"Стимпанк" - читать интересную книгу автора (Филиппо Пол Ди)

6 Один или одна сотня

Сколько бы Агассис ни скреб себя, понадобилось три дня, чтобы запах патоки, исходивший от его персоны, частично ослаб. Вездесущая приторная вонь отбила у него все аппетиты, как гастрономические, так и сексуальные, и большую часть этого времени он провел, запершись у себя в кабинете, где, дабы отвлечься от невзгод, лениво набрасывал приходившие ему в голову зачаточные идеи. Наиболее многообещающей показалась ему мысль создать организацию под названием «Американская Ассоциация Развития Науки» [77]. Давно пора создать гильдию ученых. Объединенные усилия многих просвещенных людей не только позволят науке прочнее окопаться у кормушки общественных и частных пожертвований, оттеснив от нее таких никчемных едоков, как художники и поэты, такая организация станет источником множества ценных знакомств, что будет способствовать карьере самого Агассиса…

На время своего затворничества Агассис оставил жизнь в доме идти своим чередом. Он подозревал, что в конечном итоге еще пожалеет, что потакал присущей Дезору склонности брать все в свои руки, но поступить иначе ему не хватало ни сил, ни желания.

Не занимали его в этот период ни бур, ни его готтентотка, ни их добыча. Всей историей он был сыт по горло, а с ней и тяготами, которые она на него взвалила. Да в этих безумных поисках он едва не лишился жизни! И как горько было думать, что своим существованием на этом свете он обязан обезьяньей ловкости аборигенки… Какая язвительная ирония! Он все еще содрогался при воспоминании о том, как ее нечистые руки касались его одежды.

Словно чувствуя его настроение, Цезарь и Дотти не тревожили швейцарского ученого. Как они проводили свои часы, его не касалось, и он силился делать вид, что они вообще никогда не появлялись в его методичной и упорядоченной жизни.

Но, несмотря на все старания, Агассис не мог совершенно изгнать случившееся из мыслей. Было кое-что, что не переставало его искушать: Космогонический Локус.

Суметь доказать – возможно, даже стать свидетелем самого факта, – что все твари создаются полностью сформированными и имеющими свой конечный облик; убедительно опровергнуть бесхребетно анонимного автора «Рудиментов естественной истории мироздания» и его сторонников, носящихся с еретической теорией, будто высшие формы «происходят» от низших… Подобное достижение победно увенчало бы Естественную Теологию и гарантировало бы, что имя Луи Агассиса будет жить столько, сколько люди станут чтить свои бессмертные души.

К утру четверного дня, когда витающий вокруг Агассиса паточный дух был уже лишь чуть сильнее того, какой можно почувствовать, если бы в соседней комнате разбили пузырек с эссенцией из сахарного тростника, ученый несколько смягчился – и к человечеству в целом, и к своим домочадцам в частности. Едва он собрался впервые за несколько дней выйти из своего святого святых, как раздался осторожный стук в дверь.

В проеме появилась голова Джейн:

– К вам посетители, сэр. Два француза…

– Конечно, конечно. Ведите их. И, Джейн…

– Да, сэр?

– Вы сегодня удивительно хорошенькая, моя дорогая. Вам кто-нибудь говорил о вашем сходстве с шоколадницей Констебля? Нет? Ах, и какой кокетливый у вас смех! Может, чуть позже?…

– Господи помилуй, сэр, уж и умеете вы вскружить девушке голову! Не захочешь, а подумаешь, правда?

Взметнув оборками, Джейн исчезла, и вошли посетители.

Один был толстяк на тоненьких ножках, лет шестидесяти, фатоватый: на обшлагах и на вороте камзола – кружева, в руке – трость с золотой рукоятью. Его спутник, чья пышная шевелюра походила на стог сена, был много моложе, и платье на нем было более строгое. Из их поз и поведения по отношению друг к другу следовало, что это учитель и ученик или наставник и подмастерье. От обоих исходили тревожные флюиды отрешенного фанатизма, который был у младшего, пожалуй, более явным – или он хуже умел его скрывать.

Заговорил старший:

– Мсье Агассис, позвольте представиться. Я Йозеф Мария Гёне-Вронский [78], а это Альфонс Луи Констан.

– Леви, – замогильным голосом перебил его младший. – Меня зовут Элифас Леви [79], маг Сарната, пророк Неведомого Кадата.

Гёне-Вронский как будто немного смешался.

– Хе-хе, ладно, пусть ты будешь многотитулованным, Леви. Прошу простить мою забывчивость, твоя Возвышенность. Гм. Как бы то ни было, мы явились сюда, мсье Агассис, как посланцы ордена, о котором вы, возможно, слышали. Имя Мартина Паскалли вам знакомо?

Агассису вспомнилось обвинение, которое выдвинул в ночь своего прибытия Цезарь, будто барон Жорж Кювье, первый патрон Агассиса, был связан с тайным обществом, известным как мартинисты. Не их ли подразумевает Гёне-Вронский?

Натуралист разыграл неведение:

– Нет, кажется, нет. Подождите-ка… Разве не так звали вымышленного ученого у Вольтера?

Гёне-Вронский выдавил холодный мертвящий смешок.

– Хе-хе, очень остроумно так сыграть на имени доктора Панглосса. Я ценю чувство юмора в противнике. Но нужно уметь видеть грань между каламбуром и вещами, смертельно серьезными. А фетиш Готтентотской Венеры определенно относится к последней категории.

Агассис уже открыл было рот, чтобы все отрицать, но Гёне-Вронский его опередил:

– Прошу вас, не оскорбляйте моей интеллект, уверяя в своем неведении. Я знаю, что вы встречались с моим соотечественником Костюшко. Поверьте, это непредсказуемый человек и последний негодяй. Даже разделяя – до некоторый степени – его веру в неизбежно славное предназначение Польши, я не могу одобрить его анархизм. Этот человек – чернейший хаос во плоти, ходячий Армагеддон, и советую вам серьезно подумать о том, чтобы расторгнуть любой договор, который вы с ним заключили.

– Договор? Никаких договоров я не заключал. Да ведь он пытался меня убить…

Гёне-Вронский развел руками.

– Ну, вот видите? Пытаться убить своего партнера. Как я вас заверил, он не заслуживает ни малейшего доверия.

– Погодите-погодите, партнерами мы никогда не были!

– Фу, прошлые союзы быльем поросли, крови не стоят, которой написаны. Само собой разумеется, я могу рассчитывать на ваше содействие? Если вы найдете фетиш первым, то, разумеется, передадите нам. В конце концов, мы ведь представляем старых соратников вашего барона Кювье.

– Я все еще не могу освоиться с тем фактом, что барон был членом вашей секты. Разумеется, это было лишь минутное увлечение… Нет, ваши надежды напрасны. Я никогда не уступлю фетиш оккультистам вроде вас. Если я его найду, то намерен использовать в чисто научных целях ради совершенствования всего человечества.

– Не пытайтесь навязать мне тот же дешевый вздор, который сбываете на публичных лекциях механикам и клеркам, мсье! Я знаю, что, как и все мы, вы жаждете только чистой силы. Но предупреждаю вас, сила, заключенная в фетише, мощнее, чем вам кажется, и неизбежно вас проглотит.

Все это время Констан – или Леви – смотрел на Агассиса самым свирепым и определенно внушающим тревогу взглядом. Теперь вдруг его глаза закатились, и он издал череду бессмысленных гортанных звуков. Агассису показалось, что он проскрипел:

– Йи, шуб ниггер гнев!

Встревоженный Гёне-Вронский влепил молодому человеку несколько пощечин.

– Альфи, Альфи! Вернись! Во имя Гермеса [80] втяни назад свою душу! Не проходи в Седьмые Врата!

Несколько мгновений спустя дрожащий и явно измученный Констан вернулся к реальности.

На Агассиса это не произвело большого впечатления.

– Отличное представление, господа. Можно и мне поучаствовать? «Йиппи-ки-йи-йо, месть Шамбо!» Что ж, славно повеселились. Если мне когда-нибудь понадобятся клоуны для детского утренника, я непременно вас приглашу. А до тех пор, полагаю, больше нам говорить не о чем.

– Вас предупредили. – Поддерживая Констана, Гёне-Вронский повел его к двери. – Если вы одумаетесь, нас можно найти в гостинице «Тремон».

Удостоверившись, что эксцентричная парочка покинула его дом, Агассис направился в мастерскую, горя желанием узнать, насколько продвинулась работа над его различными проектами.

Но едва он открыл дверь в мастерскую, ему явилась такая сцена, что поначалу он отказался верить своим глазам.

На упаковочном ящике с окаменелостями, пересланными Гидеоном Олджероном Мэнтеллом [81], уважаемым автором «Окаменелостей Южного Даунса», стоял Мориц Дезор. Вокруг, восторженно ему внимая, сидели четверо помощников Агассиса. Эдвард Дезор гордо стоял рядом, будто Мориц был декламирующим Шекспира Юнием Брутом Бутом [82], а Эдвард – его антрепренером.

Мориц подходил к кульминации своей речи:

– От каждого по способностям, каждому по потребностям! Пролетарии всех стран, соединяйтесь! У вас нет ничего…

– Что тут происходит?! – взревел Агассис. Мориц осекся.

– Я просто пытаюсь развлечь ваших наемных рабов диалектикой.

– Наемные рабы, бред какой-то! Господи помилуй, кто оплатил ваше сюда плавание, неблагодарный наглец! Да я эту сумму из вашей шкуры выбью! Слезайте с ящика!

– Согласно Первой поправке… Зарычав, Агассис бросился на Морица.

С необычным для толстяка проворством пухленький марксист сиганул к двери. Отказавшись от погони за оратором, Агассис повернулся к его аудитории:

– А вы что рты разинули, точно тиляпии какие? Ну-ка быстро за работу!

Пуртале, Жирар, Буркхардт и Сонрель пристыженно вернулись к своим занятиям. Агассис же обрушился на Дезора:

– А что до вас…

– Будет вам, моей вины тут нет. Мориц пообещал мне вдохновить наших помощников на большее усердие.

– Вдохновить? Еще немного такого вдохновения, и меня бы линчевали, как непослушного раба! Нет, в моем доме такому бланкистскому краснобайству не место. Вам ясно?

– Как пожелаете, – хмуро ответил Дезор.

Агассис предпочел не требовать более твердого обещания.

– А где Цезарь?

– Откуда мне знать? Наверное, на своей посудине. Я что, за все тут в ответе, вплоть до местонахождения приехавших с визитом дикарей?

– Вот именно, это ваша работа.

От такой трактовки своих обязанностей Дезор отмахнулся, как от комнатной мухи (Musca domestica), и ушел.

Агассис же вышел на лужайку позади дома, которая полого спускалась к его личной пристани. Над «Зи-Коэ» висело облако голубоватого дыма. Агассис заметил, что любой москит (вероятно, Anophelini maculipennis), которому случалось пролететь через дымку, тут же замертво падал на палубу. Возле шхуны бура была пришвартована другая – под названием «Персик-Долли». Хотя он никогда раньше не видел корабля капитана Стормфидда, Агассис ни на минуту не усомнился, что это именно он. Быть может, к такой догадке его подтолкнул установленный на нактоузе скелет морской змеи (безымянной Hydrpphiidae): ее позвоночный столб раздваивался и заканчивался двумя черепами.

Поднявшись на борт «Зи-Коэ», Агассис осторожно заглянул в каюту.

Довольно покуривая, Цезарь и Стормфилд сидели друг против друга за низким столиком, на котором как раз шла партия в шашки. Каждый игрок выставил по полдесятка «дамок», некоторые были даже тройные. На глазах у Агассиса Стормфилд произвел ход, напоминающий путь пьяной лягушки (Rana esculenta), лишь для того, чтобы, захватив одну шашку, вернуться туда, откуда начал.

Взгляд Агассиса обшарил каюту в поисках богомерзкой готтентотки. К немалому его облегчению, ее примитивной персоны нигде не было видно.

Цезарь наконец заметил своего гостя.

– Ах, Луи, добро пошаловать! Не хотеть фы к нам пришоединиться? Местешко для третьего фсегда найдется.

– У меня нет времени на игры. Вы забыли, что мы разыскиваем одну особу?

– Эх, ну конешно, найн. Абер пока у нас не пояфится новая зацепка, я, чештно сказать, в тупике! Нихт толку бегать по городу только ради беготни.

– Насколько я понимаю, за последние несколько дней ничего нового не произошло?

– Нишего.

Отчаявшись от этих новостей, Агассис заставил себя спросить о третьем участнике их поисковой экспедиции.

– Может, ваша отсутствующая жена сейчас роет землю носом…

– К сожалению, Дотти так ше блушдает в потемках, как и я. Наин, она есть уйти на лекцию. Айне агитирующая за эмансипацию женщин, айне бывшая рабыня… Как ше есть ее имя? Яволь, Соджоурнер Трут [83]. Она выступает на заседании гарвардского литературного общества.

– Вы позволяете своей жене ходить на лекции этого… этого самого противоестественного существа? Вы, верно, лишились рассудка, приятель? Вы читали протоколы Конференции женщин, которую они устроили несколько лет назад в Сенека-Фоллс? Стэнтон, Мотт, Трут – да они сплошь бесчувственные ведьмы! Знаете, за что они выступают? Они хотят, чтобы женщины могли голосовать, владеть собственностью… даже посещать колледж! Как вы можете допустить, чтобы ваша жена слушала такие идеи? Да вам еще повезет, если она в один прекрасный день не зарежет вас в собственной постели!

Цезарь улыбнулся, с удовольствием вспоминая:

– Когда мы лошимся в постель, нам не до того. Агассис с отвращением отвернулся.

– Сами на себя беду накличете.

Капитан Стормфилд попытался дипломатично вмешаться:

– Полноте, не упрямьтесь, перфессер, не будьте старым занудой. Если Джейк хочет позволить своей несушке помогать управлять курятником, кто может ему запретить? Времена, знаете ли, меняются, и нужно меняться вместе с ними. Да возьмем, к примеру, меня. Я, скажу вам, не слюнтяй, навидался за свою жизнь ураганов – и людских, и прочих, – но моя старушка Долли поступает как ей заблагорассудится. Вспомните, как она отобрала у меня меч-рыбу для собственных нужд. Да, кстати, как я и предсказывал, от переработок несчастная тварька испустила дух. Долли ее гоняла сильней, чем гоняют работниц на обувной фабрике Линна. Я попытался спасти останки, но она, расчувствовавшись, уже отослала их местному таксидермисту. Результат теперь висит у меня в каюте. Хотите поглядеть на усопшую?

Агассис встревоженно начал:

– Капитан Стормфилд…

– Будет вам, Луи, мы уже уйму времени друзья. Зовите меня Дэн'л.

– Так и быть, Даниэль.

– Не «Даниэль», а Дэн'л. Знаете, мои родители были так бедны, что когда дошло до крестин, не могли позволить себе лишних букв.

– Ваша глупая семейная история меня не интересует! – взорвался Агассис. – Постарайтесь, пожалуйста, впредь меня не отвлекать. Я просто хочу сказать, что у меня больше нет желания покупать какие-либо экземпляры из этих ваших морских глубин, не важно, подлинные они или фальшивые. Да, когда я через день после покупки решил осмотреть морского дрозда, я нашел только лужицу жалкой слизи, а ведь я велел положить птицу на лед.

– Такая вот беда со всеми тварями из Марблхеда. За пределами своих вод они через несколько часов разлагаются. Странно, правда?

– Это не просто странно, это совершенно ненаучно.

– И жизнь тоже, Луи. Возьмем, например, тушенку, за которой вы с Джейком охотитесь…

Агассис схватился за голову.

– Ей-богу, Цезарь! Вы рассказали ему про фетиш? А как же наша договоренность? Вам полагается быть гвианским плантатором.

– Ах, я прошто глупо забылся, дер дух братства курильциков веселой травки, сами понимаете. Und я решил, мошет, Дэнни суметь нам помочь.

Капитан Стормфилд прищурил косящий глаз так, что он совершенно закрылся, подмигнув, чтобы показать, что умеет хранить тайну.

– Ей-ей, я тебя, Джейк, не подведу. Да я твой секрет лучше к морскому дьяволу унесу, чем позволю грязному гуну или поляку наложить лапы на ссаку твоей тещи. И к тому же у меня есть мыслишка, куда может побежать этот Т'гузери.

Агассис был вне себя.

– Оставьте при себе ваши проклятые догадки, капитан. Нам ни к чему ваша убогая интуиция янки. Мы с Якобом распутаем следы колдуна, положившись на наши превосходные европейские умы.

Глубоко оскорбленный капитан Стормфилд встал.

– После таких слов и до ссоры недалеко, Луи. Почти за такие мы, мужественные янки, вышибли отсюда старого короля Георга. Вы уж мне поверьте, я против этого задаваки воевал и сейчас тиранов жалую не больше, чем тогда. Пока не получу от вас полагающихся смиренных извинений, мою ценную информацию я оставлю при себе.

– Мне это безразлично.

– Посмотрим. Вставай, кошак, пойдем отсюда. Пусть никто не говорит, будто мы не понимаем, когда нас не хотят видеть.

Опустив руку, капитан Стормфилд нашарил поводок, конец которого исчезал в темном углу, и потянул за него.

Из угла появилась огромная рыбина в ошейнике, которая шла на негнущихся плавниках. По характерным усикам Агассис распознал в ней Ictalurus nebulosus, кошачьего сомика.

Проходя мимо коленей Агассиса, сомик отчетливо на него зашипел.

Агассису стало нехорошо. Дым, ссоры, тщетные поиски… Все это было уж слишком. Ему необходимо расслабиться в теплой мужской компании, предпочтительно со стаканом чего-нибудь горячительного…

– Якоб, если кто-то будет меня искать, я буду в пабе «Приют устрицы». Но, прошу вас, никого ко мне не посылайте, если только это не будет крайне важно.

– Ja-ja, конешно. Финтофку на крюк, патроны в люк. «Приют устрицы» стоял всего в четверти мили от дома Агассиса. У двери обширного облупившегося строения громоздилась гора двустворчатых раковин высотой с мачту клипера – наслоения десятилетий.

Войдя в примитивный зал, столь не похожий на изящные зальцы гостиниц Нёфшателя, Агассис сел за длинный стол, где горланила обеденная толпа сборщиков моллюсков и раков, и заказал несколько дюжин устриц и пинту портера.

Повторив свой заказ, он почувствовал себя чуточку лучше.

Вот в эту его умиротворенность бесцеремонно вторгся Эдвард Дезор:

– Простите мою дерзость, Агасс, но вы только что получили письмо от своего денежного мешка Лоуэлла. Атак как оно было помечено «срочно», я позволил себе его вскрыть. Лоуэлл хочет знать, какие приготовления сделать к вашему званому вечеру в пятницу. И ничего слишком мудреного, ведь осталось всего два дня.

– Гм, я даже тему еще не выбрал… Похотливый стяжатель заказал что-нибудь про обычаи спаривания у дикарей, точно я наемный писака. Так вот этого он не получит! Я останусь верен натуральной философии. Дайте подумать, какого организма я пока в моих лекциях не касался…

Взгляд Агассиса привлек висящий над барной стойкой панцирь.

– Ну конечно! Благородного мечехвостого краба! Я оберну себе на пользу тот факт, что Америка – родина Xiphosura. Это, несомненно, завоюет расположение Лоуренса. Прекрасно! Мне понадобится подставка для рисунков и, конечно, пюпитр. А почему бы не использовать живой образец? Дамы мило повизжат, точно мы выпустили сотню мышей! Это как раз то, что нужно. Дезор! Вы меня слушаете?

Внимание Дезора было приковано к рыжей служанке в муслиновом платье с глубоким декольте, которая наклонилась над стойкой, чтобы вытереть выплеснувшееся пиво, так низко, что казалось, вот-вот выплеснутся из выреза ее собственные веснушчатые груди.

Очнувшись, помощник сказал:

– Да, конечно. Одна сотня. Я прав?

Сам слушая не слишком внимательно, Агассис ответил:

– Да, верно. Посмотрите, какие титьки… я хотел сказать, присмотрите, как идти!…

Следующие два дня Агассис трудился над своей лекцией. Она должна быть безупречной. Этот званый вечер имел величайшее значение для его будущего. Ничто нельзя было оставить на волю случая. В свободные часы он добавлял строку-другую к учебнику «Основы зоологии», который писал вместе с Августусом Э. Гоулдом. Учебник станет его первой американской публикацией и потому должен произвести соответствующее впечатление.

К утру пятницы никаких новых сведений о возможном местонахождении готтентота не поступило, и Агассис постановил для себя, что с завтрашнего для приложит весь свой интеллект для скорейшего завершения этой утомительной истории.

С дневной почтой пришло письмо от матери Агассиса. 

Его сын. Агассис почти забыл, что у него есть потомство… Что может измениться с приездом Алекса? Подходит ли его дом в Восточном Бостоне для воспитания ребенка? В нынешних безумных обстоятельствах, разумеется, нет. Но если по получении места он переедет в Кембридж, а он это обязательно сделает, то в доме воцарится более благодатная атмосфера.

Но невозможно правильно воспитывать ребенка в доме, где не хватает женской руки. Раз Цецилия не в состоянии путешествовать, придется найти ей подходящую замену. Няньку, гувернантку…

Жену.

Агассис тут же себя одернул. О чем он думает? Его жена еще жива, а он уже подыскивает ей замену?… Неужели он бесчувственное чудовище?

И все же полезно подготовиться к вероятному исходу событий.

У себя в спальне Агассис начал выкладывать вечернее платье. Он как раз намеревался стряхнуть пушинку с сюртука, как его застал врасплох визит Цезаря, чье лицо появилось в бесславном окне, где он материализовался в ту первую ночь, с которой, казалось, прошла геологическая эпоха.

– Вам обязательно брать в привычку входить столь необычно?

– Ах, прошу проштить мою нефоспитанность, но мы в колонияхжифем иначе, чем фы, цивилизованные господа.

Да в поместьях под Кейптауном шчитается даже большой любезностью, если остановишься у двери обтрясти жира-фово дерьмо с сапог.

– Уверен, если у вас нет высших устремлений, довольно приятно уподобляться дикарям, среди которых вы так беспечно обретаетесь. Так что вам угодно?

– Я бин только что узнать, что фы идти сегодня на какую-то фечеринку. Пошему бы мне не пойти с фами?

– Зачем?

– Яволь, фо-первых, я могу случайно услышать что-то, относящееся к нашим поискам. Und фо-фторых, я в этой стране гость и пока еще ничего тут не видел. Я подумал, может, забавно будет повращаться в американском высшем свете.

– Гм… Полагаю, вы можете заинтересовать нескольких пресыщенных гранд-дам, примерно как комнатная собачка новой породы. И остальные домашние тоже идут, поэтому взять и вас будет только честно. Как ваш хозяин я имею определенные обязательства… – Тут Агассису пришла в голову ужасная мысль. – Вы ведь не собираетесь взять с собой свою чернильную подругу, правда?

– Ах, найн. Дотти приемов не шалует.

– Тогда согласен. Но проявите благовоспитанность. Никаких выходок. И прошу вас, попытайтесь не забывать про нашу договоренность.

– Ja-ja, я выращиваю капибар на берегах Ориноко. Агассис фыркнул.

– Люди, с которыми вы скоро познакомитесь, иронии не ценят. И еще. Могу я предложить, чтобы вы облачились подобающим образом? Пойдите к Пуртале.

– Ладно.

Едва Цезарь исчез, в дверь вежливо постучали. Агассис крикнул «входите».

Дверь распахнулась, и перед ним предстало поразительное зрелище.

На пороге стоял краснокожий в полном боевом облачении, вплоть до томагавка, заткнутого за расшитый раковинами пояс. Его невозмутимое лицо с орлиным носом казалось высеченным из красного гранита.

Руки Агассиса непроизвольно потянулась к голове. Он с абсолютной точностью знал, что его вот-вот скальпируют. Три столетия неосуществленной мести горели в глазах благородного дикаря Руссо. Он с самого начала знал, что в Америке небезопасно. Одна мысль о том, что вскоре его собственные волосы повесят как трофей в закопченном вигваме…

Мягко ступая в мокасинах, индеец приблизился. Агассис поискал, куда бы ему отступить, но помешала кровать. Из-за спины воина в оленьей коже выглянул Дезор. На его губах, под ничтожными усиками, играла жестокая и мстительная улыбка.

– Что вас так растревожило, Агасс? Неужели вы напуганы…

Стремясь восстановить присутствие духа и пошатнувшееся превосходство, Агассис вопросил:

– Что значит это вторжение, Эдвард?

– Я просто исполнил ваше распоряжение, Агасс. Помните, вы приказали мне отыскать местного проводника для нашей экспедиции на озеро Верхнее? Так позвольте представить вам вождя Каймановая Черепаха из племени оджибуэев. Сегодня он прибыл, и агент «Гудзонской компании» направил его к нам.

Вождь Каймановая Черепаха молча поднял руку ладонью вверх. Агассис нерешительно сделал то же самое.

– Он на каком-нибудь цивилизованном языке говорит?

– Насколько я смог определить, нет. Я пытаюсь найти переводчика…

– Что ж, весьма похвально, Эдвард. Теперь, когда вы нас представили, можете идти.

– Есть одна загвоздка. Вождю негде остановиться.

– Разумеется, он может пожить у нас. Передайте/Джейн, пусть поставит еще один прибор к завтраку.

– А что с ним делать, пока мы будем на званом вечере?

– Ей-богу, вы правы. Нельзя оставлять его одного с Джейн. Вы же знаете пристрастие индейцев насиловать белых женщин… Полагаю, нам просто придется взять его с собой.

Вот как вышло, что на семичасовый паром из Восточного Бостона поднялась престранная процессия. Возглавляли ее Агассис и Цезарь, за которыми следовала парочка перешептывающихся кузенов – Мориц и Эдвард Дезоры. Пуртале, Жирар, Буркхардт и Сонрель, принявшие под свое крыло вождя Каймановая Черепаха, замыкали шествие.

Спустившись на пристань, они стали искать экипаж до дома Лоуэлла. К несчастью, нанять можно было только открытую коляску с полкой сзади.

Сидя рядом с возницей, тогда как остальные примостились сзади, Агассис был вынужден стоически сносить крики и свист всех встречных городских оборвышей – и немалого числа взрослых.

– Это цирк!

– Эй, мистер Барнум [84]!

– А где бородатая дама?

– Папа, папа, я не вижу клоунов!

К тому времени, когда они достигли резиденции его патрона на Бикон-хилл, Агассис сгорал от стыда. Спасаясь от преследовавшего его глумящегося сброда, он поспешил в дом, где назвал себя и остальных дворецкому. Вскоре их провели через анфиладу комнат, и они оказались перед широкими двойными дверями – сейчас отодвинутыми в особые ниши, – которые открывались в роскошную бальную залу.

Грандиозная зала с высоким потолком была освещена тонкими восковыми свечами в канделябрах и наисовременнейшими газовыми рожками. Вдоль одной стены тянулись покрытые льняными скатертями столы, ломящиеся от всевозможных яств: зажаренные целиком поросята, открытые мясные пироги и телячье жаркое, фаршированные голуби и бизоньи бифштексы. Серебряные черпаки торчали из хрустальных чаш с пуншем. У дальней стены примерно на фут над сверкающим паркетом поднималась временная сцена. Почти сто человек, не считая слуг, заполнили залу и весело смеялись и беседовали, пили и ели. Все господа во фраках смотрелись могучими и мужественными, а дамы в туалетах всех цветов – утонченными и грациозными.

Агассис повернулся к Цезарю:

– Итак, друг мой, сами видите, как мы обустроились на моей второй родине. Да в этом особняке есть даже ватерклозет в самом доме! Недурно, а?

На Цезаря это как будто не произвело впечатления.

– Ja, aber они фполне припишись бы при дфоре императора Нерона или короля Людовика Шетырнадцатого. Но не мне судить, я бин просто дерефенщина с фермы в Каффрарии.

– Что ж, постарайтесь выказать благовоспитанность. А вот и наш хозяин…

К ним решительным шагом направлялся Джон Эмори Лоуэлл. Крахмальный воротничок почти подпирал ему уши, узел на черном галстуке был размером с грейпфрут, а через весь жилет, точно мост, протянулась золотая цепь, похожая на связку сарделек.

– Давно пора вам появиться, черт побери, профессор. Я уж было думал, на вас напала банда ирландских хулиганов. А это что это за деревенщины? Не важно, мне этого знать ни к чему. И индеец? Вот за что я вас люблю, Агассис, вы всегда припасете какой-нибудь, черт побери, сюрприз. Ладно, ладно, пусть развлекаются. Давайте, ребята, проходите, попробуйте кормежку. А вы, Луи, пойдемте со мной. Тут есть кое-кто, с кем вам надо познакомиться.

Схватив Агассиса за локоть, Лоуэлл повлек его за собой. Они направились прямиком к небольшому кружку господ и дам, собравшихся возле, казалось, бы лилипута.

При ближайшем рассмотрении лилипут оказался чрезвычайно пожилым человечком, который словно бы съежился от старости. На его лысой макушке лежало несколько жиденьких белых прядок. Сам он походил на связку палочек, обернутых большим количество черной материи, – точь-в-точь индейское типи, которое сложили для путешествия.

– Эббот, – позвал Лоуэлл, – вот вам Агассис. Самый, черт бы его побрал, умный малый, которого вы только встречали. Вот ему вы и отдадите работенку в Гарварде. Луи, это Эббот Лоуренс.

Агассис протянул руку.

– Познакомиться с вами – большая честь, мистер Лоуренс. Могу я сказать, что, на мой взгляд, вы с мистером Лоуэренсом сделали с вашими фабриками для продвижения науки больше, чем любой другой не дилетант?…

Голос у Лоуренса оказался дребезжащий.

– Спасибочки, сэр. Не жалей кнута, вот мой девиз. Хе-хе-хее…

Лоуренс, казалось, потерял и ход мысли, и всякий интерес к Агассису. Он повернулся к стоящей рядом пленительной красавице и принялся гладить горностаевый меху нее на манжетах.

– Ладно, Эббот, развлекайтесь, черт бы вас побрал. Пошли, Луи.

Агассис был растерян.

– Вы думаете, я произвел на него достаточное впечатление?

– Со старым Эбботом ничего не поймешь. Будем надеяться на лучшее. Может, ваша лекция его зацепит. Вы уж подпустите чего-нибудь эдакого.

И Лоуэлл повлек его в водоворот новых лиц и имен.

– Вот вам пара трансцендентальных мыслителей, Луи. Мне бы хотелось представить вам Ральфа Эмерсона [85].

– Мне так понравились ваши лекции, мистер Агассис. Можно вас спросить, сколько вы запрашиваете? Не следует нам подрезать друг друга…

– А это его друг Хэнк Торо [86].

– Вы одобряете подушный налог, сэр?

– Ладно, ладно, ребята, не докучайте Луи. Дайте ему и с другими поговорить.

Одному за другим Агассис был представлен среди прочих «ледяному королю» Фредерику Тюдору, который пожелал узнать, кто в настоящее время поставляет для его дома лед; издателям Джорджу Тикнору и Джеймсу Филду и знаменитому оратору и политику Дэниэлю Уэбстеру [87].

– Что вы думаете об осаде Вера-Крус? – поинтересовался Уэбстер. – За два дня мы обрушили на город тысячу триста снарядов. Вот это, скажу я вам, современная война, сэр! Разбомбить стервецов, по камешку разнести. Нам судьбой назначено владеть этим полушарием!

У Агассиса уже голова шла кругом, когда хозяин наконец оставил его в кружке гарвардских профессоров.

– Оставляю вас поболтать с вашими будущими коллегами, Луи. А мне нужно гостей развлекать, будь они неладны. Напомните, чтобы я рассказал вам про новую систему колоколов, которую я разработал для моих фабрик. Они у меня раз в четверть часа, черт побери, звонят.

Большинство гарвардцев и их жен Агассис уже встречал раньше. Из его собственной области коллег тут были Хэмфрис Строурер, Амос Бинни и Августус Гоулд.

Сразу после взаимных приветствий Агассисом завладел некто Корнелий Конвей Фелтон [88]. Фелтон был крупным лощеным господином, живым и шумным, с непослушными волосами и маленькими очками. Питал пристрастие к клетчатым жилетам, галстукам-бабочкам и отороченным бархатом курткам.

– Агасс! Пойдемте со мной. Хочу вас кое с кем познакомить.

Страшась даже увидеть еще одно незнакомое лицо, Агассис неохотно подчинился.

На стуле в уголке сидела самая красивая девушка, какую Агассис только видел со своего приезда в Америку. Русые локоны обрамляли изящное личико сердечком, глаза сверкали, как два родничка.

– Агасс, это сестра моей жены, мисс Лиззи Кэри. Лиззи, профессор Луи Агассис.

– Я где угодно узнала бы уважаемого профессора Агассиса, поскольку имела необычайное удовольствие прослушать все до единой его бостонские лекции.

Акцент Агассиса внезапно стал гораздо заметнее:

– О, если бы я знал, что среди публики столь превосходный образчик Божьего творения, как вы, я не смог бы произнести ни слова.

Лиззи залилась смехом.

– О, мистер Агассис, надеюсь, сегодня я не произведу на вас подобного впечатления.

– Ну, быть может, если я подкреплю себя пуншем, то, пожалуй, смогу пробормотать фразу-другую… Эй, любезный! Два бокала пунша, vite [89].

– С вашего позволенья я вас оставлю, – сказал Фелтон. – Мне нужно вернуться к нашей с Джеком Уиттьером [90] дискуссии о Катулле.

Следующие два часа пролетели для Агассиса незаметно. Он обнаружил, что ловит каждое слово, падающее, как росинка, со спелых губок Лиззи Кэри. Какая изящная, остроумная, привлекательная девица! И по всей видимости, так им восхищается…

Агассис едва обратил внимание на увеселения, состоявшие из выступления актерской труппы, разыгравшей пьесу под названием «Лагерь рудокопов, или Что сделала девушка ради золота», за которой последовала череда живых картин, представленных сам ими гостями: «Застигнутые любовники», «Просроченная закладная».

– Итак, моя дорогая, – говорил Агассис, – девица ваших нежных лет может находить такого старика, как я, привлекательным? – когда на плечо ему легла рука Лоуэлла.

– Пора вам, черт побери, отработать ваше содержание, Луи. На сцене для вас все готово. Хотя ума не приложу, зачем вам понадобилось столько треклятых крабов.

Слова Лоуэлла Агассис пропустил мимо ушей.

– Пока что прощайте, мисс Кэри. Надеюсь, позже я вас увижу.

– Не сомневайтесь, я буду с надеждой ждать встречи.

Лоуэлл повел Агассиса к сцене. После нескольких бокалов пунша мысли Агассиса слегка путались, но внезапно он разом протрезвел – на него, Агассиса, вдруг пахнуло уже знакомым сладковатым запахом даки. Что такое затеял Цезарь?

Поднявшегося на сцену Агассиса приветствовала быстро нарастающая волна рукоплесканий. Любезно поклонившись собранию, он повернулся к пюпитру.

И оцепенел.

На сцене был сооружен шаткий вольер из мелкой сетки. Внутри, словно разыгрывая сцену из дантова «Ада», толклась сотня мечехвостых крабов (Xiphosura), которые медленно карабкались друг по другу, и вся масса копошилась точно единый организм. Зрелище было настолько непрятным, что Агассис едва не поперхнулся.

Будь проклят этот Дезор! Он намеренно все подстроил, чтобы сорвать лекцию, или это следствие простого недоразумения? Так или иначе, за это он поплатится головой!

Но, разумеется, пути назад уже не было. Лучше делать вид, что все идет по плану…

Заняв свое место за пюпитром, Агассис подровнял стопку заметок и начал лекцию. Но прежде он внес в текст импровизированное дополнение.

– Мне бы хотелось посвятить эту лекцию очаровательной мисс Элизабет Кэри. А теперь приступим. Рассмотрим любопытное существо, в миру известное как мечехвостый краб – одна из небольших шуток Господа. Неизменное на протяжении несметных тысячелетий, это замечательное веселое членистоногое копошится вдоль наших североамериканских берегов, счастливо помахивая своим комичным шипастым хвостом.

Агассис сделал широкий жест в сторону загона с крабами и не без тревоги заметил, что наспех сооруженный загон расползается по швам. Казалось, врата Ада вот-вот изрыгнут всех своих демонов.

Храбро, хотя и не без дрожи в голосе продолжив лекцию, Агассис заметил в своих слушателях странную перемену. Все больше и больше их поворачивались к дверям, словно привлеченные каким-то представлением. Запах тлеющей конопли усилился.

Стараясь не обращать внимания на перебежчиков, Агассис стойко продолжал:

– Используемые ныне как удобрение Xiphosura некогда правили…

Тишину внезапно разорвал леденящий кровь боевой клич. Агассис не смог более притворяться.

– Здесь я должен прерваться, пока мы не установим, чем вызвано это волнение.

Никто не обращал на Агассиса внимания. Все устремились в заднюю часть залы. Спустившись со сцены, Агассис протолкался в первые ряды.

Вождь Каймановая Черепаха вдохновенно исполнял танец духов под аккомпанемент Цезаря, который выбивал ритм на позаимствованном где-то чайнике. Повсюду переходили из рук в руки трубки с дакой.

На глазах объятого ужасом Агассиса бостонский высший свет, отбросив под воздействием крепкой даки всяческие приличия, вставал в круг, чтобы присоединиться к улюлюканью и танцу.

Агассис тщетно попытался восстановить порядок:

– Господа, прошу вас, мы же цивилизованные леди и джентльмены…

Где-то поблизости вспыхнула ссора. Агассис повернулся посмотреть.

– Вы утверждаете, будто я только и делаю, что живу за ваш счет? – вопил Торо.

– Вот именно! – отвечал Эмерсон.

– Ей-богу, давайте разрешим наш спор, как это делали во времена Ахилла!

– Согласен.

Вскоре, раздевшись до исподнего, Эмерсон и Торо сцепились в сложном захвате силачей, силясь повалить противника. Выбрав каждый своего борца, собравшиеся начали их подбадривать:

– Давай же, Ральф!

– Удачный захват, Хэнк!

Что-то задело туфлю Агассиса. Он опустил взгляд.

Это был краб. Только теперь натуралист заметил, что крабы расползлись по всей зале, точно по дну океана. Внезапно у него возникло такое ощущение, что он находится под водой. Ему стало нечем дышать…

Следующие полчаса показались ему вечностью. До конца своих дней он не забудет ужасных сцен, которым ему пришлось стать свидетелем. Одно то, как скакал верхом на своей спутнице Эббот Лоуренс, дало бы достаточно пищи для ночных кошмаров. Но это было еще не все. Далеко не все.

Он тщетно искал Лиззи Кэри, надеясь в ней найти оплот здравого смысла. Но она исчезла, и Агассис не мог бы ее винить.

Наконец надежда на восстановление порядка прибыла в облике роты бостонской полиции.

Агассис поспешил навстречу старшему по званию.

– Благодарение Богу, вы прибыли…

– И кто же вы будете? – спросил офицер.

– Ба, я профессор Агассис!

Внезапно Агассиса схватили несколько пар рук.

– Придется поблагодарить вас, что сберегли мне уйму времени, профессор. Видите ли, у меня есть ордер на ваш арест.