"Звездный человек" - читать интересную книгу автора (Полещук Александр Лазаревич)В БОЛЬНИЦЕВ палате было трое больных. У стены, повернувшись к ней лицом, лежал привезенный из тайги охотник. На средней койке, головой к большому окну, беспокойно ворочался старик с резкими складками-морщинами возле •носа и маленькими светлыми глазами. Третьим был Человек, так неожиданно потерянный Колей. И старик и охотник лежали здесь уже не один день и вели нескончаемые беседы. Правда, говорил только старик. Лежащий у стены охотник с забинтованной головой совсем не мог говорить: он только изредка шевелил левой рукой. Правая его рука была короче левой почти на кисть. — Отходился ты, отходился, — вздохнул старик. — Теперь тебе только в городе жить. Можно сказать, сама судьба предупредила. Оторвала тебе руку и сказала: «Больше не суйся!» В коридоре раздался шум, и в сопровождении сестры в палату вошел врач. Поздоровавшись со стариком, он подошел к охотнику, темными от йода пальцами тронул его за плечо. — На меня не обижайся, — сказал он охотнику. — Что делать?… Не смог сохранить руку, никак не смог. Да и никто не сохранил бы… А сейчас мы повернемся, повернемся… — Он осторожно, но, видимо, сильно обхватил больного и повернул его к себе. — Не унывай, брат! У нас же с тобой не все дела сделаны, и какие дела!… — А я ему что говорю? — вмешался старик. — То же самое! Только зря вы на него время тратите. Лежит себе, и пускай лежит! Обидно даже за вас! Тяжелый он человек. Излагаю ему что к чему, а он пальцы в кулак сожмет, аж посинеет кулак-то. Разве от него дождешься благодарности? — Ничего, Серафим Яковлевич, скоро мы ему повязочку снимем, он вам все объяснит, всю свою благодарность… Ну, а ваши как дела? На поправку дело идет? Хороши, а? — Какое хороши, болит… болит, и все! Сестра сняла повязку. Борис Федорович наклонился над Серафимом Яковлевичем, внимательно осмотрел.швы. — Как он лежит, сестра? — спросил он. — Крутится, — вздохнула сестра, избегая взгляда Серафима Яковлевича. — Книжку ему надо дать, сестрица. — А хоть бы и книжку! Перемолвиться словом не с кем. Слева немой, справа — и того хуже. — Именно хуже, — сказал Борис Федорович и подошел к третьей кровати. — Вот, вот, — продолжал Серафим Яковлевич, — мало того, что носом свистит, так еще по ночам светится. Подумать только! Будто у него в брюхе электросваркой кто занимается. Чудеса! Какой уж тут покой! Опять-таки медицина… — Все медициной недовольны… А ведь ваше счастье, что пенициллин открыли… — Это вы оставьте — насчет пенициллина. Все говорят: у вас рука искуснейшая, а как взглянете, так кровь затворяется. Борис Федорович сделал такой жест, будто отогнал назойливую муху, и присел на табурет возле третьей койки. — Как температура? — Возьмите, Борис Федорович. — Сестра протянула температурный листок. Борис Федорович встал: — Пятьдесят градусов?! Непостижимо! Чем же вы мерили? — Брала у биохимиков в лаборатории. На триста градусов термометр. Уж как они допытывались, зачем нам, в хирургическом, такой термометр понадобился! — улыбнулась сестра. Борис Федорович ощупал тело больного, отдернул пальцы. — Тяжелый шок, до сих пор не пришел в себя. Да у него, я вижу, и анатомические расхождения. Вот эта мышца… бицепс… А вот эту, на груди, вы знаете, сестра? И я не знаю! Три года работал ассистентом на кафедре анатомии — и не знаю! — Отклонение от нормы? — робко спросила сестра. — Какие там отклонения! Новые, совершенно новые мышцы! Следовательно, и кость должна быть другой! А почему, сестра, не раздели его, почему не сняли этот шутовской балахон? — Снимали, разрезали, а он сразу восстановился. Мы еще раз разрезали, а он опять… — А почему я ничего не знаю об этом? — Вы, Борис Федорович, не поверили бы, накричали… Борис Федорович смутился. — Вот что, попросите сюда рентгенолога. Пусть поднимется… — Борис Федорович глубоко задумался. — Григорий Матвеевич пришел, — сказала минут через пять сестра. Она тяжело дышала: рентгеновский кабинет помещался этажом ниже. — Григорий Матвеевич, — обратился Борис Федорович к рентгенологу, — посмотрите-ка. Обратите внимание на общую «архитектуру» организма… И откуда он — неизвестно… Пришел ли со дна моря, сошел ли с каких-нибудь неизведанных ледников, но ясно одно: эволюция пошла в этом случае по совсем другому пути, это совсем другое решение… Борис Федорович взял руку незнакомца, с минуту подержал ее, осторожно опустил. — Это не пульс, — сказал он, — какая-то вибрация. ударов нет… Но он жив, он борется. Как ему сейчас нужен покой, полный покой! А у нас как раз в части здания ремонт, и, кажется, надолго… И потом, Григорий Матвеевич, вот возьмите температурный листок… Что скажете? Невиданный случай нарушения интерорецепторной регуляции организма, невиданный… — Как, как? — переспросил Серафим Яковлевич. Он давно уже прислушивался к разговору. — Нарушение интерорецепторной терморегуляции организма, — рассеянно сказал Борис Федорович, — интерорецепторной… — Сплошное «р-р-ры» какое-то, — прошептал Серафим Яковлевич. — Должно быть… собачья болезнь? — Гораздо проще… У нормальных людей температура всех частей тела примерно одинакова. А здесь она и разная и, в среднем, очень высока… Ничего он не говорил, больной-то, а, сестра? — Нет, нет, Борис Федорович. Они помолчали. — Возьмем его вниз, — предложил Григорий Матвеевич. — Что вас будет интересовать в первую очередь? — Череп, в первую очередь — череп, потом попробуйте снять таз… Сестра, вызовите санитаров. Больного — в рентгеновский кабинет… Да, Григорий Матвеевич, перед нами другое решение… И, боюсь настаивать, не лучше ли… — А решил-то кто? Чье решение? — опять вмешался напряженно прислушивающийся Серафим Яковлевич. (Борис Федорович не ответил.) — Человека нужно от смерти спасать, — въедливо продолжал Серафим Яковлевич, — а не обсуждать божественные решения… — Так то человека, — откликнулся Борис Федорович, и в палате стало тихо-тихо. Замолк Серафим Яковлевич, замер у стены охотник. — Как?! Так что же вы его здесь держите? Как это можно человеков с нечеловеком в одной палате держать!… В рентгеновском кабинете был сумрак. Санитары уложили Человека на твердый, покрытый линолеумом стол. — Легкий какой! — удивился один из них. — Прямо весу в нем нет! — Начнем, — сказал Григорий Матвеевич и щелкнул выключателем на пульте рентгеновского аппарата. Светящаяся в темноте стрелка поползла вверх, и сразу же вокруг одного из концов горизонтально расположенной рентгеновской трубки появился свет. Григорий Матвеевич увеличил напряжение, и по пластмассовому цилиндру трубки с треском поползли синие искры. Григорий Матвеевич выключил установку и включил свет. — Что-нибудь не в порядке? — спросил Борис Федорович. — Нет, нет, дело не в аппарате, — ответил Григорий Матвеевич. — Миша, протрите, пожалуйста, трубку спиртом. Не жалейте, не жалейте: Борис Федорович нам еще выпишет! — сказал он лаборанту. Трубка сохла минут пятнадцать. Борис Федорович подсел к столу и стал рассматривать рентгенограммы, накладывая их на ярко освещенное матовое стекло. Вот он, охотник, — сказал Борис Федорович, рассматривая одну из рентгенограмм. — Вы как раз ушли в отпуск, когда к нам его на самолете доставили. — Медведь, говорят? — спросил Григорий Матвеевич. — Да… Ружье осечку дало, медведь его и подмял. Снял скальп, а потом руку правую стал жевать. Пока жевал, наш-то левой рукой нож вынул и вспорол мишке брюхо снизу вверх. Убить — убил, а вылезть из-под него не смог: сил не хватило… Двое суток пролежал под ним один в тайге, пока не нашли. — Рука как? — Кисть отняли. И челюсть дьявол мохнатый прихватил. Вот рентгенограмма, видите? — Отохотился… Ну, Борис Федорович, можно приступать. Григорий Матвеевич включил аппарат, и снова корона искр окружила трубку. — Миша, — сказал после некоторого раздумья Григорий Матвеевич, — отнесем-ка больного в сторону. Аппарат сразу стал работать нормально. — Есть, — сказал Григорий Матвеевич. — Работает… Теперь больного на место. Миша и Борис Федорович поставили столик с Человеком на прежнее место. Григорий Матвеевич включил аппарат, и сразу же раздались частые хлопки разрядов, а внутри пульта управления включился аварийный звонок. — Рентгенограмму этого больного получить нельзя! — уверенно сказал Григорий Матвеевич, вытаскивая из-под головы Человека кассету с пленкой. — Может быть, дело в его странной одежде, а может быть… — Он не договорил. (Человек медленно открыл глаза. В полутемном кабинете они светились двумя яркими зелеными огнями, далекими и загадочными.) — Э, нет, это в нем самом дело! — Но что же происходит с установкой? — спросил Борис Федорович. — Воздух становится электропроводящим, ионизируется, что ли, — в раздумье проговорил Григорий Матвеевич. — Боюсь, что ему не врач нужен, а хороший слесарь… Борис Федорович резко, повернулся и пошел к двери. — А как же спирт? — спросил Григорий Матвеевич. Борис Федорович не ответил. |
||
|