"ВТОРАЯ ЧЕЧЕНСКАЯ" - читать интересную книгу автора (Политковская Анна)

Д евочка – никто и ниоткуда

В комнате № 45 на втором этаже Грозненского дома престарелых, рядом с пятьюдесятью тремя бабушками и дедушками живет маленький молчаливый ребенок. Девочка. Может, четырех, а может, и семи лет. У девочки – острый настороженный взгляд исподлобья. И повадки одичавшей кошки, то и дело стремящейся поглубже забиться под железную казенную кровать. В комнате скупо и пусто – по законам военного времени. Окна, по традиции этой войны, затянуты полиэтиленовой пленкой: стекла – по-прежнему самый большой грозненский дефицит. Железная кровать, покрытая полосатым матрацем, и больше ничем. И ребенок, лишь крошечным своим ростом похожий на ребенка.

То, что случилось с этой девочкой, – одна из тайн второй чеченской войны. Бабушки и дедушки зовут ее Анжелой, или Анжелкой, и говорят, что ребенку четыре годика. Но так ли это, точно не знает никто.

В дом престарелых на Катаяме (название грозненского микрорайона) девочку привели ранней весной 2001 года. Неизвестные, совершенно посторонние люди – привели и ушли. Сказав немногое: что они ей не родственники и не знакомые, а так, мимо проходили, пожалели беспризорную и, зная, что в доме престарелых появились еда и тепло, – взяли девочку за руку и довели до его порога…

Ребенок был грязный и запущенный. В колтунах и вшах. Дистрофичный, оголодавший, в драной одежонке. И можно сказать, что босой – на голых ножках-тростиночках висели рваные сандалии, что в начале даже грозненской весны не может считаться обувью.

Ребенок назвался Анжелой, и это единственное, что произнесла девочка. Вместе с Анжелой была немолодая женщина – по грозненским улицам они беспризорничали вместе. Но кто кого сопровождал и помогал выжить – большой вопрос. Женщина, представившаяся Раисой, была явно сумасшедшая, грязная и отощавшая, неопределяемого возраста. Но Раиса ли она, тоже неизвестно, настолько странно она вела себя. Заговаривалась, фантазировала в стиле Хичкока.

Зинаида Тавгиреева, медсестра дома престарелых, вывернула все карманы, прежде чем сжечь одежду – документов не оказалось. Никаких – ни ее собственных, ни на девочку. При этом Раиса утверждала: они с Анжелой – родственники и фамилия ребенка – Зайцева. Русская, значит. Действительно, когда девочку отмыли, из-под многослойной уличной грязи вылупился вполне славянский овал, а волосы оказались русыми.

В первые дни Анжела ни на шаг не отходила от Раисы. И та за нее держалась, не отпуская от себя. Как люди, у которых, действительно, на свете больше никого не осталось – только они двое, возможно, из некогда большой семьи. Однако потом появились некоторые нестыковки. Раиса поведала, что Анжела – «дочка второй жены ее мужа». А муж вроде умер, вслед за ним вскоре покинула мир и вторая жена, Анжелина мать, и вот теперь Раиса считает себя Анжелиной мачехой. Как это принято в чеченских семьях – взяла на себя все заботы о сироте.

Так, значит, отец ребенка – чеченец? Хотя бы потому, что имел двух жен? На этот вопрос Раиса ответить уже не смогла. Впрочем, ее слова были только версией. Случилось то, что случилось: в цивилизованной Европе, в 21-м упорядоченном веке из ниоткуда явился ребенок, о котором никто точно не знал, кто он. Война, которую мы допустили, лишила эту девочку абсолютно всего, и даже того, что имеют сироты, – имени, фамилии, года и места рождения.

Прошел месяц. Анжела пополнела, порозовела, дала себя осмотреть врачу, потихоньку заговорила и забегала по коридорам дома престарелых, радуя одиноких грозненских бабушек и дедушек. Но так ничего о себе и не вспомнила. Лишь забивалась под кровать всякий раз, когда на общественной кухне повара с треском роняли на пол большой железный половник. Лишь падала, как подкошенная, куда придется и намертво обхватив голову руками, когда слышала стрельбу. Заученные телодвижения.

Журналистика – счастливая профессия. Много людей, с которыми встречаешься. И много тех, которые готовы помочь. Тем, за которых ты просишь. Так и случилось: прошло еще около полугода – на всякие нудные формальности и уговоры чиновников, и Анжелу удочерила семья из североосетинского города Моздок. Немолодые уже муж и жена. Чеченцы из Грозного, бежавшие из него во время второй войны и теперь не желающие возвращаться. В войну у этих людей погиб единственный сын, не успевший жениться и оставить им внучат. У меня есть фотография Анжелы с новыми родителями. На меня смотрит совсем другое лицо – яркие быстрые глаза, открытая улыбка, горделивая постановка красивой головки. Ничто не напоминает в ней ту дикую грозненскую беспризорницу.

Но я не еду посмотреть на нее, хотя и тянет – приятно видеть счастье после беды. Не еду, потому что не хочу ни о чем напоминать – ни ей, ни ее папе и маме. Они должны все забыть – это фундамент их дальнейшего счастья.