"Стимпанк" - читать интересную книгу автора (Филиппо Пол Ди)

2 Прямой поезд до Китая

Трибуна была задрапирована веселенькими тканями, голубыми с золотом. Местные именитые персоны, политики и члены железнодорожной корпорации восседали чинными рядами на деревянной платформе. Дамы в пышных бомбазиновых юбках защищали себя от летнего солнца кружевными зонтиками. Духовой оркестр играл бодрые мелодии. Птицы заливались контрапунктом на соседних деревьях. Толпа фермеров и торговцев, их жены и дети заполняли широкий луг, окружавший трибуну. Всюду сновали лоточники, предлагая лимонад и леденцы, цветы и безделушки-сувениры.

Местом была деревенька Летчуорт к северу от Лондона, годом – 1834-й, вскоре после утверждения Закона о Бедных, который затем преобразил сельские ландшафты, секвестировав их нищих в соответствующие заведения. Поводом было торжественное открытие новой железнодорожной линии, ветки железной дороги Лондон – Кембридж.

В нескольких ярдах от платформы блестели новые рельсы, тянущиеся за горизонт. Каменный фундамент станции, кирпичное здание которой было не достроено и окружено лесами, обрамлял эту картину с юга.

На рельсах – массивный, гордый, могучий – стоял локомотив революционного устройства. Неподалеку нервно переминался с ноги на ногу его революционный создатель Космо Каупертуэйт в возрасте двадцати одного года.

Рядом с Каупертуэйтом стоял молодой человек лишь немногим его старше, но обладающий куда большей развязностью и явной уверенностью в себе. Это был двадцативосьмилетний Изамбар Кингдом Брунел, сын знаменитого архитектора и изобретателя Марка Изамбара Брунела, чей гений обеспечил создание Туннеля под Темзой, при прокладке которого впервые был применен метод проходческих щитов.

Близость между Каупертуэйтами и Брунелами длилась уже второе поколение.

Клайв Каупертуэйт, отец Космо, был помолвлен с прелестной Констанцией Уинкс. Незадолго до их уже назначенного бракосочетания на данном Королевской ассоциацией инженеров и архитекторов балу Клайв застал свою невесту в компрометирующей позе со старшим Брунелом в нише, частично занятой бюстом Архимеда. Оскорбленный жених – вдвойне взбешенный совместным поруганием и его будущей супруги, и древнего мудреца – немедленно потребовал дуэли. Брунел согласился.

Однако в промежутке между вызовом и поединком оба молодых человека случайно обнаружили единство своих интересов. Сначала ледяным тоном, все более теплевшим, они начали обсуждать свою взаимную мечту о мире, объединенном железными дорогами и паровыми судами, о мире, ужавшемся и аккуратно упакованном великолепными изобретениями их века. Дуэль не состоялась. Клайв и Констанция поженились в намеченный срок. Марк Брунел стал и деловым партнером Каупертуэйта, и близким другом, часто гостившим у него вместе с собственной женой и юным сыном. После рождения Космо он и маленький Изамбар Кингдом («И. К.», или Икки) росли вместе, прямо-таки как братья.

И теперь молодой Каупертуэйт повернулся к своему другу и сказал:

– Ну, Икки, что скажешь? Он стоит под полными парами всего на нескольких унциях топлива. Чудо, разве нет? Стефенсоновская «Ракета» – ничто в сравнении с ним.

Икки, неизменно практичный, ответил:

– Если это сработает, ты положишь конец всей угольной промышленности. На твоем месте я бы оберегал свою спину от грязного кайла какого-нибудь недовольного шахтера. Или, что куда более вероятно, от серебряного столового ножа владельца его шахты.

Космо погрузился в задумчивость.

– Этого аспекта моего открытия я как-то не учел. Тем не менее никто не в силах остановить прогресс. Если бы я не нашел способа очистки нового металла Клапрота, его, конечно же, отыскал бы кто-нибудь другой.

В 1789 году Мартин Генрих Клапрот открыл новый химический элемент, который назвал ураном в честь недавно обнаруженного небесного тела, названного Ураном. Другие ученые, в том числе Эжен-Мельхиор Пелиго, начали искать способ его очищения. Космо Каупертуэйт, унаследовавший таланты отца, выросший в атмосфере практического изобретательства, преуспел первым путем удаления тетрахлорида урана с помощью калия.

Ища новые способы использования этого увлекательного элемента, Космо наткнулся на идею применить его свойство выделения тепла для замены обычного средства получения пара на одном из паровозов своего отца. Клайв Каупертуэйт неохотно дал согласие, и в этот день предстояло первое испытание переделанного паровоза.

– Пойдем, – сказал Космо, – мне следует в последний раз проинструктировать машиниста.

Они влезли на паровоз. Паровозная бригада в будке встретила их довольно холодно. Старший машинист, человек в годах с моржовыми усами, без конца кивал в такт словам Космо, но молодой изобретатель чувствовал, что тот пропускает их мимо ушей.

– Запомните, угля в топку этой машине не подбрасывать. Ничего к топливу не добавлять. Нажатие на этот рычаг сближает две доли урана и дает больше жара, тогда как вытягивание его увеличивает расстояние и уменьшает жар. Заметьте, как эта цапфа с насадкой препятствует рычагу продвинуться в опасную зону…

Космо испуганно умолк.

– Насадка, она треснула и вот-вот отвалится! Это выглядит нарочитой порчей всей моей предохранительной системы. Кто ответственен за этот саботаж?

Бригада лениво уставилась в потолок будки. Один наглый кочегар засвистел мелодию, в которой Космо узнал неприличный народный мотив под названием «Шампанский Чарли». Космо понял, что сейчас бесполезно искать виновников.

– Пойдем, Икки. Мы должны исправить поломку до начала испытания. – Они спустились с паровоза. На некотором расстоянии от них на платформе Клайв Каупертуэйт только что поцеловал жену и поднялся на трибуну, чтобы произнести свою речь.

– Я сожалею, что моего партнера сегодня нет здесь, но я уверен, что смогу говорить достаточно длинно за нас двоих…

Толпа ответила легким смехом.

Космо был не в настроении разделить это веселье.

– Где мне найти инструменты? – в отчаянии спросил он у Икки.

– Почему бы не у кузнеца в деревне?

– Отличная мысль. Дай я только скажу отцу, чтобы он задержал запуск машины.

– Просто сбегаем. Ты же знаешь, как долго твой отец разглагольствует. Времени у нас в избытке.

Космо с Икки поспешили в деревеньку.

Еще в кузнице они услышали, как снова заиграл оркестр, который сделал перерыв на время речи Клайва. В тревоге Космо с Икки бросились наружу.

В тот же миг чудовищный взрыв опрокинул их на землю и выбил все стекла в деревеньке. Горячий ветер покатил их по земле. Когда они кое-как поднялись на ноги, то увидели высоко в небе громоздящиеся остатки грибообразного облака.

В неистовой тревоге, к которой примешивалось немало страха, друзья поспешили назад к месту торжества.

Еще на дальнем расстоянии они наткнулись на край колоссального дымящегося кратера, который уходил в остекленелые глубины – начало туннеля, нацеленного на Азию.

Космо взывал перед этой задымленной безжизненностью:

– Отец! Мама!

Икки положил руку ему на плечо.

– Бесполезно, Кос. Никто не мог уцелеть. Их всех твое изобретение отправило к Иегове. Я усматриваю в этом перст Провидения, которому даже обычное многословное красноречие твоего отца не составило препоны, – перст, указующий, что мир еще не готов к подобным открытиям, если вообще когда-нибудь будет к ним готов… Утешься же мыслью, что такая смерть, слава Богу, должна была быть безболезненной. В любом случае, смею сказать, тут не отыщется человеческого пепла в количестве достаточном, чтобы заполнить подставку для зонтиков.

Космо пребывал в шоке и ничего не ответил. (Но с этих пор его старинная дружба с Икки навсегда осталась подпорченной из-за подобной душевной черствости последнего в свете такой катастрофы, в которой он, как ни поглядеть, был частично повинен.)

Почему-то чувствуя, что медлить там было бы неразумно, Икки поторопился увести своего друга подальше.

По возвращении в Лондон после нескольких дней полубесчувственного состояния Космо, теперь единственный наследник каупертуэйтского имени, мало-помалу вновь обрел умственные способности. Первое, что он заметил, были какие-то странные язвы у него на теле. Оказалось, что Икки также страдает от этой памятки о пережитом им – как и несколько уцелевших жителей деревеньки. С помощью фармацевта Каупертуэйт составил натуропатический пластырь, который при плотном накладывании на кожу, казалось, отводил чуму. (Четыре года спустя все язвы почти исчезли, однако Каупертуэйт продолжал носить свой натуропатический жилет более из предосторожности, чем по каким-либо научным соображениям.)

Позаботившись о собственных недугах, Каупертуэйт понял, что ему надлежит устроить церемониальное погребение своих родителей. И в один прекрасный день он вознамерился посетить местного гробовщика. Открыв парадную дверь, он был ошеломлен тем, что снаружи нее уже кто-то стоит.

Молодчик, пониже среднего роста, был жилистым, цепкоглазым и одетым по небрежной американской моде. Он энергично приветствовал Каупертуэйта.

– Друг, я следил за вами в вашей тяжкой утрате, как вы бродили обалделым и оглушенным по энтому вот самому городу, и я пришел к выводу, что вы нуждаетесь в моральной поддержке и опоре.

Каупертуэйт никак не мог понять, что это за субъект.

– Вы из заведения гробовщика?

– Куда лучше, паренек. Я из Съеденных Штатов чертовой Америки, и я могу сделать все, чего ни прикажете.

Подавленный виной и смятением Каупертуэйт с надеждой ухватился за это предложение.

– Как… ваше имя?

– Коготь Макгрош, командир, с вашего разрешения. Черт, и без него тоже. Наречен так, поскольку я покрепче любого моего тезки и вдвое острее. Отдайте свои дела в мои руки и живите без забот. Мы покажем этому городу поминки, и похороны, и прием после них, каких тут не видывали с тех пор, как старичина Генрих Восьмой, играя в кости, выбросил два очка.

Каупертуэйт принял решение. Макгрош был нанят, не сходя с места.

Держа слово, нахальный американец устроил первоклассный кортеж в честь Клайва и Констанции Каупертуэйт. Черного крепа хватило бы на то, чтобы обтянуть Вестминстерский собор сверху донизу.

После такого доказательства Каупертуэйт уверился, что Макгрош и правда не мошенник, а просто человек, нуждающийся в постоянном месте и снисходительном нанимателе. Видимо, Каупертуэйт отвечал всем его требованиям.

Макгрош выполнял свои новые обязанности с лихостью. С тех пор таким же незаменимым он показал себя в сотне случаев, и Каупертуэйт порой видел в нем скорее старшего, более опытного брата, чем слугу.

Его внешность и непринужденность не входили в число его привлекательных качеств. Макгрош был дерзок, саркастичен, а иногда пускал в ход ругательства: отнюдь не рекомендация для хорошего слуги. Он принял манеру одеваться в стиле первопроходцев, своего рода дендизм закоренелых бродяг. Макгрош пренебрегал бритьем, и никто не видел, чтобы он мылся, – недостаток, отчасти компенсировавшийся обильным потреблением туалетной воды наиболее крепкой дистилляции. Макгрош, как он любил напоминать Каупертуэйту через краткие интервалы, был «стодесятипроцентным американцем». Цветистая история его жизни часто приводила Каупертуэйта в недоумение: каким образом, если принять прошлое Макгроша за типичное, одна нация, пусть даже такая большая, могла включать миллионы подобных индивидуумов.

Макгрош утверждал, что участвовал в экспедиции Стивена Остина на территории, носящей название Техас. («ОВТ», или «Отбыл В Техас», на текущем американском жаргоне означало бегство от преследований закона, и Каупертуэйт прикидывал, не таковыми ли были побуждения Макгроша.) Кроме того, он утверждал, что был принят воином в племя индейцев чикасо после того, как спас жизнь вождю Икке-мотуббе, и охотно сражался против своих собратьев-белых, которые стремились согнать этих индейцев с их соблазнительных земель на Миссисипи. (Перманентный рубец у него на заднице, с энтузиазмом выставляемый на обозрение любой случайной знакомой, как бы ни уклонялась она от созерцания голых мактрошевских ягодиц, якобы являл собой особый племенной знак.) Он похвалялся тем, что в Новой Англии был грабителем, и после долгих упрашиваний показывал, подмигивая, маленький плоский золотой слиток, так называемый слиток контрабандиста, который аккуратно умещался в его жилетном кармашке.

Каупертуэйт так никогда и не узнал, что побудило Макгроша искать постоянного убежища в Англии, но подозревал, что причиной было какое-то незаконное деяние титанического размаха.

В общем и целом человек замечательных пропорций, наименьшую из которых составляла культура, а также товарищ, который, как чувствовал Каупертуэйт, служил противовесом его собственной склонности к мечтательным абстракциям.

Под управлением Макгроша года проходили довольно приятно. Икки и его отец занимались объединенными предприятиями «Каупертуэйт и Брунел» без его участия, обеспечивая Каупертуэйту как пассивному компаньону гарантированный доход и позволяя ему предаваться научным изысканиям. Незачем говорить, что он утратил всякий интерес к дальнейшему развитию транспортных средств на урановой основе.

Обратив свое внимание на вопросы биологии, он полагал, что уж тут ему никакая опасность не угрожает. Собственно говоря, что может быть опасного в экспериментах с крохотными амфибиями?

Но вот размерами со взрослую женщину… Каупертуэйт начал подозревать, что это совсем-совсем другое дело.