"Звездолов" - читать интересную книгу автора (Поттер Патриция)

7.

Марсали узнала Патрика сразу же. Даже борода, щекотавшая ее щеки, не могла ввести девушку в заблуждение. Только его губы могли быть такими нежными, только от его поцелуя так радостно билось сердце.

В первый момент ей захотелось раствориться в его объятиях, забыть о том, что случилось, — об убитых и раненых, о слезах маленького Гарри, — но это наваждение мгновенно рассеялось.

— Патрик! Что ты здесь делаешь? Как ты попал в крепость? Как открыл замок?

Марсали отодвинулась, чтобы взглянуть ему в лицо. Темнота не помешала ей рассмотреть маскировку. Господи, хорошо, что он поцеловал ее, потому что, увидев, она бы его не узнала.

Прижимая палец к губам, Патрик показал ей ключ, которым открыл ее дверь.

Глаза девушки расширились.

— Я взял его в комнате Дункана Ганна, — прошептал он.

Она помертвела.

— Что с ним?

— Он спал. И сейчас спит.

— Ты ничего с ним не сделал?

— Конечно, нет, детка, я его и пальцем не тронул.

Теперь его руки гладили ее лицо.

— А если бы он проснулся и увидел тебя?

— И тогда я бы ничего ему не сделал, — ответил Патрик. — Ты же знаешь, я никогда не причиню зла тем, кто тебе дорог.

Марсали всей душой хотелось верить ему. Но ее соплеменники были уверены, что на них напали именно Сазерленды, и раны, которые она перевязывали весь вечер, должен же был кто-то нанести. А Патрик был так не похож на себя — чужой мужчина ночью в ее комнате, во вражеской крепости.

Они много лет были в разлуке, и она совсем его не знает. Перед ней сейчас стоял воин, который двенадцать лет провел на полях сражений. Может быть, его сердце очерствело и он не может действовать иначе и не замечает горя и слез, которые сеет на своем пути?

Смогла бы она заметить, что Патрик обманывает ее? Или любовь заставит ее поверить во все, во что ей хотелось бы верить?

Понимая ее сомнения, Патрик сказал:

— Я знаю о нападении на ваших фермеров и клянусь тебе всем святым: я не имею к этому никакого отношения.

— А твой отец?

— И мой отец тоже, — твердо ответил Патрик. — Он не смог бы организовать все без меня. Это совершенно точно.

Марсали закусила губу и освободилась из кольца его рук.

— Ты должен идти, — сказала она. — Здесь ты в большой опасности: тебя могут обнаружить в любой момент.

Патрик потянулся к ней, но Марсали отступила еще на шаг.

— Хирам сказал мне, что тебя держат взаперти. Джинни говорила, ты почти ничего не ешь.

— Джинни всегда ворчит, что я мало ем, — ответила Марсали. — И теперь, когда ты убедился, что я вполне здорова, ты должен идти.

Патрик не стал возражать.

— Джинни сказала тебе, что твоя сестра в безопасности? И всем довольна?

— Да, — подтвердила Марсали. — И я очень благодарна тебе за это. Но сейчас тебе…

Патрик подошел ближе, и Марсали не смогла продолжать. Ей некуда было отойти: она уже и так прижималась спиной к стене. Взгляд Патрика околдовывал ее. Слова замерли на ее губах; казалось, она перестала дышать. Его руки нежно гладили лицо девушки.

— Марсали, — тихо прошептал Патрик. — Тебе говорили, что кто-то из нападавших называл мое имя?

Девушка молча кивнула.

Патрик коснулся трогательного завитка за маленьким розовым ушком, и ей показалось, будто легкий ветерок пробежал по ее волосам.

— Марсали, — прошептал Патрик.

Больше он ничего не сказал, но звук его голоса, нежность и надежда, прозвучавшие в нем, нашли путь к ее сердцу. Бессознательно Марсали потянулась к Патрику, погладила по голове, провела пальцами по глубокому шраму.

— Господи! — выдохнул он.

Она снова оказалась в его объятиях, и их губы слились в долгом поцелуе. Казалось, два измученных жаждой путника припали наконец к живительному источнику. Теперь Марсали не отталкивала его. Она растворилась в светлой радости без остатка — без страха, без сомнения, без мучительных мыслей о будущем. Ей хотелось, чтобы это мгновение длилось вечно.

Новые, незнакомые ощущения волновали кровь девушки: каждая жилка ее горела и трепетала. Его поцелуй становился все глубже, сметая все преграды, выросшие между ними. Марсали прижималась к Патрику, впитывала жар его тела. Она понимала только одно: это Патрик и она любит его. Она принадлежит ему. Всегда принадлежала.

Стать его женой, его женщиной — в этом смысл ее жизни, для этого она родилась на свет. Ее сердце билось все чаще, колени подогнулись. Ей хотелось верить, что в мире нет ничего и никого, кроме них двоих, ничего важнее их любви.

Наконец он поднял голову и спрятал лицо в ее волосах. Марсали судорожно вдохнула.

— Скажи мне, что веришь, что я не имею никакого отношения к этому нападению. — В его голосе звучало яростное желание. — Мне нужно услышать это, любовь моя.

— Верю, — выдохнула Марсали. — Я верю, что тебя там не было.

Патрик с облегчением вздохнул, и она почувствовала, что напряжение отпустило его. Помедлив, он поднял голову, чтобы видеть ее лицо.

— Я знаю, тебя не было среди нападавших, — повторила Марсали. — Но многие думают, что ты был.

— А Гэвин?

— И Гэвин, — подтвердила Марсали. Патрик нахмурился.

— Марсали, я клянусь тебе, я ничего не знал об этом. И я уверен, что никто из Сазерлендов в этом не участвовал.

Марсали немного помолчала, но все же возразила:

— На них были ваши пледы.

Патрик кивнул.

— Ясно одно: кто бы это ни сделал, он хотел, чтобы твой отец решил, будто это Сазерленды. Если на них были наши пледы, это значит, что подготовка началась уже давно. Получить краски не так легко.

— Я знаю, — ответила Марсали. — Но возможно. Ведь женщины Сазерлендов готовят эти краски, значит, их могут сделать и другие.

Девушка снова помолчала, затем наконец решилась высказать свои подозрения:

— Может быть, все это подстроил Эдвард Синклер и его люди?

— Что ж, вполне вероятное предположение, — согласился Патрик, — но нужны доказательства.

— Мой отец полностью теряет способность рассуждать, когда речь идет о вашей семье.

Марсали почувствовала, как напрягся Патрик.

— Именно поэтому я здесь, — сказал он. — Марсали, я хочу, чтобы ты уехала со мной.

Девушка посмотрела на него с удивлением.

— Уехала с тобой? Но я до сих пор не могу понять, как ты сам сюда пробрался.

Патрик слегка отодвинулся, чтобы лучше видеть ее лицо, и отвесил иронический поклон.

— Как ты находишь мой вид? Ты бы смогла меня узнать, если бы заметила во дворе? Разве я не мастер перевоплощения?

— Но я тебя почти не вижу, — мягко возразила Марсали.

— Но запах старого пьяницы ты чувствуешь? Прошу прощения, что превратил твою комнату в кабак.

— Это неважно. О, Патрик, — ее голос прервался, — я так тосковала без тебя.

— Марсали!

Патрик целовал ее щеки, глаза, шептал ей слова, которые заставляли ее плакать от счастья. Когда их губы слились и по ее телу снова разлился сладкий, уже знакомый яд, Марсали почувствовала себя одновременно беспомощной и защищенной. На секунду Патрик заставил ее поверить, что все будет хорошо.

— Марсали, — хрипло сказал Патрик, так же сгорающий от желания, как и она сама, пока еще не понимая, что с ней происходит.

Их сердца бились так близко, прерывистое дыхание толчками поднимало грудь. Она чувствовала, как его мощные напряженные мышцы становились мягкими в ответ на ее ласки.

Господи, как же ей хотелось стать его женой, жить с ним, просыпаться и засыпать рядом, в одной постели, смеяться и плакать вместе. Марсали хотела разделить с ним все, отдать ему всю себя.

Сколько нового вошло в ее жизнь: откуда этот странный голод, слабость и напряжение в каждой клеточке тела, почему она чувствует жар от его прикосновений, что значат эта нежность и жадность его губ?

Когда Патрик с трудом оторвался от нее, Марсали была почти без чувств. Она трепетала с головы до пят, а ее дыхание было хриплым и прерывистым.

— Это безумие, — сказал Патрик. — Кто-нибудь может зайти к тебе, чтобы проверить, что ты тут делаешь?

Марсали покачала головой:

— Нет, вряд ли. Они были здесь… раньше.

— Они все еще хотят, чтобы ты вышла за Синклера?

— Да, отец хочет, но я не соглашаюсь. Теперь, когда Сесили в безопасности…

Марсали оборвала фразу. Мысль о сестре взволновала ее, заставила забыть обо всем остальном. Она схватила Патрика за руку.

— Патрик, скажи мне правду, ты уверен, что она в безопасности?

— Да, — мягко ответил он, доставая что-то из споррана. — Она передала тебе вот это. Сесили сказала, ты знаешь, что это значит.

Марсали взяла в руки цветок и рассмотрела его при свете луны. Белая роза. Сесили любила белые розы. До того, как уехать с Руфусом, она успела прошептать сестре, что пришлет цветок в знак того, что у нее все хорошо. Красная роза означала бы, что Сесили угрожает опасность.

Марсали улыбнулась, чувствуя, как беспокойство оставляет ее.

— Спасибо, — просто сказала она. Патрик улыбнулся ей в ответ.

— Хирам сказал, что твоя сестра сразу же стала членом семьи. А Руфус, похоже, сошел с ума. Он решил остаться на несколько дней, чтобы убедиться, что Сесили там удобно.

— Она еще так молода, — задумчиво сказала Марсали.

— Да, совсем ребенок. Но Руфус не позволит себе ничего предосудительного, да и его семья присмотрит за ней. Иначе я бы не отправил туда Сесили.

— Я никогда не смогу выразить, как я тебе благодарна.

— Что ты, любовь моя, не стоит об этом говорить.

Патрик нежно поцеловал девушку в лоб.

— Я хотел бы спасти тебя от чудовища, но вместо этого могу только увезти тебя.

— Нет, — спокойно, но твердо ответила Марсали. — Я не могу уехать. От этого будет только хуже.

— Хуже быть уже не может, — возразил Патрик. — Но если ты станешь нашей заложницей, твой отец не будет совершать набеги на наши земли. Это даст мне время, чтобы найти настоящих грабителей — и того, кто стоит за ними.

— Заложницей?

Марсали на секунду застыла в его руках, затем начала инстинктивно высвобождаться из его объятий. Патрик удержал ее за руку.

— Марсали, я не собираюсь использовать тебя против твоего отца. Но я не могу перенести, что он держит тебя под замком. Я не уйду отсюда без тебя.

— А если я не пойду?

Как бы Марсали ни любила Патрика, она не готова была смириться с тем, чтобы он распоряжался ею как своей собственностью. Никому и никогда она этого больше не позволит.

— Марсали, — начал он.

— Скажи мне, Патрик, — перебила его Марсали, — что ты сделаешь, если я откажусь?

Девушка не заметила, что враждебность, прозвучавшая в ее голосе, подействовала на зверьков, которые до этого мирно дремали на подоконнике. Зарычав, один из них бросился на Патрика и укусил его за ногу.

От удивления Патрик довольно громко вскрикнул. Он сбросил ласку со своей ноги, но из ранки уже потекла кровь.

— Черт бы его побрал!

— Изольда! — укоризненно сказала Марсали, беря ласочку на руки и одновременно успокаивая ее друга, тоже приготовившегося к нападению на Патрика.

— Так это была дама? — с иронией спросил он, рассматривая ранку.

Марсали кивнула, прижимаясь щекой к Изольде и шепча что-то едва слышное ей на ухо. Разве она могла сердиться за то, что ласка бросилась на ее защиту?

— Я должен был сам догадаться, — насмешливо сказал Патрик.

Марсали обрадовалась: раз он мог шутить, значит, не сердился, но не поняла его шутки.

— Почему ты должен был догадаться?

— Ну так, кое-что слышал о женщинах, — усмехнулся Патрик.

Здравый смысл подсказывал ей, что в течение этих лет, которые они провели в разлуке, в его жизни были другие женщины, но ее сердце не могло с этим смириться.

— Я лучше положу их в корзину, — сухо сказала Марсали.

Патрик мудро молчал, пока девушка укладывала Тристана и Изольду в круглую плетеную корзинку, служившую им домом, когда Марсали уходила из комнаты.

Когда она закончила, Патрик обнял ее и спросил:

— На чем мы остановились?

— Ты собирался рассказать мне о женщинах, которые кусаются.

Он смущенно кашлянул.

— Я совсем не об этом хотел поговорить с тобой. И я не много знаю о женщинах, которые… кусаются.

— Почему же? Это неприятно? — спросила Марсали.

Патрик погладил ее по щеке, и девушке пришло в голову, что точно так же она только что успокаивала Изольду. Это сравнение не понравилось Марсали. Но когда она попыталась отодвинуться, Патрик удержал ее.

— Марсали, моя любимая, — прошептал он, — ты стала такой красивой. И такой самоотверженной. Ты рискуешь своим счастьем, может быть, даже жизнью, ради семьи.

Патрик поцеловал ее волосы и добавил грустным, почти обиженным тоном:

— Но почему ты не хочешь убежать со мной? Неужели ты мне не доверяешь?

— Дело вовсе не в доверии, — ответила Марсали, не поддаваясь желанию сделать все, о чем бы он ни попросил. — И вообще, мы все равно не сможем выбраться из замка.

— Я знаю, как это сделать.

Конечно, он знает, подумала Марсали. Ведь им с Гэвином разрешали играть всюду: в погребах и подземельях, а ее жалобы на то, что мальчикам можно все, а ей — ничего, никто не хотел и слушать.

— Марсали, о чем ты задумалась?

— Патрик, неужели ты не понимаешь, что сделают отец и брат, если я убегу с тобой?

— Я понимаю, — неохотно сказал он. — Поэтому они должны думать, что я тебя похитил — по крайней мере, какое-то время. Тогда они не будут сердиться на тебя. Конечно, они еще больше будут настроены против моего клана, но не смогут отомстить, пока ты находишься у нас. И самое главное, это поможет выиграть время, чтобы найти выход и остановить войну.

Выход. Это казалось невозможным. Но его слова звучали так убедительно. Когда Патрик обнимал ее, Марсали готова была поверить во что угодно, даже в невозможное.

— А что скажет твой отец? — спросила она с дрожью в голосе.

Лицо Патрика помрачнело. Таким она его еще не видела. Его зеленые глаза стали холодными, как два изумруда. Холодными и далекими. Марсали стало страшно. Сейчас можно было поверить, что он способен на убийство или на жестокий набег.

— Я нужен отцу, — ответил он бесстрастным тоном. — Он должен будет смириться с моим решением.

Может быть, это и правда, подумала Марсали, но, представив себе резкого и властного мужа своей тети Маргарет, его жесткий непреклонный тон, когда он заявил Дональду Ганну, что требует развода, с трудом могла поверить, что старый маркиз Бринэйр подчинится чужой воле.

Руки Патрика еще крепче обняли ее.

— Марсали, ты должна мне поверить. Пойдем со мной, пока еще не поздно. Пусть все думают, что я захватил тебя в заложницы, но мы сможем пожениться. Мы будем жить вместе, любимая, ты станешь моей женой на самом деле, как давно уже стала в моем сердце.

Стать его женой. Как прекрасно звучали эти слова. И как сильно ей хотелось сказать «да». Но какова будет цена?

Пытаясь собраться с мыслями, Марсали освободилась из объятий Патрика и повернулась к окну. По многолетней привычке она отыскала в небе свою звезду. Звезду, которую он когда-то ей подарил.

Что произойдет, если она убежит с Патриком? Какие страшные беды навлечет она на всех? Нет, Патрик не прав. Ее отец придет в ярость и решит, что его долг начать войну ради спасения своей чести. А если Патрик объявит ее в Бринэйре своей невестой, Грегор Сазерленд лишит его наследства. Будет ли Патрик любить ее, если лишится всего, положенного ему по праву рождения?

А что будет делать Гэвин? Если он бросится ее освобождать, сможет ли Патрик сдержать свое обещание не причинять вреда никому из ее близких? Или ему придется, защищая себя, вступить в бой с ее братом, своим другом? Последняя мысль заставила ее похолодеть.

— Почему ты не отвечаешь, Марсали? Скажи, что ты согласна, — с надеждой спросил Патрик.

Марсали повернулась и посмотрела ему в лицо: теперь оно выражало только любовь и бесконечную нежность.

Два человека в одном, подумала Марсали. Один родной, знакомый, другой совеем чужой. Одному из них она верила больше, чем себе. Другого боялась.

— Хочешь, я сдамся твоим родным, — спокойно предложил Патрик. — Может быть, тогда твой отец получит нужное ему преимущество и выпустит тебя на свободу.

— Нет! — испуганно вскрикнула Марсали. — Отец убьет тебя.

— Я не могу поверить, что он это сделает.

— Ты даже не представляешь, как он переменился. Он считает, что твой отец предал его. И чувствует себя виноватым в судьбе Маргарет, ведь он так мечтал об этом браке. Сейчас отец стал совсем другим человеком, он совершенно не похож на себя прежнего.

Патрик долго смотрел ей в глаза.

Наконец тяжело вздохнул и сказал:

— Значит, я не могу остаться, а ты отказываешься уйти со мной.

Лучше бы она умерла: все ее надежды и мечты рушились на ее глазах, и она ничего не могла сделать.

— Патрик, — сказала Марсали, — мы никогда не сможем быть вместе. Мы не сможем быть счастливы, если в результате наши земли будут залиты кровью.

— Я не допущу этого.

— Ты не сможешь это остановить. Война уже началась.

Девушка проглотила комок и скрепя сердце, изо всех сил стараясь сдержать слезы, твердо добавила:

— Ты должен уйти. Один.

Патрик продолжал смотреть ей в глаза, но его лицо стало непроницаемым.

— Ну что ж, — сказал он со вздохом. — Давай выпьем на прощание вина, и я уйду.

Марсали удивилась, не ожидая, что он согласится так быстро. Ей казалось, что он будет настаивать.

— Я бы рада, — сказала девушка, — но мне нечем тебя угостить. Тебе же говорили, что отец держит меня на хлебе и воде.

— Зато у меня есть кое-что, — сказал он, пытаясь улыбнуться.

Патрик порылся в своей котомке и достал флягу с вином.

Марсали вздохнула. Ей так хотелось продлить эти последние минуты перед неизбежной, а возможно, и вечной разлукой.

— Я зажгу свечу, — предложила девушка.

— Не надо, так будет лучше.

Облака закрыли луну, и комната погрузилась во мрак, но Марсали чувствовала, как Патрик подошел к столу, поискал чашку, затем услышала, как полилось вино.

Вот он опять рядом. Патрик протянул Марсали чашку, и она с благодарностью отпила несколько глотков, надеясь обрести силы, которые помогут ей продержаться до конца.

Девушка передала чашку Патрику и повернулась к окну. Он быстро поднес чашку к губам, затем снова вернул ее Марсали.

Вино было необыкновенно вкусным, но, может быть, ей только так казалось из-за торжественности этих минут.

Марсали протянула чашку Патрику, но он отказался взять ее со словами:

— Мне предстоит сегодня еще долгий путь, любимая. А тебе нужно отдохнуть.

Мысль о том, что он сейчас уйдет, об опасностях, которые ожидали его на этом пути, заставила ее вздрогнуть. Марсали не хотелось думать об этом. Сейчас он здесь, рядом с ней. И они оба в безопасности. Рядом с ним мир становится прекрасным.

Но она так устала. Очень, очень устала.

Марсали приложила руку ко лбу: у нее внезапно закружилась голова. Девушка удивленно взглянула на Патрика.

— Что со мной? — спросила она.

И почувствовала, что падает. Его сильные руки подхватили ее, и издалека до Марсали донеслись печальные слова:

— Любимая, сможешь ли ты меня когда-нибудь простить?