"Кокардас и Паспуаль" - читать интересную книгу автора (Феваль-сын Поль)

X У ПОДСТИЛКИ

– Эх, лысенький, – говорил Кокардас своему другу, выходя из ворот Ришелье. – Хороший вечерок, ничего не скажешь!

– Вечер любви! – вздохнул Паспуаль: сердце его всегда пламенело.

– Ты, Амабль, не человек, а фитиль! Хотя мы и правда идем в храм любви – тамошние дамочки очень не прочь порезвиться, дьявол меня раздери.

– Но в нашем возрасте…

– Что ты мелешь?! Твоя мамаша родила тебя ничуть не раньше, чем моя, а я чувствую себя сильным и юным!

– Пожалуй, мой благородный друг… Я тоже юн… сердцем. А вот твое, пожалуй, давно захлебнулось в вине.

– Ну уж нет, малыш! Тем благородный человек и отличается от всяких прочих, что умеет пить. Только молодые дурачки да старые развалины тратят время на комплименты девушкам. Да это же просто помешательство какое-то!

Паспуаль с жалостью смотрел на гасконца.

– А ведь у тебя перед глазами есть совсем другие примеры, – заговорил он ласково и проникновенно. – Разве Лагардер не способен перевернуть весь мир ради своей любимой? Разве маркиз Шаверни не сгорает от любви к мадемуазель Флор? Во всем нашем доме одна Хасинта и слышать не хочет о браке.

– А ты бы сказал ей об этом два словечка.

– Я еле успел сказать одно, как получил хорошую пощечину от ее прекрасной ручки… и это еще счастье!

– Вот как! – рассмеялся гасконец. – Поговори с ней еще раз. Терпением, дьявол меня раздери, всего достигнешь!

– Видишь ли, она сама не очень терпелива, во второй раз одной пощечиной я уже не отделаюсь. А мы бы с ней были славная пара.

– А может, оно и к лучшему, голубь мой? Слишком она молода и хороша для такой старой обезьяны. Как бы с тобой, брат Амабль, беды не случилось.

– Ну, ты не говори! – живо возразил нормандец. – Хасинта достаточно сильна, чтобы отбиться от всяких там…

– Дьявольщина! Да ты, бедняжка, заговорил как старый муж! Нет, лысенький, мы не из такого теста сделаны. Союз между Кокардасом и Паспуалем лучше любого брачного союза!

– Многих радостей ему не хватает… – вздохнул Паспуаль.

– Просто ты не умеешь их видеть, вот что я тебе скажу. А по мне так нет лучше жены, чем Петронилья: всегда молчит, никогда не обманет, да и работа в руках горит. И потом, голубь мой, мы с тобой слишком многих оставили вдовами, чтобы самим обзавестись женами.

– У каждого свои мысли. Мы с тобой друзья, но тут я с тобой расхожусь.

– И напрасно, дьявол меня раздери! Впрочем, нам ведь еще не сегодня жениться.

– Как знать, Кокардас? Бывает, сердце заговорит в такой миг, что ты и не ждешь…

– Нет уж, мое наверняка промолчит, будь спокоен! А какого ж дьявола ты вчера терялся? Мадемуазель Сидализа – чем не госпожа Паспуаль?

Нормандец с невыразимой тоской поглядел на друга:

– Ох, нет… Этот башмачок мне не по ноге.

– Где ж тебе, бедняжка, по мерке взять? Вот Подстилка точно велика будет.

– А была бы хороша, если б не косой глаз! Но я, Кокардас, ее не столько хочу, сколько боюсь.

– Если жена смотрит вкось, ей все кажется, что муж идет не прямо. Ты, дружочек, остерегись попасться к ней на крючок! Главой в доме ты не будешь, а у подкаблучника жизнь несладкая.

– Тут я с тобой согласен, Кокардас. Что ж, поживем – увидим, на Подстилке и Сидализе свет клином не сошелся. Все вокруг женятся – придет и наш черед.

– Ну уж нет! Если сыну Кокардаса-старшего придется все-таки помереть, он помрет холостяком!

За этими разговорами друзья ушли уже далеко от города. Они шагали скоро и уверенно, как люди, которым нечего бояться, ибо они презирают любые опасности.

Темнело; окрестные предметы понемногу скрывались в тумане, поднимавшемся с болот. Гасконец то и дело попадал ногой в лужу и страшно ругался. С нормандцем нередко случалось то же, и ему это очень не нравилось.

– Нет, – сказал он, – тут решительно не рай земной, особенно в потемках. Я думаю, если Подстилка не продержит нас до утра, невесело нам будет среди ночи здесь ковылять.

– Дьявол меня раздери! На два шага вперед видно – и ладно. Мы же с тобой в темноте не заплутаемся, мы же как летучие мыши.

– Да, и скоро нам это может пригодиться…

– Чего это ты так волнуешься? Мы и не подумаем до рассвета уходить из «Клоповника». Косая хозяйка с тобой ласкова, так что тебе, лысенький, ночка коротка покажется, – а я, пока вина хватит, тоже, небось, не заскучаю!

Наконец они дошли до харчевни. Яркий свет лился на улицу из ее распахнутой двери. Чуть дальше, как два кроваво-красных глаза, светились узкие решетчатые оконца «Лопни-Брюха».

Длинная тень Кокардаса возникла в дверном проеме. Затем гасконец обернулся к товарищу:

– Все хорошо, дружок! Заходи, мы в гавани!

Он переступил порог и помахал истрепанной шляпой:

– Добрый вечер, дамы! Привет, господа!

Брат Паспуаль держался чуть позади. Ему весьма не терпелось кинуть в этой гавани якорь, однако он пытался – и напрасно – поймать ускользающий взгляд хозяйки, чтобы понять, не собирается ли гроза.

– Дьявол меня раздери! – вновь прогремел его приятель. – Что такое? Кокардас-младший приветствует почтенных дам и господ, а никто даже не пошевелится!

В кабаке кроме самой хозяйки со служанками были только Ив де Жюган и Рафаэль Пинто. Они радостно переглянулись, а женщины все закричали:

– Кокардас! Паспуаль!

Подстилка бросилась навстречу двум бретерам:

– Слава Богу, вы живы-здоровы, ничего с вами не случилось!

– А что с нами, черт возьми, могло случиться?

– Вы не ранены?

Наши друзья обменялись взглядами. Паспуаль, как галантный человек, счел долгом ответить, прижав руку к груди:

– О да, Венера, – ранены в самое сердце!

– Карамба! – свирепо прорычал Кокардас. – Когда эта петарда научится владеть своими страстями! А кто же мог осмелиться поцарапать наши шкуры, хозяйка?

– Не оправдывайтесь, не оправдывайтесь, – сказала Подстилка. – Мы знаем, что вчера вечером вы оба дрались как львы и спасли жизнь неким прекрасным дамам.

– Ну да! Мы с лысеньким никогда не позволяли, чтобы при нас обижали дам, что верно, то верно! Только откуда вы про это узнали?

Хозяйка так проворно, что тот и ахнуть не успел, прижала к груди Паспуаля и проговорила как можно более нежным голосом:

– Как ты хорошо поступил, сладкий мой! А я так беспокоилась за тебя с товарищем!

– Почему? – спросил нормандец: его тревожило, что женщина что-то прослышала о вчерашнем приключении.

– Нам сказали, что вас ранили, а то и убили! Мы сразу побежали вас искать, да не нашли. А вы целы и невредимы. Ну и хороша!

– Вот как? Это что же, дьявол меня раздери, за остолоп рассказал такую чепуху? Он что, не знает, что моя Петронилья заколдована?

– Заколдована? – с некоторым беспокойством переспросил Ив де Жюган. – Вы что, заключили договор с дьяволом?

– Э, нет, мы с ним не знакомы, – а впрочем, мы с Амаблем столько душ отправили к лукавому на сковородку, что он должен ценить наши услуги.

– И много вы людей в своей жизни убили?

– Сколько бы ни убили, убьем вперед еще больше, мальчик мой!

– А точно не знаем, – небрежно вставил Паспуаль. – Лень считать.

Он хотел не уступить приятелю и придать себе веса в глазах «царицы любви», как он уже называл в душе Подстилку.

– И вот что смешней всего, – продолжал гасконец. – Эти чертяки как будто сами лезут нам на шпагу – вот как мошки на свет. Я даже думаю, что и сейчас к нам кто-то подлетает, и уже опаленными крылышками они не отделаются.

Молодые люди, насторожившись при этом намеке, переглянулись.

– А вы знаете, кто это?

– Ну, дружок, если бы мы знали, их бы уже давно на свете не было! Да нам-то что за дело – все равно никуда не денутся. От судьбы не уйдешь. За их жизнь я ломаного гроша не дам, вот что я скажу!

Собеседники вздрогнули от такой похвальбы и поторопились переменить разговор:

– Давайте выпьем за ваше здоровье!

– Садитесь, садитесь, – поддержала их хозяйка, – а мы вам расскажем, что тут без вас вчера было.

– Что ж, красавица, ты права! Сейчас, птенчики, вы увидите, какая глотка у Кокардаса-младшего!

Вскоре все потонуло в стуке кружек, звоне стаканов, бульканье вина, полупьяных криках… Брат Паспуаль возлежал на груди у хозяйки, обвитый ее полуобнаженными руками, и чувствовал себя так уютно, как никогда в жизни.

Ив де Жюган никому не уступил чести рассказать о вчерашних событиях. Таким образом он скрыл кое-какие подробности – прежде всего, конечно, ни словом не обмолвился о том, что в поле к ним подошли еще два человека. Если бы кто-нибудь все же указал ему на забывчивость, бретонец, не моргнув глазом, сказал бы, что не знает этих людей.

Но хозяйка радовалась, что два простофили попались к ней в сети, и совсем не обращала внимания на рассказ юнца.

– Карамба! – вскричал, расчувствовавшись, Кокардас. – Вы наши верные друзья! Поцелуй соседку, лысенький, за себя и за меня, если только она позволит.

Амабль не заставил себя долго просить, а Подстилка не только позволила, но и каждый поцелуй отдарила вчетверо.

– А я такие постели вам приготовила! – проворковала она. – Так бы мы за вами ухаживали, так бы вас нежили, если бы вас хоть чуточку ранили!

– Так мы сделаем вид, будто ранены, что нам стоит? Только мне, слышь-ка, вместо лекарств принесите в постель вина. Что за любезная хозяйка! Я полюблю женщин так же, как мой маленький дружочек, обещаю!

– А он так женщин любит?

– Ох, бедняжка Амабль! Его страсти так и крутят, так и вертят – едва всего не иссушили! Вот, скажем, вчера…

Паспуаль изо всех сил толкнул друга под столом ногой, но было уже поздно. Подстилка успела навострить уши.

– А кстати, – сказала она, прямо глядя в глаза своей жертве, – где вы были всю ночь? Раз вас не ранили, что же вы не пришли?

Нормандца часто удавалось застать врасплох, и тогда он на самый простой вопрос отвечал явной и нелепой ложью. Когда его спрашивали, почему он не пришел в назначенный час, ответ у Паспуаля был один – никто ему не верил, но всегда он говорил так, как сейчас:

– Не успели…

– Как это не успели? – вскричала хозяйка. – Ведь вы встретили разбойников часов в десять, не позже, а управились с ними за четверть часа.

– Слышь-ка! – встрял Кокардас. – Какие там четверть часа! Пятерых уложили, по минуте на каждого, вот и все, чего там валандаться! Мы с лысеньким дело на середине не бросаем – вот он вам то же скажет!

– Не бросаем, нет… – пробормотал Паспуаль. – Все или ничего…

Нормандец понимал: его друг сейчас заберется в такие дебри, что им нипочем не выпутаться. Поэтому он опять лягнул гасконца, чтобы тот попридержал язык.

– Дьявол меня раздери! – вскричал тот. – Надо же было довезти дам до города! Вот мы с ними и поехали в Париж, а когда хотели вернуться – у нас перед самым носом затворили ворота. Начальник полиции почему-то приказал всех впускать в Париж и никого не выпускать. Уж он знает, что делает, да и сила за ним.

Объяснение вышло натянутое, но по тем временам годилось. Тогда нельзя было поймать какого-нибудь крупного преступника, иначе как не дав ему убежать из города.

– Ну что ж, причина веская, – сказала Подстилка, покосившись на Паспуаля (тот вздохнул с облегчением). – А то ты знаешь, барашек мой, какая я ревнивая. Выбирай: или я, или эти актерки. И если ты меня не выберешь – тогда берегись!

– Выберу, конечно, выберу, – уныло произнес нормандец. Он подумал, что Сидализа от него столько не требовала. Сейчас, в ее отсутствие, он был, пожалуй, готов предпочесть Подстилку, но при первой же возможности хотел бы вновь пожертвовать ею ради Сидализы. Верностью Амабль не отличался.

– Ну, благородные господа, – вскричала хозяйка, – сегодня вы от меня никуда не денетесь. Будем играть и веселиться, покуда не свалимся от усталости. Кто хочет, пусть играет всю ночь, а кто хочет – может идти себе спать: постели готовы.

И с этими словами Подстилка сильно толкнула ногой Паспуаля. Брат Амабль понял этот намек на столь любимые им радости и ответил хозяйке тем же.

– Закройте ставни и двери, – велела Подстилка служанкам. – Посидим вечерок по-свойски, чтоб никто не докучал.

– Погодите минутку, – сказал Ив де Жюган. – Достаньте карты и кости, а я скоро вернусь.

Толстуха подозрительно посмотрела на него:

– Ты куда собрался?

– Я тут рядом спрятал славную старую бутылочку, сейчас достану и выпьем за дружбу. Бутылка прямо из регентских погребов – язык проглотите!

– Отлично, неси ее сюда! – вскричал гасконец. – Примем твою подружку с радостью и выпьем за здоровье его высочества. Иди скорей, малыш, а возвращайся, черт возьми, еще быстрее.

Ив де Жюган отлучился минут на пятнадцать. Вернулся он сконфуженный: бутылку кто-то украл, да еще и камень положил вместо нее.

– А никого рядом не было, когда ты ее прятал? – спросил Пинто.

– Клянусь тебе, никого! – бушевал бретонец. – Ну, убей меня черт, попадись мне этот мерзавец – так проткну кишки, что все вино сразу выльется!

Всю эту историю он, само собой, выдумал от начала и до конца. На самом деле Ив де Жюган просто пошел на задворки «Лопни-Брюха» и встретился там с Готье Жандри.

– Они пришли, – сообщил бретонец, – и, кажется, до утра уходить не собираются.

– Какого дьявола? – воскликнул экс-сержант. – Это нам никак не годится. Постарайся как-нибудь вытащить их на улицу часам к двум ночи.

– Это невозможно. У Подстилки на Паспуаля свои виды – и она его не отпустит. А если мы затеем ссору, получится драка прямо там, в харчевне, и больше ничего. К тому же все женщины будут против нас.

– Больше ничего не можешь придумать?

– Ничего.

– Ладно, я сам подумаю, как лучше сделать. Иди назад и будьте с Пинто наготове. Хочешь не хочешь – сегодня с ними должно быть покончено!

И Ив де Жюган поспешил в «Клоповник». Он торопился так, что даже не заметил: его разговор с Готье Жандри подслушивали.