"Тау - ноль" - читать интересную книгу автора (Андерсон Пол)Глава 2Если смотреть на корабль с одного из челночных катеров, которые доставляли команду, «Леонора Кристина» напоминала кинжал, указывающий острием на звезды. Ее корпус имел коническую форму. Верхушкой конуса был нос корабля. Его отполированная гладкая поверхность казалась скорее украшенной, нежели испорченной внешними приспособлениями. Среди них были шлюзы и люки, датчики приборов, гнезда для двух катеров, которым предстоит осуществлять посадки на планету, а также паутина бассердовского двигателя, пока еще свернутая. Основание конуса было достаточно широким, так как там среди прочего хранилось реактивное топливо, но корабль был слишком длинным, чтобы это было особенно заметно. На острие кинжала развернулось веером сооружение, которое отдаленно напоминало баскетбольную корзину. Его обод служил опорой для восьми решетчатых цилиндров, направленных к корме. Это были трубы-ускорители, которые разгоняли реактивное топливо, когда корабль двигался на обычных межпланетных скоростях. «Корзина» заключала в себе приборы управления и энергетическую установку системы реактивного двигателя. За ними тянулась рукоять кинжала, более темного оттенка, которая заканчивалась сложной головкой. Эта последняя представляла собой бассердовский двигатель. Остальное было защитным кожухом, предназначенным защищать от радиации двигателя, когда он будет включен. Такова была «Леонора Кристина», седьмой и новейший из кораблей этого класса. Внешняя простота, продиктованная сущностью ее предназначения, была столь же обманчива, как простота человеческой кожи. Внутри корабль был сложен и хрупок. Со времени появления в середине двадцатого столетия самой идеи подобного корабля прошло, пожалуй, миллион человеко-лет мысли и труда, направленных на ее реализацию. При этом некоторые из работавших над проектом людей обладали интеллектом, сравнимым с умом любого гения, существовавшего до них. Хотя к моменту начала постройки «Леоноры Кристины» уже имелись практический опыт и необходимые средства и инструменты, и хотя технологическая цивилизация к этому времени достигла фантастического процветания (некоторое время ее не отягчала угроза войны) — все же стоимость корабля никак нельзя было назвать незначительной, и это служило причиной недовольства. Корабль кружился по орбите вокруг Земли, а Вселенная охватывала его мощной громадой, простираясь во все стороны. Отвернувшись от солнца и планеты, вы видели прозрачную темноту, более огромную, чем у вас хватало смелости понять. Она не была непроглядно черной; существовали отражения света внутри ваших глаз; но это была предельная ночь, которую милосердное небо нашей планеты скрывает от нас. Немигающие звезды усеивали ее, сияние их было холодней льда. Звезды, достаточно яркие, чтобы их было видно с поверхности Земли, в космосе явственно демонстрировали свои цвета: сине-стальная Вега, золотая Капелла, тлеющий уголь Бетельгейзе. Здесь были видны другие, менее яркие звезды, и их было так много, что непривычный человек терял среди них очертания знакомых созвездий. Ночь была полна солнц. Млечный Путь опоясывал небеса льдистым серебром; и Магеллановы Облака не были смутным мерцанием, но клубились и сияли; и туманность Андромеды ярко сверкала сквозь расстояние больше миллиона световых лет; и вы чувствовали, как ваша душа тонет в этих глубинах, и торопливо возвращали взгляд в окружающую вас уютную каюту. Ингрид Линдгрен появилась на мостике, ухватилась за поручень и повисла в воздухе. — Явилась для несения службы, мистер капитан, — формально отрапортовала она. Ларс Теландер обернулся, чтобы поприветствовать ее. В невесомости на его тощую неуклюжую фигуру стало приятно смотреть, как на рыбу в воде или летящего в небе ястреба. Если бы не это, он ничем бы не отличался от любого седоволосого мужчины пятидесяти с лишним лет. Ни он, ни Линдгрен не позаботились прикрепить знаки отличия к комбинезонам, которые были стандартной рабочей одеждой на борту корабля. — Здравствуйте, — сказал он. — Надеюсь, вы хорошо провели отпуск. — Разумеется. — Ее щеки порозовели. — А вы? — Ммм… нормально. Я преимущественно изображал из себя туриста, изъездил Землю вдоль и поперек. Я был удивлен, как многого я не видел прежде. Линдгрен посмотрела на него с некоторым сочувствием. Капитан одиноко плавал в воздухе рядом со своим креслом командира — одним из трех кресел вокруг консоли управления и связи, расположенной в центре круглой комнаты. Счетчики, экраны считывания данных, индикаторы и прочие приспособления, загромождавшие переборки, которые уже начали мигать и мерцать огоньками и чертить каракули, только подчеркивали его одиночество. Пока не появилась Линдгрен, капитан не слышал ничего, кроме бормотания вентиляторов и изредка — щелчка реле. — У вас вообще никого не осталось? — спросила она. — Никого близкого, — вытянутое лицо Теландера сморщилось в усмешке. Не забывайте, по времени Солнечной системы мне почти сто лет. Когда я последний раз навещал родную деревню в Даларне, внук моего брата был гордым отцом двух взрослых детей. Вряд ли стоит ожидать, что они сочтут меня близким родственником. (Он родился за три года до первой экспедиции с участием людей, которая отправилась к Альфе Центавра. Он пошел в детский садик за два года до того, как первые лазерные сообщения этой экспедиции достигли станции на обратной стороне Луны. Это определило жизнь ребенка — интроверта и идеалиста. В возрасте двадцати пяти лет выпускник Академии с отличными результатами полетов на межпланетных кораблях был взят в первый экипаж, отправлявшийся к Эпсилон Эридана. Они вернулись через двадцать девять лет, но в результате релятивистского коэффициента времени для них прошло только одиннадцать лет, шесть из которых они провели на планетах, куда летели. Совершенные ими открытия прославили их. Когда они вернулись, как раз снаряжался корабль на Тау Кита. Теландер получил место первого помощника. С момента старта и до возвращения прошло тринадцать лет его личного времени. Он стал командиром вместо капитана, который погиб на дикой планете. На Земле прошел тридцать один год. На орбите собирали «Леонору Кристину». Кому, как не ему, стать ее капитаном? Он колебался. Кораблю предстояло стартовать меньше, чем через три года. Если он согласится, большая часть этого времени пройдет в планировании и подготовке… Но, похоже, другого выхода не было; кроме всего прочего, Земля изменилась до неузнаваемости, и он ходил по ней чужаком). — К делу, — сказал он. — Я полагаю, Борис Федоров и его инженеры прибыли вместе с вами? Она кивнула. — Он сказал, что свяжется с вами по интеркому, как только устроится. — Хм. Он мог бы соблюсти вежливость и уведомить меня о своем прибытии. — Он в плохом настроении. Хмурился всю дорогу. Не знаю, по какой причине. Это существенно? — Нам предстоит довольно долго быть вместе, Ингрид, — заметил Теландер. — Конечно, наше поведение будет иметь значение. — У Бориса это скоро пройдет. Я думаю, у него просто похмелье, или прошлой ночью ему отказала какая-нибудь девушка, или что-то в этом роде. Во время подготовки у меня сложилось впечатление, что он легко поддается эмоциям, но так же быстро отходит. — Психопрофиль это подтверждает. Однако, есть качества потенциальные — в каждом из нас, которые не выявляются тестированием. Нужно оказаться там… — Теландер указал на колпак оптического перископа, как будто это и была та даль, куда перископ был направлен. — Только тогда эти качества проявятся. А они проявятся обязательно. Так бывает всегда. Он откашлялся. — Ладно. Научный персонал тоже прибывает по расписанию? — Да. Они прибудут двумя паромами — первый в 13:40, второй в 15:00. Теландер кивнул, подтверждая соответствие с программой, прикрепленной к столешнице консоли. Линдгрен добавила: — По-моему, такой интервал между ними вовсе не обязателен. — Соображения безопасности, — машинально ответил Теландер. — Кроме того, хотя они и прошли подготовку, нам все равно нужно время, чтобы доставить такое количество наземных кротов в их каюты. Сами они в невесомости не справятся. — Карл с ними управится, — сказала Линдгрен. — Если понадобится, он сможет доставить их поодиночке, и быстрее, чем это может показаться. — Реймон? Наш констебль? — Теландер внимательно посмотрел на нее. — Я знаю, что он хорошо подготовлен к работе в условиях невесомости, и он прибывает с первым паромом. И что, у него действительно такая высокая квалификация? — Мы посетили Звезду Развлечений. — Где? — На курортном спутнике. — Ах, эту. Н-да. И вы играли в игры при нулевой гравитации? Линдгрен кивнула, не глядя на капитана. Он снова усмехнулся: — В числе прочего, надо полагать. — Он поселится в моей каюте. — Хм-м… — Теландер потер подбородок. — Честно говоря, я бы предпочел, чтобы он жил в той каюте, где предполагалось — на случай беспорядков среди… мм… пассажиров. Собственно говоря, для этого он здесь. — Я могу перебраться к нему, — предложила Линдгрен. Теландер покачал головой. — Нет. Офицеры должны жить среди офицеров, отдельно. Гипотетическая причина — чтобы они находились поближе к мостику — не есть настоящая причина. В последующие пять лет, Ингрид, вы поймете, как важны символы. Он пожал плечами. — Что ж, остальные каюты находятся только на одну палубу дальше к корме, чем наши. Осмелюсь сказать, что он может достаточно быстро добраться туда при необходимости. Так что, если ваша соседка по комнате не возражает поменяться местами, пусть будет, как вы хотите. — Спасибо, — негромко сказала она. — Правду сказать, я немного удивлен, — признался Теландер. — Мне кажется, Реймон не принадлежит к тому типу мужчин, который вы предпочитаете. Вы думаете, ваш союз будет долгим? — Надеюсь, что да. Он говорит, что тоже бы этого хотел. — Линдгрен преодолела свое замешательство, бросившись в неожиданное нападение. — А что вы? Уже завязали отношения с кем-нибудь? — Нет. Я думаю, это несомненно произойдет — с течением времени. Поначалу я буду слишком занят. В моем возрасте подобные вопросы не столь насущны. — Теландер рассмеялся, затем посерьезнел. — Что касается времени, не будем его тратить понапрасну. Прошу вас приступить к проверке и… Паром пришвартовался. Протянулись якоря-присоски, чтобы удержать его короткий корпус рядом с изогнутым боком «Леоноры Кристины». Ее роботы устройства «датчик-компьютер-эффектор», — управляющие маневром стыковки, помогли воздушным шлюзам соединиться. Когда из обеих камер выпустили воздух, их внешние клапаны втянулись внутрь, и пластиковая труба герметично запечатала вход. Шлюзы вновь наполнили воздухом и проверили на возможную утечку. Когда удостоверились, что утечки нет, открыли внутренние клапаны. Реймон освободился от ремней. Свободно всплыв над креслом, он посмотрел вниз, окинув взглядом весь пассажирский отсек. Химик-американец Норберт Вильямс тоже расстегивал ремни. — Не трогайте ремни, — скомандовал Реймон по-английски. Хотя все понимали шведский, некоторые знали его недостаточно хорошо. Для ученых английский и русский по-прежнему были главными международными языками. Оставайтесь на местах. Я предупредил вас еще в порту, что доставлю вас в каюты по одному. — Обо мне можете не беспокоиться, — ответил Вильямс. — Я нормально себя чувствую в невесомости. Он был невысоким, круглолицым, светловолосым человеком, привыкшим одеваться ярко, а говорить громко. — Вы все имеете некоторую практику, — сказал Реймон. — Но это не то же самое, что обладать верными рефлексами. Их дает только опыт. — Значит, мы немного побарахтаемся. Что с того? — Возможен несчастный случай. Не обязателен, это да, но возможен. Моя обязанность — предотвратить такую возможность. Я полагаю, что должен сопроводить вас в каюты, где вы останетесь, пока о вас не позаботятся. Вильямс покраснел. — Послушайте, Реймон… Констебль внимательно посмотрел на него своими серыми глазами. — Это приказ, — сказал Реймон, четко выговаривая слова. — Я представляю власть. Давайте не будем начинать полет с неповиновения. Вильямс вновь застегнул ремни. Он сделал это чересчур резко, губы его были плотно сжаты. Несколько капель пота выступили у него на лбу и задрожали на висках. От света флюоресцентных ламп они засверкали. Реймон обратился по интеркому к пилоту. Пилот не перейдет на корабль, он отправится назад, как только выгрузит свой живой груз. — Вы не возражаете, если мы откроем шторки? Пусть нашим друзьям будет на что посмотреть, пока они ждут своей очереди. — Открывайте, — ответил голос. — Никакой опасности не замечено. И… они вроде не очень-то скоро увидят Землю, а? Реймон объявил разрешение. Пассажиры жадно потянулись к рукояткам на иллюминаторах, обращенного в космос борта катера. Пластины, закрывавшие сделанные из глассита иллюминаторы, скользнули назад. Реймон занялся своей работой. Четвертой на очереди была Чи-Юэнь Ай-Линг. Она повернулась в опутывающих ее ремнях безопасности, чтобы сидеть лицом к иллюминатору. Ее пальцы прижимались к гладкой поверхности. — Прошу, ваша очередь, — сказал Реймон. Она не ответила. — Мисс Чи-Юэнь, — он тронул ее за плечо. — Вы следующая. — О! — Ее словно пробудили от сна. В глазах ее стояли слезы. — Я… Я прошу прощения. Я задумалась… Соединенные корабли входили в следующий рассвет. Свет распространялся над огромным горизонтом Земли, разбиваясь на тысячи цветов — от алого цвета кленового листа до синевы павлиньего пера. Краткий миг было видно крыло зодиакального сияния, как гало над поднимающимся огненным диском. За ним находились звезды и лунный полумесяц. Внизу была планета, сверкающая океанами, с облаками, в которых бродили дождь и гром, с коричнево-зелеными континентами и городами — шкатулками драгоценностей. Вы видели, вы чувствовали, что этот мир живет. Чи-Юэнь принялась возиться с пряжками. Ее пальцы казались слишком тонкими. — Не хочу отрывать взгляд! — шепнула она по-французски. — Покойся в мире там, Жак. — Вы сможете наблюдать за происходящим на корабельных экранах, как только мы начнем разгон, — ответил Реймон на том же языке. Она удивилась, что он говорит по-французски, и это вернуло ее к реальности. — Тогда мы уже начнем удаляться от дома, — сказала она, но при этом улыбнулась. Очевидно, ее настроение скорее было восторженным, чем грустным. Чи-Юэнь была маленькой и хрупкой. Одетая по последней восточной моде в тунику с высоким воротником и широкие дамские брюки с разрезами, она напоминала мальчика. Однако мужчины пришли к единодушному выводу, что из всех женщин на борту у нее самое очаровательное лицо, обрамленное иссиня-черными волосами длиной до плеч. Когда она говорила по-шведски, оттенок китайской интонации, который она придавала естественному ритму этого языка, превращал его в песню. Реймон помог ей освободиться от ремней и обхватил за талию. Он не собирался шаркать по полу в магнитных башмаках. Вместо этого он оттолкнулся одной ногой от кресла и полетел по проходу. В шлюзе он схватился за поручень, качнулся сквозь проем, снова оттолкнулся и оказался внутри космического корабля. Обычно те, кого он сопровождал, расслаблялись — ему было легче доставлять их, как груз, чем бороться с их неуклюжими попытками помочь ему. Но с Чи-Юэнь было по-другому. Она знала, как себя вести. Их движения превратились в стремительный воздушный танец. Китаянка была планетологом, и имела опыт поведения в невесомости. От того, что их слаженный полет был вполне объясним, он не стал менее восхитительным. Проход от воздушного шлюза вел через концентрические ярусы грузовых палуб: дополнительная защита и броня для цилиндра в оси корабля, в котором будет располагаться экипаж. Здесь можно будет задействовать подъемники, чтобы переносить тяжелый груз вперед или к корме при ускорении. Но не исключено, что винтовые лестницы, идущие вдоль стенок колодцев, параллельных шахте подъемника, окажутся полезнее. Реймон и Чи-Юэнь воспользовались одним из этих колодцев, чтобы добраться от средней палубы, предназначенной для электрических и гироскопических инструментов, в нос корабля, где располагались жилые помещения. Лишенные веса, они летели вдоль лестницы, не касаясь ступенек. На той скорости, которую они набрали, у них слегка закружились головы от центробежной силы и силы Кориолиса, как будто они были слегка нетрезвыми. Это развеселило их еще больше. «И-и кру-угом мы мчимся… кру-угом!» В каюты для пассажиров вели двери из двух коридоров, которые располагались по бокам ряда ванных комнат. Каждая каюта имела два метра в высоту и четыре квадратных метра площади; две двери, два туалета, два встроенных платяных шкафа с полками над ними и две складывающиеся кровати. Кровати можно было сдвинуть по рельсам, чтобы соединить в одну, или разъединить. В последнем случае можно было еще опустить сверху перегородку, и таким образом превратить одну комнату на двоих в две раздельных. — Это было путешествие, достойное записи в моем дневнике, констебль, — Чи-Юэнь схватилась за поручень и прислонилась лбом к холодному металлу. Радостная улыбка еще трепетала на ее губах. — С кем вы делите каюту? — спросил Реймон. — Пока с Джейн Сэдлер. — Чи-Юэнь распахнула глаза и сверкнула на него взглядом. — У вас есть другие предложения? — Что? Мм… Я… Мы с Ингрид Линдгрен вместе. — Уже? — Легкомысленное настроение слетело с нее. — Простите. Мне не следовало совать нос в чужие дела. — О нет, это я должен извиниться, — сказал он. — Я заставил вас ждать попусту, как будто вы не в состоянии добраться до каюты в невесомости самостоятельно. — Вы не должны делать исключений. — Чи-Юэнь снова стала серьезной. Она разложила кровать, подплыла к ней и принялась застегивать ремни. — Мне хочется немного побыть одной, подумать. — О Земле? — О многом. Мы оставляем позади гораздо больше, чем до сих пор представляли, Шарль Реймон. Это разновидность смерти. Быть может, за ней последует воскресение, но все равно это смерть. |
||
|