"Кокардас и Паспуаль" - читать интересную книгу автора (Феваль-сын Поль)

III ГЛАВА С ХОРОШИМ НАЧАЛОМ, ПЛОХИМ ПРОДОЛЖЕНИЕМ И СОВЕРШЕННО ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫМ КОНЦОМ

Обещать было легко – исполнить труднее. Протрезвев и выспавшись, приятели это поняли. Как им выйти на ночь из особняка Неверов без разрешения Шаверни? То есть, конечно, маркиз был им только временный хозяин, и они отлично бы обошлись без его разрешения, однако приятели боялись, что Лагардер потом тоже будет их ругать. Короче говоря, совесть не давала им жить так, как хочется.

– Гром и молния! – почесывал за ухом Кокардас. – Как тут быть?

– Как тут быть? – вторил ему нормандец.

Честь солдата, которому доверили боевой пост, не велела им уходить из дома, но они мучительно искали какой-нибудь предлог, чтобы увернуться от исполнения долга. Обоих так и тянуло к саду Кокнар: гасконец жаждал вина, нормандец – иных радостей.

– Шаверни обязательно пошлет нас к черту! – стукнул себя с досады кулаком по лбу Кокардас.

– Не отпустит! Ни за что не отпустит!

– Надо что-то придумать, лысенький.

– Придумай, Кокардас!

– Я вижу только один выход, да и тот, кажется, плохой.

– И все-таки – какой? Скажи – вдруг получится?

– Не перелезть ли через стену, когда все уснут?

– Нет, не выйдет: Лаго не спит всю ночь, да и городские ворота будут уже заперты… Придумай что-нибудь еще, Кокардас.

– Нет, дружок, теперь твоя очередь!

Они ломали голову так, словно замышляли покушение на самого регента…

– А давай прямо скажем маркизу, что мы идем подышать ночным воздухом!

– С ума сошел, лысенький! Ты бы еще попросился в монастырь ко всенощной!

– Что же делать?

– Что делать?.. Дьявол меня раздери! Скажем, что идем в театр!

– Хорошая мысль, мой благородный друг! А если он спросит, что мы там видели?

– Ты, голубь мои лысенький, становишься туповат – раньше тебя, бывало, легко не собьешь. Билетов не было, вот и все!

– Ты великий человек, Кокардас!

– Я всегда это знал. Пошли к Шаверни.

Направляясь к маркизу, приятели были убеждены, что их дело уже улажено, однако, встав с ним лицом к лицу, они никак не решались заговорить: только переминались с ноги на ногу да подталкивали друг друга. Шаверни улыбнулся и спросил:

– Ну, и какие новости?

Нормандец осмелел первым:

– Новости… да это, собственно, и не новости… Просто мы решили сходить в Оперу…

Маркиз расхохотался:

– Вы – в Оперу? И когда же?

– Сегодня…

Шаверни посуровел и ответил:

– Осечка, друзья: в Опере сегодня спектакля нет.

Два бретера в отчаянии переглянулись. Их хитрый план оказался совершенно непригоден, а другого и в помине не было! Маркиз заметил смущение приятелей, но истолковал его по-своему.

– Скажите честно: вам надо за кем-то следить? – спросил он.

Кокардаса осенило. Он схватился за протянутую руку помощи и, не размышляя больше ни секунды, принялся врать:

– Черт побери! Вы, господин Шаверни, всегда все с полуслова понимаете! Так и есть, как вы сказали: вчера мы заметили двух подозрительных типов. Надо бы узнать, чем они занимаются по ночам.

– Я все понял. Идите, а завтра все мне расскажете. Только никаких скандалов и драк.

В то же самое время в кабачке на улице Гизард сидели четыре человека и разговаривали как раз о Кокардасе с Паспуалем. Это были: отставной гвардии сержант Готье Жандри, сыновья бретеров, убитых Лагардером, – Ив де Жюган и Рафаэль Пинто и, наконец, прославленный силач по кличке Кит.

– Если ты хочешь забраться в дом, – говорил Жандри, – первым делом убери сторожевых псов. Сначала этих убьем, а потом и с остальными как-нибудь справимся.

– Только осторожней, – заметил Кит. – Клыки у них здоровые, да и кусаться умеют.

– Все главное сделаем мы с Рафаэлем, – заявил Ив де Жюган, радуясь случаю показать, что он достоин своих учителей и молодость его – не помеха доблести.

– Подведем их к самому рву, – подхватил Рафаэль Пинто. – Они ни о чем не догадаются, да к тому же один из них наверняка будет пьян.

– В бою Кокардас всегда трезвеет, – возразил осторожный силач.

– А если вам трудно придется, – продолжали молокососы, – мы вам поможем сбросить их в канаву.

– Нет, ребятки, мы вот как сделаем, – сказал Жандри. – Как только вы выйдете, мы последуем за вами – сначала поодаль, а у самой канавы нагоним.

Огромное тело Грюэля-Кита затряслось от жуткого хохота:

– Шпагой два раза в спину ткнуть – и Кокардас напьется последний раз в жизни!

Бандиты еще немного посовещались и попарно отправились в Лагранж-Бательер. Они были уверены в успехе. В самом крайнем случае они могли позвать на помощь еще нескольких разбойников. Не учли они лишь одного: в мире всем правит случай.

Пословица говорит: человек предполагает, а Бог располагает. Иногда, впрочем, вместо Бога располагает женщина.

Готье Жандри очень хорошо предполагал, как убьет двоих друзей, – а танцовщицы из Оперы взяли да все и перерешили. Так уж создан мир! Вы, читатель, удивитесь, при чем тут Опера: ведь там, во-первых, был выходной день, во-вторых, Кокардас с Паспуалем и не собирались туда идти, а в-третьих – что общего между жрицами Терпсихоры и старыми записными рубаками? Что ж, ведь это гора с горой не сходится, а бойкие женщины всегда могут с кем-нибудь невзначай столкнуться.

Мы уже говорили, что дворяне и буржуа не решались появляться возле Лагранж-Бательер. Только те, кто любили веселые пирушки с песнями, вином и красотками, ездили туда погулять на воле, не забывая, однако, вернуться до захода солнца. Но бывают и такие люди, которые повсюду ищут приключений. В этом-то и были схожи наши друзья-бретеры и девицы из Оперы.

Балерин донельзя расстроил неожиданный отъезд принца Гонзага с присными. Мадемуазель Флери потеряла в лице принца богатого и могущественного покровителя; Нивель не могла уже выжимать денежки из толстяка Ориоля; Сидализа, Дебуа, Деплан, Добриньи и другие остались без веселых ужинов и ночных пирушек.

В то же самое время обесценились синенькие акции Лоу, которые эти девицы пригоршнями черпали из бумажников своих приятелей. И танцовщицы затаили обиду. Не за эти ли акции они отдавались (вернее сказать, продавались)? А теперь, значит, все пошло прахом: и сбережения и любовь? Итак, в Опере было решено, что все мужчины подлецы. Никогда прежде эти красотки не блистали такой добродетелью. Справиться с нею помогло бы чистое золото, – но золота стало не сыскать днем с огнем во всей Франции. А без золота любовь стала балеринам несносна. Они не подпускали близко новых ухажеров с тощими кошельками и развлекались как могли, сами по себе.

Ушли в прошлое шумные пиры в Версале и Во-де-Серне, где богатые и знатные поклонники щедро расшвыривали монеты. Их сменили скромные пикники-девичники где-нибудь под самым Парижем. Распорядительницей пикников выбрали Нивель. В этот раз бывшая дочь Миссисипи и ее товарки не побрезговали провести день на берегу грязной Монмартрской канавы.

– Немножко воображения, – говорила она, – и разницы не почувствуете. Вон те мальчишки в лужах – чем вам не дикари?

Итак, две наемных кареты доставили компанию в Лагранж-Бательер. Балерины бегали по всей округе, заходили в трактиры, хохотали, шептались, болтали…

Под вечер пухленькая Сидализа совсем опухла. Ее затолкали в карету, и она захрапела, как дюжина нюрнбергских подмастерьев. Если бы в таком состоянии была она одна, ее подруги только посмеялись бы. Но им стало совсем не смешно, когда они увидели, что один из кучеров тоже мертвецки пьян – и, тем не менее, решительно уселся на козлы. Не успев тронуться с места, карета перевернулась и вывалила пять девиц, в том числе Нивель, Флери и Сидализу, в вонючую лужу. Прогулка обещала кончиться дурно. Девицы совсем немузыкально завизжали, завопили – и, наконец, выбрались из-под кареты, благоухая отнюдь не розами.

Виновник несчастья поднял лошадей и карету, получив при этом несколько оплеух – весьма ощутимых, хоть и данных нежными ручками. Затем он объявил: ехать нельзя – ось сломана. Сначала надо хоть как-то ее починить. Пока он перевязывал ось веревками – не слишком, впрочем, надежно, – начало темнеть. Над болотами поднялся густой туман.

Другой кучер успел отвести вторую половину компании в Париж и вернуться обратно. Но Нивель, разозлившись, что платье испорчено, а те, кто остался целым и невредимым, над ней потешаются, наотрез отказалась садиться в эту карету. Все остальные пострадавшие ее поддержали.

Между тем элементарнейшая осторожность требовала торопиться. Вскоре и сами балерины начали умолять об этом кучера: в сумерках заскользили весьма подозрительные тени. Но кучер не спешил. Он все еще не протрезвел, да и щека у него горела, а он был из тех людей, что любят колотить женщин и не любят, когда женщины колотят их. Наконец он сказал:

– Что ж, попробуем, пожалуй, поехать.

– И поскорей! – прикрикнула Нивель.

– Ну уж нет, хворостиночка моя, – галантно отвечал возница. – Шагом поедем, а то до Парижа не доберемся.

Поломанная карета кое-как потащилась к городу; следом за ней ехала исправная. Луны за туманом не было видно, а фонари отсутствовали.

Меж тем в темноте шныряло все больше черных фигур. Некоторые подходили к самой карете и заглядывали в окошко; вид у незнакомцев был самый недружелюбный.

Кое-кто из балерин отличался храбростью, но таких нашлось немного. Все остальные дрожали, стонали и клялись никогда (если, конечно, удастся выпутаться из этой переделки живыми) не возвращаться более в Лагранж-Бательер. Оружия у них не было – да они и обращаться с ним не умели. Один кучер защитить их не сможет, другой же казался трусоватым: скорее всего, он первым делом позаботится о собственном спасении, погонит лошадей наугад – и опрокинет карету, чего доброго, в какую-нибудь яму, а то и в большую канаву. Как тут не испугаться!

И страхи девушек были не напрасны. От долгого двукратного свиста кровь у них в жилах заледенела. В тот же миг откуда-то явилась дюжина молодцов: одни повисли на постромках, другие вскочили на подножки карет.

– Для начала, девочки, отдавайте кошельки, а там видно будет, – сказал один из бандитов.

– Чистокровные сучки! – засмеялся другой так, что у балерин мурашки по спине побежали. – Вон, глядь, какая кожица нежная.

– Ничего, – отозвался третий, – поспят сегодня и без перин.

– Сидализа приоткрыла глаза и пробормотала:

– Ну, что тут за шум? Поспать спокойно не дадут!

– На свой манер эта толстушка тоже была бесстрашна.

У всех девиц от страха перехватило горло – одна только Нивель нашла в себе силы позвать:

– На помощь! Женщин грабят!

Широкая ладонь зажала прима-балерине рот; ее бросили на сиденье и в один миг связали собственными юбками. Бандиты принялись неторопливо шарить по карманам и за корсажами своих жертв; прикосновения их рук очень мало походили на те, к которым привыкли наши девицы… Но недолгой была радость победителей.

Луна пробилась, наконец, сквозь туман и осветила поле – хотя и очень тусклым светом. Внезапно дамы в карете услышали предсмертный вопль, потом еще один; и в тот же миг кто-то громогласно прокричал:

– Дьявол меня раздери! Здесь бал-маскарад, я так понимаю? Спокойно, красавицы, мы уже тут!

Два разбойника слетели с подножки и валялись на земле с ранами в боку. Еще несколько человек поспешили убежать. Остальным было жалко упустить добычу – они вступили в бой.

Итак, против Кокардаса с Паспуалем, которым по дороге в «Клоповник» весьма кстати представился случай поразмяться, оставалось с полдюжины противников.

– Так, голубчики! – кричал Кокардас. – Крови захотелось? Ну, так получайте, дьявол меня раздери!

– Да уж, пропади я пропадом! – вторил ему нормандец.

– Это Кокардас и Паспуаль! – воскликнула Нивель (Флери успела развязать ее). – Мы их видели у Гонзага в тот вечер, помните?

– Они самые к вашим услугам! Сейчас посмотрите, как мы с лысеньким умеем защищать дам!

Танцовщицы, несколько придя в себя, высунулись из карет, наблюдая за боем и подбадривая своих защитников. Может быть, и молитва пришла кое-кому на уста…

– Что, ребята? – говорил Кокардас, работавший, как всегда, и руками, и языком сразу. – Немало у вас дырок на камзолах, ничего не скажешь! Так мы вам пришьем заплатки железными нитками!

– Вы довольны? – вежливо спросил Паспуаль. Прислонившись спиной к карете, чтобы не подпустить противника сзади, гасконец ревел, заглушая звон клинков:

– Так! Теперь ты, здоровый черт! Ты какую выбрал? Говори скорей, а то она не успеет послать тебе воздушный поцелуй!

«Здоровый черт» покатился по земле; изо рта у него потоком хлынула кровь.

– Нападать на женщин, на благоуханные цветы человеческого рода! – стонал между тем Паспуаль. – Господи, какая низость! Нет, мы этого не допустим!

Его шпага проткнула грудь еще одного разбойника. Тот упал. Трое оставшихся сплотились тесней, но один из них тут же поднес руку ко лбу и рухнул как подкошенный.

– Вот как мы учим невеж обходиться с дамами! – прорычал Кокардас.

Нашим бретерам повезло: среди нападавших не было лучших фехтовальщиков «Лопни-Брюха» – Бланкроше и Добри.

Скоро в живых оставался только один бандит – и он пустился наутек.

Балерины выпрыгнули из карет, бросились на шею своим спасителям, благодарили их, звонко целовали…

Чувствительному Амаблю впервые в жизни привалило столько счастья сразу; он наслаждался благодарностями, а в десятеро больше – поцелуями. Кокардасу же безумно хотелось промочить горло, но и он нашел, что прикосновения бархатных щечек недурно остужают хотя бы кожу.

– Что ж, горлинки, – сказал он, – дорога свободна. Езжайте! Разрешите откланяться и – доброй всем ночи.

– Вот еще! – воскликнула Нивель. – Мы вас так просто не отпустим. Во-первых, на нас снова могут напасть. Во-вторых, мы с вами еще не рассчитались.

– Приятели почесали в затылке.

– Вот черт! – промолвил Кокардас. – Как же быть-то?

– Как же быть-то? – повторил за ним Паспуаль. Добриньи, Флери, Дебуа и все остальные присоединились к Нивель. Даже Сидализа немного еще заплетающимся языком, но с величайшей нежностью в голосе позвала:

– Идите к нам, господа! Если места не хватит, мы к вам на коленки сядем.

Мог ли тут устоять нормандец? Он поглядел на Сидализу, на остальных девиц, еще несколько бледных от пережитого потрясения, и… забыл трактирщицу Подстилку. Он обо всем в тот миг забыл.

Паспуаль нашел, что шелковые юбки куда приятнее бумазейных. А какое наслаждение – раз в жизни поохотиться на заповедных землях настоящих господ! Итак, он без малейшего сопротивления дал затолкать себя в карету, где его с распростертыми объятиями приняла Сидализа.

Кокардас, усевшись в другую карету, невольно расхохотался: что бы ни говорил Шаверни, а кое-кто в тот вечер попал-таки в Оперу!

История совершенно точно сообщает, что обе кареты благополучно доехали до ворот Парижа. Но ни в одних мемуарах той эпохи (а сами Кокардас с Паспуалем написать мемуары не удосужились) не говорится, как же закончилась эта загородная прогулка. Остается предположить, что барышни из Оперы достойно вознаградили двоих бретеров. Те, во всяком случае, остались довольны.