"Болотные робинзоны" - читать интересную книгу автора (Радзиевская Софья Борисовна)

Глава 8 ОПЯТЬ ОНИ!

В это утро дед Никита и Саша собрались в Малинку за картошкой, едва рассвело и стали видны зарубки на деревьях.

– Рысаков наших обоих заберём, – распорядился дед. – В паре им веселее.

Бабушка Ульяна насчёт Мишки не спорила, а Рыжуху отпустила неохотно:

– Ещё утопите нашу кормилицу, а я что с малышами делать буду? – говорила она.

– Не бойся, бабка, – успокаивал дед Никита. – Скотина, она человека приметливее, поди, каждый поворот лучше нашего затвердила. Зато картошки, сама понимаешь, на двух спинах привезём.

– Так-то оно так, – огорчённо соглашалась бабушка Ульяна. – Только вы больше не на них, а на свои приметы полагайтесь.

Рыжухе утренняя прогулка была не особенно по вкусу, она с шумом нюхала воздух и землю на тропинке, упиралась и жалобно мычала.

– Чует неладное, – тревожно проговорила бабушка Ульяна, стоя на пригорке.

Но пара варёных картошек улучшила настроение: Рыжуха вздохнула и пошла по тропинке. Мишка уверенно шагал сзади, и это её окончательно успокоило.

Саша, как всегда, шёл первый. Уговаривая и успокаивая Рыжуху, он почти не заметил, как кончилось болото и за рекой завиднелись огороды Малинки. Мальчик невольно остановился, взял за руку деда Никиту и тихонько к нему прижался.

Старик удивлённо покосился, но понял, неумело погладил его по голове.

– Как взгляну, самому сердце рвёт, – пробормотал он. – Лошадок наших, гляди, крепче привязывай, как бы налегке домой не подались. Теперь сюда, правее ступай, тут брод мелкий.

«Страшно, а всё равно нужно», – напомнил себе Саша, спускаясь к реке, и на душе у него стало как будто легче.

Копать начали в огороде у самой реки – носить на тот берег отсюда было близко.

– Как картошка быстро выросла! – удивлялся Саша. – Смотри, дедушка, несколько дней не копали, а она уж с кулак ростом!

– Уродилась на славу, да не на счастье людское, – отозвался старик. – Ну, мешок готов, бери верёвочку, завязывай, Сашок.

Саша не пошевельнулся. Он стоял, не отводя глаз от чего-то вдали, вздрогнул и схватил деда за рукав.

– Дедушка, – прошептал он. – Вон там, у самого леса, дом стоит. Не сожгли его. Как мы его раньше не видели?

– Где? Где? – заторопился дед и, уронив верёвочку, приставил руку козырьком к глазам. – У леса, говоришь? Так это же наша кузня. Отец мой ещё… Его руками ставлена. Не усмотрели её те, проклятые, не спалили. А ну, кидай мешок, бежим. Припас там кузнецкий весь покинут.

Продолжая говорить, дед поспешил на дорогу и почти бежал по ней, увлекая за собой Сашу.

Низенькая, крытая соломой кузница стояла на опушке леса, возле спуска к реке. Сквозь широко распахнутые ворота виднелся остывший горн. Тяжёлый молот прислонился к наковальне, на ней лежал маленький молоток-ручник рядом с клещами. В клещах зажата какая-то железка.

Дед Никита, тяжело дыша, остановился у входа.

– Полжизни молотом в этой кузне ковано, – проговорил он, будто самому себе. – Хорошо, хоть Николай-кузнец жив остался, – повернулся он к Саше. – Тот, за которым Федоска ушёл. Ему я кузнечный припас свой оставил. Золотые руки у парня.

Дед Никита вдруг поднял молот и с неожиданным проворством так сильно взмахнул им, что Саша невольно отскочил в сторону.

– Бывало, орешек расколю – ядрышка не попорчу, – усмехнулся дед. – Ну, Сашок, поворачивайся, кой-чего с собой заберём. Петли на дверь будет чем сделать. Опять и гвоздей наковать не лишнее.

В углу кузницы почти до потолка возвышалась груда мешков с углём. Саша повернулся, собираясь отыскать пустой мешок, и случайно взглянул в окно. Тихо охнув, он тут же отскочил в глубь кузницы.

– Дедушка, – зашептал взволнованно. – Опять! Сюда идут!

По дороге, хорошо видные в лучах утреннего солнца, шагали три фигуры в защитных комбинезонах. Они ещё были далеко, но выйти из кузницы на дорогу, было уже невозможно. Ближе, ближе… и вот ветер донёс до кузницы обрывки немецкой речи.

Дед Никита не успел ещё сообразить, что делать, как Саша схватил его за руку.

– Сюда, дедушка, сюда, прячься!

Они едва протиснулись между стеной и мешками, как шаги и голоса послышались у самого входа.

– Ну что? Разве не моя правда? – говорил один по-немецки. – Чистая работа, никого не осталось. Можем сразу отправляться обратно.

Голос показался Саше знакомым, он не выдержал: приподнявшись, осторожно выглянул в просвет между мешками и тут же быстро присел. Тот, который у дуба с филином был. Шрам стягивал левую щеку немца, казалось, что на лице его застыла зловещая кривая улыбка.

– Поворачиваем обратно, – продолжал тот же голос. – Путь не близкий, а эта глушь мне больше не нравится. Что ты делаешь, Куно? Стой!

– Маленький фейерверк, – со смехом отозвался другой голос, – чтобы старая развалина не портила вида.

– Глупее ничего не придумал! – раздражённо крикнул третий.

– На всю округу иллюминацию устроил. Здравствуйте, мы тут! Теперь уходите и побыстрее. Всё равно эту чёртову зажигалку уже не затушишь.

Голоса и шаги немцев зазвучали глуше и наконец смолкли вдали. В кузнице послышалось какое-то странное шипение, треск, и воздух сразу сделался нестерпимо горячим и душным.

Дед Никита осторожно выглянул из-за мешков и схватил Сашу за руку.

– Выбирайся! – крикнул он. – Горим!

Глотая дым, они выбрались из укрытия и бросились в другой угол кузницы. Мешки пылали. Дым клубами тянулся в открытые двери, в них ещё можно было выскочить, но немцы шли по дороге, непрестанно оборачиваясь.

– Окошко! – крикнул Саша. – К лесу вылезем, не увидят!

– Стой! – закашлялся дед. – Припас кузнечный выкину, не дам ему погореть! – И, закрываясь рукой от огня, он шагнул к наковальне, размахнулся. Тяжёлый молот с грохотом вылетел в окошко, унося за собой осколки рамы и стекла.

– Лезь! – приказал дед и, схватив неподвижно стоявшего Сашу, просунул его до пояса в окно. Мальчик вскрикнул от неожиданности и вывалился из окна головой в высокую прохладную траву, но тут же проворно вскочил на ноги.

– Дедушка! Сам лезь! Сгоришь! – отчаянно крикнул он, не думая, что его могут услышать немцы.

– Отступись! – послышался в ответ хриплый голос деда, и Саша еле успел уклониться от стремительно вылетевшего в окно ручника.

В густом дыму мелькала фигура старика. Закрываясь от наступающего огня большим кожаным фартуком, он хватал и выбрасывал в окно какие-то предметы. Они падали в густую траву, заглушавшую железный лязг.

– Дедушка! – со слезами кричал Саша, то подбегая к окну, то отскакивая. – Дедушка, сгоришь!

Наконец в окно просунулась багровая от жары и кашля голова деда Никиты.

– Не пролезу, – захрипел он.

– Плечом, плечом лезь! – крикнул Саша. – За руки меня хватай! Вот! – Уцепившись за руки старика, мальчик потянул, что было сил, упираясь ногами в стену…

Несколько минут борьба за жизнь шла в полном молчании, слышался лишь треск и гул огня в кузнице. Саше казалось, что его руки вот-вот оторвутся. Ещё, ещё… Вдруг дед Никита двинулся и, увлекая за собой мальчика, грузно вывалился на траву. Завивающийся язык пламени, смешанного с дымом, вырвался из окна, словно в погоне за ускользнувшей добычей.

– Вниз, к речке, ползи, – прохрипел дед Никита. Они скатились с откоса прямо в реку и окунули пылающие лица в прохладную воду Малинки. Она освежала обожжённую кожу, тушила тлеющую одежду. Задыхаясь, они поднимали головы и, глубоко вдохнув свежий воздух, опять опускали лица в воду.

Но вот дед Никита выпрямился, расстегнул воротник рубашки и, – Саша даже глаза вытаращил от удивления, – заботливо вытянул из-под неё бороду и перекинул её на плечо. Затем он погрозил кулаком в сторону, куда скрылись немцы, и произнёс:

– Не добрались до моей бороды, чёртовы дети! Чуть сам не сгорел, а её сберёг. – Дед Никита ещё раз окунул опалённое лицо в воду и, поднимаясь на ноги, сказал уже озабоченно: – Гляди в оба, Сашок, не вернулись бы те разбойники. Наше дело с огорода мешки забрать, пока они их не приметили, и домой подаваться. А за кузнечным припасом ужо другой раз придём, никуда он не денется, в траве полежит. Эх, жалко кузни, отцова память… Да людей тут сколько погублено, где уж об стенах печалиться.

– Они не вернутся больше, дедушка, – Саша подошёл к мешкам. – Старший очень бранил того, что зажигалку кинул. Говорил, дым покажет, где они находятся, а им надо было потихоньку. Наверно, партизан боятся.

– Может, и так, – согласился дед Никита. – А всё-таки от беды подальше.

Переносить мешки на другой берег было трудно: хотя Сашина курточка и дедова рубаха уцелели, но кожа на спине и плечах воспалилась и болела.

Дед Никита быстро перекинул мешок Саши на свои плечи.

– Иди, Сашок, вперёд, брод указывай, – сказал он твёрдо.

Саша ничего не посмел возразить.

Домой по знакомой дорожке Мишка с Рыжухой шагали охотно и проворно, точно не их вели, а они показывали дорогу.

Вот и конец тропинки. У самого берега острова стоит бабушка Ульяна и напряжённо всматривается вдаль.

– Слава богу! – только и вымолвила она, всплеснув руками. – Где же вы их встретили? Да как спаслись?

– От тебя, бабка, не скроешься, – опустил на землю мешки дед Никита и, пошатнувшись, присел сам.

– Не видали они нас, счастье наше. И ушли. Говорили, будто совсем. Сашок их клятую речь понимает. А что было, – дай передохнуть, всё расскажу. – И, прислонившись к дереву, дед опустил голову и закрыл глаза.

– Ложись, ложись и ты, Сашок, – заторопилась бабушка Ульяна и потянула Рыжуху за верёвку. – Счастье наше, живые добрались, и на том вам великое спасибо.