"Мир без звезд" - читать интересную книгу автора (Андерсон Пол Уильям)

Глава 5

Мы были готовы к прыжку.

Все системы настроены, все наблюдения и обсчеты выполнены, каждый человек на своем посту. Я прошел на мостик, застегнул противоперегрузочные ремни и стал смотреть на часы. Точное время не слишком важно при выполнении прыжка — ошибка в положении, вызванная задержкой на несколько минут, мала по сравнению с обычными ошибками в исходных данных расчетов. Но из соображений психологии лучше не отклоняться от плана. Нажать кнопку — это все, что человеку остается сделать.

Никакого предчувствия у меня не было, но, пока я ждал, во мне поднялось какое-то напряжение. Сам акт ожидания напоминает, что где-то что-то может пойти не так, что это уже не раз бывало, что наше бессмертие не абсолютно, поскольку рано или поздно при каком-то стечении обстоятельств ты будешь убит.

Чего больше всего боится капитан космического корабля, так это оказаться после прыжка в одной точке пространства с каким-нибудь твердым телом. В этом случае атомы слипаются, и корабль испаряется в ядерном взрыве. Это, конечно, глупый страх. Для надежности ты набираешь код так, чтобы выпрыгнуть подальше от той звезды, к которой идешь, и вне плоскости эклиптики. Вероятность того, что там окажется скала, ничтожна. В нашем же случае, напомнил я себе, место вообще идеальное. Мы даже не должны поймать значительной радиации: там, вдали от галактики, вряд ли найдется хотя бы водород, с которым наши атомы могли бы взаимодействовать.

И все-таки это прыжок в двести тридцать тысяч световых лет.

При этом я не понимаю принципа межзвездных прыжков. Да, разумеется, я изучал математику. И популярное объяснение я могу изложить не хуже всякого другого: «Астрономы показали, что гравитационные силы, будучи слабыми и распространяясь со скоростью света, недостаточны для объединения Вселенной. Новая теория постулирует, что пространство обладает внутренним единством, при котором каждая точка эквивалентна любой другой. Одно местоположение отличается от другого лишь n -мерными координатами присутствующей в нем массы. Эти координаты определяют конфигурацию материально-энергетического поля, которое может быть изменено искусственно. Если такое изменение произведено, то фактическая масса совершает мгновенный переход в соответствующую другую точку пространства. При этом сохраняется энергия, а масса сохраняет импульс — по отношению ко всем галактикам, — который она имела до совершения этого перехода, с приращением, соответствующим разности гравитационных потенциалов».

И все равно для меня это звучит как набор магических чисел.

Впрочем, много что выглядит волшебством. Первобытные племена считают, что, если съесть человека, обретешь его качества. Но вот, например, можно выдрессировать животное, убить его, извлечь из его мозга РНК и ввести другому животному, и это другое животное приобретет навыки убитого.

Часы показали Момент Один. Я вырубил двигатели. Теперь мы летели по инерции, исчезла тяжесть, и я почувствовал на себе молчание как чью-то руку.

Глядя на хаотическую красоту, сиявшую на звездной карте, я подумал: «Прощай, галактика. Я тебя увижу снова во всей твоей целостности, но увижу такой, какой ты была четверть миллиона лет назад».

Время ползло к Моменту Два. Я отстегнул ремень безопасности и положил палец в перчатке на красную кнопку. В наушниках была полная тишина. Все молчали. Время.

Слишком страшен был шок. Я даже не среагировал.

Черноты не было. Был огромный спиральный фон и сияющая перед нами тусклая красная звезда. И заполняющая экран планета.

И это видение росло со скоростью километров в секунду и падало на нас — или мы на него. Половина планеты была темна, половина занята каким-то ландшафтом, отблескивающим водой под кровавыми отсветами дня. У нас не было шансов настроить прыжковое устройство и исчезнуть, не было шансов ни на что, кроме взгляда в лицо Смерти. Мой шлем наполнил вопль — и это был мой собственный голос.

И вдруг через него лезвием прорубился голос Хьюга Валланда. Он выкрикнул ту команду, которую должен был отдать я:

— Пилоты! Реверс и газ, во имя Господа!

Это выбросило меня из ступора. Взглянув на дальномер в радар, я оценил расстояния и скорости и выкрикнул свою команду. Двигатель загремел. Планета повернулась у меня над головой. Перегрузка вдавила обратно в кресло и навалилась на грудь. Перед глазами замелькали искры, и я потерял сознание.

У нас была слишком большая скорость, и погасить ее за оставшееся время не удалось бы. Но часть ее мы смогли сбросить за те несколько минут, что оставались до удара об атмосферу, и мы не упали прямо вниз, а вошли под острым углом.

При такой скорости мы срикошетировали по атмосфере, как брошенный камешек прыгает по воде. Нас сотрясал удар за ударом. Металл визжал. Обзорные экраны погасли. Вся эта масса корабля никогда не предназначалась для приземления. Корабль должен был оставаться на орбите и для посадки на планету использовать две шлюпки. Но сейчас корабль спускался вниз.

Каким-то образом Брен и Гальмер добрались до пилотского пульта. Каким-то образом они справились с управлением и сумели посадить корабль так, что только расплавилась и вскипела внешняя обшивка. Когда разрушился и замолчал главный двигатель, они смогли использовать рулевые. Когда и эти один за другим выходили из строя, они использовали те, что остались. Наконец не осталось ничего, и мы упали. Но к тому времени мы уже были так низко и так снизили скорость, что у людей появился шанс выжить.

Я слышал глухие удары, скрежет металла и треск стальных конструкций. Я чувствовал, как невыносимый жар плавильного горна проникает в скафандр, как трескаются губы и ноздри превращаются в русла пересохших рек. Внизу я увидел воду и напрягся, но тут же вспомнил, что этого делать нельзя. «Расслабься и свободно лети, пусть противоперегрузочное кресло и скафандр примут удар на себя».

Удар.

Я медленно приходил в себя. Рот был полон крови, она измазала лицевой щиток, и я ничего не видел, тем более что один глаз заплыл. Во всем теле стучали молоты, а левой руки я не чувствовал. Я подумал, как в бреду, что не может же быть так, что проломлен череп и мозги наружу…

Экипаж!

Ничего не было слышно, кроме моего собственного прерывистого дыхания. Но наверное, я кричал, хотя система коммуникаций вышла из строя. «Я должен пойти и посмотреть. Я должен найти своих людей».

Я не мог даже стиснуть зубы от той боли, что причиняло мне движение. Для этого надо было владеть своим телом лучше, чем я в тот момент был способен. Не знаю, сколько минут я, скуля и похныкивая, выбирался ощупью наружу. Наконец мне удалось выбраться на покореженную и покосившуюся палубу. Там я и лежал, не в силах сделать следующий шаг.

Корабль был мертв. Экраны погасли, вентиляторы не вертелись, свет не горел, и только самосветящиеся панели освещали коридор. В их смутном зеленоватом свете я хромал, спотыкаясь и скользя, по коридорам, выкрикивая имена.

Прошел приличный кусок вечности, пока в одном из переходов мне не встретилась человеческая фигура. Не совсем человеческая: двуногое туловище и гротескная стеклянная голова, но голос из радиотелефона принадлежал Хьюгу Валланду.

— Это вы, шкипер?

Я дохромал до него и всхлипнул.

— Нам повезло, — сказал он мне. — Я тут осмотрелся. Если бы мы упали в море, это был бы конец. Вся задняя секция затоплена. Мы бы потонули. Но вроде бы нос над поверхностью.

— Как остальные? — решился спросить я.

— В машинном отделении не нашел никого, — безрадостно ответил он. — Я прошел в воду с фонарем, но ничего не увидел, никаких следов, просто большая, наполовину проплавленная дыра в борту. Наверное, их оторвало с главным реактором. Это уже двое.

(Я хотел бы назвать здесь их имена: Морн Криснан и Роли Блакс. Хорошие были ребята.) Валланд вздохнул:

— И похоже, что молодой Смет тоже долго не протянет. «Семь человек, — подумал я. — Раненых и контуженных, на разбитом корабле на планете, где буквально все может оказаться смертельным».

— Сам я легко отделался, — продолжал Валланд. — Вы не пройдете к остальным, шкипер? Они в салоне. Я бы высунулся посмотреть из люка. Потом доложу.

Комната, где мы собрались, стала пещерой. Светящаяся панель, вырванная из гнезда, была в ней единственным источником света. От нее по искривленным стенам разбегались огромные тени. Сталактитами свисали обломки балок. В полумраке были видны поникшие человеческие фигуры в скафандрах. Я отметил по судовой роли: Брен, Гальмер, Урдуга, Рорн. И конечно, Смет. Он еще оставался с нами.

Он даже еще был более или менее в сознании. Его положили на скамью, стараясь устроить поудобнее. Я заглянул под его шлем. При теперешнем освещении лицо казалось зеленым, а зеленоватая кровь пузырилась на губах черного рта. Но глаза были белые-белые. Я включил его радио и услышал булькающее дыхание.

Ко мне подошел Рорн.

— Он готов, — сказал Рорн без выражения. — У него привязные ремни вырвались из гнезд, и его ударило о стену Обломки ребер в легких и сломанный позвоночник.

— Откуда ты знаешь? — огрызнулся я. — Ведь скафандр то не поврежден.

На темном лице Рорна сверкнули зубы.

— Капитан, — сказал он. — Я помогал нести парнишку сюда. Когда он очнулся, мы его попросили сказать, что он чувствует, и попробовать пошевелить руками и ногами. Достаточно на него посмотреть.

— Мама, мама… — забулькало у меня в наушниках. Вернулся Валланд.

— Посадочные шлюпки смяты. По их отсеку пришелся главный удар. Да, мы отсюда не скоро выберемся.

— Что там снаружи? — спросил я.

— Мы на озере. Другого берега не видно. Но там, где мы, довольно мелко, и в двух километрах суша. Можно добраться на плоту.

— А зачем? — взорвался Рорн.

— Я тут видел какое-то прыгающее водное животное, — ответил Валланд. — Значит, здесь есть жизнь. Похоже, что жизнь нашего типа — белки в водных растворах, хотя нельзя ожидать, что она окажется съедобной.

Он немножко постоял, размышляя, и добавил:

— Я догадываюсь, что произошло. Помните, внешники сказали, что в их системе есть планета с термальной зоной, где вода в жидком состоянии? Самая внутренняя, и с такой массой и плотностью, что на ее поверхности тяжесть должна быть порядка двух третей стандартной земной? Похоже, что это она и есть.

Я только теперь заметил. Каждое движение давалось с таким трудом, что ощущалась только боль, но и в самом деле я был легче, чем раньше. Может быть, поэтому мне удавалось удержаться на ногах.

— Внешники дали нам информацию об этой планете своей звезды, — продолжал Валланд. — Я не знаю, кто именно так сильно ошибся. Это связано с языковыми трудностями, а агент на Заре торопился передать сообщение. Я полагаю, что внешники его не поняли. Они решили, что мы прежде всего хотим высадиться здесь, потому что условия для нас здесь лучше, они даже решили, что мы собираемся прямо приземляться. Поэтому они дали нам цифры и формулы как раз для этого. А мы решили, что они нам дают координаты точки, удаленной на безопасное расстояние от солнца, удобной для выхода из прыжка, и скормили это компьютеру.

Он развел руками.

— Я могу и ошибиться, — сказал Валланд. — Может быть, фактор и не виноват. Может быть, какая-то дубина сидит в нашем центральном офисе. Но факт остается фактом — ведь прыгаешь не вслепую прямо к звезде, а пользуешься формулой, учитывающей ее движение. Мы взяли не ту формулу.

— И что нам теперь со всем этим делать? — фыркнул Рорн.

— Выжить, — сказал Валланд.

— Да ну? Если мы даже не знаем, годится ли этот воздух для дыхания? Мы можем проверить, будет ли в нем что-нибудь гореть — есть ли кислород. А другие газы? А споры, или… а, ну его! — Рорн отвернулся.

— Это все правда, — признал Валланд. Он повернулся и посмотрел вниз на Смета.

— Нам все равно придется его расстегнуть, чтобы посмотреть, можем ли мы парню помочь, — сказал он. — И у нас нет времени — у него нет времени — на сравнение воздуха с атмосферой Земли. Так что…

Он стал на одно колено и приблизил лицевой щиток к шлему раненого.

— Энвер, — негромко позвал он, — Энвер, ты меня слышишь?

— Да… Да… больно!

Я с трудом заставил себя слушать.

Валланд взял Смета за руку.

— Снять с тебя скафандр? — спросил он.

— Мне только тридцать лет! — взвизгнул Смет. — Всего тридцать. А тебе — три тысячи!

— Заткнись. — Валланд говорил по-прежнему мягко, но это слово щелкнуло, как бич. — Ты ведь мужчина. Смет судорожно перевел дыхание и сказал:

— Давай, Хьюг.

Валланд позвал на помощь Урдугу. Они вынули переломанное тело из скафандра бережней, чем мать распеленывает младенца. Какой-то материей они обтерли кровь и перебинтовали раны. Смет прожил еще три часа.

Дома, или вообще в цивилизованном месте, даже на борту этого корабля, если бы он не был разрушен, мы могли бы его спасти. У нас не было регенератора тканей, но были хирургические инструменты и оборудование. Мы попробовали использовать то, что удалось найти среди обломков. Память об этой попытке я сотру при первой же ревизии.

Под конец Смет попросил Валланда ему спеть. К этому времени мы все уже сняли скафандры. Воздух был горяч и влажен, наполнен странными запахами. Слышно было, как чавкает над погружающимися отсеками озеро.

Валланд достал свой омнисонор. Инструмент остался невредимым, а вот биогенетический стимулятор разбился вдребезги.

— Что тебе спеть? — спросил он.

— Вот эту… с таким приятным мотивом… про твою девушку дома.

Я заметил, как Валланд слегка замялся. И ответил:

— А как же. Вот, слушай.

Я притаился в покосившейся по-сумасшедшему комнате и слушал.

На этом куплете Смет закатил глаза и затих. Мы опустили тело за борт и приготовились к выходу. За эти часы те, у кого не было другой работы, провели инвентаризацию, чтобы не сидеть без дела. У нас еще оставалось довольно много инструментов, кое-какое оружие, одежда, лекарства, сублимированные рационы из НЗ, противоперегрузочная камера и всякая всячина. Самое главное, что пищевой генератор остался неповрежденным. Мы не собирались использовать его, если не придется задерживаться у внешников, поэтому он не был расконсервирован и не пострадал. При свете аккумуляторных фонарей (пока не сели аккумуляторы) рабочая команда собрала надувной плот. Теперь можно было переправить вещи на берег.

— Выживем, — сказал Валланд.

Я высунулся из люка и посмотрел на берег. Солнце стояло низко, но сейчас оно всходило — большой рдеющий уголь, градус и девятнадцать минут в диаметре, и такой тусклый, что можно было не щурясь смотреть на него в темно-пурпуровом небе. В вечных сумерках покоилась суша, еле видная на таком расстоянии человеческому глазу — громоздящаяся кверху чернота над алым блеском озера. Над нами, хрипло каркая, пронеслась стая тварей с кожистыми крыльями. Душен и влажен был тропический воздух. Рука уже начала срастаться, и я ею владел, но мешала нервная дрожь.

— Не уверен, что мне этого хочется, — буркнул я. Валланд смачно выругался.

— Что тебе десяток лет? Выбраться из этой мешанины вот так хватит.

Я уставился на него:

— Ты серьезно? Думаешь, что есть возможность? Он встряхнул своей желтой шевелюрой и с надменностью, в которой сам не отдавал себе отчета, ответил:

— А как же. Мэри О'Мира меня ждет.