"Изысканный труп" - читать интересную книгу автора (Брайт Поппи)

15

Итак, вместо момента великого единения мы с Дже-ем разлучились навеки. Не было возможности даже для формального прощания, я едва успел подбежать, чтобы увидеть, как в нем угасает жизнь. Тело вздрогнуло, глаза затуманились. Меня мучило одно из самых горьких и тщетных сожалений: если моему любовнику было суждено умереть, то почему не от моей руки?

Люк откатился в сторону, когда его лицо залила кровь Джея. (Тогда я не знал, что его зовут Люком, и узнал еще не скоро.) Я не мог отвести взгляда от Джея.

Я боялся не уловить главного, пропустить подсознательную мысль, последний завет, который могли передать мне его глаза перед смертью. Люку не составило бы труда покончить и со мной, потому что я едва осознавал, что в комнате остался кто-то живой.

У Джея не было для меня послания, на его лице застыла лишь безумная улыбка, изысканная мраморная бледность от быстрой потери крови. Я взял его на руки, словно младенца, прижал к себе. Голова запала назад, обнажив края вспоротого горла, кончики волос прилипли к щеке. Я понял, что больше ничего не могу для него сделать, ничего не могу от него познать.

Постепенно до меня дошло, что я не один в комнате: я учуял пот живого человека, пылкий, неуемный гнев, излучаемый подобно электрическому току. Я повернулся к нему лицом. Он припал к полу рядом со стеной, обхватив руками колени, пустые глаза застыли на мне.

– Ты – Эндрю Комптон, – сказал он. Я ожидал чего угодно, но не этого.

– Откуда ты знаешь?

– Твоя фотография есть в газете, ублюдок. Поверить не могу, что "Уикли уорлд ныос" хоть что-то не переврали.

Я задумался. Несомненно, мое изображение появлялось во многих газетах, тем не менее никто и не заподозрил во мне пресловутого маньяка с момента, как я бежал из морга при больнице. Вы, наверное, помните мое утверждение о том, что убийцам бог дарует пластичные лица. И все же всегда найдется тот человек, один на миллион, который узнает тебя не по чертам лица, а по хищническому взгляду. Я уверен, что Джей заметил его в день нашей встречи в "Руке славы", хотя и не сразу уловил его значение. Теперь меня раскусил этот незваный гость.

Интересно, смогу ли я поднять на него руку.

– Так убей же меня, Эндрю. Я узнал тебя. Сдам тебя полиции. Убей меня.

Я понял, что нет необходимости устранять его. Этот человек никогда не пойдет в полицию. Он просто хочет умереть быстрой насильственной смертью, а не сгнить в камере, втянутый в грязное преступление, вынужденный цепляться за жалкую жизнь. А он действительно умирал, я видел это по болезненному цвету лица, по запавшим уголькам глаз. Медленно, частица за частицей, он неминуемо двигался к недостойному концу.

Напомнив себе, что любая разлука лишь временна, я отпустил холодеющее тело Джея. Встал над Люком и улыбнулся ему. Хотя я был нагой, а он одетый, хотя он держал в руке нож, а я был безоружен, я почувствовал, как рушатся устои его мира в присутствии твари хуже его самого.

Я вышагивал перед ним взад-вперед, продолжая улыбаться. Потом поднял нож для разделывания филе, которым Джей вспорол Трана, прошелся им по своему большому пальцу и ткнул глубокую рану Люку под нос. Он не отпрянул, и я понял, от чего он умирает.

– Ты боишься смерти?

– А ты разве нет?

– Конечно, я причинял людям смерть, и она ужасна. Он уставился на меня полными ненависти глазами, налитыми кровью.

– И все же, – я показал зубы, надеясь изобразить заискивание, – к ней можно пристраститься.

Хриплый шепот в ответ огорчил меня своей бездумностью:

– Иди ты на хер!

Он мог бы стать мне другом-хищником, как Джей, но не созрел. Он не хотел ничему от меня учиться, и я подозревал, что он сам мало может мне дать.

Я предложил ему нож. Привлек его внимание к широкому выбору инструментов на стеллажах. Пригласил его забраться в морозильник и закрыть за собой дверцу, пообещав, что ни за что ее не открою. На мои утешительные выпады Люк только вздрагивал и закрывал лицо руками. Я устал дразнить его и оставил наедине со своим горем.

Кожа Джея стала липкой от сворачивающейся крови. Я снова обнял его, облизал плечо, поднялся по изгибу шеи к краю смертельной раны. Когда мой язык скользнул внутрь, я почувствовал ни с чем не сравнимый вкус. Это было как возвращение домой.

Я решил, что Люк сейчас пойдет и повесится. Что ему еще остается? Хотя мне бы этого не хотелось, потому что я наслаждался мыслью о его нескончаемых страданиях. Я взял Джея на руки и поднял его. Он показался мне очень легким, словно его покинуло нечто более весомое, чем душа. Я пронес его через залитый светом сад и через порог в дом.

Искупал его в ванне, смыл кровь с волос и белой-белой кожи, вытер и нежно уложил на кровать. И я занялся с ним любовью, с новым Джеем, который не мог мне сопротивляться, который нисколько не возражал, когда я пробуравливал в нем отверстия, который ничего не возразил, даже когда я проглотил одно из его яичек словно соленую сырую устрицу. Оно было сладким, лучше, чем у любого из моих мальчиков. Но не в этом суть.

Я отрезал с правого бока широкий кусок мяса, аккуратно снял кожу. Было не по себе кромсать его так глубоко после секса, но взять часть Джея важно для нас обоих.

Я поджарил кусок в масле, положил между двумя ломтиками свежего хлеба и завернул в целлофан, чтобы забрать с собой.

Перед тем как выйти из дома, я посмотрелся в зеркало в ванной. Тело стало сильным и стройным, цвет лица – лучше, чем когда-либо после бегства из Пейн-свика. Меня опознали, и я чувствовал себя как-то иначе, словно я должен опять измениться.

Когда я отнес Джея обратно в рабский барак, Люка там уже не было. Я положил Джея рядом с Траном, поместив ему в руки разодранное тело, от которого шел жуткий запах. Потом я долго сидел рядом с ними, не в силах покинуть их. Наконец ноги стали затекать, я поднялся и вернулся в дом.

Я надел свободный свитер Джея и штаны, которые купил в Сохо в день Гая Фокса. У фасада дома поймал такси и поехал по Ройял-стрит за запряженной мулами повозкой, анонимный, как любой турист, по тому же пути, как пришел сюда.

Оказалось, что конечная автобусная остановка одновременно служит и железнодорожной станцией. Отсюда можно было купить билеты на поезда с волшебными названиями: "Южный Полумесяц", "Закат Солнца", "Город Новый Орлеан". Заплатив наличными Джея, я забронировал себе отдельное купе в вагоне, который обещал унести меня прямо в американскую пустыню, в земли столь же бесплодные и безжалостные, как мое сердце.

Пришлось ждать несколько часов. Я сидел, уставившись на дверь, чувствуя себя безопасно, ничуть не смущаясь заходивших время от времени полицейских. Наконец прибыл мой поезд, похожий на длинную цепочку из серебряных пуль, каждая со своим назначением, написанным краской сбоку: вагон-ресторан, вагон с высокой обзорностью, спальный вагон. Я собирался спать. Купе оказалось маленьким и опрятным и походило именно на ту раковину, о которой я мечтал.

Когда поезд тронулся, я разделся догола, залез под чистую грубую простыню и свернулся калачиком. Там я развернул и съел мой сандвич. Мясо было довольно жестким, имело вкус, в котором смешалось сладкое и терпкое, ведь оно впитало в себя всех юношей Джея. Плывя в темной укачивающей тишине, я слушал, как работает мой организм. Легкие втягивали воздух и выдыхали яд, желудок и кишечник расщепляли Джея до его сущностных частиц, сердце отсчитывало время. Тридцать три года я жил в этой тюрьме один.

Я снова замедлил пульс, дыхание, все непроизвольные функции свел почти на нет. Я не знал, справлюсь ли опять. Ускользнув из мира, я ощутил неописуемое облегчение. До пустыни несколько дней. На этот раз мне не нужно выдавать себя за мертвеца. Мне всего лишь хочется, чтобы Джей оставался во мне как можно дольше, перерабатывался и усваивался. Когда я проснусь, он уже будет неразлучно со мной, и все радости мира будут нашими.

На этот раз я не труп, я – личинка.