"Золотой палач (журнальный вариант)" - читать интересную книгу автора (Приставкин Анатолий Игнатьевич)Шесть дней до…Я услышал, как она спорит с Тишкиным, который гнал ее прочь. Голос у нее был такой же красивый, как и глаза. Звонкий, серебристый. Додуматься до того, что каждый голос имеет свой цвет, я бы не смог, если бы не находился столько времени в темном сарае. Она что-то ему предлагала, совала в руки, а он бурчал, что не нужен ему никакой кусман, что урки строго-настрого приказали, чтоб здесь и близко никого не было. – А вообще-то, – громко добавил он, – тебя тут и не хотят видеть. – Кто, Саша? – спросила она удивленно, и я сразу представил ее лицо. И отступился. – Да врет он все, – подал я голос. – Он просто урок боится. Его застращали. Они всех застращали. – И Яша? Мы не ответили. Тем более что имя своего дружка она произнесла так мягко, словно все еще продолжала верить, что он добрый и хороший. – А может, это его дружки? – с надеждой сказала она. – Я их сейчас видела. Они такие… ну неприветливые… – Ты чего пришла-то? – спросил я. – Я тебе книжку принесла. Ну ту, в которой написано все, что ты в кино видел. Мама сказала, это и в театре тоже играют. Театр меня совершенно не интересовал. Я там никогда и не был. Как и в ресторане, где, говорят, тебе жратву подают, а денег не спрашивают. И только потом, когда пузо набьешь, ты за все и платишь. Мура какая-то! Как это так, чтобы, не заплатив, жрать? А если я удеру? А если у меня денег нет, тогда что? А я уже все сожрал! Нет, врут… – А про мать там написано? – спросил я. – Ну, конечно. Хочешь, я тебе почитаю? Я не ответил. Не потому, что не хотел. Я очень хотел. Но боялся, что все там будет не так, не похоже. А тут еще Тишкин рядом. При нем почему-то не хотелось. И я спросил: – А Тишкин там не хочет уйти? Ну погулять… – Зачем? – удивилась Катя. – Не хочу, чтобы он тоже слушал! – Да мне и самому неохота, – отозвался Тишкин. – Не люблю я книжек, особенно толстых… и без картинок! – Так мне читать? – спросила Катя. – А он ушел? – Он в сторону отошел и нас не слушает. – Тогда читай, – разрешил я. Катя пошуршала страницами и начала: – «Муров. Ты очень любишь нашего Гришу? Отрадина Муров. Да, да… Конечно… А что, Люба, если вдруг этот несчастный ребенок останется без отца? Отрадина. Как без отца? Муров. Ах, боже мой! Ведь все может случиться…» Я отвлекся, подумав, что если этот Муров хочет бросить своего ребенка и заранее называет его несчастным, он уже заслуживает наказания! А ведь, кажись, не алкаш и не барыга из рыночных, как нынешние! И на фронте не был, и денежки во всех карманах… Пока я раздумывал, папаша этот еще что-то там плел про себя и ребенка, на что ему и было отвечено: – «Отрадина. Если ты спрашиваешь серьезно, так я тебе отвечу. Ты не беспокойся: он нужды знать не будет. Я буду работать день и ночь, чтобы у него было все, все, что ему нужно. Разве я могу допустить, чтоб он был голоден или не одет? Нет, у него будут и книжки и игрушки… Чтобы все, что у других детей, то и у него. Чем же он хуже? Чем он виноват? Ну, а не в силах буду работать, захвораю там, что ли… ну что ж, ну, я не постыжусь для него… я буду просить милостыню. Муров: Ах, Люба, что ты, что ты!» – Какая сволочь! – крикнул я. – «Отрадина. …Неужели ты предполагал, что я его брошу?» – Но ведь бросила, да? – спросил я, утыкаясь губами в доски двери. – Тебе про это прочесть? – спросила Катя. – Не знаю… Нет. Сегодня не хочу. – Ну тогда завтра. – Подумаешь: игрушки, книжки… – прорезался Тишкин. Видать, незаметно подошел и тоже, как и я, не выдержал, как они эту баланду травят. – А милостыню вовсе и не стыдно просить. Я на рынке много раз просил. – И я просил… А вот игрушек мне не дарили, – сказал я почему-то. – И книжек… – А Муров ваш жмот! – сердито добавил Тишкин. Голос его стал отдаляться. – Заканчивайте, что ли! – Сейчас, сейчас… – заторопилась Катя. И негромко добавила: – Но она же еще любит этого… Мурова. «Как ты своего ангелочка Яшку», – подумалось. Но я этого не сказал. Спросил: – Завтра придешь? – Приду. – С книжкой? – Конечно. – Я буду ждать. |
|
|