"Мудрость песков. Беседы о суфизме" - читать интересную книгу автора (Раджниш Бхагаван Шри)

6. Иисус Христос, я промахнулся!

7 марта 1978 г.

Первый вопрос:


На самом деле нет никакого эго, нет никакого «я», нет никакого атмана. Вы говорите, что вы не человек, но присутствие, что вы зеркало. Когда снаружи облачно, вы облачны. Вы отражаете всё.

Вы говорите также, что каждый уникален. Как уникальность может быть найдена в зеркале? Уникальность предполагает отдельность, индивидуальность. Просветление – это гармония, согласие, объединение. Я знаю, что уникальность должна быть таковой и в просветлении, потому что я не могу представить Христа или Будду, ведущими свой ашрам точно так же, как это делаете вы, будь они живы и все вы трое занимались бы этим делом. Зная это, я всё ещё не могу донять этот парадокс. Он глубоко озадачивает меня. Пожалуйста, прокомментируйте.


Шарда, если вы хотите остаться уникальным, избегайте просветления.

Каждый уникален, но не Будда, не Христос, не Кришна, не я. Для того, чтобы быть уникальным, вы прежде всего должны быть. Будда – это один из тех, кто исчез. Будда – это один из тех, кого больше нет здесь; как он может быть уникальным? Это невозможно.

Просветление является одним и тем же, у него один и тот же вкус. Всякий раз, когда оно случается, – это та же самая истина. В просветлении нет уникальности; оно не может иметь её, оно не может себе позволить её. Болезнь может быть уникальной, здоровье нет. Здоровье – это просто здоровье. Вы можете иметь своё собственное конкретное заболевание, своё собственное течение болезни; другой может иметь своё течение. В мире есть миллионы болезней, – можно выбирать, – но здоровье просто одно. В мире нет миллиона здоровий. В тот момент, когда вы начинаете отбрасывать свои болезни, вы начинаете отбрасывать и вашу уникальность. Действительно здоровый человек не имеет уникальности в своём здоровье. Как он может иметь её? Он здоров.

Одна книга отличается от другой, – поскольку там что-то написано, написанное создаёт различие, – но два пустых, чистых листа бумаги не различимы никаким образом. Один дом отличается от другого дома: они имеют объём, форму, название, архитектуру, но два пустых пространства не могут быть уникальными никаким образом. Они будут в точности одно и то же. Два нуля – это просто нули и ничего больше.

Будда – это ноль. Его нет здесь. Его несуществование здесь – это его состояние Будды. Если вы поймёте это, парадокс исчезнет. Парадокс возникает потому, что вы всё время думаете в тех же терминах, в каких вы думаете о самом себе. Я говорю снова и снова, что вы уникальны. Вас никогда не было раньше. Не было ни единого человека, подобного вам: вы так больны, что вы можете быть только уникальным. Никогда не будет человека, подобного вам. Отпечаток вашего большого пальца точно ваш.

Но я не говорю этого о Будде, я говорю это о вас. Все сумасшедшие люди уникальны. Когда они становятся нормальными, уникальность исчезает. Сама идея быть уникальным – это часть ненормальности. Это штучки эго.


Вы говорите: «На самом деле нет никакого эго, нет никакого „я“, нет никакого атмана».


Это так.


«Вы говорите, что вы не человек, но присутствие, что вы зеркало. Когда снаружи облачно, вы облачны».


Вы должны понять одну вещь: я не облачён, когда облачно снаружи. Облака только отражаются. Зеркало ни облачно, ни необлачно. Зеркало просто отражает, оно никогда не меняется. Когда зеркало отражает облака, вы что думаете, зеркало меняется? Зеркало остаётся тем же самым. Зеркало – это не что иное, как отражение: оно только отражает, только подбирает всё, что падает на него. Это не добавляет ничего к нему, ничего не стирает из него. Вот что следует сказать об этом.


«Вы говорите также, что каждый уникален».


Каждый за исключением будд. Они не засчитываются в «каждый», поскольку они больше не «каждый», они – всё. Теперь они часть всеобщности. У них нет этой идеи отделения.


«Уникальность предполагает отдельность», это действительно так; «Уникальность предполагает индивидуальность», конечно; «Просветление – это гармония, согласие, объединение».


Итак, в объединении не может быть уникальности. Это очень обыкновенно: это всегда так, это всегда будет так. Вот почему те, кто ищет просветления, не могут продолжать штучки эго. Искать просветления – это совершать самоубийство, если в это дело вовлечено эго. И индивидуальность, и атман, и личность и всё такое – это не что иное, как другие имена для эго, красивые имена. Эго выглядит немного безобразно, а когда вы называете его «я», это выглядит немного лучше, а когда вы называете его атман, это становится совсем святым, но это всё одно и то же, та же сущность.

Просветление – это исчезновение эго, индивидуальности, отдельности. Когда Ганг впадает в океан, – какую уникальность он может иметь? Он был уникален, он имел свою собственную форму, свой собственный цвет, свою собственную силу. Он отличался от любой другой реки. Но когда он впадает в океан, какую уникальность он может иметь тогда? Все другие реки впадают, – Амазонка и Темза, – и все они исчезают в океане, и все они становятся солёными. Так и просветление... река исчезает в океане.


«Я знаю, что уникальность должна быть таковой и в просветлении...»


Нет, Шарда. Сама идея уникальности – это часть патологии человеческого ума. Просветление предельно обыкновенно. В этом его экстраординарность. В этой жизни всё особо, конкретно, уникально, за исключением просветления. В этом его уникальность, если вы хотите использовать слово «уникальный». Но его уникальность лежит в сравнении со всеми другими вещами в мире. Не то, чтобы вы могли сравнивать двух будд; это сравнение невозможно. Когда река впала в океан, нет возможности для какого-либо сравнения. Реки нет больше, есть только океан.


Вы говорите: «Я знаю, что уникальность должна быть таковой и в просветлении...»


Это не так. Я исчез и я говорю вам, что это не так. Вы всё ещё воображаете. Ваше эго всё ещё думает в терминах отдельности, индивидуальности, особенности. Ваше эго думает: «Когда я стану просветлённым, это будет уникальный опыт». Ничего подобного! Этот опыт тот же самый. Всякий раз, когда река исчезает в океане, происходит одно и то же.


«...потому что я не могу представить Христа или Буму, ведущими свой ашрам точно так же, как это делаете вы, будь они живы и все вы трое занимались бы этим делом».


Это верно. Будда не может вести ашрам тем же способом, что я. Я не могу делать вещи тем способом, который использовал Будда, это верно, – но это в действительности не имеет ничего общего с просветлением. Вы должны будете понять процесс.

Когда вы станете просветлённым, вы поймёте единство всего, но ваш механизм останется с вами. Вы больше не идентифицируетесь с механизмом, вы больше не идентифицируетесь со своим умом, со своим телом. Вы знаете, что вышли в запредельное, но тело здесь, ум здесь. Вы как раз осознали тот факт, что вы – это не ваше тело-ум, что вы – это всеобщность. Теперь, если вы хотите выразить это переживание, вы должны будете использовать тот же ум, то же тело, которые вы использовали до просветления. У вас нет других инструментов для использования, отсюда уникальность.

Христос использовал свой ум. Конечно, когда он хотел говорить, он говорил по-арамейски. Он не мог говорить на санскрите. Когда Будда говорил, он говорил на языке пали. Он не мог говорить по-арамейски. Я не могу говорить по-арамейски. Почему Иисус говорил по-арамейски? Это тот язык, который он выучил, когда не был просветлённым, и это единственный язык, доступный для него. Это был единственный язык, который нёс его биокомпьютер. Этот биокомпьютер готов, жужжит, готов к применению. И вот просветление случилось. Он увидел реальность, он стал реальностью, он хочет выразить это: выражение уникально.

Иисус, Будда. Кришна не уникальны в своём переживании, но в своём выражении они уникальны. Выражение – оно из этого мира: оно переводит иную реальность в эту реальность. Тогда всё начинает изменяться.

Когда говорит Кабир, он говорит, как бедный ткач. Он был бедным ткачом; может ли он говорить как Будда? Будда был сыном короля, хорошо образованным, культурным, изощрённым в делах королевского двора, его учили лучшие преподаватели страны, он жил жизнью аристократа. Когда он говорил, он говорил так, как говорит аристократия. Когда говорит Иисус, он говорит как сын плотника. Он должен был выполнять поручения отца, он должен был доставать дерево для мастерской отца, он должен был помогать своему отцу. Он знал язык плотников.

Это не случайно, что Иисус привлекал беднейших. Все его двенадцать апостолов вышли из простых семей. Кто-то был рыбаком, кто-то крестьянином, кто-то ткачом – люди вроде этого. Когда Будда привлекал людей, они не были плотниками и ткачами, нет. Он привлекал аристократию – принцев, образованных людей, учёных, браминов, – сливки. Естественно, он говорил также и с людьми другого рода, поскольку он привлекал и других людей. Когда он отрёкся от мира, то, естественно, первая молва прошла по его кругу, и многие люди из королевских семей последовали за ним. Самый внутренний круг его учеников всегда оставался аристократическим. Сарипутра, Модгалаяма, Махакашьяпа, – все они вышли из самых образованных, культурных браминских семей.

Ученики Иисуса бедны. Он говорит на их языке, он знает только этот язык. И также не случайно, что Иисус всё ещё привлекает бедных людей в мире, а Будда всё ещё привлекает богатых людей в мире. Америка поворачивается к буддизму. Почему? Америка стала богатой: дзэн имеет привлекательность. На Востоке происходит обратный процесс: всё больше и больше людей становятся христианами, больше и больше людей становятся христианами.

Если вы попытаетесь проанализировать весь процесс, вы удивитесь: коммунизм и социализм и все виды социальной революции – это побочные продукты христианства. Ничего подобного коммунизму не случалось в долгой традиции буддизма. И не могло случиться. Эта традиция аристократична, весь её образ аристократичен. Она не может видеть вещи со стороны угнетённых. Маркс может быть против христианства, но в основном он христианин, результат воздействия христианства. Он не мог родиться в Индии, это невозможно. Он мог родиться только в христианском мире.

В этом уникальность: выражение уникально. Если вы были поэтом и стали просветлённым, конечно, вы будете петь песню – Песню Махамудры, Песню Нирваны. Но если вы никогда не были поэтом и стали просветлённым, то для вас невозможно будет петь песню. Если вы были художником, вы можете писать. Учителя дзэна рисовали красивые вещи; это их способ выражения. Если вы были танцором, вы будете танцевать ваше просветление. Вы найдёте что-нибудь ещё для выражения его. Это зависит от вас. Выражение зависит от вас, от того, кем вы были до просветления, поскольку весь ваш механизм будет готов выразить это, – и это единственный механизм, который вы можете иметь.

Я отличен в моём выражении. Способ, которым я делаю вещи, – это мой способ, но это не означает, что моё просветление каким-либо образом отличается от просветления Христа, или Кришны, или Будды. Оно такое же. Тогда парадокса нет.

Парадокс возникает в вашем уме. Ваш ум ещё жадно ищет уникальности, и есть определённый страх: как просветление может быть уникальным? Этого не может быть.


Второй вопрос:


Пожалуйста, скажите больше о том, что такое изобретение, открытие, создание. Какая между ними связь? И иногда вы говорите, что всё уже присутствует в существовании, а иногда вы также говорите, что всё должно быть создано: душа должна быть создана, смысл жизни – даже Бог. Разве создание и открытие – одно и то же?


Они не одно и то же, они подобны. Они имеют что-то вроде общей нити, бегущей сквозь них, но они различны. Эти три вещи различны: изобретение, открытие, создание.

Изобретение – это воображение, чувство, сердце. Изобретение создаёт искусство в мире. Если бы Пикассо не изобрёл своих картин, они не существовали бы вообще. И никто другой не мог сделать этого. Только он мог сделать это, только он был способен сделать их. Они являются изобретениями: они никогда не существовали раньше. Они не являются открытиями. Он не открыл их, их не было здесь, чтобы их можно было открыть или обнаружить. Они были несуществующими. Но это ещё и не создание; это просто воображение. Эти картины просто говорят что-то о снах Пикассо, – ничего более. Они не стали реальностью, они никогда не станут реальностью. Они станут фактически существующими, но никогда не реальными. Картина может быть несуществующей, когда она только в вашем воображении. А когда она ложится на холст, она становится фактически существующей, но никогда не реальной. Она не имеет реальности. Она не имеет реальности, как вода, Н2О. Она не имеет реальности, как солнечный свет. Она не является частью реального мира; она где-то между реальным и нереальным. Она фактически существует. Это фантазия, изобретённая вещь. За ней нет никакого фундаментального закона. За ней нет Бога: вот что я имел в виду, когда говорил, что она нереальна. За ней только человеческая изобретательность, новаторство. Всё искусство – это изобретение.

Изобретение направлено внутрь себя: вы должны поискать ваши внутренние мечты и затем спроецировать эти места наружу. Это может быть поэзия, это может быть живопись, это может быть музыка, – что угодно. И только человек является изобретающим животным в мире. Это прерогатива человека, его предназначение, его величие.

Общество культурно, если оно артистично. Это показывает, что человечество начало функционировать, что человек идёт дальше животного. Животное живёт только в реальном; оно не знает ничего о фактически существующем, поскольку оно ничего не знает о воображении. Человек создаёт мир фактически существующего. Он выглядит почти как реальный. Вот почему художники так эгоистичны: они изобретатели, – они сделали что-то, они создали что-то. Но запомните, есть различие между созданием и изобретением.

Вторая вещь – это открытие, обнаружение. Наука открывает, искусство изобретает. Искусство актуализирует фантазии, наука просто открывает то, что есть. Она не вмешивается в это, она не проецирует. Вся научная методология предполагает, что следует держаться поодаль, отстранённо, индифферентно. Вы не должны вмешиваться. Вы должны только отчитываться в том, что есть. Вам не следует входить в это, вам не следует раскрашивать это каким-либо образом. В искусстве – прямо противоположный случай: вам не следует отчитываться в том, что есть. Если художник просто отчитывается в том, что есть, то он не художник, а просто фотокамера. Тогда вещь, которую он производит, – фотография, а не картина. Это может быть сделано машиной. Где здесь изобретение?

Так что современное искусство право, когда оно говорит, что в прошлом не было так уж много искусства, поскольку оно в большей или меньшей степени отчитывалось. Художник делал работу фотокамеры. С приходом фотокамеры художник вынужден делать настоящее искусство. Он должен изобретать, он не может просто продолжать отчитываться. Это может быть сделано лучше, более умело, более правдиво механизмом, машиной, технологией. Куда же тогда пойти художнику? Он расцвечивает реальность Если он просто отчитывается, что цветы растут на деревьях, то это фотография. Если он изобретает цветы, если он исправляет цветы, если он даёт цветам новое качество, которое ранее не существовало, но произведено им, если реальный цветок действует только как экран, и он проецирует на этот цветок все свои фантазии, – вот тогда он художник.

Видели ли вы картины Ван Гога? Деревья поднимаются так высоко, что почти достают до звёзд. Вы не видели, чтобы деревья поднимались так высоко. Никакое дерево не может достать до звёзд.

Кто-то спросил Ван Гога: «Почему эти деревья поднимаются так высоко? Это неверно». Он сказал: «Нет! Я видел деревья, достающие до звёзд. Когда я вижу дерево, я вижу желание земли встретиться со звёздами. Каждое дерево – это желание земли иметь встречу, любовную встречу с небом. Вот почему деревья тянутся вверх, вверх, вверх. Деревья – это сильные желания земли иметь встречу, заняться любовью с небом. Они на пути; я просто изобразил конечное состояние. Я видел конечное состояние, где все движется, дотягивается. Моя картина – это картина, где вся земля пытается дотянуться. Я могу видеть вперёд, я могу предсказывать».

Это не реально, это изобретение, – красивое само по себе. И человек многое потерял бы, если бы изобретательные люди исчезли. Они придают жизни больше вкуса. Они делают жизнь более весёлой. Они делают жизнь достойной для того, чтобы её прожить.

Наука открывает. Искусство женственно, наука мужественна. Художник просто ожидает в своей пассивности; он мечтает, желает, страстно стремится, и из этого мечтания, желания, ожидания изобретается нечто. Учёный проникает в реальность. Он почти насильник. Он идёт и раскрывает. Он сбрасывает все одежды прочь, он обнажает реальность, он насильно обнажает её.

Изобретение, изобретательство идёт от чувства. Открытие идёт от мысли, от ума. Изобретение идёт через сердце, открытие – через голову.

Тогда, что же такое создание? Создание лежит дальше обоих. Когда человек не идентифицируется больше головой или сердцем, он становится мистиком. Мистик создаёт, поэт изобретает, учёный открывает.

Мистик создаёт. Он больше не экстраверт, он больше не интроверт. Он больше не мужчина, он больше не женщина; он вышел за пределы всех дуальностей. Он растворил себя в Боге; Бог – это созидательная энергия. Он больше не действует отдельно, он стал частью созидательной энергии; он стал Богом. В этом смысл того, что мы говорим, что Иисус является Богом или Будда является Богом – они больше не отделены.

Живописец отделён, поэт отделён, физик отделён, химик отделён, но мистик вместе с целым. Он растворил себя в созидательности этого существования. Тогда из него рождается что-то созидательное – из него рождается реальность. Вот что я имею в виду, когда говорю: «Создайте Бога, создайте душу». Будда создал просветление, Иисус создал Бога, Маха-вира создал мокшу. Названия различны. Но они растворили себя в целом, и из этого растворения приходит создание.

Искусство – это изобретение, наука – это открытие, религия – это создание.

Чтобы создавать, вы должны будете исчезнуть. Только в том случае, если вы исчезнете, возможно создание. Вы должны будете прокладывать путь Богу. Если вы здесь не для того, чтобы делать что-нибудь, быть чем-нибудь, то вы становитесь пустым бамбуком, флейтой... и песня начинает нисходить через вас.


Третий вопрос:


Почему духовное переживание часто называется видением? В чём разница между зрением и видением? Раньше вы говорили о том, что такое «слышать». Расскажите, пожалуйста, что означает «видеть».


Слепой человек смотрит на солнце. Солнце присутствует, но слепой не может видеть, потому что не имеет зрения, не имеет глаз. Если он достигнет возможности зрения, он будет иметь видение солнца. Зрение должно случиться внутри, а видение будет снаружи.

Вы должны искать глаза, вы должны стать провидцем. Вы должны отбросить свою слепоту. Вы должны отбросить все роды буферов, закрывающих ваши глаза. Вы должны стать открытыми: в этом смысл достижения зрения, или внутреннего зрения. Внутреннее зрение много лучше, поскольку оно делает упор на «внутреннем». Зрение происходит внутри, – в этом смысл внутреннего зрения. Вы открыты, вы слышите, вы видите, вы способны воспринимать, и тогда всё, что уже представлено здесь, – изначальный звук омкар, небесная музыка, окружающая вас... вы ещё не слышали её, потому что вы не имеете ушей, чтобы слышать, вы не имеете такого чувствительного уха. Вы можете слышать только шумы, вы не можете слышать музыку. Если вы тренируете, если вы культивируете ухо, то медленно, медленно ваше ухо становится более и более медитирующим, тихим, восприимчивым, пассивным. Это приводит к состоянию, которое даосисты называют ву-вей, недеяние – только предельное безмолвие без шевеления самого себя, – поскольку, если вы имеете какое-нибудь шевеление самого себя, вы упустите то, что есть там. Когда ваши глаза пусты, вы имеете внутреннее зрение. Глаза, полные мыслей, предубеждений, концепций, верований, не могут видеть. Они продолжают видеть то, во что они верят, они не видят то, что есть. Поэтому вы должны предельно обнажить себя от всех верований, – христианства, индуизма, мусульманства, – вы должны отбросить все виды философии. Когда ваши глаза предельно обнажены, – вы не имеете внутри себя никаких верований, вы не знаете, что есть что, вы просто не знаете ничего; вы знаете только то, что вы не знаете, что вы невинны, – в этой невинности вы имеете внутреннее зрение. И тогда всё, что вы увидите через это внутреннее зрение, называется видением.

Оно называется видением, чтобы показать различие со сновидениями. Видение – это реальное явление. Сновидение выглядит так, как будто оно реально, но, в действительности, оно не реально. Сновидение проецируется вами, видение – это часть реальности. В сновидении вы работали над реальностью; в видении реальность работает над вами. В сновидении вы активны, вы делаете что-то – проецируете. В видении вы ву-вей, неактивны, пассивны. Вы позволяете реальности работать над вами. В сновидении вы великий делатель; сновидение – это ваше дело. В видении вы неделатель, воспринимающий конец, утроба, открытый, ожидающий, готовый к приёму, приветствующий. Вы в своего рода состоянии «полного приятия, всеприятия». И когда вы в состоянии «всеприятия», реальность случается вам, потому что вы не препятствуете ей. Она постоянно пытается случиться вам, но вы продолжаете препятствовать ей.

Бог приходит к вам миллионами путей. Но вы имеете определённую идею Бога, а Бог не обязан соответствовать этой идее. Он ходит своими собственными путями, а вы всё время ожидаете его согласно своим верованиям. Поэтому вы всё время упускаете его.

Например, христиане всё время будут упускать Христа, поскольку они ожидают того же самого Христа. Нельзя сказать, чтобы Христос не случался в мире, – он случался в Кабире, он случался в Мухаммеде, он случался в Нанаке, он случался во многих людях. Но христиане ожидают того же самого Христа, о котором у них уже есть некоторые представления. Они ожидают второго пришествия Христа. Этого не случится никогда. Они ожидают напрасно. Христос приходит всё время, но никогда не приходит снова тем же путём. Потому что для Христа прийти тем же путём означает, что всё существование должно быть в той же самой ситуации, – а этого не произойдёт никогда. Только подумайте... в точности та же самая ситуация: каждый камень на том же месте, где был, и каждый человек в том же облике, что был. Как это возможно? Понтий Пилат более не прокуратор Иудеи, он не пишет более законов. Тот мир евреев, тот мифологический мир их сновидений более не существует. Всё изменилось.

Я слышал...


В школе учитель сказал своим маленьким ученикам нарисовать что-нибудь по мотивам Библии. Было много картинок, но одна из них была очень странная. Один маленький мальчик нарисовал аэроплан. Он любил аэропланы. И всё было ясно, – позади было три фигуры, а спереди в кабине, был пилот.

Учитель спросил: «Кто эти три человека?» Он сказал: «Это Бог, отец. Это Иисус, сын. А этот довольно неуклюжий парень, – кто он? – это Дух Святой». И учитель спросил: «Тогда кто же этот четвёртый?» И он сказа: «Кто же ещё? Понтий, Пилот».


Мир изменился. Сейчас Понтий Пилат может быть только пилотом.

Тот мифологический мир, – а все общества живут в мифологии, – создаёт определённую поэзию вокруг них, определённое сновидение вокруг них. Они изобретают. Евреи были избранным народом; теперь они более не являются таковым. Даже евреи устали теперь оставаться избранным народом.

Я слышал...


Один старый еврей молился и сказал Богу: «Правда ли это, Господь, что мы твой избранный народ?»

И Бог пророкотал с небес: «Да! Вы мой избранный народ!»

И старый еврей сказал: «Господь, не пора ли тебе выбрать кого-нибудь ещё? Мы много страдали».


Сейчас даже евреи не желают быть избранным народом. Они страдали из-за того, что они имели это глупое понятие избранного народа. Эта эгоистическая идея была направлена против каждого, и каждый старался поставить их на место. Их избивали, убивали, насиловали, и за всем этим единственная идея: «Мы избранный народ».

Сейчас мир полностью изменился. Христос не может прийти тем же путём, которым он пришёл в то время. Он может прийти тем путём только в том случае, если мир снова повторит в точности ту же самую ситуацию, а это невозможно. Мир никогда не станет тем же самым. Это поток, всё находится в движении. А христиане продолжают ждать Христа, индуисты ожидают Кришну. В течение пяти тысяч лет они ждут, потому что Кришна сказал: «Когда будет волнение, и тёмная ночь, и религия будет искореняться, и будет безбожие в мире, и когда мои люди будут угнетены и будут в нищете, я приду. Я обещаю». И они ждут. Сейчас какая ещё нищета нужна Индии, чтобы он пришёл? Как вы думаете, может ли быть страна более бедная, чем Индия? Если он не может прийти сейчас, то нет надежды, поскольку большей нищеты не бывает. Но он не приходит, а индуисты продолжают ждать и продолжают смотреть на небо.

Он уже приходил, но Бог не может прийти согласно вашим верованиям. Вы должны быть в состоянии восприимчивости. Вы должны отбросить все верования; тогда, внезапно – видение! Когда внутреннее зрение готово, приходит видение. Видение – это не сновидение, это реальность, это так.

Христиане видят сновидения. Индуисты видят сновидения. Они сновидцы различных родов. Они продолжают видеть сны о том, что вещи снова станут теми же самыми. Они продолжают видеть сны о прошлом. Они снова и снова продолжают проецировать прошлое в свои умы. Они продолжают играть в ту же игру, в которую они научились очень хорошо играть, и они не видят, что реальность изменилась и их игра просто абсурдна.

Видение – это не ваше сновидение. Видение – это когда все сновидения исчезли и у вас нет спящего ума; тогда то. что случается, и есть видение. Но для этого необходимо внутреннее зрение. Вы должны выучиться, как смотреть, и вы должны выучиться, как быть, и вы должны выучиться, как слушать, и вы должны выучиться, как касаться. Вы должны выучиться, как ощущать запах, как ощущать вкус. И тогда вы будете удивлены, – через все органы чувств придёт Бог.

Будьте более чувствительны, – поменьше верований, поменьше головы и больше чувствительности. Будьте более чувствительны, более живы в своих чувствах, и тогда однажды, внезапно, вы увидите: это не просто свет, приходящий к вам, это Бог в форме света; и не дерево, стоящее там перед вами, но Бог; не женщина, в которую вы влюблены, но Бог; не мужчина, но Бог. Когда внутреннее зрение становится ясным, неомраченным, внезапно вы начинаете видеть, что Бог есть везде, поскольку всё – это Бог.

Один человек однажды взял цветок и, не говоря ни слова, держал его перед людьми, сидевшими вкруг него. Каждый человек по очереди смотрел на цветок и затем объяснял его смысл, его значение, и всё, что он символизировал. Последний человек, однако, глядя на цветок, не сказал ничего, только улыбнулся. Человек в центре тогда тоже улыбнулся и без слов передал цветок ему. Говорят, что в этом истоки дзэна.

То, что человек в центре был Буддой, не имеет значения. Дзэн – это то, что случается, когда любой человек, где бы то ни было, когда бы то ни было, видит. То же и суфизм: это новый способ видения внутри реальности. То же и тантра, то же и йога, – различные имена одного и того же явления: способности смотреть внутрь реальности.

Но вы так наполнены объяснениями.

Я держу цветок в моей руке, как раз перед вами, но вы не видите цветок, потому что вы так наполнены объяснениями, так наполнены философствованием, так наполнены вопросами и ответами.

Это «рождение дзэна» – один из самых красивых анекдотов во всей истории религии...

«Каждый человек по очереди смотрел на цветок и затем объяснял его смысл...»

Цветок не нуждается в объяснениях. Цветок сам по себе своё собственное объяснение. Как вы можете сказать, что такое роза? Роза есть роза, есть роза! Как вы можете сказать, что это такое? И всё, что вы ни скажете, будет неправильным, потому что, говоря, что роза – «это», вы идентифицируете розу с чем-то ещё, что не является розой. Вот что мы всё время говорим.

Если кто-нибудь спросит: «Что это такое?», то вы внесёте на рассмотрение что-то другое для объяснения этого, но это что-то другое не будет этим. Все объяснения сбиваются с пути. Никакие объяснения не объясняют. Они лишь запутывают. Они являются уловками ума.

«Они объясняли его смысл, его значение, и всё, что он символизировал».

Цветок не символизирует ничего. Он просто есть, он не символ. Он не символ, не метафора, не знак. Он сам по себе. Он не представляет кого-либо ещё. Это его собственное существование.

Они всё упустили. Эти люди, сидящие вокруг Будды, держащего цветок в своей руке, и те, кто начал говорить о цветке, – все они упустили. Они промахнулись, потому что они были так наполнены объяснениями. Они не могли видеть цветок, цветок потерялся в их объяснениях. Ими слишком завладела тайна цветка: «Почему Будда держит цветок в своей руке? Какого рода этот цветок? Какой разновидности он принадлежит? Что он представляет? – его цвет, его облик, его форма». Они полностью забыли о цветке, они заблудились. Они побежали в другую сторону. А они были умными людьми, учёными людьми: они, должно быть, цитировали писание, они, должно быть, привлекали Веды и Упанишады. Они, должно быть, говорили о своих знаниях, они, должно быть, приводили основательные эгоистические оправдания, они, должно быть, привлекли множество аргументов, они, должно быть, были очень логичными. И они думали, что удовлетворят Будду.

Будда должно быть чувствовал себя очень опечаленным.

Цветок просто был, он не нуждался в объяснениях. Вам нужно наслаждаться им; не говорить ничего о нём, но смотреть на него!

Только один человек так и сделал.

«Однако, глядя на цветок, один человек не сказал ничего».

Его имя было Махакашьяпа. Он стал основателем дзэна, поскольку был первым человеком, который увидел цветок, как он был. Он имел внутреннее зрение и видение.

«Он не сказал ничего, только улыбнулся».

Что случилось в этой улыбке? Он стал цветком в этой улыбке. Наблюдали ли вы это? Когда вы улыбаетесь, вы расцветаете. Он не сказал ничего, и он сказал всё. Становясь цветком, он сказал всё. Он улыбнулся.

На самом деле, нет цветка более красивого, чем человеческая улыбка. Самые красивые цветы бледнеют перед человеческой улыбкой. Нет ничего, сравнимого с человеческой улыбкой. Она вырастает из вашего существа, распространяется по всем вам, вы расцветаете. Улыбка – это цветок человеческого сознания. Махакашьяпа улыбнулся.

«Человек в центре тогда тоже улыбнулся».

Так что в тот день было три цветка, целая троица. Цветок уже был в улыбке; Махакашьяпа улыбнулся; видя два этих красивых цветка, Будда улыбнулся. Эти три улыбки стали основанием дзэна, эти три цветка. Это редко случается, но когда это случается, рождается великая традиция. Но это случилось так тихо! Ни единого слова не было произнесено! Будда также не произнёс ни единого слова, он просто передал цветок Махакашьяпе. И этим он сказал, что даёт Махакашьяпе то, что не может передать словами. Это было внутреннее зрение и видение, передача вне писаний, вне слов.

Вот так суфизм, хасидизм, дзэн, тантра, йога передавались в веках. Всякий раз, когда был кто-то, кто мог видеть, цветок передавался.

Я держу цветок перед вами. В тот день, когда вы сможете увидеть его, он будет передан вам. Я продолжаю держать цветок. Я буду продолжать ждать того момента, когда вы не будете иметь никаких объяснений ему. Вы не просите никаких объяснений, вы просто живёте его тайной, – тайной момента, тайной присутствия, – и вы улыбаетесь. И эта тайна просто расцветает в вас как цветок. В тот день вы поймёте, что такое цветок. Если вы не расцветёте, вы не поймёте розовый куст. Как вы можете понять? – вы никогда не знали никакого цветения внутри себя. Только Будда может понять, что происходит с розовым кустом. Только Будда может понять, что происходит со звёздами. Только Будда может понять, что происходит с этой огромной тайной, называемой существованием. Когда вы почувствуете вкус вашей реальности, тогда вы станете знающими, – не через писания, не через чтение книг, но путём существования, путём опыта.

«Говорят, что в этом анекдоте истоки дзэна».

И вы удивитесь тому, что ни одно индийское писание не ссылается на этот анекдот. Я искал и искал его, – ни одно индийское писание не ссылается на этот анекдот. Если вы спросите ортодоксальных буддийских учёных, они скажут: «Это лишь изобретение людей дзэна».

Однажды ко мне пришёл буддийский учёный, очень знаменитый учёный, всемирно знаменитый учёный по буддийским писаниям. Его имя Бхикку Ананд Госалаяна. Он пришёл ко мне и сказал в точности об этом анекдоте: «Вы продолжаете говорить об этом. Но всё это не исторично, поскольку об этом нет ни единого упоминания в писаниях. Пожалуйста, хватит вам говорить об этом!»

Я сказал ему: «Это просто показывает индийский ум, ничего больше. Индийский ум не может понять, он слишком учёный».

Моё ощущение таково, что все эти учёные, которые дают объяснения и философствуют о цветке, должно быть собрали писания после того, как это произошло. Да, они собрали. Они, должно быть, забыли всё об этом, это было несущественно. Они, должно быть, приняли это за шутку: «Будда, должно быть, шутил, должно быть, был в настроении». И поскольку ничего не было сказано, то не о чем и сообщать. Учёный может сообщать только о том, что сказано. Он постоянно упускает то, что показано. Не о чем было сообщать, ничего не случилось, – это была молчаливая передача. Учёные упустили её. Они не упомянули о ней.

Я сказал великому учёному: «Для меня это самая важная вещь, которая случилась с Буддой. Если её нет в писаниях, то значит писания неверны, поскольку для меня это – самое существенное явление. Я могу отбросить и сжечь все писания, но я не могу отбросить эту историю. Эта притча содержит всё».

Об этом впервые было сообщено китайцами; поскольку об этом было сообщено в даосизме. Поскольку впервые это было понято в подходе даосизма. Так что это упоминается в китайских писаниях, а не в индийских. Индийский ум учёный, философский, логичный, аргументирующий. Китайский ум более эстетичный, более артистичный, может смотреть в тишину, может ощущать тишину.

Дзэн – это результат скрещивания буддизма и даосизма. Он на пятьдесят процентов буддизм и на пятьдесят процентов даосизм. И он богаче их обоих, потому что он содержит всё, что есть красивого в буддизме, и всё, что есть красивого в даосизме. Он вобрал тишину обоих, отсюда и красота дзэна.

Но запомните, не имеет значения то, что человек в центре оказался Буддой. Дзэн – это то, что случается, когда любой человек, где угодно, в любое время, видит.

Дзэн может случиться здесь, дзэн может случиться, когда сидишь рядом с деревом, или на берегу реки. Дзэн может случиться где угодно. Дзэн случается всякий раз, когда вы имеете возможность видеть. Видение случается в вашем внутреннем зрении, в открытости вашего внутреннего зрения. Это видение есть дзэн. И это видение есть суфизм. Они не являются различными.


Четвёртый вопрос:


Бхагаван, вы говорите, что нужно взять свет во тьму и тьма исчезнет. Вы такой светлый. Тогда где же тьма? И почему я так сильно стремлюсь и ко тьме тоже?


Четапа, когда я говорю, принесите свет и тьма исчезнет, вот что я в точности имею в виду: принесите свет и тьма станет светящейся. Она не исчезнет, поскольку ничто не может исчезнуть. Принесите свет и тьма станет освещённой. Когда свет приходит в неё, он преобразует самое качество темноты. Ничто не исчезает, вещи просто преобразуются. Если вы допустите меня в своё сердце, вы не найдёте тьмы. Это не означает, что тьма исчезла; тьма преобразовалась. Тьма не является более тьмой, она стала сама светом. На самом деле, тьма и свет – не такие противоположные вещи, как мы обычно думаем. Различие между тьмой и светом не есть противоположность. Они – одно и то же.

Это как жара и холод. То, что вы называете холодным, холодно лишь относительно; нет абсолютного различия. То, что вы называете горячим, горячо лишь относительно; нет абсолютного различия. Можно попробовать эксперимент. Держите ведро с водой перед собой. Нагрейте одну руку в нагревателе, а другую положите на куб льда, и когда ваши обе руки почувствуют тепло и холод, погрузите их в ведро перед собой – и вы будете удивлены. Если кто-нибудь вас спросит: «Скажи о воде в ведре, тёплая она или горячая», – вы будете озадачены, поскольку одна рука будет говорить, что она горячая, а другая – что она холодная. Холод и жара – это не различные вещи, но два относительных ощущения. Так и тьма и свет.

Вы знаете сову: она видит ночью, для неё нет тьмы. У неё другой вид глаз, отличный от ваших. Днём она не может видеть. Вот почему совы, особенно на Западе, рассматриваются как символ мудрости, – поскольку для них даже тьма есть свет. Вот что такое просветление: когда тьма становится светом.

Всё моё усилие здесь – это превратить вас в сов, так, чтобы тьма стала светом.

Но я понимаю и вашу проблему.


«Вы говорите, что нужно взять свет во тьму и тьма исчезнет. Вы такой светлый. Тогда где же тьма? И почему я так сильно стремлюсь и ко тьме тоже?»


Вы будете стремиться к ней. Вы так мало времени знакомы со светом. Вы жили во тьме так долго, миллионы жизней, что из-за старой привычки вы просите тьмы. Свет вы можете принять от сих и до сих; затем вы хотели бы расслабиться и отдохнуть во тьме. И вы будете чувствовать себя хорошо, отдыхая во тьме, – это даст отдых, это будет как сон. Ни о чём не надо беспокоится; всё идёт своим путём. Нужно становиться всё более и более привычным к свету. Медленно, медленно ваша апертура открывается всё больше и больше, вы поглощаете всё больше и больше; наконец, однажды так случится, что вы узнаете, что свет и тьма – это одно и то же. Вы сможете отдыхать и в свете. Когда это станет вашим опытом, вашим переживанием, необходимость во тьме исчезнет. Но она останется.

Иногда вы будете очень близко ко мне и вы будете полны света, – это то, что случилось с Четаной. Я вижу её иногда подходящей очень близко ко мне; тогда она полна света. Но вскоре она начнёт страстно стремиться ко тьме; тогда она должна уйти от меня.

И это происходит с каждым здесь. Вы постоянно качаетесь ко мне и от меня. Вы как маятник: иногда вы подходите близко, иногда уходите далеко. Но это необходимо. Вы не можете поглотить меня полностью прямо сейчас. Вы должны учиться, вы должны учиться поглощать что-то огромное, что выглядит почти как смерть. Так что много раз вы будете вынуждены уходить от меня.

Вот почему иногда вы становитесь отрицающими. Иногда вы начинаете спорить со мной, бороться со мной, – это часть любви. Вы также должны ненавидеть меня. Так что не беспокойтесь об этом и не обращайте слишком много внимания на это. Это просто попытка с вашей стороны уйти. Вы можете принимать меня столько, сколько можете, а затем это становится невыносимым. Тогда вы хотите уйти.

Существуют тысячи способов, чтобы уйти. Посмотрите на Шилу – она крепко спит. Это способ уйти. Она может дойти только до сих пор, а затем ум скажет: «Лучше уснуть. Это становится невыносимым». Вы начинаете думать о тысяче других вещей. Сидя напротив меня, ваш ум начинает ходить на рынок. Вы уже в Вриндаване: немедленно, когда я кончу, вы ринетесь. Но вы уже ринулись! Ваш ум уже там, только ваше тело должно последовать. И вы будете думать много разного против меня, много мелкого, и будет из этого лишь много суеты. Будут горы из кротовых куч. И вы поймёте однажды, и удивитесь тому, какие же вы делали ненужные вещи. Но они – часть вашего роста.

Прямо сейчас вы можете бодрствовать только днём. Ночью вы вынуждены будете спать, вам нужна будет тьма. И по отношению ко мне это будет продолжаться: иногда между вами и мной будет день, а иногда между вами и мной будет ночь. Иногда вы будете смотреть на меня, а иногда вы будете закрывать глаза. Иногда вы будете открывать своё сердце, а иногда закрывать его. Но это так и случается – не стоит беспокоиться.


Пятый вопрос:


Почему я так сильно шокирован вашими шутками?


Это то, о чём я говорил только что, – вы можете делать горы из кротовых куч. Вы нуждаетесь так или иначе в шоке, и я многократно даю вам этот шок. Сейчас вы должны найти что-то, на что могли бы точно указать: «Вот этим я шокирован». Истинные причины, почему вы шокированы, могут быть различными, но вы можете не воспринимать их.

Например, вы можете быть очень и очень ортодоксальным христианином, или индуистом, или мусульманином, но не воспринимаете этого, – ваше эго не допускает, чтобы вы были ортодоксальным индуистом. Вы такой прогрессивный человек, такой революционный человек. Поэтому, когда я говорю что-то против индуизма, вы чувствуете себя задетым. Но вы не можете сказать, что чувствуете себя задетым, потому что вы такой прогрессивный, революционный человек. Поэтому вы начинаете искать, – что-то другое должно быть найдено в качестве козла отпущения, в качестве оправдания. Так что посмотрите внутрь самого себя.

Шутки просто невинны. Но есть также и другие причины: быть может, вы слышите в шутках то, чего там нет. Вы можете прислушиваться к тому, чего там нет. Вы можете интерпретировать то, чего там нет.

Вы только послушайте такую шутку.


Захариас Вернер, поэт-романтик, стал священником, и прежний печально известный грешник заполнил в 1809 году церкви Вены пламенными проповедями о плотском грехе. Однажды в воскресенье он читал огромному собранию проповедь об «этом крошечном кусочке плоти, этой самой опасной принадлежности человеческого тела». Дамы покраснели, господа побледнели, когда он детально описывал все ужасные последствия его неправильного использования. Его проникающие насквозь глаза метали искры, когда он наглядно показывал, что к чему.

К концу своей проповеди он, опёршись на кафедру, возопил к своим слушателям: «Сказать ли вам имя этого крошечного кусочка плоти?» Наступила мертвая тишина. Из дамских сумочек были извлечены нюхательные соли. Он перегнулся ещё дальше и его голос возрос до хриплого крика: «Показать ли вам этот крошечный кусочек плоти?» Ужасная тишина. Не было слышно ни шепота, ни шелеста молитвенников. Голос Вернера стал тихим, и лукавая улыбка скользнула по его лицу. «Дамы и господа, вот он источник вашего греха», – и он показал им свой язык.


Вы можете всё время думать и думать о том, чего нет. Это ваш ум. Нет грязных шуток, есть только грязные умы. Как шутка может быть грязной? Шутка – это просто шутка. Но есть грязные умы. Или... может быть вы просто буржуа среднего класса.


«Даи, ты слышала новость? Меган Эванс собирается замуж».

«На самом деле! Я и не слышала, что она забеременела».

«О чём ты Даи, Меган Эванс не беременна».

«Что! Идти замуж и не быть даже беременной? Проклятый буржуйский снобизм, вот что это такое!»


Может быть это проклятый буржуйский снобизм – то, что вы чувствуете себя шокированными. Вы не можете связать религию с юмором, – вот проблема. Вы не знаете, что Бог любит шутки. Я говорю вам это из очень надёжных источников... Всякий раз, когда кто-нибудь становится буддой, и умирает, и идёт к Богу, Бог говорит: «Теперь расскажи мне какую-нибудь шутку. Что происходит там на земле? Как идут дела?» И если вы не сможете рассказать красивой шутки, вы будете чувствовать себя очень смущённым.

Вы всё время думаете, что юмор, смех есть что-то нерелигиозное, поскольку вы были так сформированы. Церкви стали без юмора. Когда вы приходите ко мне, вы приходите со всеми вашими идеями о том, каким должен быть будда. Но ваши представления о будде на самом деле не о будде. Это идеи, которых вы набрались у католического священника, или индуистского свами, или джайнского муни. Вы не знаете ничего о буддах, вы не знаете ничего о Бодхидхарме, вы не знаете ничего о действительных людях Бога. В их жизненном опыте земля и небо неразделимы, низкое и священное неразделимы. Они все едины. Юмор и молитва – два аспекта одного и того же спектра.

Смех не является нерелигиозным. Смех – одно из самых развитых явлений человеческой жизни. Ни одно другое животное не может смеяться; смеяться может только человек.

Вы должны превратить свой смех в молитву. Только вы можете сделать это превращение. И, конечно, никакое другое животное не может также скучать. Никакое другое животное не чувствует свободу. Вот эти две особенности присущи человеческому существу: оно может и скучать, оно может и смеяться. Старые религии выбрали скуку. Я выбираю смех. И я не думаю, что Бог должен быть очень счастлив с вашими церквями; они создают такую скуку. У Бога должно быть больше юмора, чем в ваших церквях, иначе бы Он и вовсе не создал бы человека. Он создал человека и сказал Адаму: «Не ешь плодов от древа познания», – а затем он создал змею, чтобы соблазнить Адама, и создал Еву, и создал проблемы... Он должен иметь некоторое чувство юмора.

Этот мир – большая комедия. Он смешной!

Вот послушайте такую шутку.


Однажды приходский священник играл в гольф с одним из своих прихожан. Священник бил первым и послал свой мяч лететь по правильному направлению.

«Хороший удар, отец», – сказал прихожанин, который чувствовал себя довольно нервно, поскольку был новичком в этой игре. Он положил мяч на метку, поднял свою биту, размахнулся и не попал по мячу.

«Иисус Христос, я промахнулся!» – воскликнул он.

«Не богохульствуй», – сказал священник. Но прихожанин сделал ещё несколько замахов по своему мячу и каждый раз промахивался. И каждый раз он восклицал: «Иисус Христос, я промахнулся!»

«Такой богохульный язык непростителен, – сказал священник, – особенно перед лицом священнослужителя. В следующий раз, когда ты скажешь так, я буду молить Бога, чтобы он покарал тебя».

Прихожанин был разгорячён. Он поднял свою биту, дико размахнулся по мячу и промазал. Он прыгал вверх и вниз, бросал свою биту на площадку и в сумасшедшем раже кричал: «Иисус Христос, я промахнулся!» Священник посмотрел на небеса, соединил свои руки и начал молиться.

Вдруг раздался гром, облака заклубились и огромная сверкающая молния сошла вниз и поразила священника, убила его. На мгновение наступила тишина, затем с небес раздался голос: «Иисус Христос, я промахнулся!»