"Фирменный поезд «Фомич»" - читать интересную книгу автора (Колупаев Виктор)

30

— Проветрились? — устало спросил Степан Матвеевич у Ивана.

— Проветрился, — отозвался Иван. — Прошу прощения за свою вспыльчивость. Проклятый характер!

— Ничего нового? — спросил я на всякий случай.

— Закрылся магазин, — сказал один из студентов.

— Конечно, — согласился я, — там уже ночь.

— Не в этом дело, — сказал писатель Федор. — Его закрыли совершенно в другом смысле. Это Теперь просто макет без всяких фокусов и тайн. Взгляните в окна.

Я нагнулся и присмотрелся. Что-то изменилось в этом макете. А-а… Его окна были слепыми. Уже ничего нельзя было рассмотреть через эти маленькие стеклышки. Удивительный макет магазина превратился в игрушку. Так, так… Значит, и этот канал хоть и односторонней связи был отрезан.

— Давно это произошло? — спросил я.

— Постепенно, — отозвался Федор. — Они еще пытались показывать через окна транспаранты, а стекла уже начали мутнеть. Они, наверное, и до сих пор не знают, что мы уже ничего не видим.

— Значит, сейчас связи никакой?

— Никакой. Теперь мы отрезаны совершенно. Даже Семен Кирсанов если захочет, то не сможет вернуться в наш вагон.

— А у радиста?

— Телеграммы посылаются по радио и по проводам, но никакого ответа до сих пор не получено.

— Тогда бутылки надо бросать, — посоветовал я.

— Мы бросаем, — неожиданно ответил один из студентов. — Не бутылки, конечно, а своего рода буйки с информацией о нашем поезде и точном времени, когда буек был сброшен. Через каждые пятнадцать минут бросаем.

— Предлагаю отдохнуть, — сказал вдруг Степан Матвеевич. — Все, что можно предусмотреть, мы сделали. Ребята дежурят по всему поезду. Организованы смены. Утром будет завтрак. Для детей и пожилых людей — горячий. Если что, вас разбудят. Отдохнуть надо, потому что силы понадобятся и завтра. Не вечно же мы будем так ехать! Я лично посижу. Стариковская бессонница начинается. А вы давайте на отдых.

— Там в последнем тамбуре сидит товарищ Обыкновеннов, — сказал я. — Кого-то надо послать к нему. Что он там один сидит?

— Интересно, — сказал писатель Федор. — Вчера не имел возможности встретиться по причине занятия гиревым спортом. Разрешите воспользоваться сейчас, так сказать, лично встретиться и побеседовать.

— Если хотите, — ответил Степан Матвеевич.

— Иду, лечу! — вскричал Федор и действительно чуть ли не полетел по коридору.

— Я сосну, — сказал Валерий Михайлович. Вид у него был и в самом деле уставший.

— А я здесь буду, — сказал Иван и залез на свою полку.

В последнем купе еще не спали, хотя Тося и Зинаида Павловна лежали на полках, укрытые простынями. Инга сидела, словно и не собираясь спать. А вот Сашенька преспокойно спал, и ни до чего в мире ему еще не было дела.

— Давай немного поговорим, — предложила Инга.

— Давай, — согласился я. — А Сашенька?

— Идите, идите, — напутствовала нас Зинаида Павловна. — Мы посмотрим за мальчиком. — И тотчас же около ребенка оказалась Светка, продемонстрировав при спрыгивании с полки свои длинные голенастые ноги.

Мы вышли в тамбур.

— Артем, я боюсь, — сказала Инга.

— Ты, Инга, не бойся, — ответил я и прижал ее к себе.

— Я знаю, что не надо бояться, а боюсь все равно.

— Помогут нам, да и сами мы что-нибудь придумаем.

— Помогут, я знаю. Только я не об этом.

— Тогда о чем же, Инга?

— Я о Сашеньке…

— Ну, тут Зинаида Павловна все сделает. Счастливый она человек Все-то у нее получается, все-то она знает. И что за добрая душа!

— Да. Она очень добрая и много знает… А ведь у нее, Артем, муж и двое детей умерли недавно…

— Да ты что, Инга! — вскричал я. — Неужели правда?

— Правда, — сказала Инга тихо. — Она нам рассказывала. Ей на счастье других приятно смотреть. Вот она и хлопочет.

— Да что же с семьей-то произошло? Катастрофа какая?

— Нет, понимаешь, заболели и умерли.

— Трое в одной семье?! Да возможно ли такое в наши дни? Куда только медицина смотрела?

— Сначала старший сын от аппендицита. Потом муж. Сердечный приступ с ним произошел. А дочь от воспаления легких. Просто ужас какой-то.

— Не могу поверить.

— Она и сама до сих пор не может поверить. А уже полгода, как совершенно одна осталась. Она сейчас к матери в Старотайгинск ездила… Больно-то ей как. И как только такое может в жизни происходить? Невозможно это. Нет, невозможно.

— Да. Страшно. Вот так Зинаида Павловна! А кажется такой радостной, счастливой.

— Она просто держится. Нельзя, говорит, раскисать. Это на других людей действует. И все равно я не смогла бы так. Это какую волю нужно иметь, чтобы так жить?

— Не знаю… У тебя страхи начались после ее рассказов?

— Да нет. Тогда она еще ничего не рассказывала. Это просто… Так… Я ведь понимаю, что Сашенька появился как-то странно. Ну и что? Ведь он появился. Ведь он мой и твой. И пусть странно. В этом поезде все странно… А вдруг все это кончится, поезд станет нормальным и все исчезнет, и ты, и Сашенька? Боюсь я этого.

— Ну я, положим, никуда не исчезну. Я всегда с тобой буду. Время — странная штука. Не знаю, весь ли поезд или только я да ты, но мы точно побывали в другой реальности и встретились там когда-то в прошлом. На озере. Помнишь?

— Мне тоже кажется, что все это было на самом деле.

— Та реальность ведь отличается от нашей. Мы были другими. И события там происходили по-другому. А Сашенька у нас родился обычным способом, только мы этого не помним, потому что уже живем в своей, настоящей реальности. Так что за Сашеньку ты не беспокойся. А вот опасение у меня тоже есть.

— Какое?

— Понимаешь… Мама-то твоя что скажет, когда увидит нас троих?

— Обрадуется…

— Так уж и обрадуется! Уезжала одна, а приехала втроем. Валерка вон какой шум поднял.

— Валерка — другое дело. Его простить надо. Ему все прощать надо. Потому что он… понимаешь… он уже давно… Да и знала я, знала. Может, мне надо было вообще его к себе близко не подпускать и не разговаривать даже?

— Ну почему же уж и не разговаривать? Он вон как все в поезде организовал, и с дежурством, и с раздачей пищи.

— Это он может. Он и родился организатором. Только уж очень он сухой человек.

— Да нет, Инга. Мне этого не показалось. Хороший он парень. Мучается ведь, наверное, сейчас?

— Наверное…

Мы снова замолчали. Потом я спросил:

— Значит, ты уверена, что мать твоя ничего не скажет, не прогонит меня с Сашенькой?

— Да что ты! Да зачем же она тебя прогонять будет? Ведь это все нужно мне, а не ей.

— А отец твой?

— А отец сразу начнет приглашать на рыбалку. У него без рыбалки ни одно воскресенье не обходится.

— Ты мне хоть скажи, как их зовут.

— Маму — Валентина Александровна, а папу — Владимир Александрович… А у тебя?

— А у меня, Инга, никого нет.

— Совсем-совсем никого? — удивилась она.

— Совсем никого, Инга. Из детского дома я.

— Вон как?! Да как же ты один?

— Друзья у меня есть. Работа. А вот теперь ты и Сашенька. Я вот еще что хочу сказать. Жить мы будем у меня. Хорошо?

— Хорошо. А почему?

— Я один. Никому мешать не будем, да и нам никто. Правда, у меня лишь одна комната, но больше ничего не могу предложить. Согласна?

— Согласна… У нас дома тоже тесно. У меня ведь еще брат есть. В восьмом классе учится…

Мы еще стояли и говорили. Я ей рассказал про свою квартирку. О работе говорил мало, уж слишком специальная у меня была область науки. А Инга рассказывала о своей семье. И мне уже хотелось познакомиться и с Владимиром Александровичем, и с Валентиной Александровной, и с Борькой.