"Очищение огнем" - читать интересную книгу автора (Андреотта Пол)

Глава 14

Электроэнцефалограмма. В тот день 29 ноября именно это магическое слово должно было все прояснить, так заверял меня Декамп. Линотимия — ничего страшного. Он знал по меньшей мере 300 человек, с которыми это случается регулярно. Человек падает в обморок без каких-либо видимых причин. Раньше таким людям давали нюхательные соли, теперь используют электростимуляцию и т. д. (Кардиологические исследования ничего не дали, и теперь электроэнцефалограмма — я не смог произнести это слово менее чем в 3 приема — должна была наконец вывести нас на путь истинный).

Поэтому мы оказались у Кхункеля, гения и как будто главного специалиста в этой области, приехавшего 12 лет назад из Венгрии. Ким была опутана бесчисленными проводами, соединенными с записывающей аппаратурой. Две молодые сестры настраивали приборы и обсуждали фильм Трюффо. Сам Кхункель, как мне сказали, прибудет позже, чтобы проанализировать записи.

Процедура начиналась. Многочисленные маленькие иголочки принялись чертить зигзаги по медленно двигавшейся широкой бумажной ленте.

То тут, то там одна из девушек ставила на записи большой красный крест, и у меня переставало биться сердце. Неужели опухоль? Ким закрыла глаза. Большие лампы были наведены на ее лицо. Еще один резкий скачок иглы.

— У Трюффо все одно и то же, — заключила вторая сестра, и — бах! — еще крест!

Мы находились в кабинете великого человека. Кхункель оказался низеньким, удивительно подвижным человечком с круглым лицом, напоминавшим портрет Пикассо — фас, профиль и вид сзади одновременно. Он развернул лист бумаги и принялся его изучать, быстро вертя головой во все стороны, как птица.

— Нормальная запись, — заключил он.

А как насчет крестов? Кресты оказались просто стандартными метками. У моей жены был довольно хороший мозг. Кхункель казался разочарованным.

— Но какие у нее симптомы?

Я рассказал. Потение, головная боль — как будто в голове ползают мелкие насекомые, бессонница, иногда очень сильная бледность. Кхункель улыбнулся:

— Возможно, у вашей жены слишком много работы или нарушен обмен веществ. Ей давали кальций? Тогда сходите к Дронеру.

Он набросал записку коллеге, другому гению, который был специалистом по щитовидной железе. «Как же можно болеть, — подумал я, — когда есть столько гениев, которые хотят тебя исцелить?» Потом Кхункель выписал огромный рецепт. Снотворное, тонизирующее, успокаивающее и т. д. Все вместе обошлось мне в 500 франков.

— Ты обратил внимание? — Заметила Ким, когда мы выходили. — Он пишет такими же зигзагами, как его машина.

Она была права. Я взглянул на сейсмографические линии, и мы рассмеялись. Потом я разорвал рецепт и выбросил обрывки в урну.

Когда мы пришли домой, я сказал, что у меня сегодня встреча в центре города. И это было правдой. Десэн, издатель «Эко дю Жур», согласился меня принять. Он был четвертым издателем, с которым я встретился за последние две недели. Никогда не ходите к издателю, если вы не способны внушить ему, что можете написать все, от заголовков до имен и адресов владельцев внизу на последней странице. Политика, спорт, театр, житейские истории, скандалы, война в Лаосе, мореплавание, телевидение, мелкие объявления — вот ваша специализация, и вы обладаете достаточной энергией, чтобы выдавать сенсации.

Десези не удостоил меня личной встречи, но послал одного из своих янычаров, который спросил, знаю ли я что-нибудь о лошадях. Газета только что лишилась своего специального корреспондента по скачкам, а платить за профессионального специалиста издатели не хотят. Я подумал о 500 франках, которые уплатил Кхункелю, и прочих расходах из-за Ким — никто не мог сказать, когда эта болезнь кончится — и совершил один из самых постыдных поступков в своей жизни.

Мое лицо расплылось в фальшивой улыбке:

— Я просто обожаю скачки.

— Хорошо, — неуверенно произнес он, пристально разглядывая меня и пытаясь определить, какой тип мошенника я представляю. — Посмотрим.

И предложил мне написать пробную статью о новом сезоне в Отейе.

Мое произведение было отвергнуто. Потом пришло уведомление из банка о превышении кредита. Я не знал, куда еще обратиться, и наконец сделал то, чего надеялся никогда больше не делать.

Я пошел к Берни. Мне было известно, что газета всегда нуждается в людях, которые могли бы написать то же самое немного лучше. С этого я и начал один год назад. Ну что ж, придется вернуться к истокам.

— Посмотрим это, — сказал Берни, открывая папку. — Кстати, как там Ким? — добавил он, тем самым показывая, что ему не чуждо сострадание.

Пробегая глазами статью об оргиях старой солистки мюзик-холла и время от времени бросая отрывистые реплики, я чувствовал, как вокруг моей головы вырастает некий нимб. Интересный материал, его следовало только немного отшлифовать.

— Тебе будут платить обычную ставку, — сказал Берни. Я сунул статью в карман и встал.

— Завтра принесу. Можно получить аванс?

— Завтра, — сказал он.

— Я это и имел в виду.

К двум часам ночи, переписав восемь страниц, я услышал необычный звук. Что-то упало с ночного столика и разбилось.

Я бросился к кровати и увидел, что Ким мечется в лихорадке. Ее левая рука была напряженно вытянута в сторону, правая сжимала горло. Ким задыхалась. Воздух проникал в ее легкие с долгим свистом, и каждый вздох казался последним. Ее безумные глаза смотрели сквозь меня. Внезапно под действием спазма ее тело выгнулось и упало на простыню. После этого дыхание стало легче, лоб покрылся испариной.

Когда мы прибыли в больницу на «Скорой помощи», Декамп был уже там. Меня попросили подождать в маленькой комнатке на первом этаже, и он вышел ко мне примерно через час.

— Я устроил ее в отдельной палате, — сказал он. — Ей дали кислород, и теперь все в порядке. Она уснула.

— Что с ней, Роже?

— Не знаю. Но мы обязательно выясним. Завтра привезу к ней Пруста. Давай-ка выпьем по чашечке кофе.

Мы прошли по рю де Севр, но там не оказалось ни одного открытого кафе. Говорил один Декамп.

— Видит Бог, мы проверили все. Может быть что-то со спинным мозгом.

— Что это значит? Он пожал плечами.

— Давай, я провожу тебя до дома.

На следующий день в 11 я принес статью. Берни прочел, и ему понравилось. Он позвонил в расчетный отдел и попросил, чтобы мне дали небольшой аванс, потом открыл другую папку — «Андропауза у пожилых мужчин». Это большая тема, которую мы разделим на три выпуска. Сейчас мне нужно немного исторических документов. До какого точно возраста спал с женщинами, к примеру, Луи XIV и тому подобное. Ты понял, что мне нужно? Я знаю, такая работа гораздо ниже твоих способностей, и у меня есть много людей, которые могли бы ее сделать, но если это как-то поможет… Тебе, вероятно, придется посидеть пару вечеров в Национальной библиотеке.

— Спасибо, — сказал я. — Очень тронут.

— Чем могу…

Из редакции я поехал прямо в больницу. Ким только что сделали люмбарную пункцию, и она очень ослабла. В вену левой руки у нее была воткнута игла, соединенная с капельницей, а правую она протягивала мне, пытаясь улыбнуться.

— Зажги свет, — попросила Ким. — Но… сейчас день.

— Ах да, конечно… — Она взглянула в окно. — Что сказали доктора?

— Они сказали, что самый очаровательный пациент в больнице.

— Нет, серьезно, Серж, я не могу оставаться здесь.

— Тебе нужно здесь остаться только для того, чтобы сделать все эти анализы. А потом я сразу заберу тебя домой.

— Я хочу быть с тобой.

— Вот, принес тебе ночную рубашку и туалетные принадлежности.

— Я хочу умереть возле тебя.

— Не говори глупостей, дорогая. Все пройдет через несколько дней. Голова еще болит?

— Нет, теперь лучше.

— Вот видишь.

— Вчера ночью я подумала, что это конец.

— Прекрати об этом, слышишь.

Роясь в своей сумке, она как будто начала оживать.

— Ты просто умница. Позаботился обо всем. — Она выбрала тюбик крема и намазала им лицо. — У меня, наверное, ужасный вид?

Вошла сестра и подразнила Ким:

— Прихорашиваетесь для мужа? Потом она сделала вид, будто поправляет постель, ищу немного постояла просто так и наконец объявила:

— Вам пора уходить. Ей нужен покой.

Выйдя из палаты, я захотел встретиться с главным врачом больницы, но он был очень занят, и меня просили подождать. Я ждал в коридоре больше двух часов, пока он не освободился. Это был коренастый пожилой человек с впалыми щеками, редкими седыми волосами и наивным детским взглядом.

— Вы принесли историю болезни? Очень хорошо. Он раскрыл карточку. Там были результаты исследований за последние три месяца, даже рентгеновский снимок лобных пазух, на котором настоял какой-то идиот. Всевозможные анализы, электрокардиограммы, рентген почек, анализы мочи, крови, лимфы, эндокринных желез и т. д.

Он пролистал все это с быстротой профессионального шулера, который выискивает в колоде джокеры. Некоторые карты ему явно не понравились.

— Я бы не стал продолжать в этом направлении, — он имел в виду тест на надпочечники. По-видимому, в карточке не оказалось ключа к дальнейшим исследованиям. Главный врач пожал плечами и вернул ее мне. — Но у меня есть одна идея.

Он оживился, очевидно, радуясь своей идее:

— Довольно редкое заболевание, но мы не можем делать никаких выводов, пока не получим результатов последних анализов.

Я хотел знать, что это за болезнь. Насколько она серьезна. Доктор скривил губы.

Мы достаточно вооружены, чтобы справиться с ней, — он взглянул на мне прямо в глаза. — Видите ли, я могу и ошибиться. Зайдите через четыре дня, тогда все проясниться.

Выходя из больницы, я сказал себе, что должен как можно скорее окунуться в работу, если не хочу сойти с ума. Андропауза королей Франции вполне подойдет. Я отправился прямо в Национальную библиотеку и провел весь вечер, делая заметки. Было темно, когда я покинул библиотеку и зашел перекусить в кафе на углу рю де Валуа. И тут в моем мозгу совершенно отчетливо обозначился один вопрос (он прошел долгий путь из глубин подсознания, преодолел все барьеры и выбрался наружу). Теперь он зазвучал с неумолимой логикой факта: Почему ты не хочешь признать истину?

Не доев сэндвич, я выбежал из кафе и взял такси, потому что был неспособен вести машину. Когда я добрался до больницы, было около семи часов.

Пришлось ждать еще четверть часа, прежде чем меня пропустили. Неприемные часы, — сказали мне. Но я настаивал. Девушка на коммутаторе встала и пошла поговорить со старшей сестрой. Другие посетители разговаривали приглушенными голосами, кто-то читал карточку. Наконец мне позволили пройти. Осторожно открыв дверь палаты N 12, я словно оказался в склепе. Сердце начало бешено колотиться. Ким лежала в полутьме ночника, и взгляд ее больших влажных глаз был устремлен в потолок. Увидев меня, она попыталась улыбнуться.

— О, ты здесь, — сказала она, словно это была величайшая радость в ее жизни.

Осторожно, словно самый хрупкий и драгоценный предмет в мире, я слегка приподнял ее и прижал к себе. Когда я попытался отпустить ее, она вдруг шепнула мне на ухо:

— Знаешь, я скоро умру.

— Не говори глупостей.

— Нет, я знаю, с тех пор я точно знаю.

— С каких пор?

— С тех пор, как появился этот трамвай?

— Расскажи мне, что за трамвай?

— Я не могу больше бороться. У меня нет сил. Я так хотела… — она откинулась на подушку и сделала три глубоких вздоха. — Я так хотела быть тебе хорошей женой, как другие жены. Она взглянула на меня в упор.

— Трамвай у меня в правой ноге. И его воля сильнее людей.

Ночная сестра вошла так тихо, что я не заметил.

— Вам лучше уйти, — мягко сказала она. — У нее очень высокая температура, она бредит.

— Когда он поворачивает, троллейбусы подпрыгивают… — продолжала Ким. — Там так вспыхнуло… а теперь., о…

Она схватилась за живот.

— Все рельсы погнулись.

— Уходите, будьте благоразумны., Сестра вытерла Ким лоб. Я покинул палату. Пройдя по рю де Севр и еще каким-то улицам, я неожиданно очутился на вокзале Аустерлиц. Часы показывали 10.00, и поезд отправлялся в 10.10. Я открыл бумажник. Да, слава Богу, там были 400 франков, которые раздобыл для меня Берни. Я подошел к кассе и взял билет.