"Начало Игры" - читать интересную книгу автора (Раевский Андрей)

Глава 11

— Я пальчик прищемил!

Молодая женщина с прямыми золотистыми волосами осторожно спустила с повозки забавно одетого по-взрослому мальчика лет шести.

Сейчас подую — и всё пройдёт. Давай… где?

Златокузнец Кинвинд стоял рядом и, поглаживая бороду, любовался своим маленьким племянником. За лето, проведённое в загородном поместье мальчик успел немного вырасти. После смерти жены и гибели сына — офицера городской гвардии его вдова и маленький племянник стали для Кинвинда самыми близкими людьми, а их взаимная любовь была для него истинной радостью.

Слуги ещё не успели разгрузить повозку, как во двор въехали Сфагам и Гембра.

— Смотрите! Все сразу! — воскликнул Кинвинд, идя на встречу въезжающим.

— И с трофеем! — Гембра махнула мешком с головой Кривого. — Правитель будет доволен!

— Боюсь, ему будет не до того. — лицо Кинвинда приобрело тревожно-озабоченное выражение. — В доме поговорим. Главное все живы и почти все в сборе. Стамирх поправляется. Он даже с нами посидит за ужином.

— Почти все? — спросил Сфагам.

— Олкрина нет. Не вернулся ещё из дворца. Не спокойно мне за него… Подождём ещё…

Сфагам и Гембра спешились и подошли к повозке.

— Это Ламисса — представил Кивинд золотоволосую женщину. Та взглянула на Сфагама открытым и слегка растерянным взглядом больших светло серых глаз и тут же наткнулась на пристальный оценивающий взор Гембры. В ответ Ламисса оглядела воинственную гостью с таким обезоруживающим сочувствием, что той впервые стало неловко за свой оборванный вид. Сфагам и Гембра сдержано представились.

— Ну пошли в дом — ужин наверное уже готов. — пригласил Кинвинд, радушно раскинув руки, как бы обнимая всю компанию.

— Да и переодеться надо — деловито добавила Гембра.

— Что-то неладно в городе, — озабочено сказала Ламисса, перекладывая кусок жаренной утки в тарелку своего маленького подопечного. — Все шушукаются… Слухи всякие…

— И стражники на въезде дотошные слишком… — добавила Гембра.

— Я только что из дворца. Я там часто бываю — почти что свой, — заговорил хозяин дома. — Не знаю что уж там в городе говорят, а во дворце похоже, власть меняется. Лучше бы конечно об этом не болтать, но между нами-то можно. — Кинвинд подставил серебряный кубок и слуга наполнил его прозрачным виноградным вином.

— Так вот, — продолжал он, сдаётся мне, что Тамменмирт больше городом не управляет. Во всяком случае, с сегодняшнего утра. Точно никто ничего не знает, все темнят. Но половина его любимых магов и астрологов уже из города разбежалась. Это кое о чём говорит. Да и вообще, похоже, надо быть готовым ко всему.

— А что с Олкрином? — спросила Гембра.

В длинной до земли свободной холщовой рубашке, белизна которой оттенялась смоляными волосами и подвешенными на чёрных кожаных ремешках украшениями и амулетами она чувствовала себя гораздо увереннее.

— Он почти каждый день с утра уходил во дворец. Правитель был им доволен. Сегодня я его там не видел. И узнать ничего не смог. Никто ничего не знает… и нет его до сих пор. Не нравится мне это.

— Он сегодня не вернётся. Это мне совершенно ясно. — Веско сказал Сфагам. — Но он жив — это мне тоже ясно. Завтра с утра пойду во дворец. Надо со всем этим разобраться.

После горячей бани и перевязки Сфагам чувствовал себя почти здоровым и всё время был погружён в свои мысли. Он внимательно смотрел вокруг, ловя состояние привыкания к малознакомым местам. Он любил отслеживать, как образ нового места — двора, улицы или комнаты преобразуется, впечатываясь в память и, впитывая волновые импульсы тонкого тела, становится внутренне освоенным. Сейчас это было особенно интересно, потому что двор и дом Кинвинда уже был ему полузнаком… Впитывая флюиды дома, он явственно ощущал специально направленный на него импульс внимания, исходивший от Ламиссы. Она старалась не смотреть на него и это было самым надёжным подтверждением особого интереса. Гембра, видимо, тоже это чувствовала и, что неудивительно, не испытывала по этому поводу восторга. Она то и дело бросала резкие испытующие взгляды на Ламиссу, а Лутимас, наблюдая за этим едва заметно ухмылялся в свои пшеничные усы. К концу ужина вино немного развеяло тревожное настроение. Разговор стал живее и раскованнее. Сфагам, впрочем, как всегда больше молчал и сидя в дальнем конце стола, не спеша ел свои любимые яблоки, разрезая их на мелкие дольки. Зато Гембра оказалась в своей стихии, когда дело дошло до рассказов о приключениях. Рассказать действительно было что и она не упустила возможности дать волю не только своему красноречию, но и фантазии. Сфагам лишь только незаметно улыбался, опуская голову, когда взгляды восхищённых слушателей, включая слуг, обращались к нему. Выразительно жестикулируя Гембра превратила пятачок между столом и камином в своеобразное подобие сцены. Она тоже беспокоилась за Олкрина, но в глубине души она была даже рада, что не слышит в этот момент его ехидных шуточек.

— А почему ты всё время молчишь? — вдруг спросила Ламисса, прямо взглянув на Сфагама.

— В самом деле, тебе разве нечего добавить? — поддержал хозяин.

— Я бы, скорее, кое-что убавил…

— Тогда я сама тебя спрошу, — продолжала Ламисса, — когда ты понял, что ты особо отмечен?

— Сфагам задумался, подняв на женщину свои невозмутимо спокойные глаза.

— Было мне лет семь, — начал он. — Жил я тогда в родительском доме в небольшом городе у моря. Однажды, играл я как-то с другими мальчишками на берегу. Помню, даже, крепость строили из песка с камнями. Вдруг, слышу с улицы голоса: «Встречайте патриарха! Встречайте великого учителя!» Бежим в город. Видим — повозка едет закрытая, двумя мулами запряжённая. Рядом четверо монахов — тоже на мулах едут. Выходит из повозки старичок, худой такой, подтянутый. Был это патриарх Нерслинф. Ему уж тогда за девяносто было, а держался лет на тридцать моложе. Знали его по всей империи. Может и вы слышали.

Кинвинд и Стамирх многозначительно закивали.

— Не тот ли это Нерслинф, что сидя на приёме в столице вылил за спину пять поднесённых ему кубков с вином, а когда его стали спрашивать, что он делает — сказал, что тушит лесной пожар где-то на южной границе? — спросил Стамирх.

— А потом донесли, — добавил Кинвинд, — что пожар там точно был и вдруг сам собой погас. В один момент. И как раз в то самое время!

— Да, это был тот самый Нерслинф. Так вот, все к нему детей ведут — судьбу узнать. Он со всеми говорит, никому не отказывает. Что кому говорил, правда, не помню… Подводит и меня отец. Посмотрел на меня патриарх и говорит: завтра со мной поедешь. Тогда и приоткроем судьбу твою. А на следующий день чуть свет приходит к нам в дом один из монахов, что с ним ехали. «Пора, говорят, учитель ждёт.» Ехали мы в повозке целый день. Ни слова старик не сказал за всю дорогу. И шторки закрыл. Так в темноте и ехали. Выходим — место голое, ни кустика. Одна земля и камни. Горы вдалеке. Моря не видно почти. Только крипта стоит каменная. Низенькая, старая. Там уж лет пятьсот назад святого отшельника захоронили. Обошёл старик вокруг, на колени стал и заснул, вроде. Я тогда ещё про медитации не знал. Потом встаёт и говорит — «Побудь здесь пока.» Садится в повозку и отъезжает. Я сперва ничего и не понял. Потом вижу — повозка всё дальше, дальше… И пропала совсем. Ходил-ходил я вокруг — крипта заколочена, внутрь не войдёшь. Сел рядом и сижу. Почти заснул. А тут слышу — завывает кто-то. Встал, огляделся — собаки дикие. А может, шакалы или волки. Я тогда не разбирался. Воют-воют, кружат-кружат и подбираются потихоньку. А у меня ничего с собой не было, даже палки, Да и что я против них с палкой? И огонь развести нечем… Тут я и почувствовал в первый раз внутреннюю силу. По-настоящему почувствовал. Разложил вокруг по сторонам три камня и сказал про себя: «Вот за эти камни они не зайдут!» И верно — не заходят! Близко-близко крутятся, а зайти — не заходят. Так и держал их… Главное страх ещё до того пропал. Сам пропал. Ведь знаете — страх отгонять бесполезно. Если пропадает, то сам собой. Так и тогда. Как бы разговор с этими собаками вышел. Почувствовал я их. Почувствовал и понял. Главное, злобы никакой на них не было Просто говорил я с ними мысленно, как со своими, а они слушали… Так и просидел до утра, пока не разбежались они… А к полудню вижу — повозка подъезжает. Выходит старик, как ни в чём не бывало. «Не замерз?»,… «Это что?» — спрашивает про камни. Я говорю — «Граница.» Измерил он шагами расстояния между камнями. «Неплохо.» — говорит. И отвёз меня домой, а потом с отцом долго говорил. Так и попал я в Братство Совершенного Пути. Нерслинф тогда был там наставником. Но вскоре он умер…Или сменил форму, как у нас говорят…

— А кто был твой отец? — продолжала спрашивать Ламисса.

— Отец мой был судовладелец. И городской верфью владел на паях. Он любил жизнь и жизнь дала ему много сил. Он много путешествовал, часто надолго уходил в плавание, но и дом держать умел. Увлекался астрономией и математикой. И характер у него был очень весёлый. От него я впервые услышал, что познание истины — это единственное, ради чего стоит жить.

— А любовь? — спросила Ламисса.

— Я у него об этом не спрашивал.

— А как ты сам думаешь?

— Я думаю, что любовь доносит лишь чувственный аромат истины, приоткрывая дверь в Бесконечное. Но любовь мимолётна, в отличие от привычки и ищущие любви не обретают полного единства в Бесконечном… Я бы сказал, что любовь, приоткрывая истинный путь, сама ведёт по другому. Едва ли не все, кому дано было вдохнуть этот аромат навсегда потеряли голову. Но возможно я и ошибаюсь. Не принимайте мои слова слишком серьёзно… Да, истина одна, но путей к ней много. Возможно, искусство любви — один из этих путей. Но главное, что каждый не просто имеет право, а должен искать свой собственный. Иначе он найдёт лишь чужую истину. Так говорил мой отец, когда я встречался с ним, навещая дом. Я ведь выезжал иногда за пределы Братства. А однажды он ушёл в плавание и не вернулся… Но давайте, всё-таки дослушаем Гембру.

Та, немного помолчав, продолжила рассказ, но говорила она теперь намного спокойнее и временами останавливалась, будто задумываясь.

Усталость, наконец, взяла своё и компания отправилась спать.

— Да, непростые дни настают, и как раз перед праздником, — проговорил напоследок хозяин. — Будем надеяться что тебе и завтра будет удача. — сказал он Сфагаму.

— Нам! — уточнила Гембра.

Утром того же дня Олкрин, как обычно отправился во дворец. За время ежедневной работы он успел привыкнуть к дворцовой обстановке. Да и работа шла неплохо. Состав для «отшибания памяти» был давно приготовлен и хотя испытать его в действии ещё никто, к счастью, не пытался, Олкрин был спокоен. С отобранными у шайки порошками тоже было почти всё ясно. Теперь он трудился над составлением эликсиров, а также разбирался в той путанице на алхимической кухне, которую устроили там многочисленные шарлатаны, сменявшие друг друга в последние годы. Олкрин с наслаждением занимался сортировкой составов, приготовлением недостающих и новых, взамен испорченных. Кроме того он составлял подробные описания по их приготовлению и использованию. Правитель, которого Олкрин видел всего дважды явно выражал к нему расположение, поэтому камарилья сомнительных магов, чародеев и гадальщиков, хотя и шипела и злословила за его спиной, но открыто вредить всё же не решалась.

Олкрин оседлал своего конька. Из всех искусств, которым обучали в Братстве, ему были наиболее близки медицина и алхимия. У него было тончайшее чутьё на состав любого препарата, а его умение их изготавливать было уже не ученическим. Не случайно в Братстве его уже успели прозвать поваром. Поощряя Олкрина в его усердии, правитель даже разрешил ему покопаться в дворцовой библиотеке, где нашлось на удивление много интересного.

Однако, рутина дворцовой жизни была довольно тосклива. Особенно тягостны были вынужденные перерывы в работе, когда нужно было ждать, пока тот или иной состав остынет, или наоборот, нагреется, или сам с течением времени достигнет нужного состояния, изменившись под действием воздуха. Изнывая от скуки, Олкрин слонялся взад-вперёд по длинным дворцовым галереям, разглядывая росписи и затейливые узоры на стенах и потолках, но не решаясь, всё же уходить слишком далеко от дверей алхимической кухни.

«Хорошо, что судьба не сделала меня стражником.» — частенько думал он, не спеша прогуливаясь мимо застывших в неподвижности караульных. Зато после окончания работы, размеры которой, кстати сказать, никто не устанавливал, можно было весь остаток дня сидеть в библиотеке, наслаждаясь изучением древних манускриптов и беседами со стариком Линкрантом — хранителем библиотеки.

Так было и в этот день. Работа на алхимической кухне была закончена уже к полудню и вскоре Олкрин уже сидел на верхней ступеньке высокой лестницы, аккуратно перебирая запылённые книги и свитки на одной из верхних полок. Он так увлёкся чтением старинного трактата о целебных грибах, где многие места были, как назло стёрты и неразборчивы, что почти не заметил, как хранитель куда-то ушёл, что-то невразумительно пробормотав. Только некоторое время спустя он с удивлением услышал голоса, приглушённо доносившиеся через несколько стеллажей. В библиотеке кто-то находился. Это было тем более удивительно, поскольку все главные события дворцовой жизни проходили далеко, в других частях огромного здания. Голоса всех немногочисленных посетителей библиотеки были Олкрину знакомы, а эти — нет. Возможно, Олкрин и не обратил бы на них особого внимания, если бы до него несколько раз не донеслось бы имя правителя. Он осторожно спустился с лестницы и прислушался.

— …Так что здесь мы можем говорить спокойно. — донёсся голос Рамиланта.

— Ты что, боишься? Вот уж не думала… — этот бархатистый с внутренней упругостью голос несомненно принадлежал Аланкоре — жене правителя.

— Подумай, Валтвик, разве он тебя ценит! — продолжала она.

— Он уже готов был назначить на твоё место этого пришлого монаха. Тебе ещё повезло, что тот отказался. — добавил предводитель охраны.

— А-а-а? — протянул Валтвик — начальник городской гвардии.

— Это люди надёжные. Они уже с нами, — вновь вступила Аланкора. — только за тобой дело. Суди сам — лучшего момента не будет. Этого пса в городе нет,…

— А когда вернётся, мы его встретим! Ничего он уже не сделает., — снова Рамилант.

— …А праздник всё перемелет, — продолжал бархатистый женский голос. Раздадим побольше вина, бесплатные угощения, простим все долги, отпустим всякий сброд из тюрем. Ну ты ведь знаешь, как всё это делается, чтоб все были довольны. А после праздника, — известно — новая жизнь. А про муженька моего высокочтимого после праздника никто и не вспомнит. Не губить же мне, свою молодость в ожидании, пока он сам умрёт.

— Разве это не жестоко, Валтвик? — натужно засмеялся Рамилант.

— Вы его уже?…

— Нет. Пусть сам отречётся. А уж потом…

— Он не отречётся.

— Это наша забота.

— Где он?

— Зачем он тебе?

В разговоре наступила тяжёлая пауза.

— Я не предатель. А то, что вы делаете — измена.

— Это как сказать… Разве я — не законная правительница?

— Это как сказать…Лучше, пока не поздно…

— Уже поздно! Или с нами, или…

— Я не с вами. Я не предатель!

— Ну, как знаешь. Кончен разговор!

Послышались шаги к выходу и вдруг, — короткий вскрик, грохот опрокинутого стула и стук упавшего на пол тела.

— Ты что! Зачем?! — надрывно зашептала женщина.

— А что было делать? Он бы поднял против нас всю городскую армию!…С сегодняшнего утра нам уже терять нечего.

— И то верно. Так ему и надо! Собака!

— Уносите… Скорей… И кровь сотрите. Приведите собак, пусть залижут…-распоряжался Рамилант. — Ты не волнуйся. Никто ведь ничего не видел. Мало ли кто его мог убить. У каждого серьёзного человека не может не быть врагов. Тем более, у вояки.

— Какой ты у меня умный, — иронично промурлыкала Аланкора. Эй ребята! Обшарьте, здесь всё на всякий случай. У нас ещё дел по горло.

— Так! А вот и свидетель! — провозгласил Рамилант, когда перед ним в сопровождении четырёх дюжих стражников предстал Олкрин.

— Что ты видел? — холодно спросила правительница.

— Ничего, я читал книги.

— Он далеко стоял? — последовал вопрос к стражникам.

— Да, в другом конце.

— А что слышал? — спросил Рамилант, буравя юношу колючим пронизывающим взглядом.

— Я не слушал. Я читал книги.

Рамилант и Аланкора коротко переглянулись.

— В тюрьму его пока! — Распорядилась правительница. Потом разберёмся. Не до него сейчас. И так забот хватает.

— Хотя может быть…-протянула она с сомнением, глядя в спину уводящим Олкрина стражникам.

— Нет. Он не настолько опасен.