"Конец игры" - читать интересную книгу автора (Раевский Андрей)

Глава 2

Нос лодки глухо ткнулся в борт флагманского корабля, застилающего своей громадой густую звездную бирюзу ночного неба. Сверху тотчас же свалилась верёвочная лестница. Далёкий сигнальный огонь на берегу был замечен уже давно, и на борту были готовы к приёму гостей. Трое закутанных в чёрные плащи пассажиров лодки, не мешкая, поднялись на борт. Встречавшие их офицеры в чёрно-белых доспехах императорского военного флота без лишних разговоров повели прибывших в каюту адмирала.

Скупо освещённая каюта Талдвинка — командующего второй эскадрой военного флота империи — была обставлена скромно, даже аскетично. Если бы не заваленный морскими картами стол и адмиральский жезл, тускло мерцающий золотом над изголовьем неширокой жёсткой лежанки, можно было бы подумать, что каюта принадлежит кому-то из младших офицеров. Адмирал неподвижно сидел за столом в ожидании встречи. Неровный свет настольного светильника скользил по его худому и бледному, гладко выбритому лицу.

Молодой аристократ Талдвинк происходил из семьи, родственной древней императорской династии Аментиаксов, и в самом начале своей службы он сразу оказался среди сливок военной элиты. Про таких, как он, говорили, что трамплином для них служат головы их менее родовитых соучеников. Но первые же самостоятельные шаги "любимчика" на поприще командования военными кораблями заставили завистников прикусить языки. Талдвинк оказался прирождённым флотоводцем. В последней морской войне, что случилась четыре года назад, он малыми силами блестяще выиграл несколько серьёзных морских боёв. Где боевой задачей предписывалось лишь остановить противника до подхода основных сил, там вражеская флотилия была разгромлена и потоплена. Где небольшую группу кораблей под командованием Талдвинка использовали в качестве тарана-смертника в лобовой атаке на огромную эскадру противника (таким образом кое-кто из старых адмиралов пытался избавиться от широко шагающего новичка), там строй неприятельских кораблей был невиданным манёвром рассечен пополам, флагманский корабль подожжён и потоплен, а адмирал со всем штабом ещё до начала основного сраженья оказался взят в плен. Удавались Талдвинку и оборонительные бои. В той же войне держал он с четырьмя кораблями узкий пролив против доброй половины неприятельской флотилии, которая в конце концов, потеряв одиннадцать кораблей, отступила.

Необычные, подчас экстравагантные решения Талдвинка по неожиданной перегруппировке кораблей на рейде перед носом у противника, его головоломные отвлекающие манёвры, часто завершающиеся стремительными прорывами в самую сердцевину неприятельских линий, его почти никому не понятные технические новинки многим казались легкомысленным авантюризмом. Но они не понимали, что за всем этим стоит расчёт. Трезвый и тщательный расчёт. Сила ветра, скорость движения и манёвра своих и неприятельских кораблей, скорострельность луков и бортовых катапульт, степень усталости гребцов и быстрота реакции противника — всё это и ещё многое другое обретало в голове адмирала конкретные вычисляемые величины. Эти величины непостижимым образом взаимодействовали, складывались и вычитались и, в конце концов, рождали тот рисунок боя, где только он, Талдвинк, был хозяином игры. Только он, Талдвинк, мог делать с противником всё, что хотел, и никто не мог повторить его стиля ведения боя. А как видел он карты! Интуиция адмирала безошибочно достраивала все опущенные картографом детали. А любимым его занятием было составление собственных карт, точнейших и подробнейших. Офицеры шутили, что он по любой карте видит рельеф морского дна и учитывает его так, чтобы отправленный на дно неприятельский корабль лёг на нужное место.

Мало кто мог похвастать столь блестящими отчётами перед Высшим Военным Советом. Завистникам Талдвинка не было числа. Но чего стоит злословие по сравнению с победой? Говорили, что именно ему предстоит возглавить весь флот империи, сменив вялых и ленивых старичков.

Прибывшие вошли в каюту. Ещё до того, как прибывшие откинули капюшоны, в глаза адмиралу бросился знакомый крупный курносый нос и окладистая пегая борода на полноватом розовом лице. Несомненно, это был сам Мирваст — секретарь — посол высшего Военного Совета. Это означало, что разговор предстоит не совсем обычный. Двое других были послами штаба Андикиаста.

— Обед или беседа? — спросил адмирал, коротким кивком ответив на поклон вошедших. Он презирал ритуальные приветствия.

— Мои коллеги действительно сильно проголодались, а я немножко потерплю, — улыбнулся Мирваст своим широким пухлым ртом, оглаживая слегка растрепавшуюся бороду.

Коллеги, понимающие всё с полуслова, удалились в сопровождении дежурного офицера.

— Вина послу высшего Военного Совета! — распорядился Талдвинк. Садись Мирваст. Садись и расскажи что-нибудь интересное.

— Мой первый долг — доложить обстановку.

— Докладывай.

— Мятежник собирает силы в центральных районах провинции и готовится к генеральному сражению. Вместе с варварами у него тысяч тридцать. В случае поражения, вероятно, попытается укрыться за стенами одного из подчинённых ему городов. Осада верных императору городов снята, и их гарнизоны готовятся к соединению. План командующего состоит в том, чтобы с помощью сил коалиции городов взять мятежника в клещи. Время теперь работает на нас.

— А если план будет разгадан?

— Есть основания думать, что мятежник не намерен уходить морем. Он тебя боится, победоносный. С тех пор как стало известно, что твои корабли появились здесь у Лантрифа, мятежник сюда и носа не показывает. Кораблей у него мало. А может стать ещё меньше. По всей Лаганве его ненавидят — никто ему удачи не желает. Мало ли что может приключиться в порту с кораблями. К тому же Андикиаст умеет преподносить противнику неожиданные сюрпризы в тылу.

— Командующий решил и за меня повоевать?

— Нет. Напротив. Командующий восхищён твоим стратегическим талантом и считает несправедливым, что ты, победоносный, играешь в этой компании роль пассивного устрашения.

— И что же?

— В штурме Лантрифа с моря нет нужды. К чему ломиться в пустой дом? А просто постоять и уйти — это недостойно тебя. Так считает командующий.

— Допустим, я тоже так считаю, и что с того? Приказ есть приказ.

— Андикиаст предлагает тебе сделать то, что давно надлежит сделать.

— Предлагает? Командующий вправе приказывать.

— Да. Но Андикиаст желает видеть в тебе равного. Поэтому здесь — твоё решение, твоя победа, твоя слава.

— Значит, командующий предлагает мне самому раздавить осиное гнездо Энмуртана.

— Именно так.

Талдвинк вздохнул, поднялся из-за стола и медленно прошёлся взад-вперёд по каюте. Тень его высокой прямой фигуры заслонила светильник, погрузив грузноватый силуэт собеседника в глубокую тень.

"Что это? Благородный жест или ловушка? Я уведу корабли на Энмуртан, а мятежник ускользнёт морем. Хорош тогда будет отчёт перед Советом. Нет, это слишком грубо. Тогда — это не просто желание поделиться славой. Это протянутая рука. Рука союзника. Вместе мы, пожалуй, могли бы заставить потесниться кое-какую бестолочь в руководстве армией. Время-то нынче как раз для таких, как мы… Хм… А ещё говорят, что Андикиаст растратил весь свой ум на военные уловки и ничего не оставил для закулисных интриг. Как же, как же! Хитёр лаганвский кот! А если всё-таки подставка? Может быть, этот самый Данвигарт сейчас сидит в порту и только и ждёт, когда мои корабли уйдут с горизонта. Вот и получится… А этот скажет, что ничего не говорил, свидетелей-то нет. Скажет, что только доложил обстановку"

— Тебя мучают сомнения, победоносный? — словно прочёл его мысли Мирваст, выждав пока закроется дверь за слугой, принесшим вино.

— Кто бы на моём месте не сомневался?

— Командующий готов даже оказать тебе помощь людьми. У него достаточно сил для победы над мятежником.

— Нет. Я всё сделаю сам. Впрочем, я буду признателен командующему, если он направит небольшой отряд замкнуть перешеек. Чтобы крысы не разбежались.

— Отряд в четыре тысячи уже направлен к перешейку. — Рот Мирваста вновь растянулся в широкой улыбке. Маленькие зелёные глазки довольно заморгали. — А вот здесь, — он протянул жестом фокусника излечённый из рукава небольшой свиток, — карта с предполагаемыми точками дислокации отряда и пароли береговой связи с твоими разведчиками. Командующий любит точность, как и ты, победоносный.

Талдвинк принялся внимательно изучать свиток. Это было уже нечто конкретное. Это был документ. "Три-четыре корабля я всё-таки здесь оставлю. На всякий случай. А в общем, можно считать, что руки для наказания Энмуртаны развязаны", — адмирал спрятал свиток в шкатулку на столе.

— Командующий надеется отпраздновать с тобой двойную победу. А удачная инициатива по наведению порядка и восстановлению законности в пределах страны сегодня будет оценена в Каноре как никогда.

— Ты МНЕ это объясняешь?

— Прости, победоносный. Андикиаст — человек горячий и я, кажется, от него заразился.

— Завтра снимаюсь с якоря и иду на Энмуртан. И ветер как раз попутный.

— Командующий не сомневался в твоём решении.

Оба поднялись из-за стола.

— Теперь пора тебе отведать нашей флотской еды. Что-что, а рыбу со специями у нас готовить умеют.

— Если мои друзья вместе с гребцами её всю не съели, — хихикнул Мирваст, покидая адмиральскую каюту.

Вот уже несколько дней Гембра каждое утро вместе с другими работниками отправлялась на виноградники Пранквалта. До самой темноты собирали они спелые налитые соком гроздья в большие плетёные корзины, увозимые с полей на телегах, которые хозяйские слуги едва успевали подгонять. Сам Пранквалт, маленький юркий человечек с бегающими крысиными глазками, Гембре сразу не понравился. Впрочем, кормили работников хорошо. Большинство из них было беженцами из Лаганвы. Общие беды сблизили этих людей, и Гембра, хотя и искренне сочувствовала им, но всё же среди них она оказалась почти чужой. В первый же день она узнала всё, что ей было нужно, об обстановке в Лаганве, и разговоры работников стали ей неинтересны. На пятый день виноградное поле было почти убрано. Через день предполагалось окончание работ, традиционный прощальный обед и расчёт с хозяином.

На следующий день город облетела весть, вызвавшая всеобщий переполох. Пронёсся слух о том, что со стороны Лантрифа в направлении Энмуртана движется императорская военная эскадра, которая при попутном ветре достигнет Гуссалима не позднее чем через два-три дня. Городская верхушка, надеясь откупиться как обычно, мгновенно снарядила самый быстроходный корабль, набила его трюм золотом и драгоценностями и, добавив к ним двадцать экзотически разодетых девушек-наложниц, отправила плавучую взятку навстречу эскадре.

В порту, однако, было неспокойно. Многие дельцы спешили свернуть свои делишки и на всякий случай подготовить корабли к спешному отплытию.

Гембра уже не была занята работой на винограднике, и весь день до вечернего угощения и расчёта был свободен. В своей совершенно изодранной рубашке она бесцельно слонялась по городу, чувствуя на себе ехидные и высокомерные взгляды зажиточных горожан. Даже мелкий базарный перекупщик, всем своим видом показывал своё над ней превосходство, при этом мгновенно преображаясь в жалкого и угодливого червя при виде солидного покупателя. Каждый нищий босяк чувствовал себя маленьким начальником возле своего дерева или стенки, считая себя вправе грубо отгонять посторонних. У Гембры не было ни дерева, ни стенки, но она твёрдо знала, что скорее погибнет, чем надолго задержится в этом маленьком убогом мире среди жалких никчёмных людишек. Мысли о Ламиссе не покидали её. Присев на камень на одной из примыкавших к базару улочек, она в который раз стала прокручивать в голове план дальнейших действий. Когда нахальный лжеслепой, собиравший здесь милостыню, попытался бесцеремонно столкнуть её с камня, она, не выдержав, ответила крепким тумаком в нос. Тот, отлетев в сторону, кинулся было жаловаться проходившему мимо солдату, но, получив пинка и от него, съёжился и затих на почтительном расстоянии. "Я не стесняюсь любить животных, похожих на людей, и не стыжусь презирать людей, похожих на животных" — вспомнились ей слова Сфагама. "Интересно, доехал он до этой самой гробницы и что там с ним происходит?" Ещё одна глубокая заноза в сердце болезненно зашевелилась. Гембра горестно вздохнула. Кто-то из прохожих, не глядя, бросил к её ногам мелкую монетку. Ногтем большого пальца ноги слегка подбросила Гембра маленький блестящий кружок.

— Держи! Твоё! — наподдала она милостыню в сторону лжеслепого и, решительно поднявшись, зашагала в сторону порта. Там она долго выспрашивала всех, кого только можно, об отплывших в последние дни кораблях, надеясь напасть на след Ламиссы. Но о проданных в тот день рабах никто по-прежнему толком ничего сказать не мог. Известно было только, что торгов с тех пор больше не было — проповедь Пророка возымела действие.

Вечером всех временных работников Пранквалта ждало угощение. Во дворе был накрыты большие столы, где расселись и работники с других полей, а также гости хозяина. Какие-то вооружённые люди в ярких одеждах уединились с хозяином во внутренних, ярко освещённых покоях дома, явно обсуждая нечто важное. Работники ели горячие свежеиспечённые сырные лепёшки, овощи и баранину, запивая это всё терпким виноградным вином.

— А теперь лучшее хозяйское вино многолетней выдержки! — донёсся до пирующих голос домоправителя, здорового горластого дядьки.

Гембра обратила внимание, что слуга с кувшином обходит стол несколько необычно, наливая вино не всем. Ей, впрочем, налили полную кружку. Густое сладкое красное вино сразу ударило в голову, и всё вечернее пиршество с беспорядочным шумом голосов и стуком деревянных тарелок, с кусками еды, освещёнными настольными свечами, с яркой луной в сине-лиловом небе и с треском цикад смешалось и поплыло в отяжелевшей голове. Последняя мысль, промелькнувшая в уходящем из под контроля сознании, говорила что-то о том, что нельзя ни в коем случае засыпать — нужно было получить расчёт. А потом всё померкло.

На следующий день в городе началась настоящая паника. Корабль, посланный навстречу эскадре, вернулся обратно. Высмотрев ещё издали посланца Гуссалима, вырисовывающегося в одиночестве на фоне чистого горизонта, городские заправилы сперва обрадовались, надеясь, что гроза и на этот раз пронеслась мимо. Но вести с корабля были неутешительны. Адмирал даже не удостоил послов аудиенцией — от его имени говорил один из старших офицеров. Решение было таким: золото и драгоценности конфисковывались в пользу императорской казны, наложницы возвращались обратно, а самим отправителям было рекомендовано запасти побольше кольев для их разжиревших задниц. На поведавших всё это ответственных посыльных не было лица, что произвело особо удручающее впечатление на фоне, как всегда, беззаботно хихикающих наложниц, которые так даже и не поняли, к чему была эта вся морская прогулка. В ответ на вопрос, почему же тогда эскадра задержалась, а не пришла сразу вслед за ними, никто не мог ответить ничего вразумительного. Это осталось тягостной и зловещей загадкой. Загадка стала ещё более зловещей, когда стало известно, что эскадрой командует Талдвинк. Это означало, во-первых, что взятку лучше было не посылать вовсе, и во-вторых, что задержка эскадры явно не случайна, а является частью некоего таинственного манёвра. Жуткие слухи, на лету расцвечиваемые фантазией рассказчиков, понеслись во все стороны прямо с пирса, где проходила встреча злополучных взяткоподателей. Про кого-то из них уже стали кричать, что его скормили акулам, ничуть не смущаясь тем, что этот якобы скормленный, как ни в чём не бывало, стоял рядом у всех на виду.

Всю первую половину дня из Гуссалима в сторону перешейка в сопровождении многочисленных охранников и наёмных солдат один за одним отправлялись наспех снаряжённые караваны. Их хозяева, боясь фрахтовать корабли, надеялись сушей улизнуть из-под удара и отчалить затем из каких-нибудь небольших портов Лаганвы. Другие начали было снаряжать корабли для поспешного отплытия. Некоторые маленькие суда даже успели сняться с якоря. Но от серьёзных партнёров власти Гуссалима потребовали участия в подготовке обороны города. Нужны были не деньги и товары, которыми многочисленные подельники пытались откупиться, а люди, оружие и боевые корабли. Партнёров же интересовала не оборона города, а возможность поскорее удрать. Начались торги, переходящие в склоки и стычки. Все большие корабли в порту были временно мобилизованы властями. На эти корабли из переполняющих город пиратов, авантюристов, беглых разбойников и прочего сброда стали спешно за огромные деньги наниматься боевые команды. Многие потенциальные защитники, впрочем, предпочли двинуться в сторону перешейка.

На всех улицах, наводя ужас на жителей, гремели грозные проповеди последователей Пророка, а сам он неподвижно сидел на земле посреди базарной площади, глядя в одну точку и ни на что не реагируя. Площадь вокруг него вмиг очистилась, вплоть до самых краёв, где торговцы продолжали спешно сворачивать свои лотки.

К концу дня на город обрушилась новая страшная новость. Стало известно, что у перешейка, блокируя единственный сухопутный выход с полуострова, сметя таможенный кордон Данвигарта, стали войска Андикиаста. В городе, конечно. слышали, что императорский корпус движется к Лаганве, но никто не мог ожидать столь внезапного появления войск метрополии у самого перешейка. Теперь стал ясен и замысел Талдвинка. Зная, что они никуда не денутся, он нарочно дал время зажиточным беглецам из города снарядить и отправить караваны, которые увели с собой добрую половину военных сил Гуссалима. Это означало, что теперь эскадра не заставит себя долго ждать.

Давно не переживал Гуссалим такой тревожной ночи. Город гудел, как растревоженное осиное гнездо. В центральном храме непрестанно хлопотали жрецы. Волны паники и неразберихи прокатывались по улицам и площадям, доносясь до самых отдалённых дворов и улочек. В порту всю ночь творилось что-то невообразимое. Городские гвардейцы и варвары-наймиты силой удерживали стремящихся любой ценой отплыть на своих кораблях купцов и пиратов. Отовсюду раздавались звуки стычек и звон оружия. Кое-кто из наиболее ретивых судовладельцев уже сидел в городской тюрьме. Немалая часть городских олигархов впала в апатию и напилась до бесчувственного состояния. Ответственного за городское военное хозяйство и смотрителя портовых фортификаций с трудом обнаружили в дешёвой курильне среди восточных матросов в совершенно невменяемом состоянии. Среди всего этого хаоса, тем не менее, каким-то непостижимым образом шла подготовка к обороне, и даже был проведён смотр боевых сил. Но Гембра всего этого не видела.

Первым её ощущением после долгого бесчувственного состояния была лёгкая тошнота и нестерпимая жажда. Открыв глаза, она долго не могла понять, куда она попала и что с ней происходило до этого. Наконец до неё дошло, что она лежит на полу в трюме среднего, скорее даже небольшого корабля, среди тесно сгрудившихся людей, некоторые из которых были ей знакомы.

— Ты Данквилла. Ты тоже работала на винограднике Пранквалта, верно? — обратилась она к сидящей рядом женщине лет сорока, с трудом управляя своим незнакомо хриплым и непослушным голосом.

— Очнулась? Вот и хорошо. На, попей водички. А мы уж думали — не померла бы.

Гембра с жадностью, насколько позволяли ослабшие руки, схватила поданную Данквиллой кружку и не оторвалась от неё, пока не выпила всю до дна. Сразу стало легче — тошнота отступила и начала возвращаться ясность сознания. Оглядевшись внимательней, Гембра обнаружила, что в трюме находится примерно человек двадцать мужчин и пятнадцать женщин.

— Во, отчаливаем! — произнёс чей-то вялый бесстрастный голос.

Гембра прильнула к маленькой прорези под самым потолком трюма. Действительно, пестрящая парусами пристань и нависшие над ней громады портовых построек плавно отъезжали назад. Шум порта всё удалялся, а плеск волн за бортом становился громче.

— Ну и что… куда теперь?

— Люди, слушать! Все сейчас плыть Ордимола! Сидеть тихо! — словно в ответ на сбивчивый вопрос Гембры ответил громкий гортанный голос с сильным восточным акцентом. Все как по команде глянули в сторону люка, откуда свесилась вниз кудрявая чёрная голова с большим носом и огромной серьгой в ухе. Голова тотчас же скрылась и на её место появилась другая в пышной расшитой жемчугом шапке.

— Меня зовут Халгабер — представилась голова. — Я хозяин корабля и всех вас. Мой друг с Ордимолы неважно говорит по-алвиурийски, но суть дела он изложил верно. Мы действительно плывём на Ордимолу, где вырученные от вашей продажи деньги помогут мне хотя бы частично покрыть расходы, которые я понёс в этом проклятом городе.

— Куч деньга, отплыть только чтоб! — добавил из-за его спины друг с Ордимолы.

— Точно! — подтвердил хозяин. — Так что, кто не хочет плыть на Ордимолу, милости прошу за борт. Есть такие?

Ответом было тягостное молчание.

— Ну, вот и славно!

Крышка люка захлопнулась.

— Опять! От одних разбойников к другим, — иронически простонала Гембра. — а как мы вообще сюда…?

— Кого опоили, кого силой притащили, — объяснила Данквилла. — Есть хочешь?

— Гембра безразлично кивнула.

Данквилла достала из небольшой холщовой сумки холодную сырную лепёшку и грушу.

— Держи. У меня ещё остались.

Вслед за лепёшкой из сумки показалась мордочка дымчато-серого котёнка. Он подался вперёд, любопытно озираясь удивлёнными круглыми глазёнками.

— Муж погиб, дом сгорел, сын пропал, вот он только и остался. — Данквилла нежно погладила котёнка, и тот снова скрылся в сумке.

— Вот такие дела у нас в Лаганве творятся, — горестно вздохнула женщина, смахнув рукавом слезу.

— А нам, стало быть, неволя, — завершил кто-то рядом.

— Посмотрим ещё! — тихо, почти про себя проговорила Гембра, снова прижавшись к прорези и с тоской следя за пенистым следом на ослепительной сине-зелёной глади моря.