"Тень ворона" - читать интересную книгу автора (Питерс Эллис)

Глава седьмая

В Шрусбери был официально объявлен розыск Ниниана Бэчилера, лазутчика королевы Матильды, поставленного вне закона и скрывающегося где-то на территории короля Стефана. Новость, тотчас же подхваченная неутомимой молвой, обсуждалась с удвоенным пылом, ибо все ухватились за нее, чтобы вознаградить себя за долгое молчание по поводу смерти Эйлиота, поскольку это событие если и обсуждалось, то не иначе как по секрету и шепотом. Обитатели Форгейта получили наконец очень удобную тему для разговоров, которая могла служить прозрачным намеком на ту, что действительно волновала общину святого Креста. Люди много судачили, но, в сущности, никому не было дела, сколько там вражеских лазутчиков скрывается в графстве, поэтому вся эта болтовня не представляла никакой опасности ни для беглеца, ни тем более для любящего племянника вдовы Хэммет, и Бенет совершенно открыто навещал ее в доме священника.

Двадцать девятого декабря Кадфаэля позвали в Форгейт к первым больным, подхватившим кашель и простуду, оттуда монах по собственному почину отправился в город к одному из постоянных пациентов, который каждую зиму страдал грудью. В сарайчике Кадфаэль оставил Ниниана, который пилил ветки, оставшиеся после обрезки деревьев, и щепил их на лучину, одновременно приглядывая за горшочком с миндальным маслом, в котором варились различные травы. Масло готовилось для обмороженных пальцев, слишком нежных, чтобы пользоваться свиным салом. Горшочек грелся на краю жаровни, и Ниниан должен был следить, чтобы масло не закипало. Юноша всегда добросовестно выполнял указания Кадфаэля, и когда за что-то брался, делал это на совесть.

Кадфаэль управился с визитами гораздо скорее, чем ожидал, а холодная погода не располагала к долгим прогулкам. За час до вечерни он уже входил в ворота монастыря, пересек большой монастырский двор и, обогнув живую изгородь, вошел в аллею, которая вела в травный сад. Спасаясь от гололеда, он обернул башмаки шерстяными тряпками, чтобы не так скользить, и благодаря этой предосторожности ступал совершенно бесшумно. Поэтому он услыхал голоса, доносившиеся из его сарайчика, прежде, чем там заметили его появление. Говорили быстро и тихо и как будто горячо спорили. Один голос принадлежал Ниниану, юноша говорил на повышенных тонах, он был необычно возбужден, но старался сдерживать свои чувства. Второй голос был девичий: девушка взволнованно и настойчиво убеждала в чем-то Ниниана. Кадфаэля поразило, что ее переполнял такой же безрассудный восторг перед лицом грозящей опасности. В этой парочке один другого стоил! А раз там девушка, то кому же еще было приходить сюда и беседовать с Нинианом, как не леди Санан Бернье!

— Да нет же! Говорю тебе, он на это способен! — страстно убеждала его Санан. — Он уже пошел туда и доложит им все: скажет, где тебя найти, и про записку, которую ты ему послал, — все, все расскажет! Тебе надо скорее уходить отсюда, пока за тобой не пришли!

— Через главные ворота уйти невозможно! — отвечал Ниниан. — Мы прямо угодим в их объятия. Мне все-таки не верится — зачем ему меня предавать? Он ведь, кажется, знает, что я нигде не упоминал его имени.

— Он весь извелся от страха, с тех пор как получил твою записку, а теперь, когда на тебя объявлен розыск, он пойдет на все, только бы отвести от себя угрозу. Человек он не злой, просто поступает как многие люди — защищает свою жизнь и свои земли и старается сберечь их для сына. Он и так уже немало потерял.

— Да, конечно, — виновато согласился Ниниан. — Напрасно я его в это втянул. Погоди, я только сниму этот горшочек, нельзя, чтобы он закипел. Кадфаэль…

Бесстыдно подслушивавший под дверью Кадфаэль при таком проявлении заботливого внимания к себе и уважения к своему ремеслу, выраженных в последних словах юноши, наконец опомнился и сообразил, что в любую секунду эти двое могли обратиться в бегство, пустившись по той дороге, которую наметила для них находчивая красавица. Это должно было произойти, как только Ниниан, сняв с огня горшочек с кипящим маслом, переставит его на безопасное место. Молодец парень! Он заслуживает того, чтобы живым и невредимым добраться до Глостера!

Одним прыжком Кадфаэль поспешно отскочил за живую изгородь и, затаив дыхание, замер в неподвижности. Ему не оставалось уже времени, чтобы окончательно удалиться, однако, ушел бы он или нет, если бы ему представилась такая возможность, это еще вопрос!

Ниниан и Санан рука об руку стремительно выскочили из сарайчика, Санан немножко впереди, так как знала дорогу, по которой только что пришла к нему незамеченной. Пробежав через сад, она потащила юношу вниз по склону в сторону Меола. Ее маленькая, закутанная в плащ фигурка первой исчезла из виду, следом за ней скрылся Ниниан. Только что они бежали по краю недавно вспаханного и удобренного горохового поля, и вот уже их нигде не видно. Значит, Меол замерз, и, вероятно, замерз мельничный пруд. Оттуда она и пришла, зная, где его искать. Но, придя в сарайчик, она рисковала застать там Кадфаэля! А это означало, что они с Нинианом уже встречались после того, как юноша раскрыл ему свою тайну, поэтому в момент опасности она не побоялась, что может с ним столкнуться.

Итак, они ушли. Из лощины, в которой протекал Меол, не доносилось ни звука. На том берегу у самой воды росли деревья, за которыми легко можно спрятаться, и тогда уже им остается только выждать удобный момент, снова перейти через Меол по мосту и добираться туда, где она приготовила укрытие для Ниниана. Быть может, это место находится в городе, быть может, где-то в деревне. Если в деревне, то скорее всего они двинутся к западу, потому что именно туда собирался направить свой путь беглец. Но согласится ли Ниниан уехать, не убедившись, что почтенная Диота в безопасности и никто не подозревает ее в причастности к его бегству? Если раскрыто его истинное лицо, то ее станут допрашивать. Нет, в таком положении он ее не бросит! Кадфаэль достаточно изучил молодого человека, чтобы прийти к такому выводу.

Вокруг стояла глубокая тишина. Казалось, самый воздух насторожился в предчувствии новых потрясений. Пользуясь передышкой, Кадфаэль мимоходом заглянул в сарайчик и удостоверился, что горшочек с миндальным маслом снят с огня и стоит на каменной подставке возле жаровни. Торопливо выскочив за порог, Кадфаэль отправился через двор в здание монастыря и там занял удобную позицию у входа, откуда можно было незаметно высматривать, не появится ли кто-нибудь в воротах.

Ждать пришлось дольше, чем предполагал Кадфаэль, чему он несказанно обрадовался. Вдобавок, как по заказу, посыпал снег, который скоро должен был скрыть цепочку следов, пересекающую замерзший ручей, а поднявшийся вечером ветер заметал следы в саду. До этого момента Кадфаэлю некогда было обдумать значение подслушанного разговора. Очевидно, Ниниан обращался за помощью к Ральфу Жиффару, который остался глух к его просьбе, слишком хорошо сознавая, какой опасности он подвергнет себя, если поможет Ниниану. Зато девушка, происходившая из другой семьи, преданной императрице, ответила на вызов судьбы и взяла на себя обязательства отчима. Услыхав о том, что теперь уже публично объявлен розыск вражеского лазутчика, Жиффар испугался и почел за благо для себя сообщить Хью Берингару все, что ему было известно. Тот, конечно, не обрадуется этой услуге, но будет вынужден принять соответствующие меры или хотя бы изобразить бурную деятельность.

Все эти соображения не объясняли одного любопытного совпадения: куда это так решительно устремлялся Ральф Жиффар накануне рождества? Ведь он шел через мост почти тем же шагом, каким приблизительно час спустя после него направлялся в противоположную сторону отец Эйлиот? Обе их стремительно шагающие фигуры показались Кадфаэлю зеркальным отражением друг друга. Разве что Жиффар выглядел немного напуганным, а Эйлиот более злобным. Между их появлением была какая-то связь, только в чем она заключалась, оставалось пока что неясным.

А вот и долгожданные гости показались в воротах! Они явились пешими, впереди Ральф Жиффар, за ним — прямой и решительный Хью. Следом показался Уилл Уорден и несколько молодых стражников в доспехах и при оружии. Всадники здесь не требовались, ведь они пришли искать юношу, который остался не то что без коня, но без гроша в кармане и трудился как простой землекоп в садах аббатства, да и тюрьма, которая его ожидала, находилась на расстоянии пешего перехода.

Кадфаэль не спешил выходить из укрытия. Кое-кто уже выскочил им навстречу, и так было даже лучше. Брат Жером не любил холода, но, забегая в теплую комнату погреться, он в эти студеные дни все равно зорко следил за тем, что делается на дворе, всегда готовый в любой момент вмешаться, как полагается благочестивому, ревностному монаху. Более того, он всегда знал, где в случае чего следует искать приора Роберта. Когда брат Кадфаэль с простодушным видом вышел во двор, эти двое были уже там, первыми встречая явившихся мирян. Кроме них, забыв про свои продрогшие руки и немеющие от холода ноги, наружу высыпали другие братья и, движимые обыкновенным человеческим любопытством, сгрудились вокруг в пределах слышимости.

— Юноша Бенет? — спросил приор Роберт изумленным и негодующим тоном в тот момент, когда к ним приблизился Кадфаэль. — Конюх отца Эйлиота? Что за дичь! Добрый священник сам попросил принять в работники этого молодого человека. Парень совсем простой, деревенщина! Я не раз с ним разговаривал и знаю, что он существо безобидное. Милорд шериф! Боюсь, что по недоразумению этот господин заставил вас понапрасну терять время. Этого не может быть!

— Извините, отец приор, — настойчивым тоном вмешался Ральф Жиффар, — к сожалению, это правда. Этот человек не тот, за кого себя выдает. От вашего так называемого простачка я получил письмо, написанное вполне грамотно и запечатанное печатью изменника и предателя Фиц-Алана, который, будучи объявлен вне закона как пособник императрицы, в настоящее время живет во Франции. В своем письме этот юноша от имени Фиц-Алана просил меня о помощи, каковую просьбу я, как тому и следовало, оставил без ответа. Я сохранил этот листок, и лорд шериф видел его собственными глазами. В письме он сообщает, что прибыл сюда с новым священником и нуждается сейчас в помощи, хочет узнать новости, раздобыть лошадь. Он просил моего содействия и хотел встретиться со мной в полночь возле мельницы в сочельник, когда все добрые люди пойдут в церковь. Я не пошел на встречу. Как подданный короля Стефана, я и помыслить не могу, чтобы пособничать такой страшной измене. Доказательство я передал в руки шерифа: оно несомненно, и ни о какой ошибке не может быть и речи. Ваш работник Бенет на самом деле лазутчик Фиц-Алана Ниниан Бэчилер, ибо так он собственноручно подписал свое письмо.

— Боюсь, что все это правда, отец приор, — твердо сказал Хью. — После я должен буду задать кое-какие вопросы, а сейчас прошу вашего соизволения на поиски означенного Бенета, дабы он сам за себя ответил. Братья-монахи не будут побеспокоены, мне нужен только доступ в сад.

Как раз в этот миг Кадфаэль бодрым шагом вышел во двор и прошествовал по обледенелым камням уверенной походкой, так как его подошвы были обмотаны шерстяными тряпками. Навострив уши, он с видом невинного агнца смиренно приблизился к остальным. С неба лениво падали и падали снежинки, ложась на землю и устилая ее белым покровом.

— Бенет? — спросил Кадфаэль как ни в чем не бывало. — Вы ищете моего работника? Четверть часа тому назад я оставил его в сарайчике. Для чего он вам понадобился ?

Выражая всем своим видом удивление и озабоченность, Кадфаэль пошел вместе со всей компанией в сад и распахнул дверь сарайчика, в котором их встретил мирно тлеющий огонь жаровни, горшочек с ароматным масляным отваром, остывающий на каменной плите, разлитое в воздухе пряное благоухание, а в остальном — полная пустота. Затем все вместе они обыскали сад и прогулялись по полю до самого ручья, где так кстати начавшийся снегопад уже изгладил все следы. Кадфаэль недоумевал больше всех. И если Хью ни единым взглядом не дал ему понять, что разгадал и оценил его уловку с напрасными поисками, то на самом деле он не был обманут и нисколько не сомневался, что его водят за нос. Хью знал, что умышленное отлынивание Кадфаэля от расследования обыкновенно означает, что у него есть на то свои причины. В связи с этим он решил, что следует сперва прояснить некоторые вопросы, прежде чем продолжить преследование.

— Вы сказали мне, — обратился он к Жиффару, — что получили письмо с просьбой о помощи приблизительно за сутки до сочельника. В нем содержалось предложение о встрече возле мельницы ночью в двенадцать часов. Почему вы сразу же не сообщили об этом моему помощнику? Тогда по горячим следам можно было принять надлежащие меры. Теперь он сбежал, очевидно заранее прознав о нашем приходе.

Если Жиффара и смутило напоминание о его упущении, недостойном верноподданного, он не показал вида. Не мигая, он прямо взглянул в лицо шерифа и сказал:

— Потому что он всего лишь помощник, милорд. Если бы вы были здесь… Вас назначили на эту должность после осады Шрусбери, и вы сами знаете, каково тогда пришлось вассалам императрицы и какие я понес потери. После этого я принес присягу королю Стефану и верно сдержал данное слово. Но такой молодой человек, как Хербард, недавно сюда приехавший, оказавшись временно в этой ответственной должности и вынужденный утверждать и подчеркивать свои полномочия, — человек, ничего не знающий о прошлых событиях, о том, чего мне все это стоило… Я просто боялся, что меня подвергнут сомнению, примут как скрытого противника и не поверят мне, даже если я правдиво сообщу все, что мне известно. Если помните, мы тогда еще ничего не слыхали о том, что Бэчилер скрывался на юге и его там старались поймать. Его имя мне ровным счетом ничего не говорило. Я просто не придал значения его особе, считая, что его попытки сколотить заговор в поддержку неудавшегося начинания обречены на провал. Поэтому я ничего не предпринимал, несмотря на печать Фиц-Алана. Такой печатью пользовался целый ряд его рыцарей. Будьте же справедливы ко мне! Как только вы публично огласили суть дела, мне стали ясны его опасные происки, и тогда я пришел к вам и рассказал всю правду.

— Допустим, что это так, — сказал Хью. — Я могу понять ваши сомнения, хотя моя должность не предполагает обязанности преследовать людей за былые дела, с которыми давно покончено.

— Зато теперь, милорд! — заторопился Жиффар. Он явно еще не выговорился. Вдохновленный собственным красноречием и миролюбием шерифа, он так загорелся надеждой, что с новым рвением продолжал: — Теперь-то я вижу за этим нечто большее, чем мы с вами думали! Я ведь вам еще не все сказал, потому что сам сразу не сообразил. Подумайте сами! Ведь этот молодой человек, прибывший сюда, пользуясь покровительством отца Эйлиота, на самом деле подло обманывал священника, прикинувшись безобидным малым, который ищет работу. Он ложно называл себя родственником той женщины, что служила у священника домоправительницей. И вот отец Эйлиот, который доверчиво взял его с собой, умер насильственной смертью и скоро будет погребен, не так ли? Кого еще следует подозревать в этом убийстве, как не того, кто, преступно воспользовавшись добротой священника, сделал его невольным пособником изменнических планов?

Ральф Жиффар отлично сознавал, что эти слова прозвучат в ушах его слушателей как гром среди ясного неба. Произнеся их, он даже отступил на шаг назад, чтобы со стороны наблюдать произведенное впечатление. Жиффар готов был сделать все, что угодно, только бы доказать свою нерушимую верность королю и уберечь остатки своего богатства, тогда как остальное, утраченное на службе императрицы, он обречен был вечно оплакивать. Вероятно, он даже радовался в душе, что предаваемый им юноша оказался сейчас далеко и ему не придется держать ответ за свои дела, однако больше всего Ральфа беспокоила собственная безопасность.

— Вы обвиняете его в убийстве священника? — спросил Хью, пристально глядя Ральфу в глаза. — Это очень серьезное заявление. На каком основании вы строите ваше обвинение?

— Одно то, что он сбежал, ставит его под подозрение.

— Это может стать основанием, но, заметьте, только в том случае, если священнику было известно об обмане. Насколько я знаю, между ними не возникало ссоры и никто не слышал ни о какой размолвке. Никакого повода для раздора у них не было, если только священник не узнал о том, что его одурачили.

— Он это знал, — сказал Жиффар.

— Продолжайте! — велел Хью после короткой тягостной паузы. — На этом нельзя остановиться. Откуда вы знаете, что священник обнаружил обман?

— Как не знать! Я сам ему сказал. И более того, я сказал ему то, чего вы еще не знаете. В сочельник я пошел в дом священника и рассказал ему, что человек, которому он оказал помощь, нагло его обманул. Мысль об этом меня очень тревожила и не шла у меня из головы, и вот, не решившись идти к вашему помощнику, я подумал, что надо все же предостеречь отца Эйлиота, который не знает, что приютил у себя в доме врага. Как вам известно, милорд, приверженцам императрицы грозит отлучение от церкви. Обманутый священник по вине обманщика был поставлен в ложное положение, и я открыл ему глаза.

Так вот в чем было дело! Вот куда он так решительно направлялся перед повечерием! И вот почему отец Эйлиот, кипя яростью, помчался на полуночное свидание, чтобы самолично встретиться с юношей, который ввел его в заблуждение! Отдавая должное отцу Эйлиоту, нужно было признать, что он был не трус, он не побежал к помощнику шерифа просить, чтобы ему дали охрану, а сам ринулся на мельницу, чтобы, встретившись с недругом лицом к лицу, в глаза изобличить обманщика. Возможно, он даже хотел сам его скрутить, а коли не так, то наверняка собирался оповестить аббата и шерифа о том, что у них скрывается человек, объявленный вне закона. Однако на деле все вышло иначе: Ниниан явился в церковь, целый и невредимый, а Эйлиот нашел свой конец в пруду, с проломленной головой. Как было не связать теперь эти два события? Любой, кто не провел несколько дней бок о бок с этим веселым и жизнерадостным юношей и не узнал его так же хорошо, как Кадфаэль, сделал бы на его месте это простое заключение.

— И после того, как вы побывали у священника, — сказал Хью, пристально глядя в глаза Жиффару, — он, зная назначенное время и место встречи с Бэчилером, отправился туда вместо вас, тогда как вы отказались от приглашения? Но разве Бэчилер пришел бы туда, не получив от вас подтверждения, что вы согласны?

— Я дал ему ответ, который не содержал прямого отказа. Он просил оказать ему помощь, сообщить новости и раздобыть лошадь. Он должен был прийти. В его положении он не мог поступить иначе.

А придя, встретил бы грозного и разъяренного недруга, решившего предать его в руки закона, человека, который возомнил себя орудием возмездия в деснице божьей! Да, такая встреча легко могла закончиться смертельным исходом!

— Уилл! — сказал Хью, резко обернувшись к сержанту. — Возвращайся в замок и приведи побольше людей! Мы спросим разрешения у аббата произвести обыск в аббатстве. Надо осмотреть сады, коровники и конюшни, обыскать все амбары, сараи и склады, не пропуская ничего. Начните с мельницы и выставьте стражу на мосту и на тракте! Если, как говорит Кадфаэль, этот молодчик всего лишь полчаса тому назад был в сарайчике, он не мог уйти далеко. И хотя в отношении убийства вопрос остается открытым, сейчас главное отыскать беглеца и взять его под стражу.

— Ты, конечно, не забыл, что есть и другие, очень много других, у кого было не меньше, а гораздо больше причин, чем у Ниниана, желать смерти отца Эйлиота? — сказал Кадфаэль, уединившись с Хью Берингаром в сарайчике.

— Не забыл. Слишком много других, — печально согласился Хью. — И все, что ты мне рассказал об этом юноше — кстати сказать, я не настолько прост, чтобы вообразить, будто ты ничего от меня не утаил, — все это говорит о том, что он мог бы отчаянно драться, защищая свою жизнь, но вряд ли способен напасть сзади. Однако это могло случиться в пылу схватки. Кто знает, на что способен любой из нас в безвыходном положении? А судя по тому, что я знаю о священнике, он дрался бы, как бешеный, любым оружием, которое подвернулось бы под руку. Самое скверное — это бегство юноши, оно наводит на самые худшие предположения.

— Если он узнал, что Жиффар отправился с доносом в замок, у него имелись для этого все основания, — возразил Кадфаэль. — В этом случае ты обязан был засадить его в тюрьму, независимо от того, виновен он в смерти священника или нет. Ты не мог бы поступить иначе. Вот он и сбежал.

— Значит, кто-то его предупредил, — криво усмехнулся Хью. — Не ты ли часом?

— Нет, только не я! — праведно возмутился Кадфаэль. — Я ничего не знал о замыслах Жиффара, иначе шепнул бы о них парню. Нет! Это не я. Мне только известно, что Бенет — впрочем, теперь его, по-видимому, следует называть Нинианом — в сочельник до наступления полночи был уже в церкви. Если он и ходил на свидание к мельнице, то явился туда раньше и ушел, никого не дождавшись.

— Ты мне это уже говорил, и я верю, что так оно и было. Но ведь и Эйлиот тоже, по твоим словам, отправился на встречу загодя. Возможно, он хотел там спрятаться и застать Бэчилера врасплох. Так что у них было вдоволь времени, чтобы схватиться друг с другом и чтобы он убил Эйлиота.

— Когда юноша был в церкви, я не заметил в нем никаких признаков страха или волнения. Пожалуй, некоторое возбуждение, но, по-моему, оно было радостным. А что тебе удалось вытянуть насчет этого дела из наших прихожан? Некоторые из них вполне справедливо обижались на Эйлиота. Интересно, что они говорят?

— Главным образом, как и следовало ожидать, помалкивают. Кое-кто, таких, правда, немного, и вовсе не скрывает своей радости по поводу его смерти. Эдвин, которому передвинули межевой камень, ничего ему не простил, несмотря на то что камень возвратили на место. Жена и дети клянутся, что он в ту ночь никуда не выходил из дома, но так же точно ведут себя и все остальные семьи. Как же иначе! Вот Джордан Эчард, местный пекарь, тот если рассвирепеет, то, пожалуй, и убьет. У него на Эйлиота страшная обида. Он гордится своими хлебами, а отец Эйлиот его оскорбил и не подумал потом извиниться. Горше этого для пекаря ничего нельзя было придумать. Уж лучше бы священник назвал его распутником, это еще куда ни шло, потому что соответствовало бы истине. Поговаривают, что он отец ребенка, родившегося у той девушки, которая потом утопилась, но, судя по тому, что я слыхал, его отцом мог быть чуть ли не любой мужчина в приходе, она ведь никому не отказывала. А наш Джордан уверяет, что в сочельник был трезв и сидел дома, жена все подтверждает, но она — жалкое, забитое существо, слова ему поперек не скажет. А если собрать все, что о нем говорят, выходит, что он редкую ночь спит в своей постели, и, если судить по тому, как его жена все время отводила глаза и как натянуто отвечала, вполне можно подумать, что он в ту ночь дома не ночевал. Но из нее этого клещами не вытянешь. Она его боится и выдавать не хочет, стоит за него горой.

— Другие его женщины вряд ли станут его выгораживать, — сказал Кадфаэль. — Но я не могу себе представить, чтобы Джордан ни с того ни с сего на кого-то поднял руку.

— Возможно, ты прав. Зато про отца Эйлиота это очень даже можно подумать: и духом, и телом он боец хоть куда. Вообрази себе, Кадфаэль, как бы он поступил, застав одного из своих прихожан на пути в чужую постель! Джордан хотя и не драчун, но здоровяк и силач и не какой-нибудь там тихоня, чтобы смиренно дать себя побить. Давая сдачи, он мог нечаянно прикончить противника. Но и Джордан только один из многих и не самый подходящий из подозреваемых.

— Твои люди хорошо потрудились, — вздохнул Кадфаэль.

— А как же! Алан добрый служака и очень старается оправдать доверие начальства. В Форгейте живет некий Сентвин, он из бедняков, его дом стоит недалеко от ярмарочной площади. Ты, наверное, знаешь его историю. А я ничего не знал и впервые услыхал от Алана про младенца, который умер некрещеным, так как Эйлиот не мог, видите ли, прервать свои молитвы! Вот это оказалось для прихожан последней каплей! Никто ему этого простить не может.

— Да неужели против Сентвина обнаружились какие-нибудь улики! — воскликнул Кадфаэль. — Более кроткого человека и не сыщешь. Вот уж кто за всю жизнь и мухи не обидел!

— До сих пор повода не было. А тут его глубоко проняло. Пускай он смиренный, а в глубине души многое бродит. Переживает все молчком и мучается над затаенным горем. Я говорил с ним. Мы допросили стражников, которые дежурили у городских ворот в сочельник, — рассказывал Хью. — Они видели, когда ты вышел из города. В какое время это было и в каком месте ты повстречал священника, ты сам лучше всех знаешь. А спустя несколько минут после тебя из города вышел Сентвин, возвращаясь домой. Он говорит, что ходил туда к приятелю, у которого брал в долг деньги. Все сходится, потому что он действительно возвратил тому шесть пенсов. Сентвин говорит, что хотел расплатиться с долгами, чтобы пойти в церковь с чистой совестью. Он и впрямь пробыл в церкви до самого прославления и оттуда воротился домой. Выйдя из города через несколько минут после тебя, он тоже мог повстречать Эйлиота и увидеть, как тот свернул на дорожку, ведущую к мельнице. Вот и спрашивается: не могло ли у этого тихони взыграть ретивое — ночью-то да на безлюдье, когда ему неожиданно представляется случай расплатиться и с этим долгом, сведя счеты с лихим обидчиком? До службы в церкви оставалось вполне достаточно времени, чтобы они могли схватиться в темноте и один из них успел умереть.

— Нет! — сказал Кадфаэль, — Никогда этому не поверю!

— Потому что одна жестокость громоздится на другую? Но такое тоже случается. Однако успокойся, Кадфаэль! Я тоже этому не верю, хотя такая возможность остается. Многовато тут набирается людей, с которых нельзя снять подозрение, и поручители у них недостаточно надежны, чтобы положиться на их слово. Слишком многие его ненавидели! А тут еще Ниниан Бэчилер! Как бы то ни было, ты же понимаешь, я должен принять все меры к его розыску.

Хью посмотрел на сидящего рядом друга с непроницаемой улыбкой, которая была красноречивей любых слов. Обоим не впервой было без лишних слов заключать между собой такое соглашение, чтобы каждый продолжал придерживаться той линии, какую предписывает его понятие о долге, не обижаясь друг на друга, если при этом сталкивались их интересы.

— Разумеется, — вымолвил Кадфаэль. — Я тебя вполне понимаю.