"Свидетелей не оставлять!" - читать интересную книгу автора (Пратер Ричард С.)

Глава 2

Это был один из редких, совершенно чистых от смога дней, когда Лос-Анджелес можно видеть в самом Лос-Анджелесе. Чаще бывает так, что разглядеть городскую ратушу можно, только находясь внутри ее. Но на сей раз выдалось именно такое утро, когда выскакиваешь из постели просто переполненным кислородом.

Я пропрыгал через всю мою трехкомнатную квартиру в «Спартан-Апартмент-отеле» в Голливуде до ванной комнаты. И чувствовал себя так хорошо, что даже не имел ничего против, когда неожиданно зазвонил телефон и пришлось разговаривать с клиентом, хотя был ранний час воскресного дня. Мой офис в деловой части Лос-Анджелеса был заперт, и предполагалось, что я должен отдыхать и набираться сил для понедельника.

Звонившая женщина назвалась миссис Гиффорд. У нее пропала дочь, она очень обеспокоилась и спрашивала, не попытаюсь ли я ее найти. Конечно. Сегодня я был готов на что угодно. Поэтому охотно отправился в восточную часть Лос-Анджелеса. Однако веселье мое несколько поубавилось, когда я приехал по названному адресу и припарковал машину.

Это была запущенная, какая-то ненадежная часть города. Из дома неслись звуки включенного телевизора: «Желудок прихватило? Попробуйте „Гатболм“!» И все же я позвонил в дверь.

Кто-то крикнул, приглашая меня войти. Все шторы в комнате оказались задернутыми, свет не горел, но, рассчитав направление и расстояние от мерцающего телеэкрана, я все-таки нашел миссис Гиффорд. Она валялась на кушетке, как мешок. Жирная, вылезающая из выцветшего домашнего халата, в заношенных шлепанцах на босых ногах. Лицо ее напоминало нечто изготовленное из густого теста. Пекарь ткнул в него два пальца и таким образом изобразил глаза, слегка защипнул кусочек, чтобы соорудить подобие носа, и шлепнул ребром ладони, проделав щель вместо рта. Под всем этим, ближе к толстой шее, свисало несколько подбородков.

Несмотря на то что половину своего внимания хозяйка дома уделяла телевизору, мне удалось узнать, что она развелась с мужем, когда Фелисити, их единственному ребенку, было около года, и получила опеку над дочерью, которой в настоящее время уже шестнадцать. Несколько минут миссис Гиффорд объясняла, как ей повезло, что удалось забрать маленькую дочку от «скопления дьяволов», которым, как она утверждала, был ее муж — большой потаскун. Он путался с разными женщинами. Намекнула даже, что поймала его за этим занятием. А пока миссис Гиффорд громко излагала свои переживания, я начал удивляться — зачем, собственно говоря, здесь нахожусь? Наконец она ввела меня в курс дела.

В пятницу вечером, около девяти тридцати, кто-то позвонил Фелисити по телефону. Она ответила, коротко поговорила и нацарапала что-то на листке блокнота. Затем повесила трубку и тихо посидела некоторое время, рисуя что-то на столе. Потом пожелала матери спокойной ночи, ушла в свою комнату и предположительно легла спать. Однако утром оказалось, что девушка исчезла. На ее постели явно никто не лежал. И с тех пор миссис Гиффорд не видела дочь, ничего о ней не слышала.

— Полиция уже знает об этом? — поинтересовался я.

— Да. Я разговаривала с людьми из отдела, который занимается розыском пропавших. Но у них так много подобных случаев и так много в связи с этим дел, что я решила позвонить вам.

— Ясно.

Значит, отдел розыска пропавших выполнит большую часть работы, которую предстояло выполнить мне. Вся эта история выглядела как дюжина подобных, с которыми мне приходилось сталкиваться прежде. Девчонкам просто надоело сидеть дома, или они убегали по одной из многочисленных причин. Некоторые действительно пропадали. Но чаще всего их находили через пару дней, если только беглянки сами не возвращались домой раньше, не повзрослев, но набравшись кое-какого опыта.

— До этого случая Фелисити когда-нибудь убегала? — задал я следующий вопрос.

— О нет! Она и сейчас не убежала, я уверена. Фелисити никогда бы не убежала. По-видимому, случилось что-то ужасное! Я хочу сказать, что она ушла определенно против своей воли. Ее с трудом можно было заставить выйти из комнаты. — Миссис Гиффорд покачала головой и повторила: — Произошло что-то ужасное!

— Вы знаете, кто звонил ей в тот вечер?

— Нет. Полагаю, одна из подруг. Не могу себе представить, что это был кто-то другой. Вы думаете, звонок как-то связан с тем, что произошло?

— Не знаю.

В отличие от миссис Гиффорд я вполне мог себе представить, что девушка сбежала с капитаном футбольной команды, но не хотел отягощать ее подобного рода предположениями.

— Если вы назовете имена ее подруг, я проверю их, только лучше перечислите мальчиков, которые могли позвонить.

— Это не мог быть мальчик, мистер Скотт.

— Поскольку дело происходило в пятницу вечером, может, какой-нибудь парнишка назначил ей свидание?

Миссис Гиффорд воздела глаза к потолку и тихо рассмеялась.

— О боже! — произнесла она тоном, каким говорят с идиотами. — Неужели вы могли подумать, что моя девочка встречается с мальчишками? Она же просто ребенок!

Я ухмыльнулся:

— Простите. Мне показалось, вы сказали, что ей шестнадцать.

Тесто, из которого было сделано лицо миссис Гиффорд, застыло и стало твердым. Она заговорила спокойным, бесстрастным голосом, но с уверенностью человека, убежденного в своей правоте:

— Фелисити шестнадцать лет, мистер Скотт. Ребенок этого возраста, возможно, не знает, как защититься от мужчин. Но я, как мать, не выполнила бы своего долга, если бы не смогла уберечь ее от зла, которое ей могли бы причинить. — И, глядя на меня несколько сердито, с хмурым выражением на тяжелом лице, повторила: — Она — ребенок!

Я вспомнил, как миссис Гиффорд рассказывала о бывшем муже. Ее негодование заставляло меня тогда усомниться, действительно ли она так его ненавидела, как это изображала, или просто у нее этим утром дурное настроение. Во всяком случае, ей была нанесена обида, и она хотела, чтобы ее дочери подобное не грозило. Черт побери, неужели считает, что может оградить ее от этого?

Тут я впервые подумал о Фелисити не только как об участнице очередного дела. Мне стало интересно узнать, какая она, где находится и все ли с ней в порядке.

— Ну конечно, — согласился я на всякий случай с ее матерью. — Вы упомянули, что Фелисити написала что-то в блокноте возле телефона. Можно на это взглянуть?

Миссис Гиффорд повернула голову в сторону маленького столика, на котором не было ничего, кроме телефона, и нахмурилась еще больше.

— Не помню точно, но, возможно, она взяла это с собой в спальню. — Помолчала некоторое время, потом вздохнула. — Пожалуй, лучше пойду взгляну. — И с большим усилием поднялась с кушетки.

Я последовал за женщиной через узкий холл в маленькую комнатку, которая, по ее словам, принадлежала дочери. Пока она искала блокнот, я огляделся. Все вокруг было приглажено, как редкие волосы лысеющего человека. Пока я не понял, как уютно и аккуратно в этой комнатке, совершенно не осознал, какой беспорядок и неубранность царили в остальном доме. Однако это сравнение только подготовило меня к шоку от неожиданно увиденного.

На туалетном столике из некрашеных сосновых досок лежало несколько расчесок, щеток, пара ножниц и стоял в картонной рамке рисованный от руки портрет. На нем была изображена девушка с лицом в форме сердечка, густыми темно-коричневыми бровями, изогнутыми над большими, широко расставленными глазами. Губы ее были слегка тронуты улыбкой. Это был портрет привлекательной молодой девушки на пороге превращения ее в прекрасную женщину. Вероятно, из-за того впечатления, которое произвела на меня миссис Гиффорд, я не подумал сразу, что на портрете изображена ее дочь.

Однако это была именно Фелисити, как пояснила миссис Гиффорд, когда я бестактно задал вопрос: «Кто это?» Тогда, взяв портрет в руки, я начал его рассматривать. Большие темные глаза с длинными ресницами, по-мальчишески коротко подстриженные волосы и чуть кривоватые передние зубы, которые, однако, вовсе не портили милой улыбки.

Миссис Гиффорд закрыла за моей спиной какой-то ящик.

— Вот этот блокнот. На нем ничего нет.

Я обернулся, она передала его мне. Верхняя часть первого листа была чистой, но, если держать блокнот так, чтобы свет падал на его поверхность под острым углом, можно было различить отпечаток трех слов, под которыми бумага была испещрена черточками, завитушками и кружками.

— Посмотрите, — показал я матери. — Похоже, она написала «Диксон», а потом «Бэрч и Айви». Затем оторвала листок. Вам это что-нибудь говорит?

Женщина качнула головой, при этом все ее подбородки затряслись.

— О, Бэрч и Айви?! Это перекресток недалеко отсюда. Один квартал вверх, — она показала рукой, — и один вниз.

По моей просьбе миссис Гиффорд просмотрела вещи, принадлежащие Фелисити. Девушка явно ничего с собой не взяла, кроме кошелька. Ушла в том, во что была одета в пятницу вечером, — белая блузка, серый свитер, юбка, черные туфли на низком каблуке.

— Вам нужно здесь еще что-нибудь? — спросила миссис Гиффорд.

— Если не возражаете, я хотел бы еще посмотреть...

— Пожалуйста, мистер Скотт! — кивнула она и вышла.

Я пробыл в комнате девушки, обыскивая ее, еще несколько минут. Было немного неловко просматривать интимные вещи, принадлежавшие Фелисити, — книги, безделушки, сувениры. Но мне хотелось узнать о ней и о ее образе жизни как можно больше, Лос-Анджелес — большой город, маленькая девочка вполне может в нем затеряться.

То немногое, что я выяснил о самой миссис Гиффорд, подсказало до некоторой степени, какой могла быть ее дочь. Уютная, чистая комнатка добавила еще немного. Одежда Фелисити оказалась однообразной, в основном темно-синего или серого цвета. Одна пара коричневых туфель на низком каблуке и коричневое легкое пальто. Единственные цветные пятна, которые попались мне на глаза, были две ленты для волос — желтая и красная. Я нашел четыре школьных учебника, Библию, довольно потертую книгу с текстами гимнов и шесть киножурналов. Случайно обнаружил почти полный пузырек яркого лака для ногтей, находящийся в странном месте — в нижнем ящике комода, под носовыми платками. Перебрал фотографии, среди которых были снимки самой Фелисити, ее вместе с подругами и просто портреты других девушек. Закончив осмотр, вернулся в гостиную.

Усевшись рядом с миссис Гиффорд, которая уже опять устроилась перед телевизором, предположил:

— А могла Фелисити остаться ночевать у какой-нибудь из своих подруг?

— Нет. Она бы этого не сделала.

— Были ли какие-нибудь признаки, указывающие на то, что она собиралась поступить так? Могла она думать о побеге? О поездке к друзьям за город или что-нибудь в этом роде?

— Но зачем ей было убегать?

В течение нескольких секунд мне казалось, что я могу дать этой женщине прямой ответ на ее вопрос, но сдержался и вместо этого продолжил расспрашивать:

— Она выглядела вполне счастливой, нормальной, здоровой?

Миссис Гиффорд подумала.

— Последнее время казалась несколько нервной, пугливой. И чувствовала себя большей частью не совсем хорошо. Ее немного беспокоил желудок.

Она странно произнесла последнее слово, как «жлудок».

— И сколько времени это продолжалось?

— О, кажется, два или три месяца. Трудно сказать точно. Я сама себя так плохо чувствовала!

— Так. Она показывалась врачу?

— Нет, с ней не было ничего серьезного, просто возрастные явления.

— Понятно.

Я достал сигарету, хотел закурить, но передумал. В доме не было видно пепельниц, я готов был поспорить, что миссис Гиффорд не курит. Покрутив сигарету в пальцах, наконец выпалил:

— У меня мелькнула мысль, а не могла ли Фелисити быть беременной? — Последнее слово мне далось с трудом.

— Какие ужасные вещи вы говорите! — ахнула миссис Гиффорд. Глаза ее расширились, а рот стал маленьким. Сквозь почти сжатые губы она добавила: — Это просто невозможно! Фелисити не имеет об этих вещах ни малейшего понятия. Я хочу сказать... о сексе! Невозможно даже предположить...

— Простите, я не хотел вас обидеть, но должен задать все вопросы, ведь ваши ответы могут как-то помочь. Нездоровье Фелисити и ее...

— Ну, довольно! Она совсем не такая девушка. Я достаточно хорошо за ней следила.

— Не сомневаюсь, миссис Гиффорд. Простите, что упомянул об этом. В моей работе привыкаешь к разного рода неожиданностям, вот подумал, может быть...

— Фелисити хорошая девушка, мистер Скотт. Она ведь траммелитка.

— Она что?

— Траммелитка. Ходит слушать проповеди мистера Траммела почти каждый вечер.

Последняя фраза прозвучала как сигнал тревоги. Как дребезжащий звонок. Звук его мне очень не понравился. Траммелиты — члены секты, основанной на болтовне известного Артура Траммела.

Я знал немало о Траммеле, даже встречался с ним и считал, что если он будет продолжать действовать в том же направлении, то со временем смутит столько же голов, сколько и официальная религия. Начать с того, что большинство его последователей были весьма эксцентричными людьми. Послушав некоторое время его проповеди, они обычно становились такими же извращенцами, как он сам. Если Фелисити была связана с этой компанией, я хотел узнать об этом все.

— Ваша дочь проводила много времени на собраниях траммелитов?

— О да! Даже пела в хоре, который есть у мистера Траммела. В хоровую группу входит всего двадцать человек, Фелисити — одна из них. Они поют прекрасно.

— Вы слышали их сами на собраниях?

— Много раз. Я ходила туда только для того, чтобы послушать хор. Мистер Траммел чудесный человек, не правда ли?

«Чудесный человек, — подумал я, — который прикинется кем угодно, чтобы при первой же возможности воспользоваться своим шансом».

— Полагаю, кое-кто из траммелитов сможет нам помочь. Возможно, кто-нибудь из них знает, где может находиться Фелисити, поскольку она проводила так много времени на собраниях...

Я просто нащупывал почву, чтобы получить побольше информации.

Миссис Гиффорд кивнула:

— Я об этом не подумала, но, знаете, это действительно так. Если кому-то известно что-либо, то это им. Почти все ее друзья, люди, с которыми она знакома, — траммелиты. Это самые лучшие люди. И мистер Траммел... — Она замолчала.

— Да? — попытался я изобразить приятную улыбку. — Что мистер Траммел?

Она прикусила губу, затем понизила голос:

— Он знает такое, чего не знают обычные люди...

— Неужели?

Миссис Гиффорд не ответила. Я подождал с минуту, но больше она не произнесла ничего. Мне это несколько не понравилось. Похоже, если я начну разговаривать с людьми, которых знала Фелисити, пытаясь ее обнаружить, придется иметь дело с одними траммелитами. Это может осложнить задачу, сделать ее труднее, чем она могла бы быть. Столкнувшись с компанией странных последователей Траммела, можно ожидать чего угодно. Возможно, даже на самого их лидера обрушится неожиданный удар.

Я закурил. К черту некурящую миссис Гиффорд! Мне стало не по себе от одной мысли, куда меня могут привести поиски.

В Лос-Анджелесе и его округе на каждую квадратную милю рехнувшихся больше, чем в любом другом месте. Действуют сотни различных сект — от Всемирной партии безопасности во главе с Джоном и его дьявольски хитрым девизом «Каждый человек представляет собою нечто» и до зумитов, возглавляемых Зумом, и всяких прочих.

Но секта Артура Траммела — самая большая, самая известная и наиболее процветающая. Траммел появился у нас всего лишь немногим больше двух лет назад, однако число его последователей за это время выросло до многих десятков человек. Это объяснялось тем, что он сумел собрать вокруг себя полдюжины довольно сильных личностей, которые именовались «наставниками» и помогали ему вести дело, но главным образом тем, что сам руководитель был удивительно сладкоголосым, хитрым и ловким человеком.

Я ненавидел Артура Траммела. Ненавидел его уродливое лицо, извращенный ум, практически все, за и против чего он выступал, ненавидел даже то, что имело к нему близкое отношение. Это был самоуверенный, самодовольный тип, способный придумать больше грехов, подлежащих искоренению, чем любой другой, с самым испорченным воображением. Такие люди мне уже были хорошо знакомы. Унылые существа, готовые заставить вас поступать так, как они считают правильным, даже если это вас убьет. Так что я знал о Траммеле достаточно для того, чтобы его возненавидеть еще до того, как пришлось с ним встретиться. Однако встреча с ним дала еще один повод.

Несколько месяцев назад он явился в мой офис и попытался меня нанять. Хотел, чтобы я разыскал его библиотеку порнографической литературы, которую он собирал вместе с «наставниками» и которая была похищена. Траммел сказал, что эта библиотека создавалась с единственной целью — «служить стандартом, с которым можно было бы сравнивать современную грязь в книжных магазинах и на их витринах». Вот почему, объяснил он, им хотелось бы вернуть это собрание. Исчез «стандарт». Кроме того, существует опасность, что книги попадут «не в те руки».

Я хохотал, пока, черт побери, чуть не сполз с кресла, а затем сказал Траммелу, что не стану искать его библиотеку и не брошу ему самому спасательный круг, если даже он будет тонуть в канализации. Более того, выразил надежду, что он свалится со ступенек, когда будет уходить из моего офиса. С тех пор его не видел и, честно говоря, не имел такого желания.

Однако, обращаясь к миссис Гиффорд, заметил:

— Возможно, я захочу поговорить и с самим мистером Траммелом. Не приходит ли вам в голову еще что-нибудь, что может мне помочь?

На конце сигареты вырос длинный столбик пепла, я стряхнул его в карман пальто.

Миссис Гиффорд дала мне несколько фотографий Фелисити, адрес ее школы и фамилии учителей, составила список подруг дочери.

Это был длинный перечень. Все ее друзья были девочками, но их было очень много.

Чуть не позабыв это сделать, я сообщил миссис Гиффорд, сколько стоит мой рабочий день, а она едва не свалилась с кушетки. Нет смысла рассказывать, какая сцена за этим последовала. У меня создалось впечатление, что эта расплывшаяся кошелка рассчитывала нанять меня за пять центов в день или предполагала, будто за все заплатит правительство из налогов.

Одну фразу она выкрикнула несколько раз:

— У меня нет ничего, кроме алиментов!

После этого мы договорились об оплате. Миссис Гиффорд заявила, что даст мне «самое большее сто долларов». Я сказал, что это превосходно, откланялся и ушел.

Мой черный «кадиллак» с откидным верхом стоял и поблескивал у обочины. Он мягко заурчал, и я отъехал. Небо было все еще голубым, воздух оставался свежим и чистым, а мне предстоял еще один паршивый день.