"Ночной поезд в Мемфис" - читать интересную книгу автора (Питерс Элизабет)

IV

Я забыла попросить, чтобы меня разбудили по телефону, но Шмидт позаботился и об этом. И очень кстати: я не привыкла к снотворным и проспала бы полдня, если бы он не позвонил и не сказал, что уже спускается.

— Дайте мне полчаса, — жалобно попросила я.

— Пятнадцать минут.

Это разрешение, данное с оттенком угрозы, подстегнуло меня так, что я успела принять душ и одеться еще до его прихода. В моем гардеробе нет прозрачных вещей — во всяком случае, среди вещей, предназначенных для дневного ношения, — поэтому мне нетрудно было найти блузку, закрывавшую синяки, которые, как и следовало ожидать, уже почернели. Я с удовлетворением отметила, что последствия случившегося накануне вечером эксцесса — физические и моральные — не оставили видимых следов, а посему согласилась на предложение Шмидта позавтракать в ресторане. Я хотела, чтобы Джон увидел меня улыбающейся, спокойной, хладнокровной, собранной и полной презрения.

Однако в ресторане его не оказалось. Не было и Мэри. Зал вообще был заполнен лишь наполовину, из чего следовало, что остальные завтракают у себя в каютах. Элис сидела с Фейсалом, они приветственно помахали мне, я помахала в ответ, и мы со Шмидтом уселись за столик как можно дальше от них. Чем меньше нас будут видеть вместе, тем безопаснее для Элис.

На берегу она будет искать связного. Интересно, в каком обличье он появится — такого же туриста, как мы, продавца сувениров, нищего? Ситуация была подходящей для словно бы случайной встречи: места осмотра достопримечательностей кишели людьми. Он будет среди них, я не сомневалась. Об изменениях в нашей программе наверху уже известно, и после смерти Али совершенно необходимо восстановить прерванную связь.

Шмидт набил желудок вареными яйцами, кукурузными хлопьями, фруктами и хлебом и отправился наполнять карманы всякими лакомствами про запас. Для кошек?

— Да, — ответил Шмидт, когда я его об этом спросила. — И несчастных собак. Ах, Вики, как грустно видеть...

Его речь прервал Фейсал, остановившись по дороге к выходу у нашего столика, чтобы предупредить, что нам следует поторапливаться:

— Не забудьте шляпу, Вики. Мы теперь находимся еще южнее, и солнце здесь еще жарче.

Я с надеждой подумала, что это намек, и бросилась к себе, но, открыв сейф, не обнаружила там ничего нового. Может быть, он намекал на что-то другое? А может быть, в том, что он сказал, и вовсе не было никакого намека. Минуту поколебавшись, я положила пистолет в сумку.

Большинство пассажиров уже собрались. После долгого путешествия по воде даже самые ленивые были рады сойти на берег. Шмидт заарканил Лэрри. Игнорируя его крики и подмигивания, я подошла к Анне Блессингтон. Она выглядела свежей, как бутончик, глаза на морщинистом лице блестели, на голове была широкополая соломенная шляпа, завязанная под подбородком легкомысленным бантиком. Кисти ее рук, покоившиеся на рукояти палки, были испещрены старческими пигментными пятнами и искорежены артритом. Если бы она оказалась мошенницей или тайным агентом, я бы, как честный человек, сама положила на стол свою шерлокхолмсовскую бляху.

— Как вам понравилась вчерашняя вечеринка? — спросила я.

— Очень понравилась, все было восхитительно, правда? — Она улыбнулась, отчего лицо ее сморщилось еще сильнее. — Особенно танец Фейсала. Мне приятно сознавать, что я, быть может, единственная женщина, которую он носил на руках.

— А я подумываю, не растянуть ли мне связки на ноге, — призналась я.

— Незачем прибегать к столь болезненным способам, моя дорогая, есть и другие. — Она с трудом поднялась на ноги и безо всякого стеснения ухватилась за мою руку. — Только пока спустимся по трапу, если не возражаете, он крутоват.

Древние некрополи и поминальные храмы находятся в пустыне, мы довольно долго ехали через возделанные поля и город Хаммади. Дети шли в школу; мое феминистское сердце возликовало, когда я увидела, что среди них есть девочки, скромно одетые в темные платьица с длинными рукавами, с белыми платочками на головах. Женщины в возрасте носили только черное. В лавках вдоль улиц продавались самые разные товары — от фруктов и овощей до дешевых пластмассовых тарелок. Выехав из города, мы двинулись по дороге среди полей капусты и плантаций сахарного тростника. Дорога, мощеная, но узкая, бежала вдоль оросительного канала. Мы шумно реагировали на осликов, груженных тюками соломы, на ржавые грузовики, везущие глиняные горшки, на велосипедистов в белых платках, намотанных на головы, и на такие же туристские автобусы, как наш.

Вся площадка перед входом в археологический заповедник представляла собой современное экологическое бедствие — ряды прилавков, с которых торговали фотопленкой и сувенирами, две кофейни с заржавленными столами и стульями, выставленными на открытом воздухе под навесом, и масса автобусов. Фейсал бегал по кругу словно шотландский колли, сгоняя свое стадо в компактную группу и убеждая Сьюзи, норовившую оторваться от остальных, чтобы идти покупать сувениры, что у нее будет возможность истратить свои деньги после осмотра храма. Когда мы уже направлялись ко входу, оказалось, что потерялся Шмидт. Оглянувшись, я увидела своего босса в окружении тощих собак и требовательных кошек. Препоручив Анну заботам Фейсала, я отправилась за ним.

— Ради всего святого, Шмидт, пошли. Все билеты у Фейсала.

Шмидт опорожнил карманы и тут увидел ребенка, сидевшего на невысокой стене неподалеку. Шмидт был потрясен: протянув руку, мальчик плачущим голосом просил бакшиш[42], одной ноги у него не было.

— О, Вики!..

— Знаю, Шмидт, знаю. Пошли.

— Только одну минутку...

Он мелкими шажками подбежал к ребенку и сунул ему в руку кучу смятых бумажных денег. Это было не так много, как могло показаться, поскольку египетская валюта в основном состоит из купюр мелкого достоинства, самая мелкая равна приблизительно десяти центам, но Шмидт их не разглядывал — отдал все.

Однако, будучи человеком легкого характера, он приободрился, как только мы вошли внутрь. Некоторые считают храмы Абидоса самыми красивыми памятниками древности в Египте, и я бы с ними спорить не стала. Другие облюбованные туристами места — Дендера, эль-Каб, остров Филай — лучше сохранились, но тамошние памятники относятся к эпохе Птолемеев, они на добрую тысячу лет моложе. Абидос принадлежит к периоду Девятнадцатой династии, одной из вершин египетского искусства.

Шмидт вооружился фотоаппаратом и снимал все подряд. Затем навязал камеру мне и заставил снимать его на фоне всего. Потом вручил фотоаппарат Брайту и велел снимать нас с ним на фоне... опять же практически всего.

К тому времени, когда мы достигли внутреннего храмового двора, он уже отснял первую пленку и спрятался в тени колонны перезарядить фотокамеру.

Я воспользовалась его отсутствием, чтобы улизнуть — не только от одержимого страстью к фотографированию Шмидта, но и от остальных. Экскурсию вел Фейсал, но мне не хотелось слушать, я желала только смотреть.

Кое-кто тоже отделился от группы. Я видела, как Элис поднималась по ступенькам, ведущим в Гипостильный зал, а Джон с Мэри, взявшись за руки, следовали за ней. Брайта и Свита нигде видно не было.

Присев на каменное основание разрушенной стены, я жадно впитывала представшие моему взору чудеса и старалась не думать о том, что делает в этот момент Элис. Я искренне надеялась, что она это делает, но думать об этом не желала. Спустя некоторое время Фейсал повел группу в колонный зал. Я продолжала сидеть. Было жарко, но не так уж невыносимо. Квадратные колонны напротив были украшены изображениями величественной фигуры фараона, которого приветствовали разные боги. Оказавшись в свое время на открытом воздухе, изображения утратили почти весь красочный слой, некогда покрывавший их. Я надвинула шляпу на лоб, чтобы солнце не било в глаза, и расслабилась. Постепенно голоса гидов, просвещавших свои группы на шести разных языках, слились в общий приятный нечленораздельный гул, и почему-то я вовсе не удивилась, увидев, что выпуклые изображения вновь покрылись яркими красками: бедра и торс фараона стали бронзово-коричневыми, корона — светло-голубой, воротник и браслеты — изукрашенными бирюзой и золотом.

Одна из фигур сошла с колонны. На этом мужчине не было короны, и волосы у него были светло-золотистыми, а не черными. Он издали поприветствовал меня, подняв бровь, потом отвернулся и стал делать руками движения, словно снимал что-то со стены. В его руках эфемерные предметы превращались в твердые тела определенных форм и размеров: шитые бисером и украшенные драгоценными камнями воротники, массивные браслеты, золотые кубки, чаши и иные сосуды...

— Вот вы где.

Я стряхнула с себя сон и подняла голову. На фигуре, стоявшей передо мной, не было ни белого передника, какой носили мужчины в Древнем Египте, ни расшитого воротника, на ней были пыльного цвета брюки и рубашка. Лэрри неуверенно улыбался:

— Простите, что потревожил вас, Вики.

— Вы очень хорошо сделали, а то бы я свалилась за эту стену.

— Мы собираемся взглянуть на гробницы Древнего царства, — пояснил Лэрри. — Антон подумал, что вы, быть может, тоже захотите пойти с нами.

— Царские гробницы Первой династии? Я думала, от них ничего не осталось.

— Ничего такого, ради чего стоило бы туда идти, вы правы. Но там есть захоронения всех других периодов; это место считается одним из самых священных в Египте, легендарное место, где, по преданию, находится могила Осириса. В прошлом году экспедиция из Бостона обнаружила новые погребения, относящиеся к Четвертой династии. Туристов туда обычно не пускают, но я случайно знаком с человеком, который ведет там раскопки, и... — Он запнулся, с сомнением глядя на меня. — Впрочем, наверное, это интересно только энтузиасту вроде меня.

В тот момент он был похож на мальчика, которому мама только что отказалась купить жабу или ядовитую змею. Закрой глаза и думай о мюнхенском Национальном музее, сказала я себе. Эти гробницы должны быть такими же, как мастабы Саккары — все сооружения наземные. Если бы кто-нибудь пригласил меня посетить подземную усыпальницу, я бы вежливо отказалась, но на сей раз сказала:

— С удовольствием.

Как выяснилось, мы составляли группу избранных. Эд Уитбред, разумеется, был среди нас, но следовал, как всегда, на почтительном расстоянии от нас с Лэрри; были приглашены также Брайт со Свитом.

— А где Шмидт? — спросила я, оглядываясь, когда мы начали переход через участок песчаной пустыни.

— Полагаю, кормит кошек, — ответил Лэрри, — вернемся за ним? А может, он передумал идти с нами?

— Он действительно легко отвлекается, — признала я. — Подождите, вот он... Нет, это Фейсал.

Видно, я была ослеплена солнцем, иначе так не обозналась бы. Вскоре Фейсал догнал нас. Он был недоволен:

— Сэр, автобус отправляется через час. Где... Лэрри поспешил объясниться:

— Фейсал, я бы пригласил вас с нами, но думал, что вы обязаны всегда быть при группе.

Недовольство в глазах Фейсала сменилось живым интересом. На меня он даже не взглянул. Я все время забывала, что он — египтолог высочайшей квалификации.

— Они покупают сувениры и пьют прохладительные напитки. У меня еще не было возможности взглянуть на раскопки, поэтому, если не возражаете, я к вам присоединюсь.

Он тактично шел сзади, предоставив меня в полное распоряжение Лэрри, который продолжал свой рассказ о захоронениях Древнего царства. Должна сказать, что общество мужчины, который, чтобы произвести впечатление, работал мозгами, а не мускулами, составило приятный контраст в моем восприятии.

Приятно было также покинуть на время людские толпы. Назойливый арабский гид семенил рядом с нами, пока Лэрри не отшил его короткой фразой, сказанной по-арабски. Минут через десять ходьбы Лэрри указал рукой:

— Вот, это здесь.

Я оглянулась в поисках стен и каменных плит, но единственным, что увидела, был невысокий холм впереди. У меня внутри все похолодело: я поняла свою ошибку. Все, что было над землей за две тысячи лет да плюс почти столько же после новой эры, теперь ушло вглубь, погребено наступающими песками. Я поплелась за Лэрри к склону холма и очень взбодрилась, когда увидела под собой не зловещую темную дыру в земле, а широкую яму, открытую дневному свету. Она была выложена камнем; я увидела также несколько участков стены, не выше метра, под одним из которых копошилась куча какого-то тряпья, вдруг распрямившаяся и оказавшаяся человеком.

— Простите, друзья, сюда не разрешается... — начал было он, но тут его узкое лицо приветливо озарилось. — Мистер Бленкайрон! Я слышал, что вы в Египте, но не ожидал, что удостоите визитом нас.

— Надеюсь, мы не помешали? — Лэрри подал мне руку, и мы стали спускаться в штольню.

Большие деньги делают человека желанным гостем в любых кругах общества. Археолог, уверена, саму Клеопатру вытолкал бы из собственной постели, чтобы бежать приветствовать богатого покровителя раскопок. С Фейсалом он поздоровался, назвав его по имени, предложил всем нам называть его Ральфом и стал возбужденно извиняться за то, что в данный момент у них ничего интересного не происходит.

— Все сегодня выходные — пятница, — объяснил он. — Пэт расстроится, что не встретился с вами, он уехал в Луксор поработать в библиотеке «Чикаго-хаус».

Ральф показал нам кое-какие рельефы. Они были фрагментарны, но очень хороши: изящная, глубокая резьба, похожая на ту, что мы видели в Саккаре. Ральф с Лэрри пустились в обсуждение сугубо технических подробностей, и Свит вскоре заявил, что они с Брайтом возвращаются. Лэрри посмотрел на часы:

— Хорошо, давайте, и скажите там, что мы скоро будем, я хотел бы взглянуть на погребальный покой.

Он достал из кармана огромный фонарь.

— В этом нет необходимости, сэр, — с гордостью сказал Ральф, — мы провели туда электричество, там есть лампочки. Включить?

Из северо-западного угла отверстия вниз вела пологая галерея. Потолок в ней был низким, но сама галерея хорошо освещалась цепочкой голых лампочек. Я шла за Лэрри и Ральфом, пока мы не достигли ужасающего, отвратительного отверстия в земле. Над краем его виднелась верхняя часть грубо сколоченной деревянной лестницы.

Кто-то что-то прокричал сверху, и Ральф, сказав: «Черт возьми, пойду-ка я лучше сам взгляну», — стал карабкаться наверх. Лэрри уже стоял на лестнице и смотрел на меня, и тут впервые в жизни я решила проявить благоразумие, а не безрассудную храбрость.

— Простите, не могу...

Я старалась говорить ровным голосом, но у меня ничего не получалось. Лэрри встревожился:

— Боже, Вики, я ведь не знал. Значит, и в царской гробнице в Амарне вы волновались именно из-за этого?

То-то я видел, что вы... Мы немедленно идем обратно. Мне вовсе не обязательно туда спускаться.

— Нет-нет, спускайтесь. Я подожду вас здесь.

— Если вы уверены... — Его голова нырнула, и он исчез.

Мне казалось, что вопль, высокий, пронзительный, словно птичий, донесся оттуда, куда ушел Лэрри, но я поняла, что это не так, когда вслед за этим закричал сам Лэрри. Его испуганный крик сопровождался треском и грохотом. Свет погас.

Позади меня, всего в тридцати футах, над головой виднелся дневной свет — яркий, божественный клочок неба. Я могла выкарабкаться вверх по склону... и бросить Лэрри там, внизу, в темноте? Должно быть, сломалась лестница, и он упал с нее — с какой высоты? Я услышала слабый стон, который замер в тишине.

Не помню, говорила ли я уже о том, что оказалась в завале под замком в Ротенбурге вместе с еще двумя коллегами, причем оба были ранены? Одним из них был Тони, некогда Мой Второй, а ныне мой дорогой друг. Этот стон в темноте моментально отбросил меня в прошлое, и на несколько ужасных секунд я перестала соображать, где я и когда все это происходит. Мне показалось, что это Тони там, внизу, без сознания, и ему нечем дышать. Я должна идти к нему, помочь ему...

Я не пошла. Не смогла. Я свернулась клубком, как эмбрион, не желающий покидать материнское чрево, и когда что-то вверху надо мной заслонило дневной свет, начала подвывать.