научает нас смирению не потому, что мы рабы, а только потому, чтобы стали, как Бог, чтобы стали богами. Если не поймём этого, воистину впустую творим духовничество. Это будет лишь человеческое делание: мы попытаемся сделать человека лучше, общество - более справедливым, немного откорректируем историю и обанкротимся. Если поймём это в таком духе, то продвинемся вперёд в нашем духовничестве, будем совершать Божье делание и позволим себе забыть всё земное: и историю, и национальность, мораль и «улучшение», так как всё будет совершаться в духе. И хотя десятки мыслей сейчас в моём сердце, возможно, этим закончу. Бог да помилует нас!

Простите меня, Святые Отцы и Ваше Преосвященство, за мою дерзость! Я не претендую знать больше, нежели вы, но снова скажу, что поделился самым сокровенным - мыслью, что, как я наблюдал почти во всём мире, многое, что мы получили от святого Силуана через отца Софрония, малоизвестно. Да простят меня те, кому это было излишне, и да простят меня все остальные за дерзость. Молитесь за меня, чтобы это были не напрасные слова, но чтобы и я жил бы по слову, которое сказал и в которое верю.